Островский Александр Николаевич - Письма 1881-1886 гг.

  

   Г. Г. ЛУКИНУ

  

  

  

  

  

   С.-Петербург, 4 декабря 1885 г.

  

   Милостивый государь Григорий Григорьевич!

  Вот уже более месяца я живу в Петербурге по делам, весьма важным для меня и русского театра; поэтому я Вам так долго и не писал. Здесь я посоветовался с цензором и теперь уже уверен, что пьеса Ваша в измененном виде пройдет. С 1 января я вступаю в управление Московскими театрами, и тогда мы примемся за постановку. Предварительно я Вам сообщу те переделки, которые сделаны мною. Извините, если несколько запоздаю; дела по горло.

  

  

  

  

   Искренно преданный Вам А. Островский.

  

  

  

  

   1096

  

  

  

   А. Д. МЫСОВСКОЙ

  

  

  

  

  

  

  Петербург, 5 декабря 1885 г.

  

  

  

  Милостивая государыня

  

  

  

   Анна Дмитриевна,

  Пользуюсь первой свободной минутой, чтобы отвечать на Ваше последнее, несколько удивившее меня письмо. Как это Вам в голову пришло предполагать в моей благодарности "форму деликатного отказа"? Я думал, что для тех, кто не знает меня, уже самый тон моих писем, а для тех, кто знает, тон моих речей достаточно охраняют меня от подозрения в неискренности. Я уж давно перестал тратить дорогое время на комплименты и фразы, т. е. на пустословие, и выражаюсь открыто и прямо. Я хочу благодарить Вас и благодарю за то, за что стоит Вас благодарить и за что я обязан Вас благодарить. Ваше предложение помогать мне приходит в то именно время, когда помощь мне действительно нужна. После многолетних беспрестанных трудов и тревог я вправе был ожидать от судьбы отдыха, спокойствия, возможности вести безбурную, созерцательную жизнь и пользоваться плодами своей прежней деятельности, но обстоятельства сложились так, что я сам вместо желанного отдыха с непогасшею еще во мне, к моему несчастию, страстностью вновь беру на свои усталые плечи тяжелую, непосильную ношу. Происходит вот что: некогда знаменитый Московский театр в последнее время, видимо, клонится к упадку. Возрождение его стало желанием публики и авторов и задачей для правительства. Для исполнения этой задачи нужны: знания, опытность и энергия; эти качества нашли, или по крайней мере подозревают, во мне. Отказываться, по себялюбивым соображениям, от лестного выбора и назначения - не в моем характере; ввиду общего дела, общей пользы я никогда не умел беречь себя. По вступлении в должность, что будет очень скоро, мне придется, между прочим, заняться и поднятием репертуара; для этого будет недостаточно строгого выбора из чужих произведений (потому что выбирать не из чего), а придется поработать и самому. А так как для подобной работы времени у меня будет мало, то я буду нуждаться в помощи, т. е. в сотрудничестве, т. е. именно в том, что Вы мне сами предлагаете. Теперь, мне кажется, для Вас ясно будет, что предложение Ваше я встречаю с радостью и принимаю с искренней благодарностью. У меня есть вина перед Вами, - это неаккуратность в переписке; но и эту вину Вы мне простите, когда узнаете, что предварительные работы, необходимые перед вступлением в мою новую должность, работы спешные и срочные отнимали у меня решительно все время. Летом, больной, я исписал целые стопы бумаги, да и теперь, в Петербурге, то же делаю день и ночь. Все мое внимание поглощено одним трудом, одной заботой, мне некогда думать, мне некогда даже чувствовать. Через неделю я, вероятно, вернусь в Москву, тогда мне будет свободнее; тогда мы поговорим обо всем на досуге, если Вы, как обещали, приедете повидаться и познакомиться со мной.

  

  

  

  Искренно Вас уважающий и преданный А. Островский.

  

  

  

  

   1097

  

  

  

   Н. С. ПЕТРОВУ

  

  

  

  

  

  

   16 декабря 1885 г. Москва.

  

  

  

  Милостивый государь.

  

  

  

  Николай Степанович,

  Доехали мы благополучно и покойно. На вокзале железной дороги меня очень радушно встретили многие артисты и артистки драматической труппы и вся моя семья. Но розы не бывают без терний, и первый театральный блин в Москве оказался комом. Я в Петербурге накануне отъезда получил из Москвы телеграмму о странном и совершенно неожиданном распоряжении дирекции по поводу моей несчастной пьесы "Воевода", о чем я и говорил Вам при отъезде. В следующем письме я доложу Вам подробно об этом деле. Я счел за лучшее перетерпеть и не входить ни в какие объяснения по этому предмету и просил, по случаю моей болезни, постановкой пьесы приостановиться. Мы приехали в Москву в сильную метель, к вечеру стало холодеть, и мороз достиг до 26¹; такая быстрая перемена неблагоприятно подействовала на мое здоровье, и вот уж двое суток я нахожусь на попечении врачей и никого не принимаю. С большим нетерпением ждем телеграммы.

  

  

  

   С истинным почтением и совершенною преданностию

  

  

  

  

  имею честь быть Вашего превосходительства

  

  

  

  

  

   покорным слугою А. Островский. 16 декабря 1885 г.

  

  

  

  

   1098

  

  

  

   Н. Г. МАРТЫНОВУ

  

  

  

  

  

  

   Москва, 20 декабря 1885 г.

  

  

  

  Милостивый государь

  

  

  

  Николай Гаврилович,

  В настоящее время у меня почти совсем нет свободного времени, я вступаю в новую должность и на первых порах завален делом; кроме того, на Святках идут двойные спектакли, что отнимает у меня возможность заняться чем-нибудь другим, кроме театра. Поэтому прошу Вас не торопить меня исправлением текста переводов и доставкою Вам интермедий Сервантеса; Вы, вероятно, не сейчас приступите к печатанию.

  Когда переплет 9 и 10 т. будет готов, то потрудитесь доставить брату вместе с томом, оставленным мною Вам для образца.

  

  

  

  

   Искренно преданный Вам А. Островский.

  

  

  

  

   1099

  

  

  

   Н. Я. СОЛОВЬЕВУ

  

  

  

  

  

  

   Москва, 20 декабря 1885 г.

  

  

  Многоуважаемый Николай Яковлевич,

  Очень хорошо понимаю Ваше положение, вполне сочувствую Вам и постараюсь сделать для Вас все, что могу.

  Но могу-то я очень немного; я вступаю в должность с 1 января, уже заранее связанный по рукам и по ногам.

  После праздника у нас три бенефиса, уже заявленные и утвержденные: 7 января - Южина (новая пьеса Невежина), 19 - Рыбакова ("Воевода", который ставится с осени) и в начале февраля - Ермоловой ("Мария Стюарт").

  Какие бы я ни употреблял усилия, я могу поставить Вашу пьесу только к масленице или сейчас же после Святой. Потрудитесь прислать распределение ролей, чтобы нам рассмотреть, нельзя ли будет репетировать Вашу пьесу вместе с "Марией Стюарт".

  

  

  

  

   Искренно преданный Вам А. Островский.

  

  

  

  

   1100

  

  

  

   А. Д. МЫСОВСКОЙ

  

  

  

  

  

  

   Москва, 22 декабря 1885 г.

  

  

  

  Милостивая государыня

  

  

  

   Анна Дмитриевна,

  Я возвратился из Петербурга и целую неделю прохворал; сегодня чувствую себя лучше. С 1-го января я вступаю в должность, и тогда уж вплоть до поста у меня не будет ни одного свободного часа в сутки: утром школа и репетиции, а вечером спектакли. Я и теперь усиленно работаю, чтобы дать себе, перед вступлением в должность, несколько свободных дней для отдыха. Свободными днями на празднике у меня будут 29, 30 и 31 числа; вот тогда и пожалуйте в Москву. Работа для Вас у меня готова; а беседу с Вами о ней я, разумеется, буду считать лучшим употреблением моего досуга. Из хороших гостиниц ближайшая ко мне _Лоскутная_ в Охотном ряду. О дне приезда прошу уведомить.

  

  

  

  Искренно уважающий Вас и преданный А. Островский.

  

  

  

  

   1101

  

  

  

   А. Д. МЫСОВСКОЙ

  

  

  

  

  

  

  29-30 декабря 1885 г. Москва.

  

  

  

  Милостивая государыня

  

  

  

   Анна Дмитриевна,

  У меня страшный кашель, и выезжать из дому мне не велено. Если завтра мне будет лучше, то приеду к Вам до 12-ти часов, если же не приеду, то прошу Вас навестить меня, болящего, где ждет Вас русское радушное гостеприимство.

  

  

  

  

   Искренно преданный Вам А. Островский.

  

  

  

  

   1102

  

  

  

   Н. С. ПЕТРОВУ

  

  

  

  

  

  

   31 декабря 1885 г. Москва.

  

  

  

  Милостивый государь

  

  

  

  Николай Степанович,

  Честь имею поздравить Ваше превосходительство с Новым годом и пожелать Вам здоровья и сил, необходимых для Вашего многотрудного служения и для осуществления Ваших благих намерений.

  Неотложная надобность заставляет меня, вместе с праздничным поздравлением, обратиться к Вам и с серьезным делом. Покорнейше прошу извинить меня, что я несвоевременно занимаю Ваше внимание своими просьбами.

  В театрах в Москве и Петербурге прежде существовал следующий порядок: если в пьесе, одобренной цензурой и Комитетом, автор для ее сценичности, во время репетиций или после нескольких представлений, делал поправки и изменения, то эти поправки представлялись только в цензуру, а в Комитет не шли. Так я ставил свои пьесы: "Тушино", "Самозванец" и некоторые другие, так же поступали и прочие авторы. Я уже Вам говорил, что московская дирекция два раза сбиралась возобновить мою пьесу "Воевода"; два лета сбирались писать декорации, и всякий раз, по приказанию директора, работа останавливалась и декораторов занимали "Макбетом", который у нас не шел и не пойдет. Наконец перед моим последним отъездом в Петербург был у меня Погожев и просил неотступно моего согласия на постановку "Воеводы" к праздникам. Я согласился, приступлено было к постановке, роли были распределены, и пьеса назначена на бенефис Рыбакова. В мое отсутствие постановка пьесы нисколько не подвинулась, все находились какие-то препятствия, и, к довершению всего, перед моим приездом, Пчельников сообщил в Петербург, что пьеса ставится без одобрения (вторичного) Комитетом, и от директора получено приказание представить пьесу в Комитет. Подчиниться этому распоряжению - значит признать себя виновным или в том, что я не знаю правил постановки пьес, или, еще хуже, что, зная эти правила, я дерзко нарушаю их. Если правило читать вторично в Комитете возобновляемые пьесы установлено вновь, то об этом надо было сообщить авторам, а не делать им сюрпризов. Но я знаю, что такого правила не существует. Когда я был в Петербурге, Потехин хотел поставить "Воеводу" в бенефис Васильева и два раза присылал его ко мне просить экземпляр пьесы для расписывания ролей и для монтировки, а не для Комитета. Что мне остается делать? Снять совсем пьесу я не могу: я обижу бенефицианта. Остается только дать пьесу в первоначальном виде; это обидно будет только мне, даром потрудившемуся для ее сценической отделки. Вторично пьесу в Комитет я не отдам ни за что. Я в будущем намерен самым тщательным образом ставить все новые пьесы; в редкой не придется сделать, совместно с автором, каких-нибудь поправок или изменений для ее сценичности. Коли все их представлять в Комитет, так работа в Комитете удвоится. Да и какой смысл читать пьесу вторично? Комитет определяет художественно-литературное достоинство пьесы; ужели же пьеса потеряет что-нибудь, если к ее литературным достоинствам прибавится еще дорогое качество: сценичность. По-моему, следует постановить такое правило: "Одобренные цензурой и Комитетом пьесы, в которых впоследствии сделаны, для большей их сценичности, автором по соглашению с репертуарным начальством поправки и дополнения, вторичному чтению в Комитете не подлежат, а представляются только в цензуру". Если прикажете, я напишу об этом, официальный доклад; а теперь покорнейше прошу разрешить мне ставить "Воеводу" без петербургского Комитета.

  

  

  

   С истинным почтением и совершенною преданностию

  

  

  

   имею честь быть Вашего превосходительства

  

  

  

  

  

   покорным слугою А. Островский. 31 декабря 1885 г.

  

  

  

  

   1103

  

  

  

   Н. С. ПЕТРОВУ

  

  

  

  

  

  

   2 января 1886 г. Москва.

  

  

  

  Милостивый государь

  

  

  

  Николай Степанович,

  Вчера я вступил в должность; окунулся в самый омут, - не знаю, как выплыву. У нас остается до поста три бенефиса; все бенефисные дни уж назначены и утверждены, и все по праздникам, самым большим: Южину в Крещенье, Ермоловой в Сретенье. Сам я ни за что бы не дал бенефиса в праздник, но и отнимать то, что уж дано, не решусь. Вот и горе! Я уж писал Вам, что нам необходимо разрешение ставить без вторичного чтения в Комитете пьесы, в которых авторами, по соглашению с репертуарным начальством, произведены поправки; теперь оказывается, что такое разрешение нам нужно очень скоро. В бенефис Южина, 6 января, ставится новая пьеса г. Незежина; в пьесе сделаны автором поправки, которые и отправлены уже в цензуру; если пьесу посылать для вторичного чтения в Комитете, то она задержится и к бенефису не поспеет. Покорнейше прошу Вас, если возможно, прислать просимое нами разрешение по телеграфу, чтобы успокоить автора и бенефицианта, да и мне оно нужно для "Воеводы".

  Забвения самого себя, сознания важности служения искусству у меня хватит; но я немощен, - я могу утомиться, могу притти в отчаяние в борьбе с интригой и систематическим хищничеством. Не оставьте меня своей поддержкой и защитой и благословите на подвижническую жизнь.

  

  

  

   С истинным почтением и совершенною преданностию

  

  

  

  

  имею честь быть Вашего превосходительства

  

  

  

  

  

   покорным слугою А. Островский. 2 января 1886 г.

  

  

  

  

   1104

  

  

  

   А. Д. МЫСОВСКОЙ

  

  

  

  

  

  

   2 января 1886 г. Москва.

  

  

  

   Многоуважаемая

  

  

  

   Анна Дмитриевна,

  Извините меня, ради бога! Вчера я с 10 часов утра и до 12 часов ночи не имел ни одной минуты свободной, чтобы написать Вам хоть строчку. Сегодня тоже с 10 часов до глубокой ночи буду за работой. Я ног не слышу под собой, перестаю понимать, что люди говорят, и боюсь с ума сойти.

  Желаю Вам счастливого пути.

  До свиданья постом!

  

  

  

  

   Искренно преданный Вам А. Островский.

  

  

  

  

   1105

  

  

  

   Г. Г. ЛУКИНУ

  

  

  

  

  

  

   Москва, 3 января 1886 г.

  

   Милостивый государь Григорий Григорьевич!

  Благодарю Вас за Ваши поздравления и пожелания. Я действительно теперь полный хозяин репертуара Московского театра и всеми силами постараюсь быть полезным, главным образом _начинающим писателям, обнаруживающим талант_. Но до окончания настоящего сезона власть моя парализована распоряжениями прежнего начальства; так, например, назначены и утверждены начальством три бенефиса: 7 января, 12 января и 2 февраля; вот, значит, три новые пьесы, которые нужно репетировать и ставить непременно; да еще приняты уже к постановке две новые пьесы: "Разрыв" Соловьева и "Клеймо" Боборыкина. Все это было для меня сюрпризом. Вашу пьесу в этот сезон ставить решительно некогда, но Вы этим не огорчайтесь. Ставить пьесу в конце сезона не расчет: и срепетировать ее хорошенько некогда, да и невыгодно; она пройдет два-три раза и на будущий сезон окажется уже в числе старых. Если же мы поставим ее в начале будущего сезона, то она пройдет всю зиму. Вообще прошу Вас положиться на меня; я похлопочу и о Вашей пьесе и о Ваших интересах.

  

  

  

  

   Искренно преданный Вам А. Островский.

  

  

  

  

   1106

  

  

  

   А. И. БАРЦАЛУ

  

  

  

  

  

  

   7 января 1886 г. Москва.

  

  

  Милостивый государь Антон Иванович,

  Ввиду того, что балет завтра по болезни всех танцовщиц итти не может, мы во что бы то ни стало должны дать оперу. Поэтому прошу Вас распорядиться, как Вы признаете за лучшее, и о последующем меня уведомить.

  

  

  

  

  

  

  Преданный Вам А. Островский. 7 января 1886 г.

  

  

  

  

   1107

  

  

  

   П. П. ГНЕДИЧУ

  

  

  

  

  

  

   Москва, 10 января 1886 г.

  

  

  

  Милостивый государь

  

  

  

   Петр Петрович.

  Хотя в настоящее время я и распоряжаюсь репертуаром в Москве, но свобода моих действий очень стеснена распоряжением прежнего начальства. Все время до 5 февраля роздано под бенефисы, что и утверждено уже министром: 19-го числа бенефис Рыбакова, а 3-го февраля Ермоловой.

  8 это время, "роме заявленных артистами пьес, ничего ставить невозможно. У Рыбакова заявлен "Воевода", у Ермоловой "Мария Стюарт", - обе пьесы требуют тщательной постановки и многих репетиций. Затем остается одна неделя, и на ту уже вперед заявлены две пьесы: "Разрыв" Соловьева и "Клеймо" Боборыкина. Мы можем поставить "В цветах" весной или в начале будущего сезона. Известите меня, согласны ли Вы на это, и о том, что делать с присланным экземпляром: оставить его в дирекции или передать Коршу.

  Прошу Вас принять уверение в моем искреннем уважении и преданности.

  

  

  

  

  

  

  

  

  А. Островский.

  

  

  

  

   1108

  

  

  

   А. Д. МЫСОВСКОЙ

  

  

  

  

  

  

   Москва, 10 января 1886 г.

  

  

  

   Многоуважаемая

  

  

  

   Анна Дмитриевна.

  Вы скучаете, а я боюсь с ума сойти. Я бросился в омут, из которого едва ли выплыву. Я очень хорошо понимаю, что я произвел на Вас если не неприятное, то смутное впечатление. Но что же делать, если Вы попали в Москву именно в то время, когда я достиг цели стремлений всей моей жизни и когда тут же, с ужасом, ощутил, что взятая мною на себя задача мне уж не по силам. Дали белке за ее верную службу целый воз орехов, да только тогда, когда у нее уж зубов не стало. Вы не подумайте, пожалуйста, что я сожалею о том, что у меня недостает зубов на такие орехи, как молодые танцовщицы кордебалета; это бы горе еще небольшое. Нет, я чувствую, что у меня нехватает сил и твердости провести в дело, на пользу родного искусства, те заветные убеждения, которыми я жил, которые составляют мою душу. Это положение глубоко трагическое. Остается одно утешение, что кладешь все силы и делаешь все, что можешь. Как-нибудь дотяну до конца сезона. Приезжайте постом, тогда получше узнаем друг друга; первую песенку зардевшись спеть.

  Искренно Вас уважающий и душевно преданный

  

  

  

  

  

  

  

  

  А. Островский.

  

  

  

  

   1109

  

  

  

   А. А. НИЛЬСКОМУ

  

  

  

  

  

  

   Москва, 10 января 1886 г.

  

   Многоуважаемый Александр Александрович,

  Я еще опомниться не могу, точно в омут окунулся. Я ежедневно, с утра и до ночи, только и делаю, что переезжаю из одного театра в другой, - просто боюсь с ума сойти. О принятии артистов мы можем подумать только постом, когда разберемся с бюджетом. Извините за краткость письма, тороплюсь на репетицию: я ставлю "Воеводу".

  

  

  

  

   Искренно преданный Вам А. Островский.

  

  

  

  

   1110

  

  

  

   Г. Г. ЛУКИНУ

  

  

  

  

  

  

   Москва, 12 января 1886 г.

  

   Милостивый государь Григорий Григорьевич!

  Извините за краткость письма. Я занят по горло новой должностью. Пьесу пришлю Вам постом, если не буду завален работой по школе, а то так весной. Будьте покойны и положитесь на меня.

  

  

  

  

   Искренно преданный Вам А. Островский.

  

  

  

  

   1111

  

  

  

   И. М. КОНДРАТЬЕВУ

  

  

  

  

  

  

   16 января 1886 г. Москва.

  Многоуважаемый Иван Максимович, Отзывов я не получал ни от кого. Билеты для Вас и Корша будут. Работы по горло.

  

  

  

  

   Искренно преданный Вам А. Островский. 16 января 1886 г.

  

  

  

  

   1112

  

  

  

   И. М. КОНДРАТЬЕВУ

  

  

  

  

  

  

  18-19 января 1886 г. Москва.

  

  

   Многоуважаемый Иван Максимович,

  Посылаю Вам три билета; два для Вас (из которых один для Вас лично, в 1-м ряду), а один для Корша.

  

  

  

  

   Искренно Вам преданный А. Островский.

  

  

  

  

   1113

  

  

  

   А. А. МАЙКОВУ

  

  

  

  

  

  

   22 января 1886 г. Москва.

  

  

  

   Г-ну управляющему

  

  

  

  

  

  императорскими Московскими театрами.

  Честь имею известить Ваше превосходительство, что вступить в члены проектированного Репертуарного совета изъявили согласие следующие приглашенные мною лица: профессор и бывший ректор Московского императорского университета, член Общества любителей русской словесности Николай Саввич Тихонравов, профессор Московского университета, член Общества любителей русской словесности, член Шекспировского общества в Лондоне Николай Ильич Стороженко, хранитель Оружейной палаты, член Общества любителей русской словесности, известный знаток старого русского быта Н. А. Чаев, бывший председателем Общества любителей русской словесности и переводчик Шекспира и испанских классиков, Лопе де Вега и Кальдерона, Сергей Андреевич Юрьев и театральный рецензент "Московских ведомостей" Сергей Васильевич Флеров. Что же касается оперного комитета, то к приглашенному Вами и изъявившему уже свое согласие г-ну Губерту, по моему мнению, достаточно пригласить еще одного члена, тогда эти лица совместно с капельмейстером Альтани, хормейстером Авранеком и режиссером оперной труппы ар-цалом составят комитет достаточно полный. О лицах, приглашенных мною и изъявивших согласие принять участие в Репертуарном совете, покорнейше прошу Ваше превосходительство довести до сведения г-на министра императорского Двора.

  

  

  

  

   1114

  

  

  

   А. Д. МЫСОВСКОЙ

  

  

  

  

  

  

   Москва, 25 января 1886 г.

  

  

  

   Многоуважаемая

  

  

  

   Анна Дмитриевна.

  Я простудился на репетициях "Воеводы" и расхворался; у меня страшный катар и постоянное удушье: залиты легкие, я не сплю ночи и каждую минуту боюсь задохнуться.

  Пролог написан Вами прекрасно. Если и понадобятся какие-нибудь незначительные изменения, то единственно ради сценических, а не литературных требований. Сделайте одолжение, продолжайте и присылайте мне. Пишите, как Вам бог на душу положит, не заботьтесь о совершенстве; дайте возможность и мне к Вашему хорошему прибавить и свое что-нибудь. А если Вы очень хорошо напишете, что же мне-то останется, какое же это будет сотрудничество.

  

  

  

  Искренно уважающий Вас и преданный А. Островский.

  Извините! забыл Ваше имя и отчество, а записная книжка пропала.

  

  

  

  

   1115

  

  

  

   С. А. ЧЕРНЕВСКОМУ

  

  

  

  

  

  

  Февраля 2 дня 1886 г. Москва.

  

  

   Многоуважаемый Сергей Антипович,

  Телеграфируйте Решимову, чтобы он немедленно просил телеграммой Ап. Ал. Майкова об отсрочке и чтобы заготовил какое-нибудь докторское свидетельство, которое пусть он пришлет по почте.

  

  

  

  

  

  

  Преданный Вам А. Островский.

  

  

  

  

   1116

  

  

  

   А. Д. МЫСОВСКОЙ

  

  

  

  

  

  

   Москва, 4 февраля 1886 г.

  

  

  

   Многоуважаемая

  

  

  

   Анна Дмитриевна,

  Я думал отдохнуть постом, но не пришлось, - теперь работы едва ли не более, чем в сезон. Заключение новых контрактов, испытания оперным певцам и певицам, желающим дебютировать, и драматическим артистам, которые нахлынули со всех сторон, кроме того, преобразование школы, где о всякой мелочи надо писать многословные проекты, - все это не дает мне ни на минуту успокоиться и собраться с мыслями.

  Премного Вам благодарен за Вашу работу; только сделайте одолжение, не очень думайте над ней. В таких, не особенно серьезных, трудах главное дело кончить, потом отложить работу и постараться забыть о ней. Я всегда так делаю. Когда через месяц или два взглянешь на свою работу, то она покажется чужой, посторонней, с которой Вы не связаны ничем, и тогда уж легко соображать эффекты целого и делать изменения, дополнения и поправки. Так и мы с Вами поступим. Вы просите меня задать Вам тон; я готов сделать для Вас все, что Вам угодно, но не совсем ясно понимаю Вашу просьбу. Сделайте одолжение, уясните мне смысл Ваших слов.

  Здоровье мое не особенно дурно.

  

  

  

  

  Искренно уважающий Вас и душевно преданный

  

  

  

  

  

  

  

  

  А. Островский.

  

  

  

  

   1117

  

  

  

   С. А. ЧЕРНЕВСКОМУ

  

 &nbs