Островский Александр Николаевич - Письма 1873-1880 гг.

;

   629

  

  

  

   Ф. А БУРДИНУ

  

  

  

  

  

  

   Москва, 23 января 1879 г.

  Любезнейший друг Федор Алексеевич, письмо твое я получил, и, кроме того, некоторые театральные новости сообщил мне В. И. Родиславский, возвратившийся из Петербурга. Ты пишешь, что за пьесу "Добрый барин" мне придется только 30 руб., - и то деньги, и за то спасибо; Петербургский театр так меня подрезал, что я не знаю, как свести концы с концами. Что у Жулевой не пойдет "Дмитрий Самозванец", я так и ожидал; и в Москве он должен бы итти тоже в бенефис; и отказали по той же причине: нет ни декораций, ни костюмов. Каково положение! Две столицы, и ни в одной из них нельзя поставить русскую историческую или патриотическую пьесу за недостатком костюмов и декораций!

  В русских казенных театрах русских костюмов нет! Зато Аверкиеву для пьесы "Смерть Мессалины" разрешен расход в 4000 руб. Пьеса пойдет не более 3-4 раз, а потом всю постановку брось. Хороша экономия!

  Пьесу "На пороге к делу" Соловьев написал всю сам и писал ее у меня в деревне, история о сотрудничестве есть выдумка, даже неправдоподобная.

  Вместе с этим письмом посылаю тебе (в другом конверте) печатное "Положение о премии...." попроси Суворина перепечатать его поскорее в своей газете.

  Здоровье мое нисколько не поправляется: бывают дни, когда я не только писать, а и читать ничего не могу.

  Поклонись от меня и жены Анне Дмитриевне.

  

  

  

  

  

  

  Любящий тебя А. Островский.

  

  

  

  

   630

  

  

  

   Н. Я. СОЛОВЬЕВУ

  

  

  

  

  

  

   23 января 1879 г. Москва.

  Многоуважаемый Николай Яковлевич, я еще до сих пор не получил возможности выслать Вам денег: в театре составляется годовой отчет и потому задерживают. Обещали наверное выдать в четверг или в пятницу, значит в субботу вышлю.

  1-го марта последний срок представления пьес на премию Общества; по новому Положению, хотя бы премия и не была присуждена, все-таки выдается за лучшую из представленных пьес по 50 р. за акт. Если Вы не представите какой-нибудь пьесы, то, пожалуй, придется выдать деньги за такое безобразие, что самим будет совестно. Я бы Вам советовал заняться поскорей сценами. "Опасный дар" набросайте хоть как-нибудь, а уж я отделаю.

  Есть возможность взять деньги, так надо ею пользоваться.

  Я не ожидаю, что будет столько хлопот и неприятностей с раздачей ролей в пьесе "На пороге к делу". Когда дело уладится, я сообщу Вам распределение ролей.

  

  

  

  

   Искренно Вам преданный А. Островский.

  

  

  

  

   631

  

  

  

   Н. Я. СОЛОВЬЕВУ

  

  

  

  

  

  

   Москва, 26 января 1879 г.

  Многоуважаемый Николай Яковлевич, посылаю Вам сто рублей. Завтра начинаются репетиции Вашей пьесы; сделаем все, что можно сделать; в успехе я не сомневаюсь. Затруднительна для исполнения только роль девушки; я сам до сих пор никак не могу прибрать для нее тона: между тоном ее монологов, в которых она обращается к самой себе с местоимением "ты", что ясно намекает на ее наивничанье и некоторую душевную фальшь ("Ты слабая, Верочка... дрянная... и т. д.), и тоном других разговоров, довольно серьезных, есть видимое и трудно примиримое противоречие. Желал бы я видеть, как выйдет из этого затруднения Савина, сделайте одолжение, напишите.

  О ходе репетиций я буду Вас извещать.

  

  

  

  

   Искренно Вам преданный А. Островский.

  

  

  

  

   632

  

  

  

   Н. Я. СОЛОВЬЕВУ

  

  

  

  

  

  

   Москва, 31 января 1879 г.

  Многоуважаемый Николай Яковлевич, я чрезвычайно рад Вашему успеху; я давно, очень давно не испытывал такого приятного чувства. Не нравится мне только, что Ваша пьеса попала в "Дело" - журнал пустой, не солидный и не умный. Жаль, что Вы со мной не посоветовались; чтобы придать Вашему произведению вполне законченную литературную форму, более двух часов работы не потребовалось бы, и я сделал бы это для Вас с большим удовольствием. У нас "На пороге к делу" идет в пятницу, ранее, как Вы сами знаете, поставить было нельзя. Репетиции идут хорошо, и все мы ожидаем большого успеха. Роли розданы так: Верочка - Ермолова, Дубков - Ленский, сестра его - Медведева, Буровин - Садовский, Тесов - Музиль (оба будут превосходны), Акимыч - Макшеев, Шалеев - Вильде (очень хорош), жена его - Акимова (боюсь, переиграет). В субботу напишу, как пьеса прошла.

  Я что-то хандрю, и здоровье мое плохо.

  

  

  

  

   Искренно преданный Вам А. Островский.

  

  

  

  

   633

  

  

  

   Н. Я. СОЛОВЬЕВУ

  

  

  

  

  

  

   Москва, 2 февраля 1879 г.

  Многоуважаемый Николай Яковлевич, я думал, что Вам известно постановление Общества, по которому ни один член (если он желает оставаться таковым) не может ни литографировать, ни продавать оттисков своих пьес, пока не разойдется литографированное издание Общества (всего 90 экземпляров). Оттиски от Благосветлова, если желаете, взять можете, но продавать их надо подождать, пока разойдутся экземпляры Общества. Пьеса уже литографируется и на-днях поступит в продажу. Об одном я Вас прошу убедительно - это не имейте никаких дел с Мозером! Почему так, это я объясню Вам впоследствии. С Обществом я еще не считался ни за свои литографированные экземпляры, ни за Ваши, на-днях сочтусь и о результатах Вас уведомлю.

  Пьеса Ваша идет сегодня, распределение ролей я Вам послал, об исполнении и приеме публикой уведомлю немедленно.

  Будьте здоровы, работайте и верьте, что каждый мой совет происходит из желания Вам успехов и всякого добра.

  

  

  

  

   Искренно Вам преданный А. Островский.

  

  

  

  

   634

  

  

  

   Н. Я. СОЛОВЬЕВУ

  

  

  

  

  

  

   Москва, 3 февраля 1879 г.

  Многоуважаемый Николай Яковлевич, поздравляю Вас с огромным успехом; успех превзошел даже мои ожидания.

  Когда я раздавал роли, я думал только о том, чтобы ничего не пропало, ни одной черты, ни одного намека, - так и вышло, товар был показан лицом. Пьеса и исполнение до того понравились публике, что отдельных вызовов почти не было, сначала в разных местах крикнут то того, то другого, но это сейчас же покрывается криком: "всех", так кучей и вызывают, по нескольку человек, всем театром. Так же вызывали и автора по окончании пьесы. Когда вышел Вильде объявить, что Вас нет в театре, то публика не притихла, а продолжала рукоплескать. Играли все хорошо; Ермолова провела роль прекрасно и была вызываема по нескольку раз, всем театром, после каждого акта; Музиль (Тесов) и Макшеев (Акимыч) играли превосходно, их тоже вызывали по нескольку раз; роль Буровина была исполнена Садовским с такой энергией и с таким блеском, что, по отзывам самых компетентных людей, подобного исполнения крестьянина давно не запомнят на нашем театре.

  Еще раз поздравляю.

  

  

  

  

   Искренно преданный Вам А. Островский.

  

  

  

  

   635

  

  

  

   Н. Я. СОЛОВЬЕВУ

  

  

  

  

  

  

   Москва, 21 февраля 1879 г.

  Многоуважаемый Николай Яковлевич, я не отвечал Вам так долго потому, что сильно расхворался, так что не мог Держать пера в руках. Литографии "На пороге к делу" я пришлю Вам пока два экземпляра, о театре Петербургском Вы не заботьтесь, туда комитет вышлет. С этой литографией случился казус: экземпляр для литографии был списан с суфлерского, в котором для Ермоловой были сделаны некоторые сокращения (совершенно незначительные); так и отлитографировали. Для императорских театров это ничего не значит, потому что у них есть Ваши подлинники и притом пьеса напечатана, а для провинции надо исправить.

  Над "Дикаркой" уж Вы довольно поработали, предоставьте остальное мне, я ее кончу к лету непременно. Хорошо, если бы Вы приехали в конце поста или вскоре после Святой, я Вам объясню свои намерения, и мы обсудим их вместе.

  Завтра у нас комитет, там будет доложен отчет об изданиях; о результатах, т. е. о Вашей прибыли от этих изданий, я Вам сообщу.

  

  

  

  

   Искренно преданный Вам А. Островский.

  

  

  

  

   636

  

  

  

   Ф. А. БУРДИНУ

  

  

  

  

  

  

   12 марта 1879 г. Москва.

  Любезнейший друг Федор Алексеевич, не писал я тебе по причине нездоровья. Странное дело, особенного ничего не чувствую; а между тем упадок всех сил, который доходит до того, что, например, вдруг исчезает голос, никаких звуков нет, хотя горло не болит, и притом страшная апатия: ни думать, ни делать ничего не могу. А работать нужно, чтобы хоть летом без работы пожить и поправиться.

  Моих пьес в Петербурге почти совсем не дают; теперь хуже, чем было при Яблочкине. Узнай, пожалуйста, у Натарова, что это значит! Поступок Крылова возмутил в Москве всех порядочных людей, не говоря уже о писателях и артистах. Бесстыдная статья Крылова расстроила меня чуть не до слез; сидя один в своем кабинете, я долгое время не знал, куда деться от стыда, что между драматическими писателями нашелся человек, способный на подобное дело. Передай Марье Гавриловне, что это происшествие не только не повредило ей в Москве, а еще более усилило всеобщую к ней симпатию. Да шепни ей при случае, что не лишнее было бы ее стороны прислать мне свой кабинетный портрет хоть вместо "merci" за пьеску, которую я, не жалея себя, из одного только желания сделать ей любезность, отдал ей в бенефис. Сделай милость, попроси в конторе счесть поскорее мои поспектакльные деньги; а получит их Михаил Николаевич. Поклонись от меня и жены Анне Дмитриевне.

  

  

  

  

  

  

  Любящий тебя А. Островский.

  P. S. На обеде Тургенева превосходная речь Николая Саввича произвела общее глубокое впечатление.

  

  

  

  

   637

  

  

  

   М. М. СТАСЮЛЕВИЧУ

  

  

  

  

  

  

   12 марта 1879 г. Москва.

  

  

  

  Милостивый государь

  

  

  

   Михаил Матвеевич,

  На Ваше лестное предложение я считаю своим долгом ответить Вам не только согласием, но и благодарностью. Если дело только за мной, то и разговору нет; но я боюсь, что моего согласия будет мало.

  Первые 8 томов моих сочинений проданы мною Некрасову и Краевскому, а 9-й Салаеву с тем условием, что до распродажи их изданий я не имею права печатать своих сочинений ни полным собранием, ни отдельными пьесами. Не нужно ли мне спросить разрешения от Салаева? Краевский, кажется, в претензии не будет: издание свое, как я слышал, они все продали. Я прошу Вас научить меня, как мне поступить в этом случае. Материалы для моей биографии я могу выслать Вам по первому Вашему требованию.

  

  

  

  Искренно уважающий Вас и преданный А. Островский. 12 марта 1879 г.

  

  

  

  

   638

  

  

  

   Ф. А БУРДИНУ

  

  

  

  

  

  

   Москва. 19 марта 1879 г.

  Любезнейший друг Федор Алексеевич, я просил тебя о поспектакльных деньгах, нельзя ли это ускорить. Я до сих пор не получаю от тебя известий о том, какие перемены произошли или ожидаются в управлении Петербургскими театрами после смерти Федорова; неужели пойдет по-старому? Устранится ли по крайней мере вредное для искусства влияние разных любимцев? Неужели в том же виде и порядке останется режиссерская часть? Что у вас делается в собраниях Общества русских драматических писателей? Мы только удивляемся. Каким образом нашлось пять голосов против предложения комитета о медальоне, который стоит всего 50 руб.? Расходовать до 1 000 руб. без спросу общих собраний разрешается, а расход в 50 руб. нет! Чудеса! Нельзя ли тебе постараться, чтобы комитет остался в том же полном составе; иначе, предупреждаю тебя, дело будет плохо; выйду первый я, а за мной и все, и тогда драматические писатели вместо 33 тысяч в год получат 300 рублей.

  Не знаешь ли ты, как здоровье Салтыкова и приедет ли Суворин в Москву?

  Поклонись от меня и жены Анне Дмитриевне.

  

  

  

  

  

  

  Любящий тебя А. Островский.

  

  

  

  

   639

  

  

  

   Л. С. МАКОВУ

  

  

  

  

  

  

   3 апреля 1879 г. Москва.

  

  

  

  

  ОБЩЕСТВО

  

  

  

  РУССКИХ ДРАМАТИЧЕСКИХ

  

  

  

   3 апреля 1879 г.

  

  

  

  

  No 129

  

  

  

  

  Москва

  Его Высокопревосходительству господину министру внутренних дел.

  В Указателе по делам печати, когда он был издаваем Главным управлением по делам печати, помещался список пьесам, представленным на русских театрах; с переходом же издания Указателя в частные руки печатание этого списка в нем прекратилось.

  С тех пор Общество русских драматических писателей помещало этот список в частных газетах и хотя имело от этого материальную выгоду, так как редакции этих газет платили ему известную сумму за доставление им Обществом этого списка, но это печатание, не нося уже на себе более официального характера, не вполне достигало своей цели служить содержателям театров руководством при выборе пьес, одобренных правительством к представлению, а авторам - способом следить за представлениями их произведений и средством охранять свою авторскую собственность в случае ее нарушения.

  Ввиду той пользы, которую печатание этого списка в газете официальной могло бы принесть и авторам и антрепренерам, и вообще драматическому искусству в России, а также и видам правительства, доставляя ему большое удобство следить за позволительностью всех русских спектаклей и за направлением вкуса и желаний русской публики, - комитет Общества русских драматических писателей имеет честь утруждать Ваше высокопревосходительство всепокорнейшею просьбою благоволить разрешить печатать безвозмездно в "Правительственном вестнике", в котором уже печатаются списки дозволенных к представлению пьес, и этот список, который комитет еженедельно или ежемесячно будет доставлять в редакцию "Вестника" безвозмездно, прося только за это несколько отдельных оттисков того списка.

  

  

  

  

  

  Председатель Общества А. Островский.

  

  

  

  

   640

  

  

  

   Ф. А. БУРДИНУ

  

  

  

  

  

  

   Москва, 11 апреля 1879 г.

  Любезнейший друг Федор Алексеевич, поздравляю тебя с прошедшим праздником. Здоровье мое очень плохо, впрочем теперь я еам виноват, я вел себя на праздниках без осторожности, позволял себе некоторые излишества в пище и прочем.

  Сделай милость, выручи поскорей из Театральной конторы мои деньги; просто крайность. Пора сбираться в деревню, а с моей семьей подъем не легок. С Сувориным я говорил о тебе много раз настоятельно. Сделай милость, ответь мне, скоро ли можно получить с театра деньги.

  От меня и жены поклон Анне Дмитриевне.

  

  

  

  

  

  

  Любящий тебя А. Островский.

  

  

  

  

   641

  

  

  

   Ф. А. БУРДИНУ

  

  

  

  

  

  

   Москва, 18 апреля 1879 г.

  Любезнейший друг Федор Алексеевич, я слышал, что можно получить деньги через Душкина, т. е. что он учитывает талоны; поговори с этим милейшим человеком и, если можно, так и поступи, не беспокоя Михаила Николаевича. Но вообще постарайся, чтоб я мог поскорее получить деньги; до отъезда осталось две недели, нужно сделать запас на пять месяцев, а денег нет. Если через Михаила Николаевича можно сделать скорее, то обратись к нему.

  Поклонись от меня и жены Анне Дмитриевне.

  

  

  

  

  

  

  Любящий тебя А. Островский.

  P. S. А что же портрет Савиной? Неужели я не стою? Я ей за это свой пришлю.

  

  

  

  

   642

  

  

  

   М. М. СТАСЮЛЕВИЧУ

  

  

  

  

  

  

  

  Москва, 3 мая 1879 г.

  

  

  

  Милостивый государь

  

  

  

   Михаил Матвеевич,

  Как только узнаю адрес И. И. Глазунова, сейчас же напишу ему. Ответ попрошу доставить брату Михаилу Николаевичу, так как я на-днях уезжаю в деревню. Ждать, пока он распродаст все экземпляры, придется долго: вероятно, у него и осталось их довольно, да он и делится ими с другими книгопродавцами очень туго, на что уж я получил довольно жалоб. Я уезжаю в деревню (совершенно больной) 9-го или 10-го мая; если Вам понадобится писать мне, то вот адрес: в Кинешму, Костромской губернии, усадьба Щелыково. Кстати, покорнейше прошу Вас высылать мне Ваш журнал с июньской книжки по тому же адресу.

  

  

  

  Искренно уважающий Вас и преданный А. Островский.

  

  

  

  

   643

  

  

  

   Ф. А. БУРДИНУ

  

  

  

  

  

  

  

  Москва, 4 мая 1879 г.

  Любезнейший друг Федор Алексеевич, относительно Коцебу я говорил с В. И. Родиславским; чтобы не нарушать только что установленных нами самими библиотечных правил, я высылаю тебе театр Коцебу из своей библиотеки. Не знаю только, зачем понадобилась тебе эта сентиментальная кислятина, в которой ни комизма, ни драматизма ни на грош нет и которую читать человеку, понимающему драматическое искусство, противно. Я уезжаю в деревню 9-го или 10-го мая. Я очень ослаб в последнее время, едва брожу; если лето не поможет, то плохо дело.

  Поклонись от меня и жены Анне Дмитриевне.

  

  

  

  

  

  

  Любящий тебя А. Островский.

  P. S. Савина портрета не прислала. Ты не верь ей, а возьми у нее и перешли сам.

  

  

  

  

   644

  

  

  

   Н. Я. СОЛОВЬЕВУ

  

  

  

  

  

  

  

  Москва, 4 мая 1879 г.

  Многоуважаемый Николай Яковлевич, "На пороге к делу" печатайте, а прочие пьесы я советую подождать печатать до осени. Я уезжаю 9-го или 10-го мая, впрочем это не наверно; могут помешать дела и нездоровье. Теперь у меня только кашель и слабость, которые меня пугают. Вчера хотел погулять пешком, но едва мог дойти до ворот; если лето меня не поправит, то обманывать себя нечего, - дело плохо. Теперь уж пишите мне в Щелыково. Принялись ли Вы за работу и на чем остановились?

  

  

  

  

   Искренно преданный Вам А. Островский.

  

  

  

  

   645

  

  

  

   А. С. СУВОРИНУ

  

  

  

  

  

  

  

  Москва, 11 мая 1879 г.

  

  

  Многоуважаемый Алексей Сергеевич!

  Анна Ивановна, прощаясь с нами, говорила, что Вьт скоро опять приедете в Москву, я и поджидал Вас, но теперь уж я на отлете в деревню и в Москве Вас не увижу. Видеть Вас мне хотелось более для того, чтобы сообщить Вам для соображения следующие обстоятельства: если Вы с Анной Ивановной соберетесь побывать на Волге, то не забудьте, что подле Кинешмы, в усадьбе Щелыкове, Вы можете найти очаровательную местность, довольно удобное помещение и очень радушный прием. Есть и еще одно дело, о котором я не успел (а считаю нужным) поговорить с Вами, - это о Н. Я. Соловьеве. Но это дело пространное, а я теперь тороплюсь, так уж я напишу Вам о нем из деревни. Я обещал Анне Ивановне свой портрет, а если не обещал, то хотел обещать, я их и заказал, но они еще не готовы. Если будете в Москве, то потрудитесь зайти в фотографию Дьяковченко, на Кузнецком мосту, - я распорядился, чтобы один портрет был для Вас оставлен, они будут готовы к 18-му мая. Теперь еще просьба к Вам: потрудитесь, чтобы оба "Новые времени" высылали по адресу: в Кинешму, Костромской губернии, в усадьбу Щелыково. Я уезжаю завтра, Мария Васильевна уж уехала, она просила поклониться Вам и Анне Ивановне. Искренно уважающий Вас и преданный Вам А. Островский.

  

  

  

  

   646

  

  

  

   [А. С. СУВОРИНУ]

  

  

  

  

  

  

  Начало июня 1879 г. Щелыково.

  Помогите мне в моих заботах об Н. Я. Соловьеве. Его положение не только серьезно, но даже опасно. Он человек вообще хороший: правдивый, сердечный и даровитый, но, как видно, смолоду не приобрел привычки к труду, а теперь уже едва ли имеет настолько нравственной силы, чтобы успешно бороться с вошедшею в кровь ленью и считать ее, в своем положении, преступлением.

  Я не буду распространяться, как он чуть не погиб, как я его вывел из беды; но я должен Вам сказать, что своею помощью я поставил его в ложное положение, т е. я дал ему возможность понюхать чаду успеха (не заслуженного им) и немножко угореть. Если моя заботливость о нем ограничится только тем, что я для него сделал, то он запутается опять, и уж безвозвратно. Но я, пока у меня есть силы, ни в каком случае его не оставлю; теперь я только о том и хлопочу, чтобы заставить его зарабатывать свой успех задним числом, т. е. самым прилежным образом изучать технику драматического искусства, для того, чтобы стать мастером и легко и с уменьем распоряжаться тем материалом, который дает ему его талант. У него приемы самые первоначальные: он не умеет расположить пьесы и не владеет диалогом, и ему надо работать крепко, чтобы стать на ноги. Вот тут-то закорючка, как говорят семинаристы. Как кажется, у него для труда мало внутренних побуждений, надо поискать внешних. Один из хороших стимулов для труда есть нужда. Вот мне и хочется, чтобы у него было поменьше средств для беспечной жизни, которой он несколько подвержен. Он торопится поскорей извлечь все выгоды из своих сочинений, - литографировать их, печатать и продавать; потом он, разумеется, проживет эти деньги, и ему придется занимать и торопиться работать, что, при его неумении, будет для него пагубно...

  

  

  

  

   647

  

  

  

   Ф. А. БУРДИНУ

  

  

  

  

  

  

   Щелыково, 9 июня 1879 г.

  Любезнейший друг Федор Алексеевич, я замедлил отвечать тебе по двум причинам: 1-я) наш посланный по случаю праздника (всех святых) не довольно отчетливо исполнил возложенное на него поручение, утратив всю корреспонденцию вместе с собственными сапогами и кафтаном; 2-я) мы должны были пропустить две почты по случаю двухдневной бури, уничтожившей мостки и поломавшей паромы на Волге. Силы мои как будто поправляются, это я приписываю отличной погоде: после ранней теплой весны наступило жаркое лето, мы уж купаемся, а что всего удивительнее, поспела земляника, которая никогда ранее 18-го числа не поспевала. К несчастию, в такую погоду я осужден работать: зимой, при крайнем упадке сил, я не мог заняться решительно ничем. Рыбная ловля хороша, я в мае поймал много щук, головлей и окуней. Петр рассчитывает, что и охота будет хорошая, потому что дичь хорошо вывелась.

  В начале июля буду тебя ждать.

  Жена тебе кланяется.

  

  

  

  

  

  

  Любящий тебя А. Островский.

  

  

  

  

   648

  

  

  

   Н. Я. СОЛОВЬЕВУ

  

  

  

  

  

  

   Щелыково, 9 июня 1879 г.

  Многоуважаемый Николай Яковлевич, о "Дикарке" Вы можете не заботиться, она непременно будет готова к началу сезона.

  Я жду и от Вас пьесы: драматическое дело требует непрерывной работы; чем дальше откладывать, тем труднее потом, как и во всяком, впрочем, деле, где требуется техника. Если увидите Сувориных, спросите, получили ли они мой портрет, - я не имею об этом известия. Извините, может быть и было... наш посланный в город потерял один раз, пьяный, всю корреспонденцию.

  На здоровье я не жалуюсь, я только слаб; теперь вопрос о том, окончательное ли это разрушение организма, или только усталость. Зная, как дорога моя жизнь для семьи, я, разумеется, строго следую всему, что предписывает врачебная наука. Я знаю, что я бы поправился, если бы имел возможность отдохнуть от работы и от всякой думы месяца два или три; но об этом мне и мечтать нельзя. Я, как вечный жид, осужден постоянно итти, итти без отдыха.

  Коли сбирались в Щелыково, так уведомите, когда именно.

  

  

  

  

   Искренно преданный Вам А. Островский.

  

  

  

  

   649

  

  

  

   Н. Я. СОЛОВЬЕВУ

  

  

  

  

  

  

  Щелыково, 18 августа 1879 г.

  Многоуважаемый Николай Яковлевич, "Дикарки" два акта готовы, к сентябрю я ее кончу и привезу в Москву, тогда Вас уведомлю. Я очень сожалею, что Вы не приехали, нам бы надо почаще видаться и не на короткое время. Лета мои уходят, здоровье плохо... Теперь сижу, работаю; сначала кончу Вашу вещь, а потом примусь за свою. Меня натолкнуло на мысль одно рассказанное мне происшествие; сюжет странный и курьезный, но в нем много страстного, значит есть над чем поработать. Не знаете ли, вернулся ли брат из-за границы, я от него во все лето получил только одно письмо и очень беспокоюсь. Пишите мне; я хоть и работаю, но одному и без писем все-таки скучно.

  

  

  

  

   Искренно преданный Вам А. Островский.

  

  

  

  

   650

  

  

  

   М. И. СЕМЕВСКОМУ

  

  

  

  

  

  

  Щелыково, 25 августа 1879 г.

  

  

  

  Милостивый государь

  

  

  

   Михаил Иванович.

  Ваше письмо насилу нашло меня; во 1-х, я в Москве давно уже не живу на прежней квартире, а во 2-х, на лето всегда уезжаю в деревню.

  Я очень хорошо чувствую и всегда памятую, что на мне лежит долг сказать всю правду, какую я знаю, о многих лицах, принадлежащих уже истории: о литераторах, артистах, художниках... Иных я знал хорошо, с другими был близок, а с некоторыми был в самой короткой дружбе.

  Я сам уже давно мечтаю, что "вот я буду писать свои воспоминания", как это будет мне приятно, как это будет живо и правдиво, сколько нового я скажу... Но я знаю в то же время, что мечты мои так мечтами и останутся. Чтобы привести в порядок свои воспоминания и хоть только начать их как следует, нужны покой и досуг; а ничего этого у меня нет, не будет и быть не может! Слишком 30 лет я работаю для русской сцены, написал более 40 оригинальных пьес, вот уж давно не проходит ни одного дня в году, чтобы на нескольких театрах в России не шли мои пьесы, только императорским театрам я доставил сборов более 2-х миллионов, и все-таки я не обеспечен настолько, чтобы позволить себе отдохнуть месяца два в году. Я только и делаю что или работаю для театра, или обдумываю и обделываю сюжеты вперед, в постоянном страхе остаться к сезону без новых пьес, т. е. без хлеба, с огромной семьей, - так уж до воспоминаний ли тут!

  Не рассчитывайте на меня, многоуважаемый Михаил Иванович, воспоминания - для меня роскошь не по средствам.

  

  

  

  Искренно уважающий Вас и преданный А. Островский.

  

  

  

  

   651

  

  

  

   Ф. А. БУРДИНУ

  

  

  

  

  

  

  Щелыково, 29 августа 1879 г.

  Любезнейший друг Федор Алексеевич, скажи Марье Гавриловне, что "Дикарка" будет готова к октябрю непременно. Она будет готова к половине и даже в начале сентября; но мне надобно приехать в Москву переписать пьесу, и, кроме того, мне хочется самому прочесть ее артистам и присутствовать при постановке, а для этого мне нужно кончить также и свою пьесу, что случится не ранее самых последних дней сентября. Тогда уж я буду свободен и могу пробыть в Петербурге довольно долго. Если же пьеса нужна ранее, то я велю переписать ее и пришлю в Петербург Соловьеву в конце сентября. Свою вещь я кончу живо, она уж вся готова в голове и частию набросана.

  Хорошо, если слух об Апраксинском театре оправдается. Тогда я бы советовал тебе хлопотать об режиссерстве.

  На поддержку со стороны литературы можешь рассчитывать.

  У нас, сейчас же после тебя, как насмех, на