| Главная » Книги |
Вяземский Петр Андреевич - Старая записная книжка. Часть 2, Страница 13
Вяземский Петр Андреевич - Старая записная книжка. Часть 2 Сравните, из каких стихий образовалась жизнь и поэзия того и другого, и
тогда конец их покажется натуральным последствием и заключением. Карамзин
и Жуковский: в последнем отразилась жизнь первого, равно как в Лермонтове
отразился Пушкин. Это может подать повод ко многим размышлениям.
Я говорю, что в нашу поэзию стреляют удачнее, чем в Луи-Филиппа. Вот
второй раз, что не дают промаха.
По случаю дуэли Лермонтова князь А.Н. Голицын рассказывал мне, что
при Екатерине была дуэль между князем Голицыным и Шепелевым. Голицын
был убит и не совсем правильно, по крайней мере, так в городе говорили, и
обвиняли Шепелева. Говорили также, что Потемкин не любил Голицына и
принимал какое-то участие в этом поединке. Князь Александр Николаевич
видел написанную по этому случаю записку Екатерины. Она, между прочим,
говорила, что поединок, хотя и преступление, не может быть судим
обыкновенными уголовными законами: тут нужно не одно правосудие, но
правота; что во Франции поединок судится трибуналом фельдмаршалов, но что
у нас и фельдмаршалов мало, и этот трибунал был бы неудобен, а можно бы
поручить Георгиевской думе, то есть выбранным из нее членам, рассмотрение и
суждение поединков. Она поручала Потемкину обдумать эту мысль и дать ей
созреть.
***
Наша литературная бедность объясняется тем, что наши умные и
образованные люди вообще не грамотны, а наши грамотные вообще не умны и
не образованы.
***
Мороз (ныне сенатор) был в старину при князе Лопухине и при княгине.
Растопчин говорил, что ей всегда холодно, потому что Мороз дерет ей по коже.
О Морозе есть стихи Неелова.
***
Меншиков говорит о сыне Канкрина: "Это телячья голова,
приготовленная a la финансист".
***
Когда весь город был занят болезнью графа Канкрина, герцог
Лейхтенбергский, встретившись с Меншиковым, спросил его: "Какие новости
сегодня болезни Канкрина?" - "Плохие, - отвечал он, - ему лучше".
Забавная шутка, но не шуточное свидетельство о единомыслии нашего
министерства.
***
Письмо Жуковского к императрице, сообщенное мне ее величеством
через Смирнову:
7/19 августа 1841, Дюссельдорф
"Всемилостивейшая Государыня! При отъезде моем из Петербурга, когда
я имел счастье проститься с вашим императорским величеством, Вам угодно
было позволить мне написать Вам о том, что будет со мной; но Вы тогда же
приказали, чтобы я написал не иначе, как по прошествии некоторого времени,
дабы мне можно было говорить с Вами о новой жизни своей не сгоряча, а
познакомившись с нею коротко и осмотревшись около себя без всякого
предубеждения.
Вот уже более двух месяцев, как я женат, я знаю коротко судьбу свою и
теперь с большим убеждением, нежели в первые минуты, благодарю Бога,
который ее Сам, без моего ведома, для меня устроил и мне даровал без моего
ожидания и искания. Не могу придумать ничего, что бы я теперь пожелал
прибавить к моему смиренному, ясному счастью: оно полное. И мне особенно
радостно сказать это вашему величеству, ибо никто лучше вас не знает цены
такого блага, а мое, сверх того, есть ваше создание.
Теперь из семейного моего приюта, которого покоем и верностью обязан
благотворительности тех, коим лучшее время жизни моей посвящено было с
любовью, смотрю с благодарностью на мое прошедшее и с особенным чувством
вспоминаю те светлые дни, в которые Вы были ко мне так милостивы. Вы мой
идеал доброты, прелести и величия. Этот идеал, старый любимый друг души,
никогда не покинет меня и будет добрым гением моей домашней жизни.
Не стану обременять внимание вашего величества подробным описанием
того, что со мной было в последнее время: если эти обстоятельства для вас
любопытны, то они все описаны в письме моем к государю Наследнику. Но для
меня необходимо сообщить Вам, Всемилостивейшая государыня, продолжение
того письма, которое Вам угодно было прочитать в Петербурге. Необходимо
потому, что оно познакомит Вас с тем добрым созданием, которое Бог теперь
соединил со мной. Из него увидите, какого рода счастье мне теперь в удел
досталось.
Вместе с этим письмом вверяю и ее, мою добрую жену, Вам, как моему
Провидению. Уверяю Вас, что вера в вашу к ней милость есть одно из
необходимых благ, входящих в состав моего семейного счастья. Но это счастье
будет весьма просто. Что ожидает меня впереди, не знаю. - Будет, что угодно
Богу. Моя же цель состоит теперь в том, чтобы обратить все свое внимание, все
свои желания единственно на то, что здесь одно на потребу, а для достижения к
этой цели имею в жене своей надежного помощника. Ее простая, неиспорченная
душа, хотя и не богата знаниями, исполнена высокого просвещения. И дай Бог,
чтобы, в остающиеся мне годы, я при этом главном мог совершить что-нибудь и
такое, что и после меня осталось бы добрым обо мне воспоминанием.
Оканчиваю письмо мое повторением моей глубочайшей благодарности
перед Вами, Всемилостивейшая государыня, за все благотворения, коими так
щедро Вы осыпали меня в прошедшем. Одним из главных, или главнейшим из
сих благотворении почитаю возможность, которую Вы даровали мне знать
близко вашу высокую душу. Это знание всегда было и навсегда останется моим
любезным сокровищем.
Сохрани Бог Вас, государыня, и все милое Царское семейство в
неизменном счастье, на редкость и благоденствие нашего общего отечества.
Вашего императорского величества
верноподданный В. Жуковский".
Было еще письмо к Цесаревичу, большое, с подробным описанием
брачного обряда и поездки. Душа Жуковского и неловкость его видны в нем
насквозь. Тонкая бумага так сквозит и так мягка, что чернила расплылись по ней
и я с трудом мог все разобрать, а Цесаревичу будет еще труднее. В этом письме
выписаны Жуковским несколько строк из письма к нему Цесаревича, в коем он
говорит, что "в день, назначенный для его свадьбы, он много думал о нем и
молился за него, желая ему семейного счастья, которое он теперь ценить может,
с ангелом моим Марией".
***
Для некоторых любить отечество значит: дорожить и гордиться
Карамзиным, Жуковским, Пушкиным и тому подобным. Для других любить
отечество значит: любить и держаться Бенкендорфа, Чернышева, Клейнмихеля
и прочих и прочего.
Будто тот не любит отечество, кто скорбит о худых мерах правительства,
а любит его тот, кто потворствует мыслью, совестью и действием всем
глупостям и противозаконностям людей, облеченных властью? Можно
требовать повиновения, но нельзя требовать согласия.
У нас самые простые понятия человеческие и гражданские не вошли еще
в законную силу и в общее употребление. Все это от невежества. Наши
государственные люди не злее и не порочнее, чем в других землях, но они
необразованнее.
***
Прения палаты депутатов во Франции не представляют никогда вида
генерального сражения между двумя воюющими силами, двумя мнениями. Нет,
это беспрерывные поединки частных личностей.
***
Александр Гурьев говорит, что указ об обязанных крестьянах возрождает
200 вопросов и не разрешает ни одного, что эта мера, по-видимому и по мнению
зачинщиков, - переходная мера, a между тем предписывает заключать условия
вечные, что указом земля признается неотъемлемой собственностью
помещиков, а между тем предписывается часть этой земли отдавать в вечный
наем крестьянам и потомству их.
***
Булгарин напечатал во 2-й части "Новоселья" 1834 года повесть
Приключение квартального надзирателя, которая кончается следующими
словами: "Это я заметил, служа в полиции". Фаддей Булгарин.
Вот славный эпиграф!
***
"Дворянам дозволяется также вступать в службы союзных держав и
выезжать в чужие края с узаконенными паспортами, но во всякое Российскому
Самодержавию нужное время, когда служба дворянства общему добру
потребна, всякий дворянин обязан, по первому позыву от Самодержавной
власти, не щадить ни труда, ни самой жизни для службы государственной".
"Дворянин свободен от всякого телесного наказания, как по суду, так и
во время содержания под стражей".
Выписано из Свода Законов издания 1842 г.
Этими статьями подтверждается дворянская грамота, данная Екатериной
II: Грамота на права, вольности и преимущества благородного Российского
дворянства на вечные времена и непоколебимо.
Эта вечность, эти права и вольности частью ниспровергнуты указом.
Остается только отменить 15 пункт дворянской грамоты: "телесное наказание
да не коснется благородного".
***
У нас запретительная система государствует не в одном тарифе, но и во
всем. Сущность почти каждого указа есть воспрещение чего-нибудь.
Разрешайте же, даруйте иногда хотя ничтожные права и малозначительные
выгоды, чтобы по губам чем-нибудь сладким помазать.
Дворянская грамота, дарованная Екатериной, не отяготительна, не
разорительна для Самодержавной власти, но и ее приняли как благодеяние, а вы
и этот медный грош обрезали. Власть должна быть сильна, но не досадлива.
***
Перовский делает какое-то новое положение о б....х. Оно, может быть,
хорошо и нужно для общественного здравия. Но кому будет поручен надзор за
ними и за исполнением установленных правил? Полицейским чиновникам...
Прежде чем писать уставы, приготовьте блюстителей и исполнителей
этих уставов, а то вы, как крестьянин Крылова, сажаете лисицу стеречь
курятник.
***
Изо всех наших государственных людей только разве двое имеют
несколько русскую фибру: Уваров и Блудов. Но, по несчастью, оба
бесхарактерны, слишком суетны и легкомысленны... Прочие не знают России,
не любят ее, то есть не имеют никаких с ней сочувствий. Лучшие из них имеют
патриотизм официальный, они любят свое министерство, свой департамент, в
котором для них заключается Россия - Россия мундирная, чиновническая,
административная.
Они похожи на сельского священника, который довольно рачительно,
благочинно совершал бы духовные обряды в церкви во время служения, но
потом не имел бы ничего общего с прихожанами своими; а сколько еще между
ними и таких священников, которые совершенно безграмотны и валяют обедню
с плеча.
***
Вся государственная процедура заключается у нас в двух приемах: в
рукоположении и рукоприкладстве. Власть положит руки на Ивана, на Петра и
говорит одному: ты будь министром внутренних дел, другому - ты будь
правитель таких-то областей, и Иван и Петр подписывают имена свои под
исходящими бумагами. Власть видит, что бумажная мельница в ходу, что
миллионы номеров вылетают из нее безостановочно, и остается в спокойном
убеждении, что она совершенно права перед Богом и людьми.
***
Одна моя надежда, одно мое утешение в уверении, что они увидят на том
свете, как они в здешнем были глупы, бестолковы, вредны, как они справедливо
и строго были оценены общим мнением, как они не возбуждали никакого
благородного сочувствия в народе, который с твердостью, с самоотвержением
сносил их как временное зло, ниспосланное Провидением в неисповедимой
своей воле. Надеяться, что они когда-нибудь образумятся и здесь, безрассудно,
да и не должно. Одна гроза могла бы их образумить. Гром не грянет, русский
человек не перекрестится.
И в политическом отношении должны мы верить бессмертию души и
второму пришествию для суда живых и мертвых. Иначе политическое отчаяние
овладело бы душой.
***
Как в литературной сфере Блудов рожден не производителем, а
критиком, так и в государственной он рожден для оппозиции. Тут был бы он на
месте и лицо замечательное. В рядах государственных делателей он ничтожен.
***
Список с подлинного собственноручного письма к графу Витгенштейну,
главнокомандующему 2-й армией.
15 декабря 1825 г. С.-Петербург
"Граф Петр Христианович!
Вам известна непоколебимая воля брата моего Константина Павловича,
исполняя которую, я вступил на его место.
Богу угодно было, чтобы я вступил на престол с пролитием крови моих
подданных; вы поймете, что во мне происходить должно и верно будете жалеть
обо мне. Что здесь было, есть то же, что и у вас готовилось и что, надеюсь, с
помощью Божией, вы верно помешали выполнить. С нетерпением жду от вас
известий на счет того, что г. Чернышев вам сообщил. Здесь открытия наши
весьма важны и все почти виновники в моих руках. Все подтвердилось по
смыслу тех сведений, которые мы и от г. Дибича получили.
Я в такой надежде на Бога, что сие зло истребится до своего основания.
Гвардия себя показала как достойно памяти ее покойного благодетеля.
Теперь Бог с нами, любезный граф; моя доверенность и уважение к вам
давно известны, и я их от искреннего сердца здесь повторяю.
Ваш искренний Николай".
В сем письме, между прочими ошибками, замечательна следующая: все
почти виновники, вместо: почти все виновники. И точно, в числе было немало
почти виновников. Гвардия себя показала etc. Да кто же, кроме части гвардии, и
начал возмущение?
***
Как трудно найти у нас людей, которые сознавали бы признаваемые ими
правила с последствиями, из них истекающими. Многие, например, осуждают
указы Карла X и оправдывают сопротивление народа, к коему служили они
поводом, а между тем предают анафеме июльскую революцию, воцарение
Филиппа и прочие последствия. Но разве эта революция не вся заключается, как
в полном зародыше, в этом сопротивлении?
Если Карл X уступил бы, отменил бы именные указы и признал бы
законным вооруженное вмешательство народа, - разве этим самым не
провозгласил бы правило народного суверенитета? Разве он, после своего
поражения и преклонения воли своей перед волей народа, мог бы удержать в
себе царское достоинство, целость прав своих и святость догмата
легитимности? Отречение его за себя и за преемника своего в мирное время, в
законное время могло бы быть действием свободным и обязательным для
народа; но тут не он уже был хозяин, или, по крайней мере, полный хозяин;
следовательно, не мог он располагать царством и будущим, когда и настоящее
уже не в его руках было. Все держится и все сцепляется между собой.
***
Иезуитский послушник Иван-Ксаверий Гагарин говорил Тургеневу в S.
Acheul (сент. 1844), что между прочими причинами, довершившими его
направление к Римской церкви, главнейшие: полемические и апологетические
сочинения преосвященного Филарета (Разговор испытующего и проч.) и книга
Андрея Муравьева Правда etc., на которую он написал замечания по ее
появлению, сообщенные Тургеневу еще в 1842 году, а потом про себя
подробное опровержение.
***
Прежде нежели делать ампутацию, должно промыслить оператора и
приготовить инструменты. Топором отрубишь ногу так, но вместе с тем и жизнь
отрубить недолго.
У нас хотят уничтожить рабство. Дело прекрасное, потому что рабство
язва, увечье; но где у вас врачи, где инструменты? Разве наша земская полиция,
наша внутренняя администрация готовы совершить искусно и благонадежно эту
великую и трудную операцию? В этом заключается вся важность вопроса.
***
Перед домом, который занимает Киселев, есть панорама Парижа. Кто-то
спросил Меншикова, что это за строение? Это панорама, отвечал он, в которой
Киселев показывает будущее благоденствие крестьян государственных
имуществ.
***
Когда Киселев отнял у Канкрина лесной институт и дачу, которую он для
себя устроил, Канкрин сказал, что это министерство не только имуществ, но и
преимуществ.
Вронченко рассказал мне, что Канкрин, говоря о нем в Париже с нашим
поверенным в делах, Киселевым, хвалил его способности, но прибавил: боюсь,
что он будет слишком любострастен к министрам.
Он хотел сказать: подобострастен.
***
Bressan хотел дать для своего бенефиса "Marion de Lorme", уже
пропущенную с некоторыми обрезками театральной цензурой и графом
Орловым. Волконский потребовал пьесу и показал ее государю. Она подана ему
была 14 декабря. Он попал на место, где говорится о виселицах, бросил книжку
на пол и запретил представление.
***
14 ноября 1845. Вчера я был у графини Канкриной при открытии
духовного завещания покойного графа. Из посторонних лиц были еще
приглашены П.И. Полетика и сенатор граф Кушелев-Безбородко. Завещание
написано в сентябре 1842 г. все собственноручно графом Канкрином по-русски.
Начинается оно тем, что всем состоянием своим обязан он милостям
государей, и особенно ныне царствующего императора, следовательно, все
благоприобретенное, и что может он располагать им по желанию своему.
Жене оставляет он дом, кажется, какую-то деревню и весь капитал свой;
все прочее ей же в пожизненное владение, но без отчуждения.
С чувством особенной любви и нежности говорит он о жене своей,
благодарит ее за попечения ее о нем, о воспитании детей, коим, к сожалению
своему, не мог он, по многотрудным своим государственным заботам, заняться
как желал бы того; извиняется перед нею, если по своему холодному или
суровому нраву (не помню с точностью выражения) не был он всегда
внимателен к ней, как бы следовало.
Говорит, в одном месте, о трудах, понесенных им для любезнейшей
нашей России, и о неприятностях, кои он испытал особенно в последнее время,
прибавляя: неприятелей имею, но их не заслужил.
Наличными деньгами, то есть билетами кредитных установлений,
оставил он менее пятисот тысяч рублей на ассигнации. Графине известны
были городские толки о бесчисленных миллионах, оставленных графом, - и
она пригласила нас именно с намерением, чтобы были свидетелями того, что по
духовному завещанию откроется, и для того, чтобы оправдать память мужа.
***
Киселев говорит о Вронченко: это Каратыгин нашей министерской
труппы. В прениях Совета и Комитета Министров он ужасно размахивает
руками, хватается за парик.
***
Блудов говорит о Перовском (Льве, министре внутренних дел): он всегда
зверь, но иногда - зверь злобный.
***
28 февраля 1846. Отпевание Полевого в церкви Николы Морского, а
похоронили на Волковом кладбище. Множество было народа; по-видимому, он
пользовался популярностью. Я не подходил к гробу, но мне говорили, что он
лежал в халате и с небритой бородой. Такова была его последняя воля.
Он оставил по себе жену, девять человек детей, около 60000 рублей
долга и ни гроша в доме. По докладу графа Орлова, пожалована семейству его
пенсия в 1000 рублей серебром. В литературном кругу - Одоевский, Сологуб и
многие другие - затевают также что-нибудь, чтобы придти в помощь
семейству его.
Я объявил, что охотно берусь содействовать всему, что будет служить
свидетельством участия, помощью, а не торжественным изъявлением народной
благодарности, которая должна быть разборчива в своих выборах. Полевой
заслуживает участия и уважения как человек, который трудился, имел
способности, - но как он писал и что он писал, это другой вопрос.
Вообще Полевой имел вредное влияние на литературу: из творений его,
вероятно, ни одно не переживет его, а пагубный пример его переживет, и,
вероятно, надолго. "Библиотека для Чтения", "Отечественные Записки"
издаются по образу и подобию его. Полевой у нас родоначальник литературных
наездников, каких-то кондотьери, низвергателей законных литературных
властей. Он из первых приучил публику смотреть равнодушно, а иногда и с
удовольствием, как кидают грязью в имена, освященные славой и общим
уважением, как, например, в имена Карамзина, Жуковского, Дмитриева,
Пушкина.
***
Я первый готов советовать правительству не обольщаться умом, не
думать, что каждый умный человек на все способен. Можно иметь много ума,
здраво рассуждать о людях и вещах и все-таки не быть годным занять такое или
другое место. Вольтер мог бы быть очень худым министром и даже директором
департамента.
Но с другой стороны, позволю себе заметить правительству, что не
следует пугаться ума, отрекаться от него, как от сатаны и всех дел его, и
поставить себе за правило, что глупость или, по крайней мере, пошлая
посредственность одна благонадежна, и вследствие сего растворить ей двери
настежь во все правительственные места.
Сенявин, товарищ министра внутренних дел, посажен в сенат.
***
Есть у нас какое-то правило, по коему не определят человека
губернатором в такую губернию, где он имеет поместье. Ребяческое
соображение. Если человек добросовестен и честен, то он не станет обижать
чужих в пользу своих. Если нет в нем чести и добросовестности, то не более и
не менее станет он кривить душой и наживаться на счет ближнего. Напротив,
есть более надежды, что дворянин, помещик той губернии, в которой он и
губернатор, захочет поддержать свою честь и сделать себе почетное имя
посреди природных своих сограждан.
В экономическом отношении также есть выгода. В своей губернии, при
пособиях деревни, губернатору жить дешевле и, следовательно, менее
побуждений к лихоимству. Губернатор-пролетарий входит в чуждую ему
губернию как в завоеванную землю. У него тут нет земляков и, следовательно,
некого совеститься и стыдиться. Выгонят его с места, он не останется в
губернии под судом и нареканием своих единоземцев и товарищей по
дворянству.
Правилу, тому подобному и еще более несообразному, следует
правительство и в другом отношении: оно неохотно определяет людей по их
склонности, сочувствиям и умственным способностям. Оно полагает, что и тут
человек не должен быть у себя, а все как-то пересажен, приставлен, привит
наперекор природе и образованию, например: никогда не назначили бы
Жуковского попечителем учебного округа, а суют на эти места Крафстрема,
Траскина; а если Жуковскому хорошенько бы поинтриговать и просить с
настойчивостью, то, вероятно, переименовали бы его в генерал-майоры и дали
бы ему бригаду, особенно в военное время.
***
Адмирал Рикорд говорил о смерти Полевого: лучше умерло бы двадцать
человек наших братьев генералов. Государь одним приказом мог бы пополнить
убывшие места, но назначения таких людей, как Полевой, делаются свыше.
***
В одно время с появлением статьи моей о подписке на сооружение
памятника Крылову вышла и статья Булгарина о Крылове, где он, между
прочим, меня ругал.
Рикорд, повстречавшись со мной на Невском проспекте, сказал мне:
"Благодарю вас, князь, за вашу прекрасную статью, славно написана, но спасибо
и Фаддею, мастер писать, славно написал".
***
Средняя цена, во что обходится на заводе (в Малороссийских губерниях)
приготовление ведра вина, есть 45 копеек серебром, таким образом, для
достижения существующей ныне нормальной цены вину, необходимо будет
предполагаемый акциз определить в 1 р. сер. По приблизительным сведениям
выкуривается ежегодно вина:
В Черниговской губернии 3 761 655
Полтавской 2 962 933
Харьковской 2 646 753
-------------------------
9371341
Ныне чистый государственный доход с трех губерний по винной части
составляет 1961002 рублей серебром. С возвышением цены на вино,
потребление, а с тем вместе и приготовление его должно уменьшиться,
допуская даже наполовину, то все-таки, при новом предложении, казенный
доход возвысится до 4685670.
Можно отдать этот акциз на откуп с уменьшением 15 процентов в виде
опыта на два года. Увеличить еще акцизный сбор с шинков, разделяя их по
удобствам местоположения на три разряда: с первых брать по 60, со вторых по
40, с третьих по 20 рублей серебром в год. Этой мерой без всяких насилий
уменьшится необходимое число мест раздробительной продажи, и,
следовательно, уменьшится в народе пьянство.
***
Записка о народном образовании и законодательстве в России. К
императору Александру от Лагарпа:
"Следует, чтобы русские, как правители, так и управляемые, избавились
бы от привычки скачков в управлении и научились бы познавать и ценить
медленный и ровный ход событий, неизменная важность которого обязывает
всех и ставит правительство перед счастливой невозможностью действовать
легкомысленно..." (А мы и доныне все делаем скачками! Петр Великий делал
скачки богатырские, а теперь делают детские скачки, то вперед, то назад, то в
сторону.) К этому есть выноска, где выставляется пример Пруссии: "Прусские
монархи не ограждены в своей власти, и однако они не осмеливаются прибегать
к произволу, и их подданные пользуются высшей степенью свободы..."
***
Граф Канкрин, во все свое с лишком двадцатилетнее министерство, не
отметил секретно, нужно, весьма нужно, сколько Вронченко отметил в месяц.
Все это вывеска большой мелкости.
Глядя на большую часть этих бумаг, спрашивается: для чего они нужны
и от кого они секретны? Может быть, еще секрет, когда бумага пишется от
лица к лицу непосредственно, собственноручно, но какой секрет в бумаге,
которая прошла через два или три канцелярские мытарства?
***
Василий Перовский, принимая морское ведомство, когда оно являлось к
нему, сказал: "Теперь, что казак управляет морской силой, можно надеяться, что
дела хорошо пойдут". Частные лица, даже сами действующие лица, по русскому
благоразумию и русской смышлености, сейчас схватывают смешную и лживую
сторону каждого неправильного положения, но власть лишена у нас этого
природного и народного чутья.
Разумеется, Меншиков был импровизированный моряк, но Меншиков по
специальности - универсальный человек, и что нашли морского в Перовском?
Разве неудачный поход его в Хиву на верблюдах, названных, кажется,
Шатобрианом, кораблями пустыни.
***
Le Peuple par Michelet. "Народ", сочинение Мишле.
Среди многих нелепостей, громких и пустых фраз, проявляются и
истины. Вообще довольно верно то, что он осуждает, но когда начнет
советовать, учить, преподавать, тут не только ум за разум, 
| |
| Просмотров: 527 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры