Роборовский Всеволод Иванович - Путешествие в восточный Тянь-Шань и в Нань-Шань

возможных отбросов и мерзостей вы увидите китайца, сидящего на корточках и провожающего себе в рот своими палочками какую-нибудь фынь-тяо-цзы или гуа-мян, тут же приобретенную на одну чоху в подвижном ресторане-тележке.

   Вы, может быть, подумаете, что в управлении начальства вы встретите большую чистоту. Ничуть не бывало: в ямыне уездного начальника во дворе по всем углам и подле стен валяются всякие отбросы и мусор; тут же прислуга, полицейские, арестанты и зрители, которых всегда очень много возле ямыня, без церемонии отправляют естественные потребности.

   В ямынь стекаются зрители в большом числе послушать разбор дел, посмотреть телесные наказания, налагаемые начальством на виновных и приводимые немедленно же в исполнение.

   Толпа привлекает и торговлю: в воротах ямыня всегда можно видеть уличного ресторатора с тачкой-кухней и продавцов яблок, груш, жареных бобов и арбузных семечек.

   Ограды же ямыней военных властей содержатся несравненно чище. Здесь уже не увидите тех куч мусора с роющимися свиньями и мертвыми собаками. Дворы их подметаются и в жару поливаются водой; посажено несколько дерев, дающих немного тени.

   Дунгане, преследуемые китайцами с востока, в свою очередь, гоня перед собою и уничтожая попадавшихся им на пути китайцев, разрушили их селения и города, предавая все огню, мечу и уничтожению. В Сачжоуский оазис они пришли в 12-й год правления императора Тун-чжи в 4-й луне, т. е. в первой половине мая. Они расположились в северных от города окрестностях. Жители были вырезаны, а кто успевал, спасался в городе за стенами. Дома, кумирни - все быстро было уничтожено, разграблено, леса порублены. Берегли они только хлебные посевы, чтобы собрать их, когда поспеют.

   Они несколько раз пробовали взять город силою, когда не могли ни угрозами, ни обещанием пощады склонить китайцев к сдаче. Все их попытки не увенчались успехом благодаря только тому, что в городе было много хлебных запасов, которыми пользовались только солдаты, и что дунгане ежеминутно ждали прихода китайских войск с востока.

   Еще до прибытия дунган в Са-чжоу прибежало много китайцев, бежавших от дунган из Су-чжоу, Юй-мынь-сяна и Ань-си. Все беглецы бросились под защиту стен Дун-хуана, вместе со многими жителями окрестностей, и город переполнился народом. От этого цены на все припасы в городе возросли до неимоверной цифры: напр. 1 мерка ду (около ¹/₃ пуда) пшеницы, по словам современников, стоила 6 лан серебра (12-15 руб.). Бедные и нищие умирали с голода массами. Лошади, рогатый скот, бараны, собаки, кошки, ишаки - все было приедено. Случаи людоедства, сначала редкие, потом, как ушли дунгане, снявшие предварительно в конце 6-й луны все хлеба, и созревшие и полуспелые, были уже обыкновенны. Китайцы меняли тогда соседним горным монголам своих детей и жен на скот.

   Во время осады города дунганами и после них, сообщал очевидец, от голода и болезней погибло более 10 000 человек, да столько же, если не больше, было убито дунганами.

   Масса развалин фанз и кумирен, всюду бросающихся в глаза и ныне еще, рисует наглядную картину того разрушения, которое принес сюда известный Бей-ян-хоор (Бэ-ян-ху) со своими дунганами.

   Во времена династии Хань горы Нань-шань были очень богаты растительностью и заселены китайцами. В том месте, где теперь в песках к югу от города Дун-хуана находится кумирня и лунообразное озерко Юэ-ян-цюань, была в то время крепостца с гарнизоном, которым заведывал военачальник, китаец Ма, богатырь, известный всему Китаю.

   Когда пришло время сменяться гарнизону и оставлять крепость, то большинство солдат стали роптать и, наконец, взбунтовались, не желая расставаться с хорошими местами для беспокойной и трудной походной жизни. Солдаты эти отличались трусостью и ленью и, чтобы избавиться от похода, хотели прежде всего избавиться от своего начальника Ма. Но добрые духи Ма спасли его; во время нападения бунтовщиков на Ма и его приверженцев, под ними разверзлась земля, и на этом месте образовалось озеро, поглотившее бунтовщиков. Ма же и его верных солдат вынесли из воды на себе хай-ма (морские лошади) и перенесли их на их родину.

   С той норы по сие время, по словам китайцев, в этом озере слышится страшный шум, как бы от сильной свалки большого войска, а иногда выходит на поверхность воды морская лошадь, спасшая военачальника Ма.

   Рыба, водящаяся в этом озере, по-китайски те-бэй-юй - рыба с желтой спиной; водоросли (ци-синь-цао) и появляющиеся иногда (пролетные птицы) утки - священны для всех китайцев.

   На южном берегу озера выстроено теперь несколько кумирен, в которых происходят несколько раз в год моления: во 2-й луне 2 и 19 числа; в 4-й луне - 25 числа; в 5-й луне 5 числа и в 6-й - 6 числа. В остальное время года китайцы приезжают сюда гулять, привозят с собою закуски, пьют, едят, играют в кости, отдыхают, спят, и вообще их поездки сюда имеют характер пикников. На одном из таких пикников мне пришлось участвовать, и я сделал несколько фотографий.

   Пещеры Цянь-фо-дун³⁷, тысяча кумиров, находящиеся на юго-восток-восток от города, верстах в двадцати пяти, были построены при династии Хань, разрушены были монголами; при династии Тан³⁸ были снова восстановлены. Потом были разрушаемы и восстанавливаемы не один раз. В последнее свое восстание дунгане разрушили их и разграбили. В настоящее же время китайцы вновь стали понемногу приводить эти пещеры в порядок. Живущие там хэшаны (4 человека) жалуются, что правительство не принимает мер к исправлению пещер, а частных приношений для этой цели почти нет. Пока исправлено только 5-6 пещер, поправлены входы в них, сделаны деревянные пристройки и исправлены фанзы для хэшанов. Богомольцы собираются сюда в 4-й луне с 1 числа по 8. За это время здесь перебывает до 10 тысяч богомольцев. Иногда бывают и монголы из гор³⁹.

   В еще более запущенном виде находятся пещеры с бурханами, расположенные выше города верстах в 27, вырытые в левом обрывистом берегу реки Дан-хэ и обозначенные на верхнем крае берега двумя разрушенными глиняными субурганами; они так и называются "Хоир-субургой" {Помимо литых изображений, у главной, т. е. северной стены храма, поставляются еще бронзовые фигуры субурганов, обыкновенно называемых у нас пирамидами. Субурганы суть собственно не что иное, как миниатюрное изображение древних индийских ступ. По сказаниям буддистов, устройство субурганов, как памятников замечательнейших священных событий, начато было в Индии еще при жизни Шагэмуния будды; впоследствии субурганы воздвигались там не только на местах замечательных событий, но служили еще гробницами для лам, известных святостью своей жизни и своими подвигами на благо буддийской веры. Понятно отсюда, что субурганы, устроенные в различных местностях и в равное время, должны были иметь у себя и разные формы; но у монголо-буддистов субурганы, по своему внешнему виду, особенно не разнятся. Рассматривая фигуру субургана в архитектурном отношении, мы находим, что он состоит из трех частей; пьедестала (сэитэй), главной части (бумба) и шпица. (Очерки быта буддийских монастырей в Монголии, А. Позднеева, стр. 58).}.

   В 30 верстах севернее города Ань-си на той же речке во ста с небольшим верстах на восток от города Дун-хуана, тоже находятся пещеры с кумирами Вань-фо-ся. При выходе реки Дан-хэ из гор Нань-шаня расположены развалины небольшого городка Дан-чэна. В оазисе по левому берегу реки Дан-хэ, против города Дун-хуана, стоят развалины стен древнего города, разрушенного монголами.

   Монголы редко смешиваются с китайцами и очень редко отдают своих дочерей за китайцев; на это решается только очень бедный монгол. Вдов же отдают китайцам охотно. Китайцы же вообще охотно отдают монголам своих детей, по бедности и недостатку средств для их прокормления, как мальчиков, так и девочек. Монголы с большой охотой берут девочек, которые, выросши в монгольской семье, остаются в ней и не стремятся в город. Между тем, мальчик китайский, выросший у монголов, всегда норовит вернуться к китайцам. Во время дунганского восстания, и в особенности после восстания, во время голодовок в Са-чжоу, монголы много брали у китайцев девочек, которые и по сие время находятся у них. Они хотя и знают, что их родители живы, вовсе не мечтают о возвращении в город. Монголы говорят, что во всякое время можно найти китайцев, готовых с удовольствием выменять детей на рабочий скот.

   Когда я был с визитом перед своим отъездом в горы у уездного начальника, он неотступно просил привезти ему, если случится, молодые маральи рога. С этой же просьбой приступил ко мне и наш поставщик-купец. От него я узнал об оленьих рогах следующее.

   Ценны рога только от маралов, выросших на свободе, так как, по словам китайцев, на свободе марал питается мифической травой лин-цзы-цао, которую люди не могут найти. Это растение, обладая особенными свойствами, дает силу и жизненность питающемуся ею маралу. Кормящиеся этой травой маралы достигают до 100 лет. В этом разубедить китайца невозможно.

   Рога эти приготовляются следующим образом: необходимо, чтобы рога марала совершенно развились, но сохранили бы упругость в концах отростков и были бы полны крови. Их спиливают от головы убитого зверя, вместе с лобной частью черепа, во избежание того, чтобы содержащаяся в рогах кровь не вытекала. Рога эти опускаются в горячий соляной раствор и подвешиваются концами вниз для просушки на вольном воздухе. Время от времени их смазывают сильно солёной глиной. Если от рогов начнет даже пахнуть, это не портит дела, и, по словам китайцев, только доказывает, что рога не переросли, т. е. содержимое в них не успело затвердеть.

   Когда рога высохнут, их держат над горячими угольями так, чтобы опалился только пух на них, но без вреда для кожи; обгорелый пух соскабливается тупым ножом, и когда он будет удален, то рога эти снова держат над горячими угольями, и смазывают хорошим коровьим маслом, которое должно впитаться в рога досуха. Смазываются до 5 раз, не более.

   Проделав это, рога разбивают на куски и долго толкут в ступе, а затем протирают сквозь сито, и снадобье готово.

   На прием брать количество, равное по весу 5 пшеничным зернам.

   Принимают один раз в сутки, утром на тощий желудок. Употреблять его могут люди не моложе 45 лет, когда человек начнет чувствовать слабость органов, а следовательно, будет чувствовать, что молодость уходит.

   Снадобье это, по уверениям китайцев, имеет удивительное свойство подбадривать, оживлять и омолаживать дряхлых и старых людей: желтый старый человек молодеет, крепнет и полнеет. Лицо делается здоровым, румяным, появляется сила в руках и ногах. Улучшается зрение и проясняется ум. Оно продляет жизнь. На крепкий и молодой организм маральи рога оказывают обратное действие.

   Цена снадобья значительно меняется, обыкновенно 1 цин рогов стоит 6 цин серебра, а иногда доходит до 2 лан.

   Порошок этих рогов примешивается китайскими докторами во многие дорогие лекарства.

  

  

   Одиннадцатого мая решено было оставить Са-чжоу и направиться в горы, где в это время мы надеялись уже найти кое-какую зелень. Еще накануне, 10 мая, весь караван был у нас совершенно снаряжен, вьюки пригнаны и разложены по местам, оставалось только развести верблюдов и приступить к вьючке. Всех вьюков было 34 (32 верблюжьих и 2 конских), из них 17 с продовольствием для людей и лошадей. Общий вес всего - около 250 пудов.

   При выходе из Са-чжоу у нас было налицо: 32 вьючных верблюда, 2 вьючные лошади, 4 лошади запасные и 12 лошадей верховых. Все эти животные были подкармливаемы в Са-чжоу за все время стоянки и имели вид настолько хороший, что мы выступали с полной надеждой на их исправную службу. Серебра с нами шло 60 ямб; с этими деньгами нам предстояло сделать рейс до Сычуани; оно хотя и маловато было, но при нашей постоянной экономии мы как-нибудь обошлись бы.

   Чтобы сберечь силы животных, дать отдых людям и не таскаться всюду со всем караваном, для обследования Нань-шаня (Южных гор), у меня составился такой план.

   Двигаясь вверх по р. Шарагольджину, - так называется в своем верхнем течении река Дан-хэ, - желательно было устраивать через каждую сотню верст продолжительную стоянку, 20-30-дневную приблизительно. Эти стоянки должны были устраиваться в лучших местах, богатых кормом для караванных животных, с хорошей водою и могущих служить удобными исходными пунктами для летучих географических разведок в стороны, предпринимаемых одновременно мною и П. К. Козловым. На главном бивуаке предполагалось оставлять В. Ф. Ладыгина, который, помимо ботанических сборов и пополнения энтомологической коллекции, должен был 3 раза в день систематически производить метеорологические наблюдения на устраиваемой временной метеорологической станции. Препаратор Курилович должен был собирать в окрестностях птиц. Прочие люди отряда несли службу караульную и остальные свои караванные обязанности, а в свободное время от службы увольнялись фельдфебелем отряда для охоты за зверями в ближайшие окрестности. Общий надзор за людьми отряда, животными и вообще за всем складом лежал на фельдфебеле отряда, старшем унтер-офицере Гаврииле Иванове.

   Я предполагал определить географические координаты всех таких пунктов, и к ним должны были примыкать маршруты моих и Козлова второстепенных поездок, охватывавших своими петлями до 700 верст окрестной местности. Для разъездов должны были быть выбираемы необходимые животные, прочим же, свободным, предоставлялась полная возможность отдыхать, кормиться и набирать силы на следующие труды. При таком способе исследования люди, оставшиеся на складе, имели бы достаточно времени и поддерживать порядок караванного снаряжения, и поохотиться, и отдохнуть.

   В 1 час дня 11 мая мы оставили наш насиженный бивуак в ур. Сань-цюй-кур и простились с оазисом и городом на продолжительное время. Обойдя городскую стену с востока, вступили в южную часть оазиса, которая имеет несравненно более цветущий вид. Здесь и дома как-то богаче и пашни роскошнее и лучше обработаны; попадается больше домашней птицы. Всюду видны колодцы с коромыслом, напоминающие нам деревенские в России. Луковые и чесночные посевы и посевы люцерны уже в полном цвету. Дорогой видели много персиков, винограда, груш и яблок. В южной части заметно больше пирамидальных тополей, которые очень красиво выглядят на фоне желтых песчаных барханов, стоящих за оазисом на юге.

   Через 3 часа мы вышли из оазиса и пошли на юго-восток по галечной равнине; вправо тянулись высокие сачжоуские пески, насыпанные на каменной гряде. Мы не раз пересекали их спускавшиеся к дороге грядки. По степи нам попадалось множество ящериц Eremias sp., антилоп, видели ворона, ловившего песчанку, и, наконец, увидели часовню, стоящую у верхнего края балки, скрывающей в себе пещеры Чэн-фо-дун.

   Мы остановились на краю самой балки, уже перед сумерками, сделав 22 версты. Животных наших пришлось гонять на водопой вниз, где по дну балки струился ручеек. Под нашими ногами в конгломератовом обрыве, падающем отвесно ко дну речки, находилось множество выкопанных пещер, и 1 000 всевозможных барханов разной величины. Самый большой из них "Да-фо-ян" (Великого бога) олицетворяет собою "фо" - бога, который изображен в сидячем положении, до 13 с лишним сажен вышиною. При пещерах имеется кумирня, в которой живет хэшан - Священник, следящий за пещерами, и несколько учеников. Все эти пещеры пришли в упадок после разрушения их дунганами во время последнего их восстания. Бегущий по дну лога ключ орошает небольшую площадку, засеваемую хлебом. Тут же растет и несколько деревьев серебристого тополя (Populus alba).

   Перевалив отсюда на юг ряд каменных высот, идущих далеко на северо-восток и служащих на западе, против оазиса Са-чжоу, пьедесталом для сачжоуских песков, мы вышли, на севере, на ключ Да-чуань - Великий ключ. Он лежит среди мелкосопочниковых глиняных небольших высот на 5 377 футов над уровнем моря. Флора, довольно разнообразная, здесь уже была вполне развившись: рогозник (Typha latifolia); 2 вида тамарисков (Tamarix sp.), 2 вида мирикарии (Myricaria sp.), 2 вида хармыка (Nitraria Schoben et N. sphaerocarpa), сугак (Lycium ruthenieum), Glaux maritima, одуванчики (Taraxacum sp.), песья смерть (Cynanchum sp.), песья дурь (Cinomorium coccineum), парнолепестник (2 sp. Zygophyllum), Reaumuria songarica, Galligonum mongolicum, чернобыльник (Artemisia sp.), Sphaerophysa salsa, сульхир (Agriophyllum sp.), солянки (Salsola kali, Kochia mollis), хвойник (Ephedra sp.), Atraphaxis sp., спаржа (Asparagus sp.), пижма (Tanacetum sp.), татарский осот (Mulgedium tataricum), касатик (Iris sp.), камыш (Phragmites communis), Sympegma sp., тополь (Populus euphratica), 2 вида лютика (2 sp. Ranunculus,) вероника (Veronica sp.), Garelinia sp., Oenothera sp., девясил (Inula ammophylla), и последние к горам три больших тополя (Populus laurifolia aff.), один из них 5 ф. в диаметре и до 100 ф. вышиною. По глине вверх по скату ползли саксаулы (Haloxylön sp.), 2-3 солянки (Salsola sp.), статицы (Statice aurea) и небольшими пучками какой-то злак.

