Станиславский Константин Сергеевич - Письма (1918-1938)

бы на этих беседах затронуть тему об этике и дисциплине и еще о коллективности творчества и всего театрального дела: что значит любить театр в себе и себя - в театре. Третья студия добивается такой дисциплины благодаря постоянным беседам на эту тему. Одно время, как мне рассказывали, эти беседы прекратились, и сразу дисциплина ослабла.

   Здесь часто слышишь о наших Олимпиадах. По-видимому, они становятся популярными. Это хорошо и лестно для театра и прибыльно для страны.

   Портреты получил, спасибо. Но не знаю, оставлю ли их внучкам. Уж очень нелепы эти огромные дурацкие руки на самом первом плане.

   Очень рад за Вас, за премию и за отзыв Немировича. Поздравляю, это большая победа.

   ...В смысле здоровья я поправился и начал даже полнеть. Вначале я очень похудел. Не очень доволен я Марусей. Она могла бы лучше поправиться. Нервы ее совсем неважны. Боюсь прощания с детьми и для нее, и для себя.

   ...Очень приятно, что моя книга расходится, но ведь они выпускают не все количество, а по малым частям. Не пойму, на каком съезде говорилось, что моя книга стоит на третьем месте после Пушкина по тиражу³.

   Не помню, кто это С. Д. Балухатый, когда и где я мог ему обещать мизансцены "Чайки". Пока я не просмотрю экземпляр - ничего не могу сказать. Думаю, что все мои заметки очень устарели. Кроме того, неудобно выпускать мою мизансцену именно теперь, когда театр возобновляет пьесу по-новому: получится тон протеста и вызова с моей стороны ⁴. Пока я не окончу двух моих первых книг по системе, я никаких работ не смогу взять. Впоследствии я думаю делать мизансцены некоторых классических пьес Шекспира. Тех, которые мне не удалось на своем веку сыграть.

   Это правильно, экземпляров "Чайки" и других нельзя выпускать из Музея.

   Письмо, в котором Вы писали о юбилее Соколовской, не дошло до меня.

   Вы пишете, чтоб я написал хоть приблизительно, когда я вернусь. Пишу самый крайний срок. После первого мая, если не будет забастовок, выеду отсюда. Дней семь-десять отдохну а Париже, потом пять дней - в Берлине. До или около 20 мая буду в Москве.

   Вся моя забота, чтобы не получить по возвращении гриппа. Я понял, что он мой главный враг. Надо думать, что теперь, к моему приезду, эпидемия окончится. Скажите, что если погода позволяет, чтоб проветривали комнаты и выставили по одному окну в каждой комнате.

   Получил письмо от Горчакова. Скажите, что благодарю за сведения о "Мольере", но что ответить ему я не успею.

   Без секретаря у меня очень много писания, не считая книги, которую надо во что бы то ни стало кончать, чтобы расплатиться с здешними долгами.

   Николая Васильевича очень благодарю за его письмо.

   Пишите короткие бюллетени о здоровье Москвина. Напишу ему письмо, пришлю на Ваше имя. Передайте, когда можно будет ⁵.

   Обнимаю Вас, Николая Васильевича, Николая Афанасьевича (как его здоровье?). До скорого свидания.

   Ницца. 18/IV 1934

  

   19 -IV-34

   Ницца

   Пишу тебе с большим опозданием, не по своей вине. Надо было перед отъездом переписать все, что я написал здесь (заново две главы: "Речь" и "Темпо-ритм")¹. Страшно трудные главы, которые задерживали книгу. Не знаю, что вышло, но лучше сделать не смогу, так как главы мучительно трудные. Сказать то, что мне нужно, не залезая в дебри науки; так, чтоб было все время интересно и разговорно, жизненно. Вопрос переписки здесь сложный. Начать с того, что машинки здесь не достать. Нужно писать рукой, да еще с моей ужасной рукописи, которую я сам плохо разбираю. Приходится сначала исправлять самую рукопись, многое из нее самому диктовать, а после переписки снова исправлять массу ошибок. А главы огромные. По 100 страниц каждая. Второй раз такой каторжной работы не выполнишь, так как в Москве ее между делом не осилишь. Необходим длинный срок полного, изолированного спокойствия, которое можно найти только здесь, вдали от Москвы. Переписка спешная, так как мне страшно ехать назад с одним черновым экземпляром. Ну как вместе с багажом потеряется или будет отобран на германской границе?

   Перечитывал твои письма, отлично описывающие московские настроения в театре. За сведения обнимаю тебя и благодарю. Из вопросов, которые требуют ответа, - два. Первый, опозданный: должна ли ты была соглашаться на просьбу Александра Григорьевича² помочь ему создать более приличную атмосферу в театре? Этот вопрос теперь имеет смысл лишь общий, принципиальный. Другой вопрос - о твоих постановках, педагогике и, в частности, о "Сельской чести".

   Начну с первого. Вопрос щекотливый, по которому мы не раз говорили и не договаривались. Мое мнение, что ты хорошо сделала, пойдя на уступку ради упорядочения коллективной работы и общего настроения. Театр - область особенная, наиболее трудная из всех существующих искусств. Коллективная работа и творчество требуют огромного такта и чуткости к общему состоянию и атмосфере всей работы театра. За общим настроением постоянно приходится зорко следить, его постоянно надо подогревать или охлаждать по мере надобности. Бывают случаи, когда с болью в душе приходится пожертвовать, частично, художественной доброкачественностью. Режиссер должен уметь создавать подходящую атмосферу для работы. Нередко чрезмерная прямолинейность и непоколебимость вредны для общего дела театра. Правда, бывают случаи, когда нельзя допускать никаких отклонений от строгой художественной или административной линии. Думаю, что пятисотый спектакль пьесы не является таким моментом. Надо освежить заигранную оперу, надо дать какое-то удовлетворение и тем, кто в течение 500 спектаклей тянул трудную лямку. Сыграть такое количество спектаклей более или менее добросовестно - вещь нелегкая. Важно освежить сквозное действие так, чтоб опера опять ожила на несколько времени. Самый спектакль-юбилей не имеет большого значения ³. Раз сыграют хорошо, а потом опять все пойдет по-старому. Вот если ожили сквозное действие и сверхзадача, тогда обновление окажет свое действие надолго. Это трудная и важная режиссерская задача. Для таких случаев в музее театра должно быть какое-то режиссерское наставление, напоминающее всю линию постановки пьесы. Прочтя такое наставление, актеры должны вспомнить и почувствовать все то, что когда-то их волновало. На твою долю выпала трудная и тяжелая, но важная работа. Надо было бы проделывать ее со всеми операми репертуара, чтоб не давать актерам уходить в штампы. Меня волнует то, что эта работа пришла и легла на усталые нервы. В твои годы надо экономно тратить силы. Я этому искусству учусь, а ты еще не сознала необходимости в известные годы научиться заставлять работать других, а самому направлять.

   Я намереваюсь в будущем проводить этот метод: задавать работу и уроки, направлять, а заставлять работать при себе - других. Этим способом, я думаю, можно скоро выработать молодых режиссеров. Посмотрим, как мне это удастся. У тебя теперь есть такие помощники - Гриша, Наташа⁴, может быть, еще кое-кто из твоих учеников.

   Теперь перехожу к другому вопросу. Положа руку на сердце, если меня спросят: как я думаю, хочет ли З. С. Соколова быть режиссером в нашем театре? - я бы сказал, что нет. Так мне памятны твои определенные заявления по этому вопросу. "Сельская честь", "Шелога" казались мне педагогической работой. Этот спектакль не был определенно поставлен и проведен как ближайший, репертуарный. Он не был утвержден и Наркомпросом. Отсюда и неправильный взгляд на него. Мало того. Ты сама еще не определила состав этого спектакля. Из чего он состоит? Одна "Сельская честь" не является еще спектаклем. "Дон Пасквале" - это утвержденный и внесенный в репертуар спектакль. Это целый спектакль. "Ирландский герой" - тоже. "Виндзорские проказницы", как самостоятельная актерская работа, тоже введены в репертуар "Кармен". Все это активы театра, на которые в промфинплане есть соответствующие статьи, за которые мы, ведущие дело, ответственны. Вот почему лица, ведущие театр, обязаны толкать эти плановые работы. Поставь и твою работу в эти условия, чтоб это был плановый спектакль, и сделай распределение ролей - в координации со всеми другими спектаклями. Только тогда работа может правильно наладиться. Я ни секунды не сомневаюсь, что когда дело будет поставлено так, то все ведущие наш театр будут счастливы, что ты вернулась к режиссерской работе, да еще с молодежью. По возвращении я помогу тебе поставить этот вопрос на правильную линию. Пока же, если нужно, прочти, что я пишу, если это поможет и разъяснит неопределенность положения твоей работы.

   Вот педагогическая работа все еще не налаживается правильно. И в этой области надо составить себе правильный взгляд, а именно: не будем забывать, что пока наше дело в Наркомпросе считается театром, и только. Педагогическая работа, которую ты так усердно и плодотворно ведешь,- это сверх программы. Пока еще не удалось сделать и получить средства для маленькой оперной Академии, в которой все могло бы быть поставлено на верную линию. Мне обещал Борис Юрьевич⁵, с помощью практикума, найти средства на жалованье 10-15 человек, которые не будут взяты в хор и будут предоставлены для студийной работы. В каком положении это дело - не знаю, но по приезде я его в первую очередь выясню. Вот тогда твои совершенно законные и понятные педагогические требования можно будет исполнить. Пока же, как я несколько раз объяснял, у нас не школа, а занятия и легкая подготовка хоровой группы. Эта неясность и неопределенность школьного нашего дела, если подходить к нему с должными требованиями, могут создавать лишь одни разочарования. Трудно будет в скором времени наладить это дело с Наркомпросом, но при таком деятеле, как Александр Григорьевич, я надеюсь, это можно будет провести.

   Подумай, как ты будешь отдыхать летом. Надо тебя устроить в хороший дом отдыха. У меня есть один план устроиться вместе с тобой в одном месте. Не знаю, удастся ли и захочешь ли ты сама. Зная твои привычки, я думаю об отдельной комнате для тебя. Пишу это как предложение. Не уверен, что это удастся. Пусть это не путает и пока не изменяет намеченных, быть может, тобой других, более близких к осуществлению планов.

   Еще: по вопросу школьного дела было бы чрезвычайно важно показать кому следует результаты твоей работы. Как жаль, что показ не состоялся. Надо непременно его довести до конца.

   Мы готовы к отъезду каждую минуту. Задержка лишь в деньгах. Когда так или иначе обеспечу себе проезд и застрахую себя от возможных случайностей в дороге, тотчас же выедем. Не хочу трогаться в путь до 1 мая. Неделю, 10 дней передохну в Париже, 3-5 дней в Берлине. Между 20-м и 25-м буду, надеюсь, в Москве. Сегодня узнал, что в Варшаве 2 градуса мороза (?!).

   Не перечитываю письма, а то не пошлю его, а новое написать не успею. Не сердись, что написано путано. Очень много писания выпадает на меня без моего прежнего секретаря - Игоря. Обнимаю, люблю, думаю. Володю целую, всем, кто помнит,- привет.

   Как Собинов? Принят ли? Сумел ли себя поставить?

  

   22/IV 34. Ницца

   Очень огорчен, узнав о Вашей болезни. Но сегодня получил телеграмму о том, что Вам лучше, и порадовался от души. В смысле "пиелита" - мы с Вами сроднились. По опыту дам Вам совет: обедайте и завтракайте не за общим столом, а у себя в комнате. Пусть Вам приносят туда только то, что полагается. Если не дразнить глаза и нос вкусными, но вредными блюдами, диету держать не трудно. Диета же в Ваши годы - вещь хорошая, обновляющая. Хуже то, что придется отказаться не только от завтраков и обедов, но и от ужинов, особенно в хорошей компании, и ничем их не заменять, даже дома. После 7 часов вечера и до следующего дня забыть об этом удовольствии. А проголодаетесь - скушайте яблочко сырое, а пить захочется - попейте водицы. В первое время это кажется страшным лишением, но когда привыкнешь, начинаешь удивляться и жалеть себя, что не делал этого раньше. Удивительно, до чего мало нужно человеку для того, чтоб быть сытым и здоровым. Удивительно, сколько лишнего может есть человек и как это ему вредно!

   Очень соблазняю Вас такой диетой, так как она необходима, чтоб хорошо себя чувствовать.

   Скоро мы увидимся, и я на словах буду горячо Вас убеждать.

   Если б не расставание с детьми, я бы с радостью возвращался, так как очень мне не нравится здесь, за границей. Настроение - отвратительное, отношение к русским - скверное, народ здесь изгадился до последней степени. Что касается театров - сужу по чужим отзывам, - их здесь нет, до такой степени все в этой области опошлилось и упало.

   Моя жизнь протекает здесь - на крыше. Там огромная площадь, по которой я шагаю свои узаконенные пятьсот шагов среди дымящих, воняющих труб и вентиляций пятиэтажного дома. Но когда ветер с моря, здесь воздух чудесный.

   Насчет климата и погоды жаловаться грех. Зима была замечательная. В то время как кругом повсюду были лютые морозы со снегом, только в Ницце все время было тепло. Даже обычно плохие месяцы, как, например, март, были хорошие. Только теперь погода сконфузилась: март перешел на апрель, холодно, сыро и дожди. Пишут, что у вас в Москве по части погоды плохо. В Варшаве 2 градуса мороза, в Париже - тепло. Главная моя забота - не захворать на обратном пути по дороге и не заразиться и не простудиться по приезде в Москву. Как только справлюсь с деньгами и выяснится вопрос о здешних забастовках, двинусь в путь и если все благополучно, то числа 20 мая думаю быть дома и застать театр в Москве.

   О том, что происходит в МХАТ, я знаю мало. По-видимому, от меня скрывают. Плохой знак! А как нужно для Европы, чтобы у нас было блестяще!

   Я всю зиму много писал и, кажется, закончил книгу, которую я никак не мог бы дописать в Москве, среди дел. Это большая гора с плеч. Недавно вышла здесь на французском моя первая книга ("Моя жизнь в искусстве"). Издание хорошее, но очень дорогое. Пока еще не знаю, что пишут и как встречена книга. Торгуют ту же книгу для Италии и для Швеции.

   Сам я, как уже писал, никуда не выезжаю, если не считать исключения. Днем поехал смотреть фильм Шаляпина "Дон-Кихот"¹. Чудесная фигура и грим. Бездарный режиссер. Голос Федора Ивановича неузнаваем в говорящем кино. Получился совсем другой тембр. Говорит он по-французски очень плохо. Старается подделаться под французскую декламацию, вместо того чтоб научить их, как нужно играть. Словом, фильм неудачный.

   Если б я захотел Вам рассказать еще что-нибудь о своей жизни, мне бы пришлось сочинять. Самая тихая семейная, домашняя жизнь. Здоровье мое наладилось. Пиелит совсем поправился, что же касается сердца, то и оно лучше, но, конечно, не совсем. Хотел Вас позабавить своими рассказами, но вижу, что не удалось, потому что рассказывать-то и нечего. Так однообразна и замкнута наша жизнь здесь - ни мы никуда не ездим, ни к нам никто. Простите, если не очень Вас отвлек и забавил, чтоб отвлечь Вас от болезни. Не моя в том вина.

   Обнимаю Вас и милую Любовь Васильевну². Детям поклоны. Будьте крепки и верьте моей дружбе и искренней любви.

   Жена и дети вместе с внучкой шлют приветы.

  

   Сейчас получил Ваше интересное деловое письмо и сейчас же сажусь отвечать Вам, пока по самым спешным вопросам.

   Только маленькое отступление. Очень хочу видеть в Вас и личного друга моего и семьи, и друга театра. Ловлю Вас на хороших словах ¹.

   Гастроли - наше зло, и особенно для меня. Весна и осень - это как раз те месяцы, в которые я мог бы выезжать в театр и усиленно работать, так как на всю зиму меня запирают, точно под домашний арест.

   Второе зло - это канцелярское подгоняние постановок по промфинплану². Но тут приходится иметь дело с людьми, совершенно не понимающими именно нашего дела и некоторых условий работы. Нормально Художественный театр в лучшем случае ставит две постановки в год, которые держатся десятками лет на репертуаре. Другие театры ставят много пьес на сезон, на два, за некоторыми отдельными исключениями. Разница: поставить на десять лет, на вечные полные сборы, или на два сезона - с неполными сборами. Совершенно два разных метода. Один постановочный, на трюках режиссера, другой - педагогический, для роста актера. Мешать ремесло с искусством "есть тьма охотников, я не из их числа". От нас требуют и создания кадров и "продукции" (в кавычках). На эти требования мы ответить не можем; что же касается меня, то я не могу ответить на это, потому что, во-первых, болен, а во-вторых, всю жизнь боролся с халтурой. Это канцелярское требование, и приходится против желания отписываться, так как люди не понимают тонкостей искусства.

   Кроме того: в нашем театре - две труппы, но ведь театр-то - сцена, мастерские, репетиционные помещения и проч. - один. Хотят, чтоб в одном театре были двойные постановки. Нет, в нашем театре при наших условиях (при одной, или двух, или десяти труппах) можно поставить максимум три оперы (одну - мы, две - Немирович. Или две - мы одну - Немирович). Немирович - больше на форме и потому ставит скорее. Мы больше углубляем, и это несравненно долже и труднее.

   И этой простой вещи канцелярия не понимает.

   Остается делать maximum того, что можно. А можно сделать много. Например: Художественный театр давал в некоторые годы до пяти постановок в сезон: "Горячее сердце", "Декабристы", "Продавцы славы", "Сестры Жерар" и генеральную репетицию публичную "Турбиных".

   Эти пьесы были распределены так, что актеры не играли больше как одну роль. Репетиции шли одновременно. И все эти пьесы выпускал я один, так как Немирович с своей труппой был в Америке. Такая заблаговременная заготовка давала возможность изредка блеснуть количеством.

   Что мы видим сейчас у нас.

   Готовятся: "Кармен", "Дон Пасквале", "Виндзорские"³ и на мази - "Риголетто", "Ирландский герой".

   Если распределить их, не гоняясь за "премьерами" и не боясь уже подготовленной (и очень интересной) молодежи, так, чтоб не было столкновения в главных действующих лицах, то можно одновременно делать большую подготовку.

   Репертуар составлен так, из легких опер (говорю про "Риголетто" и "Дон Пасквале", так как "Виндзорские" вошли случайно),- не случайно. Это необходимо. У нас слишком загружен был хор, и, когда мы остаемся одни и играем ежедневно, - натруждается.

   Есть еще одна постановка, может быть, наиболее интересная (по режиссерской работе), - "Сельская честь". Но пока это только 1 акт. а не спектакль. Надо, чтоб Зинаида Сергеевна⁴ и, главное, Правление определили бы самый спектакль.

   Когда это будет достигнуто так, чтоб исполнители не толкали друг друга, то подготовка будет стоять в наилучшем виде.

   Что пойдет раньше? То, что раньше созреет. А это зависит не от нас, а от режиссеров, состава исполнителей и пр.

   Что актеры ревнуют параллельно готовящиеся постановки - это обычное, с одной стороны - пошлое, а с другой стороны - естественное явление.

   Конечно, на первой очереди "Кармен". Но... Если Румянцев не может справиться один, то мне придется входить в работу. Я работать скоро не могу и, если нужно будет, начну ломать с самого начала. Конечно, это очень задержит выпуск оперы. Тем более что опера не очень-то хорошо разошлась, если не считать Мельтцер и Гольдину.

   Не ждать же всем другим постановкам. Надо их двигать. И если войдут в репертуар некоторые легкие оперы без хора, то это хорошо для хора и для громоздкой "Кармен"⁵.

   По моим расчетам, можно все оперы в главных частях распределить так, что толкаться друг с другом не будут. Но если какая-нибудь из них не умещается, то придется скрепя сердце ее задержать. Хотя это и нежелательно. Вот почему хватаюсь страстно за мысль - оставить в Москве главных исполнителей "Дон Пасквале". Я, по возвращении, подтолкнул бы их. Кристи талантливый и может подготовить хорошо. Если будет "Дон Пасквале", то для "Кармен" только лучше, потому что ее не придется торопить и халтурить. Я же могу только работать при условии, что меня не толкают. Тогда я скорее сделаю.

   Итак: я возьму, если нужно, "Кармен", но не на срок. А для этого необходимо подогнать "Дон Пасквале".

   Будем делать то, что можем, и будем делать честно, а если не выйдет - пусть ругают. Такая ругань не страшна.

   Какой план давать Наркомпросу? Да тот, который я сейчас пишу. Подготавливаемый мною. Постараемся показать сделанное если не в театре, то в студии или в Моцартовском зале, где мы делаем генеральные репетиции, без костюмов (которые очень любит начальство). Что же касается выпуска - зависит от режиссеров, которые еще не все созрели. Не моя в том вина. Это дело природы, судьбы. Нет режиссеров новых. Что же делать. Надо пока пользоваться тем, что есть, - старыми. Они не использованы. Это ошибка прошлого плана.

   С претензиями Румянцева о первенстве я не считаюсь. Если хочет первый - пусть ставит. Ему даны были на это чуть не два сезона. Не может - тем хуже для него.

   Вполне присоединяю свой голос к Вашему решению о том, чтоб оставить некоторых артистов из хора. Если нужно пополнить хор в голосовом смысле, я бы пошел на то, чтоб нанять артистов и спрятать их за кулисы. Лишь бы не разбивать работу "Дон Пасквале".

   Скажите карменовцам, чтоб они не ревновали. Я буду смотреть то, что мне покажут, и им же лучше, если я до них покончу с "Дон Пасквале", для того чтоб отдаться "Кармен". Я разрублю гордиев узел тем, что определенно заявляю, что я войду в "Кармен" при одном условии, если там будет создано настоящее, хорошее настроение серьезных работников, понимающих пользу и интересы всего дела, а не одной его части. Если же там, в "Кармен", этого настроения к моему приезду не будет, то я весь целиком отдамся "Дон Пасквале" и "Ирландскому герою". Вот мое решение.

   Никаких угроз я не боюсь.

   С премьерством, которое развелось, считаться в мои годы - не могу. Прежде всего такого сознательного отношения ко всему делу я требую от дирижеров и хормейстера. Кому же, как не им, понимать нужды целого предприятия.

   Если будут угрозы, опасные для дела, - передать заявления угрожающих Наркомпросу. За свое опоздание они одни отвечают. Им даны были все возможности. Я надеялся, что они меня порадуют и по моим сделанным указаниям и планам доведут самостоятельно. Если они этого не смогли, нечего угрожать.

   Не берусь издали судить: нужно ли созывать производственное заседание. Борис Юрьевич, Александр Григорьевич ⁶ в этом деле опытнее меня. Посоветуйтесь с ними. Такие заседания нередко только возбуждают и ссорят. В других случаях они необходимы. Издали боюсь советовать⁷.

   Приятно слышать о 500-м спектакле "Онегина". Поздравляю Вас.

   Между нами, по секрету, скажу Вам. Главная наша болячка - это создавшаяся группа "премьеров" - в самом пошлом смысле слова. Не так уж у нас велики таланты (за исключением Мельтцер - как артистки. Не мне судить о ней перед Вами как о певице). Если б многие из них ушли, мы не погибнем. Это будет, конечно, очень жаль. Но через несколько времени мы прилично заменим многих. Хуже всего, как всегда, с тенорами. Они могут подкузьмить. Поэтому надо вовсю готовить заместителей. Искать, платить деньги (особенно драматическому тенору). Ничего не могу сказать об Орфенове⁸. Он принят без меня.

   Да, согласен с Вами: брат и сестра - это верные делу люди и хорошие работники. Мне, как брату, приходится держать их в черном теле. Если Вы найдете нужным иногда отстоять их - буду рад. Мне это не всегда можно - по родству.

   Очень благодарю Вашу симпатичную супругу и Светлану за память и поклоны. Жене поцелуйте ручку, Светланочку обнимите. Вас дружески целую.

   Писал скверно и путано, простите. Торопился послать. Как только справлюсь с деньгами, сейчас же выеду. Как скоро удастся пролететь весь путь, не от меня зависит, а от моего дряблого стариковского сердца. Обнимаю Бор. Юр. и Ал. Гр. Дружеский привет.

   Имейте в виду, что Донец пел Ленского. Я не видел. Но говорят - не плохо. Сыграть он может прилично. Это милый и вполне культурный человек. О голосе не мне судить. Прослушайте его. По отношению к делу он заслуживает внимания.

  

   Я получил Ваше интересное письмо и благодарю Вас за его присылку. Отвечаю по пунктам.

   По причинам материального характера я еще не могу выехать отсюда и не смогу этого сделать по крайней мере до 26 мая. На обратном пути придется передохнуть в Париже (дней десять) и в Берлине (дня три).

   О моей работе в "Кармен" я писал. Если нужно - буду, при условии рабочего настроения и без определения срока, который остается на моем усмотрении. При этом параллельная работа "Дон Пасквале" - необходима (без сталкивания артистов: один и тот же артист не может играть в обеих операх). Повторяю об этом, чтоб не было никаких недоразумений.

   Раз что Завадский поступил так некультурно - надо считать, что он отказался от работы¹. Я предлагаю, после совещания с Вашим симпатичным триумвиратом² и Кудрявцевым, обратиться к режиссеру МХАТ Кедрову. Это очень талантливый человек.

   О "Виндзорских кумушках" ничего не могу сказать, кроме того, что она считалась (как и "Дон-Карлос") вольной работой. Значит, пусть работается - постольку, поскольку она не мешает ближайшим, очередным постановкам.

   "Риголетто" считаю нужной постановкой для облегчения хора.

   Да, я не досказал об "Ирландском герое". Кудрявцев был приглашен не как ведущий работу, а как помощник Завадского. Поэтому пока в главной роли на него нельзя рассчитывать. Он способный человек, но как режиссер еще не испытанный.

   Если два акта "Кармен" Вам понравились - это большая радость. Тогда, может быть, мне придется санкционировать уже сделанное, и тогда выпуск оперы значительно ускорится³.

   По-видимому, не суждено в этом сезоне поработать над "Дон Пасквале" или, частично, над "Кармен". Я запаздываю, а частичные работы над "Дон Пасквале", раз что я не знаю всего плана, будут невозможны.

   Очень приветствую и радуюсь созданию дружного триумвирата. Это очень важно при нашей расшатавшейся дисциплине труппы и других работников театра.

   Михаила Васильевича Щеглова я знаю много лет, и очень уважаю, и приветствую среди вас ⁴. Если все мы будем тверды и слиты, то тогда легко будет восстановить прежний порядок. Хорошо, что выдержали атаку стариков.

   Пока в театре будут эти группы стариков (в смысле премьеров) и молодых (которые считаются конкурентами первых),- трудно будет работать. Надо это уничтожить, если будет нужно, даже ценой больших жертв.

   Может быть, у нас в театре происходит то, что не раз было в МХАТ. Создалась группа вроде 1-й, 2-й, 3-й студий, которым хочется быть самостоятельными. Так что же, в этом ничего нет плохого, и надо им помочь сорганизоваться, как помогли 2-му МХАТ и Третьей студии Вахтангова.

   Наш плюс тот, что мы можем создавать кадры, которые так нужны сейчас правительству.

   Аплодирую Вам за Мирскова ⁵. Очень рад. Его невзлюбили тенора и Хайкин. Не смею судить о голосе и пении, но как актер он способный и может сделать многое.

   Будемте бороться с этим маринованием молодежи. В этом очень повинны старики. Это очень нехорошо. Я буду Вам в этом всячески помогать, иначе мы лишимся многих хороших певцов. Вот, например, Капинос. Обратите на нее внимание. Надо ее двигать ⁶.

   У Донца что-то неладно с голосом. Если Вы поможете ему и определите ясно и ему самому и нам: что он может делать и на что может рассчитывать, - это было бы очень полезно и для него и для театра⁷.

   Буду рад, польщен и счастлив видеть Вас на всех моих оперных и драматических репетициях. Если Вас интересует режиссерское дело, рад всячески Вам в этом помочь. Поэтому однажды навсегда приглашаю Вас⁸. Конечно, бывают такие репетиции, когда самому актеру необходимо остаться глаз на глаз со мной. Вы сами знаете эту психологию и поймете.

   Обнимаю Вас. Сердечный привет Вашей супруге, дочку обнимаю.

   Наши все шлют дружеские приветы.

   1934- 16/V. Ницца

  

   ...Здесь у меня один припев: "В Москву! В Москву". Как ни грустно расставаться со своими, но боязнь застрять здесь гонит меня (так точно как и все накапливающиеся долги). Между тем представляю себе, что говорят у вас: он не приедет, он невозвращенец - и прочий вздор!

   Все эти заботы и волнения портят жизнь. О том, что у вас, ничего не знаю. Не знаю даже самого важного: как здоровье Ивана Михайловича? (Телеграмму Рипси о Москвине получил. Давно.) Не имею известий на запрос, посланный неоднократно Рипси: на какой срок годны присланные мне квитанции на билеты в Москву. Если я их просрочу и мне придется платить за них деньги здесь, тогда беда, я сажусь на мель и запутываюсь с деньгами.

   Шелагуров тоже волнуется опозданием. Маруся чувствует себя неважно.

   На днях прилетел ко мне сюда на автомобиле Моисси. Он вернулся в Италию (свою родину), сделался итальянским артистом, имеет огромный успех. Гастролирует по всем городам. Был рядом, в Сан Ремо; узнал, что я здесь, и на два часа приехал сюда. Накануне он играл "Живой труп". На следующий день слетал утром ко мне. Часа в два уехал куда-то около Генуи; в тот же день, вечером, играл там Гамлета. На следующий день выехал в другой город и вечером играл Гамлета. И так каждый день. Но тем не менее - бодр, молод, как всегда, мил. В Италии очень заняты обновлением театрального дела по принципам русского искусства. Поэтому Художественный театр играет там большую роль. Недавно там имела потрясающий успех еврейская труппа "Огонь", которую создал - ученик Станиславского - Галеви (в первый раз слышу о нем). Эта труппа приезжает в Париж. Ее очень ждут. В Париже начинает играть и пражская группа¹ ("Свадьба Кречинского" с Хмарой - Кречинским (ой!) и Павловым - Расплюевым). По этим двум поводам тоже пишут о МХАТ.

   Я знаю, что Вы измучены, и не прошу писать письма. Но велите кому-нибудь написать на конверте адрес: Igor Alexêeff, pour Stanislavsky - 7, Square Thêophile Gautier, Paris, 16, возьмите клочок бумаги и карандашом напишите: Москвину - лучше или хуже. Он там-то. Доктора находят то-то. Квитанции на билеты действительны на ... месяцев. Погода... такая-то,- Н. Егоров, и больше ничего. Можете даже продиктовать все это кому-нибудь.

   Ну, обнимаю Вас, и Рипси, и Николая Афанасьевича. Всем, кто помнит, - дружеский привет. Надеюсь - до самого скорого свидания. Пишу отвратительно, так как рука очень устала, у меня небывалая корреспонденция.

   Обнимаю. Напишите тоже, как здоровье Рипси. Мне пишут, что Ольга Лазаревна чувствует себя (от гомеопатии) лучше. Правда ли?

   Не перечитываю.

   1933. 17 -V. Ницца

  

   30/V - 34

   Только что получил от Игоря из Парижа телеграмму о чеховских торжествах в январе¹. Не телеграфирую, потому что нет денег на телеграмму. Кроме того, письмо через avion идет четыре дня. Это скоро и не очень задержит ответа.

   В телеграмме все ясно, за исключением одного слова: . . . . . . . . . .i Ivanov Malom teatre pod (слово непонятное) Nemirovitch Dantchenko. Очевидно, непонятное слово означает: под руководством N. D. Телеграмма, как видно по Игоревой копии, никем не подписана.

   Заключаю, что "Чайка" идет под моим режиссерством в МХАТ, а "Иванов" под Вашим - в Малом театре².

   Мое мнение таково:

   1 ) Чтобы наладить МХАТ, мало нас двоих, если мы отдадим наши немногие, последние силы. Если же мы будем разбиваться по другим театрам, то следует считать, что МХАТ - кончен, а Филиал надо закрыть.

   2) Здоровье не позволит мне брать никакой работы "на срок". Не подлежит сомнению, что по возвращении в Москву я схвачу не один раз грипп, который укладывает меня в постель не меньше как на месяц.

   3) Ставить "Чайку" по-новому я не смогу. Ставить ее по-старому - не вижу исполнителей. Чтобы поставить с теми, кто есть, пришлось бы проделать огромную работу или, вернее, полный курс учения. И все-таки результаты, думается мне, будут средние.

   4) Перспектива повториться в старой работе меня не увлекает. Мне осталось мало времени для работы и для жизни. Напоследок хотелось бы чего-нибудь нового, а не повторения задов.

   5) Каков я буду в работе после моего повторного осеннего припадка - вопрос. Поэтому, чтобы твердо полагаться на меня, следовало бы меня предварительно испытать.

   6) Помогать в предстоящем юбилее буду всем, чем могу. Боюсь, что много сил отдать не смогу.

   7) Все это относится к моей работе при том условии, что вопрос об Академии ликвидирован. Если же Академия будет, то надо очень пересмотреть весь план и соразмерить силы. Завтра выезжаю в Париж, на риск. Что будет, то будет. Здесь оставаться больше нельзя.

   Жена чувствует себя несколько лучше, чем в последнее время, но ехать в Москву еще не сможет. Еду один с доктором, без нее.

   Адрес Игоря

   7, Squ'are Thêophile Gautier.

   Paris, 16

  

   Мне очень грустно, что я только сегодня узнал о Вашем 25-летнем юбилее, о котором Вы, по своей скромности, не известили театр заблаговременно¹. Хоть и с опозданием, хочу искренно воспользоваться случаем, когда позволяется открыто, прямо высказывать свои чувства, не боясь того, что хорошие слова будут приняты за комплимент. Начну с того, что я удивлен, так как всегда считал Вас молодым, таким же как и Ваша хорошая душа и увлечение Вашим искусством. Мы недавно сравнительно знакомы, Вы еще молодой член нашего театра², но я чувствую Вас больше "нашим", чем некоторых из более давних наших деятелей. Я искренно люблю Ваш талант, люблю работать с Вами, люблю Ваше чудесное отношение к своему делу, к искусству и, в частности, к нашему театру. В этом смысле Вы получили серьезное испытание при долгой и мучительной работе, так трудно давшейся театру, над "Мертвыми душами" и раньше - над "Растратчиками"³.

   Вы один из тех редких людей в нашей театральной области, про которого можно сказать, что он любит искусство в себе, а не себя в искусстве.

   Вот что дает Вам возможность быть прекрасным артистом, увлекающимся работой, трудолюбивым работником в своем искусстве, хорошим товарищем, понимающим коллективную творческую работу, безупречным в художественной этике и дисциплине.

   От всего сердца радуюсь, что Вы среди нас, и искренно Вас приветствую по случаю юбилейного дня Вашей чудесной работы на театральном поприще.

   Обнимаю Вас и еще раз поздравляю. Жена присоединяется ко мне и шлет Вам поздравление и свои выражения искренней симпатии.

  

  

   Я только вчера распечатал телеграмму от Николая Дмитриевича Телешова, который своевременно известил меня о юбилее Чеховского музея¹. Виновник задержки - не телеграф, а итальянец, глупый человек, консьерж дома, в котором мы живем.

   Как мне досадно, что я не поздравил Вас вовремя, со всеми, в знаменательный для Вас и для всех нас день.

   Теперь нет смысла посылать лаконическую телеграмму, в которой ничего не скажешь. Предпочитаю раскрыть душу и выразить свои чувства в письме.

   Хорошая сторона юбилеев в том, что они позволяют говорить такие слова и передавать такие чувства, которые не всегда решишься высказать в обычное время. Таких слов и благодарных чувств много в моей душе. Одни касаются дорогой памяти об Антоне Павловиче; другие - относятся к Вам и к Вашей семье. Это естественно: лучшие мои годы протекли в "чеховский период".

   Среди лучезарных дней того времени самые светлые, солнечные воспоминания связаны с Вашим ялтинским домом. Благодаря Вашим заботам и охране он остался цел и сохранился в полной неприкосновенности! Там были ежедневные сборища литераторов, там происходили поучительные споры, там произносились строгие критики и ласковые поощрения. Там, в кабинете Антона Павловича, он говорил нам важные, незабываемые слова. Там же он смешил нас до упаду.

   Воспоминания обо всех этих днях и минутах тесно связаны в нашей памяти со всей обстановкой и вещами дома. Как радостно сознавать, что они целы, что они существуют и что Вы имеете силы и волю сохранять их и неустанно говорить там десяткам, а может быть, и сотням тысяч посетителей, приходящим почтить память лучшего из людей.

   Спасибо Вам и Михаилу Павловичу², помогавшему Вам, за то, что Вы сохранили дорогие всем нам реликвии.

   Примите от меня и от всей моей семьи опоздавшие, но искренние поздравления с прошедшим торжественным юбилейным днем созданного Вами и почитателями Антона Павловича Чеховского музея.

   Дружески обнимаю Вас и надеюсь увидаться по возвращении в Москву.

   Любящий Вас и сердечно преданный

   1934 -V

   Ницца

  

  

   Спасибо Вам большое за Ваше последнее письмо от 25/V. Оно странствовало по всей Франции и только несколько дней тому назад дошло до меня. Вот почему я опаздываю ответом. Простите.

   Я в Париже и выехал из Ниццы, чтоб возвратиться в Москву. Но здесь, в Париже, получил телеграмму, предлагающую мне любезно продлить отпуск до конца июля. Конечно, я охотно согласился еще лишних 1 ¥ месяца пожить с семьей. Таким образом, я вернусь к 1 августа и тогда займусь с кем нужно.

   Вам желаю также хорошенько отдохнуть и набраться сил за границей ¹.

   Вероятно, как всегда, сезон будет трудный.

   Итак, до свидания - после Вашего возвращения из-за границы.

   Отвечаю по порядку на Ваши вопросы.

   Это очень важно, наладить работу всех. Это сразу создаст хорошее настроение в труппе, и не будет "чающих" работы и потому постоянно ворчащих. Придется поломать голову над распределением партий. Это такая же трудная работа, как решать крестословицу.

   Панчехин третий год гоняется за выигрышными ролями. Берется за все и ничего не кончает, только тормозит работу других. Он сам затеял "Псковитянку". Грозный сразу у него не пошел. Режиссерство его тоже не ладилось - бросил. Потом сам попросил главную роль в "Ирландском герое". Тоже, по-видимому, у него сразу не вышло. Попросил Базилио. Кажется, сыграл его неудачно. Теперь услыхал, что "Дон Пасквале" может пройти удачно. Хватается за него. Все это не работа артиста, а погоня за успехом. Ему надо по-настоящему работать и как певцу, и как артисту. Он очень отстал и свихнулся. Дон Пасквале ему не сыграть. Эта роль ему будет слишком трудна и непосильна. Там надо играть, а на это он не мастер, особенно в области комического. Он совершенно [лишен?] юмора. Рекомендую оставить его в "Ирландском герое". Это хоть и трудная роль, но в ней не требуется такого легкого юмора, как в Дон Пасквале. Да и есть ли в этой роли юмор, а если есть - то серьезный, иронический, граничащий с драмой. Это ему будет легче.

   Я бы дал Малетесту - Юницкому. Его надо двигать. Он попал после долгих блужданий и премьерства на хороший путь и делает успехи. Он живой, с хорошим темпераментом и непосредственным живым юмором. Казалось бы, что Бушуев потребует[ся] в "Риголетто"? Так предполагалось раньше.

   Если найти у Детистова какую-то кнопочку в душе, с ним можно сделать что хотите, и я думаю, что его надо было бы еще попробовать в Дон Пасквале. Вот у него подлинный юмор. Он человек добродушный и не будет терроризировать молодежь.

   Панчехин будет из