Чехов Антон Павлович - Переписка А. П. Чехова и О. Л. Книппер, Страница 17 - Книги

чем. Да, Котик приехал, весь в насморке. Радуйся.

Между главарями вышло несогласие в совещании после репетиции. Вл. Ив. находит, что надо отложить спектакль, т.к. еще многое не готово, а главное - антракты убьют. Алекс. Леон. ни за что не соглашается, т.к. деньги иссякают².

Конечно, когда я посмотрю во второй раз, - найду недочеты, мелочи, но общее впечатление - чудесно.

Вчера я сидела дома. Обедали у меня Конст. Серг., мама, Ольга Мих., Николаша, пришел д. Саша и на взводе и смешил К.С., который его видел, оказывается, в первый раз.

Не теплеет. Крупа какая-то идет с неба. Гриневский знает в Петровск. парке очень хороший дом, теплый, удобный. На днях даст знать, и я поеду смотреть.

Ну, дусик дорогой, вот я тебе все высыпала.

Адски жду "Вишневый сад". Будь здоров, Антончик мой, береги себя, кушай, не хмурься, будь покоен. Целую тебя много и нежно и грею тебя, золотой мой.

Твоя Оля

831. А. П. Чехов - О. Л. Книппер

29 сент. [1903 г. Ялта]

Необычайная жена моя, хорошенькая, гладенькая лошадка, здравствуй! Пьеса уже окончена, но переписываю медленно, так как приходится переделывать, передумывать; два-три места я так и пришлю недоделанными, откладываю их на после - уж ты извини. Пьесу, по всей вероятности, привезет Маша.

Брат твой опять не показывается. Я кашляю меньше, чувствую себя здоровым, только часто злюсь (на себя) и ем не особенно много, без аппетита. Костюм меняю каждый день, умываюсь по-старому, сплю очень хорошо, зубы чищу, мармелад ем.

Вчера вечером пошел дождь, дуся моя, стало хорошо, свежо, тихо. Розы цветут. Е. П. Горькая еще не была у нас. Вообще никто не бывает. Впрочем, была Софья Павловна, твоя подружка. А ты стала ходить по театрам? Да еще на пьесы Тимковского? Ведь Пасхалова уже старая актриса, моя ровесница по крайней мере; она играла когда-то у Корша; это актриса совершенно провинциальная, неинтересная, и я не знаю, почему это так о ней заговорили. Вот еще: она урожденная княжна Чегодаева, жена того господина, который убил Рощина-Инсарова¹.

Я тебя люблю, дусик.

Если бы здоровье мое поправилось, то я отправился бы куда-нибудь в дальнее плавание. Это необходимо, ибо дома закиснешь, станешь Тимковским.

Скажи Бунину, чтобы он у меня полечился, если нездоров; я его вылечу.

Ну, лошадка, целую тебя в шейку и глажу. Ах, если бы ты в моей пьесе играла гувернантку. Это лучшая роль, остальные же мне не нравятся.

Будь здорова и весела, Христос с тобой.

Твой А.

832**. О. Л. Книппер - А. П. Чехову

30-ое сент. утро [1903 г. Москва]

Как я заволновалась, дорогой мой, когда прочла в твоем письме, что тебе нехорошо от умывания!¹ Ведь я виновата в этом! Боже, какая я дура, какая я нелепая дура! Никуда я не гожусь. Прости меня, родной мой! Ты теперь скверно думаешь обо мне, не будешь ни в чем верить?!

Теперь тебе лучше все-таки?

А как мне тоскливо здесь одной! Холодно, и нехорошо. И в природе зима, настоящая мягкая зима, второй день сыпет пушистый снег, и, появились санки. Вечером вчера шел удивительно красивый снег, точно бриллианты сыпались.

Я рада, что Костя объявился наконец. Скажи ему, что я его целую и очень люблю. Как и где он познакомился с Михайловским?²

Вчера было очень холодно и снежно, а я много бегала по улицам в кофтенке и весь вечер в театре неистово зябла.

Обедала у мамы, вдвоем.

Заходила в меховой магазин узнать о мехе. Сказали, что самый теплый и легкий - крестоватик или недопёсок, от 60 р. и дороже. Мягкий, приятный, светленький мех. Себе еще не заказывала шубейку.

Была m-me Фейгина из Питера. Жалуется на петерб. гимназии. Мальчики не могут привыкнуть к духу чиновничьему. Директора должны называть Ваше превосходительство. Вообще все тоскуют о Москве.

Да, был редактор молоденький журнала "Природа и жизнь"³, просит твоего сотрудничества, принес журнал. Я ему посоветовала написать тебе, но не обнадежила его. Получил ли ты? Я даже фамилии его не знаю.

Послезавтра открытие нашего театра. Что-то будет! Пришлю тебе телеграмму. Вчера смотрела конец "Цезаря". Конечно, Брут и Кассий слабоваты, не чувствуешь железных характеров. Но красиво удивительно. Дух Цезаря великолепно устроен⁴.

Целую моего дорогого, ненаглядного мужа, обнимаю и еще раз прошу прощения.

Твоя Оля

833. А. П. Чехов - О. Л. Книппер

30 сент. [1903 г. Ялта]

Радость моя, сейчас получил от тебя посылку. Спасибо тебе, тысячу раз спасибо! Гамаши уже надел и чувствую в ногах необычайную теплоту, и это очень кстати, так как сегодня здоровье мое не того, пишется совсем скверно, и даже сказал в телефон Альтшуллеру, чтобы он пришел. Аппетита нет, кашель. Слава Богу, что хоть сплю хорошо, сплю как хохол. Альтшуллер, вероятно, залепит мушку.

Вчера я томился, не работал, и если моя пьеса опоздает дней на пять, то простите Бога ради. С Машей едва ли успею послать.

Наш Шарик подрастает; говорят, что он хорошо лает, но я лая его не слышал еще ни разу. Сегодня пасмурно, прохладно. Каменный забор вокруг двора становится все выше и выше; кажется, так уютнее. Оттого, что на дворе холодно, в комнатах стало мух много, надоели.

После первого представления "Юлия Цезаря" пиши мне подробнее, я ведь очень и очень интересуюсь, дуся.

Сегодня в нашей газете крупными буквами напечатано, что флот ушел в Корею с запечатанными пакетами... Ой, уж не война ли?¹

Будь здорова, моя лошадка, будь весела и кушай себе овес. Мне без тебя томительно скучно.

Температура 37,5.

Мелкий дождик. Храни тебя Создатель. Обнимаю.

Твой А.

834. О. Л. Книппер - А. П. Чехову

1-ое окт. утро [1903 г. Москва]

Вот и Покров! Снег, снег и снег, все бело, на улицах нет грохота, слышны голоса людские, как-то интимнее стало на улицах. Фигуры, съежившиеся от неожиданной зимы; гимназисты уже пробуют снежки. Улицы взрыты, работы приостановлены и, как пишут, так и останутся взрытыми всю зиму. Вообще Москва так гадка, так неудобна, так грязна и некрасива, что жить противно. А извозчики! О ужас! Вчера и пешком трудно было идти, на тротуарах не скалывали, и люди падали, а на мостовых лошади падали. Все это противно донельзя. Вспоминаешь времена Алексеева и Власовского¹.

А снег все идет. Колокола звонят. Ждут прибытия "Вишневого сада".

Пришла Эля, славненькая, свеженькая. Поедем с ней в Петровский парк. Про Володю ты прав, я с тобой согласна². Но мне кажется, заграничный профессор его не будет прочить в певцы, и он тогда успокоится. Посмотрим, что будет.

Вчера была генеральная "Цезаря". Полна зала публики набралась. Всем нравится, все говорят, что подобного не даст ни один европейский театр. От Качалова все без ума³. Эфрос соблаговолил поговорить со мной, но глядел в сторону. Я улыбалась.

Спектакль длится невозможно долго. Сделают еще купюры. Была Надежда Ив., мама, и все в восторге, только слишком длинно, тем более что главный захват - это Сенат и Форум, а там идут уже и по Шекспиру менее захватывающие сцены. К. С. никому не нравится, и в этом трагедия нашего театра. Ужасная речь, говор, русачок отчаянный в римской тоге. Как мне его жалко, Антон. Ведь никто так не отдает себя театру, как он, никто им так не живет. Заклюют его. Вишневский вчера перенервил, перекричал, но это ничего. Значит, играть будет хорошо.

Кончился "Цезарь" около 2-х часов, и это еще без вызовов, без аплодисментов. Завтра кончим в 1 час, я думаю.

Как мой дусик живет? Вот были вместе, жили одной жизнью, тихой, идиллической, а теперь я уже метусь и нервлюсь, хотя еще не очень. Все находят меня пополневшей, отлично выглядывающей (какое ужасное выражение - о литератор, прости).

Скоро примемся за излюбленного автора нашего, будем рассыпать чеховский жемчуг перед публикой, будем кружево плести, кружево тончайшей психологии людской.

О, как я пишу, что со мной?! Ты не сердишься? Целую мою красивую милую голову, чудные глаза мои. Обнимаю и благословляю. Нежный мой!

Твоя лошадка Оля

835*. О. Л. Книппер - А. П. Чехову

2-ое окт. утро [1903 г. Москва]

Голубчик мой, как ты живешь? Как пьесу переписываешь? Как самочувствие, настроение? Кто был у тебя за это время? Получаешь ли все мои письма? Аккуратно? Я ни одного дня не пропускала.

Шнап вроде безумного кидается, бросается по комнате, все хочет кусать. Очень порывистая натура, и я боюсь, когда он с разбега налетает на меня.

Вчера я ездила с Элей по электричке в Петровский парк, смотрела домик, в котором они когда-то жили летом, но он зимний. Рядом с электричкой. Весь в саду, славненький, чистенький, с паркетными полами, с печами, камином, с террасой, пахнет в нем деревом. Наивный и славненький. В нем жили 2 года зимой. Снег шел все время и сегодня опять сыплет.

Цена домику 900 р., по-моему, дорого; т.е. это в год, а не на зиму.

Продрогли мы с Элей адски, ибо ездили не в шубах.

Обедали у мамы очень вкусно и приятно, шутили и смеялись. Потом с Элей же поехали к Срединым отвозить билеты, которые по растерянности моей московской забыла у мамы, и Марию Григорьевну дома не застали. Все вышло по-глупому.

Весь вечер сидела дома одна, играла, отогревалась и читала Анну Map из "Одиноких"¹. Прочла Найденова "No 13" в двух картинах. Хорошо. Прислал ли он тебе?

Дусик, если Маша еще не уехала, попроси ее привезти несколько бутылок Ай-Ян и захватить мою чайную ложечку, к которой я привыкла.

Получил ли посылку?

Удобна ли гребеночка мамаше? Напиши.

Вчера был Куркин и, к несчастью, не застал меня дома. Жаль.

Пойду заказывать шубку, а то ходить не в чем, еще распростужусь, пожалуй.

Я тебе далекой кажусь? Милый мой, родной мой. Когда я, ложась спать, в темноте крещу тебя, мне кажется, что твоя голова близко, близко тут, около меня.

Сейчас перервал меня Куркин, поговорили с ним, я дала карточку к Морозову, и дам к Мешкову пропуск², только вот узнаю, где он.

Ну, до завтра, милый мой, сиди побольше на воздухе, в саду, а не у себя в кабинете, без воздуха.

Целую и обнимаю тебя нежно.

Твоя Оля

836. А. П. Чехов - О. Л. Книппер

2 окт. 1903 [Ялта]

Здравствуй, лошадка, спасибо тебе за письмо об "Юлии Цезаре", о репетиции, ты хорошо написала, я очень доволен. Жду все новых и новых писем, недовольное я животное. Пиши, дуся, пиши, родная.

Сегодня у меня температура нормальная. Альтшуллер прописал такие пилюли, что теперь я буду по семи дней не бегать, не надевать халата. Осталась слабость и кашель. Пишу ежедневно, хотя и понемногу, но все же пишу. Я пришлю пьесу, ты прочтешь ее и увидишь, что можно было бы сделать из сюжета при благоприятных обстоятельствах, то есть при здоровье. А теперь один срам, пишешь в день по две строчки, привыкаешь к тому, что написано, и проч. и проч.

У нас летняя погода, цветут розы. Вчера вечером забегал твой брат.

Меня стали откармливать. Напихали полный живот.

Вчера Альтшуллер долго говорил со мной о моей болезни и весьма неодобрительно отзывался об Остроумове, который позволил мне жить зимой в Москве. Он умолял меня в Москву не ездить, в Москве не жить. Говорил, что Остроумов, вероятно, был выпивши.

Платье чистят каждый день... Твое мыло, которое ты прислала, превосходно; завтра буду голову мыть порошком. Как я рад, что я женился на тебе, мой мордасик, теперь у меня все есть, я чувствую тебя день и ночь.

У халата я отрезал пояс наполовину, а то бывали неприятные пассажи. Писал ли я, что мать в восторге от твоих подарков? Я научил ее пасьянсу тринадцать в таком виде, как мы с тобой раскладывали.

Господь с тобой. Целую тебя, обнимаю, хлопаю по спинке и делаю все то, что законному мужу дозволяется делать... Будь здорова, моя лошадка.

Твой А.

Опиши первое представление - поподробнее.

Пришла Варвара Константиновна, а Маше и матери надо уходить в город по очень важному делу. Вот как тут быть теперь?

837. О. Л. Книппер - А. П. Чехову

Телеграмма

[3 октября 1903 г. Москва]

Победа. Успех солидный. Обалдели от красоты. Привет. Оля

838. О. Л. Книппер - А. П. Чехову

3-ье октября утро [1903 г. Москва]

Ну вот и сыграли "Цезаря", дорогой мой! Сколько волнений! У меня чувство, точно я играла всю пьесу сама. Так жила со всеми участвующими! Смотрела ровно три раза и еще пойду. Впечатление не ослабевает. Это прямо что-то колоссальное. Честь и слава Владимиру Ивановичу! Ты просто поразишься. Как я счастлива, что мое предчувствие оправдалось! Я очень стояла за постановку "Цезаря". В публике только одобрения. Всех просто подавляет красота и сила впечатлений.

Конечно, публика "первых представлений" отнеслась сравнительно холодно. Не было шуму и треску. Только после Форума поднялась овация и после конца. Беда в том, что и у Шекспира после Форума трагедия идет на убыль, и в зрителях впечатление также ослабевает. Да это и понятно. Нервы так подняты на Форуме, что дальше идти некуда. Меня лихорадка трепет, когда я смотрю Форум. Вишневский был очень хорош вчера, и многие прослезились. От Качалова все с ума сходят. Брут был лучше гораздо вчера; Леонидов нравится. Влад. Ивановичу поднесли венок. Он, кажется, так устал, что не понимает ничего. В "Эрмитаж" ездили все-таки; я тоже подбивала, прости, но не могла вернуться одна в пустую квартиру.

Вообще я совсем не знаю, куда девать себя, если я не занята в театре. Меня ужасает одиночество и никому не нужное существование мое. Вообще во мне сегодня все ходуном ходит, как говорят. Я счастлива, что 5-го играю. Скорее бы за дело, скорее "Вишневый сад".

Целую, обнимаю крепко.

Оля

839. А. П. Чехов - О. Л. Книппер

3 окт. 1903 [Ялта]

Зачем, лошадка, ты в таком обидном тоне пишешь насчет обливаний?¹ Альтшуллер запретил их, правда, но все же от запрещений его тогда мне не стало лучше, и обливания я возобновлю непременно, как только припру в Москву. Теперь мне стало лучше, хотя кашель, особенно по утрам, дает себя знать и скоро утомляюсь. Все-таки, повторяю, мне с каждым днем все лучше и лучше. Маша тебе расскажет, как я теперь ем. Ем, как тигр.

Если понадобятся деньги, то возьмешь у Вишневского в кассе, в счет будущих благ. Жду телеграммы насчет "Юлия Цезаря". Уже солнце садится, а телеграммы все нет.

Только что были у меня Михайловский и знаменитый Тейтель, следователь из Самары, еврей². Тейтель будет у тебя в Москве, чтобы устроиться как-нибудь насчет театрального билета. Был и твой брат, усталый, но веселый, мы его покормили ужином.

За пьесу не сердись, дусик мой, медленно переписываю, потому что не могу писать скорее. Некоторые места мне очень не нравятся, я пишу их снова и опять переписываю. Но скоро, скоро, лошадка, я кончу и вышлю. Как только вышлю, дам знать по телеграфу. Я ведь не так скуп, как ты, богатая актриса; от тебя телеграммы сегодня я так и не дождался.

Дуся, прости за пьесу! Прости! Честное слово, я кончил ее и переписываю.

Маша расскажет тебе, как я растолстел. К тебе приедет муж-толстячок, вот увидишь. Сплю я превосходно. Снятся летучие мыши.

Ну, лошадка, хлопаю тебя по спинке и около хвостика, целую и обнимаю. Будь здорова и крепка, не забывай своего толстого мужа.

А.

840**. О. Л. Книппер - А. П. Чехову

4-ое окт. утро [1903 г. Москва]

Дусик милый, мне ужасно беспокойно за тебя. Тебе все нездоровится. Зачем я уехала! Что сказал Альтшуллер? Он меня ненавидит, и я его понимаю.

Сегодня туманно, сыро, моросит, все тает, такая гадость, что на свет глядеть не хочется.

Какая я непригодная для жизни! Бесхарактерная, бессильная. Прости, что так пишу, но на душе уж очень подло.

Вчера утром пробовала "говорить" свои роли. Конечно, начала с 4-го акта "Сестер", - разревелась сильно. Начала читать заключительные мои слова, и жаль стало, что их вымарали, такие чудесные слова! Скорее бы играть, жить и чувствовать за других. Ты смеешься надо мной?

Вчера Гриневский возил меня в парк смотреть дом, но, увы, - он занят уже, а во-вторых, его сдают за 4 000 р. Целая роскошная вилла с полной обстановкой. У Гриневского, верно, смекалки нет. Я ему показала домик за 900 р., но и я и он убедились, что для зимы непригодно.

Потом я заехала к Мерчанским, к брату генерала. Он, бедный, совсем ослеп почти; рады были до слез, когда я пришла; жену мне очень жалко. Он женился уже сильно пожилым на молоденькой, и она так и зачахла и захирела с ним. Вспоминали давнишние времена, мое детство, целые полосы жизни. Потом я обедала дома одна, тоскливо; без супа. Пришла Эля и долго сидела у меня. Она ходит под сильным впечатлением "Цезаря". Говорили с ней много о жизни, т.е. о ее жизни. Очень у них сложная психология происходит. Мне хотелось бы поговорить с тобой. Я давно чувствовала, что у Эли на душе неладно, и вчера она высказалась. Мне так стало грустно, что я тебе передать не могу. Боже, все кругом страдают, все мучаются. Писать об этом трудно. Зачем я только молчала в прошлом году, когда я все это чувствовала и хотела говорить, да вот и промолчала. Не хорошо, когда люди сдерживают порывы, не надо быть чужими друг другу.

Володя писал мне вчера, описывал "На дне", кот. он видел в Берлине. В общем, совсем не хвалит, понравились только Клещ, Сатин и Актер¹. Про свое пение он подробно писал маме. Профессор советует ему доучиваться и идти в оперу. Но Володя, конечно, ничего не решил и очень трезво смотрит на дело. Вот скоро приедет, посмотрим, послушаем.

Будь здоров и весел, мой дорогой Антон; отчего тебе особенно улыбается роль гувернантки? Не понимаю.

Отчего Маша не пишет, когда приедет?

Эберле все хворает, в театре ее нет. Зайду сегодня. Целую тебя крепко, не проклинай меня, дусик.

Твоя Оля.

7-го вечером иду к Наталии Яковлевне Давыдовой чай пить. Я в театре на "Цезаре" сидела рядом с ней и с Якунчиковыми. Вся Нара была в сборе и Вика с мужем и с Гардениным².

Оля

841. А. П. Чехов - О. Л. Книппер

4 окт. 1903 [Ялта]

Дусик мой хороший, половинка моя, пишу тебе на красной бумаге, и, кажется, бумага неудачная, по ней трудно писать, да и читать не легко. Сегодня отправил Машу, сегодня же утром получил от тебя телеграмму насчет "Юлия Цезаря". Ты и представить себе не можешь, лошадка, как ты обрадовала меня этой телеграммой. Стало быть, успех? И большой успех? Молодцы! И письмо твое сегодняшнее такое хорошее, ароматичное, его можно раз десять прочесть, и оно не надоест. Пиши же мне, моя толстенькая жена, пиши, я ценю!

Меня кормят неистово. И природа отвечает на сие довольно непринужденно: сегодня я уже два раза был там, куда короли пешком ходят. Сегодня будет мой лейб-медик Альтшуллер. Все-таки, как бы там ни было, здоровье мое поправилось и поправляется.

Я тебя люблю, лошадка.

Целую тебя и обнимаю. Христос с тобой.

Твой А.

Приеду я в конце октября. А певец немец наврет Володе с три короба, вот увидишь.

842. О. Л. Книппер - А. П. Чехову

5-ое октября утро [1903 г. Москва]

Начинаю, дусик, с дела, т.к. третий раз уже забываю написать об этом. Была у меня Щедрина из женск. Медицин, института¹, про кот. говорил Куркин. К Морозову я дала ей карточку, и он обещал весной дать 300 р. всего, говорит, что все распределено на этот сезон. Мешкова нет в Москве. Я обещала ей устроить объявления в "Русское слово", в "Курьер", и будь добр, напиши Соболевскому, чтоб он не отказался напечатать в "Русских ведомостях" воззвание, что ли, не знаю, как назвать, и что пожертвования поступают или в редакцию данной газеты, или в Петербурге, Фурштадтская, 20, Дмитрию Васильевичу Стасову, для недостаточных слушательниц женского медицинского института. Можешь ты сделать это? Соболевский меня мало знает и, пожалуй, мимо ушей пропустит. Будь милым. Ну, вот и все дело.

Как твое здоровье, дорогой мой? Ты никогда не должен сердиться на этот вопрос, а всегда отвечать совсем откровенно.

Вчера вернулась знакомая из Ялты и говорит, что у Кости очень болен сын и Костя сильно волнуется. Слышал ли ты что-нибудь?

У нас все ползет, все тает, совсем конец марта.

В театре все сияют, за исключением Конст. Серг. - я его видела вчера минутку, и жалко мне его очень стало. Подумай: такой огромный успех постановки и игры, и он, как режиссер и как актер, не то чтоб провалился, но... слабоват как Брут, и как режиссер ведь ни при чем². Все творил Влад. Иванович. Как ему должно быть больно на душе. Я страдаю, когда при мне его бранят.

Вчера прошли всё "На дне", сегодня играем. Был Горький в театре. Представь - он устраивает как бы филиальное отделение Художеств, театра в Нижнем, набрал труппу, берет нашего Тихомирова как режиссера³, набирает пайщиков по 100 р., меня приглашал, но у меня же ведь никогда 100 р. не водится. Горький подстриженный, и в тужурке, точно помолодел.

Была вечерком вчера у Эберле. Она все лежит, у нее анемия мозга: как встанет, так поднимается рвота, головокружение сильнейшее. Она приходила в такое отчаяние, что решила ехать в клинике вскрывать череп, как она выражается. Лечит Майков. Так ее жалко. Хорошо, что она не одна, - ее жилицы ухаживают за ней. В театре ее любят.

Иван Павл. с Софией Влад. были на 1-м представлении, я посылала билеты; они в восторге.

До завтра, родной мой, кланяйся "Вишневому саду" и скажи, чтоб он расцветал скорее. Целую и обнимаю.

Твоя Оля.

Горький очень просит тебя дать рассказ в их сборник.

843. А. П. Чехов - О. Л. Книппер

5[-6] окт. [1903 г. Ялта]

Дусик мой, лошадка, обращаюсь к тебе с просьбой. Если будет оказия, то пришли мне зубного порошку, возьми у Гетлинга (тимолевого) и пришли также мне мою фуражку, чтобы было что надеть в вагоне; если дома две фуражки, то пришли ту, что потеплее. Поняла?

Здоровье мое поправляется. Сегодня на мне мушка. Теперь возиться придется дня четыре с мазями. Принимаю пилюли, порошки и капли, ем как удав. Боюсь, что тебя съем, когда приеду. Сегодня был Первухин, ялтинский писатель, сидел долго. Был Л. Л. Толстой, тоже сидел долго. Сначала я был с ним холоден, а потом стал добрее, стал говорить с ним искренно; он расчувствовался¹. У его жены² воспаление почек, уезжают в Каир.

6 октября.

Продолжаю на другой день. Мать велит передать тебе, что гребенка ей очень нравится, только она, гребенка, не сидит на голове; надо бы попроще.

Сегодня опять великолепная погода. Я встал с головной болью, долго возился с мушкой, которую надо было снять. Настроение хорошее, буду сегодня работать. Сейчас утро, я жду газет от 3 окт., буду читать про ваш театр. Окна у меня в комнате открыты.

Пьесу скоро пришлю. Вчера совсем не давали писать.

Пришло твое письмо об "Юлии Цезаре". Спасибо, дусик! Ты пишешь: "меня ужасает одиночество и никому не нужное существование мое". Насчет одиночества я еще понимаю, допускаю, но вот насчет ненужности существования - извини, ты не лошадка, а Шарик, так же много логики.

Я тебя люблю. Ты это знаешь?

Получил письмо от Горького³.

Ну, будь здоровехонька, не хандри, не кукси. Кланяйся всем.

Твой А.

844. О. Л. Книппер - А. П. Чехову

6-ое окт. утро [1903 г. Москва]

Милый мой! Я просто не знаю, что писать тебе. Знаю, что ты нездоров, что я для тебя ровно ноль, который приедет, поживет с тобой и уедет. Такая ужасная фальшь в моей жизни, что я не знаю, как мне жить. Как раз когда ты нездоров, когда я нужна тебе - меня нет. И здесь хожу бесприютная. Бичую себя, обвиняю со всех сторон, чувствую себя кругом виноватой. С чем-то я не могу совладать в жизни.

Прости мне, что я плачусь, но я никак не могу писать и разговаривать весело, когда у меня черт знает что на душе. Ну, не обращай внимания на то, что я пишу. В Москву, конечно, не приезжай совсем. Надо слушаться кого-нибудь одного, доверяй тогда Альтшуллеру, если ты ему веришь и считаешь его за такого отличного доктора.

Умоляю тебя не приезжать. А то ведь все обрушивается на меня, что я гублю тебя, что я настаиваю на том, чтоб ты жил здесь. Этого не может быть, и я никогда не буду настаивать, если нельзя. Я не настолько своевольный и капризный человек.

А конечно, я, как жена, слишком беспокойна и безалаберна для тебя.

Вчера играла первый раз - не игралось. Было полно. Горький был, но публика не знала. Днем было собрание всей труппы.

После театра Сулержицкий пил у меня чай, рассказывал про то, как он сидел¹.

Ну, до свиданья, целую тебя, будь здоров, дорогой мой.

Оля

845. А. П. Чехов - О. Л. Книппер

7 окт. 1903 [Ялта]

Дусик мой превосходный, очарование мое, здравствуй! Вчера приезжала ко мне Ольга Михайловна - красивая дама, нужно было поговорить о деле, о попечительстве в гурзуфской школе; о деле мы говорили только пять минут, но сидела она у меня три часа буквально. Буквально, я не преувеличиваю ни на одну минуту, и не знаю, сколько бы она еще просидела, если бы не пришел отец Сергий. Когда она ушла, я уже не мог работать, внутри у меня все тряслось, а пьеса моя между тем еще не переписана, я еле-еле дотянул только до середины III акта... Тяну, тяну, тяну, и оттого, что тяну, мне кажется, что моя пьеса неизмеримо громадна, колоссальна, я ужасаюсь и потерял к ней всякий аппетит. Сегодня все-таки я переписываю, не беспокойся. Здоровье лучше, хотя кашляю по-прежнему. Сегодня получил от Чирикова нежное, ласковое письмо. Он острит на двух страницах, но остроты его не смешны. Прислал мне фотографию свою и своей дочери, которую называет так: Новелла Чирикова. Но и это почему-то не смешно. А малый добрый и теплый. Пришлет мне свою пьесу, которую очень хвалит Горький¹.

Когда будешь у Мюра, то купи пачку бумаги за 18 коп., на которой не пишут, и пришли мне с фуражкой при оказии. Сегодня буду мыть голову твоим порошком.

Зачем ты хандришь? Ведь это так несправедливо! Ты дома, ты у любимого дела, ты здорова, мужа нет, но он скоро приедет. Надо быть умной!

Я еще не был в городе с тех пор, как ты уехала. А я не похудел с прошлого года, а чуть ли еще не пополнел: фуфайка (с пуговками около плеч) Егера тесна мне, очень тесна. Сегодня надел чистую рубаху. Костюм чистят каждый день. Перепадает дождик. Тепло. Ну, лошадка, прости, надо писать. Прекращаю письмо. Будь здорова, миленькая моя, Господь с тобой. Я пишу тебе часто, почти каждый день. Не ленюсь.

Целую тебя в затылочек.

Твой А.

846*. О. Л. Книппер - А. П. Чехову

8-ое окт. утро [1903 г. Москва]

Вчера я не писала тебе, потому что написала бы черт знает что, да и сейчас не знаю - сдержусь ли. Я расползаюсь по всем швам, и очень трудно соображаю. Нутро кипит. Точку опоры потеряла. Ничего не могу читать, ничем увлекаться - что-то торчит в голове, что мне мешает везде и всюду. Ты, конечно, улыбаешься снисходительно? Считаешь все за дурь? Я, верно, очень не культурный человек.

На дворе серо; голова тяжелая. Кофе пила в постели, читала газеты. И "Новости" и "Курьер" заняты тобой. У меня много номеров "Освобождения" и номерок "Революционной России"¹. Дала мне Эля, привезла из-за границы. Вчера вернулся Володя из Дрездена, с подъемом, веселый; привез маме письмо от профессора, кот. "с чистой совестью" советует Володе продолжать учиться еще два года. Володя пел в знаменитом дрезденском Opernhaus'e, и пел хорошо. Профессор говорит, что надо еще год учиться и год составлять репертуар. Много его учеников поют там в опере. Еще ничего не решено, конечно, передаю тебе только то, что было. Нашел Володю очень и очень музыкальным. Не знаю, что будет. Вчера вечером у мамы было сборище, я заезжала на часок, т.к. давно уже обещала Давыдовой. У нее ужасно мило: маленькая квартирка, вся кустарным убрана. Все беленькое, свеженькое такое, как она сама. Была Мария Федоровна, Вика, за которой позднее заезжал супруг. Говорили о "Цезаре", конечно. Все в восторге, но бранят К. С. А его жалко. Хотя он себя начинает скверно вести. Позволяет себе все время на сцене кашлять, и уже в газетах идет слух, что он бросает роль Брута. Этого он не должен делать ни под каким видом; ведет себя не как художник, и Влад. Ив. в отчаянии от такого малодушия.

Посылаю тебе рисунок-карикатуру, сделанную Владим. Яковлевичем на Давыдову². Они послали такую давно еще нам в Ялту, и мы не получали. Я ужасно хохотала, тем более что видела такую сцену на шоссе около Нары.

Правда, славно сделано?

А знаешь, Нилов - полковник, и Анна Львовна - певица, поженились³. На днях была свадьба. Помнишь, мы их встретили в встречном поезде, когда уезжали из Нары?

Будь здоров, милый мой, поправляйся и не приезжай в Москву. Потерпи эту зиму, может, лучше будет, тогда видно будет, что делать.

Целую тебя и обнимаю.

Твоя Оля.

Маша приехала благополучно. Я убивалась, когда слушала про тебя.

Видела вчера Петра Вас. у Мерилиза, говорит, что Лизочка, помнишь? совсем умирает и живет у него. Уже не встает.

847. А. П. Чехов - О. Л. Книппер

8 окт. 1903 [Ялта]

Дусик мой, писать воззвание от женских курсов нельзя, ибо мы имеем дело с частной просьбой курсистки Щедриной, а не с просьбой всех курсов¹. Ты посоветуйся с Гольцевым, он научит, что делать, или подожди моего приезда.

Ты пишешь, что вчера вернулась знакомая из Ялты и говорит, что у Кости очень болен сын и Костя сильно волнуется. Все вздор. У Кости сын болен lapsus'oм recti, выпадением прямой кишки, общедетской болезнью, пустяшной, и давно уже Костя получил письмо, что сын его здоров. Повторяю, все вздор. У Кости манера: всем рассказывать ужасы.

В газетах о курсах уже писали с приглашением посылать пожертвования Стасову. Надо бы вот поскорее мою пьесу поставить и дать спектакль в пользу курсисток. А пьеса моя подвигается, сегодня кончаю переписывать III акт, принимаюсь за IV. Третий акт самый нескучный, а второй скучен и однотонен, как паутина.

М. Смирнова прислала мне письмо, но забыла приклеить марку. Пришлось платить штраф. Она просит меня написать ей; скажи, что писать мне запрещено, ибо я занят пьесой.

Получил письмо от Немировича².

Здоровье мое сегодня лучше, кашель меньше, но уже бегал два раза. Должно быть, ялтинская вода содержит в себе что-нибудь этакое, что действует на меня расслабляюще. Вот уж правда истинная, дуся: если пьеса моя не удастся, то прямо вали вину на мои кишки. Это такая возмутительная гадость! Давно уже у меня не было нормального действия, даже не помню, когда.

Прости, лошадка, что я тебе наскучаю этой гадостью. Костя был вчера, мы долго разговаривали, он добрый, хороший человек.

Кто, кто у меня будет играть гувернантку?

Театр в Нижнем у Горького не пойдет. Это не горьковское дело и не тихомировское, хотя пусть Тихомиров поболтается по свету, это ему не повредит.

Поцеловать тебя, моя радость? Изволь. Целую в шею, в затылочек, в лоб и в губы. Не брани мужа, он еще постоит за себя.

Твой А.

848**. О. Л. Книппер - А. П. Чехову

9-ое окт. утро [1903 г. Москва]

Снег, крыши белые, мокро... Звуки метлы по асфальту через открытую форточку. На улицах мокрая грязь, слякоть, ежащиеся фигуры от пронизывающей сырости, со страхом смотрящие на экипажи на шинах. Толпа противная, будничная, без пятен. Ух как гадко в Москве и вообще в России. Я буду завидовать Володе с Элей, если они переселятся за границу. Газеты почитаешь, еще сырее на душе сделается. Сегодня, напр., о народном образовании, по поводу выставки в Ярославле¹. Цифры посмотришь, и скучно.

Я рада 12-го играть "Три сестры". Ужасно рада, а то как-то тоскливо в театре, нет свежести, нет новых чувств. Ты опять скажешь, что я ненасытная. Может быть. Да уж я такая. Не могу сидеть, не волнуясь, и платонически относиться ко всему. Это, вероятно, признак души довольно паршивенькой, не глубокой. Правда?

А ведь ты один считаешь меня за несдержанную, в глазах всех я - сдержанный человек. А если я и стала кипятливая к старости, то это оттого, что в молодости я относилась к жизни философски, т.ч. меня звали даже Кантом, не кипятилась, а спокойно и довольно равнодушно смотрела на жизнь, как она проходила мимо меня, не задевая меня. Видишь ли, то, что должно быть в молодости, пришло ко мне на склоне жизни. А ведь я чувствую, что ты не любишь, когда человек так много говорит о себе, как я. Ты вот никогда о себе не говоришь, но не думай, что я это высоко ценю; т.е. по отношению к себе - я бы хотела, чтоб ты много говорил о себе. Затмение нашло - не могу фразу состряпать. Но ты понял? Или нет?

Пойду сегодня гулять с Шнапом, пойду к Эле смотреть ее таксика, а потом к Ольге Мих., хочу через Вишневского похлопотать о ее муже, т.е. о повышении. Вишневский знаком с главным акцизником и сам высказался помочь, если можно.

"На дне" идет отвратительно у нас. Расклеилось. Горький ругался.

У меня в уборной очень уютно стало, я переставила мебель.

Зубы мои портятся с необычайной быстротой. Надо копить деньги на челюсти. Бедный муж! Вчера обедал у нас Бунин. Был Сытин; я заходила к нему и не застала. Взялся поместить заметку о Медиц. инст.². Говорил, что с "Русской мыслью" все благополучно³. Я просила его подробно написать тебе обо всем. Может быть, Соболевскому просто отнести составленную Куркиным заметку и попросить поместить, или сам составит?

Целую тебя и обнимаю, мой дорогой.

Твоя Оля

849. А. П. Чехов - О. Л. Книппер

9 окт. [1903 г. Ялта]

Лошадка моя, не пиши мне сердито-унылых писем, не запрещай мне приезжать в Москву. Что бы там ни было, а в Москву я приеду, и если ты не пустишь меня к себе, то я остановлюсь где-нибудь в номерах. Мне ведь в Москве нужно немногое (если говорить об удобствах): место в театре и большой ватерклозет. Дусик мой, здоровье мое гораздо лучше, я пополнел от еды, кашляю меньше, а к 1-му ноябрю, надеюсь, будет совсем хорошо. Настроение у меня прекрасное. Переписываю пьесу, скоро кончу, голубчик, клянусь в этом. Как пошлю, буду телеграфировать. Уверяю тебя, каждый лишний день только на пользу, ибо пьеса становится все лучше и лучше и лица уже ясны. Только вот боюсь, есть места, которые может почеркать цензура, это будет ужасно¹.

Родная моя, голуба, дуся, лошадка, не беспокойся, уверяю тебя, все не так дурно, как ты думаешь, все благополучно вполне. Клянусь, что пьеса готова, уверяю тебя тысячу раз; если не прислал до сих пор, то потому только, что переписываю слишком медленно и переделываю по обыкновению во время переписки.

Сегодня дождь, прохладно. Приносили двух живых перепелов.

Дуся, я приеду в Москву непременно, хоть ты меня зарежь, и приехал бы, если бы не был женат; стало быть, если задавит меня в Москве извозчик, то ты не виновата.

Играй хорошо, старательно, учись, дуся, наблюдай, ты еще молодая актриса, не раскисай, пожалуйста! Бога ради!

Мыл голову (писал ли я тебе?), но у меня жидкость не пенилась. Вероятно, много воды взял.

Вчера была Горькая и Средина. У Леонида Вал. нефрит, появились на лице отеки. Он в большом беспокойстве, очевидно, так как все время глядит, сколько у него белка.

Обнимаю мою радость. Господь с тобой, будь покойна и весела.

Твой А.

850**. О. Л. Книппер - А. П. Чехову

10-ое окт. утро [1903 г. Москва]

Бедный ты мой, должен возиться с мушкой! Как бы я тебе все это аккуратненько делала! Тебе трудно все это самому делать - как я это чувствую!

Порошок я тебе пришлю, хотя ведь в Ялте есть таковый. Фуражка самая теплая - твоя клетчатая, и она у тебя. Здесь есть темно-синяя на шелку. Но клетчатая изящнее и теплее. Ты наконец принялся за свое здоровье?! Отчего при мне это так затруднительно всегда? Отчего ты меня терзаешь и никогда ничего не делаешь?

Альтшуллер, вероятно, думает, что я тебя извожу и не обращаю внимания на тебя, и потому он при мне избегает говорить с тобой о здоровье. А когда я уезжаю или когда ты уезжаешь от меня - так и начинается лечение и ты начинаешь усиленно питаться, и Маша все для тебя может делать. Я же вроде помехи, точно парализую всех и вся и мешаю нормальному течению жизни. Значит, я для забавы живу около тебя.

Прости, я начинаю взволнованно писать. Не буду.

Вчера я гуляла с Шнапом. По улицам он ходит отлично, следит за мной, через мостовую идет рядом со мной, боится уж, верно. У Эльки маленький таксик, и Шнап с ним играл и смешил нас до слез. Потом заходила к Ольге; у них тоже такс, уже пожилой, и все время рычал на Шнапа, очень недружелюбно принял. Шнапу так понравилась прогулка, что он сейчас, с утра, не отходит от меня и лежит у моих ног и спит и ждет гулянья, вероятно; когда я одевалась, он покусывал мне ноги и визжал. Вчера он Эльке прокусил здорово палец, кровь так и хлынула.

Элька мне подарила чудесные сиреневые хризантемы, стоят на письм. столе.

Вчера был Маклаков, говорит, что с землей все улажено. Этот кусочек городу не нужен, а если когда-нибудь и будут претензии, то Маклаков берется выиграть без вся