Главная » Книги

Станиславский Константин Сергеевич - Письма 1886-1917, Страница 5

Станиславский Константин Сергеевич - Письма 1886-1917



а, например, он был у Владимира Дмитриевича Коншина. Я последовал его примеру только два раза и был раз у Шидловских, другой - у Володи в Любимовке. Там я нашел всех в полном здравии. Паша - очень любезная хозяйка, так же как и Володя. Шура - шалит, Коля старается ему подражать и делает громадные успехи в бегании5.
   Я собрался ехать к Нюше, но в тот момент нагрянула к Володе греческая семья Милиоти, так что я остался и выслушивал жалобы Константина Юрьевича о том, что у него нет аппетита6. За все это время ему только раз захотелось есть, но Поля, как назло, ему помешала. В бульоне он находит заднюю ногу мухи, и аппетит пропадает. В другой раз ему подают перец, там он отыскивает мушиный глаз - опять проголодал. Все это он рассказывал, пока Володя наводил на него свой фотографический аппарат, но, как назло, тень от Константина Юрьевича носа портила все дело, и он тщетно вертел голову и вправо, и вверх, и вниз - ничего не помогало. В это время приехала Нюша, которая показалась мне молодцом. Она ходит до сих пор, весела и смеется над своей круглотой. Однако я слишком далеко уехал от Москвы, вернусь назад к папане.
   Нельзя сказать, чтобы он хандрил. Особенно в последние дни,- он шутит, хохочет над Елизаветой Ивановной и злоупотребляет твоим отсутствием, чтобы спать после обеда в самых невозможных позах. Я ему не мешаю, так как отлично понимаю всю прелесть этого сна. Папаня склоняется на наши увещания и, вероятно, в воскресенье отправится в Самару, где лично расскажет все, что я не успел досказать.
   Следя за самарской корреспонденцией, я прочитывал твои письма к папаше. С особой горечью приходилось пробегать те строчки, в которых ты пишешь обо мне, или те, где ты советуешь папаше ездить к Володе, Нюше, но только не оставаться со мной. Вероятно, ты опасаешься вредного влияния с моей стороны. Я старался объяснить эти приписки твоими расстроенными нервами, так как иначе я не могу понять, чем я заслужил так больно режущие самолюбие приписки.
  
  
  
  
  
  
   Прощай, милая мамочка. Целую тебя.

К. Алексеев

   Поцелуй от меня Любу, Борю, Пашу, Маню, няню, Петра, Лидии Егоровне мой поклон. Не пиши ответа на это письмо, так как все равно все твои письма к папаше я читаю. Только не пиши в них того, чего я не заслужил.

Кокося

  

13. З. С. Соколовой

Лето - осень 1888

Москва

Зинавиха!

   Пишу тебе совершенно откровенно, почему я бы желал участия вашего в наших спектаклях.
   1) Из всех артисток-любительниц, которых я перевидал, я знаю только тебя как очень талантливую, умеющую играть не тривиально, а грациозно, могущую справиться с ответственной ролью, умеющую поддержать тон и давать его тем лицам, с которыми ты играешь. Другой актрисы с этими достоинствами ни у нас, нигде нет. То же скажу и о Костеньке1.
   2) Участие ваше в первом спектакле важно для меня (кроме того, что вы хорошие исполнители) и в смысле рекламы. Ты не знаешь, насколько наши домашние спектакли популярны. Лица, которые не были в наших спектаклях, слышали о нас и знают нас всех по именам. Например, Васильев - критик, Гольцев, который спрашивал про "Микадо"2, Котов. Далее. Наша обстановка и роскошь настолько всем известны, что мое имя, как заведующего сценой, заставляет ожидать чего-то чудесного. Теперь представь, что наша труппа, настолько популярная (особенно среди артистов Малого театра, которые у нас членами), почти полным своим составом с первого же спектакля войдет в наше Общество и пополнится серьезными и избранными артистами. Вся та масса публики, которая перебывала у нас, будет в Обществе, и плюс те лица, которые слыхали о нас, но не могли пробраться в наш дом. Алекс. Влад. будет нашим всегдашним гостем, за ней потянутся Мамонтовы, Якунчиковы, Третьяковы, Сапожниковы, Кукины, Ценкеры, Штекеры 3 и т. д. и т. д.
   3) Наши спектакли у Красных ворот более не повторятся - разве не жаль из-за этого бросать столь хорошее, полезное и любимое дело, в котором мы сумели достичь блестящих результатов? Мы можем составить свою маленькую труппу, и я обещаюсь, что буду играть только с ней и нигде больше. В эту труппу войдут некоторые незнакомые лица. Но ведь и Костенька был когда-то нам незнаком, и мы дичились его. Вот эта труппа. Зина (драматические роли), Нюша (grande dame и на роли героинь александровских пьес)4. Панечка и Перевощикова (ingênue). Алянчикова и Юлия Конст. (старухи). Федотов, Слевицкий (самаринские роли). Костенька, Алекс. Павл., Котов и Вансяцкий (который был у меня и будет играть) - комики и простаки. Юша (натаскивать на решимовские роли). Куманин - хлыщей, я - драматические роли. Остаются в резерве еще Погожев (бывший директор театров), Третьяков, Шенберги. Труппа хоть куда. Люди порядочные, относящиеся серьезно и не тривиальные любители5. Остальное доскажу при свидании.