   На ключе Да-чуане видели стрижей (Gypselus sp.), ласточек (Hirundo sp.), плисиц (Motacilla sp.), ворон (Gorvus Orientalis), куликов (Tringa sp.), турпанов (Gasarca rutila), коршуна (Milvus melanotis), сову (Strix sp.).

   Мы остановились в голове ключа, где ущелье немного раздвигается и высоты понижаются; близ воды довольно хороший корм доставил нашим животным возможность провести сытую ночь. Здесь, кроме гербария, довольно удачны были сборы жуков: особенно много мы набрали слоников в глине, в корнях кустов; поймали несколько бабочек. Мошек и комаров было достаточно, но, благодаря ветру, они не могли нам досаждать.

   Оставив Да-чуань, мы шли глинисто-галечной степью, на которой встречали кустики красивой разноцветной Arnebiae sp., Astragalus monophylla, Echinospermum sp., маленькую пижму (Tanacetum sp.) и несколько других. Ночь пришлось провести с запасной водой, а на следующий день пришли к северным мягким предгорьям Нань-шаня⁴⁰ к ключу Гашуну (горькому). На степи нам попадались Galimeris sp., чагеран (Hedysarum sp.), ломонос (Glematissp.), Potentilla fruticosa, чернобыльники, Atraphaxis sp., изредка Zygophyllum xantoxylon. Пологие склоны предгорья покрыты были внизу дырисуном (Lasiagrostis splendens), который давал еще мало свежей зелени. Полынка поднялась над землей всего на вершок.

   На ключе Гашуне корм оказался вытравленным. Растущие кусты Myricariae объедены с ветвями. Здесь мы встретили два небольших табуна, красавцы-жеребцы которых, на виду своих поклонниц, производили поединок. Здесь пойман был роскошный золотой махаон (Papilio machaon var. montanus Alph.), найдена была майка (Maloe proscarabaeus?). Растительный покров составляли: лапчатка (Potentilla bifurea), голубой касатик (Iris sp.), темнофиолетовый астрагал и дырисун (Lasiagrostis splendens). Видели фруктоедов (Garpodacus sp.), чекканов (Saxicola sp.), монгольских вьюрков (Erythrospisa mongolica), бульдуруков (Syrrhaptes paradoxus).

   Этими предгорьями, придерживаясь юго-западного направления, мы вышли на р. Дан-хэ несколько ниже старинной китайской крепостцы Дан-чэн, теперь необитаемой и представляющей одни только развалины, расположенные на левом берегу реки. С реки мы должны были свернуть на юг, чтобы обходным путем через перевал попасть на другую сторону гор. Река же Дан-хэ прорыла себе такой узкий проход, что не было никакой возможности пройти им в горы. Абсолютная высота перевала около 8 000 фут. Подъем на него, равно как и спуск, не представляют трудностей и вообще доступны, хотя немного круты.

   В соседних горах и горных ущельях, по мягким лёссовым склонам нам попадались: лук (Allium sp.), ковыль (Stipa sp.), дырисун (Lasiagrostis splendens), три вида астрагала (3 sp. Astragalus), 2 вида хвойника. (2 sp. Ephedra), ломонос (Glematis sp.), Sympegma Regeli, бударгана (Kalidium sp.), полынь (Artemisia sp.), курильский чай (Potentilla fruticosa), белолозник (Eurotia sp.), карагана (Garagana sp.), цветущий парнолепестник (Zygophyllum xantoxylon), ситник (Juncus sp.), наперстянка (Digitalis sp.), ежесемянка (Echinospermum sp.), Astragalus monophyllus, Atraphaxis sp. и пр. Среди пернатых чаще прочих мы замечали горихвосток (Ruticilla sp.), Gorydalla richardii, стрижей (Gotyle sp.), воронов (Corvus corax), клушиц желтоносых и красноносых (Pyrrhocorax alpinus et Fregilus graculus), кекликов (Gaccabis chukkar) и уларов (Tetraogallus sp.).

   Тут же в горах нам встретился самец аргали (Ovis sp.), гордо стоявший на выступе скалы и поспешно от нас скрывшийся. Тут же был пойман второй экземпляр махаона (Papilio machaon var. montanus Alph.).

   С перевала мы спустились прямо к р. Дан-хэ и благополучно переправились на ее левый берег; только моя лошадь оступилась и погрузилась в воду, вследствие чего мне пришлось принять непредвиденную ванну. Быстрота течения реки не помешала мне благополучно выбраться на берег.

   Немного пройдя, мы достигли устья речки Куку-усу (голубая вода), впадающей с юга в реку Дан-хэ, и свернули направо вверх по ней. В трех верстах от Дан-хэ находится прекрасный многоводный ключ, названный покойным Н. М. Пржевальским Благодатным. Здесь в 1879 г. стояли мы бивуаком около трех недель, и животные поправились настолько, что доставили нас в Тибет и обратно в Цайдам.

   На старом нашем пепелище мы застали несколько монгольских юрт, вследствие чего мы вынуждены были остановиться по другую сторону р. Куку-усу против ключа Благодатного, на влажном лугу. Абсолютная высота ключа Благодатного 8 632 ф. Это наша первая станция, из которой предприняли П. К. Козлов и я свои разъезды.

   C ранней весны здесь господствовала засуха - не выпало ни одной капли дождя: травы мало поднялись. Наши животные не могли вдоволь наедаться, тем более, что мы имели соседей монголов с многочисленными стадами, поедавшими медленно развивавшуюся травянистую растительность. Myricaria, столь полезная для верблюдов и любимая ими, обступавшая густыми зарослями реку Куку-усу и ее протоки, еще только собиралась распускаться; но все-таки животные, подкармливаемые хлебом, не голодали. На ключ Благодатный мы пришли 16 мая, на пятый день после выступления из Са-чжоу, сделав за это время 90 верст.

   Отсюда П. К. Козлову предстояло совершить поездку на сев.-восток, на соединение с линией его весеннего разъезда, а я избрал разъезд за хр. Гумбольдта и возможное знакомство с хр. Риттера.

   Не совсем довольный остановкой, вследствие обилия скота кругом и многолюдства, я предпринял перед вечером с Петром Кузьмичем и Баиновым легкую поездку в горы, с целью поискать более удобного бивуака, но, сделав изрядную петлю и не найдя ничего лучшего, решил остаться на раз выбранном месте, - оно все-таки было лучшее. Когда мы возвращались на бивуак, первый, по словам монгола, за эту весну, дождь смочил землю и нас.

   Прежде чем приступить к разъездам, я отправил в Дун-хуан двух из наших людей с монголом и девятью верблюдами прикупить еще продовольствия, чтобы иметь возможность вне всякой зависимости спокойно работать в Нань-шане. Кроме того я приобрел несколько яков, чтобы везти имеющий прибыть груз продовольствия, так как верблюды не могли поднять всех вьюков. Приобретение яков было полезно еще и потому, что люди заблаговременно могли привыкнуть к обращению с этими животными, на которых предстояло итти в будущем в Сычуань.

   Здесь я устроил временную метеорологическую станцию, по образцу бывшей у нас в Са-чжоу, и определил астрономический пункт.

   Собрав затем необходимые запасы на 20 дней, я с старшим урядником Баиновым и проводником верхами при двух вьючных верблюдах, 20 мая в 10 час. утра, оставил бивуак и в южном направлении отправился вверх по речке Куку-усу.

   Пройдя 8 с лишком верст, мы вступили в горное ущелье, в котором проложила себе ложе эта речка. Оно каменисто, завалено гранитными глыбами, отчего местами не совсем удобопроходимо. Ущельем этим мы двигались 9 верст и вышли на довольно широкую долину, где стояла экспедиция покойного Н. М. Пржевальского в 1879 г. Здесь эта экспедиция чуть не лишилась одного из своих товарищей, унтер-офицера Егорова, увлекшегося на охоте за диким яком и заблудившегося в горах. Егоров нашелся только через шесть дней блужданий. Это происшествие описано в третьем путешествии Н. М. Пржевальского.

   На востоке стояли громады льдов и снегов, с которых берет начало речка Куку-усу. Мы свернули в ущелье к ним и вскоре остановились на ночлег в урочище Хабтагай-ширик, с порядочным кормом, состоящим из тибетской осоки (Kobresia sp.). Невдалеке от нас вверху в горах паслись дикие яки, но их прогнали своим страшным криком наши верблюды. Здесь уже растительность заметно слабее развилась, чем на бивуаке при речке Куку-усу, на ключе Благодатном. На ключах урочища мы встретили еще достаточно льду.

   С Хабтагай-ширика мы взяли направление юго-западное и по правому склону ущелья подымались понемногу к перевалу. Неровности кое-где еще были заполнены снегом; растительности почти никакой не попадалось, только изредка встречались клумбы твердочашечника (Androsace sp.) и какая-то Saussurea sp. На этой высоте флора, очевидно, еще не просыпалась, а сильные бураны снесли сухие остатки растительности прошлого года почти без следов, а потому скалы и осыпи были совершенно оголены. Ночные морозы еще держались около -15°Ц.

   Подъем на перевал, называемый Куку-усунын-хутул (перевал голубой воды), довольно пологий; дорога идет узкой тропой по сланцевой осыпи. Высота перевала оказалась в 13 400 фут. На южном склоне лежала за гребнем полоса нанесенного ветрами снега, толщиной около 1 ¹/₂ сажени и шириною около 10 саж.

   Пользуясь утренним морозом, мы прошли по этому снегу, не проваливаясь в него.

   С перевала мы увидали панораму восточного Сыртына. Равнина эта, подернутая дымкой, частью засыпана песками, между которыми разбросаны болотца, частью же состоит из глинисто-галечных пространств. Стоящий на юге хребет Дархын-дабан (западное продолжение хребта Риттера), хотя и невысок, но местами засыпан снежною порошею и блестит на солнце. На восток тянулись снега хребта Риттера и гор Цаган-обо (белое обо). На западе едва обрисовывался, в виде белого пятна, высокий горный массив Анембар-ула⁴¹, который можно было легко принять за отдаленное облако. Обнажения на перевале и ниже, обнаружившие состав хребта, представляют из себя серо-зеленый кварцево-хлоритово-слюдисто-глинистый сланец. Плоскими сланцевыми спусками между гор, прикрытых лёссом, но лишенных растительности, мы вышли в долину Сыртына, куда выбегают верст на 8-10 отроги гор узкими и длинными кряжами. Мы шли на юг долиною по глинисто-песчаной почве.

   На востоке, между хребтом Гумбольдта⁴² и горами Цаган-обо, верстах в сорока виден проход, из которого вырывается река Ихэ-Халтын-гол в Сыртынскую долину. На эту реку мы пришли в урочище Толи (зеркало). Река, разрезая долину Сыртын пополам, направляется на запад к реке Холин-гол, соединяющей оба сыртынские озера, но, в расстоянии верст 40 не доходя до нее, скрывается под землею, и затем снова выходит в виде обильных ключей, в болотах урочища Тода и других, сопутствующих реке Холин-гол. Последняя соединяет озера эти, унося воды озер Хойту-нора и Булунгин-нора, наполняемых ключами окрестных болот, в озеро Сухайнын-нор. В урочище Толи р. Ихэ-Халтын-гол имеет шириною 12 саж. и до 1 аршина глубины. Впрочем, масса воды изменяется от количества выпадающих в горах дождей и таяния снегов. Бывали случаи, по словам проводника, что воды Халтына добегали и до Холин-гола. Дно реки песчаное и топкое; вода светлая, течение быстрое. По берегам попадаются пространства, поросшие злаками⁴³.

   В Толи мы хотели переправиться через Халтын, но, по причине очень топкого дна, нам это не удалось, и мы, оставив Толи, пошли правым берегом реки. Местами она идет плесом и разливается до 2 ¹/₂ верст шириною, разбиваясь на массу мелких рукавов. Почва берегов рыхлая, песчанистая, кое-где прикрытая редкой бударганой (Kalidium sp.), полынкой (Artemisia sp.) и колючкою (Oxytropis sp.).

   На 12-й версте ниже Толи мы перешли благополучно на левый берег р. Халтына и вступили в пески, которыми шли на юго-западо-юг семь верст, и выбрались на ключевое кормное урочище с речкою Мандалта (Ломоносовая речка, называемая так монголами вследствие обилия кустов ломоноса (Clematis sp.), растущего по берегам ее и по всему урочищу). Довольно многоводная речка Мандалта, шириною до 5 саж. и глубиною 1 ¹/₂ фута, быстро бежит на запад и, разрывая только что пройденные нами пески, вливается в р. Халтын-гол. Вверху, верстах в 8 отсюда, речка эта составляется из множества обильных и сильных ключей, разбросанных по кормному урочищу того же имени, обитаемому монголами. В речке я поймал рыбку (Diplophysa sp.). Здесь мы нашли тоже монголов со скотом. До Мандалта мы прошли от Толи 19 верст и решили здесь отдохнуть, поесть и итти дальше. Пошли в юго-юго-западном направлении; сначала нам попадались ключи и небольшие озерки со множеством птицы: перед нами взлетали турпаны (Casarca rutila), журавли (Grus sp.) и тучи разных водяных мелких птиц, преимущественно куликов.

   Версты через три мы опять вступили в пески, барханы которых невысоки, футов до 70, и тянутся почти с севера на юг с крутыми восточными скатами; между барханами всюду попадаются небольшие озерки и площадки с прекрасною травой; на песках здесь растет какой-то злак с необыкновенно длинными корнями; я измерил один экземпляр, - он оказался длиною в 35 шагов. Это растение прекрасно связывает пески, переплетаясь своими корневищами и мелкими пушистыми корешками, выходящими пучками из каждого сочленения корневища.

   Верст через 8 мы оставили пески и вступили в травянистое, кормное, обильное водою урочище Октул; в северной его части много мелких ключевых озер и многоводных ключей, собирающихся в речку Октул, текущую на запад, где она поглощается пустыней. Здесь громадные пространства прошлогодних дырисунов золотились на солнце. Много скота (верблюды, лошади, бараны и коровы) виднелось по сторонам. Это урочище тянется верст на 7-8 на восток и верст на 5 на запад, кое-где встречаются ворвавшиеся невысокие барханы песков; говорят, эти пески стали появляться здесь на памяти не очень старых людей. Многие помнят, когда здесь не было никаких признаков песков. Здесь тоже много куликов, турпанов, жаворонков, журавлей, гусей, уток, а в песках бульдуруков (Syrrhaptes paradoxus Pall.). Земля во многих местах изрыта массою светлых грызунов, бесхвостых или с очень короткими хвостами, превосходящих размерами ладакских; издают тонкий протяжный писк. Кулики токуют.

   В Октуле мы встретили монгола, хорошо знающего интересующую меня местность и готового итти в качестве проводника; этот монгол помнит Иринчинова и других казаков, участвовавших в экспедиции Н. М. Пржевальского. Я решил взять его с собой. Он оказался охотником, человеком пожилым и хорошо знающим местность. Так как нам предстояла ночевка в безводном месте, то воду мы взяли из Октула. Через 1 ¹/₂ версты мы достигли места, где несколько сильных ключей собираются в речку, идущую верст на 15 на запад и исчезающую далее в песках. Дорогой нам встретился очень приличный и вежливый, хорошо одетый монгол, предложивший свои услуги быть проводником в окрестностях, которые он, как охотник, тоже хорошо знал. И этот монгол прекрасно помнил экспедицию Николая Михайловича.

   До западной оконечности гор Дархын-дабан дорога вела нас по галечной почве, прикрытой местами тонким слоем нанесенного песка, сдутого местами в небольшие барханы, поросшего мелкими кустами бударганы и белолозника, в которые прячутся убегающие из-под копыт лошадей ящерицы (Eremias sp.). Своротив за мыс, дорога направилась на юго-восток и часто переваливала мягкие песчаные увалы, протягивающиеся от гор.

   Горы Дархын-дабан тянутся на юго-восток; вверху они скалисты, а внизу прикрыты лёссом и бесплодны. Основные горные породы, составляющие этот хребет, следующие: гранито-гнейс протогиновый очковый, серый слюдисто-глинистый сланец и светлосерый кварцево-глинистый сланец.

   Обойдя западное окончание дархын-дабана, мы выбрали довольно кормное место у южного его склона в урочище Нукын-хада (впалое место) и остановились на ночлег с запасной водой, взятой из Октула. С полудня погода стала портиться, несколько раз принимался итти дождь и снег. Отсюда прекрасно было видно озеро Сухайн-нор (тамарисковое озеро), голубым пятном лежавшее на сером пустынном фоне степи. С Нукын-хада путь лежал на юго-восток версты 3 горами; затем мы свернули на юг и вышли из гор в долину Куку-сай (синяя галечная степь), засыпанную на западе песками. Местность, которой мы шли, представляла мягкие предгорья Дархын-дабана и пересекалась сухими логами, идущими на запад.

   Тщедушная растительность, состоящая из кустиков белолозника (Eurotia sp.), полынки (Artemisia sp.) и двух видов ежеобразных колючих Охуtropis sp. и какого-то злака, кое-где прикрывает песчаную поверхность почвы. В Куку-сай зимой приходит много верблюжьих самок с молодыми. На них охотятся сыртынские монголы и даже цайдамские.

   На 16-й версте дорога, поднявшись на мягкий увал, коснулась подошедшего с востока горного мыса, снова свернула на юго-восток в ущелье, впадающее с востока в долину Куку-сай и огороженное с юго-запада невысокими горами Орогын-ула и Куку-сайнын-дабаном, идущими с западо-северо-запада от озера Сухайна, а с северо-востока Дархын-дабаном. В этой долине преобладает курильский чай (Potentilla fruticosä), растущий кустами 1-1 ¹/₂ ф. вышиною, редко разбросанными по долине и нижним склонам гор. Мы остановились на ключе Хо-булак, чтобы напиться чаю, попоить животных, дать им похватать немного травы и итти перед вечером далее с запасной водой, чтобы за перевалом ночевать в степи. Дорогой я видел много соек (Podoces hendersoni), охотившихся за ящерицами, во множестве здесь бегающими и, в свою очередь, кормящимися черными песочными жуками.

   Отдохнув, мы тронулись вверх к пологому и мягкому перевалу Кепту-дабану. Он связывает южные горы с хребтом Риттера; его абсолютная высота достигает 12 700 футов. С него открывается далекий вид на юго-восток вдоль долины, огражденной с одной стороны хребтом Риттера, а с другой - южными горами, не имеющими общего названия; каждая группа носит свое имя, или вовсе его не имеет. Первая выдающаяся и ближняя не очень высокая группа носит название Бельджин-ула; вторая снеговая, восточнее ее стоящая, - Бомын-ула; третья за нею, тоже снеговая, плосковершинная - Цайдамин-ула и дальше на восток Кактын-ула. Дальше восточное продолжение хребта Риттера, представляющее сплошные снега на значительном протяжении, называется Ихэ-дабан (великий хребет), и снабжает водами своих снегов реки: Ихэ и Бага-Халтын, Кактын-гол, Бомын (Ичегын)-гол и другие, истоки коих мне предстояло осмотреть.

   Пологим спуском мы достигли этой долины, изрезанной сухими руслами поперек. Во время дождей воды с Дархын-дабана проносятся здесь, бегут в западную, склоняющуюся к югу, часть долины и, разрывая горы, вливаются в р. Орогын-гол. Растительность долины состоит из Potentilla fruticosa, по сухим логам Comarum Salessowi, бударганы (Kalidium sp.) и полынки (Artemisia sp.). Множество дорожек, вытоптанных куланами, сходятся с разных сторон к ключу, находящемуся здесь у подножья хребта Риттера, верстах в четырех восточнее перевала Мутоли-булак (плохое зеркало). Пользуясь такими тропинками, охотники часто разыскивают воду.

   Остановились на ночлег в 13 верстах от перевала, на долине, среди жалких и тощих кустиков белолозника, между которыми животные отыскивали редко растущую полынь. С 8 часов вечера подул северо-западный буран. Ночью он немного стихал, а к утру подул вновь и свирепствовал со страшной силой. Почва дороги была довольно мягкая песчано-глинистая со щебнем, состоящим из окрестных пород. Мы приблизились к южным горам, присыпанным песком, и пошли окраиной этих песков. Здесь преобладали: курильский чай, дырисун, еще какой-то злак, полынка, колючий Oxytropis, Statice sp., лук, Stipa sp.; последний почему-то особенно усердно пристраивался в старых следах куланов.

   Тут попадались и следы диких верблюдов. Попадались антилопы-ада (Procorpa picticauda Hodg.).

   Кроме ветра, дорогой нас донимали то дождь, то снег. Остановились среди песков, пройдя 17 верст и не доходя до ключа Мо-булака одной версты, чтобы переночевать на корму. За водой ездили на ключ, а животных гоняли к нему поить.

   Ключ Мо-булак лежит на абсолютной высоте 12 050 футов, прорывает горы в юго-западно-западном направлении и выносится на долину в озеро Иче-нор, из которого, прорывая следующие глиняные высоты, выходит, в урочище Махай, где сливает свои воды с водою рек Ичегын-гол и Орогын-гол. С севера в него приходит сухое русло с перевала Хотун-дабан, в хребте Риттера; тут же отделяется дорога и на пер. Дархын-дабан в том же хребте, несколько западнее первого. Отсюда мы шли 13 верст, пересекая сухие русла в юго-восточно-восточном направлении и, перейдя малозаметный увал, протянувшийся поперек долины от северных гор к южным, мы вышли в бассейн р. Бомын-гол (Ичегын-гол) и на 22-й версте пришли в довольно обширное болотистое урочище Толи, с ключами и кормом, примыкающее к берегу Бомына. Против этого места р. Бомын огибает с севера горы Цайдамин-ула и идет на юго-западо-запад в ущелье, сдавливаемая снеговыми группами Цайдамин и Бомын-ула. Хр. Риттера тянется на восток, имея к югу покатые предгорья. Пройдя 8 ¹/₂ верст от ключа Толи, мы свернули на юго-восток и через 1 ¹/₂ версты остановились в урочище Цала-тохой, обильном ключами и кормом, на высоте 12 395 футов над уровнем моря, на берегу Бомын-гола, пришедшего с хребта Риттера.

   32 версты, отделяющие эту стоянку от предыдущей, мы прошли под дождем и снегом с ветром. В четвертом часу дня выпала крупа, величиною с орех, и в полчаса успела забелить долину и склоны гор. Дорогой я видел стрепетов (Otis tetrax L.), небольшой стаей поднявшихся впереди нашего пути. Растительность долины: Oxytropis sp., бударгана (Kalidium sp.), курильский чай (Potentillafruticosa), полынка (Artemisia sp.), Stipa sp., мелкий лук (Allium sp.), белолозник (Eurotia sp.), Statice sp., Reaumuria sp. prostrata?, тибетская осока (Kobresia sp.), 3 вида Saussurea sp.

   В Цала-тохое монголы добывают нашатырь, который продают китайцам в Са-чжоу.

   На юг отсюда, в горах, верстах в 5 на южном склоне, за перевалом находится кормное ключевое урочище Хама-чук. Летом из Цайдама приводят сюда верблюдов, которые здесь прекрасно поправляются. Тут же верховья реки Балгын-гол, идущей в озеро Ихэ-Цайдамин-нор. Перевал, ведущий отсюда через Цайдамин-ула на Балгын-гол, называемый Балгын-экин-дабан, с южной стороны труден, спуск же на р. Бомын-гол хорош.

   Несмотря на 26 мая, растительность на этой высоте (12 300 ф. над уровнем моря) была развита еще слабо. Злаки и луки еще только начинали зеленеть, а курильский чай лишь собирался раскрывать свои почки. Это последнее растение достигает высоты 3 ¹/₂ футов при толщине у корня в 1 ¹/₂ дюйма. Последние дни стояли облачные и ежедневно дули северозападные бураны с пылью.

   Отсюда нам предстояло подыматься на увал, перегораживающий долину в северо-восточном направлении. Подъем довольно пологий, мягкий, прикрыт слабою растительностью (Androsace, полынь, бударгана). Увал этот, имеющий покатость к югу, смыкает хребет Риттера с Цайдамин-ула, но отделяется от последней рекою Бомын-голом. Впереди виден такой же увал, перегораживающий долину поперек с севера на юг. Первый увал, не носящий особого названия, переходит к востоку в мягкие предгорья хребта Риттера, изрезанные сухими руслами, сбегающими в р. Бомын-гол. Хребет Риттера на все видимое пространство к востоку завален громадными снегами, по словам проводника, вечными.

   Несмотря на свою высоту и видимую недоступность, хребет Риттера имеет проходимые перевалы; проводник называл мне: Дархын-дабан, Хотун-дабан, Уралты-дабан, Тургын-дабан, Дава-дабан, Ихэ-шахылга, Ары-Яматын-хутул и Ихэ-дабан. Кроме того между Уралты и Тургын-дабаном есть еще Хоир-Чицарганын-хутул.

   Хребет Риттера есть притон диких яков всего Нань-шаня. Кроме яков здесь водится много антилоп ада (Procarpa picticauda), называемых местными монголами дзере-оно. На западе они распространяются только до Сыртына, в долину которого не проникают; в Цайдаме тоже не встречаются и появляются только снова в Бурхан-будда. Дорога, пересекая сухие русла, шла увалами и была довольно трудна вследствие сильного, залеплявшего глаза ветра. Изредка попадались дзере-тулэ, Androsace и Saussurea sp.

   Видели куланов (Asinus kiang) и следы яков; особенно много последних в урочище Кара-кундык, куда мы пришли на ночевку, пройдя лишь 18 верст, и то с большим напряжением и страшной борьбой всю дорогу с северо-западным бураном, опрокидывавшим верблюдов и не дававшим делать съемку.

   Кара-кундык лежит на абсолютной высоте 13 019 футов на берегу р. Бомын-гол, которая идет вдоль западного подножья второго увала, направляющегося поперек долины от хребта Риттера на соединение с горной группой Цайдамин-ула в юго-западном направлении. В этом месте, где этот увал подходит к предгорьям южных гор, он отделяется от них речкою, идущей с юго-востока и вливающейся в р. Бомын-гол. На Кара-кундыке мы думали переждать непогоду, но, прождав тщетно три часа, потеряли всякую надежду на улучшение погоды и остались ночевать. В моменты, когда прояснялись ненадолго горы, я пользовался этим, чтобы делать засечки и пополнять свою съемку.

   Над нами несколько раз пролетали в одиночку тибетские бульдуруки (Syrrhaptes thibetanus). Кроме бульдуруков видел ворона (Gorvus corax), редко рогатых жаворонков (Otocoris sp.). Других птиц не видел вовсе. По словам монголов, во время дурной погоды в горах, грифы, бородачи, соколы улетают за добычей в долины. Сыртынские монголы замечают появление этих хищников у себя, когда окрестные горы окутывают облака и в горах несколько дней под ряд царит непогода; напротив, когда в горах хорошая погода, на долине их почти не видать.

   Словоохотливый проводник-охотник рассказывал мне про диких яков. Летом эти животные, убегая от сильных жаров, забираются на ледники. Ледники, двигаясь, дают трещины, и целые косяки, отделенные трещинами от своих стад, умирают с голода, или же погибают, падая в пропасть при попытках перейти трещины.

   Баинов с охоты принес трех антилоп ада, что было очень кстати, так как наши запасы сильно поубавились от прожорливости проводников-монголов.

   Утро нас порадовало прекрасною тихою солнечною погодою, при морозе -12°Ц, несмотря на 27 мая. Дорога пошла прямо на восток, подымаясь ущельем на мягкие высоты, протянувшиеся поперек увала, обнажающего иногда выходы серого гнейса и мрамора.

   Через 10 верст мы поднялись на высокую точку увала, достигающего 14 000 футов абсолютной высоты, откуда перед нами открылась панорама уходящего вдаль на восток хребта Риттера, заваленного снегами и скованного вечными льдами.

   Путь наш пошел по мягкой возвышенности. Дорогой встретили трех тибетских бульдуруков; из них при одной самке имелось 3 маленьких, только что вышедших на свет божий и плохо еще бегавших. Бедная мать, забывая всякую опасность, раскрыв крылья, вилась в наших ногах, стараясь оказать возможную защиту своим птенцам, жертвуя своей жизнью. Но я не велел их трогать и напрасно беспокоить беззащитную и самоотверженную мать.

   С 17-й и до 23-й версты стали попадаться озера разной величины и выходы жильного, белого кварца и