Дитмар Карл Фон - Поездки и пребывание в Камчатке в 1851-1855 гг.

   Карл фон Дитмар

  

   Дитмар, К. Поездки и пребывание в Камчатке в 1851-1855 гг.: Часть первая. Исторический отчет по путевым дневникам. - Петропавловск-Камчатский: Холдинговая компания "Новая книга", 2009.

   (Б-ка "Новой книги". Серия "Камчатка в описаниях путешественников").

   Текст труда Карла фон Дитмара печатается по изданию: Дитмар К. Поездки и пребывание в Камчатке в 1851-1855 гг.: Часть первая. Исторический отчет по путевым дневникам. - СПб., 1901.

   OCR Бычков М. Н.

  

   Содержание:

  

   От издательства

   Предисловие (К. ф. Дитмар)

   Отдел I

   Путешествие от Петербурга до Петропавловска (Камчатка).

  

   Отдел II

   Поездка по Камчатке осенью 1851 и зимою 1852 гг.

   1. Поездка к горячим ключам (Паратунским) в сентябре 1851 г.

   2. Объезд Авачинской губы в сентябре 1851 г.

   3. Поездка к Авачинской сопке в октябре 1851 г.

   4. Зимняя поездка в Нижнекамчатск в январе 1852 г.

   Прибавление. Пребывание в Петропавловске зимою 1851-1852 гг.

  

   Отдел III

   Путешествие вдоль восточного берега Камчатки от Петропавловска до Нижнекамчатска и возвращение обратно долиною реки Камчатки (летом 1852 г.)

   1. Путешествие в лодке от Петропавловска к устью реки Камчатки

   2. Обратное путешествие в Петропавловск через долину реки Камчатки

   Прибавление. Пребывание в Петропавловске зимою 1852-1853 гг.

  

   Отдел IV

   Поездки по Камчатке. Путешествие в Ижигинск и на полуостров Тайгонос летом 1853 г.

   1. Плавание от Петропавловска в Ижигинск

   2. Поездка по полуострову Тайгоносу

   3. Плавание из Ижигинска в Тигиль

   4. Поездки по западному берегу Камчатки

   Прибавление. Пребывание в Петропавловске зимою 1853-1854 гг.

  

   Отдел V

   Поездки по Камчатке летом 1854 г.

   1. Экскурсия на Авачинский залив и к реке Калахтырке

   2. Экскурсия к Паратунке и ее окрестностям

   3. Экскурсия на Авачинскую сопку, к Баккенингу и к вулканам восточного ряда

   Прибавление. Пребывание в Петропавловске зимой 1854-1855 гг.

  

   Отдел VI

   Морское путешествие от Камчатки до Амурского края и возвращение оттуда в С.-Петербург

   1. Плавание от Камчатки до Амурского края (залива Де-Кастри)

   2. Обратный путь из Николаевска вверх по р. Амуру и чрез Нерчинск и Иркутск в С.-Петербург

  

  

---

  

  

   Вследствие милостивого ходатайства Его Императорского Высочества Герцога Максимилиана Лейхтенберского мне было поручено осенью 1850 года отправиться в Камчатку для исследования ее в географическом и, преимущественно, геологическом отношениях.

   С этой целью я был причислен к тогдашнему военному губернатору Камчатки, капитану флота (позже адмиралу) Завойко, в качестве чиновника особых поручений по горной части.

   Особых научных инструкций для путешествия я не получил, но со стороны Восточно-Сибирской администрации мне было наистрожайше приказано обратить особенное внимание на нахождение металлов, каменного угля и других более ценных продуктов минерального царства.

   В означенном положении я провел пять лет (1851-1855) отчасти в Петропавловске и, главным образом, в разъездах по Камчатке и имел при этом возможность ближе ознакомиться с этой страной как вдоль по обоим побережьям, так и внутри ее. Вследствие сложившихся неблагоприятно обстоятельств осталась, к сожалению, не посещенной мною лишь самая южная оконечность полуострова, почему и на прилагаемой карте она лишена географических подробностей. Но зато по направлению к северу мои поездки простирались вплоть до обширной моховой тундры, пересекающей Срединный камчатский хребет и соединяющей полуостров с материком и тундрами по побережью Ледовитого океана. Так, мне даже удалось посетить доселе лишь мало известный полуостров Тайгонос, расположенный в самой Северной части Охотского моря.

   Лишь немногие данные из этих поездок опубликованы до настоящего времени, я разумею следующие статьи, помещенные мною в Известиях Императорской Академии Наук в С.-Петербурге (Bulletin phys.-math., T. XI, XIII, XIV, resp. Melanges phys. et chim., T. I, II et Mel. russes, T. III): "Ueber die Eismulden in ostlichen Sibirien" (1852), "Ein paar erläuternde Worte zur geognostischen Karte Kamtschatka's, mit einer Karte" (1855) и "Ueber die Korjaken und die ihnen sehr nahe verwandten Tschuktschen, mit einer ethnographischen Karte Kamtschatka" (1855).

   Стесненные обстоятельства принудили меня тотчас же по моему возвращению из путешествия (1856 г.) оставить начатые научные работы и всецело посвятить себя чуждой мне до того времени практической сельскохозяйственной деятельности. Среди глубокого одиночества деревенской жизни я чувствовал недостаток и в научных коллекциях, и в литературных источниках, а также в каком-либо побуждающем общении с представителями науки, вследствие чего я не мог и думать о дальнейшей обработке моих путевых материалов и сведений. Однако тщательно мной веденные и вполне сохранившиеся дневники постоянно напоминали мне о долге, все еще не выполненном по отношению к стране, которую я объездил, изучил и успел полюбить. К этому присоединялись воспоминания о друзьях, побуждавшие меня опубликовать хотя бы эти путевые дневники и заметки. Но главной причиной этого желания было то полное затишье в исследовании Камчатки, которое наступило за последние десятилетия.

   Около половины прошлого столетия (1740) Штеллер и Крашенинников объездили Камчатку и описали ее в обстоятельных трудах, которые хотя и устарели теперь, но в историческом и этнографическом отношениях имеют неоцененные достоинства. Ничего подобного никем не было сделано впоследствии. Лессепс (1787), Добелл (1812), Киттлитц (1826) совершали более или менее беглые поездки по одной какой-либо части страны. Эрман (1829), пройдя из Тигиля на другой берег, достиг долиной реки Камчатки Петропавловска и своим путешествием сделал, бесспорно, самый крупный вклад в научное познание страны. По большей же части Камчатку описывали только мореплаватели, посещавшие ее отдельные береговые пункты. Так, например, к берегам Камчатки, и в особенности к Петропавловску, приставали обыкновенно русские моряки, отправлявшиеся в кругосветное плавание или в прежние русские колонии в Северной Америке.

   Но вот в 50-х и 60-х годах Россия приобрела Приамурский край, и вместо Петропавловска главной гаванью на Тихом океане сделались сначала Николаевск при устье Амура, а позднее Владивосток. В то же время американские колонии России отошли к Североамериканским Соединенным Штатам, а вместе с тем прекратились даже прежние, случайные, посещения Камчатки. С тех пор целью почти всех научных путешествий, предпринимавшихся со стороны русских, явились Амурский и Уссурийский края, включая сюда и Сахалин, а позднее страны, пограничные со среднеазиатскими владениями. Камчатка же оказалась почти в полном забвении.

   Из сказанного легко понять причины, побудившие меня уже в позднем возрасте и почти тридцать лет спустя после своего путешествия приняться за составление его общего обзора на основании путевых дневников. К тому же академик Л. фон Шренк взялся представить мою работу Академии наук, приняв ее для помещения в "Beitrage zur Kenntniss des Russischen Reiches". Это случилось 1 ноября 1888 г. Подобно тому, как некогда полтора столетия тому назад командировкой Штеллера и Крашенинникова Академия положила основание изучению Камчатки, так и настоящий труд был вызван ею к жизни с тою же самою целью, причем она предоставила необходимые средства для изготовления относящихся сюда карт, таблиц и политипажей, главным же образом для напечатания всего сочинения. Г. фон Шренк был так любезен, что взял на себя редактирование и корректуру издания. Считаю приятной для себя обязанностью выразить здесь свою глубокую благодарность как ему, так и Академии наук.

   В заключение мне остается прибавить, что прилагаемая карта Камчатки, относительно береговых очертаний, составлена почти сплошь по картам гидрографического департамента и генерального штаба; что же касается положения горных хребтов, вулканов, горячих ключей, рек и озер, то она снабжена многочисленными поправками и дополнениями по моим собственным наблюдениям. То же самое следует сказать и о нанесенных на карте границах распространения некоторых племен, животных и растений Камчатки.

   Дерпт, февраль 1890 г.

  

  

   2 мая 1851 г. я отправился из Петербурга через Москву и Пермь, в Екатеринбург, куда из-за остановок в названных городах прибыл лишь 23 мая.

   От Екатеринбурга, а, стало быть, от восточного склона лесного Уральского хребта поверхность круто понижается к Барабинской степи, которую прорезывает система Оби с ее громадными реками - неживописная, ровная, но в южных своих частях большею частью плодородная местность. Всюду - на водных путях и сухопутных дорогах, между большими и малыми городами - здесь часто встречаются большие, богатые села, образующие сеть заселенных линий в пустынном степном пространстве Западной Сибири. В Екатеринбург я, оставив почтовый тракт, направляющийся большой дугой к северу через Тюмень, Тобольск и более значительные города, отправился ближайшим, но не менее оживленным путем, проходящим более в восточном направлении. В Сибири проселочные дороги для проезжающего нередко оказываются выгоднее почтового тракта. На них нет, правда, почтовых станций, но зато крестьяне возят скоро, хорошо и очень дешево, причем ямщик в ближайшей деревне передает пассажира своему приятелю, который везет до следующей станции и т. д. Таким образом часто обходятся большие излучины почтового тракта.

   Избранный мною путь и представлял такой частный крестьянский почтовый тракт, который шел сперва через городок Шадринск, затем у богатой Абацкой слободы, через Ишим, разливающийся здесь наподобие озера; далее дорога шла через городок Тюкалинск, потом через весьма быстротечный Иртыш у большой деревни Серебряной, через городки Каинск и Колывань, наконец через Обь у деревни Дубровиной, похожей на город. За Обью приходится проехать еще лишь через несколько русских деревень, а затем начинаются поселения томских татар, которые от русских деревень отличаются только заменой церкви мечетью. 3 июня я переправился через широкую Томь, проехал через построенный на ее высоком берегу богатый Томск и достиг утром 6 июня реки Чулыма, на береговых холмах которой живописно раскинулся городок Ачинск. Чулым - последняя из принадлежащих к системе Оби река и, вместе с тем, граница между Восточной и Западной Сибирью.

   Степь теперь осталась позади. От Екатеринбурга лес быстро убывает, особенно скоро исчезает хвойный. Местность быстро понижается к Барабинской степи, которая простирается собственно от Тюкалинска до Колывани и между этими двумя пунктами в ширину имеет с лишком 900 верст. Здесь, в необозримом роскошном море лугов, как раз теперь покрытом бесчисленными цветущими растениями, лишь местами рассеяны одиночные тощие березки и осины или небольшие группы этих деревьев. Через волнующийся зеленый ковер степи змеею вьется черная дорога. Местами виднеются небольшие и неглубокие скопления воды или голые, белые, блестящие пятна, образуемые выцветанием соли. Эта грунтовая дорога, глубоко врезывающаяся в черноземную почву степи и, по-видимому, редко, да и то неудовлетворительно ремонтируемая, уставлена по обеим сторонам, примерно через каждые 5 шагов, высокими жердями; последние указывают путь во время страшных зимних вьюг и не дают путешественнику сбиться на север или на юг, в безлюдную степь. Своеобразный вид представляет эта необозримая аллея высоких жердей в степи! Все пустынно и мертво, лишь изредка взлетит спугнутая хищная птица. Один только раз я заметил вдали от дороги войлочные юрты кочевых киргизов да местами палатки цыган, торгующих лошадьми.

   Лишь с приближением к деревне путешественник опять встречает стада лошадей, коров и овец, напоминающие ему, что среди этой плодородной пустыни живут в довольстве люди. Деревни выстроены большею частью хорошо и просторно, нередко с красивыми церквами. Постройки - деревянные; материалом для них, за недостатком хвойного, служит лиственный лес. Расстояние между деревнями колеблется от 20 до 35 верст. В каждой деревне много лошадей, потому что извоз составляет главный промысел сибирского крестьянина. Крестьяне часто перевозят товары на весьма большие расстояния, и таким образом значительное количество европейских продуктов попадает в сибирские торговые города, а полученные в обмен на эти продукты драгоценные меха и чай тем же путем идут назад, на всемирные рынки - в Ирбит и Нижний Новгород. Всякий проезжавший по Сибири знает эти ежедневно встречаемые, особенно зимою, многочисленные обозы и имеет, следовательно, представление о важности извоза для сибирского крестьянина. Только такие ценные товары, как меха и чай, окупают столь дорогую и дальнюю перевозку сухим путем. Не то с хлебом и продуктами скотоводства, которые, при громадных расстояниях, до того возросли бы в цене, что не нашли бы себе покупателей.

   Таким образом, с крестьянской почтой путешественник пролетает сотни верст и, выехав из деревни, опять погружается в полнейшее безлюдье роскошной степной природы.

   Наконец, немного не доезжая Колывани, подъем поверхности указывает путешественнику приближение восточного края степи. За Обью лиственный лес становится разнообразнее, в нем часто начинает встречаться примесь лиственницы и ели, а также увеличиваются красота и разнообразие цветущих растений. Одновременно с увеличением разнообразия растительной жизни лес начинает оглашаться пением птиц. За Томском изменяется и характер поверхности: она становится волнистою, и, начиная отсюда, впечатления степи забываются. От Исети у Екатеринбурга до Чулыма у Ачинска 2500 верст; и здесь, следовательно, по наибольшей ширине системы Оби тянется водный путь по всей Западной Сибири. Указанная ширина вместе со значительной длиною той же системы примерно от Семипалатинска до устья Оби определяет протяжение обширной степной страны. Эта страна ныне изборождена судоходными реками, а некогда, именно в один из новейших геологических периодов, представляла, быть может, дно внутреннего моря, которое, соединяясь с Ледовитым океаном, глубоко врезывалось в Киргизскую степь и своими волнами одновременно омывало предгорья Урала и Алтая.

   Южная часть этой громадной низменности по климату и плодородию представляет страну как нельзя более благоприятную для земледелия и скотоводства, а, следовательно, и для технических производств; страну, которая могла бы сделаться богатой житницей для негостеприимного севера и для суровых горных стран Восточной Сибири. Если когда-нибудь правильное пароходное сообщение откроет доступ во все части обширной области и, следовательно, при возрастании народонаселения, облегчит обмен произведений различных поясов, прорезываемых Обью; если хорошие дороги, быть может, даже рельсовые пути, свяжут рассматриваемую часть Сибири с востоком и западом, доставив возможность вывоза богатых произведений страны; если когда-нибудь совершится все это, то последствия, вероятно, не преминут подтвердить основательность только что высказанных предположений.

   У Ачинска путешественник вступает в Восточную Сибирь, и, начиная отсюда, дороги содержатся в несколько большем порядке. Страна приобретает заметно более волнистый характер. Дорога к Красноярску идет через цепь холмов в широкую долину Енисея, окаймленную умеренными высотами. Скоро показывается и сам богатый и красивый Красноярск. Эта резиденция богатых золотопромышленников живописно расположена на берегу второй из громадных сибирских рек и, вместе с тем, у подошвы кряжа, предгорья которого, состоящие из красного песчаника, подходят к самой реке и, вероятно, дали городу имя "Красного Яра". Верстах в 20 ниже Красноярска, у деревни Березовки, я на пароме переправился через величественный, быстрый Енисей и затем почтовым трактом, через городки Канск и Нижнеудинск направился в Иркутск, куда и прибыл 13 июня.

   Эта часть дороги идет по холмистой стране то березовым или лиственничным лесом, то цветущими лугами, то плодородными полями, чередующимися с богатыми селами. За 60 верст до Иркутска приходится проехать через большое фабричное поселение Тельминскую, затем открывается Ангара, и, следуя вдоль этой красивой реки, достигают главного города Восточной Сибири. Не много не доезжая Иркутска находится большой мужской монастырь Вознесенский, у которого я переправился через Ангару и через каменные триумфальные ворота въехал в город. Иркутск правильно и просторно выстроен у самого берега реки, с широкими, прямыми, но немощеными улицами, со многими, большею частью очень красивыми, каменными постройками, между прочим, большими церквами и присутственными местами, с несколькими площадями, с обширными торговыми рядами, театром, клубом, гимназией и другими школами, с естественно-историческим музеем и со множеством садов. Все вместе производит впечатление большого богатого города. Особенное значение, сравнительно с другими сибирскими городами, придает Иркутску его положение как административного центра для всего беспредельного пространства Восточной Сибири, а равно и обширная торговля. В то же время сношения с соседними племенами, каковы буряты, монголы и другие, сообщают Иркутску заметно азиатский отпечаток. Эти инородцы особенно многочисленны на базаре, где они, часто с лошадьми и верблюдами, шатаются в своих пестрых одеждах или выставляют на продажу свои оригинальные товары.

   В Иркутске скрещиваются все торговые пути Восточной Сибири. Отсюда во все стороны распространяются товары и сюда же возвращаются, полученные в обмен. По всей системе Енисея с Байкалом и Селенгой совершается оживленное торговое движение. Из Кяхты приходят ценные транспорты чая. К востоку открывается многообещающий торговый путь - через Амур к Тихому океану. С севера всего 300 верст до системы Лены, по водным путям которой направляется обширная торговля пушным товаром. Наконец, вся Восточная Сибирь шлет сюда сокровища своих золотых приисков. Единственно, чего недостаточно краю, - хороших путей сообщения. Не будь этого недостатка, торговля в короткое время поднялась бы чрезвычайно. Большие реки Сибири текут, правда, в негостеприимный Ледовитый океан, но в области умеренного климата системы их настолько расширяются от запада к востоку и так между собою сближаются, что немногих и сравнительно очень коротких каналов достаточно было бы для образования непрерывного водного пути от Петербурга до Тихого океана. Системы Волги, Оби, Енисея и Амура делают возможным такое соединение путем устройства трех систем каналов, из которых, вероятно, ни одна не достигала бы длины 100 верст: от Камы до Исети, от Чулыма до Енисея и от Селенги до Ингоды. 300 верст каналов, постройка которых, быть может, лишь местами представила бы некоторые затруднения и, следовательно, лишь местами обошлась бы дорого, - эти 300 верст дали бы водный путь в 9-10 тысяч верст!

   В Иркутске я тотчас же получил средства для дальнейшего путешествия и сделал необходимые приготовления. Счастливый случай свел меня с попутчиком, хорошо знавшим условия путешествия по Лене, и мы уговорились отправиться вечером 20 июня. Первую часть пути, 380 верст до Лены, приходилось сделать в экипаже; затем 2350 верст по Лене предполагалось проплыть в удобной лодке моего попутчика, иркутского купца Четкова.

   К полудню 20 июня у Четкова все уже было готово к отъезду и по-старинному сибирскому обычаю началось угощение, длившееся без малого до вечера. Затем последовало богослужение перед фамильным образом; лишь к 9 часам вечера мы распростились с обществом и отправились в сопровождении семейства моего спутника. Перед воротами города стоит старый каменный крест. Здесь мы остановились и, выпив еще, простились с семейством. Нас окружили ночь и пустыня.

   В течение ночи мы ехали по однообразной бурятской степи, но зато уже утром были вознаграждены очень красивым видом окружавшей нас местности. Путь шел то широкими, плодородными и отчасти возделанными долинами, то поднимался на плоские холмы, то опять вился вниз, в зеленые долины. Чем более мы приближались к Лене, тем волнистее становилась поверхность.

   Около полудня мы доехали до Манзурки, ручья, впадающего в Лену и протекающего в узкой, глубокой долине, склоны которой, во многих местах каменистые, придают чрезвычайно романтический вид местности. Наконец к вечеру у Качуги мы впервые до стигли берега Лены, которая здесь еще невелика и носит характер совершенно горной реки.

   От Иркутска до Лены вся местность, особенно бурятская степь, населена бурятами, наездническим и пастушеским племенем, которое живет главным образом в степях к югу от Байкала. Рогатый скот, лошади и стада овец - вот их богатства, с которыми они кочуют от летних к зимним жильям и обратно, перенося с собою свои войлочные шатры. Сверх того буряты издревле занимаются охотой, а в последнее время стали перенимать понемногу и земледелие. Южные буряты - ламаиты имеют в своем роде образованных жрецов и, благодаря китайской цивилизации, отличаются более мягкими нравами; северные - грубый, преданный шаманству народ. Но те и другие говорят одним языком, употребляют одну и ту же неудовлетворительную пищу, носят одинаковое кожаное платье, украшенное бусами, блестящими кусочками жести и другими безделушками; точно так же одинаково распространены между бурятами к северу и югу от Байкала многие другие привычки и обычаи, из которых упомяну лишь о многоженстве.

   Начиная от Качуги, на протяжении около 1500 верст вниз, Лена по берегам населена исключительно русскими, которые живут в больших селах; к востоку же и западу от реки единственное население составляют кочующие и охотничьи племена тунгусов.

   Богатое, большое, чисто построенное село Качуга, первое по Лене на этом важном торговом пути, расположено в том месте, где исполинская река впервые становится судоходной, хотя лишь на короткое время года. Иркутские купцы зимою привозят сюда по тракту в 240 верст свои товары и складывают их в магазины, что бы с весенним половодьем отправить на больших лодках к северным рынкам. В течение всего лишь нескольких дней весною байкальские горы доставляют столько воды реке, что по ней, вниз от Качуги, могут плавать более крупные суда; затем быстро совершается спад вод, и во все остальное время года Лена остается несудоходной у названного села и еще на 100 верст ниже. Кто из купцов пропустит подходящее время, тот потеряет торговый год, если не отправит свои товары гужем вниз по реке, а такой провоз обходится дорого. Мы тоже не могли уже воспользоваться выгодами водного пути от Качуги и вынуждены были проехать на лошадях еще не менее 100 верст плохой дороги вниз по Лене. С наступлением темноты мы оставили село и въехали в долину Лены, чудный вид которой, к сожалению, омрачался начавшимся сильным дождем. В своей верхней части Лена протекает в узкой и разорванной долине среди холмистой местности, которую можно считать северным отрогом байкальских гор. Красный, ясно слоистый и сильно расщепленный песчаник то образует крутые обрывы, то в самых причудливых формах выдается из богатой растительности. Так, недалеко от Качуги, на высоком краю скалистого обрыва, подобно грозящему привидению, поднимается естественная колонна из плитняка, так называемый Шаманский камень, пользующийся, как и все необычайное, особым почетом среди народа. За дождливой ночью последовал прекрасный день, и путь наш шел самыми красивыми и романтическими местами берега. Дорога, суженная высоким отвесным боком долины и рекой, то немного поднимается, то опять спускается к самой воде. Нередко стена красного песчаника как крышей закрывает дорогу и затем снова вертикально поднимается до 100 и более футов высоты. Верхний край стены увенчан довольно высокими деревьями и кустами, между тем как из щелей и трещин выглядывают таволга, шиповник и лилии.

   В открытых частях долины мы нередко проезжали через большие, хорошо выстроенные и заселенные зажиточным народом села, с лугами и небольшими полями, где это допускала почва. Поздно вечером мы заехали к одному богатому крестьянину, приятелю Четкова, и должны были провести всю ночь напролет за угощениями. Я был поражен обилием яств, которым этот крестьянин проявлял свое чисто сибирское гостеприимство, - гостеприимство, нередко оказывающееся весьма благодетельным после утомительных странствований по диким пустыням Сибири.

   23 июня, очень рано утром, мы, наконец, закончили наше сухопутное путешествие у богатой деревни Жигаловской. Здесь нас ожидала просторная крытая лодка Четкова. Тарантас живо опорожнили, всю кладь перенесли в лодку, и к 6 часам утра мы могли начать плавание вниз по Лене. Проехав в тряском экипаже 380 верст от Иркутска, а всего от Петербурга и целых 6400, я считал для себя истинным благодеянием возможность в дальнейшем такой удобной и, вместе с тем, скорой езды.

   На лодке устроена была настоящая комната с окнами и дверьми, в которых стекла по старинному сибирскому обычаю заменены были большими слюдяными пластинками. У боковых стен этой каюты находились 4 широкие деревянные лавки, из коих 2 служили нам кроватями, а другие 2 помещением для нашей клади и съестных припасов. Лосиная шкура, привезенная мною из Лифляндии, уже здесь начала свою верную многолетнюю службу в качестве постели и с первого же раза оказалась самым практичным ложем для путешествий по Восточной Сибири и Камчатке. Мы сейчас же устроились, и Четков, взявший на себя роль повара, начал применять свой кулинарный талант; я был поражен при этом массой всевозможных припасов, взятых им в тарантас. Не было недостатка и в кухонной посуде. Мой хозяин ухитрился даже поместить в тарантас самовар, эту неотъемлемую принадлежность русского купеческого комфорта. Наша кухня, как принято у плавающих по Лене, помещалась в передней части лодки и состояла из простого очага на фундаменте из глины и камня. Четков был человек без всякого образования и в своих деловых сношениях нередко обнаруживал бессердечие, грубость и суеверие, но по отношению ко мне он проявлял лишь лучшие стороны своей натуры: был любезен, даже услужлив, обнаруживал много добродушия, кое-какие сведения и очень много опытности как путешественник. Интимным беседам на этой лодке я обязан знанием некоторых практических приемов для путешествия в здешних местах, а также и некоторым представлением о сущности сибирской торговли.

   Экипаж нашей лодки во все время плавания состоял из 4 гребцов и одного рулевого, которые оплачивались как три почтовые лошади. Когда мы приближались к станции, т. е. к деревне, то гребцы поднимали страшный крик, чтобы дать знать жителям станционной деревни о приходе почтовой лодки и вызвать на берег свежих гребцов.

   Начиная от Жигаловской, Лена становится шире, но сперва еще встречаются кое-где мели, так что здесь из осторожности не допускается быстрая езда. Бока долины здесь менее скалисты, но зато ближе подходят к берегу горные хребты, представляющие закругленные вершины или сильно разорванные, густо поросшие лиственницей, березой и сосной. С концом сухопутной дороги земледелие отступает на второй план, полей не видно, да и прибрежные деревни становятся реже. В живописной пустыне царствует глубокая тишина, нарушаемая лишь плеском весел одинокой лодки да журчанием ручья. Недалеко от станционной деревни Тарасовской я заметил на правом берегу реки большую ледяную массу, спускавшуюся, подобно колоссальной сосульке, от верхнего края долины почти до уровня воды. Такой зимний феномен производит впечатление чего-то неожиданного среди зелени лесистых склонов долины. По словам моих спутников, зимою здесь со склонов долины из незамерзающих ключей постоянно стекает вода и, замерзая, образует эту громадную сосульку, которая затем благодаря своей величине не может вполне растаять.

   Лишь близ городка Киренска, которого мы достигли вечером 27 июня, опять встречается больше деревень и даже немного полей. Киренск, чистенький деревянный городок, расположен на левом берегу Лены, против устья р. Киренги. Несмотря на свои небольшие размеры и кажущуюся незначительность, он представляет одно из важнейших мест для торговли по Лене. Отстоя на 1000 верст от Иркутска и на 1600 от Якутска, этот город стоит как бы на средине торгового пути. Зажиточное киренское купечество производит обширную меновую торговлю, распространяющуюся отсюда далеко в глубь страны, с кочующими и охотничьими тунгусами, а также поддерживает деятельное сообщение с Иркутском и Якутском.

   Красный песчаник, начиная от Качуги, являлся в виде горизонтальной, ясно слоистой породы, из которой одной только и состоял берег Лены. Немного ниже Киренска песчаник подстилается также слоистым белым известняком, теряет горизонтальность и часто приподнимается известняком или, вернее говоря, другой горной породой, поднимающей известняк, но не выступающей наружу. Сейчас же у Киренска я заметил два значительных поднятия известняка, между которыми красный песчаник заключен как бы в котловине. Далее вниз по реке также еще выступает местами песчаник, но все более и более подчиняясь известняку, пока, наконец, последний не получает окончательного преобладания. В нижних своих отделах известняк явственно слоист, а в верхних - представляет множество трещин и носит характер массивной породы, образуя вместе с тем чрезвычайно красивые и высокие скалистые участки, а также отдельные утесы самой причудливой формы.

   На некотором протяжении за Киренском береговые высоты более отходят от реки и образуют широкую долину, по дну которой, состоящему из низких наносов, большими изгибами протекает Лена. Затем снова подходят к берегу мощные образования красного песчаника, в свою очередь вытесняемые известняком над станцией Иванушковской. Здесь известняк опять приближается к берегу в виде живописных скалистых участков. Все плавающие по Лене знают одинокую высокую скалу известняка, стоящую у самого берега близ названной станции и известную в народе под именем Ивана-Богатыря. Этот богатырь, по словам предания, странствовал вдоль берегов Лены, мучая и убивая русских, пока, наконец, Бог в защиту православных не прекратил этих разбойничьих подвигов, обратив богатыря в береговую скалу.

   От ближайшей станции Частинской до следующей Дубровской берега особенно хороши благодаря необыкновенно живописным скалам. Крутые скалистые стены, высота которых значительно более 100 футов, с обеих сторон близко подходят к берегу, образуя как бы узкие ворота, через которые теснится быстрая, многоводная река. Своею неподвижностью желтовато белые каменные крутизны, увенчанные роскошною зеленью леса, составляют оригинальный контраст с быстро текущей темной массой воды, которая местами пенится, наскакивая на подводные камни. Интересное строение скал также само по себе обусловливает дикий характер здешней природы. Слои известняка здесь весьма разнообразно нарушены и почти перепутаны между собою, то получая вид истрескавшейся массивной породы, то снова обнаруживая более явственную слоистость. Но всего интереснее колоссальные складки, образуемые слоями этих береговых скал. Под углом 60° к горизонту слои поднимаются от уровня воды до самого верха мощной скалистой стены и затем так же круто падают вниз, сейчас же образуя вторую, столь же крутую складку. Мощный переворот оставил здесь свои следы!

   "Щеки" - таково название, придаваемое русскими в Сибири всем подобным прорывам рек; "быками" же зовутся у жителей берегов Лены опасные для судоходства каменные мысы, о которые, на что намекает и название, разбиваются наскочившие на них лодки. Так и здесь имеется весьма опасный мыс, о который несколько лет тому назад разбилось большое судно с водкой и который с тех пор зовется Пьяным быком. Этим шутливым названием увековечена память о досадном происшествии, лишившем северных жителей самого драгоценного товара и насильственно принудившем их к продолжительной воздерженности. У станции Дубровской мы в числе гребцов в первый раз имели одного тунгуса. Многие тунгусы летом работают на жалованье у русских, но зимой возвращаются к охоте за пушным зверем и кочуют по пустыне. Вышеупомянутый тунгус рассказывал мне, что с древнейших времен вся страна у них разделена на участки, так что каждый род охотится в пределах своего района и никогда не переступает этих исстари установленных границ. Как должна быть интересна эта политическая география тунгусов!

   Рано утром 30 июня мы доехали до Витимска, одного из наибольших и богатейших торговых сел по Лене, и недалеко от села прошли мимо устья Витима, значительного притока, начинающегося в горах к югу от Байкала, следовательно, в непосредственном соседстве системы Амура. Богатый охотничий район и далеко простирающаяся по этой реке торговля с тунгусами создали благосостояние села. Витимск приобрел также известность благодаря торговле слюдой, которая прежде, по всей Сибири, служила для окон и лишь в последнее время стала вытесняться стеклом. Верстах в 250 вверх по Витиму, а равно по его притоку Маме (вероятно, в очень грубозернистом граните) распространена, как говорят, прекрасная крупнопластинчатая слюда. Еще и теперь платят 1 р. 50 коп. за фунт очень больших прозрачных слюдяных пластинок.

   Проехав еще одну станцию от Витимска, мы среди гребцов опять встретили новинку - на этот раз якута. Его чисто монгольские черты лица очень напоминали виденных за последние дни тунгусов и бурят, но вся его фигура представлялась более коренастой, особенно по сравнению с тунгусами. Затем волосы у якута не были заплетены в косу, а просто острижены, за исключением нескольких более длинных прядей близ ушей.

   Выше Витимска берега становятся ниже, и некоторые станции за этой деревней расположены так низко, что обширные пространства между ними представляются бесплодными песчаными дюнами и болотами с чахлой растительностью. Река становится все более и более широкой и многоводной, но, соответственно этому, уменьшается ее падение. Наши гребцы должны были уже прилагать большие усилия для ускорения хода лодки несмотря на то, что мы плыли по течению. Река здесь поистине Лена, лентяйка, и невольно напрашивается словопроизводство "Лена" от "леность, лень".

   У деревни Жербинской, примерно в 350 верстах от Витимска, берега снова повышаются благодаря вторичному выступанию известковых скал. Они также покрыты мощной растительностью и потому представляют некоторое разнообразие. Сама Жербинская отличается не столько своим живописным, сколько географическим положением: здесь граница Иркутской губернии и Якутской области.

   С напряженным интересом путешественник ступает на рубеж самой обширной и отдаленной губернии, этой громадной полярной области, которая, начинаясь системой Лены, тянется почти на 80° по долготе до Берингова пролива и большею частью проходит севернее 60-го градуса широты. Здесь начинается район сравнительно безлюдный, особенно если принять во внимание обширность его протяжения, но все же населенный многочисленными племенами, большею частью еще мало известными; район, где естествоиспытателю открывается безграничное поле для исследований. Мне пришлось лишь очень бегло познакомиться с краем, потому что, преследуя в своем путешествии совершенно определенные цели и располагая крайне ограниченным временем, я принужден был промчаться лишь через более южную и самую малую часть Якутской области.

   Местность, ближайшая к Жербинской, не лишена некоторого значения и для коммерческого мира, потому что у следующей станции, Каменской, достигают пункта, весьма знаменательного по отношению к торговому движению по Лене, а именно скалы, означающей середину пути между Якутском и Киренском и называемой "Ура". Это название выражает радость по поводу побежденных трудностей и придумано судовыми рабочими, которые ежегодно с большим трудом тянут бечевой вверх по реке - от Якутска к Киренску - лодки с грузом пушного товара. Утес Ура представляет большую слоистую массу известняка, отделенную ручьем от скалистого берегового массива, и производит почти впечатление обломка, свалившегося с береговой стены. Далее вниз по реке белый береговой известняк выступает еще лишь на протяжении между несколькими станциями и у Березовской опять заменяется красным песчаником: последний сплошь до Якутска образует берега реки, лишь все более и более разрыхляясь и становясь все богаче глиной. Красный песчаник первоначально имел, вероятно, громадное распространение, т. е. от Качуги до Якутска, а может быть и еще далее, но затем, на расстоянии от Киренска без малого до Витимска, был нарушен известняком, получившим главный толчок у Дубровской и уничтожившим, вероятно, благодаря той же катастрофе, покрывавший его красный песчаник. Я нигде не мог найти породы, собственно нарушившей напластование и так мощно подействовавшей на слои известняка, но, во всяком случае, эта порода всего ближе подошла к поверхности у Дубровской. Мне также, к сожалению, не удалось найти окаменелостей ни в песчанике, ни в известняке, почему я лишен возможности судить сколько-нибудь определенно о геологическом возрасте этих отложений.

   Начиная от Березовской, Лена опять становится такой широкой и течет так тихо, что производит впечатление озера. При этом число островов и рукавов между ними так увеличивается, что проезжающий по главному руслу видит по обеим сторонам лишь в значительном отдалении более высокие, каменистые берега реки, красноватые, лесистые склоны которых выступают из-за низких песчаных островов, поросших ивовыми кустами и высокой травой. Все перечисленные особенности Лены - большая ширина при малом падении и обилие островов - характеризуют нижнее течение реки, а между тем, мы едва только проехали верхнюю треть всего протяжения Лены.

   Утром 3 июля мы через бесчисленное множество рукавов приблизились к левому берегу и около полудня высадились у городка Олекминска. Этот невзрачный городок состоял в то время из нескольких плохих домов, расположенных у самой Лены, но впоследствии он более разросся, благодаря найденным по Олекме золотым приискам. Но и во время моего проезда олекминская торговля была довольно значительна. Олекма, начинающаяся на дальнем Юге, именно в горах Нерчинского края, впадает с правой стороны в Лену немного ниже Олекминска, и ее длинное течение составляет путь для оживленной торговли с тунгусами, именно для торговли пушным товаром, распространяющейся до Амурского края.

   Жители Олекминска, за исключением нескольких русских купцов, - якуты, которые, начиная уже от Жербинской, часто населяют деревни, а от Олекминска составляют главное население Приленского края. Замечательно, что этот умный народ занимает господствующее положение уже здесь, на границах области своего обитания: якутский язык, якутские обычаи, даже якутская одежда настолько вытесняют все прочее, что немногие живущие здесь русские кажутся почти вполне объякутившимися, - факт, говорящий не в пользу здешних русских, ибо едва ли можно заимствовать что-нибудь хорошее от скрытных, нечестных и корыстолюбивых якутов.

   Вскоре после того как мы проехали Олекминск, нас догнал курьер, направлявшийся в Камчатку. Он советовал мне спешить и уверял, что сейчас же по прибытии его в Аян оттуда уйдет судно в Камчатку. Эта встреча заставила меня еще сильнее торрпиться в моем путешествии, тем более, что, как я и сам знал, осенью из Аяна в Камчатку отходит одно только судно, следовательно, при недостаточной поспешности мне пришлось бы зазимовать в Аяне. Я поэтому избегал всякого промедления и прилагал все усилия к возможному ускорению путешествия. Для этой цели мы главным образом пользовались парусами, которые, как и ранее, при попутном ветре сооружались из платья, одеял и простынь и нередко оказывали нам большую услугу.

   Одну из наибольших задержек для путешествующих по Сибири представляют низшие почтовые чиновники, живущие в некоторых почтовых деревнях и надзирающие за целым рядом казенных станций. Корыстолюбивые, совершенно необразованные, грубые и недобросовестные, они подстерегают проезжающего, как добычу. Почтовые писаря большею частью не осмеливаются подвергать вымогательствам чиновника, путешествующего под охраной своей подорожной, и разве причиняют ему неприятности. Но раз попадет в их руки купец или другое частное лицо, не имеющее такого рода документа, то писаря распоряжаются совершенно противозаконно и самовольно, словом, как вздумается этим маленьким диктаторам. Они по своему усмотрению назначают размер платы за проезд, и, если проезжающий не согласится уплатить затребованной суммы, то будет сидеть на месте. Понятно поэтому, что купцы стараются находить себе попутчиков-чиновников, чтобы защититься от такого грабежа. Между прочим, и Четков присоединился ко мне из таких же соображений. Всякий чиновник имеет право везти по своей подорожной еще одного провожатого, и, таким образом, мой документ защищал нас от вымогательств, но не избавлял от ежедневных мелких придирок, очень замедлявших путешествие.

   Несколько дней тому назад вода стала прибывать, вероятно, благодаря обильным осадкам, выпавшим в горных истоках реки, но лишь теперь мы обратили на это особенное внимание, так как вследствие очень сильной прибыли воды течение - к великому нашему удовольствию - значительно усилилось. Вода, дотоле чистая и пригодная для питья, стала мутною, с большим содержанием песка и землистых частиц. Могучий поток залил часть низких берегов и более низменные острова, представляя теперь необозримую водную поверхность, все более и более покрывавшуюся различным плавучим лесом. Быстрый подъем воды смыл с берегов разного рода плавучий материал, вследствие чего вся поверхность реки покрылась деревьями, корнями и древесными обломками. Река разом стала оживленнее благодаря большим движущимся массам, которые то оставались позади, то, напротив, попадая в более быстрое течение, опережали нас.

   Речные острова состоят из явственных, совершенно горизонтальных, тонких слоев песка, отлагаемых один за другим после каждой прибыли воды в реке и, таким образом, постепенно образующих целые острова. Если река более или менее продолжительное время не изменяет своего течения, то образовавшиеся острова порастают, смотря по своему возрасту, травою или даже кустами. Если же, напротив, течение реки изменяется или уровень воды значительно повышается, то многие из существующих уже островов отчасти или вполне разрушаются и смываются. Материал же, составлявший их, уносится в виде мути далее; пока понижение уровня воды и, следовательно, более тихое течение не дадут возможности отложить новый остров в каком-нибудь подходящем месте. Таким образом песок и щебень из верховьев Лены постоянно передвигаются вниз по реке, образуя по временам острова, затем снова начинают движение и продолжают свое далекое странствие до тех пор, пока не достигнут многочисленных устьев исполинской реки. Здесь, отброшенный яростью северных волн, принесенный рекой материал вынужден остановиться, содействуя дальнейшему росту громадных дельт.

   Спешно едущий путешественник должен воспользоваться выгодами высокого стояния воды, и мы поэтому всякий раз по оставлении станции тотчас же старались приблизиться к кучам плавучего леса, чтобы плыть по быстрому течению.

   С приближением к Якутску берега становятся все более низкими и менее живописными, но тем шире расступаются, доставляя больше простора речному архипелагу. Лишь в немногих местах берега привлекают внимание путешественника. Так, у станции Батамайской открывается чрезвычайно красивый вид на правый, более высокий берег. Части берега, ближайшие к воде, закруглены в виде не очень высокого вала и покрыты густым хвойным лесом, тогда как на хребте самых отдаленных береговых гор, над древесными вершинами покрывающего их темно-зеленого леса возвышаются красновато-желтые скалы в виде столбов и пирамид, напоминающих зубцы и башни старинных замков. У деревни Порковской (на левом берегу Лены), от которой остается лишь несколько станций до Якутска, мы утром 6 июля опять достигли сухопутной дороги, хотя и плохой, но скорее приводящей к городу, нежели очень излучистый водный путь. Поэтому я решил отправиться отсюда сухим путем, между тем как багаж мой следовал с Четковым водой. Мне рисовалась надежда, быть может, еще сегодня же добыть лошадей для поездки в Аян.

   Решение мое оказалось очень н