Словцов Петр Андреевич - Историческое обозрение Сибири

лонением господ за Волгу и Дон, стали развивать отдельное бытие, но бытие освобождающихся рабов знаменуется озорничеством и разбоем.

   б) Племена киргизов {О. Иакинф различает кэргизов от киргизов, т.е. монгольских от самоуправляющихся; но разность зависимости чту за основание для различения племени? Знаю, что у бурят забайкальских киргизские кладбища называются могилами кэргетов, но, пока другой Абульгази не докажет, что у кэргетов и киргизов были два родоначальника, монгольский и туркестанский, дотоль не для чего изменять имя орды. Кстати, заявляю, что и в Сибири есть клочок бурутов, живущих в степи Кырме, недалеко от Манзурки в Иркутском уезде.}, в древности кочевавших и за Байкалом, а в последние два столетия скитавшихся от Абакана до Яика и при случае готовых завиваться около наших водворений, как степные пески около кустарных прутьев.

   в) Татары-магометане, не разлучившиеся грезить о восстановлении опустелого Искера, по обольщениям кого-нибудь из Кучумовой родословной.

   г) Далее по наклонам, простирающимся от Большого Алтая почти до вершин Ишима, калмыки (усунь, древние иссидоны), по изгнании монголов из Китая составлявшие союз ойрадов, потом исчезнувшие в безвестности и в первые годы XVII столетия приведенные в брожение самовластием чоросского поколения тайши Харахулы до того, что при народном ропоте, превратившемся в раздор, иные поколения пошли прочь, и начали в 1606 г. роды их выбрасываться даже на сопредельные степи Сибири. Две страны, Сибирь и Чжунгария, движимые одним началом единодержавия, представляли два противные явления; одна из малодушия дробится и разметывается, другая в мужестве разметывается и все подбирает в царскую десницу. Обе стерегутся столкновения. Соседка северная почти через полтора века увидит, как новое ойратство падет и расшибется в скалах Алтая и Богду; тем не менее полтора почти века надлежало Сибири стоять на страже, и не без досад.

   д) Ателенгуты? То присягают России, то отпадают как бы в свою улику, что в них борются две жизненные стихии.

   е) Далее к юговостоку, между систем Алтая и Саянадо вершин Енисея, урянхаи (сойиоты), отделившиеся в состав владения алтынхана {О. Иакинф в Истор. об. ойр. уверяет, что урянхайский владетель был подданным чжунгарского (чоросского) тайши; но со слов Фишера можно заключать противное. Посмотрим, что скажет акад. Шмидт.}, у оз. Убсы кочевавшего, и двоемысленно являющегося в сценах Сибири то подданным, то независимым, но постоянно вероломным, постоянно корыстолюбивым.

   При толикой толще недоброхотов кавказского и монгольского облика, разнящихся с нами происхождением, языком, мнениями, верованием и всеми образами жизни хищнопастушеской, благоразумно ли было бы выказывать свои намерения к распространению южной границы? Вот для чего управление сначала усыпляло соседей то от правлением своих посланцев с гостинцами, то ласковым приемом их переговорщиков, честя приезжих угощениями и взаимными проводами до кочевья их родоначальников. Поведение расчетливое, чтобы не раздражать тех, с кем нельзя искренно сдружиться, стоило бы неизменного подражания и в следующее время.

   8. В столь щекотливом состоянии Сибири, весьма обширно обхваченной малою горстью русских, легко чувствовать, каким сомнительным помышлениям предавались градоначальники ея в смуту и потом в междуцарствие. Перевороты царственные носились над главами, как неожиданные тучи над горами Уральскими; новые лица, как кровавые столпы северного сияния, выступали, двигались, блистали холодным светом и сменялись. Очарователь Отрепьев в июне 1605 г. повелевает сибирским воеводам привесть всех жителей к присяге на подданство ему, как природному государю; в декабре лицемер приказывает пелымским начальникам вырыть тело скончавшегося в заточении боярина В. Н. Романова и отпустить в Москву. В мае 1606 г. инокиня цариц а Марфа, в подтверждение правительственной грамоты, возвещает сибирским воеводам, что Гришка Отрепьев не сын ея, что он, как самозванец, вор и богоотступник убит, а избран на царство Василий Иванович Шуйский. В декабре 1606 г. новый царь уже извещает верхотурских воевод о приходе под Москву возмутителей-казаков. В июле 1610г. послана и в сибирские города окружная грамота о сложении царем с себя короны и о вручении правления кн. Мстиславскому с другими боярами. В декабре 1610г. временное правление извещает Сибирь об избрании на царство Владислава, сына Сигизмундова. О град православных, венец славы, веселие всей земли, что сделалось с тобою? В июне 1611 г. воеводы, освобождавшие Москву, посылают в Сибирь окружную грамоту о вероломстве поляков и требуют утверждать всех жителей в борьбе против врагов отечества. В 1612 г. тобольские воеводы читают послание (от 10 июня) военачальника кн. Пожарского, готового двинуться с ополчением к Москве в такой силе, что в Великом Новгороде, занятом шведами, без нарушения православной веры и без разорения жителей, помышляют об избрании шведского королевича, и потому русский Камилл просит у всех сибирских воевод совета в толь великом деле.

   Заглянем же, что в эту годину делалось в Сибири. Горестные вести о плачевных событиях, переносясь чрез Урал, без утайки разглашались вогулами, остяками и татарами, радовавшимися беде русской и уже не помнившими о примерной милости, какую царь Борис даровал им льготою от ясака на весь 1600 год. Еще в 1607 г. пелымские вогулы, условившись с остяками сургутскими и самоедами, замышляли разорить Березов, но благовременною казнью зачинщиков несчастье было упреждено.

   В 1609 г. вогулы, остяки и татары, в надежде на помощь калмыков, мечтали разрушить Тюмень и в распространении этого умысла участвовала новокрещеная жена кетского князьца Алачева, так что стрела с вырезкой злых духов, как обычная повестка к восстанию, пересылалась из юрт в юрты, пока не попалась в руки березовских казаков. Гиероглиф остятский изменил тайне злоумышленников, и был свидетелем смертного приговора, совершившегося над главными из них. Такой же участи подверглись преступные весельчаки из пелымских вогулов, подмеченные на тамошней варнице в нескромной радости. В 1612 г. вогулы, затвердив, что в России нет царя, еще раз покушались сжечь Пелым, но воевода при малолюдстве казаков умел управиться с глупцами. Легко понять, что и южные соседи, ногаи, башкирцы, кучумовцы и калмыки, знали о помрачении Москвы, светозарной для них даже в ея хвосте, но от чего-то не могли произвесть ничего важного, кроме стычек, из которых казаки всегда выходили с честью. Такова звезда Сибири, что, несмотря на остановку военных подкреплений, снарядов и провианта из Сольвычегодска, Вятки и Перми, с 10 января 1609 г. тщетно поджидаемых до 1613г., несмотря на болтливость беглых простолюдинов, как газеты, распространявших уныние, несмотря, что из Приказа редко насылались кой-какие разрешения с прописанием имен, при царском титле повелительных, держав а Русская в Сибири не помрачалась. Отдадим справедливость правителям сибирским, которые, не поддаваясь ни слухам времени, ни внутренним или внешним покушениям, единодушно пребывали верными долгу, скипетру и отечеству, не терпели крамольных толков {Посольству 1618 г., отправленному к персидскому шаху, наказано в случае речи о Сибири отвечать, что во время смуты никто там не соблазнился, а все прилежало к Москве. Древн. Вивл., Участь.}, не выводили также покоренных иноплеменников из терпения, хотя и не все были чисты на руку.

   Только в отдаленной глуши, какова Сибирь тогдашняя, только среди думы и раздумья, каких не могли в себе преодолеть главные тобольские воеводы кн. Катырев Ростовский и Нащокин, можно оценить всю торжественность окружного послания кн. Трубецкого и Пожарского, в последних числах декабря 1612 г. писанного и полученного сперва в Верхотурье, об очищении Москвы от врагов отечества. Верхотурский воевода Годунов пишет, что там с полными слез глазами воздали хвалу Богу, и пели молебствия во всех храмах, со звоном, по три дня. Наконец запись Московского земского совета, в феврале 1613 г. разосланная во все города, об избрании на царство Михаила Федоровича, разлила радость по Сибири. И как не радоваться о восстановлении природного престола?

  

  

   1. К счастью, предшествовали смутной 8-летней године учреждения, без которых Сибирь в беспомощное время должна бы выпить горькую чашу. Учреждения, сверху помянутых, были следующие:

   а) В 1606 и 1607 гг. устроен в Соликамске ям из 70 ямщиков, с парою лошадей у каждого, с тем чтобы возить воевод и дворян в Сибирь зимою с кладью по 15 п[удов], летом по 4 п[уда], а где сидят сами - одной епанчой и с насущным хлебом; сибирских же казаков, посылаемых в погоню за беглыми, возить за поверстные прогоны. Мосты к Верхотурью мостить от земли пермской.

   б) В октябре 1609 г. разрешено, для понижения хлебных цен в Сибири, возить туда из-за Урала хлеб на вольную продажу, с тем чтоб воеводы не отбирали у продавцов хлеб на имя государево {Акты Арх. Экспед., том II.}. Само собою разумеется, что ограничения, в грамотах помещенные, гласят о притеснениях ямщикам и продавцам.

   в) Около 1597 г. в умягчение ропота со стороны вогулов дозволено им продавать ножи, топоры и другие железные вещи неопасные. При неблагодарности, какую они оказывали, не осталось им по крайней мере утешения жаловаться на недоброхотство русского правительства.

   г) После скотского падежа, в первые годы нового столетия в Тюменском округе и городе случившегося, крестьяне тамошние наделены от казны купленным рогатым скотом, и позволено черемисам и татарам скотоводцам безданно прогонять скот на продажу в Тюмень и Туринск. Начались ярмарки.

   д) В 1607 г. даны канцелярские печати Тобольску, Верхотурью и Березову для наложения слепков на товары, пошлиною очищенные (а в 1625 г. даны новые печати всем сибирским городам).

   е) По неудачным опытам, какие предпринимались для выварки соли по Пелымскому округу на трех варницах, одна за другою следовавших, о чем с 1600 г. настоятельно пеклось Тобольское воеводство, возложено на Тару довольствовать Сибирь солью из прилежащих соляных озер. В 1610г. встретилось затруднение от калмыков, овладевших теми озерами, но сильным казачьим отрядом трех городов восстановлено прежнее право на добычу соли, а через другую вооруженную посылку Западная Сибирь ознакомилась в 1613 г. с богатою ямышевскою солью. Всеми сими распоряжениями правительство разматывало на новоселье русском нити своей власти, хозяйственности, законности; и мы намерены попространнее упомянуть о прочих учреждениях, больше обеспечивавших твердость власти общим порядком.