Твой Костя

   Зинавиха, если сегодня не приедете, не беда - тем более что из дам никого не будет, Перевощикова приезжает из Петербурга завтра, Алянчикова - в понедельник. Напиши, во всяком случае, сегодня, будете вы играть или нет - мне надо дать ответ вечером.

Костя

   Еще забыл: если вы будете играть во втором спектакле, это уже не то. Надо начать с места в карьер. О первом спектакле будут много говорить, а не о втором. Кроме того, наше дело поставлено так, что если мы с первого раза сумеем показать публике все наши силы - дело пойдет, если же нет - первый спектакль провалит все дело.
  

14. З. С. Соколовой

Лето - осень 1888

Москва

Милая Зинуха!

   Спасибо тебе за твое милое письмо и за согласие. Прости, что не мог ответить тебе тотчас же. Пока ничего не выяснено относительно пьес. Знаю одно: что "Село Степанчиково" пойдет во втором спектакле. В первом не нашли удобным его играть, так как Драматическое общество должно открыться произведениями классических сценических авторов. Вероятно, "Жоржа Дандена" не минуем, по крайней мере до сих пор ничего подходящего не вспоминаем. Отчего бы тебе не попробовать роль на репетициях, так же как и Костеньке? Это тебя и Костеньку ни к чему не обязывает. Сегодня у нас первая репетиция "Рыцаря"1. Приезжайте, если можете, переговорим лично. Выяснилось, что в наших спектаклях недостающие роли будут играть артисты Малого театра.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Целую всех.

Ваш Кокося

  

15*. С. В. Флерову

  

16 февраля 1889

Москва

Многоуважаемый Сергей Васильевич!

   Вчера я не был в Обществе, так что Ваше письмо попало ко мне только сегодня. Я собирался заехать к Вам к 4 часам, зная, что в это время можно Вас застать, но внезапно назначенная репетиция, по случаю замены заболевшей актрисы, играющей одну из ролей сегодняшнего спектакля, расстроила мое намерение, и я принужден, чтобы не задержать Вас ответом, написать Вам настоящее письмо.
   Вот что предполагается на нашем балу1. В первой зале, где находится контроль в Симфоническое собрание, будет поставлен букет из искусственных цветов вышиной 1 1/2 саж. и 1 саж. в диаметре; продажа в костюмах Ватто2 программ, цветов.
   В следующей комнате павильон литературы; полураскрытый том книги, громадная чернильница с пером - продажа книг и брошюр от Вольфа и Готье; М. А. Дурново в костюме старухи-литературы 3.
   3-я комната (Екатерининская).
   Японская декорация (все участвующие в недавно игранной у нас пьесе "Микадо"). Продажа японских вещей и духов от Бодри и Брокара 4. Декорация Коровина. В следующей комнате мрачная картина "Царство леших". Избушки на курьих ножках, совы, змеи, лешие, грибы и пр. страсти 5.
   В большой колонной зале, по четырем углам ее, следующие декорации. Малороссийский базар работы Наврозова по рисункам Богатова6, продажа художественных произведений членов Общества. Напротив Кавказ, декорация Наврозова по рисункам Морозова 7. Здесь компания грузин продает фрукты и кавказские безделушки. Следующие две декорации работы Коровина. Одна изображает зиму, копия с рисунка, сделанного Васнецовым для "Снегурочки"8. Берендейки9 - наши ученицы и члены Общества - продают в костюмах, установленных С. И. Мамонтовым10, мороженое. Напротив этой декорации сад XVIII века, где в соответствующих костюмах компания В. И. Фирсановой продает шампанское и цветы. В круглой комнате - фонтан из духов. В 12 час. по всем залам предполагается шествие жюри с герольдами во главе и подношение премий.
   Для более подробных сведений заеду к Вам завтра или постараюсь прислать кого-нибудь сегодня, пока же принужден оборвать мое письмо, так как спешу в театр.
   С глубоким почтением
   готовый к услугам

К. Алексеев

  

16*. Н. К. Шлезингеру

  

13 апреля 1889

Москва

Николашка,

   сегодня идет в последний раз "Горькая судьбина", я непременно хочу, чтобы ты меня видел и сказал свое мнение1. Посылаю билеты.

Твой Кокося

  

17*. В. Д. Поленову

  

1889

Москва

Многоуважаемый Василий Дмитриевич!

   Спешу выразить искренние сожаления по поводу Вашего отказа от должности члена Правления нашего Общества и утешаю себя надеждой, что в будущем году Ваше здоровье поправится настолько, что Вы не откажетесь снова принять эту должность. Пока же позвольте нам рассчитывать на то, что в случае надобности Вы не лишите нас своих советов, которыми мы очень дорожим. Прошу Вас взять на себя труд передать мой низкий поклон Вашей супруге от глубоко уважающего вас

К. Алексеева

   P. S. Вложенные в письмо ср. 25, членский взнос, получил1.

К. Алексеев

  

18*. Н. К. Шлезингеру

  

До 5 июля 1889

Москва

Николашка,

   спешу, как с лучшим моим другом, поделиться с тобою своей радостью, которая, кажется, будет тебе неприятна. Я, против твоего желания, женюсь на М. П. Перевощиковой1 и влюблен в нее до чортиков. Когда ты узнаешь ее поближе, то поймешь, оценишь и полюбишь, пока же придержи язык, так как мы еще не объявлены.

Кокося

  

19. З. С. и К. К. Соколовым

  

До 5 июля 1889

Москва

Костенька и Зинавиха!

   Жаль, что не могу лично сообщить вам свою радостную новость, но, уверенный в том, что вы примете ее за шутку, если не услышите от меня подтверждения, я спешу уверить вас, что я влюблен и женюсь на Перевощиковой, конечно, главным образом для того, чтобы заручиться актрисой для нашей труппы.

Ваш Кокося

  

20*. А. Г. Достоевской

  

26 февраля 1890

Москва

Милостивая государыня!

   В бытность мою в СПб я имел честь получить от Вас разрешение на переделку для сцены бессмертной повести Вашего покойного супруга "Село Степанчиково и его обитатели". После многих попыток мне удалось приспособить означенную повесть для сцены, сохранив, по возможности, все то, что могло уместиться в узкие сценические рамки. Позволяю себе надеяться, что вышеуказанной переделкой я не исказил произведения Вашего покойного супруга, так как не только я не позволил себе каких бы то ни было добавок, но даже связующие слова двух сцен, взятых из разных частей повести, я, по возможности, старался выбирать из самого произведения Вашего супруга, дабы тем избегнуть пестроты и шероховатости слога.
   Пьеса была послана в цензуру со следующим заголовком: "Село Степанчиково и его обитатели", сцены из повести г. Достоевского в 3-х действиях. Цензура наложила на пьесу свое безусловное запрещение к представлению. Спустя несколько месяцев я предпринимаю, по совету одного из московских литераторов, вторичную попытку, чтобы добиться разрешения пьесы, и с этой целью я посылаю ее уже под другим названием, а именно: "Фома"; изменяю имена и фамилии действующих лиц1 и с несвойственным мне нахальством подписываюсь за автора. В результате - полный успех и безусловное разрешение пьесы к представлению2. Однако, прежде чем состоится таковое, я счел своим долгом написать Вам настоящее письмо и переслать Вам пьесу (каковая вышлется на этих днях), в надежде, что Вы не откажетесь высказать мне о ней свое откровенное мнение.
   В ожидании Вашего разрешения на постановку пьесы в том виде, как она Вам послана, я спешу поставить Вам на вид, что, с своей стороны, я соглашусь на таковую постановку только в том случае, если моя фамилия не будет фигурировать на афишах. Пусть последние объявят публике следующее лаконическое название пьесы: "Фома", картины прошлого в 3-х действиях.
   Не откажитесь принять от меня уверения в глубоком и истинном к Вам почтении
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Вашего покорнейшего слуги

К. Алексеева

   26 февраля 1890 г.
   Адрес: Москва, Садовая, у Красных ворот, дом С. В. Алексеева - Константину Сергеевичу Алексееву.
  

21* А. Г. Достоевской

  

10 апреля 1890

Москва

Милостивая государыня!

   Я глубоко признателен Вам за присланное любезное письмо1, на которое спешу ответить Вам немедленно по возвращении в Москву.
   Если переделка "Села Степанчикова" не исказила произведения Вашего супруга, то я мог бы счесть свой труд увенчанным успехом и постараться в будущем сезоне поставить эту пьесу в одном из императорских столичных театров. В Москве пьеса разошлась бы между следующими исполнителями: Фома - Садовский или Ленский; Егор Ильич - Рыбаков или Ленский; Сергей, его племянник - Южин; генеральша - Медведева; Ежевикин - Правдин или Макшеев; его дочь (для первых спектаклей упросил бы Ермолову); Сашенька - Лешковская; Мизинчиков - Музиль или Садовский; Обноскин - Охотин; Гаврила - Рябов; Татьяна Ивановна - Никулина или Уманец-Райская; Перепелицына - Садовская.
   С труппой санкт-петербургского театра я плохо знаком, но полагал бы, что в Давыдове и Варламове нашлись бы главные исполнители ролей Фомы и Егора Ильича. Однако я предчувствую, что постановка пьесы на императорском театре будет сопряжена с большими затруднениями. Мне пришлось читать пьесу некоторым из артистов. Последние, привыкнув к современному репертуару, ищут прежде всего в пьесе действия, понимая под этим словом не развитие характеров действующих лиц, а развитие самой фабулы пьесы. Кстати сказать, наши артисты, особенно частных театров, подразумевают под фабулой пьесы движение или, вернее, беготню по сцене. Понятно, что при этих требованиях артисты, слышав[шие] пьесу, нашли ее малосценичной. Кто знает, может быть, и дирекция так же оценит эту пьесу и или забракует ее, или отнесется к ней без особого внимания, распределив роли между второстепенными артистами, или вычеркнет добрую половину пьесы. Если это так случится, то я бы предпочел, с Вашего разрешения, видеть пьесу в разумной и тщательной любительской постановке, тем более что эта пьеса прекрасно расходится между членами нашего московского Общества искусства и литературы. Там есть талантливые исполнители, которые отнесутся с должным вниманием к произведению Вашего супруга. Увидав эту пьесу на сцене, я уверен, что и пресса и артисты оценят ее лучше, чем они это сделали при чтении, и тогда, бог даст, пьеса попадет и на императорские подмостки. Давать же ее на искажение частным театрам мне было бы очень жаль. Любительский спектакль можно устроить в пользу весьма нуждающейся семьи покойного С. А. Юрьева2. Эта благотворительная цель привлечет всю московскую интеллигенцию и обратит на себя внимание любителей театра.
   Я весьма сожалею, что, поторопившись высылкой Вам пьесы до моего отъезда из Москвы, не успел переплести ее в изящный переплет. Постараюсь исправить свою ошибку, а пока прошу Вас не отказать мне принять и сохранить для Вашей библиотеки посланный мной экземпляр пьесы "Село Степанчиково".
   С истинным почтением, глубокой преданностью

К. Алексеев

   Москва, Садовая, Красные ворота, д. Алексеева.
  

22*. Из письма к С. В. и Е. В. Алексеевым

  
   12 апр. 90

12 апреля 1890

Москва

Дорогие папаня и маманя!

   Необычайный склад дня во время праздников отучил меня распоряжаться временем, вот почему на столе у меня валяются многие начатые, но не оконченные письма к вам. Одно из них, громовое, было уже в конверте и с наклеенной маркой, готовое лететь в Вену, но телеграмма предупредила его отъезд, так как оказалось, что за границей лучше помнят русские обычаи и шутки 1-го апреля, чем у нас в белокаменной. Приходится сознаться, что мы попались и что шутка удалась вполне. Ваша телеграмма произвела страшную сенсацию - тем более что, как назло нам, в этот день погода изменилась к худшему и шел мокрый снег,- возвращаться вам было бы невозможно. Однако, если вы шутите, значит, хорошее расположение духа не изменяет вам, "что и требовалось доказать". Неужели в Ницце холодно! Не верится. Сидя здесь в Москве, я бы скорее и охотнее поверил, что вы уже начали купаться в море. Так и будет,- мне кажется, что Бориска не выдержит и окунется раз-другой в волнах Средиземного. Большое и громадное спасибо за память о нас, за капоты, кофты Марусе и приданое Асе (остановились на этом уменьшительном имени)1. Ей, так же как и нам, не дорог подарок, дорога любовь, а память о нас за тридевять земель тем более нас тронула. Пока Марусе были запрещены как чтение, так и писание и вообще всякие работы, могущие утомлять глаза, которые у нее слабы,- поэтому она и не писала к вам, но сегодня она хотела взяться за перо. Бог к нам милостив, и все идет прекрасно. Маруся терпелива и кротка и ведет себя примерно. Во все время, не сглазить бы, у нее ни разу не было жара. Девочка, слава богу, здорова и ведет себя хорошо, растет, но не хорошеет. В настоящее время Маруся уже ходит и даже обедает наверху, куда ее носят заботливые руки ее примерного супруга. Она даже начинает поговаривать о театре, куда ее притягивают мейнингенцы 2, но, увы, ей их не видать, и придется мне их посмотреть за нее. Она добрая и пускает меня иногда в театр.
   ...Когда вы думаете приехать? Может быть, проживете неделю или две после 1 мая; тогда встретили бы вас прямо в Любимовке. Это было бы отлично для папани. Я уверен, что он увлечется в Париже и захочет там пожить. Напомните Бориске, чтобы он привез французских пьес, которые имеют там успех. Пусть он за меня походит в Comêdie, a на обратном пути, в Вене или Берлине, купит пьесу "Der Fall Clêmanceau" Dumas 3. Там есть отличные роли для него, Зины и Маруси. На днях гр. Келлер приезжала просить Любу участвовать в живых картинах, которые устраиваются в большой зале Благородного собрания московской аристократией, графами и князьями. Меня звали играть в Тулу в спектакле и в новой пьесе Толстого4, но пришлось отказаться, чтоб не покинуть Марусю на два дня. За это я получил от нее разрешение на два спектакля мейнингенцев.
   Вместе с Марусей целуем вас крепко, несчетное число раз, так же как и Любу, Маню, Бориса. Ольга Тимофеевна кланяется, она уж давно переехала от нас 5. Веселитесь и поправляйтесь.

Ваш Кокося

  

23*. О. Т. Перевощиковой

  
   30 июля 1890

30 июля 1890 г.

Москва

Добрейшая мамаша!

   "Лучше поздно, чем никогда",- говорит пословица. "Лучше много, чем мало",- добавляю я от себя. Все это относится к настоящему моему письму, которое запоздало по многим и очень многим причинам; вот они: а) дела, б) приезд в Москву тифлисских, с.-петербургских покупателей и возня с ними, в) приезд в Москву ревизионной комиссии из С.-Петербурга и хлопоты, которые последовали, г) желание написать обстоятельное письмо, а не короткие записки. Вот первая группа таковых причин, группа, которая могла бы назваться причинами уважительными, в отличие от причин менее уважительных, к каковым могли бы причислиться: а) жара, б) дачная жизнь, в) краткое пребывание на даче, г) однообразие московской жизни, д) отсутствие материалов для письма и т. д. и т. д. Ограничусь пока сказанным, чтобы не затягивать скучной интродукции письма, тем более что чем длиннее вступление, тем более оно возбуждает дальнейший интерес читателя и повышаются его требования. Итак, скорее к делу.
   Любовь Сергеевны Алексеевой не существует, а есть Л. С. Струве1. Хорошо ли, худо ли, но роман не остался без последней главы; Исайя возликовал, и нашего полку прибыло. Конечно, это знаменательный день истекающего лета, и как не остановиться на нем при том однообразии, которое царит в Любимовке. Вдобавок этот день, 8 июля, я не скоро забуду уже потому, что он был отмечен самим богом, ниспославшим нам не жару, а пекло, которое, при суконном фраке и полном параде, оставило по себе довольно теплое впечатление.
   Все произошло так, как и следовало ожидать. Еще накануне вечером стук ножей и освещение в кухне предупредили всех о предстоящих хлопотах наступающего дня; с восходом же солнца началась и безумная беготня, не прекращавшаяся вплоть до наступления темноты. Конечно, и гости были свадебные, т. е. скучные и голодные. Свезли их всех из Москвы и окрестных мест, измученных вагонной духотой, и рассадили по стенке в не менее душной зале любимовского дома. Точь-в-точь как у зубного врача в приемной. Все как-то сами по себе, друг друга не ведая, собрались ради одной цели и ждут, что вот-вот взойдет зубной врач или, в данном случае, хозяин дома и позовет их. Операция кончится, и уж они никогда более не встретятся друг с другом. Никто, конечно, и не стремится познакомиться с соседом, а если и пришлось бы перекинуться фразой, то тема для всех намечена одна и та же: у зубных врачей говорят о больном зубе, здесь, у нас - пожалуются на жару друг другу, похвалят преотменное лето и снова замолчат до следующих восклицаний в том же роде. Как и следовало быть, невеста опоздала, и долго бедные гости, чающие обеда, просидели, как у доктора в приемной. Но Мамонтов запел "Се жених грядет", и гости отправились в церковь смотреть туалеты дам. Где же разглядеть их, как не в церкви, тем более что там их скучат в один угол, а это весьма удобно для сравнения. В задних рядах, где был и я,- совсем другое дело; там стоят судьи, там-то и судят всех по косточкам. Я торжествовал. Тот ворот, который я придумал для Маруси, произвел сенсацию. Сам Мамонтов неоднократно подбегал ко мне, выражая свой восторг. Конечно, по скромности я скрыл от них имя изобретателя, так точно как скрывал и торжество последнего. Если не сама Маруся, то ее туалет был красивей свадьбы. И жаль, что Вы отсутствовали; Вы бы порадовались такой победе.
   Конечно, дело не обошлось без фотографий, но, кажется, гости не особенно порадовались этому удлинению свадебной программы. Их всех притягивал заманчиво сервированный, с фонтанами из духов, стол. "Туда влекла их страсть чревоугодия!" Всему свое время, настал и давно ожидаемый момент. Покушали!!! Конечно, если бы не скучные соседи, которых надо тоже накормить, покушали бы много лучше, но, нечего греха таить, довольно и того, что было съедено и выпито. Дождь во время обеда - тоже вещь обычная, как и дирижерство оркестра Николая Алекс, после обеда за кофе. Насильственные танцы, прогулка по парку с музыкой. Виктор Николаевич с легкой, а пожалуй, даже и довольно солидной мушкой к концу вечера, все это мило, [но] все это мало достойно описания и едва ли достаточно займет Вас. Повторяю: если я и назвал день свадьбы знаменательным, то только потому, что он, несмотря на свою ординарность, выделился из тех дней, которые предшествовали и следовали ему.
