Главная » Книги

Станиславский Константин Сергеевич - Письма (1918-1938), Страница 8

Станиславский Константин Сергеевич - Письма (1918-1938)



о будет восхитительной Вашей работой. Дал бы бог Вам сил и энергии провести ее, а за огромный успех я отвечаю.
   Если хотите, чтобы все было сделано с большим толком и без особой поспешности, - по мере изготовления эскизов присылайте их. Пока я еще сам здесь и могу сам выдавать в работу и делать пробные костюмы под своим наблюдением. Если это не успеем сделать до отъезда, то может быть хуже.
   Что касается постановки "Онегина", то Экскузович меня прельстил только работой с Вами. Однако он поторопился, сказав, что я уже согласился. Пока я могу дать лишь принципиальное согласие. Остальное зависит не от меня, а от того, как сложится сезон будущего года. Это выяснится лишь к середине июня, когда я и смогу дать окончательный ответ. Тогда, если это будет нужно, я либо спишусь, либо сам приеду в Ленинград. Пока, к сожалению, не могу отдать большего внимания "Онегину", так как занят окончанием этого и налаживанием будущего сезона 2.
   Шепните, какая пьеса манит Вас для постановки по окончании "Фигаро" 3.
   Жму крепко Вашу руку, люблю, восхищаюсь и радуюсь работать с Вами.

Сердечно преданный

К. Станиславский

98 *. Участникам спектакля "Елизавета Петровна"

  
   Москва, 28 мая 1926 года

28 мая 1926

Дорогие, милые друзья!

   Поздравляю вас с сегодняшним торжественным днем 100-го спектакля "Елизаветы Петровны".
   Это ваша победа. Эту пьесу вы сами вырастили, вынесли на свет и донесли с любовью и заботой до сегодняшнего дня. Это чрезвычайно радостно, потому что намекает на живущую в вас инициативу. Пускай же она почаще просыпается именно теперь, пока живы "старики" и могут на деле направлять и передавать вам свои нажитые опытом традиции.
   За этот год заросли швы, которые разделяли "стариков" от 2-й и 3-й студий, постепенно формируется труппа, и все пришлифовываются друг к другу.
   Благодаря этому работа оказалась дружной. Мы вместе провели очень трудный сезон, и все должны поверить в то, что будущее нам улыбается. Общими усилиями мы сумеем избавиться от унаследованных нами долгов и поставить дело так, чтобы оно и материально изменило всем пока очень тяжелую жизнь. Для этого нужно терпение, вера, неустанная общая любовь и взаимное уважение, к которым я от всего сердца призываю вас, пользуясь сегодняшним юбилейным днем.

Любящий вас

К. Станиславский

  

99. Коллективу Московского Художественного Театра

   26-го июня 1926 года

26 июня 1926

Москва

Дорогие, милые друзья!

   Мы пережили в этом году очень трудный, но дружный сезон, который я назвал бы в жизни нашего театра вторым "Пушкино" 1.
   В последние годы МХТ и его основателей старались хоронить, называя отжившим и отсталым. Пытались разъединить отцов с детьми, т. е. основное МХТ- "стариков" - с молодежью 2. Но в этом сезоне, благодаря большой общей работе, отцы ближе узнали детей, а дети - отцов, и вновь создалась дружная семья МХТ. Молодежь поняла, что для настоящего артиста мало одной интуиции и нутра, что нет искусства без виртуозной техники, без традиций, создаваемых веками, и что это они могли получить только от "стариков". Мы же, "старики", поняли энтузиазм молодежи, оценили ее талантливость и трудоспособность, и это вызвало в нас желание поделиться с нею тем, что мы знаем.
   Дружная работа артистов, режиссеров, музыкальной и вокальной частей, всего технического и рабочего персонала, администрации и служебно-служительской части дала богатый результат: шесть законченных постановок и две актерски заготовленные 3.
   Все работали не за страх, а за совесть, не жалея своих сил.
   Мы завоевали внимание к себе, начиная с Правительства и кончая новым зрителем, который знакомится с нами. Теперь на нас смотрят другими глазами.
   Прощаясь со всеми до осени, мне хочется обнять каждого, и поздравить с блестяще выполненным сезоном, и выразить надежду, что будущая работа будет еще более дружной и радостной.

Душевно любящий вас

К. Станиславский

  

100*. Ж. Эберто

  
   Москва, 26 июня 1926

26 июня 1926

Господину Жаку Эберто.

   Теперь громко заговорили о миссии актера, театра и искусства в области сближения народов ради всеобщего мира. Пусть же театры с помощью своих гениальных писателей и артистов знакомят людей с чувствами и мыслями своей национальности. Вы уже давно почувствовали это и стали знакомить парижскую публику с искусством народов, которые до Вас были почти незнакомы Вашей великой нации.
   Ваше пионерство в этом деле указывает на чуткость, талант, способность предугадывать назревающую потребность людей. Я вместе с моими товарищами дважды имел случай пользоваться Вашим гостеприимством и близко видеть Вашу работу , поэтому я очень пожалел, когда узнал, что Вы ее временно прекратили, и искренно радуюсь теперь ее возобновлению 2.
   От всего сердца желаю Вам успеха в Вашем новом начинании.

К. Станиславский

  

101*. Из письма к Р. К. Таманцевой

  
   15/VII 1926 г.

15 июля 1926

Дарьино

   ...Из вопросов, которые приходят в голову, следующие:
   1) Дали ли Булгакову аванс (1000 р.), я дал ему обещание. А свои обещания я держу во что бы то ни стало 1. Поэтому, если Дмитрий Иванович 2 захочет меня в этом корректировать, мы можем с ним жестоко поссориться, тем более что я ему еще не простил того унижения и глупого положения, в которое я попал из-за него перед начальством.
   2) Лидину (литератор) заказано написание "Хижины дяди Тома" 3. Давным-давно надо было ему дать 400 р. Перед отъездом я узнал, что этого не было сделано. Сделать немедленно, так как с самых первых дней сезона пойдет речь об усиленной работе над пьесой. Она мне очень нужна для Малой сцены, а может быть, и на смену "Синей птицы". С этой пьесой меня тянут вот уже больше года. Если бы наши не были такими лавочниками и не скупились там, где надо быть широким, а скупились там, где зря тратят 40 000, то теперь у нас эта постановка была бы уже готова вместо водевилей4. Но главное - это непонимание режиссерской психологии. Мне страшно хотелось ставить эту пьесу. Как не хотелось со времен "Синей птицы". В прошлом году оттянули, и охота почти прошла. Если и в этом году будет то же, то я уже не смогу больше ею заниматься и пусть ставит кто-нибудь другой, я отказываюсь.
   3) Напомните мне при свидании у нас в Дарьине передать рукопись Петрова Н. В. - переведенный им водевиль 5.
   4)Еще напомните Дмитрию Ивановичу, что Симов мне очень нужен. Случилось то, что я предсказывал. Он - конструктор, а Дмитрий Иванович захотел из него делать второго Гудкова. Старик не выдержал и расхворался. Теперь его собираются выпирать. Но я не согласен 6.
   5) Как Раевская, Соколовская и наши старики? Не обидели ли их?
   До скорого свидания.

К. Станиславский

  

102*. Н. А. Семашко

  
   4/VIII 926

4 августа 1926

Дарьино

Дорогой и глубокоуважаемый Николай Александрович!

   Сообщение с Москвой из того места, где я провожу лето, не налажено. Поэтому я не в курсе последних событий в студии. Но ведь и не они, а самый факт решения Правительства: передать нам Дмитровский театр - руководит мною теперь, когда я пишу Вам это письмо.
   Я знаю, что решение Совнаркома состоялось главным образом под Вашим давлением 1. Этот факт еще раз подтверждает Ваше совершенно исключительное отношение к нуждам искусства, театра, артистов и, в частности, ко мне и к Оперной студии.
   Я хватаюсь за представляющийся мне случай, чтоб сказать Вам, в качестве одного из старейших русских артистов, что все мы, и тем более я и моя студия,- бесконечно ценим Ваши исключительные отзывчивость, доступность, доброту, любовь, бережную и культурную заботу об искусстве, которое еще не вышло из трудной полосы и кризиса, угрожающего дальнейшей жизни русского театра.
   Мне хочется сказать еще, придираясь к выпавшему случаю, что мы нередко болеем душой, когда видим, как некоторые из членов нашей артистической семьи злоупотребляют Вашим отношением к театру ради личных дел 2, а не ради идейных и общественных задач театра.
   Нам хочется однажды и навсегда отмежеваться от этих людей. Хочется, чтобы Вы почувствовали, что обращения к Вам руководят нами лишь в исключительных случаях, когда того требуют высшие запросы искусства. Несколько недель тому назад я был в Дмитровском театре и подробно осматривал его. В будущем он представляет огромные возможности. Там можно создать замечательный театр. Земли для стройки много. В настоящем виде самое больное место здания - сцена и закулисы. Они находятся в таком виде, что даже американские театры после него кажутся благоустроенными. Ломаем голову, как выходить из положения, так как, пока дело не станет крепко на ноги, нельзя расходовать деньги на капитальный ремонт. Меня волнуют в ближайшем будущем два вопроса: первый - здоровье нашей туберкулезной труппы и второе - как пойдут дела в К. О. без Владимира Ивановича 3.
   Наша студия еще не в состоянии художественно, а не халтурно заполнить все дни недели. Обдумывая нашу совместную жизнь двух коллективов и многие другие условия, я прихожу к заключению, что нам не обойтись без красного директора. Если в Художественном театре я энергично восставал против него, то в нашем деле я держусь обратного мнения.
   Конечно, речь идет не о Колоскове, который дискредитирует свою должность. С ним и ему подобными дело заранее обречено на погибель. Но если б возможно было иметь красным директором такого милого и культурного человека, как Ф. К. Лехт (из Главнауки), казалось бы, это было полезно 4. При свидании разрешите поговорить на эту тему. А пока - крепко жму Вашу руку, низко кланяюсь и прошу передать мое почтение Вашей супруге, дочке и семье от искренно преданного и благодарного