   2. Сия дань взималась соболями, лисицами, бобрами, песцами белыми и голубыми, куницами, горностаями, рысью, белкою и зайцами лучшего, разумеется, разбора. Ясак был троякий: а) податный по 10 соболей с женатого и вполы с холостого по установлению Бориса, как будто и женщины звероловствуют, б) десятинный, т.е. десятый зверь всякой породы, в) поминочный, или поклонный, которого количество определялось доброю волею и усердием приносителя к особе царской и к наследнику престола. Правило, чтобы платить ясачный от 10 до 20 соболей, сначала при покорении новых волостей объявлялось, но редко исполнялось. Так, например, пелымские вогулы в 1598 г. внесли ясака 68 сороков, но в 1609 просили сбавить ясак до 7 соболей, как установлено по Тобольскому уезду. Прошение уважено не без условия, но в 1609 г. получено с них менее и против уступки. У правительства не было неумолимой строгости. Затем, во уважение старости, болезни или увечья, давалась свобода от ясака и еще требовалось, чтобы ясачные сами привозили дань свою в город или острог. Но в продолжение времени вошло в обычай у воевод посылать казаков за сборами. Правда, царь Борис запретил (3) сборщикам брать для себя поминки из обещаний рассрочки и возить с собою товары для подмены рухляди высокоценной на плохую, какую они достают за свои лоскуты; но впоследствии вкралось столько подлогов и ухищрений, что ни наказы государей, ни обещания милостивые, ни угрозы гневные не довольны были к прекращению рассчитанного грабежа. У воевод, разумеется не всех, рука руку мыла.

   В 1623 и 1624 гг. воеводствовал в Тобольске боярин кн. Сулешев черкасского происхождения {Берг, издатель Царствования Михаила, неосновательно подозревает Сулешева в измене на сторону Владислава, по внезапному отъезду его из-под Смоленска в Москву. Боярин спешил донести об уловке неприятеля царю, который не перестал отличать его пред прочими, и притом кн. Сулешев не был под Смоленском в числе военачальников.}, в два последовавшие царствования с похвалою упоминаемый. Он, как предано памяти в П. С. Законов, сделал для Сибири положение о сборе ясака и о десятинной пашне: мы тотчас увидим распорядок его о пашне, но в чем состояло положение об ясаке, нам не случилось встретить того нигде. Думать надобно, что, по уменьшении уловов звериных, он представил уменьшительное росписание ясака, и притом с расчислением на деньги. При покорениях по Енисею и далее количество ясака ограничивалось добровольным приносом и некоторою надбавкою при вымогательстве.

   3. Переезды в Сибирь и обратно были бесчисленны, не говоря о должностных пересылках с Москвою. Одни воеводы, чрез три года приезжая и отъезжая семейственно, иногда и барски, с большим поездом и трехгодичными запасами, хотя бы запасы и не превышали установленной впоследствии меры, должны бы вконец разорить прилегающих к дороге инородцев, если б те же реки, при которых основаны города и остроги, не способствовали летом к сплаву транспортов, начиная с Верхотурья до Тары, к северу до Березова и Мангазеи, к востоку до Нарыма и Маковского. При всем том требовались люди в нарочитом числе, когда суда тянулись против воды.

   Насчет сухопутного переезда, сверх помянутого по Соликамскому яму, в июне 1607 г. огражденного от самовольства проезжих чинов и казаков, мы читаем историческое свидетельство в жалобе 30 лялинских вогулов, дошедшей до Бориса в следующих подробностях: у них было в течение 1598 г. 320 лошадей, на которых возили ясачную казну, воевод и всяких служилых людей в один конец до Соликамска, а в другой - до Тюмени или Пелыма; в течение года лишились 123 лошадей, узд и седел. Государь, в грамоте на Верхотурье, повторяя челобитную, предписывает (4) воеводе уменьшить ясак с вогулов-челобитчиков, впредь ограждать их от обид, от насильного завладения лошадьми и вообще беречь их, дабы не вздумали разбежаться. Этим не кончилось дело: с 1600 г. началось действительное переселение ямщиков с семьями в Верхотурье, на Тагил, в Пелым, Туринск, Тюмень и Тобольск, хотя и не в том порядке, в каком - мы пишем; впоследствии же число их умножилось прибылыми охотниками, понаслышке о приволье в землях и промыслах. В других местах, где было уже довольно посадских, велено записывать в ямщики из них с денежною подмогою от города.

   В правление царя Михаила в 1637 г. заселены на Нижнем Иртыше два яма: Демьянский и Самаровский ямщиками из-за Урала {В Геогр. Слов. Щекатова показаны переселенцы из Сольвычегодска, Чердыни и Соликамска; но в этом случае вероятнее сказание устюжского летописца, говорящего, что в 1637 г. отправлено в Тобольск 500 семей и 150 девок, для женитьбы казаков, из Вологды, Тотьмы, Устюга и Сольвычегодска.}. Нельзя в жителях сих поселений не приметить и ныне духа русского, духа деятельности, старинной набожности и старинной чинности в платье. Я проезжал там лет за десять. В одном из следующих периодов доведется возвратиться к сей статье; а теперь скажем, что во многих по Сибири местах заметны нравственные и физические отделы людей, чему и нельзя не быть в стране, слишком разноместной и разнообразно заселенной, без общего народного образования, которое одно может приводить свежие поколения в лучший образ. Но кто бы пожелал изменения в тр удолюбии и набожности двух помянутых селений?

   4. Царь Борис, осведомясь, что пашнею занимаются татары только около Тюмени и в Табаре по Тавде, в 1599 г. назначил Тагильские юрты на пашню с тем, чтобы вместо ясака взимать с них хлебом для казенных житниц, а между тем ускорил отправление крестьян с Камы, начиная с Лаишева, и распределил всех их под продовольствие команд городских и острожных. В 1609 г. (от 6 августа грамота) велено отправить в Пелымский уезд, в Табары на пашню 50-100 охочих крестьян с мирскою подмогою и с обещанием годовой льготы при водворении; но и в 1613 г. Пелымское воеводство не имело своих хлебопашцев. Из наказов царских не видно определения обязанностей в рассуждении казенной пашни, вероятно потому, что сия повинность, происшедшая от половничества, как обычная в России, должна и в Сибири быть исправляема по принятым обыкновениям; только то известно, что татарам табаринским и тюменским, еще в 1596 г. облегченным, она не полюбилась. Первые по вторичному прошению освобождены и перечислены в ясак, из последних же несколько бежало в степь Исетскую. Рим во свое время, по одинаковому с Россией побуждению, учил покоряемых народов своему земледелию и не терпел отговорок или отбывательств. Но за Уралом не Италия.