   В самом деле, стоит ли описывать, вот как я встаю по утрам, хожу купаться, еду в Москву, пекусь на фабрике, возвращаюсь в 5 часов в объятия жены, снова погружаюсь в волны Клязьмы, обедаю, торгуюсь с супругой из-за послеобеденной прогулки и, обыкновенно, настаиваю на том, чтобы, сидя на терраске, окончить вечер за чтением и выжиганием по дереву. Есть ли возможность описать словами тот чудный стильный стул, над которым я работаю теперь? 2 Не лучше ли оставить его в покое до Вашего возвращения. По крайней мере будет что Вам показывать, будет и что рассказать. Если же в настоящем письме я заговорю о тех переменах, которые произошли хотя бы в нашем Обществе, и о том, что Пушкинский театр сдан на выгодных условиях Охотничьему клубу, что мы переехали в новое и прекрасное помещение и т. д. - то Ваше возвращение в Москву потеряет часть интереса для Вас же самих.
   Вероятнее, что Вы, как путешественница, более поинтересовались бы только что сделанной нами экскурсией на Иматру3, откуда мы только что вернулись. Не правда ли, что это интереснее и скорее поддается описанию, чем вседневные мелочи, которые и не вспомнишь, когда в них является нужда. Поездка же на Иматру достойна не только пера скромного корреспондента, она уже неоднократно заслужила внимание и удостоилась описания наших талантливых отечественных литераторов. Вспомните Карамзина, который восхищался грозной Иматрой. Не менее сильное ощущение испытали и мы, но к нему присоединились и другие, более мягкие и красивые впечатления, сопровождавшие нас все время поездки на Иматру и обратно. Поистине, только в России подобные экскурсии и красоты природы остаются тайною для всех. Кто из нас не слыхивал о поездке по Рейну, о его водопаде, кто не мечтал об этом путешествии или не приводил его в исполнение. Напротив, много ли таких, которые поинтересовались видеть Иматру? Я уверен, что если и насчитаешь тысячи, то большую их часть составят иностранцы. В самом деле, из С.-Петербурга нас было пять путешественников на Иматру, и двое из них - иностранцы. На самой Иматре и по дороге к ней мы то и дело встречали англичан и французов, из русских же - никого. В довершение всего, как мало популярны эти прогулки, доказывает уже то, что мы тронулись в этот недалекий путь "avec armes et bagages" {- с оружием и багажом (франц.).}, обвешав себя пледами и всевозможными принадлежностями "на случай", игнорируя все те удобства, которыми обставлено все это путешествие.
   Одно из преимуществ последнего заключается в его разнообразии. В самом деле, путешественнику приходится совершать путь сначала по железной дороге до Выборга, далее на маленьком пароходе по озерам до Рети-Ярви, откуда быстрые лошаденки мчатся к Иматре. Здесь проводится вечер и утро следующего дня до 11 часов. Обратный путь не менее разнообразен. Начиная поездкой в экипаже до пристани, вы продолжаете путешествие на большом пароходе по Саймскому озеру до Вильманштранда и оканчиваете путешествие железной дорогой, которая мчит вас в С.-Петербург. Как видите, все путешествие берет только по два дня и, в довершение всего, стоит лишь 17 р. с персоны и оставляет самое приятное впечатление. Опоздав на утренний поезд, мы принуждены были потерять третий день и потому имели то преимущество, что совершали поездку с передышками и без всякого утомления.
   Начало поездки, до Выборга, малоинтересно уже потому, что совершается самым рутинным железнодорожным способом, но через 4 часа нас уже высадили в Выборге. Против ожидания, пришлось ознакомиться с этим городом более подробно, чем мы предполагали, так как пароходы, отходящие на Иматру, уже отбыли до следующего дня. Если Вы припомните, что Выборг окружен с двух сторон водою и раскинут так, что одной стороной омывается озерами, другой же - морем, то Вы догадаетесь, что первым делом мы поспешили на берег последнего. Одно слово "море" притягивает меня как магнит, несмотря на то, что не далее как год тому назад я имел случай разочароваться в Балтийском море. И на этот раз впечатление осталось то же, недаром Балтийскому морю суждено омывать немецкие земли; оно как раз подходит к своему назначению, педантично и аккуратно исполняя свое назначение. Пунктуальные, словно рассчитанные волны доходят каждый раз до отведенной им черты, регулярно через определенный промежуток времени. Напрасно стояли мы с час, в надежде, что в этот длинный промежуток времени онемечившееся море хоть раз нарушит свою систему, хоть раз вздохнет полною грудью и размечет волны о гранитные скалы, обрызгав нас их пеною. Немцы не одобряют таких широких порывов, и море применилось к их привычкам, несмотря на то, что повисшие гранитные скалы как бы заигрывают и дразнят волну, вызывая ее хотя на минутную шутку. Несолоно хлебавши вернулись мы в длинные коридоры узких, до приторности чистых, но безлюдных улиц.
   Решительно, финские города имеют свою собственную физиономию. Мужичок, оторвавшийся от сохи и добравшийся до города, мечтает о городском костюме - "спинжаке" - и сапогах с буферами. Немецкая прическа и оклад бороды не менее смущают его. Проживши год, он уже становится москвичом или питерщиком, попадая в тип людей, носящих таковое наименование. Что такое этот питерщик? Он не мужик, он и не барин. Это отдельный тип лавочников, приказчиков, трактирщиков и других выходцев из деревни. Еще курьезнее мужик во фраке и белом галстуке, изнежившийся в теплых швейцарских или барских столовых. Это тоже отдельный тип - лакеев, швейцаров и официантов. Не мужиков и не бар. Финские города производят на меня впечатление русского мужика во фраке. По-видимому, все усилия устремлены на то, чтобы придать городу европейский вид, но, увы, потраченных сил хватает только на то, чтобы перещеголять нашу российскую провинцию. Есть и вычурные здания, намекающие на стремление к изяществу и оригинальности. Жаль только, что последняя капризна и требует щедро раскрытого кошелька; вот почему не только финская, но и немецкая роскошь в большинстве случаев жалка. В конце [концов] все сводится к безупречной чистоте, к весьма сносному столу. Все эти условия весьма подходят путешественнику, которому суждено пролететь по Финскому княжеству. Мы также не отказываемся от благодарности за те удобства, которые нашли мы [в] Выборге. Мало того, заботливый антрепренер позабавил нас вечером театральным или, вернее, цирковским зрелищем.
   Вы видите, я даже затрудняюсь, как назвать виденное нами представление. Приходилось ли Вам видеть такого рода грациозное зрелище? Толстая баба в красном трико с гробовой бахромкой таскает в зубах по двухаршинной ресторанной сценке троих солдат из местного гарнизона. Для финала она же ложится, на две скамейки, трое солдат с напряжением всех своих сил взваливают ей на грудь железную наковальню и изо всех сил начинают ковать на ней кусок раскаленного железа. Судите сами, к какой категории следует причислить это зрелище, если ряды публики составляются не из простолюдинов, а из, местной аристократии, беснующейся от восторга. Останавливаюсь на этой картинке так долго, так как нахожу ее крайне характерной. Смею Вас уверить, что теперь Ваша фантазия дорисует Вам выборгских жителей. Более чем достаточно для Выборга и того вечера, который мы там не без интереса проблуждали.
   Конечно, мы не плакали по нем на следующее утро, отплывая на маленьком пароходе. Напротив, самое блаженное состояние посетило нас, когда пароходик, разбивая волны, помчался из одного озерка в другое. Чудное летнее утро, восхитительный полуморской, полусосновый воздух, происходящий от густых лесов, окружающих озера, довели нас до того состояния, когда человек пьянеет и перестает различать сон от действительности. Тут только я понял красоты севера, которых до того момента не признавал. Только теперь я догадался, какими разнообразными, хотя несколько суровыми красотами испещрен наш север. Сочетание гранита, сосны и зеркальной чистой воды восхитительно, мало того, оно разнообразно, особенно по тому пути, где мы ехали. Заметьте, что все время видны берега. В этих местах они даже многолюдны и украшены прехорошенькими дачками и поместьями. Это излюбленное место петербужцев-богачей. Попробуйте нарисовать себе картинку, изображающую тихое, чистое озеро. Вода в этом озере холодная, как и те скалы, которые его вмещают. Напрасно летние лучи солнца стараются согреть суровую природу. Лучи отскакивают от воды и лишь умеряют температуру воздуха. Высокие, точно гренадеры, полки сосен, построившиеся на высоком каменном берегу, оберегают тишину озера от сильного ветра, который гнет верхушки этих солидных сторожей-великанов. С другой стороны, под защитою тех же богатырей, уселась хорошенькая, чистенькая дачка, и петербургские кисейные барышни свободно могут прыгать по скалам и гулять по просеченным в них дорожкам или усесться на камни и читать новый французский роман. Счастливые, как им здесь уютно! Здесь бы и мы с Марусей с удовольствием построили бы себе дачку и, сидя как и они, поджидали бы на пароходике дорогих гостей из Москвы...
   Однако я впадаю в мечтания, это будет длинно. Пожалуй, затянешь письмо до того, что Вы успеете отпить воды, отдохнуть во Франценсбаде и уехать оттуда. Какая же участь постигнет мое письмо! Будет благоразумнее послать начало его сейчас же и уже писать продолжение в следующем письме. Так я и сделаю. Маруся и я здоровы, хотя не толстеем. Поведения и благонравия необычайного. Молодые на Кавказе. Папаня как будто бы стал спокойнее. Крепко целуем и ожидаем с нетерпением. Люблю послушать новости из-за границы и повидать тех, по ком соскучился.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Целующий и любящий Вас

