Словцов Петр Андреевич - Историческое обозрение Сибири

делец прибережья Сыр-Дарьи, потом основатель Делийской империи, свидетельствует о современной значительности хана казакского в степях Кипчака и Чете, если нынешние киргиз-кайсаки слыли в старинных русских письменах ордою казачьего: то по справедливости можно усвоить западным киргизам, в характеристическое отличие, простое название Казачьей орды. Итак, давность орды, восточными писателями утверждаемая, значительность орды, известным Тимуридом свидетельствуемая, и русская наименовательность Казачьей орды, вот три начала, из которых почтенный описатель киргиз-казачьих орд выводит разность их происхождения от киргизов закаменных.

   Не во гнев почтенного описателя, вот сомнения наши!

   а) В начале нашей книги, именно в поправках, воевода Албазина упоминает о шаман-касаках, бежавших с р. Олекмы на Амур. Из слов его видно притом, что эти касаки шаманского верования вели разбойническую жизнь и перекочевывали с места на место. Одинаковость имени и поведения амурских бродяг с именем и поведением орды Казачьей не ведет ли к догадке о соплеменности тех и других? Если киргизы (кэргэты) вышли из восточного Херулюнского края, во время кутерьмы Чингисовой, то для чего бы в этом племени не могло существовать двух поколений: киргизского и казакского?

   Когда главная толща того и другого поколения передвинулась с места родины на запад, не могли ли отделения их по обстоятельствам уйти в другие стороны, одна в безводную долину Кырму близ Манзурки Иркутского уезда под именем бурутов, другие на р. Олекму под именем касаков?

   б) К убеждению, что киргиз-казаки должны быть происхождения восточного, служат многие приметы:

   Оклад лица монгольский, и, чтобы не приписывать этого случайности соседства, вообще считается у них идеалом красоты физиономия монгольская.

   Качание избираемого хана на войлоке, раздирание войлока и прочего убора на лоскутки есть обычай монгольский.

   Собрание законов старинных, приписываемое хану Тявке, есть подражение степным уложениям, какие известны среди орд монгольских.

   Название волости Найманской, со многими отделениями в Средней орде, не доказательство ли, что киргиз-казаки потомки или старинные соседи восточных найманов?

   Наименование киргизского поколения в составе башкирских родов не доказывает ли также, что часть восточных киргизов была увлечена до Урала движениями хуннов, имевших тут некогда свое стойбище, или нашествиями чингисханцев? Не таким же ли переворотам надобно приписывать и появление киргиз-казачьих орд на западе {У проф. Фалька написано, что Большая орда называет себя Koergrer.}?

   в) С чего почетные фамилии их производят свое происхождение от Чингисхана?

   Далее он же пишет, что русские называли их касагами. Г. Арцыбышев в старинных касагах видит нынешних киргиз-казаков. С обоими мнениями я готов согласиться только в том смысле, что известность о кавказских казаках и касагах относится к периоду истории новой, а не средней. Но предки их кавказцы ли? Относительно к истории древней, Иродот севернее Харезмин и Согдиан не представляет народных названий, которые бы походили на название киргиз-казаков. К северо-востоку он указывает на саков, - не сокращенное ли это имя казаков или кайсаков?

   С чего роды Средней орды мечтают, по словам капитана Андреева, что тамги (гербы) даны им самим Чингисханом?

   Если по изложенным сомнениям, которые сами как бы высказались при чтении важного творения г. Левшина, было бы скоропоспешно, без положительной уверенности приступить к мнению Фишера, сибирского историка, то и нет ничего решительного, чтобы захотеть предпочесть мнение противное, мнение, впрочем, привлекательное по новости. Из значительности казакского хана, засвидетельствованной в XVI веке Бабером, равно и из старинного нашего названия трех орд казачьими, а не киргизскими, нельзя ничего навести о разноплеменности их с закаменными, при нашем обороте спорного вопроса, т.е. что предки тех и других должны быть уроженцами восточными. Г. Левшин, как писатель классический, дал нам достойную историю народа киргиз-казацкого и глубоко выразил нравственные черты его; к решению дела остается пожелать, чтобы другой кто-нибудь с таким же обширным взглядом и с таким же умом описал киргизов закаменных, дабы по неложным чертам сходства или несходства закончить прение о соплеменности или разноплеменности. Надобно с точностию означить деление орд, наименования их волостей и родов, тамги, нравы, обычаи, язык и повести о их древностях. Надобно вслушаться в их наречие, будто бы турецко-татарское, нет ли в нем таких же непонятных речений, какие замечают у киргиз-казаков.

   Наконец, мы довольствуемся предложить в скобке (18) современные сведения об орде Закаменной и переходим к другим соседям, уже исчезнувшим политически.

   8. Чжунгария, сильная и значащая при добром союзе 4-х поколений, пребывал а соседкою Сибири около полутора с небольшим веков до 1758 года, без открытой войны, но редко без размолвки. Владение ея, в лучшую пору, простиралось в длину на 25®, начиная с 90® долготы, в ширину на 15® с 50® до 35®, и главное стойбище контайши находилось на р. Или. Полуполитическое сие ханство, издавна двоеданствуя России и Китаю, прежде и при 3-х последних контайшах: Галдан-Бошухту, Цаган-Рабтане и Галдан-Церене, вело себя не столь благоразумно против последней державы, как против первой. С нами ссорилось оно на словах за пустую, ненаселенную границу, а с Китаем, столь сильным неприятелем, состязалось мечом за обладание всеми соплеменными ханствами до Маньчжурии, не довольствуясь владением Хухонором, Малой Бухарией, Туркестаном, отнятым у киргиз-казаков, и порабощением Большой казачьей орды. Толь смелая предприимчивость проистекла не из воинских сил, сколь из предприимчивого духа трех контайшей, из упования на соплеменность ханств и на тайные благословения далай-ламы, неприязненного деизму китайского правительства. Что касается до числа войска чжунгарского в лучшую пору, можно полагать не более 50 000 всадников. Галдан-Бошухту, по изворотливости ума, употреблял против Кансия все хитрости: внезапность нападения, засады, коварство в переговорах, преданность на словах к Хуандию, вероломство наделе, не раз разглашаемую молву, как и в 1696 году, что к нем у присоединяется 60 000 российского войска; и если бы племянник Рабтан не восстал против Галдана, он не скоро перестал бы тягаться с Кансием невоинственным. Таков же был и Кян-Лун, не могший преобороть Галдан-Церена, пока этот соперник был в живых.

   Прошло 10 лет при недостойных преемниках Галдан Церена, друг друга убивавших, один против другого коварствовавших до того, что один из них и последний, т.е. Амурсана, вызвал на помощь своего властолюбия повелителя китайского, который давно выжидал минуты, чтобы унизить дерзкое ханство, - прошло 10 лет бурного междоусобия, как в 1756 году Чжунгария раздирается на 4 части, в 1757-м превращается в провинции Китая, а в 1758-м совершается на земле ея кровавое побоище над всеми, кто защищал свою семью, кибитку, корову или укрывался в горы и дебри. Все живое пало под мечом победителя или к стопам его, кроме спасшихся бегством. С 10 000 кибиток Сэрен успевает уйти к нашим волжским калмыкам, а последний искатель ханства, Амурсана, спасавшийся в улусах Большой орды, чуть-чуть избежавший предательства, скрылся в горах, потом явился в июле 1757 г. в Сибири, чтоб умереть от оспы {Известно, что вслед за Амурсаною явилась на границе и жена его Битей с сыном Пунцуком. По смерти мужа она отправлена к волжским калмыкам, отсюда по желанию имела позволение приехать в 1761 г. в Петербург, где и умерла. Аббат Шапп пишет, что Амурсана жил несколько времени в Тобольске, будто бы в загородном архиерейском доме, или, как ныне говорят, в архиерейской роще, где нет уже ни прежнего дома, ни церкви во имя Всех Святых. Не знаю, можно ли этому верить, при недостатке местной наслышки; но покойник готов был божиться за свое сказание.}. Все пало, все разрушено, кроме развалин Галдановой кумирни, доныне уцелевшей при минеральных водах к востоку от оз. Алакуля. Как прекрасно отзывается в памяти потомства благородная быль, что Россия, не раз приглашаемая к разделу Чжунгарии, не только не запятнала себя добычею из опустошенного ханства, но даровала еще великодушное убежище спасавшимся от меча и погибели.

   В описываемое десятилетие не произошло ничего гласного между Сибирью и Чжунгарией, потому что одна пожиралась внутреннею гидрою, а другая обеспечивала свою границу; но, к удивлению, Шапп рассказывает, что в 1761 г. возвратились в Тобольск из Петербурга двое чжунгарских посланцев, ездивших для представления об уничтожении иртышских крепостей и не знавших до приезда в Тобольск о падении их отечества {Не мудрено, потому что в Русских ведомостях падение Чжунгарии описано от 11 декабря 1762 г.}. Трудно отгадать, при котором контайше были они отправлены; Давацию и Амурсане недоставало времени о том помышлять. Разве это могло случиться при первом преемнике Галдана, Цаган-Дордже, как чело веке сумасбродном, но после убиения его, за 10 лет случившегося, могли ли посланцы проживать столько времени в России? Не приличнее ли думать, что под именем посланцев калмыцкие торгаши, в смутное время купившие верительное письмо, за печатью контайшинскою, приезжали под предлогом негоциации, для получения подарков и свободного торга? Этот почетный способ торга в обычае у азиатских переговорщиков.

   9. Пока само правительство не озарит нашу историю нужными сведениями, относительно сношений с Китаем, мы должны довольствоваться или событиями, уже оглашенными, или одними именами проезжавших в Пекин чиновников, как намеками на неизвестные для публики переговоры.

   Причем изъясняемся, что как прежде мы не упоминали о набожных посылках калмыцко-волжского хана к далай-ламе чрез Сибирь и границы китайские, так и в настоящем периоде пропускаем рассказ о калмыцких богомольцах, в 1754 г., ездивших в Хлассу для спасения живых и поминовения усопших.

   В продолжении IV периода, начатого и конченного в царствование Кян-Луново (Цян-Луново), которое в долговременном своем цикле заключает падения или перевороты ханств и народов, с Китаем соприкосновенных, наш соседственный мир не был ни тогда, ни после нарушен в смысле военном, но не в политическом или торговом. Ворота Маймачена семь раз затворялись для Кяхты, как можно видеть в преждеозначенной (17) скобке.

   В Иркутской Летописи замечено, что в апреле 1757 г. прибыли из Петербурга проездом советник Братищев и майор Якобий {Этот Якобий после был иркутским и колыванским генерал-губернатором. В последнее время он представил правительству свое усмотрение о Заграничной Монголии.} с бумагами в трибунал и в мае отправились в Пекин. Они возвратились из Пекина в январе 1758 г., и через 4 дня отбыли в Петербург. Нет сомнения, что поездка сия относилась к судьбам Чжунгарии. Ибо в 1758 году, несмотря на продолжавшуюся войну с Пруссией и на замешательство Оренбургского края, драгунские полки умножены, по сведениям омским, на Сибирской границе, и на тот же конец формировалось в Тобольске небольшое ополчение. Нурали, хан Малой орды, как видно из Описания г. Левшина, приглашался грамотою от 19 марта 1758 г. к содействию против китайцев, равномерно и Аблай, султан Средней орды; оба они изъявили согласие воевать против отрядов китайских, согласие, впрочем, малонадежное и неверное. Они не могли бы исполнить обещания по слабому влиянию над улусниками и, если бы успели поднять ордынцев на коней, не удержали бы их от грабежа оплошного лагеря той или другой из воюющих сторон. Не подобное ли тому случилось в 1758 году со стороны партии киргизов Средней орды, когда китайский военный отряд, сопутствуемый сею партиею, для лучшего преследования укрывающихся калмыков, приближился к кочевьям российско-чжунгарских двоеданцев, между оз. Телецким и р. Бухтармой обитавших? Киргизы разграбили нейтральных двоеданцев и более 200 человек увлекли в полон.

   К счастию Сибири, не дошло до войны, а войны лучше, как говорится, и худой мир. Мир был худой, это видно по всему. Россия вправе была выговаривать Китаю, что без предварительного с нею соглашения и согласия ханство Чжунгарское, равномерно и ей подвластное, сперва раздроблено, потом завоевано, наконец, опустошено; что китайские воинские начальники, надмевавшиеся успехами варварства, оказывали в словах российским пограничным чиновникам высокомерие и дерзости; что воинскою рукою внесено разорение в пределы двоеданцов, Россиею покровительствуемых, и что сотни людей из их мирных кочевьев увлечены в полон, без всякой правды и приличия. Китай, с одной стороны, внушал, что он имел всю справедливость поступить по своему усмотрению с беспокойным и враждебным ханством; ставил в вину России, что она, потворствуя мятежникам, впустила к себе множество беглых калмыков и укрыла в Сибири вероломного возмутителя Амурсану. Для успокоения китайского правительства даны приличные на все ответы, с извещением о смерти Амурсаны, и в удостоверение неложного известия дозволено от сибирского губернатора китайским комиссарам раз и еще раз осмотреть на границе вырытое тело Амурсаны.

   В упомянутой же Летописи замечено, что в феврале 1763 г. прибыл в Иркутск гвардии капитан-поручик Кропотов, едущий с листами в Пекин, и чрез 7 дней туда отправился. Кропотов из Пекина возвратился в январе 1764 г. и в день приезда поспешил выехать обратно. Как имя сего офицера слывет в Сибири предзнаменованием торговли, то и посылка его в забайкальском мнении разумелась домогательством торговли, с 1762 г. прерванной на Кяхте и остававшейся без развязки до 1768 г. Надобно полагать, что в 1765 и 1766 гг. проезжали курьеры в Пекин и обратно; но наверное нельзя того утверждать, потому что под обоими годами в Летописи оставлены пробелы. В апреле 1768 года тот же Кропотов, проехав в Кяхту, в звании полномочного комиссара и в статском чине, заключил 18 октября с уполномоченными Китая дополнительные статьи к существующему трактату; после чего и торг между подданными обеих империй снова открыт. Но, отлагая сей предмет до своего времени, мы должны, отступая назад, сказать наперед, какою силою, во время китайского нашествия на Чжунгарию, ограждалась восточносибирская граница с Китаем.

   Граница наша от Сабинского караула до укрепления нареч. Горбице ограждалась, как уже известно, непоколебимою силою Российско-китайского трактата 1728 года и двукратными в месяц съездами казаков одной дистанции с казаками другой дистанции, наведывавшимися о неприкосновенности границы {Старшины дистанций в известное время посещают монгольских старшин, а сии наших для взаимного удостоверения о мирном состоянии обоих государств. Пограничное выражение: сдавать следы, значит, что караул, российский или китайский, заметив след животного или человека, чрез границу лежащий, сообщает о том один другому, для поимки, и потом выдает соседу пойманного человека или животного.}, по случаю же высокомерного тона, в китайских сношениях явившегося по завоевании Чжунгарии, в пресечение пограничных дерзостей, если бы еще оне могли где-нибудь оказаться, придумано сибирским губернатором Соймоновым привесть восточную границу в почтение следующими мерами. Первое, для усиления пограничной стражи, учредить на собственном содержании 4 шестисотных полка, из тех же селенгинских бурят, из которых и прежде были начаты кадры в половинном числе; второе, составить 4 конных ландмилицких полка, посредством отделения 2400 человек из 11 000 земских казаков Тобольской провинции, и поселить их с женами и детьми в Селенгинском и Нерчинском краю для охраны границы и вместе для хлебопашества.

   Предложение первое утверждено Сенатом 22 июня 1764 г., с повелением исключить из ясачного оклада бурят, поступающих на службу. Относительно составления ландмилицких полков из переселяемых казаков военная коллегия, сочтя за несовместное смешивать оборону границы с пашнею, отвергла и план составления полков из переселения казачьего. Она полагала за бесполезное разорять в одном краю сословие казаков, выбранных на службу из 111 000 крестьян, и в другом худо упрочивать их: потому что переселение и переход семейный не могли совершиться без чувствительной утраты людей.

   В замену того положенною коллегиею в 1763 г., с высочайшего утверждения, устроить семь ландмилицких полков из беглых русских, выводимых из Польши, разумея в том числе пять пехотных и два конных, из которых первые равняются против пехотных мушкетерских, а последние - против карабинерных. Пребывание назначено 3-м полкам около Иркутска, двум, с 1-м конным, около Селенгинска, остальному конному - около Нерчинска. Пехотным наречены имена Иркутский, Селенгинский, Нерчинский, Томский, Енисейский; конным: Якутский, который с данных лет существовал за Байкалом, и другому - Томский. Для двух полков присланы знамена и штандарты, также определены штаб и обер-офицеры. Всем этим полкам велено формироваться в Тобольске из приходящих партий (которым также расписаны пути и препровождения) и на место отправляться полными числами.

   Создание толь значительных сил из недостоверного числа людей (и каких людей!) пало на руки знаменитого губернатора Чичерина.

  

  

   Эту покатую к Ледовитому морю площадь, простирающуюся от устья Кары до мыса Восточно-Чукотского на 124® долготы, притом лежащую на разных планах, разрезываемую водными руслами и горными отраслями, площадь, описанную нами во многих отношениях как физических, так и политических, площадь, населяемую господствующим племенем русских, вместе с племенами уральскими, алтайскими, саянскими, хинганскими, или нючжискими, и безродными поморянами, Екатерина II снова именует в 1764 г. Сибирским Царством.

   1. В Сибирском Царстве (так сказано в указе 19 октября) открывается вторая губерния, под именем Иркутске и, и тотчас вверена в управление Фрауендорфу, который отчасти известен читателю по службе на Иртышской линии {Он был любитель наук. Чертежную Иркутскую перевел в свой дом и сам преподавал предметы геодезии ученикам.}. В то же время установляется тиснение медной монеты с стариным гербом Сибирского Царства (20). Это прагматическое (деловое) надпоминание о царстве и эта особливая монета страны что такое значили? Не воздаяние ли за услугу, что Сибирь была царскою стезею к политическому и торговому содружеству с Китаем? Не воздаяние ли за новую услугу, что с расширением камчатской промышленности она утвердила на берегах Америки двуглавого орла и хоругвь Православия? Этого мы не предполагаем, как и того, чтобы правительство мыслил о удерживать Сибирь в старинных формах, но что повторением любимого в Сибири титла, особенным орудием платежей и сдач, особенною мерою трудолюбия и богатства, оно мыслило сроднить зауральские сиротствующие семьи с семьею господствующей, как с представительницею России. Как бы то ни было, особливая монета, обращавшаяся в пределах своей страны, изъятая от перемен торгового курса и заменявшая образцовую серебряную монету, как излишнюю, поддерживала нарицательное достоинство бумажных денег в целую эпоху их понижения; но этому речь впереди.

   2. Царство Сибирское разделено не по цифрам населенности, но по цифрам расстояний края от края, также не по разграничению, какое в мысли проводится между семей Уральских и Монгольских, относящихся к двум наиболее [близким) генеалогиям, но по особым, кажется, соображениям. При разделении, которым смешиваются племена, просвечивает намерение к большему их сближению. Граница между обеими губерниями положена по реч. Ие, текущей между Бартольским зимовьем и дер. Тулуном. В помянутом зимовье, на реч. Курзане поставленном, конец губернии Тобольской, а начало Иркутской в Тулуне, откуда пойдут к губернскому городу приятные и населенные места, украшающиеся березовыми рощами. Тобольская губерния удерживает за собою, на несколько лет, пограничный Окинский караул, расположенный у подошвы высочайших Саянских гор. К северу обе губернии разграничивались Анабарою, Илимпеею и перерезами между трех Тунгусок, до слияния Оки с Верхнею Тунгускою (Ангарою).

   3. В одно время (11 октября 1764 г.) с разделением Сибири последовало уменьшение городов и воеводств по Тобольской губернии, в видах необходимого сбережения расходов; но существенное деление губернии оставалось прежнее. То есть губерния или провинция делились на города уездные, приписные и дистрикты. Тем и другим были присудны остроги, ямы, слободы с деревнями, ясачные зимовья и ясачные племена. С уменьшением городов сократилось число начальств, и в этом заключалась цель перемены, по причине скудости в монете металлической, а о бумажной еще не думано. К Тюмени приписан дистрикт Краснослободский, под одну воеводскую канцелярию. К Верхотурью - Пелым и Туринск также под одну канцелярию. В Сургуте, Нарыме и Кетске вместо воевод положены комиссары. В Березове и Туруханске, во уважение немалого ясачного сбора, прибавлено к комиссарам по товарищу классного чина. Тогда в первый раз выговорил закон, что уезду надобно состоять не свыше 30 000 душ, и это ограниченное число надобно почитать определением временным, а не нормальным: ибо тогда 30 тысяч размещались на огромном пространстве. О городах Иркутской губернии умалчивается для того, что в 1775 г. последует там преобразование градоправительства. Впрочем, частные сии преобразования предвещали общее образцовое учреждение со штатами.

   4. Была разность между самими городами, по нравственной разности в расположениях их жителей. При направлении поселенцев к городам срединным или к пустырям южным естественная веселость русского, не скоро обуздываемая, дичала, бесчинствовала там, на новосельях, как между тем северные водворения, именно: Верхотурье, Туринск, Сургуте слободами Демьянскою и Самаровскою, Нарым, равно Енисейск, принимали характер единообразного остепенения, в котором отсвечивал образец устюжский. Прибежность к церкви и благороднейшие занятия у жителей были чтение и пение церковное, в храме и дома. Посмотрите на артели витимских звероловщиков {Во второй ч. в 7-й гл. у Крашенинникова в Ж. Г. И. есть статья о киренских звериных промыслах, но в ней нет ничего особливого, кроме итогов настоящего звероловства.} и полюбуйтесь чувством их богобоязливости, которою они освящали, так сказать, леса и природу. Расходясь по лесам из первого стана, разделенные партии выслушивали от главного передовщика наказ ставить становья сперва во имя церквей, потом во имя Святых, которых иконы сопутствуют артелям. Соболи, изловленные около первых становьев, назывались Божиими и в свое время отсылались в церкви. Эти правила, исполняемые по Витиму и Лене, были вдохновляемы духом западным, а не киренским. Киренску и Якутску, куда не переставала прибывать сволочь людей и где нехотя перенималось кое-что из жилья инородческого, еще не наступали подобные очереди остепенения. Города срединные, судьбою своего положения назначенные к стечениям многолюдным, к помещению полков или немалых воинских команд, видели у себя примеры добродетелей и приличий, не менее того примеры пороков и бесчинств. Они стояли, так сказать, на распутии между добрым и худым. Такова была жизнь значительных городов страны исправительной!

   5. Это ведет нас к слову о сибирских посадских и коренных поселянах. Прадеды их (нам это известно из достоверных рассказов) издревле считали, во время установленных постов, также посевов яровых и озимых, и внуки их доныне считают поруганием поста или отвержением небесного благословения касаться ложа даже брачного. Этот угрюмый, несловоохотный посадский, этот крестьянин с черствым видом, но не сердцем, знаете ли вы, носят в себе тайну благоговейности и сострадание к неимущим братиям. Чтобы исторически засвидетельствовать истину обоих чувств, стоит перенестись в средину Святок. В эти в старину святые дни, а ныне только веселые для дев и молодежи, в эти дни и по прошествии их беспомощные или хворые хозяева скудных семей разъезжали по деревням из дальних мест и останавливались у ворот зажиточных домов. Странник входил с незазорною совестью и объявлял себя Христославцем. Тотчас затепливалась пред образом восковая свеча, вся семья от мала до велика становилась в молитвенном положении и с сладостию слушала песнопевца, прославляющего Рождество Вифлеемского Младенца, Бога Превечного. По пропетии праздничных стихов и по рассказе затверженного приветствия предлагалась певцу радушная хлеб-соль, потом старший семьянин шел отсыпать на воз Христославца муки, круп и наделять другими жизненными припасами. Странник скоро возвращался в свою деревню для утешения семьи. После сей эпизоды возвратимся к крестьянину и посадскому, чтобы досказать, что они не проходили мимо церкви или часовни без слова молитвенного, любили видеть сирого в своем доме и подавали нищему лепту у дверей церкви, ломоть у окошка. Надобно только развить, расширить оба чувства, надобно поднять завалившиеся сокровища со дна душевного, чтобы увидеть человеков любви; а это дело принадлежит пастырям и училищам. О, если бы города и села были наполнены такими посадскими и поселянами! Но, к несчастию, мы видели около Тобольска противоположную крайность расстроившихся поселян и душевно горюем, что Чичерин не дожил до поселян последних. Возвратимся к устройству властей.

   6. В канцелярии губернской с 1763 г. положено быть при губернаторе 2-м товарищам, прокурору, 3-м секретарям и 20-ти канцелярским чинам, с переводчиком и толмачам и. В провинциальной, при воеводе 6-го класса, товарищ, прокурор, 2 секретаря и 17 нижних чинов. В уездной - при воеводе товарищ, секретарь и 11 нижних чинов. Оклад первого места 9336, второго - 3253, третьего 1850 р.

   7. Законодательство, после милосердой отмены смертной казни, после отмены истинно бессмертной, становилось от времени до времени человеколюбивее и великодушнее. Не билось ли сердце от радости у наших отцов и дедов, когда они услышали во 2-й статье манифеста, в 21 и день февраля 1762-го обнародованного: "отныне ненавистное выражение: слово и дело ничего не значит, и Петр III запрещает употреблять его". Это страшное выражение целый век тяготело над народом Русским {Известный Геннинг, в Верхотурье увидев полковника Матигорова, в оковах провозимого, в силу слова и дела, писал к кн. Ромодановскому, что ссыльные и подлые люди, если не дадут кому-нибудь из них 10 коп. на вино, вскрикивают: "Слово и дело", и человек с заслугами везется в оковах на допрос. Но откровенность Геннинга не переменила тогдашнего хода дел. Люди, лишенные прав состояния, продолжали делать поругание драгоценному праву личной свободы.}. При Екатерине II в первые три года дважды подтверждалось поступать в пытках со всею осмотрительностию, под тяжким ответом за безвинное кровопролитие: и к счастию человечества, пытка в уме Екатерины не признавалась уже святою исповедью истины. Довольно, что законодательство, эта глубокая дума веков о благоденствии человека, столько времени согласовалось с старинным, необдуманным жестокосердием. С 15 января 1763 г. возбранено делать пытки и в уездных городах, кроме отдаленных сибирских: Якутска, Охотска и прочих, но зато дела из последних уже не переносились в Иркутск. Порадуемся еще более тайному повелению законодательницы, 13 ноября 1767 г. состоявшемуся, чтобы канцелярии, ни провинциальные, ни губернские, не смели производить пыток без доклада губернаторам в тех случаях, где закон допускает сии истязания. Не драгоценны ли моменты, по которым мудрость спешит к человеколюбию?

   К марту 1762 г. приглашены в столиц у для слушания новосочиняем ого Уложения четверо купцов из Тобольска и Иркутска. Мы упоминаем о толь лестном призыве с радостным изумлением, видя, что правительство признает сибиряков достойными совещателями в начертании законов, - сибиряков, которые за 62 года (в феврале 1699) названы со стороны Сибирского Приказа людишками худыми, скудными и неспособными к казенным поручениям. Если отзыв Приказа был неложен, то нравственное восстание сибиряков, удостаиваемых назначения самого почетного, какое только можно вообразить в порядке общества, не возбуждает ли внимание наблюдателя времен? Выходит, что при добром направлении страны довольно, очень довольно одного поколения, чтобы изменить и облагородить дух жителей. Мы так хотели бы судить вообще, не прикладывая своего суждения к целому купечеству Сибири. Чтобы прикладывать к целому классу, предварительно требуется образование умственное, множество других содействий и содействие самого правосудия в отдаленной стране. 8. Спрашивали мы в конце минувшего периода: лучше ли стало в Сибири, после обещанного определения воевод из дворянства, с достаточным состоянием и с испытанною честностию? Спрашивали и не торопились отвечать. Теперь, по прошествии нового периода, считаем за приличное кончить нерешенный вопрос. Устраним собственные заключения, равно посторонние свидетельства, не всегда верные, и добросовестно послушаем императрицу Елисавету, беседующую (в 16 августа 1760 г.) к подданым так: "С каким прискорбием, при всей матерней любви к вам, мы видим, что многие законы, для вашего благоденствия изданные, теряют силу от внутренних врагов, предпочитающих беззаконную прибыль присяге, долгу и чести. Несытая алчба корысти дошла до того, что места правосудия сделались торжищем лихоимства, а потворство ободрило судей беззаконных. Мы, по любви к вам матерней, чувствительно болезнуем, что в воздание нашей кротости и милосердия преступники приносят толь горькие плоды". Этот сетующий с Престола глас относится ли к Сибири, которую в то время управлял благомыслящий Соймонов? Конечно, нет повода относить к лицу его, ни к предшественнику, ни к преемнику; но в необъятной губернии столько подчиненных вдалеке мест, столько невидимых исполнителей, - могут ли все они проходить должности в одном духе, в одних правилах с начальником? Без предосуждения к губернатору сибирскому полковник Вульф в 1749 г. проехал чрез Тобольске членами комиссии для исследования притеснений и неправд, причиняемых восточным ордам и камчадалам при сборе ясака. С таким же намерением, как было упомянуто в своем месте, был отправлен в 1763 г. в Сибирь гвардии секунд-майор Щербачев с командою для пресечения вопиющих хищений и разорений, совершавшихся при сборах ясака во всех ясачных племенах. Итак, если исполнители продолжали без страха преступать законы, не трогаясь бескорыстием начальников, остается решить вопрос, чему приписывать столь ожесточенную наклонность к злоупотреблению должности и к захвату чужой собственности? Приписывайте со стороны закона недостаточности условий в ясачных правилах, со стороны же лиц - ложному самопознанию и тому предуверению, что с правом шпаги и мундира офицерского будто соединяется право на роскошь, на жизнь, как говорится, благородную. Не странно ли, что таким ребяческим самоуважением поддерживалась в Сибири цепь вечных злоупотреблений? Но в самом основном и потаенном корне эта цепь началась и крепилась духом воеводческого правления, которое, с 1728 года раз установившись в самодельной форме, продолжалось после всех законных ограничений, с большим или меньшим искусством. Оно полюбилось и прочим, имевшим второй голос, и, при благовидном согласии их с мыслию старшего, успевало ставить волю свою выше закона. Отсюда укоренилась в Сибири, как мыслил и говорил граф Сперанский в звании сибирского генерал-губернатора, вековая привычка ничего не ожидать от закона, а всего надеяться или страшиться от лица.

   9. Русская податная населенность, по счету, в последнее время умолчанному, восходила к началу IV периода до 182 000 мужчин; в каком же количестве она является при конце сего периода? За недоступностию 2 и 3й переписи, предъявив некоторые отрывки из них, мы теперь, в удовлетворение любопытства, заимствуем несомненное определение податного народонаселения из рекрутского указа 5 ноября 1768 года. Оно тут обозначено в 267 000, за исключением колыванских подзаводских крестьян 39 246, изъятых из рекрутской повинности, и эти 306 246 представляют итог 3-й переписи, известной под именем 1763 г. В том же итоге включалась населенность уральских горных слобод и заводов, по рекрутской повинности подчинявшихся ведению Сибирской губернии. Но должно ли в том же итоге разуметь 10 500 нерчинских подзаводских крестьян, также изъятых из рекрутства, но не выговоренных почему-то в рекрутском указе, ил и должно их прибавить к итогу переписи, чтобы выставить работящую населенность в 316 146 человек? Ограничимся указным итогом, без прибавки нерчинского счета, и приложим жителей свободного состояния, духовных, служащих по службе гражданской, отставных по военной и казачьей, всего до 6000 мужчин, не считая служащих казаков и войска строевого, ни жителей Исетской провинции. Прибавим еще раз 132 000 инородцев, что и составит, кроме войска и казаков, мужскую населенность тогдашней Сибири 444 246. Удвойте, если угодно, женскими душами и увидите страну, оживляемую 880 тысячами душ.

   Держась чистого итога переписи, выходит, что населенность производительная увеличилась в 23 последних года более чем половиною против прошедшего периода, и тем она одолжена не одному естественному детородству и приводу осужденных преступников, но и притоку бродяг, притоку людей невинных, более ж переселению владельческих даточных с их семействами и польских выведенцев. Если бы подумать приложить к итогу еще статью подзаводских крестьян нерчинских, как бы не заключавшихся в итоге: тогда населенность податная увеличилась бы, против населенности прошедшего периода, двумя третями, что выходило бы из размера вероятности (20).

   10. По учетам населенности, не вдруг вошедшей в полноту известного итога, мы клали взимание рекрутства средним числом с 200 000 душ и поэтому вывели число их не менее 11 000 человек. С присоединением сего количества к прежнему двух предыдущих времен Сибирь дала по 1768 год 39 000 рекрут.

   11. Эта цифра, сколько тогда было войска в Сибири, очень любопытна, и она сыскивается в государственных актах 6-ю годами позднее нашего периода, но самое содержание цифры современно с периодом. В докладе военной коллегии (31 августа 1771 г.) исчисляется, что в губерниях Тобольской и Иркутской всего 7 батальонов: в Тобольске 3, с отделением по роте в Тюмень и Тару, в Томске 1, с отделением по роте в Красноярск и ос. Удинский (Нижнеудинск), в Иркутске 1, в Селенгинске 2, с отделением по роте в Удинский пригородок, Кудару и Акшу. Не упомянуто в докладе коллегии об Енисейске, также о 2-х губернских ротах в Тобольске, о губернской роте в Иркутске, о 3-х горных ротах в Екатеринбурге, о горном батальоне в Барнауле, о роте в главном Нерчинском заводе. Сибирская линия (сказано в докладе) от Звериноголовской до Кузнецка защищается 8-ю драгунскими полками, расположенными в 9-ти главных крепостях, с подчиненными постами. Далее, условленная трактатом граница уездов: Красноярского, Иркутск ого, Селенгинского и Нерчинского, где нет линии до Горбицы, прикрывается досмотрами разъездами казаков, поселенных по границе, 4-мя полками бурятскими и одним тунгусским. Все они составляют с небольшим 9000 человек и не могут причисляться к войску, потому что неизменное их назначение состоит в пограничной страже на известных расстояниях. Там строевого войска, сверх селенгинских батальонов, один карабинерный Якутский полк, квартирующий в ос. Кабантском и посылающий конные команды на Стрелку и Кудару. Далее ж Горбицы до ос. Удского, можно прибавить, нет ни кола, ни двора. Но вскоре было поручено инженерам составить проекты укреплений по тамошней границе, и проекты передавались на рассмотрение губернаторов, на чем дело и приостановилось.

   При уходе волжских калмыков (продолжает коллегия) командовавший Сибирскою линиею Станиславский едва мог, в течение месяца, собрать два эскадрона, подобно как у кр. Орской едва было собрано до 500 чел., в три месяца, когда уже калмыки пробрались далеко.

   По сим уважениям коллегия ходатайствовала о прибавке в Сибири 5-ти гарнизонных батальонов, сверх прежних 7-ми, дабы занять ими 9 главных крепостей, а 7 полков полевых расставить в Петропавловске, Омске, Ямышеве, Усть-Каменогорске, Кузнецке, Красноярске и Селенгинске (21).

   Где же 7 ланд-милицких полков, за 8 лет предположенных коллегиею? Очевидно, что план ланд-милиции не мог быть выполнен, за неспособностию польских выведенцев, которые все почти поступили в поселения барнаульские или забайкальские. Думать надобно, что, как в Сибири рекрутство было приостановлено с 1763 до ноября 1768 г., в это время 7 батальонов пополнялись из обученных выведенцев, и губернские роты, без сомнения, из них же составлялись.

   Сколько же было казаков линейных и губернских, собственно зависевших от канцелярий, 2-х губернских и 1-й провинциальной, мы отказываемся принять на себя этот недоступный вопрос.

   12. По перечислении в 1764 г. крестьян духовного ведомства в состав государственный есть повод согласиться с Тобольским Сборником, что к 3-й переписи могло их быть по Тобольской епархии до 22 000 м. п., кроме 2090, епархии Иркутской принадлежавших, как сказано у г. Семивского. Всех монастырей с Далматовским и Верхотурским осталось в Сибири, по введении штатов монастырских, 13 и 2 женских, в Енисейске и Иркутске.

   13. В 1763 г. для призрения погибающих от оспы, по докладу Соймонова и Чичерина, велено завести в Тобольске аптеку и аптекаря с достаточным штатом, с определением 2 лекарей, 4 подлекарей. В Селенгинске заведена аптека в 1765-г. для воинских команд. Первое прививание оспы начато в Змеиногорске с 1771 года подлекарем Андреевым, который исполнил небывалый в Сибири урок над 69 взрослыми и малолетними так счастливо, что ни один из них не умер. Как жаль, что мы не можем присовокупить подробностей о жизни столь достопамятного подлекаря и столь полезного человека, каков Андреев; но не более ли должно жалеть о том, что не скоро здесь услышат о другом подобном подлекаре?

   14. Общее установление, чтобы в весеннее время не стрелять птиц и не убивать зверей, служило в Сибири не столько для расположения царства животного, сколько для корысти земской полиции, придиравшейся к северным инородцам, которые, за недостатком хлебных или огородных запасов, обыкновенно питались добычами, какие природа по своему хозяйству посылает им на суше, в воде, на воде и в воздухе. Чичерин, вникнув в образ северного пропитания, испросил в 1764 г. разрешение стрелять птиц и бить зверей на заливных островах во все времена года, по всей Сибири.

   15. Для определения довольства житейского не неприлично здесь сказать, что в порядочной городской семье тогда пили, раза по три вдень, чай с медом или леденцом, в Иркутской же Сибири чай затуран. На завтраке чарка вина или настойки, для гостя и хозяина, икра и рыба вяленая; на обеде опять чарка, пирог рыбный, щи, уха или пельмени, холодное, каша, молоко с шаньгою или ягодами. На ужине подавались остатки обеда. В столе гостином множество холодных, похлебки из живности, жаркие из гусей, уток, поросят; караваями, кашами и подобною стряпнёю обед оканчивался. Если гости много ели, то еще более пили. Гостиные или праздничные питья: пиво, брага, мед, разные ягодные наливки, а виноградные вина употреблялись только в начальнических домах. Пища постная: грибы, редька, паренки, толокно, рыба и неизменный во всякое время квас. Курмач (поджаренный на масле ячмень), который татары разносили по домам для продажи, составлял не пищу, а лакомство детей и сидячих женщин, между завтраком и обедом, между обедом и ужином. Тогда диеты не знали, лекарей не приглашали, да и что за лекаря были? Лечились травами, по преданиям старушьим. Баня, или мыльня, считалась главнейшею лечебницей. Язва венерическая как тайна стыдливости, редко как мзда развратности, усиливалась от незнания диеты и лекарств, также от климата. Она распространялась без вины и без ведома не только в целой семье, но и в соседях. История, зная неуменье того времени, конечно, посовестится бесславить поколение, в недуге, горе и стыде погасшее.

   16. Начальнические предписания о сбережении заводскоуральских лесов от пожаров начались с 1732 г., о сбережении же промышленных лесов, в которых бывают соболиные промыслы, правительство изъявило свою волю не ранее 1744 года; следственно, не было еще тогда думано об общем охранении растительных богатств. Кажется, никто более ясачных племен, звороловством живущих, не чувствует более надобности в соблюдении хвойных лесов от огня; но в засушливое лето огонь, закрадываясь в глубокие мхи, опустошает обширные пространства дебрей и не может быть остановлен человеческою силою. Таким образом на Павдинском Камне, амфиболитового или диоритового образования, пожар продолжался в 1767 г. с Петрова дня до глубокой осени. Это было одно из великолепных возгорений, жителями края виденное, по вышине, на которой пламенел огонь ночью, а днем курился облачный столп, как жертвенный символ древнего мира. Наши северные жители обыкновенно приписывают причины пожаров молнии или трению лесины об лесину и никогда своему огниву или оплошности.

   После пожара академик Лепехин поднимался на вершину горы. Он видел по уступам огромные кабаны, также иверни, пожаром в дресву обращенные, видел истребленные огнем хвойные леса - ели, сосны, кедра, и вместо матерых исполинов - мелкое поколение березника, осинника и рябинника. На самой вершине, представляющей площадку в 90 шагов, наблюдатель видел ветреницу развилистую, нарциссообразную и другие сложные цветы. Стоя наверху, при солнечном освещении, он утешал свой взор разнообразием лесных оттенков светло-зеленых, темно-зеленых, желтоватых, так что в перспективной дали казались целые леса подровненными, как в садах. Конечно, он видел обнаженные верхи высящихся каменных громад той параллели, но, как созерцатель ума приятного, не любил прельщаться и прельщать описаниями картин диких. Один из недавних путешественников, г. Бегер, взбиравшийся на Денежкин Камень, превышающий будто бы тамошние высоты {Этот Камень будто бы, по тригонометрическому измерению г. Федорова, имеет вышины над морем 8000-9000 ф. Так было писано в Горн. журн., но, по сношению г. Щуровского с астрономом, Камень не выше 3284 ф. над поверхностию реч. Турьи.}, чувствовал в себе вместо ожидаемого восторга что-то унылое. Дикость природы, откуда ни смотри на нее, не в аккорде с душою, если нет контрастов гармонических.

   Лесные пожары напоминают об осенних разгульях по лесам, бывших в обычае у жителей иркутских. Семьи две или три из купеческого или посадского состояния {В сентябре 1814 г., возвращаясь из Забайкалья в Иркутск, я увидел в полночь пылающий огонь в стороне Култучного тракта и, остановив телегу, услышал человеческий говор при мелькающем движении лиц. Это были брусничницы и брусничники двух чиновных семейств, известных в городе.}, запасшись пирогами, разною стряпнёю, чаем и пр., в сентябре езжали дня на три, на пять по Култучному тракту собирать бруснику и ночевали чаще в лесу при пылающем костре валежника, чем в окольных однодворках. Женский пол после завтрака и обеда действительно собирал ягоды, предавался болтовне и шутливости. Мужчины охотились ружьями, били тетерь и глухарей, возвращались на стан или в однодворку, чаевали, обедали, опять чаевали, в свое время ужинали, разговаривали о городском быте, о начальниках, о торгах, а в антрактах дня не забывали потчевать друг друга домашними наливками. Вся круговенька ввечеру развязывалась в мыслях и в словах, как водится за городом. Чему ж бы приписать эти лесные разгулья?

   Они походили отчасти на сибирскую охоту домовитых жителей, в товариществе отправляющихся вверх pp. Белой, Бирюсы, Енисея, Ишима, Тобола и на Южный Урал для хмелеванья, ревеня, ягод и т.п. или для кедровых орехов в северные кедровники, начиная с Ураладо Лены. Но тут выражается одна домовитость трудолюбивых жителей, Как напротив в иркутских лесованьях играли ролю достаточные семьи. Не справедливее ли относить эту затею к духу неудовольствий, которые в начале XVIII столетия возникли между воеводами и гражданами, которые сильнее почувствованы при первом закрытии ратуши, не зависевшей от влияния воеводского, и которые при вторичном восстановлении магистратской свободы по времени развивались и укоренялись в душах первостепенных купцов, неравнодушно сносивших случайные неприятности со стороны административной. Посадская спесь, при возрастании кяхтинского торга, тем более брала на себя, чем непросвещеннее был человек; но надобно отложить эпизоду до своего времени.

  

  

   При конце главы и самого периода нет уже надобности вопрошать, далеко ли подвинулись в своем шествии Православие и Правосудие, неразлучные подруги народного благоденствия. Было уже говорено, какие меры вновь приняты правительством для Правосудия и какие успехи ознаменованы сынами церкви в деле Православия. Но кончится ли когда-либо у Церкви и Правительства сугубая борьба с духом мира, по-видимому побеждаемым и вечно воинствующим, история не вправе предсказывать, как Сибилла.

   Итак, оканчивая во время, полное надежд, когда состав государственных сил увеличился чрез соединение сил затерянных, когда заводы екатеринбургские, алтайские и нерчинские сделались горными колониями, когда монетное дело изменилось в одном году в трех металлах для Сибири и России, когда правительственный взгляд на почву и хлебопашество Сибири становился вернее и усматривал введение перемен, не замедливших последовать, когда кредит европейских банков и чудесность бумажной монеты возбуждали внимание министров России, когда они начинали слухом и чтением знакомиться с учением экономистов {Наставление о разведении земляных яблоков, или картофеля американского, обнародовано в России в мае 1765 г. В Тобольске увидели разведение картофеля на самом деле в огороде сосланного чиновника Запорожской Сечи не ранее 1776 г.}, с новыми идеями политического управления и хозяйства, когда российская законодательница заготовляла уже наказ для проекта Уложения, под вдохновением человеколюбивой философии, мы предварительно восхищаемся помыслом достойно представить следующий расцветающий период и в ту же минуту теряемся в мыслях от величия новых соображений, державным манием пресуществляемых в государственные уставы. На заре этого блистательно-исторического времени управляли Сибирью достопамятные мужи: Чичерин, Фрауендорф недолголетний и вскоре Бриль, начальник также просвещенный и первоводитель нарядных празднеств. Первый и последний по светской образованности, подобно как тобольский первосвященник Варлаам по евангельской кротости, достойны слыть представителями времени екатерининского.

   Хотят ли понять Чичерина, вот черты его! Требуя от городов порядка, от купцов честного торга, от посадских ремесленности, от крестьян расчистки земель и