   В наказах последующего времени видна та же неопределительность десятинной пашни, которую надбавлять на крестьян предоставлялось рассмотрению воевод. Одно установление, небывалое в Сибири, впрочем основанное на естественной ответственности всякого промысла общему благу {Оно законным языком после выражено. Гл. XIX, 3. Уложения.}, было следующее: со всех обывателей, с подьячих, торговых людей, не исключая священников и диаконов, занимающихся для себя пашнею, брать 4-й сноп из хлеба доброго, 5-й из среднего, 6-й из худого, заставляя самих хозяев обмолачивать снопы. Установление сие, более века остававшееся в силе, не отменялось и земскими распоряжениями известного боярина кн. Сулешева. Прежде нежели коснемся распорядка его о десятинной пашне, посмотрим наперед, как и где заселялась крестьянами Сибирь.

   5. Посмотрим не по преемству времени, а по порядку и падению рек, держась Верхотурья, как оглавления, с предварительным пояснением, что слободы заселялись или непосредственным попечением воевод, или услугою поверенных, слободчиками прозванных, чрез вызов в обоих случаях казенных крестьян из северных уездов нынешних губерний: Вологодской, Архангельской, Вятской и Пермской. Переселенцам обещаемы были льготы в подати или пособия хлебом и деньгами. Такой порядок завелся в 1613 г.; однако ж не следует думать, чтобы прежде того не было добровольных переселений, как уже замечено при 6летней давности

   1597 года. Притом с 1602 по 1607 г. опять крестьяне, получив законную свободу бродяжничать, властно переходили в Сибирь, и порядочные селились близ новых городов. Эта переселяемость уже не прерывалась, по обстоятельствам смуты, и потому по допущению самого правительства, смотревшего на то равнодушно не только до 1687 г., но и до первой народной переписи. Но дело у нас идет о дозволенном заведении слобод.

   Завелись слободы.

   По Сосьве - Гаринская (1623 г.), по Тавде - Табаринская для пашни, особая от иноверческой (1618), Еланская и Тавдинская - около 1620 г.

   При перевале за Урал - селение Павдинское с таможенным постом в 1598 г. как преддверие Верхотурья. По Туре - подгорная Верхотурская не позже 1623 г. {Руководитель Миллер относит основание этой слободы к половине XVII века; но как Сулешев упоминает о ней в своем распорядке, надлежало ей существовать прежде.}, Меркушинская (1620), Епачинская (1604), Благовещенская (1639), Туринская (1645).

   На Тагиле, при разделении дороги Верхотурской на Туринск или Нейву - Тагильская и Мугальская (1613 г.).

   По Нейве - Краснопольская (1645), Мурзинская (1639), после прославившаяся кристаллами, дер. Алапаиха тогда же, Невьянская (1619) и выше ея Невьянский монастырь с селением, прежде (1621) бывшим. Последние два водворения, как родина моих родителей и прадедов, из Устюжской четверти переведенных по воле патриарха Иова, достовернее для меня, чем северный Туле Птолемеев земного шара. В первый раз, и это было в 1778 г., увидел я Нижненевьянский деревянный острог со стрельницами, и как я тогда удивлялся этим твердыням, могшим превратиться в пепел от искры! После, как уже язык мой познакомился с Горациевым словом: nil admirari, я смеялся над простотою неприятелей Сибири, до Ницы вторгавшихся, что они в полтора века не надумались, как пепелить деревянные наши твердыни.

   По Режу - Арамашевская(1631), Ключевская, или Зырянский Ключ, после.

   По Нице - Михалева, Рудная, где в 1631 г. началась плавка железной руды. По тогдашнему неуменью и по трудному добыванью руды из болотного урочища плавка была маловажная, но ради первой находки толь необходимого металла дело считалось весьма важным в глазах тобольского управления. Далее по Нице явились Ницынская (1622 г.), Киргинская (1633), Чубарова (1624), Верхницынская (1627), Бабровская среди прелестного ландшафта, Красная (одногодка с Чубаровою, после переименованная в ост. Краснослободский) и УстьНицынская (1645 г.).

   По Ирбити - Белослюдская среди открытых видов (1644), Зайковская, Жмакова, Усть-Ирбитская (1645 г.). Это не та Ирбитская, которая после полюбилась торговле и которая, засев в 1635 г. на самом устье при Нице, справедливее могла бы называться именем самозванки. Усть-Ирбитской не было уже при Миллере.

   По Пышме - Пышминская, Беляковская (около 1646) и некоторые починки.

   По Исети - Далматов монастырь (1644 {Об основании Далматова монастыря в П. С. Законов, No 15786.}) и Рафаилов монастырь (1645) на живописном месте, за пять лет до Исетского острога, с которым он мог чрез колокольню перекликаться знаками, в случае набегов.

   Надобно взглянуть на пространство, между Турою и Исетью заключающееся, на эту живую трапецию с плодородною почвою, с текучими водами, с красивыми берегами, с веселыми местоположениями, которые сменяются увалами или наклоненными равнинами; надобно видеть, чтобы понять, сколь много было побуждений для водворений, которые сперва, как говорится, клик кликали, а после доброю волею с запада сбегались и приселялись тихомолком. Это пространство, само собою после насаждавшееся людьми, было рассадником для распространения русской населенности за Енисеем.

   6. Теперь выносим на суд учреждение боярина и воеводы Сулешева, с тем предварением, что оно было последствием правительственной заботливости, какая началась с 1621 г. насчет камеральных в Сибири сведений о земледелии частном и казенном, о количестве земель, о заселении пустырей, о торгах и промыслах, о доходах, о поименном числе жителей (5). Кстати заметить мимоходом, что 1621 год достопамятен для Сибири по воззрению как хозяйственному, так и нравственному. Последнее скоро увидим, но вот учреждение Сулешева: верхотурский подгородный крестьянин, обрабатывающий на государя 1 десятину в поле, и вдву потому ж, пользуется для себя землею вполовину; тамошний же крестьянин, обрабатывающий для казны по 2 д[есятины] в каждом из трех полей, имеет для себя по 15 д[есятин] в каждом поле. В тагильских селах за 2 д[есятины] казенных имеет для себя по 12 1/2 д[есятины]. В ПелымеДуринске, Тюмени и Тобольске за 2 1/4 д[есятины] казенных в каждом поле пользуются для себя уже по 10 д[есятин] в трех полях; а 1 1/8 каз[енных] д[есятины] получают для себя по 5 д[есятин] в каждом поле. Вот распорядок кн. Сулешева!

   Трудно ныне постигнуть причины разнообразия в пропорциях, определенных, вероятно, особливыми нуждами местности, а не расчетами разностей почвы; понятно, однако ж, коренное основание учреждения, т. е. кто хотел увеличивать доход казенный, тот вправе увеличивать и собственный, как награду за усердие к казне. Награда уменьшилась от Верхотурья к Тобольску в порядке чисел: 3, 2 2/5, 2, из чего можно бы заключить, что земли к Тобольску представляли большие ценности, иначе - больше населенности, но заключение сие, само по себе сомнительное, опровергается сравнением земли пелымской, вовсе не пахотной, с тобольскою и тюменскою, и тем еще, что русская населенность, как известно, началась числительнейшею оседлостью между Турою и Исетью, минуя возвышенность Урала. Равномерно трудно отдать себе отчет, для чего обработка одной казенной десятины в Верхотурье штрафуется уменьшением права на землю, а в Тобольске и в других городах идет в порядке своей пропорции. Останавливаясь на огромности участков земли, какие назначались за услугу казенной пашни, можно сделать себе вопрос: была ли возможность пользоваться толь обширным хозяйством? Сим самым, надобно думать, и высказывается безгласное переселение беглых из России людей, и свидетельством тому служит примолвка, в царских грамотах иногда употреблявшаяся, чтобы воеводы, вновь определяемые, означали число прибылых душ.

   Далее читаем в П. С. Законов, что тот же распорядитель установил детям боярским и другим служилым, пашнею для себя занимающимся, производить хлебное жалованье не сполна, а с зачетом собственной пашни, принимая уже в рассмотрение разность земель, где оне находятся: в Тюмени ли, в Тобольске, Таре или Томске. К сему прибавочному учреждению, которое лучше обдумано против первого положения о десятинной пашне, впоследствии сделано другое применение, как увидим во втором периоде.

  

  

   1. Из распорядка сулешевского уже видно, что, через рассчитанное хлебопашество" он установлен для обеспечения Сибири служебной в продовольствии. Здесь кстати пояснить, что сибирские города делились у правительства на хлебные и бесхлебные; что к бесхлебным сперва причислялись: Березов, Мангазея, Сур гут, Томск, Тара и временно Пелым, куда для хлебного жалованья на 1609 год (по грамоте от 13 января) велено было вышепомянутым западным городам отпустить 9750 четвертей ржаной муки, круп и толокна; что в бытность Сулешева Пелым, Тара и Томск уже поступили в число хлебных мест; что для прочих северных городов и во втором периоде, когда Сибирь уже вошла в сил у земледельческую, сбор денежный в счет хлебных запасов не переставал продолжаться с западных городов от Устюга до Соликамска, в меньшем, конечно, количестве, по усилению местного хлебопашества, ободренного мерами Сулешева; что равномерно и денежное жалованье служилым шло с тех же городов, во мзду богатых сибирских отпусков мягкой рухляди; что этот порядок продовольствия хлебного и денежного продолжался, кажется, до первого трактата с Китаем, т.е. до 1689 года, пока с помощью Нерчинского торга и других совокупных доходов начали покрываться расходы Сибирских штатов.

   До сих пор мы видели учреждения земские, но не видели основных учреждений управления, вероуправления христианского, ни суда, ни расправы. Государевы наказы, воеводам даванные, вечные истины вероучения и Соборное Уложение, на смен у Судебника устарелого, вот письмена, которые надлежит считать в том времени основными законами Сибири, с тем замечанием, что наказы, до учреждения в 1621 г. архиепископской кафедры, были единственными начертаниями тогдашнего благоустройства во всех отношениях. В сих зерцалах, отливающих к потомству подлинный туск жизни сибирской, мы увидим, как все там шло по букве наказов.

   2. Извлекая из П. С. Законов один наказ 7119 лета (6), как тип наказов, какие следовали до самого почти открытия Сибирской губернии, мы надеемся сим памятником оживить идею минувшей Сибири. В нем изображены права и обязанности властей.

  

   I. По управлению приказному

   II. " военному

   III. " казенному

   IV. " земскому

  

  

   а) По приезде на место взять у предшественников все государевы грамоты.

   б) Доносить о пограничных движениях орд и разведывать, нет ли в них намерений против сибирских водворений.

   в) Чинить расправу по правде, без лицеприятия.

  

  

   г) Взять ключи города и крепости (острога), осмотреть укрепления острожные, городские и поправить их.

   д) Поверить порох (зелье), свинец, снаряды пушечные, ядра, ружья и сабли - по книгам.

   е) Пересмотреть налицо и по книгам детей боярских, литовцев, атаманов, казаков, стрельцов и всех служилых, в числе которых состояли немцы и татары.

   и) Объявить всем служащим, что великий государь пожаловал их на нынешний год хлебным и денежным жалованьем.

   к) Держать город или острог с осмотрительностью от неприятеля, высылая на приличные места конных стражей.

  

  

   л) Поверить денежную казну по книгам.

   м) Освидетельствовать мягкую рухлядь во всех статьях и поверить количество связок всякого зверя по книгам.

   н) Казну мягкой рухляди сбирать с ясачных без оплошности; не присвоивать себе шкур высокой цены и не давать сборщикам пользоваться от сборов, высылая навстречу им верных людей ко времени возвращения из волостей.

   о) Не заменять жалованья дачею рухляди, а всю сполна отсылать в Москву,

   п) Из каждой волости, по приезде воевод, повестить ясачных по два человека лучших, принимать их воеводам не иначе как одетым в цветное платье, притом в окружении служащих, прилично также одетых и вооруженных; объявить им в Приказной Избе жалованное царское слово, уверить их, что великий государь прислал новых воевод для охраны их покоя и животов от притеснения и корыстолюбия. Почему и посоветовать им сказать с откровенностью, не было ли им от сильных людей обид, тесноты, прижимок. Наконец, повелевалось на казенный счет угостить приглашенных ясачных, накормить и напоить гораздо (или) как мочно.

   р) Освидетельствовать хлебные запасы в казенных житницах по книгам.

   с) Умножить хлебные запасы для казны, раскладывая десятинную пашню на семьи с надбавкою и взыскивая повинность сноповую (пособную).

  

  

   т) Пересмотреть налицо и по книгам пашенных крестьян и обывателей.

   у) Позволять торговать только в гостином дворе для умножения анбарного сбора, воспрещая всякую мену в домах или деревнях заграничным приезжим (бухарцам), служилым людям, подвергая нарушителей строгому наказанию и остерегая себя и своих родственников от такого поползновения. Крепко смотреть, чтобы чернобурых лисиц и дорогих соболей никто и никому не смел продавать, усвоивая их одной казне.

   ф) Крепко смотреть, чтоб никто и нигде не варил пив, медов и не содеял вина под опасением заказнения посуды и денежного взыскания с производителей и питухов.

   х) Взыскание удвоять и утроять в две последующие поимки, с прибавкою тюремного заключения и телесного наказания в третий раз.

   ц) Для свадьбы, именин, крестин и поминков позволять подавать челобитные о праве сварить меду или пива и по ним удовлетворять с установленным взятьем за четверть пива и пуд меду.

   ч) Самим воеводам ничем не корыствоваться из ясака или хлеба, ничего возбраняемого не закупать для себя ни в городе, ни в уезде чрез родственников, служащих или посторонних угодников под опасением опалы.

   Кто не почувствует, сколько было ума, совета и мудрости в Царской думе? Кто опять не поболезнует о мнении, в каком тут представляются правители Сибири? Кто не видит стеснения для промышленности и житейских потребностей? Кто из живых сынов Сибири не поздравит себя с запоздалым рождением на свет, а не в том веке, когда сибирячки били соболей коромыслами? Слава Богу, что далеко откатился от нас этот век! Судя по воспрещениям наказов, надлежало или жить в лишении обыкновенных житейских отрад, или выкупать необходимые отрады у воевод {Нарочные следователи присылались из Москвы для исследования правления главных тобольских воевод: боярина кн. И. С. Куракина, боярина М. М. Годунова, стольника кн. Ф. А. Телятевского. Это происходило между 1619 и 1633 годами.}. Но утешимся!

   3. Утешимся и поспешим к новым храмам Вечной Премудрости, к храмам, без пышности срубленным за гребнями скал: Растесной, Конжековской, Павдинской и других таких же гор, на горы вздвинутых, покрытых на севере снегами до половины июня, а на юго-западе зеленью. В храмах сосновых или кедровых, явившихся по берегам рек, сыны России, странствовавшие между идольских мольбищ и мечетей, начали возносить славословие Богу Триединому; в них души, утружденные переходами житейскими и, быть может, томлениями совести, начали отдыхать духовно, как в древности сыны Израиля телесно отдыхали при источниках Элима, осенявшихся финиковыми пальмами.

   Еще царь Борис разумел эту жажду душ православных и соорудил церкви в городах и острогах, построенных во дни его царствования {В правление царя Бориса построены церкви: в Тобольске 1601 и 1602 годов Вознесенская, Троицкая и Никольская, все три на горе; в Тюмени (в 1600 и 1601) - Рождественская и Борисоглебская; в Туринске(1604) - Покровская; в Верхотурье того же года - Николаевский монастырь; в Березове(1603) - Воскресенская, равномерно и в Мангазее. Конечно, в те же годы строились церкви в Пелыме и Таре, но нет в виду прямого известия. Всего удивительнее, что в юртах князьца Алачева, в 1599 г. обратившегося в христианство, построена церковь около 1602 г. - там, где ныне Кондинский монастырь.}. Он украшал алтари иконостасами, царскими вратами, утварями и посылал церковные книги, свечи {Борис также назначил священнослужителям жалованье денежное и хлебное. Следственно, оброчная сноповая повинность взыскивалась с белого духовенства, возделывающего землю, как с земледельцев, а не как с духовных.}; и все это шло из самой Москвы, и все это, как родное, радостно напоминало про святую Русь русским, так далеко зашедшим за Камень. Конечно, сердце и чувства нагревались, умягчались, но довольно ли того для паствы, так отдаленной и так рассеянной? Смутное время прояснилось, народное разорение умягчилось, сближалась пора благоустройству; и патриарх, отец юного царя, помышлял, что в Сибири недостает жезла архипастырского, недостает светильника для великой страны и властей ея, безотчетно господствовавших. К удивлению, первые семена ложной жизни, направление к праздному провождению времени, игра в кости (зернь) и в карты, вспохватливость к обманам, сперва невинным, были заброшены в Сибирь литвою, служившею в рядах с казаками, не замедлившими тому же научиться, как видно из грамоты царя Бориса в Мангазею (7). Чем больше проходило времени, тем далее распространялось это худо, усиливаемое извинениями места и дня полярного. Чувственное житье магометан и идолопоклонников, не осуждаемое ни верованиями, ни их нравами, бессемейность казаков, одиночками отправлявшихся в страну нехристианскую, военная и удалая их жизнь, одурелость промышленников, давно с роднёю расставшихся, падкость к прибыткам, выдуманная безгрешность обирать и обсчитывать некресть, наконец, новая покатость к смелостям после государственного потрясения, там и сям заявившая себя, и веселая беззаботность, пенившаяся из кружечных дворов, в 1617 г. в Сибири открытых, представляла при безгласности приходского духовенства картин у жизни языческой. Казаки, увлекшись обычаем многоженства, вздумали иметь жен не однех, то чрез обольщения из России привозимых, то понимаемых в улусах и особо содержимых по городам и на отъезжих постах; но тех и других, иногда венчанных по воеводским приказам, они закладывали и мало заботились о выкупе их и участи детей. Благочестивый Михаил, лишь только отдохнул от внешних государственных дел, поспешил в 1621 г., по мысли родителя-патриарха, пресечь в Сибири поток безнравия, толь ненавистного церкви и престолу, назначение в Тобольске кафедры архиепископской, могущей стыдить пороки сильных и назидать слабых, примерами увлеченных. Киприан, первый архиепископ Сибирский, получил в 1622 г. обличительную грамоту, в которой описаны нравы русской Сибири гораздо явственнее против нашего очерка (8), получил с тем, чтобы прочитать ее с пояснениями в тобольских и прочих церквах епархии, при собрании воевод и жителей; разумеется, что голос, поддерживаемый тверд остью уважаемого монарха и родителя-патриарха, воздействовал над необузданностью, над легкомыслием, и церковь Сибирская впоследствии уверилась, что в душах сынов ея не погас лен курящийся. Таким образом, воззвав паству к правилам веры, Киприан возгласил вечную память казакам-победителям, положившим живот свой при первом покорении Сибири, и тем привлек к алтарю Вечного Агнца сердца храброго сословия. Не нашего пера зов, чтобы исчислять увещания, настояния, добрые учреждения по духовенству и подвиги сего архипастыря, в служении Богу-Слову и в сооружении храмов подъятые; мы только исторически заметим, что проповедь Евангелия в Сибири, как и Летопись Сибири, начались вместе с иерархией, по доброй связи дела божественного с человеческим. Киприан, отобрав изустные известия от остальных сослуживцев Ермака, положил начало столбцу историческому.

   4. Между тем Томск, не унывая от вероломств, какие испытывал со стороны поддавшихся разноплеменников, уже в 1616 году простер свои виды за хребты к юго-востоку и послал пригласить Урянхайского владетеля в подданство московского царя. Вера и успокоенная Москва усугубляют смелость Сибири. Русские протоптали сквозь хищных улусов дорогу к куреню урянхайскому, а урянхайские посланцы препровождались к Москве на готовом иждивении, но в 1620 г. Алтынхан, как корыстолюбивый лицемер, покинут русскими с негодованием.

   В то время южная пустыня озер заиртышских, прерываемых группами гор или холмов, в параллели от 50® до 55® была вовсе не знакома Западной Сибири. Торготские тайши, как несогласные на первенство чжунгарского диктатора Хаара-Хулы, оставив отечественные кочевья, пошли к северо-западу искать независимых кочевьев. Из помянутой параллели, где меньше могло быть столкновений с ордами киргизскими, калмыки, не столько внимательные к намерениям старшего тайши Урлука, сколько к добычам, начали с 1621 года выступать на степи: Миасскую, Исетскую, Ишимскую, а на Барабинской их же братья бесчинствовали уже с 1607 г. Передовые толпы, разведав о сибирских городах и острогах, при одном случае послали своих выборных в Тюмень с предложением мирного соседства, в то время как Приказ, соскучив расходами угощений и подарков, бесполезно расточавшихся на приемы маловажных азиатцев, запретил тратить казну на подобные лакомства (от 30 октября 1623 г.); и поэтому присланные калмыки были приняты в Тюмени с пренебрежением. С сих пор умножились набеги калмыков, вспомоществуемых еще кучумовцами и ногаями. Через девять лет (в 1632 г.) Приказ разрешил обослаться с тайшами, предложить им мирное соседство, с неприкосновенностью сибирской границы, также свободу взаимной мены, в противном же случае, как впоследствии прибавлено, отражать силу силою. На сей конец действительно были отправлены к значащим тайшам гонцы с условиями и подарками. Урлук и другие, будучи довольны частью переговоров и подарков, согласились на предложение тем с большим удовольствием, что и не желали ссориться с храбрым соседом, и замышляли откочевать за Яик; но от тайшей, оставшихся по уходе главных, и не меньше от других, кочевавших к озеру Чанам, наглости продолжались по границе с прежним неуважением. Сибирь на протяженной границе не знала и не ведала главы грабителей, потому что Хаара-Хула имел отдаленную от Сибири войну с киргизами, войну, в которой, по общей ненависти, потухали внутренние распри ойрадов. Провидению угодно было прикрыть русское насаждение, которое было и юно и зелено, соседнею ссорою и потом войною, как благотворным облаком. Не очевидно ли, что оно помогало рассадке христианства, хотя и внешнего, на первых порах?

   5. Воздадим же благодарение Богу, что огонь Православия к 1629 г. засветился впотьмах кочевой страны от подошвы Урала до Енисея, что Русский дух и Русская жизнь зажглись по всем сторонам Тобольска от Верхотурья до Тюмени, от Тары до Томска, от Мангазеи до Кузнецка и от Красноярска до Енисейска. Города, остроги и зимовья явились по большим и вливающимся в них рекам, падающим к северу. Конда, Сылва, Обь, Таз, Пясина, Хатанга с низовьем Енисея, Кан, Чулым и Томь - осмотрены больше или меньше, и орды везде положены в ясак, силою увещания или оружия, раз навсегда: ибо ясак, однажды взятый, влек за собой вечную обязанность подданства, сколько крат не изменили бы объясаченные. И за это правило Сибирь не щадила своей крови и устояла в правиле.

   Заселение Сибири равномерно совершалось и в христианском разуме чрез сооружение часовен, церквей, монастырей и соборных храмов. Общее правило тогдашних русских: где зимовье ясачное, там и крест или впоследствии часовня; где водворение крепостное: там церковь и пушка, ибо среди значительных отрядов, по благословению тобольских первосвященников, обыкновенно путешествовал священнослужитель со святынею. А где город, там правление воеводское, снаряд огнестрельный и монастырь, кроме церкви

   За всем тем обыкновенный путь сообщений от Тобольска к водворениям на Енисее лежал по Иртышу, Оби и Кети пустынной, но в летнее время обсаженной черною смородиной, чрез остроги, означенные в прежних перечнях линий. Барабинская степь {По словам о. Иакинфа, Бараба еще до Р. X. отдана была хуннами китайскому полководцу в ленное владение. Желательно бы прочитать не копию с пожалования, а описание урочищ и примет, чтобы согласиться, что королевство Динлин точно Бараба. Бараба нами названа от Барамы - одной татарской волости.}, от Тары до Чаусска разлегшаяся промеж туземных татар, признавших над собою власть российскую, не представляла, однако ж, постоянно верного проезда к Томску, исключая казачьих дружин, по причине частых впадений со стороны калмыкских тайшей и сообщников киргизов или родовичей Кучумовых. Первые считали барабинцев своими подданными, вероятно, по праву старого ойрадского союза, давно рушившегося; и выскоблить память этого права, основанного на богатстве оленей, лосей и других ценных зверей, какими тогда изобиловала Бараба, стоило Сибири многих битв, переговоров с калмыками и опять битв.

   Томск и Кузнецк, богатые рыбною ловлею и окружаемые плодородными окрестностями, ожидали крестьянской оседлости, которая местами и началась под непосредственною защитою мест укрепленных. Красноярск, по распоряжению Тобольского воеводства выстроенный расторопным дворянином Дубенским, красуясь среди живописных видов, завел вскоре по р. Кану зимовье, жатвы, сенокосы, а около себя заимки и, кажется, не предвидел предстоявших бедствий, когда в 1631 г. торжествовал над киргизским родоначальником Иженеем. В случае нужд служебных сей город пересылался с Томском, по примеру Тобольска, чрез казачьи дружины, которые брали про вожатых у спопутных инородцев. Что касается до Енисейска, он, стоя в тылу от затейливых и переметывающихся племен, разбрасывал зимовья по Тунгускам и становья на задах к Томску, сверх остр. Вольского, Мелесского и Рыбенского, в запас для передусделанного (1628 г.) на Верхней Тунгуске.

   В сем напряжении дел и умов воеводства: Мангазейское, Енисейское и Красноярское, соответствуя порывам своих команд, заглядывали порознь за преграды рек к востоку, получали ясак, с кого и сколько можно было, и слушали нелепые вести о заенисейских племенах и о больших у них колоколах {Не прилетают ли на р. Тунгуску дрозды-звонари? Тогда бы звон и трезвон надлежало приписать живым колоколам.}. Приказ, как одобрявший полезные замыслы, усмотрел необходимость в 1629 г. объявить Томск вторым областным городом или, как тогда писалось, велел Томску сидеть своим столом, приписав к его ведомству Нарым, Кетск с воеводским правлением, Енисейск, Красноярск и Кузнецк с зависящими от них острогами и зимовьями. Поэтому в разряде Тобольска остались города: Верхотурье, Пелым, Туринск, Тюмень, Тара, Сургут, Березов и Мангазея, с малыми острогами и зимовьями.

   Здесь место изъяснить, что воеводство областное (Тобольское или Томское) состояло из 2 воевод, одного главного и товарища, из 2, иногда 3 дьяков, еще из 2 или 3 письменных голов. В звании последних бывали и стольники. Средние воеводства, как то: Верхотурское, Тарское, Мангазейское, Енисейское и т.п., вверялись по большей части 2 воеводам, из Москвы присылаемым, при письменном голове и дьяке, вместо которого бывал с приписью подьячий. Малые воеводства, куда назначение воеводы зависело от областного, состояли из одного лица и подьячего с приписью или без приписи. О Томском воеводстве как областном надобно прибавить, что штат его всегда был малочисленнее против тобольского. Впрочем, несмотря на степени и преимущества воеводств одного пред другим, не было установлено зависимости органической, в чем виною Приказ, как непосредственно списывавшийся порознь с воеводствами и еще требовавший, чтобы каждое воеводство, середнее и малое, отправляло ясачную казну в Москву, прямо от себя. По недоверчивости не было в Сибири совокупности, не было управления; разъятые части принадлежали к целому отдаленному, к Приказу, не мыслившему об единстве частей и заботившемуся об одном итоге ясака.

   Сей 1629 год печальный не столько для Тобольска, сколько для сибирской истории, у которой пожаром тогда похищены все свитки