К. Станиславского

  

103. Из письма к Ф. Д. Остроградскому

  
   7.VIII

7 августа 1926

Дарьино

   Чувствую, что мне надо написать Семашко благодарственное письмо, но я не знаю, в каком положении дело с театром. Выработано ли условие, подписано ли? Перешел ли к вам театр? Если б кто-нибудь в коротких словах написал об этом, буду благодарен (знаю, что вам некогда). Может быть, Константин Федорович? 1
   К 15 августа, т. е. к самому началу занятий, я не буду. Доктора настаивают, чтобы я дал покой сердцу сколько возможно. Поэтому надо сговориться - как начинать, чтоб с первых же шагов не было путаницы.
   Мое мнение таково:
   1. Всем направить все внимание на "Царскую невесту" (о художественной стороне я напишу Владимиру Сергеевичу2 как режиссеру пьесы). При таком плане нужно, чтобы прежде всего повторили со всеми репетировавшими составами - музыкально и в хоровом смысле - всю оперу.
   Тех, кто еще не знает партии и не был введен в работу, надо заставить в двухнедельный срок выучить партию. Для этого понадобятся клавиры, аккомпаниаторы и инструменты в достаточном количестве. Кроме того, надо, чтобы те, кто будет проходить с ними партии, знали бы все темпы и замечания Соколова и Сука. Поэтому просить Ивана Николаевича3 собрать их всех предварительно и направить в этом смысле. Просить Владимира Сергеевича также с режиссерской стороны.
   Раздаваемые партии проверены ли и утверждены ли вокалистами, т. е., например: можно ли давать, скажем, Малюту - Виноградову, или ему это низко?
   Хоры должны знать все. Если нам придется нанимать хор отдельно от солистов, то материально мы уже провалились. Бутафорско-монтировочная часть должна представить мне на утверждение: монтировочные списки 1) бутафории, реквизита, оружия и пр. и 2) монтировку костюмов. Для этого даю кое-какие сведения. Грязной и весь хор первого акта (кроме стольников, гусляров) - все в костюмах опричников. Рассчитать количество людей, которых [надо будет] поместить на сцене театра. Стольники - из сотрудников З. С. Соколовой 4.
   Во втором акте: многие опричники переоденутся для начала акта в молящихся (при этом сказать Тезавровскому В. В. 5, что хотелось бы не менять самого грима и, по возможности скрыв парики, изменять гримы переклейкой одной бороды. Парики же можно скрыть повязками, шапками и проч.). Тех опричников, которые перейдут в молящихся, заменят для прохода опричников в средине и финале второго акта сотрудники З. С. Соколовой, которые и наденут снятые с опричников костюмы. Есть еще монахи; их тоже - из сотрудников З. С. Соколовой. Но может случиться, что мужского персонала не хватит. Тогда предлагаю вместо мужского сделать женский монастырь. Выходит ли это по музыкальной партитуре? Для акта это поэтичнее, а для нас удобнее, так как женщины мало заняты в первых двух актах и имеют время переодеваться6.
   Я задаю такую задачу гримеру - пусть это явится хорошим упражнением, - приспособить так гримы и сообразить все так, чтобы перегримирование делалось не более как в 15 минут. Причем чтобы никто не рассчитывал на гримеров. Они поспеть не могут. Надо, чтобы сейчас же, с начала сезона, готовили и, сохрани бог, не смотрели бы на эту задачу легкомысленно, как обыкновенно смотрят на гримы во всех театрах.
   При наших условиях поставленный мною вопрос получает совершенно исключительное значение, потому что помещение плохое, тесное, гримерам и костюмерам там беда. А антракты должны быть короткие. Спектакль должен кончаться в 11 час. Каждые лишние минуты отнимут успех у пьесы.
   Как дела с макетами? Надо: 1) перепланировать первый, второй и четвертый акты "Царской невесты" (это работа Симова). 2) Как контрольные макеты в красках Федоровского? 7 Это дело спешное. Когда я совсем перееду в Москву (около 1 сентября), тогда первым долгом придется сделать выгородку на самой сцене. Без этого нельзя окончательно утверждать макеты. В противном случае придется все переделывать и это будет дорого. Однако для выгородки необходимы какие-то декорации, из которых и будут выгораживать и прилаживать размеры, пропорции и перспективы. Если же это окажется затруднительным, надо будет произвести это на Малой сцене MX AT (Тверская, 22). Для этого предварительно надо выгородить самые размеры нашей сцены Дмитровского театра.
   Как бы подогнать Симова с эскизами костюмов? Он из тех, которому надо назначить сроки. Назначьте ему на 23-е, вечер. Я буду просматривать эскизы. Мне надо распределить по составам исполнителей и дублеров, с которыми проходят "Царскую невесту". Будьте любезны прислать с Колей 8 полный список труппы.
   Прилагаю письмо Семашко, не откажите переслать его, так как я не знаю его адреса.
   У Симова интересные мысли по поводу удешевленного способа облагораживания общего вида Дмитровского театра. А также и по вопросу акустики. Такое убранство - его специальность, советую поговорить с ним и вызвать.
   Сейчас получил Ваше письмо от 5/VIII и отвечаю на него по пунктам.
   ...Привлечение Лазарева - очень хорошо, но, кажется, он больше теоретик - в театральном деле понимает мало, но с таким человеком всегда приятно поговорить9. План и смета - интересно. Но ради бога, минимум из минимума на самую переделку здания. Тут нужна выдумка, как закрыть то, что нельзя показывать. В этом деле еще раз рекомендую Симова. Он специалист, оригинален на выдумки и с огромным вкусом.
   Проба голосов - это хорошо. Надо бы, чтоб скорее прошел об этом слух, каждый певец будет по крайней мере знать, что кроме К. О. и мы принимаем. А то вот что случилось. Я присмотрел чудесного тенора в Тифлисе, а теперь он, вероятно, спутал студии и ведет переговоры с К. О.
   С Федоровским и Симовым по поводу макета дело налаживайте - это хорошо. За дрова и хлопоты сердечное спасибо. Спасибо за Ваши заботы о моей квартире...
   Еще забыл написать, когда описывал костюм, что в последнем акте я избегаю боярских костюмов, они дороги.
   Весь хор мужской, который нужен будет в последнем акте, пусть поют те же опричники. Они во дворце, в качестве почетной стражи. Человек 4, 5 бояр придут с Малютой в финале. Еще нужен костюм боярина для Малюты в третьей картине и костюм Грозного во втором акте. Там надо сделать два варианта. Первый: внизу виден царский халат, а сверху полураспахнутая монашеская ряса и клобук на голове (это дешевле). Другой вариант - богатый костюм.
   Из женских боярских костюмов богатый нужно для Сабуровой (последний акт). Для Собакина тоже. Для Марфы или царицы - пусть на ее домашний костюм наденут при приходе Грязного от царя богатую шубу.
   Весь женский хор - это всё дворцовая челядь. Пусть возьмут не богатством, а оригинальностью костюма.
   Простите, что беспокою Вас этими чисто режиссерскими делами, но боюсь, что В. С. Алексеева сейчас нет в Москве, а Симова задерживать нельзя, иначе он не представит эскизы к 23-му.
   Жму Вашу руку и целую ручки Елизавете Николаевне 10.

Ваш К. Станиславский

  

104*. В. С. Алексееву

  
   15/VIII 1926

15 августа 1926

Дарьино

Милый и дорогой Володя,

   мы живем на разных полюсах и потому друг для друга пока недосягаемы. Шлю тебе издали, из своей глуши, сердечные поздравления с днем ангела.
   Чего желать? Прежде всего здоровья. А потом - интересной жизни. Я считаю, что стариковская жизнь куда интереснее молодой. Одно, что портит,- это физическое здоровье. Жизнь предстоит нам трудная, но интересная.
   Театр мы получили или получим. Но... боже! Какая сцена. Сплошной, невиданный даже мною в Америке, ужас. Как мы будем на ней играть, уж не знаю.
   Не понимаю еще и того, как мы, без денег, откроемся. Тем не менее, мы откроемся, и предстоит геройская работа. Я рад, что в МХАТ и в студию, кажется, удастся провести и Ник. Вас. (МХАТ) и Конст. Фед. (студия)1. [...] Получил от Мельтцер и Гольдиной письмо. Они, как Несчастливцев с Аркашкой, летают из Керчи в Вологду2.
   Ну, набирайся сил и готовься к интересной работе.
   Читал и послал твое письмо Марусе. Очень хорошо написано. Отчего ты [не] пишешь что-нибудь настоящее, художественное?
   Лелечку 3 поцелуй.

Любящий тебя

Костя

  

105*. В. С. Алексееву

   Дарьино, 18-го августа
   1926 г.

18 августа 1926

Милый Володя,

   все, что я пишу тебе, я пишу на память и предположительно. Поэтому может разойтись с тем, что было уже постановлено Художественным советом. Справься хорошенько, как там были распределены роли в "Царской невесте".
   Ниже прилагаю свой список.
   Прежде всего нужно все пройти, повторить музыкально для тех, кто знает партии, и учить с теми, кто их не знает. На выучку дается двухнедельный срок. А на повторение - к моему возвращению. Я говорю пока про музыкальную часть. Я советую сразу поставить дело, раздать кому нужно клавиры, всех собрать в одну комнату и зазубрить одновременно со всеми данную партию. Когда это сделано, и всем объяснены темпы, и нюансы, и общие замечания, тогда пусть каждый вызубрит дома, что ему дано, и после этого поступает в отделку к трем аккомпаниаторам. Вот тут и придется их разбить на группы. Первая: Мокеев, Полянский, Смирнов, Галианджан, Ниверский, Гольдина, Шарова, Любанская, Романова, Кузнецова. Вторая группа: Румянцев, Степанов, Лемешев, Сладкопевцев, Медведь или Виноградов (Собакины), Вдовина (и Любаша и Дуняша, которые не встречаются), Ерамишанцева, Смирнова (Сабурова).
   В третьем составе я буду путаться, и ты меня проверяй по протоколу. В нем, как кажется, назначены - Грязной: Савченко, Воронов, Коренев; Малюта: может ли петь его Виноградов, что больше всего желательно. Кроме того, что такое из себя представляет Шехов, не может ли он петь для третьего состава Малюту? Лыков: Платонов, Белугин; Бомелий: Якушенко, Знаменский; Собакин: Виноградов, Медведев, Шехов? Любаша: Кузнецова (новая); Марфа: Фишер и Цагурия; Дуняша? не знаю кто. Сабурова: Росницкая. В хорах - партии хора должны знать все без исключения. Кого назначить из музыкантов-аккомпаниаторов, сговорись с музыкальным отделом.
   Вся студия ин корпоре направляет все свои силы пока на "Царскую невесту". Если останутся свободные руки, то пусть делают подготовительные вводы в "Онегина": няня, Ларина, Ольга, Ленский и т. д., Татьяна. Для трех составов я бы назначил трех драматических руководителей. Что ты скажешь, если первый из них поведешь ты, вторую группу - Зина 1, а третью - Соколова-Залесская? Конечно, под твоим непосредственным надзором. Мне думается, что из всех оставшихся режиссеров, кроме тебя и Зины, она единственная в курсе работ по "Царской невесте". Ее весенние сдачи были не плохи, и потому, по-видимому, она что-то может сделать. Самая большая трудность и задержка в ритмах действия и в том, чтобы искренно почувствовать течение дня. Далее идет - очень важно - дикция, которую нужно просто выдалбливать, чуть ли не на каждой фразе. И потом - действие без всяких жестов. Вот над этим прежде всего и надо поработать. При этом избегай мелочей и деталей. А прежде всего наладь основную общую линию, закрывая глаза на то, что некоторые тонкости еще не будут удаваться. Когда роль встанет на ноги, поправить детали - пустое дело. Еще рекомендую делать план каждой репетиции, стараться отпускать по возможности тех, с кем можно быстро проделать намеченную работу, и оставлять напоследок тех, которые требуют с собой более упорной работы. Тогда не будет скуки в классе. Выходы и входы в репетиционный зал для курения окончательно отменяю. Зал должен запираться и ключ лежать на режиссерском столе. Протокол репетиций должен вестись по образцу Художественного театра. Тезавровский знает, как это делается. В протоколе должно записываться механически абсолютно всё достойное отметки, что произошло на репетиции. Всякая поблажка и снисхождение отдельным лицам, по собственной инициативе ведущего репетицию, не допускается. После того как самый факт записан на правой стороне книги, никому не возбраняется на левой ее стороне писать свои оправдания и замечания.
   Обнимаю тебя крепко и умоляю тебя и Зину тратить силы с разбором и экономно.
   "Онегиным" в свободное время, если оно оказалось, очень прошу заняться Мельтцер.

Твой Костя

  

106*. В. В. Лужскому

   Дарьино, 18-го августа 26 г.

18 августа 1926

Дорогой Василий Васильевич,

   спасибо Вам за письмо, которое прочел с огромным интересом. Никаких известий от Дмитрия Ивановича1 я не имел, так как он Вашего поручения передать мне - не выполнил. На остальные вопросы, затронутые в письме, я не отвечаю, так как письмо попадет к Вам почти в тот день, когда мы лично встретимся. Радуюсь тому, что Вы отдохнули и, как всегда, бодры, что очень важно для предстоящей нам трудной работы. До самого скорого свидания. Я буду в субботу вечером в Москве и пробуду несколько дней, с тем чтобы вернуться назад, уложиться, пока мою квартиру приведут в порядок по моим указаниям. А после этих немногих дней - в Москву на работу.
   Вот что мне нужно сделать за эти несколько дней. По-моему, прежде всего необходимо заседание Высшего совета2. После него (быть может, в тот же день) заседание репертуарной коллегии3. Потом надо было бы сделать беседу по "Турбиным". Еще хотелось бы беседу по "Прометею" с Смышляевым (может быть, с некоторыми пробами хоров).
   Пока, кажется, ничего спешного по Вашему письму нет, по крайней мере такого, что не терпит до нашего свидания. При этом не говорю о репертуаре, потому что мне его никто не присылал.
   Не сердитесь, но в "Горе от ума" никаких спешных замен делать не соглашусь. Старый репертуар понимаю лишь только в самом блестящем ансамбле. Откровенно скажу, что в последние годы своей жизни могу играть только при этих условиях. В противном случае я окончательно ухожу со сцены, как актер. Это мое решение настолько определенно неизменно, что относительно его не хотелось бы больше спорить и ссориться.
   Очень хочу Вас видеть и обнять так же сильно, как я люблю и ценю Вас.
   Простите, что я не сам пишу, но в последние дни отдыха обленился. Гораздо легче ходить барином по балкону и диктовать, чем сидеть скрючившись над письмом с слепыми глазами.
   Целую ручку Перетте Александровне и приветствую ее возвращение.

Сердечно любящий Вас

К. Алексеев

  

107. Оперной студии имени К. С. Станиславского

   Дарьино, 18-го августа 1926 года

18 августа 1926

Дорогие и милые студийки и студийцы,

   поздравляю вас с получением театра. Теперь мы имеем возможность осуществить мечту, которую лелеяли в течение семи лет, ради которой всеми нами принесено было много материальных и иных жертв. Наше терпение увенчалось огромным доверием, которое оказало нам Правительство. К сожалению, наше благополучие куплено за счет другого артистического коллектива1. Все это надо оправдать и искупить нашей работой и любовью к тому делу, которое нам доверили.
   Молодое дело создается моими старыми руками не для меня, а для вас же самих. Оно гораздо больше ваше, чем мое. И потому вам надлежит гораздо больше любить, и лелеять, и заботиться о нем, чем мне самому. Весь долгий век я прожил без него, мог бы дожить и последние годы. Торопитесь взять от меня все, что вы сможете принять и что я смогу дать вам. Если бы удалось оставить вам оперный репертуар - это было бы большим наследием, которое я мог бы оставить после себя. Но для этого мне нужна с вашей стороны огромная помощь. Я могу только указывать, а делать и организоваться должны вы сами. Если же мне придется мои ослабшие силы отдавать тому, что лучше меня могут сделать другие, то на чисто художественную сторону, которая пока без меня не обходится, у меня уже не хватит сил.
   Помните это с самого начала нашей новой работы. Организуйтесь, вводите самую строжайшую дисциплину, приносите всевозможные жертвы и делайте все это, руководясь одним лозунгом: "Так нужно для пользы дела, которое создаем, для того, искусства, которое должно нас греть и питать всю жизнь".
   Наша труппа, дисциплина и работа должны стать образцовыми. Помните это твердо, потому что без этого мы не сможем оправдать того положения, в которое поставила нас судьба.
   Поздравляю вас с началом. Дружно начинайте работать, и до скорого свидания.
   Спасибо вам за ваши милые приветствия и память.
  

108*. М. Л. Мельтцер

   Дарьино, 25/VIII 926

25 августа 1926

Дорогая Майя Леопольдовна.

   Я получил ваши милые письма, подписанные Вами и Марией Соломоновной. Я нисколько не рассердился, конечно, за то, что вы дали волю вашему доброму чувству и вступились за бедных Тезавровских. Это делает вам честь.
   (А как быть с режиссерством "Заза"?) Пока он (не знаю еще - как они?) остается. Всё еще на пробу. Что выйдет из моей слабости - покажет время. Искусство не любит компромиссов. Тезавровскому предстоит трудное дело: превратить дилетантов в подлинных артистов, с строжайшей дисциплиной. Только этим мы можем победить все огромные трудности предстоящего нам дела 1.
   Как вам, вероятно, уже известно, театр получен. Дело за нами. Необходимо оправдать совершенно исключительное к нам отношение Правительства.
   Кроме огромной работы, которой, я знаю, Вы и Мария Соломоновна не боитесь, - надо здоровье. За него-то я боюсь, чрезвычайно. Утешьте старика - отдохните, приезжайте здоровыми и в будущем не забывайте о нем. Без здоровья - нет артистки.
   Я сижу в дачной дыре под Москвой и пишу книгу под названием "Работа над собой, записки ученика". Сюжет, как видите, поучительный, но не очень интересный.
   Как только получу окончательное известие о том, что театр - наш, буду писать нежное письмо Николаю Александровичу2. Благодаря его стараниям и энергии дело увенчается успехом. Передайте ему, если вы его видаете, мой душевный привет и благодарность за неизменное внимание и ласку. Марию Соломоновну благодарю за подпись. Напомните ей, что я уже перестал приставать к ней с ее болезнью. Я только вздыхаю и грустно качаю головой, когда читаю о ее выдыхах в легких.
   Тем не менее я ее искренно люблю, так точно как и Вас, и очень бы желал успеть сделать из вас обеих подлинных артисток, каких еще нет в опере. Со своей стороны приложу к этому все мое умение, а остальное - за вами.
   Целую Вашу ручку и жму ручку Марии Соломоновне. Мужу - привет.

К. Станиславский

  

109. А. Я. Головину

   Москва, 29-го августа 1926 года

29 августа 1926

Дорогой Александр Яковлевич.

   Простите, что я задержал письмо. Но это произошло потому, что я только что вернулся в Москву после отпуска, и то не совсем, а лишь на несколько дней, чтобы снова уехать для окончания своего лечения перед сезоном. Несмотря на то, что я тороплюсь сейчас, я не могу отказать себе в огромном удовольствии дать исход накопившемуся за это время восторгу по поводу присланных Вами чудесных эскизов. Среди современной ужасной прозы рассматривание их является истинной радостью, за которую я Вас искренно благодарю.
   Теперь перехожу к главным текущим делам.
   1. Окраска костюмов. На днях к вам приедет Гремиславский и расскажет Вам о положении этого дела. Он, по-видимому, с Вашего согласия списался с Григорьевым (кажется, так его фамилия). Если это Вас не удовлетворит и найдется физическая возможность присылать костюмы для окраски Вашему красильщику Сальникову, мы ничего не имеем против, так как сильно хотим Вашего полного удовлетворения в Вашем большом творчестве.
   2. Вы мечтали о том, чтобы декорации делались бы под присмотром М. П. Зандина 1. Мы ничего не имеем против, так точно как и Ваш огромный почитатель Иван Яковлевич Гремиславский, который согласен работать совместно с ним.
   3. Шитье костюмов. Мы делали пробы шитья черновых костюмов обычными портными и портнихами. Эта проба выяснила с большой очевидностью, что эти люди аромата Вашего таланта передать не смогут. Нам ничего не оставалось делать, как обратиться к тому лицу, которое мы считаем в Москве единственно художественно чутким для работы с Вашими эскизами. Этим человеком оказалась Ламанова2. Вероятно, Вы думаете, что она обычная портниха, которая каждому современному костюму придает модный фасон. Ламанова большая художница, которая, увидав Ваши эскизы, вспыхнула настоящим артистическим горением. Она для каждого костюма собственными руками будет искать не шаблонных и модных, а индивидуальных приемов шитья. Другого выхода мы не видим, даже если бы в Ленинграде оказалась такая мастерская, которая взялась бы за дело. Потому что немыслимая вещь - шить костюмы в Ленинграде на актеров, которые находятся в Москве. Подробности по этому делу и характеристику Ламановой Вам расскажет Гремиславский.
   4. Портал. Произошло какое-то недоразумение. Ни о каком бедном портале я не заикался, и вся эта часть как в самом портале, так и в самой декорации, за исключением планировки и режиссерских замечаний, которые уже Вам сообщены - все остальное находится в ведении Вашей художественной компетенции 3.
   5. Попробую рассказать, как мне рисуется весь акт, конечно, в самых общих чертах, без последовательной связи сцен.
   Фаншетта ищет Керубино. Она крадется по каким-то аллеям, боскетам. Публика видит, как она идет по авансцене вращающегося круга. Она проходит одну часть декораций и упирается в какую-то сторону павильона, скажем, левую. Видит Фигаро и скрывается в беседке. Фигаро бежит за ней. Опять публика видит его бег, но он не уходит за кулисы, потому что ему навстречу вертится круг. Он пробегает по балконам каких-то круглых беседок и в полуобернувшейся декорации круга, придя на правую сторону в беседку, видит перед собой компанию: Базилио, Бартоло, и ведет с ними сцену. Скоро из-за беседки, по авансцене, крадутся графиня и Сюзанна. А за ними - Керубино. Фигаро прячется и впоследствии бежит за ними. Две шалуньи-женщины прокрадываются мимо той части декорации, откуда только что ушли Бартоло и компания. Круг вращается дальше. Они прошли еще мимо каких-то лестниц второй беседки и очутились в каком-то уютном боскете, где назначено свидание. Этот боскет устроен так, что в щели со всех сторон, а может быть, даже и сверху, из-за деревьев, все ревнующие могут подсматривать происходящее в нем неожиданное свидание с Керубино. Граф не выдержал, помчался за Керубино. Идет беготня по разным закоулкам сложной декорации. Круг вращается и снова попадает к первой беседке. Тут происходят все остальные сцены до финала, т. е. до водевиля.
   К моменту водевиля постепенно во всех углах сложной круглой декорации зарождались музыка и пение, зажигались кое-где иллюминации. К началу водевиля во всех углах сада и дворца звучит музыка и пение. Она будет написана из старинных мелодий, и смешивающиеся звуки из разных мест сада будут составлять музыкальную гармонию4. Идет свадебный кортеж с факельцугом простого народа, который в конце концов заполонит собой весь сад, вытеснив знать. Этот факельцуг в своем шествии по вращающемуся кругу проходит все прежние закоулки декорации. В каждом из этих закоулков декорации они встречают отдельных действующих лиц: Базилио, графа и графиню, Керубино и т. д. При встрече им поются куплеты и стихи, из которых составляется водевиль. К самому финалу кортеж и все действующие лица доходят до главной площадки, на которой сосредоточены все танцы, где горят шкалики, где бьет фонтан. Тут происходят финальные пение и танцы и заканчивается водевиль и пьеса.
   Трудно подробно описать то, что Вас интересует. Поэтому пусть И. Я. Гремиславский пояснит то, что неясно.
   6. Зная, что эту пьесу (Вам в пику) ставят в Ленинграде, я очень бы просил Вас хранить в большой тайне как описанные мною сейчас сцены, так и принцип самой постановки, идущей от народа, от свадьбы горничной в кухне, а не, как обычно, в парадных комнатах5.
   7. Нам очень трудно переводить Вам деньги через банк, так как думаем, что это сопряжено с большими хлопотами для Вас. Поэтому с подателем сего мы посылаем еще 500 рублей. Простите, что пока не можем послать Вам большую сумму, так как Вам известно, что современный театр в летнее время, до начала сезона, - нищий. Таковы условия коммуны.
   Сердечно любящий Вас и восхищающийся Вами

К. Станиславский

  

110*. Н. А. Семашко

   Москва, 29-го августа 1926 года

29 августа 1926

Дорогой Николай Александрович.

   Я подписал 1) заявление в банк о выдаче ссуды нашей студии, и 2) отношение по этому поводу в Главнауку, и 3) заявление в банк о выдаче ссуды на ремонт для обеих студий.
   Однако, прежде чем давать ход этим бумагам, я считаю своей нравственной обязанностью написать это письмо Вам, принимавшему столь близкое участие в хлопотах по получению Дмитровского театра и других насущных делах студии.
   Все эти дни я обдумывал смету, которую мы рассматривали в последнем заседании.
   Если бы она была подана в мае или июне, когда впереди в нашем распоряжении было много времени для ремонта здания и для монтировочных работ по постановке пьес сезона, и таковой можно было бы начать нормально в сентябре этого года, я бы счел смету более чем скромной, принимая во внимание крупных артистических руководителей, вставших во главе музыкального дела 1.
   Рассматривая эту смету теперь, по окончании лета, я готов согласиться, что смета возможна и благоразумна при условии открытия студии без задержек, в назначенный срок. При промедлении открытия сезона та же смета неизбежно окажется убыточной и к концу года мы очутимся с дефицитом.
   Это предположение возможно при создавшихся условиях: задержки в подписании контракта, в получении денег; запоздание ремонта; несвоевременный наем оркестра, рабочих и служащих; голодовка труппы и необходимость допущения халтур, отвлекающих артистов от работы, и проч., и проч.
   В течение этих дней я просмотрел работу режиссеров и актеров. Как ответственное лицо за художественную сторону дела, я констатирую, что за эту область я спокоен, если не будет заболеваний и выбытия артистических сил среди нашей малочисленной труппы. Но в области финансово-административной я чувствую свое бессилие при создавшемся положении.
   Вот при каких условиях нам приходится обращаться к Правительству за материальной помощью.
   Вот при каких условиях мы должны подписывать сметы и заявления в банк.
   Благодаря создавшимся условиям сейчас мы зашли так далеко, что отступать нельзя. Такое отступление могло бы показаться трусостью, которая недопустима в идейном деле. Мало того, малодушие с нашей стороны поставило бы в неловкое положение тех лиц, которые хлопотали по нашему делу.
   Молодое предприятие не может обойтись без риска, и мы готовы рисковать, но не можем этого сделать, не поставив Вас, дорогой и глубокоуважаемый Николай Александрович, в известность о положении дела, ради которого Вы столько потрудились и которому Правительство оказало так много доверия. Искренно уважающий Вас

К. Станиславский.

   Я уезжаю сегодня по настоянию врача дней на 10 в деревню, чтобы докончить предписанное мне лечение.
   Перед самым отъездом я передам моему секретарю Рипсимэ Карповне Таманцовой (Художественный театр, тел. 3-16-18, 2-33-95 и домашний 3-73-22) подписанные мною смету и заявление.
   Если по прочтении этого письма Вы найдете, что мы не имеем права идти на риск, не откажите уведомить об этом Федора Дмитриевича2, для того чтобы он мог вовремя принять соответствующие меры3.

К. Станиславский

  

111*. Р. К. Таманцовой

3 сентября 1926 Дарьино

Дорогая Рипси!

   Кира в Москве и приедет к нам в субботу. Пришлите с ней записочку: что делается у нас в театре? Как Николай Васильевич Егоров? Как Леонидов и др.?
   Как и какие идут репетиции?
   Как дела у К. О. с монтировкой декораций и костюмов 1.
   Как Тихомирова репетирует?
   Как Тарасова? 2
   Вышла ли моя книга? 3 Если да, то пришлите один экземпляр с Кирой или с Колей.
  
   Кое-какие мысли.
   Скажите Маркову: не знает ли он "Джим Портер" (О. Генри) Синклера4.
   Другая мысль:
   что Зола - современен? По его натурализму, материализму и мелодраматичности, пожалуй,- современен.
   Не приспособить ли "L'Assomoir" {"Западня" (франц.).} или что другое - к сцене?
   Есть у него пьеса "Тереза Ракен", но это плохо5.
  
   Где и когда идет "Дядя Ваня"? Если он пойдет на новой сцене, то мне надо заблаговременно посмотреть, как устроили декорацию. Без этого я не могу и не буду играть. В этом случае мне придется приехать 10-го, в пятницу, и в тот же день посмотреть хотя бы одну из декораций (лучше всего 1 и 2 акты) на Малой сцене - уставленной.
   Если "Дядя Ваня" идет в театре, то я могу приехать в субботу и вечером или в воскресенье утром могу сделать репетицию "Дяди Вани" со всеми участвующими6.
  
   Как Николай Афанасьевич и Ольга Лазаревна?
  
   У нас живет Роман Рафаилович Фальк7, так что лишен возможности Вас пригласить, о чем сердечно жалею. Низко кланяюсь. Сердечный привет.

Ваш К. Алексеев


Категория: Книги | Добавил: Armush (26.11.2012)
Просмотров: 532 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа