Станиславский Константин Сергеевич - Письма 1886-1917

больного и сделает арки апофеоза. Посмотрим. Тогда на 1-й неделе можно будет с Вашими указаниями передать работу нашим. Они сказали, что выполнят ее в неделю-две.

   Всего апофеоза Замирайло не кончит, это ясно, тем более что бока (кулисы) не выяснены. У него какое-то недоразумение с колоннами (какие-то своды, идущие на публику; нужны ли две колонки или одна?).

   За Замирайло следят ежедневно, но осторожно, так как у него уже заострилось лицо, а это предвещает бурю.

   Арапчонок - чудесно (не страшно, что Мейерхольд их очень использовал)⁵.

   Мы репетируем усердно и ежедневно, и думаю к понедельнику представить Вам начерно два с половиной акта. Сам я боюсь заниматься ролью. Если она входит в меня, то незаметно, помимо моей воли. Тона еще нет, так как отвлечен режиссерством (Стахович уехал, Москвин занят Федором, Немирович - "Федором" и "Браком").

   У Мордкина выясняется. Придумать па он, кажется, может, но не знаю, сможет ли он выучить всю ораву. Кажется, придется в конце концов помочь ему.

   Все это мешает мне как-нибудь приблизиться к "Браку". Да и сам Немирович меня не зовет. Эти репетиции меня очень волнуют, тем более что все вместе столкнулось с "Федором", который должен итти на 2-й неделе в абонемент⁶.

   Ну, до скорого и приятного свидания.

   Ждем Вас с нетерпением, так как любим Вас и очень хотим с Вами работать.

   Целую ручки Анне Карловне, которую также с нетерпением ждем в Москву.

   Детям и добрым знакомым - поклон.

   1913-19-II Москва

  

  

   Вы меня и нас забыли. Не приезжаете и не пишете.

   Знаю, что заняты.

   И я смертельно занят и потому не пишу, но часто вспоминаю.

   Идет мучительнейшая работа с Мольером. Вот где приходится искать настоящий (не мейерхольдовский) - пережитой, сочный гротеск¹. Смертельно боюсь провала.

   Всем поклоны. Все кланяются.

   Целую Вашу ручку.

  

  

   Дело, конечно, не в большой и малой сцене. Раз что пьеса репетируется правильно и систематически - не все ли равно, где ее репетировать? Большая сцена нужна только тогда, когда надо наскоро натаскать актеров. Дело в самих актерах, которых за весь год я не мог собрать, если не считать двух недель до масленой. Пока репетировали "Пер Гюнта", приходилось ждать Павлова и Бакшеева. Когда они освободились, ушел Базилевский; когда он освободился, ушла Коонен.

   Потом пришлось остановить все работы и целый месяц возиться со старьем. Потом стали репетировать "Екатерину Ивановну". Стали ждать или заменять Коонен, потом ушел от нас Массалитинов и т. д. До последних двух недель нельзя было собрать состава исполнителей. Когда репетировали "Пер Гюнта" и "Екатерину Ивановну" - весь театр, т. е. вся труппа, был в зависимости от репетируемой пьесы.

   Спектакль Мольера не имеет этого необходимого преимущества. По утрам - да, но утр слишком мало, и 15 репетиций для постановки Мольера недостаточно.

   Позвольте приложить другой список:

   со времени начала репетиций "Мнимого больного" через мои руки прошло три Белины (Книппер, Соколова, Лилина),

   4 Анжелики (Коонен, Соловьева, Крестовоздвиженская и Барановская),

   2 Беральда (Массалитинов и Дуван),

   3 Клеанта,

   2 Фомы (Массалитинов и Бакшеев),

   2 Флерана,

   2 нотариуса,

   2 Туанет.

   Спросите себя: достаточно я терпелив, или нужны еще новые испытания? В довершение всего - спектакль Мольера, о котором мечтал три года, будет поставлен с 15 репетиций, по-дягилевски.

   Еще одна изуродованная мечта, еще один незлобинский спектакль. Еще раны "Гамлета" и Тургеневского спектакля не зажили - и новая обида.

   Вот причина моего нервного тика. Очень извиняюсь и сожалею о том, что не сумел сдержать себя.

   Я никого не обвиняю, ничего не доказываю; я сожалею только о том, что мне так не везет в нашем театре.

  

  

   До сегодняшнего дня я не мог написать Вам, так как носился со своей личностью как с писаной торбой. Пришлось это делать, потому что едва хватало сил на вечер и нельзя было хворать. Вчера, как гора, свалилась с плеч огромная обуза: сдали 8-й абонемент и закрыли московский сезон. Только сегодня могу дать Вам отчет об истекших спектаклях. Но все они слились в одно, и впечатление от них какое-то пестрое. Ясно, что роль еще не освежилась и все еще есть больные места; ясно, что и темп еще не раскатился вовсю ¹. Отчего это происходит? Или от большой затрепанности роли и пьесы, или же от невыносимой нервной и физической усталости. Играли на каплях и валерианках! Не жду большего от первого петербургского спектакля. Очевидно, не удастся прорепетировать пьесу на сцене, чтобы вспомнить акустику театра. Первый спектакль пойдет на приспособление к условиям театра. Пьеса до известной степени раскатилась. Определилось то, что хорошо перелетает за рампу, и это дает отчетливость и уверенность. В хорошем настроении делаешься наивным, и тогда все смешно, но при обязательной ежедневной игре, когда искусство превращается в ремесло, хорошее настроение бежит. Были хорошие спектакли, когда публика стонала от хохота, но были и менее удачные спектакли, когда душа становилась картонной. Более основательный отчет сообщит Вам Мстислав Валерианович², который был на вчерашнем (5 апреля) спектакле, последнем в этом сезоне.

   Часто думаем о Вас и об Анне Карловне и Владимире Николаевиче. Вспоминаем и любим.

   До скорого и приятного свидания. Мне разрешают не приезжать к репетиции "Церемонии"³ в пятницу вечером, на страстной.

   Не откажитесь просмотреть ее и тем дать мне возможность передохнуть от большой усталости.

   Если встретите Гессена и будете говорить с ним по телефону, не откажите объяснить, что я с радостью и благодарностью принимаю его приглашение, но может случиться, что мне придется задержаться в Москве до первого дня пасхи⁴. Это выяснится только среди наступающей недели. Обнимаю Вас. Целую ручку Анны Карловны, кланяюсь детям и Владимиру Николаевичу.

   Простите за путаное письмо. Третий час ночи. Голова не работает.

  

  

   Христос воскресе!

   Только вчера получил Ваше письмо с адресом (San Remo Royal Hôtel). Спасибо за это письмо и за предыдущее. На первое ответил в Monte Carlo описанием публичной генеральной Мольера. Боюсь, что Вы не получили его, и потому теперь повторяю, с добавлением последних впечатлений, но прежде хочется просить Вас по чести и по дружбе написать относительно лейкоцитов (сколько в поле зрения). Когда Вы умалчиваете об их количестве, то мне кажется, что их не одно, а целых три поля зрения.

   Вчера сыграли восьмой спектакль Мольера для восьмого абонемента. Таким образом, пронесло благополучно. Что сказать? Успех, и очень большой. В театре настроение какого-то обновления. Публика очень смеется, даже аплодирует. (Вчера даже Коля Ларионов ушел с аплодисментами¹. Благодаря Вам очень хорошо играет и имеет большой успех. Начинает это сознавать, а потому ничего не пишите ему о вчерашних аплодисментах.) Не могу сказать, чтобы постановка и успех меня удовлетворили. Моя роль, которую хвалят, не дает еще мне радости. Слишком она забита (мне с "Больным" пришлось проходить и давать реплики с восемнадцатью исполнителями). Далеко не все играют хорошо. Прекрасен Знаменский в обеих ролях - Диафуаруса и председателя (особенно в последней). Массалитинов прекрасен, хотя хуже, чем обещал быть на репетициях. Прекрасен Колин - Флеран. Павлов на сцене пропал. Базилевский выиграл, красив, но посредствен как актер. Коонен не играет, ее заменила в несколько репетиций Барановская - прилична и только. Жену - хвалят. Бенуа - хорош (но суховат). "Церемония" всем нравится, а мне не очень. Постановка была мучительна. Все довели до последней минуты. Ставили наскоро и на четвертой неделе, репетируя днем и вечером, до четырех часов ночи. Были минуты полного отчаяния. Даже дошло до того, что на одной репетиции (собрались у меня) я заставил себя репетировать, но роль стала до того ненавистной и безнадежно истрепанной, что я среди первого монолога разрыдался (о стыд!) и убежал наверх, не мог репетировать. Собрал Вам все критики, а сейчас (о ужас!) вижу, что остались от них лишь бренные остатки, кто растащил - не пойму. Раньше же не посылал, так как не знал адреса. Как только выйдут открытки - пришлю, только держите меня в курсе Вашего адреса. Я уезжаю либо 11 апреля, либо 14 апреля (в первый день пасхи). Адрес: Михайловская, дом Дворянского собрания, "Английский пансион" Шперк.

   Студия сыграла десять спектаклей. Оставался одиннадцатый, но приехала пожарная комиссия и запретила публичные спектакли. Поэтому последний спектакль, который был благотворительным, пришлось перенести в Охотничий клуб. 4 апреля состоялась публичная генеральная репетиция "Праздника мира" Гауптмана, под режиссерством Вахтангова². Спектакль прошел хорошо, но сама пьеса тяжела, нудна и этой нудностью - устарела. Все-таки молодцы, - несмотря на "Федора"³ и Мольера (ежедневные репетиции и спектакли), сотрудники сумели приготовить два хорошо срепетованных и поставленных спектакля. Оба спектакля поедут в Петербург и Одессу⁴. И к концу сезона студия окупит себя. Для первого года результат блестящий. Сейчас ищем помещение. Нашли чудесное на Малой Дмитровке. Зал такой же ширины, как теперешний, т. е. 13 аршин, но длина его не 19, как теперь, а 40 аршин, причем расположение комнат точно по заказу: два фойе, четыре комнаты уборных, прекрасный вход и триста мест для публики. Теперь весь вопрос в пожарной комиссии. Если разрешат, то мы торжествуем. Плата сравнительно недорогая, тысяч пять-шесть, но при этом не сто, а триста рублей сбора. Если же принять во внимание, что у нас уже две пьесы есть, которые, при рублевой цене за место, пройдут по нескольку десятков раз, - можно будет в двадцать спектаклей окупить помещение. Студию признали, и ее сильно побаиваются. Немирович демонстративно повторяет мне неоднократно, что он ждал результатов через три года, но что результаты уже есть теперь, выше его ожидания. Теперь, в Петербурге, будем вырабатывать репертуар будущего года. Напишите, что бы Вы хотели сыграть в студии, т. е. что внести в репертуар ее будущего года?

   На будущий год я объявил, что ставлю "Трактирщицу", и Бенуа думает о второй пьеске для пополнения спектакля. Сегодня Немирович подходит ко мне и говорит: "А что, Ольге Владимировне не лучше будет взять Сусанну в "Свадьбе Фигаро"? Спектакль вышел бы капитальнее". Я ему ответил так: "В этом спектакле я хочу дать театру не пьесу, а артистку. В нашем положении это теперь важнее пьесы. Мне нужна роль, которая бы показала артистку. Думаю, что "Трактирщица" удобнее для этого. В ней больше блеска, а блеск убеждает сильнее. Вот почему я, противник всякого фаворитизма, предпочитаю "Трактирщицу", хотя понимаю, что спектакль значительнее был бы с пьесой Бомарше". Прав я или нет? На всякий случай почитаю Бомарше, а Вы подумайте⁵.

   Шестого числа в студии была еще публичная генеральная репетиция. Бебутов сдавал пьесу (забыл название)⁶ с участием Хмары, Афонина и Кемпер. Совсем сыро, ничего еще нельзя судить. Сегодня был экзамен-молния. Экзаменовались: Барановская, Коренева, Дмитриевская, Соловьева, Попова, Хмара, Дикий и пр. Душа моя Марджанов добыл откуда-то бешеные деньги и [...] сыплет их направо и налево, переманивает всех, кого может⁷. Санину - 15 тысяч (и уже поссорился, и не разговаривает, и не кланяются друг с другом). Коонен - шесть тысяч, портнихе Марье Фроловне - 4 тысячи, Леонидову предлагал чуть ли не 25 тысяч. Недавно он завтракал с кем-то, кого он переманивал, и ему подали счет на 30 рублей, он вынимает две сотенных бумажки, чтобы расплатиться 30 рублями, до того руки его привыкли к радужным бумажкам.

   Ну, пересказал все слухи, вести и сплетни; нежно думаю о Вас и мысленно целую Ваши ручки. Спасибо за письма. Рад, если мои записки пригодились. Да, вот Вам задача: развейте и привыкните в ролях и при творчестве к той простоте, которую мы называем "в капоте". Ищите ее в себе больше всего. Найдите себя такой простой, непосредственной и детски искренней, какой Вы были в своей ночной кофточке, когда лежали, поправляясь после болезни. Вл. Алекс, низкий поклон.

   Стахович все в хандре. Он в Германии (Homburg. Poste restante). Напишите ему словечко.

  

  

   Простите за задержку ответом. Знаю, что это очень нехорошо, но я не рассчитал своих сил и не одолел всей непосильной работы, которая в последний месяц свалилась на меня. Не хватает не столько времени, сколько жизненной энергии, чтоб исполнить все, что надо и что хочется сделать.

   Вы не должны сомневаться в моей полной готовности придти Вам на помощь. Мне нетрудно будет это сделать в студии, где я пользуюсь авторитетом, и потому там я весь к Вашим услугам, насколько мне позволят время и текущая работа. Я с радостью поделюсь с Вами всем, что знаю и умею.

   В театре - другое дело. Там многое изменилось для меня. Я уже не пользуюсь авторитетом, хотя и прикрываются моим именем, я не имею ни юридических прав, ни голоса, от которого мне самому пришлось отказаться по чисто внешним и случайным причинам.

   В театре я могу ходатайствовать, но не решать. И я ходатайствовал, но - пока безуспешно. Враждебного отношения к Вам я не заметил и думаю, что его нет. Нет ролей, нет свободных денег; некоторое недоверие к тому, что Вы расстаетесь с прежним амплуа и помиритесь с более скромной ролью в театре; вот реплики, которые мне пришлось слышать при разговоре о Вашем возвращении на нашу сцену. Должен быть справедливым и констатировать, что все эти возражения делались с каким-то недоумением, с какой-то беспомощностью и как бы извиняясь.

   Как быть и как действовать на будущее время? Для этого необходимо увидаться и переговорить. И я надеюсь на это - в Петербурге или в Одессе. Только при личном свидании можно договориться, главное, почувствовать все детали сложного вопроса, который стоит предо мной. Если наше свидание в Петербурге невозможно, то, быть может, Вы укажете мне, с кем из Ваших близких я могу совещаться по этому делу¹. Мой адрес в Петербурге: Михайловская, "Английский пансион" Шперк (комната No 9).

   Что касается до Вашего долга мне, предоставляю распорядиться так, как Вам удобнее. Я нисколько не тороплю Вас уплатой. Хотите - рассчитаемся со временем, по продаже земли, хотите - передайте мне долг землей, хотите - изберите иной способ. Словом, предоставляю Вам распорядиться по Вашему усмотрению и так, как Вам удобно.

   Виноват я и перед Алексеем Максимовичем в том, что не держал его в курсе наших проб по commedia dell'arte.

   Сулер, который занимался подготовительными работами по этим пробам, написал уже подробно Алексею Максимовичу².

   Но секрет в том, что самой сути мысли Алекс. Макс, т. е. того, что так прекрасно выражено им в его статье, переданной мне Румянцевым, никто еще не знает ³. Я никому не показывал этой статьи, боясь, что она попадет в газеты. Пока же идут упражнения, подготовка учеников 1-го курса (так как старики не годятся на эту работу; они слишком заражены штампами и актерскими привычками, чтоб отдаваться непосредственности аффективного переживания).

   То, чего хочет Ал. Макс, не так просто. Теперь, после года работы, мы начинаем подходить к тому, что нужно. Но вот беда. Невозможно удержать в тайне то, что происходит в студии, и наши пробы попали в газеты. Ко мне пришел Эфрос и заявил, что не нынче-завтра появятся статьи о тех упражнениях, которые мы делаем ⁴. Лучше, чтоб он деликатно написал об этом, чем другие сделают это кое-как, наскоро. Я просил его написать об этом Алексею Максимовичу. Но Эфрос боялся, что на это уйдет много времени. Каюсь, он убедил меня, и я рассказал в общих чертах, через каждые три слова упоминая, что мысль не моя, а принадлежит Ал. Макс. Статья вышла не очень удачна и не очень точна. Возражение, дополнение придадут всему делу рекламный характер. Лучше всего молчать пока, тем более что никто, кроме наших учеников, не сможет делать это трудное дело - совместного творчества. Когда я еще соберусь написать обо всем этом Алексею Максимовичу? Не откажитесь, при случае, пока, сообщить ему суть этих строк. Очень хочу повидать Вас. Буду ждать этого свидания. Надеюсь, что оно состоится в Петербурге, куда я уезжаю в пятницу на страстной.

   Целую Вашу ручку и шлю Вам сердечный дружеский привет от себя, жены и детей.

   Искренно любящий и сердечно преданный

   1913-9-IV.

  

  

   Воистину воскресе!

   Разрешите мне написать Вам на блокноте. Почему? Психологическая тонкость. Когда хочешь писать письмо, вынимаешь конверт, но торжественность обстановки пугает: "приступаем к важному делу писания". Если же случайно открываешь, как сейчас, блокнот и без приготовления пишешь, то меньше готовишься. Если меньше готовишься, чаще будешь собираться, т. е. посылать письма, а мне бы хотелось, чтобы связь с театром и тоска по нем не остывали в Вас, чтобы Вы чувствовали, что о Вас и думают и вспоминают.

   Спасибо Вам за Ваши милые, теплые, сердечные письма. Верьте, они мне очень дороги, и я очень сильно ценю их, особенно теперь, когда я тяжело переживаю обиду, нанесенную мне Коонен. После четырех лет работы (хоть неудачно, но тем не менее от всего сердца) она пришла и довольно легкомысленно и жестоко объявила мне: я ушла из Художественного театра¹. Каюсь, я разревелся и ушел из комнаты. С тех пор мы и не виделись.

   Будьте покойны: идет "Трактирщица" в Художественном театре и "Эльга" в студии ². Я прочел "Свадьбу Фигаро", и мне не очень понравилось, и Бенуа говорит, что суховато.

   Это отлично и важно. Ищите себя такой простой, какой Вы бываете в капоте, в ночной сорочке, с мамой, братом, и замечайте это самочувствие. Владейте им, чтобы оно всегда было связывающим Вас с жизнью, источником правды.

   Встречал пасху один, в Москве, а наши были в Петербурге. Почему? Потому что я задержался в Москве с квартирой студии. Не помню, писал я Вам или нет, это важно, и потому я повторяю: из старого помещения нас погнали, и, кажется, удастся снять на Малой Дмитровке (угол Страстного монастыря), где была постоянная выставка картин. Прекрасное помещение. Два фойе, хорошие уборные для артистов, зал на 260 человек.

   Вчера прошел "Пер Гюнт" - сносно, будут ругать, но не очень. Первый акт - с большим успехом, последующие - слабо. Сегодня "Екатерина Ивановна". Первые два акта - с успехом. После второго вызывали без протеста автора, подали венок от "Шиповника". После третьего - аплодисменты с шиканьем. После последнего - друзья вызывали, было и шиканье.

   Бедная Дункан. Вспомнить жутко³.

   Где будем летом - бог весть. Если за границей, конечно, повидаемся. Из Одессы поеду в Крым, в Батилиман - строить дачу и комнату для Вас и для Владимира Александровича. Боюсь сглазить и радоваться насчет лейкоцитов. Дай бог, вот было бы славно, гора с плеч, и впереди надежды. Чудо!

   Вчера был в Александрийском. Меня пригласили за кулисы и с почетом принимали. Аполлонский выражал свою преданность системе. Юрьев, Судьбинин, Брагин, Корвин-Круковский поддакивали. Просили заходить и разговаривать с ними?!.. А играли они "Обрыв". Господи, да простит им господь эту безграмотность и кощунство⁴. Да, забыл совсем. В первом спектакле "Мнимого больного" я получил цветы с Вашей милой запиской. Я был очень, очень тронут и, свинья, не поблагодарил. Спасибо! Целую Ваши ручки и, если муж позволит, то и в лобик. Польщен и счастлив за поддержку энергии относительно моих записок, а то у меня охота остывает. Никто не читает, кроме Вас и Владимира Александровича. Спасибо ему за его милое письмо. При первом случае напишу ему. Пусть переводит "Трактирщицу" и пока держит в секрете, инкогнито, до поры до времени. Как переведет акт или два, пусть высылает. Мне надо за лето зубрить слова. Бенуа интересуется "Трактирщицей". Новость! Кажется, Бенуа будет служить в театре как заведующий художественной частью. Это большое приобретение.

   Целую ручки. Помню, люблю, думаю и радуюсь за Вас, заглядывая в артистическое будущее.

   Жму руку Вл. Ал.

  

  

   Вчера, 17-го, прошел Мольер. "Брак поневоле" (видел из-за кулис на сцене кусочек) шел неважно, но публика смеялась. Аплодисменты жидкие. "Мнимый больной" начался с овации при поднятии занавеса. Не поймешь, к кому она относилась: к Бенуа или ко мне. Смеялись очень. После первого акта аплодировали жидко. Во втором акте смеялись на все и особенно на Массалитинова, который прекрасно играет. По уходе Коли Ларионова - гром аплодисментов. Мальчишка горд, и я ему уже давал объяснение, что аплодируют не ему, а Вам, так как Вы действительно здорово его выучили. Крепко. Роль его растет, и он отлично понимает, что делает. (Спасибо Вам.)

   По окончании второго акта - сильные аплодисменты. В третьем акте смеются еще сильнее. Местами приходилось долго ждать. В "Церемонии" - сильный смех. По окончании треск, крик, выпускают несколько раз Бенуа, потом пришлось выйти и мне. Получился большой успех.

   А я в душе думал о Вас. Впрочем, еще наиграемся. Целую ручку. Мужу жму руку.

   18 апр. 913

  

   Немирович ставит "Обрыв" Гончарова¹. Декорации Добужинского. Германова - Вера. Чувствую, что будут говорить о Вас как о Марфиньке. Как мне поступать?!

  

  

   Как я рад Вашему письму!

   Спасибо за память, за честь и доверие. Смогу ли я оправдать его?..

   Хочу ли я слушать Вашу пьесу? ¹

   Хочу ли видеть Алексея Михайловича ² и говорить с Вами? Конечно, очень хочу.

   Беда в том, что на этой неделе я уезжаю во вторник в Москву и вернусь лишь в субботу.

   Другая беда, что в воскресенье вечером с 7 час. я занят, а завтра вечером - играю. Таким образом, в моем распоряжении:

   1) 21 апреля воскресенье с 2 час. до 5-6.

   2) 22-го понедельник - весь день и до 11 час. вечера (с часу дня).

   Буду беречь воскресенье с часу дня и приеду к Вам, если не получу извещения об отмене.

   Очень бы хотел видеть Вас у себя, но беда в том, что в меблированных комнатах мне не дают покоя, и нам не удастся скрыться от людей и сохранить в секрете цель нашего свидания.

   Мой адрес: Михайловская, 2, "Английский пансион" г-жи Шперк (телеф. 420-73).

   Дома я бываю или в 12 1/2 ч. дня или в 5 час. вечера.

   Сердечно и искренно преданный Вам

   1913-19 апр. СПб.

  

  

   Здравствуйте, моя милая, дорогая и добрая Ольга Владимировна! Спасибо Вам за телеграмму, за милое письмо и за ласковые, добрые чувства. Очень дорожу Вашим добрым отношением и искренно люблю Вас. Если не писал долго, то потому, что одно нагромождалось на другое. К концу сезона становится трудно, теряешь энергию, но главное - мое неумение распределять время. С сегодняшнего дня стало полегче, так как вчера сдали последний экзамен (Тургенев) и теперь по утрам стало свободнее. Хотел написать утром, но приехали дети (Кира и Игорь, который выдержал экзамен и перешел в восьмой класс), и я их возил на Малый Фонтан. Сейчас играю в 4-й раз здесь "Вишневый сад". Идет третий акт, и я наскоро пишу Вам эти несколько строк только для того, чтобы успокоить Вас по всем вопросам. Начну по порядку письма. Радуюсь за здоровье, но тем не менее умоляю быть осторожной, так как все доктора - Пургоны¹, и особенно курортные. Не проверивши себя как следует, не переводите себя на совсем здоровое самочувствие. Дайте окрепнуть и - что делать! - до конца лета повозитесь со здоровьем. И на будущее время в каждом письме пишите о лейкоцитах.

   И я скучаю о Вас, и мне хочется заниматься с Вами. Никакой у меня ученицы нет и, вероятно, не будет. Коонен - изменила и предала. Коренева - не слушается и не работает. Муся ² - не пришла в себя (у нее, бедной, на ее глазах застрелился ее родной брат в Петербурге, 21 года, студент. Она вынесла удар хорошо, пожалуй, даже слишком спокойно). Она все еще толстая, с хриплым голосом.

   Жена не хочет меня слушаться и не занимается. Одна надежда на Вас.

   Отлично - ставьте, работайте в студии, играйте самостоятельно, я буду смотреть и следить только за тем, чтобы Вы не сходили с рельс.

   Напишите, кто нужен для Шоу³. Надо распределить всех действующих лиц по всем репетирующимся пьесам. "Коварство" идет (Немирович хотел, чтобы Вы играли Луизу, но помните - Вы сами поручили мне устроить так, чтоб Вам не играть) ⁴.

   "Трактирщица" идет. Бенуа уже готовит. С нею пойдет или пантомима (быть может, Вам придется играть и в ней!), или пойдет "Слуга двух господ" Гольдони. (Перевода настоящего нет. Хорошо бы, если бы Вл. Ал. приготовил на всякий случай.) И в этой пьесе надо было бы Вам играть. Как заговорим с Бенуа о распределении ролей, так непременно говорим о Вас.

   "Бесы" не решены, но о них мечтают⁵. И здесь говорят - Лиза, конечно, Гзовская. Вероятно, возобновят "Горе от ума"; и там говорят: Софья или Лиза - Гзовская.

   Кроме того, Туанет⁶. Словом, как по нотам - происходит то, что я Вам предсказывал. У нас кризис на женские роли, и я боюсь, как бы Вам не пришлось слишком много играть. Это совершенно испортит мой педагогический план.

   Теперь, когда увидимся? Сейчас я очень сильно устал и должен отдохнуть... В Одессе очаровательно. Я дышу морским воздухом и не могу даже думать о том, что есть город. После спектаклей я посижу здесь. Боюсь, что не оторвусь от моря и очутюсь на Кавказе. После Кавказа едва ли решусь садиться в вагон. (Берлин!!! Гостиницы!! Ой!) Как мне хочется повидаться с Вами, но боюсь, не удастся. Вернее всего, что после Кавказа поеду в Крым.

   Успех здесь большой. Публика хорошая, а пресса дурацкая, хотя отчаянно хвалят. Жена добросовестно играет Ваши роли и бережет их для Вас. Напишите ей ласковое письмо, она его заслужила. Пока объявлен съезд на 15 августа, но я справлюсь официально еще и тогда напишу Вам еще. Сегодня или завтра напишу Вл. Ал. Жму его руку. Привет. Перевод, в общем, хорош. Кое-где Бенуа нашел отступление от итальянского текста ⁷.

  

   Пять минут назад распечатал Ваше письмо и тотчас же сажусь ответить хотя несколько строк, так как большого письма не успею написать в эти два, три последних дня кончающегося сезона. Начинаются разъезд, прощания и наставления.

   Я лично от души приветствую Ваше намерение¹. Не знаю, как отнесутся к нему пайщики (я не пайщик), как бюджет, будет ли режиссерская работа.

   Все это подлежит обсуждению правления Художественного театра. Будут спрашивать моего мнения, оно будет благоприятное. Но решать будет администрация, в которой я не состою теперь. Поэтому пишу Вам от имени студии. Мы все к Вашим услугам и приветствуем Вас. Не забывайте, что мы с Вами расстались более 15 лет. В это горячее рабочее время сделано очень, очень много из той области, которую, быть может, Вам не приходилось разрабатывать. Очень советую внимательно просмотреть и догнать нас в этой работе.

   Без этого Вам ничего не удастся сделать в Художественном театре.

   Пока я могу сделать определенно только это предложение. Об остальном буду хлопотать.

  

  

   Севастополь, 1913-13-VI

   Где Вы? Я по Вас соскучился, так как в Петербурге мы не видались совсем, а в Одессу Вы не приехали.

   Сообщаю Вам, на всякий случай, свои планы. Я сейчас в Севастополе, так как не могу оторваться от моря. К 25 июня я буду в Ессентуках (санаторий "Азау"). Пробуду там три недели - месяц. Оттуда поеду на одну, две недели в Кисловодск. Из Кисловодска - на берег Черного моря и опять через Севастополь вернусь в Москву к 25 августа.

   Свидимся мы или нет за это время? Следовало бы Вам для сердца пожить в Кисловодске. Ведь это почти тот же Наугейм, и для девочки Вашей - благодать.

   Я так измотался за зимний сезон и в Петербурге и так работал в Одессе, что только теперь в силах разобраться в своей корреспонденции. Начинаю эту работу с этого письма к Вам и с большой благодарности за адрес, поднесенный при отъезде. Я начинаю только теперь по-настоящему ценить внимание и поощрения, оказанные мне за студию¹.

   Мне очень дорого, что мое детище, которым я так увлекаюсь, принято Петербургом.

   Я начинаю свою благодарность с Вас. Знаю, что Вы главная инициаторша. Научите, кого мне благодарить еще. Знаю, что я опоздал, но что же делать? Тогда я был в дурмане и едва сознавал, что мне нужно делать; тогда я не поспевал делать все, что нужно, и только теперь, придя в норму, я могу исполнить приятный долг. Мне хочется поблагодарить тех, кто думал обо мне и хлопотал с адресом. Научите же, кого благодарить. Не забудьте имен, фамилий и адресов. Заранее благодарю.

   В Одессе успех был огромный. Он напомнил нам наш первый приезд в Петербург и закончился грандиозными проводами, сначала овациями в театре, а потом и уличной демонстрацией с протоколами, полицией и переписью демонстрантов, которые из театра провожали нас по всему Приморскому бульвару до гостиницы. Эта огромная процессия в несколько тысяч была встречена полицией и кончилась маленькой свалкой и участком. Это высшая форма успеха у нас в России.

   Так я и не поговорил с Вами о моих записках. А надо бы выслушать Вашу критику.

   Целую ручку. Братьям и сестрам - низкий поклон и благодарность.

  

   В Одессе был большой успех, который можно сравнить с первыми годами деятельности театра. Этот успех важен потому, что он относится к самой важной стороне наших артистических достижений, которые больше всего дороги мне.

   Одесская публика почувствовала именно эту сторону сценического творчества, и это очень важно. Это случилось в большой мере благодаря Вашим прекрасным статьям, предшествовавшим гастролям и указавшим верный путь критике и публике.

   За эту большую и важную помощь, которую Вы не в первый раз оказываете театру и мне, хочется искренно и сердечно поблагодарить Вас¹.

   Жму Вашу руку и целую ручку Надежде Александровне.

   Сильно надеюсь на то, что остаток лета мы проведем, как всегда, вместе. Опасно нарушать традиции. Вы хотели это сделать, и бог наказал Вас. Ваша дача сгорела именно для того, чтоб Вы вернулись к прежним добрым традициям: проводить лето - вместе.

   Сердечно преданный и благодарный

   Севастополь. 13-VI-913

   К 25 июня буду в Ессентуках. "Азау".

  

   Ессентуки (гостиница "Азау")

   Кисловодск, д. Ганешина (с 25 июля)

   Я опоздал с приездом в Ессентуки. Скитался из Одессы по берегу Черного моря, устал очень от сезона, и не хотелось приниматься за лечение. По правде говоря, я мог бы написать Вам неделей раньше, но это требовало насилия, так как я залаживал леченье и еще не мог с охотой и любовью говорить о театре. Теперь начинаю мочь. Простите за задержку. И за дело. Нелидова перевод я получил в исправности¹. Еще не просматривал. Вам легче с ним списаться, так как Нелидов с Гзовской находятся сейчас на Lago Maggiore, Stresa, Hôtel "Regina" (до 10 августа нов. стиля).

   Итак, "Трактирщица" налаживается, а по ней ничего нет... Знаете что? Когда мы в театре идем слишком уж осторожно, бывает хорошо, но скучновато. Когда делаем смелые шаги и даже проваливаемся - всегда хорошо. Давайте - махнем! Решим пантомиму с экспромтом commedia dell'arte. Решить и баста, что выйдет - то и выйдет. Но сюжет? Вот тут нужна Ваша помощь и помощь Ваших друзей. Пусть вы, итальянцы, столь ученые, разносторонние и сведущие, решите, какая тема наиболее типична для Италии и для ее театра. Наберите и музыку. Если будете столь милостивы, напишите в самых общих чертах тему и действующих лиц, с приблизительной их характеристикой. Я буду думать.

   Играть commedia dell'arte гораздо легче, чем кажется, и я нисколько не боюсь за наших актеров, если только мы сами не отнимем у них радость и свободу чрезмерными требованиями (бросаю камень в свой собственный огород). Я даже предлагаю так. Заготовить несколько тем и играть их по выбору публики. Ведь срепетировать одну или три темы - почти одно и то же. Только бы найти образы и задачи.

   Abgemacht {решено (нем.).}?!..

   Увы, в Швейцарию я не попаду, так как хочу быть здоровым и лечусь. Это Вы - неблагоразумны и не думаете о своей печени. Очень сильно подумываю о том, чтобы в будущем году устроить так: вместе с Вами лечиться, а потом - в Montagnola, если только там не очень душно.

   Имею сведения, что Свободный театр усиленно работает. Настроение бодрое, приподнятое. Словом, повторится то, что десятки раз повторялось. Начнут с помпой, как Незлобии, а на второй год сядут, если только они не перейдут определенно на оперетку и комическую оперу. Тем более в этом году надо что-нибудь не ординарное. Давайте же пантомиму и commedia dell'arte! Помещение студии все еще не устраивается, но, бог даст, устроится. Я живу здесь жизнью Аргана и часто вспоминаю о "Мнимом больном", так как целые дни занят желудком. У Вишн[евского] родился сын. У Самаровой был легкий паралич.

   Обнимаю Вас от всего сердца, кланяюсь и целую ручку Анне Карловне. Очень мы все полюбили Вас и скучаем о Вас обоих. Детям низкий поклон и душевный привет.

   О Добужинском ничего не знаю.

  

  

   1913, Ессентуки

   13/VII

   Спасибо, спасибо за Ваши письма. Я искренно тронут, благодарен и, право же, люблю Вас искренно, предан Вам сердечно и не думаю ни о какой другой ученице, кроме как о Вас. Не писал же я это время потому, что не знал Вашего адреса, и даже в знаменательный день 11 июля должен был послать поздравление в Москву, чтобы Вы не подумали, что мы Вас забыли. Я приехал сюда с большим опозданием. Пока устроился, пока разобрался, сходил к доктору, наладил лечение, поговорил с женой, с Кирой, дал отчет об Игоре, который теперь у Сулера (Киевской губ. город Канев, Княжа гора, хутор Беляшевского, Сулержицкому для Игоря) набирается самостоятельности, - прошло некоторое время, а в письме, которое застало меня здесь, было сказано, что Вы уезжаете. Я ждал адреса. Сейчас получил и между водами и ванной пишу Вам коротенькую записочку. На будущее время напишите заблаговременно - куда писать. Здесь Вы до 10 августа, а после куда? Имейте в виду, что являться в Москву всем сказано - к 15 августа. Я буду к 25 августа. Если хотите - можете приехать к этому дню, а с 26-го начнем большую работу: Туанет, Мирандолина и "Горе от ума". Не отвертеться Вам от него. Но вот в чем дело: хотите, я устрою вам Лизу вместо Софьи, если она Вам так противна? Кроме того, Вы хотели играть в студии Нору. Я сказал об этом. Массалитинов, кажется, мечтает о Ранке, а Берсенев - о муже. А Саломею¹? Кроме того, Ваш спектакль. А Вы жалуетесь, что в Художественном театре Вам нечего будет делать!

   Относительно сквозных действий² забудьте и думать - никаких новостей нет. Вы уже все знаете. Главное, ищите себя "в халате". Приучитесь поскорей быть простой, совсем простой на сцене, такой, какая Вы были во время болезни. Это камертон Вашего самочувствия. На днях буду писать. Сейчас бегу в ванну и целую Вашу ручку.

  

   Поздравляем с прошедшим ангелом, дай бог здоровья и много ролей. Вл. Ал. [с] именинницей. Жму руку Вл. Ал. Хорошо бы, если б он прислал сюда, в "Азау", остальные акты "Трактирщицы".

  

   Сейчас пишу всего несколько строчек, так как завтра переезжаем в Кисловодск - продолжать или заключать лечение.

   И меня взволновало - !! Как, Вы не получали моего письма? В нем я благодарил и извещал, что "Хозяйка гостиницы" I акт получен. Предлагал Вам решать: идет пантомима и commedia dell'arte?¹ Попробуем. Молодежь это сделает. Только бы сюжет. Взывал к Вашим необычайным и многочисленным познаниям, чтобы найти сюжет и музыку. Предлагал еще больше сдружиться с итальянскими друзьями, чтобы побудить и их искать на всех полках архивов какой-нибудь завалявшейся темы.

   Вот это будет проба, может быть, начало нового искусства.

   Кажется, приблизительно все, что я писал Вам.

   Теперь отвечаю на последнее письмо (первое с благодарностью и низким поклоном получил, но поздно, и не по вине почты, а по собственной, так как сам задержался в Крыму).

   Интересно поговорить о Вашей поездке по северу Италии. Это до личного свидания.

   "Трактирщица" в Венеции? ² Что ж - преображусь в венецианца, мне все равно, так как я ни тех, ни этих не знаю.

   Два возражения или предупреждения по этому поводу.

   Не надо забывать, что рано или поздно у нас пойдет "Шейлок".

   Не знаю, может быть, там как раз и не потребуются гондолы?