Костя

  

24. Л. Н. Толстому

   1891 г. Января 21 дня

21 января 1891

Москва

Его сиятельству

графу Льву Николаевичу Толстому.

Милостивый государь!

   Пользуясь Вашим словесным разрешением на постановку Вашей пьесы "Плоды просвещения", члены Общества искусства и литературы, выражая Вам свою признательность, считают приятным для себя долгом довести до Вашего сведения, что 8, 11 и 15 февраля с. г. в помещении Немецкого клуба (Софийка, дом Захарьина) состоятся три спектакля с благотворительной целью. В этих спектаклях членами Общества искусства и литературы исполнена будет Ваша пьеса "Плоды просвещения"1.
   Ваше присутствие на означенных спектаклях доставило бы большую честь устроителям и исполнителям их, и мы позволяем себе надеяться на то, что в случае Вашего приезда в Москву Вы не лишите одного из наших спектаклей своего посещения2.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  С истинным и глубоким почтением
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Директор правления

К. Алексеев

  

25*. Н. К. Шлезингеру

  

22 июля 1891

Москва

Милый Николаша!

   Хотел писать тебе вчера, но должность папаши оказалась гораздо хлопотливее, чем я предполагал, так что лишь сегодня днем освобождаю минутку, чтобы поделиться с тобой нашей радостью.
   Вчера, в воскресенье, бог послал нам дочку. Имя ей Кира Константиновна. Оригинальность этого имени уже вызвала всеобщие остроты, так что меня стали звать Дарием Гистаспом, а ее Кирой Дарьевной. За соль остроты не отвечаю, так как сама острота не моя. Несмотря на то, что Маруся очень долго и сильно страдала, она сегодня чувствует себя порядочно, хотя, конечно, утомлена. До девяти дней мы никого к ней не пускаем, после же этого срока будем сердечно рады тебя видеть.
   Маруся тебе кланяется и очень просит либо сообщить адрес Веры Карловны1, либо написать ей от ее имени записочку, извещающую ее о рождении будущей драматической артистки.
   Маруся тебе кланяется, я крепко целую.

Твой Кокося

   Письмо лежало запечатанным на столе, когда нам подали твой прелестный подарок. Маруся в полном восторге и находит твою корзинку очень практичной (видна хозяйка). Я нашел ее очень элегантной и красивой (виден артист). Так или иначе, дело не в корзинке, а в памяти. За нее-то мы особенно благодарим тебя, так как весьма растрогались твоим вниманием.
   При свидании расцелуемся, а пока прими еще раз нашу самую искреннюю благодарность.
   Маруся крепко жмет тебе руку, а я обнимаю тебя.

Твой Костя

   Как здоровье твоих? Сообщи мамаше о нашей радости.
  

26. Д. В. Григоровичу

   29 октября 90

29 октября 1891

Москва

Его превосходительству

Дмитрию Васильевичу Григоровичу

Ваше превосходительство!

   По поручению Московского Общества искусства и литературы, я позволяю себе еще раз беспокоить Вас нижеследующей покорнейшей просьбой:
   В Москве держится упорный слух о том, что Ваша пьеса "Замшевые люди" не будет исполнена в текущем сезоне на сцене Малого театра1. Между тем московская публика с нетерпением ожидает появления на сцене произведения своего любимого и уважаемого писателя.
   К нам неоднократно обращались письменно и устно некоторые лица из публики с просьбой дать им возможность познакомиться с Вашим произведением на нашей сцене. Это дало нам смелость еще раз беспокоить Вас своей покорнейшей просьбой, тем более что мы надеемся исполнить Вашу пьесу с хорошим ансамблем, - по крайней мере в тщательности ее постановки и срепетовки сомневаться не следует, так как наши члены, руководимые Гликерией Николаевной Федотовой2, отнесутся к своему делу с полной любовью, воодушевленные тем доверием, которым Вы, быть может, захотите их почтить.
   Мы могли бы, по примеру "Плодов просвещения", игранных нами в прошлом году, исполнить Вашу пьесу без публикаций, т. е. с неофициальной продажей билетов.
   В настоящее время мы репетируем нигде не игранную пьесу "Фома", переделанную из повести Достоевского "Село Степанчиково и его обитатели" 3. Эта пьеса пойдет также без публикаций, и, несмотря на это, билеты уже все проданы.
   Наши спектакли идут в Немецком клубе; сбор в этом помещении при возвышенных ценах достигает 2000 р., при обыкновенных ценах - 1400. Вечеровые расходы около 600 р. Мы рассчитываем на 4 сбора.
   Быть может, сообразуясь с приведенными здесь цифрами, Вы найдете возможность доверить нам Вашу пьесу без материального ущерба для себя, тем более что неофициальное исполнение Вашего произведения на нашей сцене не будет препятствовать постановке ее на сценах других театров 4.
   Еще раз принося извинения за причиненное беспокойство, я пользуюсь случаем, чтобы уверить Ваше превосходительство в совершенном и искреннем почтении.
   Глубоко уважающий и всегда готовый к услугам

К. Алексеев

  

27*. С. В. и Е. В. Алексеевым

  

Май 1892

Париж

Дорогие папаня и маманя!

   Пользуюсь утром воскресенья, чтобы написать вам несколько строчек, благо до 4-х час. у меня нет никаких свиданий. Последнее время не имею никаких известий о том, что происходит в Москве. Ходил на почту, и, кроме шлезингеровского письма, мне ничего там не выдали. Бо

Другие авторы
  • Дриянский Егор Эдуардович
  • Анненская Александра Никитична
  • Харрис Джоэль Чандлер
  • Стронин Александр Иванович
  • Щеголев Павел Елисеевич
  • Бичурин Иакинф
  • Шатобриан Франсуа Рене
  • Помяловский Николай Герасимович
  • Ершов Петр Павлович
  • Марченко О. В.
  • Другие произведения
  • Парнок София Яковлевна - Либретто к опере А. А. Спендиарова "Алмаст"
  • Гроссман Леонид Петрович - Театр Тургенева
  • Нефедов Филипп Диомидович - Нефедов Ф. Д.: Биобиблиографическая справка
  • Брик Осип Максимович - Почему понравился "Цемент"
  • Кукольник Павел Васильевич - Павел Васильевич Кукольник
  • Куприн Александр Иванович - Страшная минута
  • Блок Александр Александрович - О репертуаре коммунальных и государственных театров
  • Картер Ник - Курильня опиума Линг-Джи
  • Мартынов Иван Иванович - Мартынов И. И.: Биографическая справка
  • Гроссман Леонид Петрович - Последняя поэма Тургенева
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (26.11.2012)
    Просмотров: 427 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа