| Главная » Книги |
Вяземский Петр Андреевич - Старая записная книжка. Часть 2, Страница 11
Вяземский Петр Андреевич - Старая записная книжка. Часть 2 бумаги, чтобы оправдать короля, козла отпущения этой
эпохи. В одной книге говорится, что она хотела отравить брата и надеть
императорский венец на мужа. Говорила о привязанности и благодарности к
русским.
Ноябрь 25. Выехали из Флоренции. У заставы задержали около двух
часов. Нет нам удачи в дороге, все какая-нибудь закорючка.
Из Флоренции до Рима дорога все вниз и вверх. Запрягали до восьми
лошадей, то есть припрягали трех, а где и двух волов. Оливы и виноградники.
Много сельских домов в виду по сторонам. В первый раз слышу громкие песни
на улицах вечером. Вообще итальянский народ замолк. "Стал счастлив,
замолчал". Сказывают, напротив.
26-е. Ночевали в Buon Convento, завтракали в Сиене. Трактиры
итальянские, голодные и холодные.
27-е. Выехали около 6 часов утра, т.е. ночью. Предрассудок, что надобно
рано выезжать и засветло останавливаться, как будто не все равно - тьма
утренней ночи или вечерней.
Завтракали в Riccorsi: селение, где один почтовый двор и гостиница.
Приехали ночевать в Nobella. Трактир посредственный.
На высотах Радикофани поднялся холодный и сильный ветер, а день был
самый теплый, даже и не на солнце. Ужасная сторона и ужасная дорога. Все в
гору и с горы и дорога извивается змеей. И это называется bella Italia. Мертвая
природа - кладбище с нагими остовами гор. Можно ли сравнить берега Рейна?
В Италии, т.е. в известной мне, есть несколько замечательных городов, с
замечательными памятниками, но живописной природы нет. К тому же тормоз
для меня палач всех красот природы. И в Тироле он в глазах моих все портил, а
Апеннины только что раздражают нервы, а поэзии нет: Италия прекрасный
музей, а не прекрасная земля.
30-е. В 4 часа выехали в Рим.
***
11 февраля 1835. Зажег сигарку огнем Везувия в 12 часов утра.
Апрель 10. Выехал из Рима в 5 часов за полдень. Как мог я решиться
ехать один; я, в котором нет ни твердости, ни бодрости, ни покорности.
Переваливаю мысли свои как камни с одной на другую...
11-е. Погода совершенно осенняя: холод, пасмурно. В сердце хуже осени.
Судороги тоски. Что-то чинят в коляске.
12-е. Приехал во Флоренцию в 9 часов утра. Отпевание Скарятина.
Выезжаю в 9 часов вечера.
13-е. Всю ночь проспал в коляске. Проспал кривую башню Пизы. Город,
кажется, прекрасный.
14-е. Приехал в Геную в полдень. Гейдекен, Закревская, Соболевские.
Дом на высоте. Гулянье. Золотая гостиная. Собор. Таможня. Лавки. Зала дожей.
15-е. Выехал из Генуи в 3 часа после завтрака. Всю ночь дождь
проливной.
16-е. Приехал в Турин в 11-м часу утра. Обедал у Обрескова. Дождь
целый день.
17-е. Познакомился с Сильвио Пеллико. Выехали из Турина в 10 часов
вечера.
18-е. Приехал в Милан в час перед обедом. Все дождь ночью и днем. В
письме к жене описываю, что делал.
19-е. Был у Манзони. Выехал из Милана в 5 часов после обеда.
20-е. В 12 часов приехал в Верону. Еду очень тихо. Все дождь. Озеро
Guardo.
21-е. Ночью и днем ничего не видал. От дождя сидел закупоренный в
коляске.
22-е. Обедал в Клагенфурте. Край очень живописный. Дождь оставил
меня на границе Италии, а солнце встретило в Германии.
24-е. В 9-м часу утра приехал в Вену. Сдал депеши Горчакову и поехал в
трактир Zum Romischen Kaiser. После обеда, в Пратере, в 5 часов, весь город в
колясках и верхом, весь Эстеразитет и вся Лихтенштейшина. Общество,
которое ежедневно собирается в один час и в одно место, должно быть пустое
общество. Красавица Huniady, венгерка, - еще красавицы венгерки. Странный
вид гулянья в траурных платьях и траурных ливреях.
Разница между итальянскими почтарями и немецкими. Те, и не
дожидаясь ваших замечаний, указывают вам с восторгом на красоты земли:
bellissima cosa и пр. Сегодня, сидя на козлах, говорил я почтарю: Das ist ein
schoenes Land (Красивые места). - Ja, es passirt (Ничего, сойдет), - отвечал он.
25-е. Был на скачке с Киселевой. Дождь; почти никого не было. Обедал у
Татищева. Его за столом не было. Болен. Скороходы за столом. Сказывают,
первый дом в Вене. Опера L'elisir d'amour. Хороша.
26-е. Был у Разумовской и Разумовского. Приятный старик. Прекрасный
дом. Был на выставке цветов. Обедал у Татищева. Опера "Норма". Был в 7 часов
с Килем в синагоге. Хорошая ротонда. Род протестантизма еврейского. Мало
жидовских платьев и первобытных лиц. Прекрасно поют. Интересно слышать
псалмы Давида, петые стройными голосами на природном их языке. Все в
шляпах.
27-е. Был в Шенбруне. Прекрасный сад. Зверинец опустел. Видел "одно
из могуществ Вены", но не Меттерниха, а слониху. Обедал у Киселевой.
Таскался с обеими сестрами по лавкам; пил чай у Ольги Нарышкиной. Выехал
из Вены в 1-м часу.
28-е. Выехал не в добрый час. Лошади стали на дороге. Все шоссе
завалено каменьями, которые проезжающие должны разжевать.
29-е. Приехали утром в 12-м часу в Czaslau. Коляску чинят уже во второй
раз из Вены. Еду хуже прежнего, хотя беру третью лошадь.
Здесь все пахнет Русью и корешками Шишкова. Я понимаю их язык, а
они меня не понимают. Вообще русский слух смышленее прочих. Если
мало-мальски не выговаривать, как иностранцы привыкли выговаривать свои
слова, они уже вас не разумеют. А русский мужик поймет всегда
исковерканный русский язык всякого шмерца.
И природа здесь сбивается на русскую - плоская. Небо молочное, цвета
снятого молока. Женский убор - платок, повязанный на голове, также русский.
Одна почта не русская, а архинемецкая. Язык - смесь польского и русского.
Читал в коляске переписку г-жи Кампан с Гортензией. Полюбил и ту и другую.
30-е. Вчера обедал, или ужинал, в Праге около полночи. Следовательно,
Праги не видел. Граф Андрей Кириллович Разумовский говорил мне в Вене, что
она походит на Москву. Не догадываюсь чем. Дома высокие, улицы узкие, река
широкая. Вот все, что я видел.
Старался узнать что-нибудь о старых Бурбонах, но ничего не узнал,
кроме того, что Карл X мало выходил из дома.
Май 1. Утром в 4 часа дотащился до Дрездена. Коляска опять ломалась,
какой-то винт все не держался. Обедал в Теплицах. Кульм, два памятника:
прусский и австрийский. Последний - колоссальный и одному человеку,
другой - всем падшим братьям и мелок. Природа, приближаясь к границе,
несколько оживляется.
2-е. Вчера провел деятельный день. В письме к жене (через Меркелова)
описываю его. Выехал из Дрездена в 9-м часу утра. Прусская почта поспешная.
Что-то военное русское во всем. И береза встречается. И, подъезжая к Берлину,
вспоминаешь петергофскую дорогу.
3-е. Приехал в Берлин в 9-м часу утра. И тут часа три лишних проехал.
Потсдам не мог осмотреть. Ай, ай, месяц май тепел да холоден! И в этом
союзная держава. Ночью продрог и, приехав в Берлин, велел тотчас затопить
род русской печи. Hotel de St.-Petersbourg.
Май 4. Вчера обедал у Рибопьера. Был на маленькой выставке картин.
Картины Крюгера: император, два великих князя, Паскевич, Волконский,
Бенкендорф, Чернышев. Был у Крюгера и в его студии. Все петербургские лица.
Ездил по городу. Красив. Сбивается на Петербург. Магазин Гропиуса славится
игрушками и китайскими вещами. В Итальянской опере Serai rarnide был король
и жена его. После 1-го акта поехали они во французский спектакль. Пил чай у
Озеровых и выехал из Берлина за полночь. Заезжал к Гумбольдту, но не застал.
Кноринг. Долгорукие.
5-е. Приехал в Любек в полдень. Парохода еще нет.
6-е. Ожидаем пароход, но нет еще ни слуху, ни духу. Остановился в Hotel
du Nord, тут же, где и прошлого года.
Любек город недоступный, со всех сторон окруженный непроездностью
датских дорог. От Бойценбурга до Любека 8 миль, около 12-ти часов езды. Все
образцы русских дурных дорог проселочных. Князь Андрей Горчаков, Гурьевы
едут со мной на пароходе.
7-е, 8-е и 9-е. Ждем парохода.
Две пилы: одна пилит медленно, но безостановочно. Другая зазубрилась.
10-е. Пароход пришел.
12-е. Отправляемся из Любека в 8 часов утра.
Книжка 11. (1838-1860)
Брайтон, 24/12 сентября 1838
Сегодня купался в море в четырнадцатый раз. Начал я свои купания в
понедельник 10-го. Одно купание прогулял поездкой в Портсмут. Черт
любосмотрения дернул меня. Впрочем, меня на пароходе много рвало. Может
быть, это тоже к здоровью.
На другой день приезда моего, то есть 10-го, пошел я было купаться в
море, но здесь купаются только до часа пополудни, а было уже около двух.
Пошел я в крытое купание на берегу. Большой бассейн, род маленького пруда с
проточной морской водой и фонтаном в середине.
Волн здесь мало. Вчера море было бешеное, и не бешеная собака, а
бешеный лев, рьяный, пена у пасти, кудрявая грива так и вьется, и дыбом стоит,
хлещет в бока, что любо. Как наскочит, так и повалит. Я был на привязи.
Вообще купания не очень хорошо устроены. В Диппе, сказывают, лучше,
и более прилива волн. Кажется, купания мне по нутру. По крайней мере не
зябну после.
Выехали мы из Парижа с Тургеневым в среду 5-го в дилижансе, на
другой день приехали утром в Boulogne-surmer. Море показалось мне что-то
французское, т.е. грязное, но заведение для купальщиков хорошо. Наводнение
англичан. Вечером были в театре, давали оперу "Le domino noir" ("Черное
домино"). Порядочно. Торопыгин-Тургенев не дал досмотреть. Пароход
отправился в полночь, а он уже в десятом взгомонился. Более часа ждали в
трактире.
Сели на пароход "Wagner". Поэтическое излияние, жертвоприношение
морю: рвота. Из каюты бросился я на палубу, и пролежал там свиньей до утра.
Морем идешь часа три или четыре, а там вплываешь в Темзу.
В Лондоне пробыл я около двух суток и выехал сюда в дилижансе, в
воскресенье 9-го, в 11 часов утра. К обеду, т.е. к шестому часу, был здесь.
Ехав в Worthing, сидел я в карете со старичком, который, узнав, что я
русский, спросил меня: правда ли, что ваша великая княжна выходит замуж за
наследного принца Ганноверского. Я отвечал, что ничего об этом не слыхал.
Разговорились мы тут несколько о принце, которого вообще хвалят.
Англичанин напал на отца, и сказав, что если королева английская умрет
бездетная, то он наследует престол, прибавил к тому спокойно с ребяческим и
глуповатым голосом или напевом, которым обыкновенно англичане говорят
по-французски: Oh! Alors ou lui cjupera tres joliment le cou (О, тогда ему очень
мило отрубят голову); и тут же мой головорез заснул и продремал всю дорогу.
Это характеристическая черта: подобный разговор при первой встрече с
незнакомым!
Старый доктор, которого я здесь встретил, сказывал мне, что Бульвер в
романе своем Paul Clifford вывел ("Пол Клиффорд") короля и министров его, в
лице какого-то дворянина, который держит притон разбойников.
Сентябрь 25. 15-е купание. Море было довольно прозаическое и
студеное. Вчера приехал Тургенев. Он отдумал ехать в Ирландию, убоясь моря
и рвоты, а в Шотландию - потому, что некому писать оттуда. Брат лучше его
знает все, что будет он ему описывать, а меня в России нет (historique - что
достойно истории).
На днях узнал я, что здесь леди Морган, и вчера отправился я к ней.
Нашел старушку маленького роста, нарумяненную, род Зайончековой и
Мохроновской без горба, но кривобокая. Она меня приняла очень приветливо и,
кажется, довольна моим поклонением. Дивилась, что имя и сочинения ее
известны в России, вопреки Священному Союзу.
Речь о мнимой нашей завоевательной страсти и о видах наших на
Восток. Спрашивала: есть ли надежда, что участь поляков будет облегчена? Вот
два бельма, которые на глазах Европы, когда она смотрит на нас. Одно легко
снять, другое труднее. Что тут отвечать?
Много расспрашивала о русских женщинах и образованности их.
Говорила, что все русские, которых она знала, очень утонченные. Извинилась,
что, сама кочуя в Брайтоне, не может оказать мне гостеприимства, но тотчас
предложила мне представить меня вечером Горацию Смиту (Horace Smith),
автору романов (которого пригоженькую дочь заметил я в концерте Рубини), и
после обеда получил я карточку Horace Smith с семейством и с надписью
карандашом: at home, monday evening (y себя) - обыкновенное английское
приглашение.
Жозефина Кларк, племянница леди Морган, милая, с выразительными
черными глазами, показала мне работы своей эскизы с портретами, на память
писанными, гуляющих на пристани посетителей концерта, и я узнал многие
лица, здесь мне встречавшиеся.
Муж леди Морган - также писатель. Он обогащал учеными нотами
сочинения жены своей.
У Horace Smith вечером видел я первый образец английского салона.
Ничего особенного не заметил. Он также принял меня очень приветливо. Жена
и две дочери; старшая не хороша, но умное лицо и, сказывают, умна, к тому же
певица, хотя и по-итальянски, но несколько на английский лад. Dandy a la jeune
France (денди на манер молодой Франции), с усами и локонами, внешность
приказчика из лавки, пел дуэты с дочерью весьма по-английски a la muttonchop,
то есть бараньим голосом. Брат хозяина, довольно замечательное английское
лицо, тоже певец, пел водевили своего сочинения и морил со смеху слушателей.
Собрание синих чулков. Miss Porter, сочинительница романов, длинная,
сухая, старая англичанка, с которой через переводчицу говорил я о племяннице
ее, одета вся в черном с головы до ног. Другая леди тоже романистка, к которой
еду сегодня вечером, но имени не знаю, а о романах не слыхал. Леди Морган
заботливо меня всем представляла и ухаживала за мною. Как ни говори, а
хорошее дело грамота. Это род франкмасонства.
Досадно, что поздно узнал о пребывании в Брайтоне музы Ирландии, как
можно назвать ее за сочинения об Италии и Франции, где она либеральничает
во всю мочь. Вместо двух недель одиночества, в котором я был здесь погребен
заживо, был бы я давно в каких-нибудь отношениях, хотя литературных. Miss
Clarke пела: прелестный контральто, ученица Рубини и большая музыкантша.
Леди Морган давно не пишет за слабостью глаз. Вечерний наряд ее был с
большими претензиями: двойная порция румян, ток с перьями, платье с
довольно длинным хвостом и маленькие китайцы с довольно большими
морщинами предстали перед взорами почтенной публики. Леди Морган
говорила мне, что она, т.е. ирландцы, очень довольна нынешним министерством
и своим вице-королем.
Сентябрь 22. Слышал я в первый раз Рубини. Он приезжал сюда давать
концерт с певицей Persiani, бывшей Такинарди, и виолончелистом Emiliani,
который, сказывают, побочный сын Наполеона. В голосе Рубини что-то теплое
и мягкое, сладостно льется в душу. С большим чувством пропел он из "Don
Giovanni" Моцарта и арию из "Пирата". Emiliani - смычок не наполеоновский,
а, напротив, плачущий. Отменная чистота и выразительность. Голос Персиани
хорош, но не ворочает душу.
Подобно англичанам, плавающим по Рейну, уткнув нос в карту, многие
англичанки слушали пение, уткнув нос в libretto, т.е. в английский перевод
прозой арий. Но зала полна и концерт был надвое помножен, потому что все
места Рубини были, по требованию публики, повторены. M-lle Ostergaard
(ученица Rubini) - белобрысая, кажется, датчанка. Пение северное, но
довольно чистое и свежее. Леди Морган говорит, что страсть к музыке
переживет все другие страсти, и что она одно наслаждение, которое не
отзывается после горечью. Вообще, англичане по крайней мере прикидываются
большими меломанами, но гортани и уши их приготовлены ли на то природой,
это дело другое.
Сентябрь 26. 16-е купание. Тоже проза. Вчера гуляние и полковая
музыка на пристани. Мало народа. Дождь.
Вечер у сине-чулочной незнакомки lady Sterney. Имя узнал, но о романе
еще ничуть. Важный водевилист опять пел свои забавные куплеты. Милая
племянница. С теткой попал я в промах, спросил о Пюклер. В том томе,
который у меня, в 3-м, он хорошо отзывается о ней, но в следующем, видно, не
так, и не щадит даже племянницы, которая была тогда ребенок. Леди Морган
говорила о неблагодарности его к ней и что ему невозможно, после книги его,
возвратиться в Англию.
Тут был какой-то отставной английский Тальма - кажется Yung; Квинт
доктор гомеопат. В Лондоне называют тиграми молодых фрачных усачей.
Племянница говорила мне, что львом последнего сезона был магнетизер.
27-е. 17-е купание с маленьким дождем. Тургенев, не имея кому писать,
поехал в Лондон за письмами, которые никто ему не пишет.
Вот отличный сюжет для комедии. Вчера видел я леди Морган и,
разумеется, племянницу в Royal Pavilion. Я имел билет от обер-камергера лорда
Conyngham, присланный мне Бенкгаузеном. Этот дворец построен
принцем-регентом, который особенно любил Брайтон и превратил в несколько
лет рыбачье селение в великолепный уголок Лондона. Здание наружностью
своей и куполами имеет что-то Василия Блаженного в Москве. Внутри он в
китайском вкусе, или, лучше сказать, безвкусен, стоил несметные суммы и не
отвечал ни итогу, ни ожиданию. Впрочем, дворец теперь в расстройстве.
Многие комнаты снова переправляют, и мебель вынесена.
Вечером, при свечах, вид должен быть довольно красив и оригинален, а
днем он очень темен, потому что по большей части освещается сверху
раскрашенными стеклами. Лучшая комната Music Room, обитая красными
обоями с золотыми фигурами и узорами. В столовой стол на 90 человек,
замечательный тем, что, вероятно, не раз принц-регент лежал под ним. Кухня
великолепная, или кухни, потому что на каждый сервиз, на холодное, на
горячее, на дичь, на пирожное и пр. особенное отделение. Батареи медной
посуды свидетельствуют о победах. Погреба мы видеть не могли, хотя,
вероятно, он не уступает кухне, и принц-регент выразился в нем с особенным
могуществом и любовью. Вообще впечатление дворца то же, что цибика
огромного размера. Из китайских художественных предметов примечательны:
китайские суда из кости.
Леди Морган рассказала мне, что кто-то вывез из Китая четыре картинки,
которые валялись у него в небрежении. Понадобилось ему перекрасить свой
дом, и маляр, призванный им, увидел эти китайские картинки, вызвался
перекрасить дом, если их ему уступят. Хозяин с радостью на то согласился, но
узнал после, к сожалению своему, что эти картинки проданы были в Royal
Pavillon за тысячу фунтов стерлингов, если не более.
Жилые покои, спальни, кабинеты тесны и низки. Нынешняя королева не
любит Брайтона. Принц-регент не только создал Брайтон, но и развратил его, и
разврат пережил его. Конюшня, циркулем построенная, очень хороша. Сад
порядочный, особенно для Брайтона лысого, то есть бездревесного. "В центре
стоит большой собор, напоминающий Московский Кремль", сказано в
описании. И это довольно странная мысль сочетать кремлевский стиль с
китайским стилем.
German Spa. Заведение искусственных вод. Зала порядочная, но сад
очень тесен. Англичане уморительны со своими иностранными
наименованиями. У них все минеральные воды Спа, как у нашего провинциала
все русские послы и посланники Поццо-ди-Борги...
Леди Морган пишет теперь книгу "Женщина и ее господин".
Философское сочинение с примесью юмора, сказала она, "так как женщина не
должна быть педантичной в своих сочинениях". Она хочет показать
несправедливость лишения всех прав гражданских, на которые осуждены
женщины, особенно в Англии. Я обещал выслать записку о некоторых
узаконениях русских касательно женского пола и известие о наших женских
знаменитостях. Она говорит с большим уважением о Екатерине и предпочитает
ее Петру, par trop barbare (слишком большому варвару), особенно к сыну. Я
оправдывал Петра, разумеется, не унижая Екатерины, левой руки его, то есть
необходимой союзницы и пополнения правой.
28-е. 18-е купание. Вода холодна, но день красный. Меня иногда берет
раздумье, хорошо ли купание для глаз?
Вчера утром был у Mistress Perry слушать племянницу и у Miss Porter,
которая обещала мне письмо к сестре лорда Байрона. Вечером у Mistress Perry.
Живая малютка, свободно говорит по-французски. Муж ее адвокат. Хорошо,
сказывают, живут в Лондоне. Тут был и издатель журнала Examiner, лучшее
журнальное и полемико-политическое перо. Он за министерство, но впереди.
С актером Young говорил о театре, о Тальме. По его мнению,
французский театр падает, а английский упал. Декоратор - вот главный оратор.
Он коротко знал Тальму и уважал в нем артиста и человека, скромность его.
С Sir Charles Morgan говорили мы об О'Коннеле. Он признает его
добросовестным, хоть и честолюбивым. Недавно отказался он от выгодного
судейского места в Ирландии, а сам в деньгах всегда нуждается. Однажды на
митинге старуха, заслушавшись красноречия его, воскликнула: вот бы тебе быть
нашим королем! Президентом, хотела ты сказать, добрая старушка, прервал
О'Коннель. Он искренно поддерживает министерство, но должен всегда быть
впереди того, что в пользу Ирландии делается, чтобы пугать народом тори,
сохранить свою власть ажитаторства и дать министерству остыть в деле
ирландском. Меньшая дочь Horace Smith - прелесть, но всего лучше - пение
племянницы.
Сегодня первый мой урок английского языка. Хотя мой язык и без
костей, но не переломать его на английский лад. Надобно уметь свистеть или
петь. Сперва выучишься нанизывать бусы языком, а там уже английские слова.
Да и вовремя начал я, за неделю до отъезда, а вот уже три недели, что я здесь
праздно шатаюсь. Хорош мой титулярный советник, да и сам я по себе
порядочный коллежский регистратор.
Приятельница Miss Porter, Mistress Morgan (не родня леди), просила меня
написать ей какие-нибудь русские стихи для альбома. Я написал ей куплет к
морю, который годится для английского альбома.
Доктор Jones звал меня: провести у него ночь с одной очень красивой
особой, хорошо играющей на рояле... Здесь на вечер зовут обедать, а на ночь
значит на вечер.
30-е. Вчера и сегодня 19-е и 20-е купание. Вчера ездили мы с Леонтьевой
в Arundel Castle, собственность дюка of Norfolk, милей 20 от Брайтона.
Позавтракали очень хорошо на половине дороги в Worthing y моих приятельниц
Parson (Parson's hotel), которые дали мне письмо в Arandel Castle к содержателю
гостиницы, для доступа нас в замок. Это первый английский замок, который я
вижу, и хорошо, что не лучший, хоть и он замечательный и древний, по крайней
мере есть остатки древности, но вообще он заново переделан. Двор и фасад
строения на дворе прекрасны. В стенах много каменной резьбы замечательной.
Baronial Hall, обыкновенный театр многих сцен романов Вальтер Скотта,
с расписанными стеклами (но современными), с большим камином, дал мне
топографическое понятие о пиршествах старых баронов. Библиотека, или the
library, по числу книг очень бедная, но шкафами своими очень великолепна из
цельного магонского дерева (Пюклер Мюскау говорит, что из кедрового дерева)
и вообще вся деревянная отделка резная. Колонны, начиная от потолка до пола,
удивительной работы и красивости. В других покоях также много хорошей
отделки деревом, но мебель довольно обыкновенная. Жилых покоев мы не
видели, потому что в них живет теперь невестка герцога Норфолкского, жена
единственного сына ее Surrey. Несколько замечательных семейных картин
работы Lebrun, Angelica Kaufman, Holbein, Vandycke.
Вид из некоторых окон обширный: море зелени, усеянное группами
деревьев как островами. Башня с жильцами. Пюклер говорил о старейшине их,
который лаял как собака, но мы его в живых уже не застали. С башни, как и
всегда, уверяют, что во всякую погоду видишь за тридевять земель тридесятое
царство... и собор of Chichester и остров Wight; но мы ничего этого не видали.
Сад, оранжерея. Особенного ничего нет. Ежегодно созревают 500 ананасов, и по
образцам, виденным нами, большой величины.
Парк обширен, но мы не углублялись в него. Впрочем, Пюклер о нем
мало говорит, а если было бы что описывать, то, несмотря на дождь, который
так лил на него, он все не избавил бы читателей от прогулки. Да и указатели
письменные и словесные, хотя англичане великие краснобаи и самохвалы, не
соблазнили нас парком. Вероятно, не содержится он в требуемой
щеголеватости. Есть башня, с которой можно обнять весь парк, но она была уже
заперта, и ключник уже кончил свой день; а в Англии все на часы рассрочено, и
не в известное время ничего не делается. Охотники проехали по парку и стадо
оленей проскакало мимо нас по зеленому лугу и спустилось по склону горы в
глубокий овраг.
Новейшая часть замка, построенная отцом нынешнего дюка, стоила,
сказывают, 800000 фунтов стерлингов. И как подумаешь, что это не из лучших
замков, и что по всей Англии их может быть сколько? Несколько сотен, что ли?
То изумляешься богатству этой земли. Да прибавьте еще к наличному итогу
присутствие нескольких столетий, которые более или менее сохранились в
камнях, деревьях, и эту вековую собственность, эту наследственную земельную
собственность, которая не менее важна, чем наследственность династии; и
нельзя не сказать, что Англия царственная земля и первая держава в Европе.
Богатство, устройство германское имеет также свою цену, но все это
мещанское, мещанская трагедия в сравнении с греческой царской трагедией.
Возвратились мы к десяти часам. Сели обедать и выпили шампанского за
здоровье присутствующей и отсутствующих племянниц. Мой морганический
союз рушился. Леди Морган и племянница уехали третьего дня в Лондон.
Племянница поет Вот мчится тройка удалая и очень порядочно выговаривает,
только сгрустнулось затрудняет ее. Я обещал прислать ей музыку
Вьельгорского на эти слова.
Мне иногда хочется порядочно заняться английским языком, но потом,
как обдумаешь, что говорят ли по-английски на том свете, да разочтешь, что я
ближе к тому свету, нежели к здешнему, то печально откажешься от труда
безнадежного...
В самый тот день, когда Рубини давал свой концерт, радикал Feargus
O'Connor давал здесь свой meeting для предложения всеобщего избирательного
права, - и я, недостойный, пошел слушать Рубини. А есть еще люди, которые
считают меня либералом.
1-го октября. 21-е купание. Все спит, и ветры, и Нептун. Вчера ездили
мы верхом милей за шесть Devil's Dykce (Дьявольская плотина). Возвышение, с
которого видны в ясную погоду со стороны моря остров Wight, a с другой -
Виндзор, но по причине Альбионского тумана мы ничего не видали. Под горой
большая лощина. Земля, разбитая на четвероугольники, зеленеющиеся или
чернеющиеся и обставленные живой оградой. В таком виде представляются
почти все английские равнины. Солнце было как в дыму, род парной
испаряющейся репы.
Сегодня второе английское языколомание. Читал главу из Спектатора о
шутках вигов и тори и о барыне Rosalinda, a famous whig partizan, которая
имела, a very beautiful mole on the tory (правой стороне) part of her forehead, так
что часто ошибались и полагали, что она изменила интересам вигов. Мой
учитель, который знает, верно, наизусть своего Адиссона, не менее того смеялся
сызнова этим шуткам.
2-го. Как родятся Рафаэлями, Ньютонами, Паганини, особенно Паганини,
так должно родиться со способностью произнести английский th и другие
несовместимые буквы.
3-го. Третьего дня вечер у Stephens, английский вечер: камин, чай,
безразговорность и смотрение альбомов и карикатур 
| |
| Просмотров: 610 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры