Дитмар Карл Фон - Поездки и пребывание в Камчатке в 1851-1855 гг.

рет начало из озера, в котором находятся много горячих ключей и которое содержит при этом соленую воду; точно так же горячие ключи текут и много дальше на северо-восток вблизи урочища Култужного у подножия горной цепи.

   Гораздо более важны были для меня известия, полученные о вулканах южной оконечности страны, которые, к сожалению, я не имел случая самостоятельно исследовать; эти сведения я здесь и сообщаю. Хотя по существу дела эти известия и не устраняли ненадежности наших познаний о тамошней местности, но они вносили несколько большую ясность в наши сведения о многих находящихся там вулканах. Главная причина неопределенности наших познаний заключается, очевидно, в многоразличии имен, под которыми приводятся здесь одни и те же высокие точки, имен камчадальских, здешних русских, а также имен, которые совершенно произвольно давали шедшие мимо мореплаватели, и сделались теперь в Европе наиболее известными и употребительными, но остались совершенно неизвестными в самой стране.

   Все, что я мог узнать о положении и названиях южных вулканов от мореплавателей, местных жителей и, наконец, из собственных исследований, когда я проплывал мимо, я излагаю здесь сжато в следующих замечаниях.

   Яснее всего положение дела на восточном берегу Камчатки у Тихого океана. Здесь можно насчитать семь ясно выраженных, высоко выдающихся над окрестными гребнями гор, вулканических конусов, которые видели и сосчитали многочисленные и известнейшие мореплаватели и которые я достаточно хорошо наблюдал сам, когда проплывал мимо. От мыса Лопатки к северу они следуют друг за другом так, как я изображаю их на прилагаемом рисунке.

   Первые четыре ясные конусовидные горы, которые становятся видимыми от мыса Лопатки, у мореплавателей часто обозначаются цифрами; с юга на север они называются Первая, Вторая, Третья и Четвертая сопки. В этом ряду первая сопка многими русскими моряками называется также Кошелева или Камбалиная. Второе название дается ей по имени маленького озера, лежащего между мысом Лопаткой и Большим Курильским озером и изливающегося чрез посредство небольшой прибрежной речки в Охотское море. И на карте Гидрографического департамента для первой сопки поставлены те же имена.

   Этот самый южный, ныне, как кажется, совершенно погасший вулкан Камчатки представляет из себя очень значительный конус, сзади которого видны еще два остроконечия.

   Вторая сопка на карте называется Ильиной, или Озерной. От старожилов я не слышал никакого названия для этой конусовидной горы. Гора эта много меньше, нежели первая и, как кажется, точно так же совершенно прекратила свое действие.

   Для третьей и четвертой сопки на карте не дается никакого названия, но камчадалы рассказывали здесь о двух высоких конусовидных горах. Третий конус был назван вулканом Ходутка, это несколько притуплённая недействующая конусовидная гора, а на месте четвертого обозначен также недействующий большой конус Хойохонген.

   За этими четырьмя южными конусовидными горами восточного берега к северу следуют еще три вулкана, которые относительно места и названия определяются вполне согласно: Первый это - Асача, находящийся при бухте того же имени под 52°2 с. ш.; раньше это была высокая конусовидная гора, которая в 1848 году при сильном землетрясении совершенно разрушилась. В течение 1852-1855 годов я видел, что из совершенно разрушившегося кратера беспрестанно поднимался величественный черный столб пара, из которого падал сильный дождь пепла. Ввиду того, что эта гора сделалась теперь очень низкой, с моря она не видна; заметен только ее высоко поднимающийся столб пара.

   Рядом с предыдущей, на север от нее под 52°22' с. ш. возвышается большая, широкая, тупая, теперь недействующая конусовидная гора Поворотной сопки, высоту которой капитан Бичей определяет в 7442 парижских фута.

   Наконец, сюда же принадлежит еще Вилючинский вулкан, находящийся одинаково на юг от Авачинского залива под 52°52' с. ш. Это изборожденный, несколько притуплённый, средней высоты недействующий конус, высоту которого Бичей определяет в 6 918, а Литке в 6 330 парижских футов.

   Между всеми этими конусовидными горами восточного берега на южной оконечности полуострова дальше во внутрь страны виднеются гребни разорванного хребта, вероятно края древних кратеров, и остатки старых разрушенных гор.

   О вулканах западного берега Камчатки жители Большерецка, Апачи, Голыгиной и Явины сообщали мне, напротив того, очень согласные сведения, по которым я должен перечислить эти вулканы в следующем порядке с севера на юг.

   1) Апачинская сопка (Опольная по Эрману, Опальская по Постелю) находится под 52°30' с. ш., это - колоссальный, изборожденный, остроконечный недействующий конус, который прежде служил маяком судам, идущим в Большерецк. По Стеллеру, эта гора в старое время должна была быть действующей, точно так же и два маленьких конуса на южной стороне ее подошвы раньше испускали пар.

   2) От Большерецка и Большой реки, подобно предыдущей, на западе становится видимой конусовидная гора - Голыгина сопка. Она принадлежит к числу недействующих и имеет умеренную высоту.

   3) На юг от Голыгиной следует вулкан Вине и далее на юг.

   4) Вулкан Уташут, который в историческое время, должно быть, принадлежал к числу действующих.

   Оба последних вулкана описывают теперь как низкие кратеры без признаков деятельности. Поэтому нельзя думать, чтобы эти вулканы могли быть видимыми с Тихого океана, да еще как высокие, стоящие близко от моря горы, как это справедливо для четырех южных вулканов, упомянутых для восточного берега. Я не могу, стало быть, считать эти горы (Вине и Уташут) идентичными с двумя первыми. С Уташута изливается в океан река Уташут, которая в своем устье соединяется с рекой Ходуткой, вытекающей севернее.

   5) Приблизительно в 30 верстах от Голыгиной вверх по реке того же имени находятся горячие ключи и в реку впадают два ручья, из которых один вытекает из одиноко стоящего горного узла Ксудача. Ксудач, находящийся дальше внутрь страны и на восток от вулканов Вине и Уташута, согласно описанию, как кажется, представляет из себя также только огромный распавшийся кратер, имеющий теперь незначительную высоту. Вместе с тем, я не могу смешивать этот старый низкий кратер с четырьмя названными вулканами. На вершине этого кратера должны находиться многочисленные, маленькие, совершенно круглые озера без всякого стока. По берегам этих озер выделяется поваренная соль. Там должны также быть круглая сольфатара с фумаролами и очень чистая прекрасная сера.

   На юг от этих вулканов (Вине, Уташута, Ксудача и Ильина) находится исполинское Курильское озеро. После Кроноцкого это самое большое озеро Камчатки, по своей величине только немного уступающее Авачинскому заливу. Курильское озеро при посредстве Озерной, на берегах которой должны находиться горячие ключи, изливается в Охотское море. Оно имеет продолговато-круглую форму, скалистые берега; на середине его торчит из воды очень твердая масса лавы, Каменное сердце, или также Аландская пупка. Вся обстановка озера указывает на вулканический провал и напоминает исполинский кратер, который, будучи окружен вулканами, опустился и наполнился водой. Обвалившаяся при поднятии лава охладела и в старом провалившемся жерле кратера образовала твердую пробку лавы, которая теперь выдается в виде высокого острова, состоящего из лавовой скалы.

   Здесь снова наблюдается то же самое, о чем я уже выше упоминал по поводу Баккенинга.

   Древние, циркулирующие в стране сказания точно так же приводят в зависимость происхождение величайших озер края от поднятия вулканических гор. Так, камчадалы рассказывают: остров вулкан Алаид раньше будто бы находился на месте Курильского озера, вулкану сделалось настолько неприятным его местоположение, что он переселился отсюда в море, между тем, здесь его место заняло глубокое озеро с Сердцем или Пупом посередине.

   Равным образом Шивелюч стоял прежде на месте Кроноцкого озера и лишь позднее будто бы передвинулся на свое теперешнее место, оставив позади себя озерное углубление.

   6) Сейчас же на юг от Курильского озера тянется короткая горная цепь, Перешеек, на котором несколько внутрь страны возвышается вулкан Чаохч; из старого, совершенно осыпавшегося кратера его, подобно тому, как при Узоне, бьет множество горячих источников. Трудно допустить, чтобы при его незначительной высоте Чаохч был тождествен с каким-либо из четырех вулканов восточного берега, о которых упоминают моряки. Но очень возможно, конечно, что зубчатые вершины, возвышающиеся сейчас же подле Кошелевой сопки, составляют части краев кратера Чаохча. На юг от вулкана Чаохча и Кошелевой сопки страна становится очень узкой. Здесь лежит еще небольшое озеро Камбалиное со своим истоком, после чего земля, становясь все ниже и уже, переходит в мыс Лопатку, который, собственно говоря, представляет собою плотину из гравия между двумя морями, отложившуюся на выступающих вперед рифах. Сюда, отделенные полосой моря в 10 - 12 верст, примыкают Курильские острова, на которых продолжается ряд камчатских восточных вулканов, переходящих затем и в Японию.

   Для того чтобы возможно более разъяснить сложные вулканические отношения южной оконечности Камчатки, я хотел попытаться проехать на собаках до Асачи, а оттуда до Голыгиной. 25 февраля я с двумя хорошо знающими местность камчадалами оставил Петропавловск, чтобы достигнуть моей цели. По известной дороге я доехал до Паратунки, и хотя снег был глубок и рыхл, поездка шла еще сносно. Но когда мы пошли оттуда 26-го числа пешком к Вилючинскому вулкану, то рыхлые массы снега оказались настолько непреодолимыми, что, к сожалению, путешествие должно было прекратиться.

   Продолжающаяся деятельность вулкана Асачи, т. е. сильное выбрасывание больших пепельных масс, послужила, кажется, к образованию нового конуса пепла; мне казалось, что край кратера, бывший настолько низким, что в 1852 году его вовсе не было видно из Петропавловска, теперь, в начале 1855 года, несколько повысился и уже немного выступал из-за гребня предлежащей горной цепи. Авачинский вулкан также, по-видимому, в первых месяцах года проявлял большую деятельность, так как столбы паров над ним были более значительны.

   В начале 1855 года погода была очень изменчива. Прекрасные ясные дни при западном ветре сменялись сильным снегом при восточных и юго-восточных ветрах. Затишье и бури, явная оттепель и холода быстро следовали друг за другом. В начале января было как-то -13°, а на последних днях того же самого месяца наступил самый сильный холод (-17 °R). В наиболее морозные дни, когда температура спускалась до -10°, залив и озеро покрывались льдом, снова быстро исчезавшим вследствие оттепели или бури. Изнутри страны отовсюду приходили известия о громадных массах выпавшего снега. На улицах Петропавловска надуло снег до такой высоты, что мы могли смотреть лишь чрез верхние стекла окон, причем нам были видны одни ноги прохожих. Наибольшей величины массы снега достигли в феврале, так как затем, особенно в марте, стали преобладать оттепели, снег, еще падая, таял, и половина его опускалась на землю уже в виде воды. Ясные дни в марте были приятны и мягки, как настоящая весна, а на солнце было даже тепло. Жители Петропавловска пользовались прекрасной снежной дорогой для частых увеселительных поездок и прогулок на лыжах; как раз к масленице волны общественных увеселений снова поднялись очень высоко. Маленькое общество предавалось радости без всякого предчувствия и не знало, что этому веселью скоро будет положен чрезвычайно неприятный конец.

   3 марта 1855 года рано утром распространилась весть, что прибыл в качестве курьера адъютант генерал-губернатора Муравьева с очень важным циркуляром. Вскоре величайшая новость была на устах всех и каждого; повсюду виднелись испуганные лица, всякое веселье исчезло. Петропавловск как порт был упразднен и оставлен. Все военные и служащие, все суда и вообще все казенное имущество должно было быть переведено в Николаевск-на-Амуре.

   Далее циркуляр извещал: так как неприятель возвратится сильно подкрепленным для того, чтобы загладить сделанные им ошибки, и так как совершенно невозможно прислать сколько-нибудь достаточную помощь, то все поэтому тотчас же должно быть перенесено на суда как можно скорее с тем, чтобы - если это окажется исполнимым - еще в марте отплыть на Амур. Необходимо было выполнить это приказание. Сначала все это подействовало на местных жителей ошеломляющим образом, затем они ободрились и принялись тотчас же за работу, чтобы поскорее исполнить то, что им неизбежно предстояло. Прежде всего начали оснащивать все суда и почти одновременно с этим вооружать и грузить их. Пушки были вывезены из батарей, казенные склады опустошены, а их содержимое погружено на суда. Мужское население, состоявшее собственно только из матросов, было распределено на военные суда, фрегат "Аврору" и корвет "Оливуцу", а также и для службы на всех транспортных судах. На самом большом из последних, на "Двине", должны были отправиться жены и дети матросов, семьи офицеров и служащих и, наконец, все штатские служащие, к которым принадлежал также и я. Начальник Американской Компании вместе со своим семейством и с имуществом компании должен был отплыть на принадлежащем ей корабле "Турку" в Ситху. Одна только семья Завойко вместе с назначенным ей в помощь офицером и его семейством должны были пока остаться здесь с тем, чтобы впоследствии также выйти из Петропавловска. На случай неприятельского нападения для этих семейств было приготовлено пристанище в Старом Остроге. Местные казаки частью уходили с нами, другая же часть их оставалась здесь для охранения опустевшего Петропавловска; для подкрепления их было выписано из Ижигинска еще 30 казаков. В самом деле в марте эти люди пришли сюда, совершив длинное путешествие на собственных собаках.

   Без отдыха шла работа днем и ночью, и все более пустело это маленькое местечко, еще недавно такое оживленное. Повсюду воцарялся настоящий хаос разрушения и беспорядка. Бедные жители понесли множество невознаградимых потерь. Места на судах были отведены чрезвычайно скупо, так что всякий мог взять с собой лишь самое необходимое. Так, кто имел дом, рогатый скот, собак, мебель и тому подобное, должен был просто оставить свою собственность или в лучшем случае продать ее за безделицу. Ежедневно изнутри страны прибывали люди, чтобы попрощаться со своими знакомыми. В отчаянии жаловались они на свою судьбу, думая, что теперь снова им придется попасть в разбойничьи руки купцов, попов и исправников, как в старое время. Завойко хотя защищал бы их, теперь же все погибло.

   31 марта все было готово к отправлению: тяжело нагруженными вышли все суда из маленькой бухты Петропавловска на рейд в большую Авачинскую губу.

   1 апреля "Турку" отправился к Ситхе. 2-го снова прибыл курьер из Иркутска с тем же приказанием торопиться как можно скорее. 3-го состоялся у Завойко большой прощальный обед, а затем молебен и благословение судов. 5-го был поднят адмиральский флаг на "Авроре" и вышли в море небольшие транспортные суда "Иртыш", "Байкал" и бот No 1-й. 6-го "Аврора" и "Оливу-ца" также отправились в море. "Двина", с капитаном Чихачевым, должна была следовать за ними, но, к нашему счастью, села на мель. В тот же день вечером поднялась ужасная снежная буря, которую мы и переждали в защищенном месте, между тем как другие суда выдерживали сильную борьбу с бурей и волнами. В очень дождливую погоду прибыл я в 1851 году в Петропавловск и теперь, в 1855 г., должен был оставить Камчатку во время снежной метели. За эти годы я полюбил и страну эту, и ее исследование. Не без грусти поневоле прерывал я мою неоконченную работу с сердечным желанием как можно скорее получить преемника, которому лучше, чем мне, удалось бы исследование прекрасной страны.

  

  

   1) Плавание от Камчатки до Амурского края (залива Де-Кастри).

   2) Обратный путь от Николаевска вверх по реке Амуру и чрез Нерчинск и Иркутск в С. Петербург.

  

  

   Пустынной и покинутой лежала позади нас маленькая гавань Петропавловска. Кое-где виднелся еще человек, бродивший между пустыми, не обитаемыми теперь домами. Все суда с их многочисленным экипажем снялись с якоря и уже шли по морю. Только наша "Двина" еще стояла на месте и ждала первого благоприятного ветра, чтобы отправиться вслед за прочими вместе со своими многочисленными пассажирами преимущественно женского пола. Пространство между палубами (Zwischendeck) было переполнено женщинами и детьми, семействами отъезжавших мужчин, матросов и чиновников.

   Многие из этих семей в короткое сравнительно время второй раз испытывали потерю всего своего недвижимого имущества. Немного лет назад им пришлось так же, по внезапному приказанию, покинуть Охотск и переселиться в Петропавловск. Тогда так же они должны были оставить дома и дворы без какого-либо вознаграждения за убытки. Тогда, как и теперь, они должны были просто покинуть с трудом и издержками построенные ими самими дома и огороженные заборами сады, потому что какие же могут быть покупатели там, где никого не остается. Тогда, как и теперь, пришлось выпустить на волю ездовых собак, чтобы они не умерли с голоду, а коров - или убить, или точно так же выгнать из стойл. Могут ли при таких условиях возникнуть любовь и охота к оседлости? Могут ли при таких мероприятиях процветать и развиваться поселения? А между тем, именно возникновение и благоденствие таких мелких поселений и составляет самый жизненный вопрос для колонизации далеких окраин. В этом деле следовало бы кое-чему поучиться у далекой, лежащей на западе территории Северо-Американских Соединенных Штатов. Там поселенец свободен в выборе для себя места, а собственность его ограждена от посягательств властолюбивых чиновников. Как по мановению волшебства, там земли населяются людьми, возникают деревни и города, достигающие в короткое время процветания и богатства. Еще ближе нам пример недавних владений Российско-Американской Компании. В течение столетия, за время управления этой компании, все хирело и совсем не развивалось; теперь же, под американским владычеством, в относительно короткое время все зажило самой деятельной жизнью даже в негостеприимных окрестностях реки Юкона и на Алеутских островах.

   Ранним утром 10 апреля, при ясной погоде и благоприятном ветре, двинулась, наконец, и "Двина". Быстро вышла она теперь из Авачинской губы и миновала знакомые берега. Все более и более расплывались вдали очертания Петропавловска, ставшего мне столь дорогим, и места моей многолетней интересной работы. Теперь мы проходили чрез длинный, узкий пролив, ограниченный скалами в тысячу футов высоты, и выступали из большого защищенного бассейна Авачинского залива в открытое море; Камчатка же осталась у нас совсем позади. В виде последнего приветствия видели мы столбы дыма, высоко поднимавшиеся над берегами из вулканов Авачинского, Жупановского и Асачи. Берег лежал покрытый снегом со всеми своими горными хребтами и вершинами как величественная картина. В двадцати милях от земли и при слабом северо-западном ветре медленно пошло судно параллельно берегу к югу. Животный мир был еще как мертвый, береговые скалы возносились, безмолвны и недвижимы без своих обитателей - разнообразных птиц, которые летом оглашают своим криком воздух или стаями носятся над волнами. Лишь одинокий кит выныривал то здесь, то там, спокойно продолжая свой путь к берегу. Вечером, при хорошем освещении далекого берега, вид его был поистине величествен.

   Ночь была прекрасная, таким же наступил и следующий день, 11 апреля. Ветер был слабым, но благоприятным, и судно равномерно, как и вчера, шло к своей цели. Мы приближались к высоте мыса Лопатки. Все горные цепи страны с их прекрасными острыми вершинами были ясно и хорошо видны. Прежде мыса Лопатки, который благодаря своей низкой высоте был невидим, мы заметили высокий конус Кошелевой сопки, затем менее высокий острый пик Ильиной сопки; далее, после короткого гребня гор, следует третий конус - высокая, широкая, как бы усеченная, гора - вулкан Ходутка; за довольно длинным, равномерно высоким гребнем гор поднимается в виде четвертого конуса высокий остроконечный вулкан Хойохонген, а за ним, до самой Поворотной сопки, снова тянется длинный горный гребень. Тотчас на юг от него из низкого незаметного кратера Асачинского вулкана поднимаются темные клубы дыма. За ними следует Поворотная сопка - широкая, округленная наверху конусообразная гора, стоящая близко к морю. Наконец, за вторичным горным гребнем возвышается сопка Вилючинская - конус средней высоты, последняя перед Авачинской губой, заканчивающая собой весь длинный ряд вулканов, лежащих на восточном берегу Камчатки южнее названного залива. Все эти вулканы, за исключением Асачи, недеятельны. Вилючинский вулкан лишь слабо виднелся на северной части горизонта, а Авача и Коряка уже совершенно исчезли из поля зрения. Ветер сделался свежее, а наш ход быстрее. Ночью мы миновали оба северных Курильских острова, Шумшу и Парамушир, и утром 12 апреля находились перед четвертым проходом между Курильскими островами, лавируя и борясь с очень сильным, почти бурным, западным ветром, затруднявшим нам проход в Охотское море. Положение наше не изменилось и 13 апреля. Буря неистовствовала, осыпая нас снегом и крупой. Вблизи этих высоких островов, покрытых льдом и снегом, было холодно как зимой. Наконец в ночь на 14 апреля ветер принял более северное направление и тотчас же ослабел, благодаря чему и явилась для нас возможность войти в пролив. Мы вошли в проход между островами Парамуширом и Онекотаном, а затем, оставив Ширинки далеко на северо-западе, прошли между Онекотаном и Маканрушем в Охотское море. Путь наш лежал совсем поблизости последнего острова, находившегося вправо от нас, в то время как Онекотан высоко поднимался из моря несколько дальше, с левой стороны. При благоприятном ветре мы теперь быстро шли вперед в юго-западном направлении.

   Маканруш - маленький, круглый остров, состоит из крутых, средней высоты, округленных наверху скалистых масс, образованных, по-видимому, из конгломератов и лавы; мили на две южнее этого острова одиноко и круто подымается из моря колоссальная колоннообразная скала Авось. Влево от нас лежал теперь весь ряд прочих Курильских островов, тянущихся к юго-западу; из них мало-помалу нашим глазам представились следующие.

   Онекотан, по своим размерам почти в четыре раза превосходящий Маканруш, имеет удлиненную в направлении от севера к югу форму, дикие скалистые берега и увенчан тремя вулканическими вершинами. Северная и южная из них - настоящие острые конусы, первый наиболее высокий. Третий конус возвышается посередине острова и сильно усечен. Остров Харамукотан - мал, округл и состоит только из одной высокой конусообразной горы. По-видимому, такого же типа и острова Шияшкотан, Екарме и Чиринкотан, также состоящие каждый лишь из одного высокого пика.

   Вулканы эти не проявляют, как кажется, никакой деятельности. Что касается растительности, то вследствие значительной отдаленности от островов, я вовсе не мог ее заметить, да и животная жизнь, несмотря на то, что мы находились под 49° с. ш., по-видимому, очень бедна. То здесь, то там показывался тюлень или проплывал мимо кит. Мертвенные, окутанные снегом возвышаются эти вулканы из холодных вод северного моря. По-видимому, здесь обитает вечная зима. Сегодня снова большие гряды туч со снегом и крупой тянутся от пика к пику, совершенно окутывая то один, то другой из них; внезапно и быстро отделяются они от одной горы и приближаются к соседнему конусу, способствуя повсюду продлению господствующей зимы.

   С северо-запада повеял свежий ветер, и наше судно, сильно качаясь, спешило к юго-западу, в направлении, параллельном Курильским островам. Вечером мы заметили одного китолова, который скоро скрылся на северной части горизонта.

   15 апреля. Утром был еще видим Чиринкотан, и вследствие неблагоприятного ветра мы лавировали перед этим красивым пиком. Затем нас окутал густой туман, прояснившийся лишь к вечеру и открывший нам высокие пики на Райкоке и пик Сарычова на Матуе, два совершенно острых, высоких, потухших конусообразных вулкана. В морской воде сегодня было только 1¹/₂° тепла по Реомюру. К вечеру пошел дождь, ветер сделался благоприятнее и ход судна быстрее.

   От 16 до 20 апреля были дурные дни нашего плавания. Бури, сопровождаемые сильнейшим снегом и градом со всех сторон, не только помешали нам держаться нашего настоящего курса, но и отнесли нас далеко назад, в Охотское море. Тяжело нагруженное судно летало, как волан, с одной волны, высокой, как башня, на другую. Все паруса, даже наиболее необходимые для управления кораблем, были совсем убраны или сильно зарифлены. Морская болезнь собрала обильную жатву с бедных женщин и детей, заточенных в тесном трюме. Варить нельзя было совсем, и нечистота превзошла все представления о ней. К этому прибавилось еще и то, что забили тревогу. Из тумана внезапно вынырнул большой трехмачтовый корабль, который шел у нас в кильватере и, казалось, преследовал нас. Наш молодой капитан, заподозрив неприятеля, уже велел готовиться к битве, как вдруг сигнал разъяснил все дело в благоприятном смысле. Это был наш корвет "Оливуца", потерявший во время бури фрегат, с которым он должен был вместе держаться, и принявший "Двину" за "Аврору". Лишь к вечеру 20-го успокоилась буря, и мы могли, сопутствуемые благоприятным ветром, снова направиться к Лаперузову проливу.

   21 апреля. Уже ночью обстоятельства значительно изменились к лучшему. Волнение успокоилось, и при хорошем, благоприятном ветре мы делали до семи узлов в час. Утром мы так близко подошли к северному берегу Иессо, что можно было совершенно ясно различать не только его побережье, но и дома, и людей. Вечером мы шли по глубине в 25 сажень, знак того, что мы вошли в Лаперузов пролив; особенно же убедительным доказательством в этом отношении было то, что юго-восточная оконечность Сахалина, мыс Анива, лежал теперь позади нас.

   22 апреля. В четыре часа утра на юге показалась северная оконечность Иессо - мыс Соя, бесснежная и невысокая холмистая местность, а на северном горизонте - юго-западная оконечность Сахалина - мыс Криллон; на дальнем же юго-западе виднелся высокий пик острова Лангль, красивый вулкан, совершенно окутанный снегом и вплоть до несколько разорванной вершины имеющий вид настоящего высокого конуса. Теперь из Лаперузова пролива мы вступали в Татарский залив и здесь были застигнуты сильным северо-западным ветром, погнавшим нас на юг, так что мы прошли очень близко мимо японского острова Рифунсири. Это - маленький островок, состоящий из высокой горы, окруженной бесснежной холмистой местностью. Температура морской воды достигала °.

   23 апреля. Погода была необыкновенно хороша и тепла. На палубе опять все оживилось, так как теперь бедные люди снова могли выйти на воздух из трюма, чтобы отдохнуть от морской болезни. Ветер был благоприятен, но слаб, и соответственно этому мы тихо подвигались к северо-северо-западу. В отдалении мы видели наши корветы и транспортное судно "Иртыш". После полудня на востоке показался остров Моннерон, маленький, круглый бесснежный клочок земли, состоящий, по-видимому, из массивных гор и холмов и лежащий не очень далеко от южной оконечности Сахалина. Теперь мы находились на 46° с. ш. и несмотря на то море было поразительно бедно животными. Водяные птицы, например, совершенно отсутствовали.

   24 апреля очень слабый ветер мало способствовал нашему путешествию. Медленно пробирались мы далее по направлению к северу. Вечером было особенно красивое свечение моря.

   25 апреля при ясном небе поднялся довольно свежий ветер. Утром мы увидели пик Ламанон на Сахалине, а также и большую часть берега этого острова. Горы Сахалина были глубоко окутаны снегом, который, особенно в густых хвойных лесах, покрывающих остров, достигал до самого моря. Горы этого острова имеют форму плоских конусов и куполов, что напоминает базальтовые и трахитовые возвышенности. В течение всего дня был виден берег Сахалина, а вечером очень далеко показался также и западный берег Татарского залива, именно мысы при Хаджи-Бае (у русских он носит название Императорской гавани, у англичан - Барракуты).

   26 апреля. Ночью мы значительно приблизились к нашей цели. Но густой туман принудил нас подвигаться с большой осторожностью здесь, где с обеих сторон берега все более и более сближались; лишь к вечеру мы остановились приблизительно в 8 милях перед заливом Де-Кастри.

   27 апреля. Настал прекрасный, радостный день. Земля с заливом Де-Кастри ясно была видна. Отлогие холмы, покрытые густым хвойным лесом, тянулись по берегу и местами спускались к морю крутыми скалами. Несколько далее, внутри страны, возвышается трахитовая вершина средней высоты, плоско вытянутая и лишь на вершине не покрытая лесом, - единственная примета залива Де-Кастри. Глаз видит только скалы, снег и густой, некрасивый хвойный лес. Пустынная и печальная картина.

   Переждав в течение нескольких часов штиль, мы могли затем, лавируя, мало-помалу приблизиться и, наконец, при благоприятном ветре вошли в залив, где в четыре часа после полудня бросили якорь. Два вдающиеся в море скалистые, высокие мыса - с севера мыс Д'Асса, а с юга мыс Клостер-Камп, образуют тесный вход в большой, глубоко врезывающийся в сушу, кругловатый залив, который посередине разделяется на внутренний и наружный бассейны рядом островов, параллельных берегу. Это - четыре скалистых островка, состоящих из базальтово-трахитовых горных пород и отчасти покрытых жалкими, кривыми деревьями. Что касается берегов залива, то на них замечаются лишь местами скалы из тех же горных пород, а самые берега почти вплоть до воды поросли лесом, состоящим из молодых лиственниц и сосен. Залив имел еще совсем зимний вид, так как всюду лежало много снега, а внутренний бассейн был покрыт еще рыхлым льдом. "Двина" остановилась между островами Обсерватории и Устричным. Базальтовый и Южный острова лежали на север и на юг в том же самом ряду. У крайнего западного конца залива стояла на берегу пара очень жалких юрт орочей, местных аборигенов, а несколько поодаль от них - два таких же несчастных домишки, построенных русскими. Здесь было место стоянки молодого офицера с 5 казаками, а самое место носило громкое имя Александровского поста. В тот же вечер прибыл транспорт "Иртыш" и остановился около "Двины".

   28 апреля, равно как и следующие дни, было пасмурно и дождливо. 2 и 3 мая шел сильный снег, сопровождавшийся бурей. Так как нельзя было предпринять более далеких экскурсий, то пришлось ограничиться лишь небольшими поездками по заливу, которые мы делали для того, чтобы набрать с островов устриц, во множестве сидевших на скалах. Здешние устрицы больше фленсбурских и очень вкусны.

   1 мая в заливе показался корвет с Завойко на борту. Он посетил Императорскую гавань и оставил там "Аврору", чтобы поспешить сюда на "Оливуце". 2 мая остававшийся еще лед вышел из внутреннего бассейна, так что теперь все обширное пространство залива было свободно ото льда. 3 мая последовал приказ о том, чтобы все женщины с детьми и своим багажом были высажены на берег, откуда их на другой день должны были отправить на озеро Кидзи, находящееся на расстоянии около 20 верст и вливающееся близ Мариинского поста в Амур. То же относилось и ко всем без исключения штатским лицам и чиновникам. Завойко снова ожидал неприятеля, вследствие чего все суда должны были, с экипажем исключительно военным, стать во внутреннем заливе, позади ряда островов, и там выстроиться для боя в длинную линию, защищенную ими.

   4 мая ранним утром прибыли сюда фрегат "Аврора" и палубный бот I, а вечером также и транспортное судно "Байкал", так что теперь все суда, которые покинули Камчатку, после счастливо совершенного пути соединились в заливе Де-Кастри. Согласно состоявшемуся приказу, они заняли свои места. Впереди стояли "Аврора", "Оливуца" и "Двина", а позади них невооруженные транспорты "Иртыш" и "Байкал". Бот I Завойко послал на север для исследования фарватера Амурского лимана, имеющего при входе около двух верст в ширину. Высадка пассажиров производилась с величайшей поспешностью, так что уже к вечеру на берегу стояли длинные ряды палаток, освещенные множеством сторожевых костров. За последние дни сюда прибыла масса туземцев, даже тунгусов, с их небольшими стадами оленей. Все это вместе составляло пеструю и очень своеобразную картину. На темной, освещенной огнями стене леса живописно выделялись белые палатки и пестрые группы людей. Приамурские туземцы, гиляки, мангуны и орочи - очень способные к торговле люди. Известие о нашем прибытии в Де-Кастри быстро распространилось между ними и привлекло их во множестве; они предлагали различные товары, в особенности рыбу, что было чрезвычайно охотно принято на стоянке. Быстро устроился импровизированный рынок, и дело прекрасно пошло на лад.

   Ранним утром 5 мая при хорошей погоде большой женский лагерь снялся с места. Завойко прислал на помощь и для защиты всех мужей и, кроме того, еще нескольких мужчин из экипажа, и через короткое время длинный караван с тяжелым грузом тронулся пешком в путь. Еще ранее проложенная просека через лес обозначала дорогу на озеро Кидзи, откуда семьи в больших лодках должны были быть отправлены в Мариинск-на-Амуре. Через кучи снега, лужи, груды грязи, древесные корни и пни пришлось тянуться женщинам со своими семьями.

   На прибрежном посту залива внезапно все стихло. Остались только один офицер и я с несколькими приставленными ко мне казаками. В случае неприятельского нападения я должен был доставить необходимые сведения в Мариинск, офицер же через мыс Лазарева в Николаевск, - таков был приказ Завойко. Между тем, на судах делались самые серьезные приготовления к вероятному сражению. Все было готово, каждый стоял на своем посту и знал, что он должен делать. Так прошли 6 и 7 мая - в деятельности, но и в покое.

   За эти дни сюда прибыло много мангунов, совершивших на своих легких лодках торговое путешествие гораздо южнее Хаджи-Бая. За свои меховые товары они получили манджурский табак, материи и металлические предметы и теперь плыли к устью Амура. Эти люди зачастую делают отдаленнейшие поездки вдоль берегов на юг почти вплоть до Кореи и к берегам Сахалина до японских поселений, чтобы возможно дороже сбывать свои товары.

   Когда мы перед полднем 8 мая сидели без всякого предчувствия перед нашей палаткой, внезапно с адмиральского судна раздался выстрел к тревоге. Это был знак того, что каждый должен находиться на своем посту, так как неприятель уже подходит. И в самом деле, у мыса Клостер-Камп были видны три корабля. Один из них, паровой фрегат, развел сильные пары, прошел раза два взад и вперед перед заливом, внимательно наблюдая за нашим положением; затем повернулся ко входу в залив и два раза выстрелил в наши суда, не попав в них однако. Корвет тотчас же ответил также двумя выстрелами. После этого неприятель снова отодвинулся за мыс, и все успокоилось. Тогда Завойко решился на крайнее средство и, чтобы устранить все сомнения, первым делом дал приказ прибить наверху мачт у всех судов флаги, чтобы никому в минуту слабости не пришло в голову их спустить. Затем оба транспортных судна, "Иртыш" и "Байкал", были снаряжены как брандеры (зажигательные суда); в случае приближения неприятеля они должны были воспламененные идти под его суда. Три других судна были готовы к борьбе на жизнь и смерть. Все ценные предметы, каковы казенная собственность, а также частные суммы, письма, драгоценности и т. д., были принесены ко мне, причем я получил в свое распоряжение 12 человек казаков, которые все это сложили в большой ящик, чтобы снести версты за две в лес, где и должны были охранять это имущество, пока я не прикажу под моим руководством доставить его на Кидзи. Я и офицер И. остались на берегу, чтобы наблюдать за положением вещей, ставшим очень серьезным, и чтобы получить еще некоторые приказания Завойко. Под руками у нас были два казака, которые могли нам понадобиться для каких-либо посылок. Таким образом, с нашей стороны все было готово. Но неприятель не возвратился сейчас же, и скоро мы узнали причину этого. Самое мелкое из неприятельских судов, бриг, пошел под парусами на юг, вероятно для того, чтобы привести сюда еще другие суда и затем уничтожить нашу эскадру, напав на нее силами, значительно ее превосходящими.

   9 мая возвратилась на суда часть экипажа, провожавшая женщин до озера Кидзи. Нападения все еще не было. С лодок, сновавших туда и сюда, мы постоянно получали известия о наших, стоявших поблизости, судах, которые находились теперь в чрезвычайно критическом положении. Утром до нас дошло необычайное известие: Завойко задумал воспользоваться обычными в этой местности и почти непроницаемыми туманами, чтобы ускользнуть ночью незаметным образом и в полной тишине. Неприятель стоял на юге за мысом Клостер-Камп, Завойко же хотел, напротив, наши суда, уведенные весельными лодками на север, поставить в безопасность в лимане, за мысом Лазарева. На случай, однако же, если бы неприятель захватил их в этой отчаянной и рискованной вылазке, брандеры должны быть пущены, а военные суда сцепятся с неприятельскими. Цепи якорей и вальки весел должны быть обмотаны, чтобы избежать всякого шума. Все должно двигаться вперед совершенно беззвучно. Каждое судно должно буксироваться всеми своими лодками. Вот в крупных чертах план, который должен был быть выполнен при первом сильном тумане.

   Дни проходили в тягостном ожидании и в самых старательных приготовлениях, между тем как неприятель стоял неподвижно на своем месте. Наконец, когда уже ранним вечером 14 мая особенно густой туман начал покрывать землю, Завойко дал нам знать, что наступающая ночь назначается для осуществления отважной выходки. Когда в 10 часов вечера туман сделался так густ, что на расстоянии нескольких шагов едва можно было различить предметы, мы услышали совсем особенный, тихий, мерный стук на том месте, где стояла наша эскадра. Никто, кроме нас, посвященных во все происходившее, не мог догадаться, что обозначал этот шум. Мы же знали, что это поднимают якоря с обмотанными цепями. Затем, после краткого затишья, последовал новый, иначе звучащий, но также тихий шум, и это были удары весел. Но вот все смолкло, и наступила мертвая тишина.

   Для нас, стоявших на берегу, теперь настали моменты самого томительного ожидания. Каждую минуту могли начаться выстрелы пушек и смертельная борьба. Но в тумане, все более сгущавшемся, все оставалось спокойно. Часы проходили один за другим, и мы проводили их в лихорадочном возбуждении. Все было безмолвно и тихо.

   Теперь стало ясным, что наши суда, в самом деле не будучи замеченными врагами, ушли и успели скрыться. С началом утреннего рассвета они, быть может, уже приблизились к мысу Лазарева или даже стояли за ним в полной безопасности. Завойко совершил такое смелое дело, которое вряд ли было когда-либо в истории войны. Тем самым он спас жизнь сотням людей и сохранил 5 судов.

   Когда ранним утром 15 мая туман начал мало-помалу подниматься и вид в даль стал яснее, то наступил момент, когда неприятель внезапно увидел опустевшую гавань и должен был сознаться, что его одурачили. При помощи нашей зрительной трубы мы заметили испуг и смятение на ближайших судах, которых теперь было всего 6 больших пароходов. Тотчас же поднялись столбы дыма из их труб, и скоро один пароход вошел в залив сделать несколько выстрелов в лес, затем возвратился и пошел с целой флотилией дальше к востоку, прямо на Сахалин. Торопливо летели они туда и скоро на горизонте видны были от них только полосы дыма. Вход в лиман на севере был им, по видимому, неизвестен. У Сахалина они надеялись захватить русские суда.

   Позади нас была замечательная ночь; мы пережили незабвенные часы. Но этим еще не закончились необычайные события дня. В то время как мы стояли на берегу и, обдумывая только что пережитое и едва ему веря, следили за неприятелем, уже ночью исчезнувшим на далеком горизонте, внезапно со свежим бризом прибыло еще одно судно и вошло в залив; это была маленькая шхуна с японскими такелажем и парусами. На ней был адмирал Путятин, потерявший во время землетрясения в Японии свой корабль, фрегат "Диану"; из обломков своего корабля он построил эту шхуну и теперь, ничего не зная о разразившейся войне, захотел пройти к устьям Амура. Получив от нас известия о происшедшем, он тотчас же повернул обратно и направился прямо к мысу Лазарева, чтобы соединиться с Завойко.

   Таким образом, в течение каких-нибудь 12 часов уже второй русский адмирал ускользнул от неприятеля, в то время как последний яростно разыскивал наши суда вдоль всех берегов. 16 мая и мы покинули залив Де-Кастри. Я с моими казаками и доверенными мне ценностями пошел чрез просеку (ровно 21¹/₂ версты) по ужасной дороге к озеру Кидзи, между тем как мой товарищ в радости и несчастии, офицер И., отправился прямо на мыс Лазарева к Завойко. 17 мая я переплыл на большой лодке через озеро в 40 - 45 верст длиною в Мариинск (Кидзи), расположенный при слиянии этого озера с Амуром, и нашел пристанище и дружеский прием у доктора Вейриха, своего школьного товарища по Дерпту.

   По мере моего приближения к Амуру ландшафт становился все более летним и зеленым, так что в несколько часов я от снегов морского берега перешел к настоящему лету. В тот самый день, как мы оставили залив Де-Кастри, туда вернулись неприятельские суда; так как они нашли это место совершенно пустым, то им не оставалось ничего иного, как только сжечь маленькую баню и пару других, грубо сколоченных домиков.

   В ближайшие дни я имел удовольствие встретить в Мариинске моих друзей и товарищей по университету, ныне академиков, Л. фон Шренка и К. Максимовича, путешествовавших по Приморскому краю в качестве естествоиспытателей.

   31 мая прибыл сюда из Забайкалья, направляясь вниз по теченью Амура, генерал-губернатор Восточной Сибири Муравьев. Он явился с громадным караваном из 101 большого крытого судна (называемых по-русски баржами), на которых были нагружены всевозможные запасы и, кроме того, находились 2 500 человек солдат. Каждая баржа имела груз в 3 500 пудов. В селении началось сильное возбуждение. Прибыл сюда властелин из Иркутска. Править всеми начали не рассудок и резоны, а страсти. Утром никто не знал, останется ли еще он на службе к вечеру. Каждый час безграничная милость сменялась диким, внезапным гневом. Перемены, преобразования, перемещения следовали одни за другими. Кто хотел и мог оставаться еще здесь при таком неверном положении вещей?

   Для меня было большой радостью узнать, что и я также переведен и именно в Николаевск, куда я немедля собрался и куда счастливо прибыл 13 июня. Мир и спокойствие господствовали здесь, а Завойко принял меня с тем же дружелюбием, какое он всегда оказывал мне в Камчатке. В ответ на мою просьбу он обещал мне отправить меня в Петербург, как только будет возможно это сделать; я объяснил ему, что с удалением из Камчатки я считаю свою задачу совершенно законченной и не желаю поступать ни на какую службу в Приамурском крае. Но, к сожалению, мне пришлось ждать целый год исполнения этого желания. Уже летом 1855 г. нас покинул целый ряд офицеров. Сначала уехал адмирал Путятин, первый отправившийся вверх по Амуру в маленькой лодке с двумя спутниками. Затем много офицеров направились сухим путем на тунгусских оленях через Удекой, по Мае и Алдану, в Якутск. Наконец и генерал-губернатор Муравьев со своей свитой отправился на судне в Аян, а оттуда в Якутск и Иркутск.

   24 сентября супруга Завойко с семейством прибыла из Камчатки в залив Де-Кастри, а 2 октября она была уже в Николаевске. Она наняла судно торговавшего в Камчатке американца и таким образом под американским флагом счастливо пробралась между всюду сторожившими неприятельскими судами. От нее мы узнали, что уже очень скоро после нашего отъезда из Камчатки, в Авачинский залив прибыла очень сильная эскадра английских и французских судов; найдя Петропавловск совершенно покинутым и опустевшим, неприятель обратил в пепел все более значительные постройки и все вообще подверг возможному опустошению.

   В то же время получил я известие о том, что вскоре после нашего отъезда было сильное извержение Авачинского вулкана. Гора испускала спокойно, как всегда, свои облака дыма, как вдруг 28 мая, в 7 часов вечера, послышался внезапно страшный грохот, затем из кратера показались густые облака и к небу поднялся высокий огненный столб. В течение многих дней продолжалось сильное извержение при не перестающем громе и грохоте, и далеко вокруг разбрасывались пепел и другие продукты извержения. За этим первым энергичным извержением последовал более спокойный период, в продолжение которого, однако же, поднимались постоянно вверх темные клубы дыма и, не переставая, шел дождь из пепла. Эта стадия извержения еще продолжалась, когда в начале сентября судно оставило Камчатку.

   В октябре же прибыл в Николаевск компанейский бриг "Охотск", капитан которого Юзелиус сообщил мне, как он в 1854 году шел на парусах к Курильским островам и наблюдал там следующее. Пик Фу с на Парамушире он видел с 10 до 12 июня 1854 г. сильно дымившимся. 24 июня 1854 года заметил он на Северном Чирпое (маленький остров на север от Урупа) извержение с огненными явлениями, а 29 июля этот остров сильно дымился. В начале июня он видел Алаид совершенно бездеятельным. На Шумшу он слышал от местных жителей, что какой-то вулкан на Парамушире (но не пик Фус, а другой) 3 декабря 1853 г. так сильно выбрасывал пепел, что им была покрыта вся окрестность на далекое расстояние. На острове Уруп есть очень высокий пик, который был совсем бездеятелен в июне 1854 г. Дальше