Главная » Книги

Роборовский Всеволод Иванович - Путешествие в восточный Тянь-Шань и в Нань-Шань, Страница 21

Роборовский Всеволод Иванович - Путешествие в восточный Тянь-Шань и в Нань-Шань



но обработанные жителями хырмы Шан-рди пашни с высоко торчащей соломой небрежно сжатого ячменя.
   Для сокращения пути мы шли прямо по пашням, не придерживаясь дороги. Часто попадались лога с вертикальными обрывами, характеризующие лёссовую почву и образованные водами, сбегающими с пашен при орошении их и вымывающими в мягкой лёссовой почве эти лога.
   Во время сильных дождей в горах в июне и июле, вода в Ёграй-голе сильно прибывает, выступает из ее сухого в другое время года русла, и наливает арыки, поящие эти пашни. Чем дальше мы двигались, тем плоше и плоше делались корма для животных. Мы прошли 16 1/2 верст и остановились на реке, которая, выходя из ущелья, теряла в гальке ниже нашей остановки свои последние воды. Галечное русло ее здесь доходит до 600 и более шагов и изрыто протекавшими здесь ранее потоками.
   В горах, стоящих на севере за рекой, живут тангуты-оронгыны, которые грабят цайдамцев чаще, чем прочие тангуты. Этими горами, состоящими из биотитового, желтоватого крупнозернистого гранита, тянется до Южно-Кукунорского хребта полоса лесов, состоящих сначала из можжевельника (Juniperus Pseudo-Sabina), а потом из ели с ивовым подлеском (Abies Schrenkiana et Salix sp.).
   Кое-как переночевав почти без корма для скота, мы пошли к кумирне, которая уже виднелась, по пашням, совершенно опустошенным скотом; по дороге не встречалось ни одной соломинки от сжатого осенью хлеба; из-под ног наших яков с размятой ногами многочисленных стад лёссовой почвы подымались вверх темные облака пыли, покрывавшей собою нас самих, вьюки и скот, придавая всем и всему одну общую окраску лёссового желто-серого цвета, что до неузнаваемости изменило наши лица и вид всего каравана. Через три версты столь печального пути мы подошли к стенам хырмы Шан-рди. Мы достигли ее 16 декабря. Пройдя с сотню шагов за нее на восток, мы остановились на совершенно голой пашне возле речного обрыва.
   Хырма Шан-рди представляет собой глиняную стену, около 1 1/2 саженей вышиною, четырехугольной неправильной формы, имеющую по всем фасам вместе до 1000 шагов; построена она возле реки, всего шагах в 35 от берега, с воротами, обращенными на север, к реке.
   Внутри хырмы посредине стоит кумирня с плоскою крышею, выкрашенная в красную краску. При кумирне живут духовный правитель лама и управляющий светскими делами хошуна тоже лама, которого зовут нойон (господин)53. Оба назначаются из Тибета из Шигацзе властью банчин-рембучи, которому собственно и принадлежит хошун Шан-рди. Вся внутренность хырмы застроена мелкими глиняными фанзами с плоскими крышами; в них живут монголы-тибетцы до 200 семей и дунгане до 9 семей; последние занимаются торговлей, главным образом привозя товары из Сун-пань-тина и немного из города Данкыра. Только очень бедные монголы и тангуты, не имеющие скота, живут постоянно в хырме, занимаются земледелием вокруг хырмы, сеют ячмень для дзамбы. Остальные же живут в горах со скотом.
   Вскоре после нашего прибытия на наш бивуак собралось из хырмы много зрителей, которые крайне смело и развязно вели себя и нисколько не стеснялись новых для них людей, как мужчины, так и женщины и девушки, довольно небрежно прикрывавшие свою наготу, несмотря на порядочный холод и сильный ветер.
   И мужчины и женщины носят тангутские одежды, да и наружностью похожи на тангутов и говорят более тангутским языком. Женщины имеют посредине темени пробор и носят массу мелких косичек из волос, рассыпанных по спине и плечам. Кроме того от затылка по спине и до пят ниспадает цветная, чаще красная, матерчатая лента, около 2 вершков шириною, с нашитыми на ней раковинами, чохами или фарфоровыми бляшками. На глаза до бровей спускаются подстриженные волосы. Большинство мужчин бреют свои головы, некоторые носят косы. Шапки бараньи остроконечные, верх их прикрыт цветной материей, одинаковы у тех и других; мужчины чаще ходят с открытой головой, если не удаляются от своей хырмы.
   Шубы бараньи, образца тангутского и носятся так же, т. е. выдергиваются много выше пояса и свешиваются через него, образуя много помещения за пазухой, куда складывается всякая мелочь, как в чемодан; у женщин шубы длиннее, достигают пят и такого большого свеса ниже пояса не носят. Мужчины носят бараньи панталоны, про женский пол ничего сказать по этому предмету не умею, ибо присматриваться к тайнам женского одеяния мне не позволила скромность. На ногах оба пола носят монгольские кожаные сапоги (гутулы).
   Хошун Шан-рди принадлежит Тибету и есть владение банчин-рем-бучи, живущего постоянно в Тибете в городе-кумирне Шигацзе.
   Когда-то давно один из банчпн-рембучи, приехав в Пекин, представлялся богдохану (при каком императоре это было, мне объяснить не могли). Он произвел на императора сильное впечатление, и император подарил банчин-рембучи землю в восточном углу Цайдама и несколько монголов с семьями. Теперь их до 400 семей составляют отдельный хошун, подчиненный прямо только Тибету, не имеющий никаких отношений ни к монгольским, ни к цайдамским и ни к китайским властям. Никаких повинностей они не несут. За три года весь хошун платит всего одну ямбу (50 лан) серебра банчин-рембучи54, которую отвозит в Тибет с отчетом об управлении сам нойон, обязанности которого в его отсутствие несет духовный правитель-лама.
   Несмотря на такие льготные отношения к Тибету, обитатели Шана живут очень небогато и жалуются на постоянные убийства и грабежи со стороны соседних тангутов.
   При всяких разбирательствах китайскими властями подчиненных Китаю тангутов с монголами, тангуты, хорошо платящие китайским чиновникам, всегда бывают правы, монголы же остаются виноватыми.
   К случаю в разговоре мне сообщили, что комиссар, китаец, ездивший в Тибет для примирения тибетцев с англичанами в начале 90-х годов, на обратном своем пути был убит нголыками. Теперь тибетцы платят англичанам обременительную денежную дань55.
   Осведомившись о нашем приезде, старший лама прислал своего человека приветствовать нас с хлебом-солью, состоявшей из 15 фунтов дзамбы, 30 пучков гуамяна (китайская вермишель) и 15 фунтов джумы. Последнюю мы ели всегда как лакомство, и я был доволен этим подношением, тем более, что на деньги купить ее нам было трудно.
   С ответным приветствием я отправил Баинова, послал с ним тоже подарки, состоящие их хорошего металлического подноса и "Тара-наты", жизнеописания Сакья-Муни, отпечатанной нашей Академией наук и переплетенной в роскошный переплет. Лама пришел в восторг от подарков; был очень любезен с Баиновым и через него приглашал нас к себе в гости. После ламы Баинов был у нойона. Последний, узнав от Баинова, что русские совсем другие люди, чем англичане, и ничего общего не имеют с их индийскими соседями, о которых говорил он крайне недружелюбно, переменил свое высокомерное обращение на крайне любезное и дружелюбное. До сей поры он смешивал эти две народности.
   Перед вечером приходил монгол-лама, живший прежде в хырме у Барун-засака и видевший меня во время четвертого путешествия Николая Михайловича и считавший себя по этому случаю моим хорошим знакомым. Он очень усердно упрашивал меня зайти к нему в гости в его фанзу в хырме. Пришлось уступить его настояниям, чем доставил, повидимому, ему и его жене очень большое удовольствие, а главное это подняло его в глазах всех соседей. Глиняная его фанза, крайне грязная и заваленная всяким хозяйственным скарбом, совершенно прокопченая дымом, черная по стенам и потолку, в котором квадратное в 1 1/2 фута отверстие заменяло окно, впускающее свет с воздухом, и служило для выхода дыма тут же устроенного очага, была размерами не более юрты. По закопченным стенам были развешены тоже прокопченные шубы, прочая одежда и многие предметы, назначение коих мне было неизвестно. Около очага было прибрано небольшое застланное тибетской материей местечко, и на нем поставлены небольшие скамеечки с угощениями на китайских блюдечках: джума, изюм, чура (сухой творог), китайский сахар, леденец, жужуба (плоды Ziziphus vulgaris), пшеничные лепешки, жареные в сале, и еще кое-что. Хозяева крайне любезно усаживали нас, угощая дзамбою, чаем с молоком и всем выставленным перед нами на скамеечках, заменяющих столики. Не прельщаясь, конечно, этими угощениями, а преодолевая некоторое брезгливое чувство, мы отведали всего, чтобы сделать удовольствие хозяевам. Мы просидели около 3/4 часа за трапезой, разговаривая с хозяевами,, которые доверчиво отвечали на наши вопросы и сожалели, когда мы поднялись, чтобы проститься с ними. Мы тоже пригласили их побывать и у нас.
   На другое утро после точных расспросов нашего проводника тангута из Курлыка и параллельно некоторых дунган, бывавших в Раджа-гонпа, оказалось, что наш тангут совсем не знал дорогу, и, вероятно, сам там не бывал, а рассчитывал довести нас как-нибудь, расспрашивая про дорогу у встречных.
   Это обстоятельство побудило рассчитать его, отпустить обратно и приискивать другого проводника.
   Перед полуднем пришли к нам гости, монгол-лама, у которого мы вчера были, с женой, двумя детьми и еще с двумя родственницами девушками и маленьким мальчиком, братом их. Мы их угощали лапшой, чаем с печеньем, монпансье и пшеничными лепешками их образца, печеными на сале нашим поваром. Каждая наша вещь привлекала их внимание и служила предметом удивления: наша металлическая глазированная посуда приводила в восторг женщин. От бинокля приходили в удивление, и каждый, посмотрев в него, передавал свои впечатления другому. После окончания визита семейства ламы к нам пришел старик тангут, которого вчера мы видели у ламы. Его мы угостили водкой, чаем, лепешками. Он бывал. в Раджа-гонпа несколько раз и прекрасно знает дорогу, но итти с нами не решается из опасения встречных тангутов. Завтра он уезжает домой и хотел послезавтра приехать к нам с молодым родственником, знающим нужную для нас дорогу. В хырме есть дунгане, знающие эту дорогу, но они запрашивали очень большую плату, по 2 лана человеку в день с условием итти не менее двух человек, чтобы возвращаться обратно не одному.
   На третий день нашего пребывания, возле хырмы, мы побывали у старшего ламы и нойона. По просьбе первого мы захватили с собой симфонион. Лама крайне радушно принял нас и рассадил на мягкие сиденья в своей небольшой полутемной комнате и сейчас же приступил к угощеныа нас чаем, джумой с маслом, лепешками и пр. Он очень усердно расспрашивал нас о русских, о России и говорил, что у них в Тибете слыхали о русских, но не знают разницы между русскими и англичанами и считают тех и других за один народ. Симфонионом лама восторгался почти с детским увлечением. Когда пришло время отправлять ему службу в кумирне, он пригласил нас посмотреть их моления. Мы приняли его приглашение и пробыли в кумирне около получаса. Оглушающие звуки пяти барабанов и поочередно двух больших раковин, труб и бубнов требовали более привычных ушей, нежели наши. Сам лама сидел на невысоком троне у задней стены, имея в руках колокольчик и еще какой-то атрибут его сана. По временам он звонил, читая молитвы. Перед ним стоял стол с пятью чашами с приношениями. Влево от него стояли украшения, сделанные из масла, дзамбы и сластей. Левый угол и стена были уставлены в 3 ряда, один над другим, небольшими бурханами (бронзовые изображения богов), перед которыми стояли металлические сосуды с растительным маслом и фигурные изображения из разной снеди, масла, лепешек, и между ними левая передняя нога барана с лопаткой. Тут же стоял таган с углями и 2 чайника с чаем. У этой же стены сидели на полу двое лам, читавших по тибетским книгам молитвы, и еще один, управлявший раковиной и трубой; ближе к выходу висел барабан, в эту службу при нас не бывший в употреблении.
   Вдоль правой от ламы стены сидели на полу музыканты, ближайший к ламе с бубнами; затем 4 с барабанами, с раковиной и трубой и последний тоже с барабаном. На стене висели писаные на холсте образа и различных фасонов шляпы ламы, употребляемые в разных случаях. Не дождавшись окончания молебствия, мы оставили кумирню и посетили нойона. Он принялся нас угощать; но мы были совершенно насыщены угощениями ламы, а потому у нойона пришлось угощаться через силу. Нойон был не менее любезен, чем и лама, и обещал побывать у нас на другой день.
   Утром мы узнали, что ночью в хырме было неблагополучно: шесть вооруженных тангутов пробрались в хырму и ограбили 2 фанзы, в которых находились только женщины, так как мужья их были в отлучке.
   Разбойники, ворвавшись в фанзы, заявили женщинам, что если они будут кричать, то будут немедленно убиты. Несчастные должны были беспомощно смотреть, как на их глазах забирали и связывали их добро. Такого рода происшествия здесь довольно постоянны.
   В эту же ночь в горах тангуты угнали 37 лошадей, принадлежащих старшему ламе. Отправлены люди разыскивать их по следам.
   Утром в гостях у нас был нойон, а после него мы пошли к ламе, которому показывали: бинокль, микроскоп, электрическую батарею, разные книги с раскрашенными рисунками птиц, зверей, бабочек, растений. Лама восторгался и всему удивлялся и уверял нас, что "если бы в Хлассе56 знали русских, какие они есть на самом деле, то, разумеется, радовались бы их приезду. А то их боятся и смешивают с англичанами, которых очень не любят и которым в Тибете не доверяют. Года четыре тому назад был в Шан-рди англичанин с китайской прислугой; он останавливался в хырме в одной фанзе и желал познакомиться с ламой и нойоном, но они оба отклонили это знакомство и приказали прислуге своей не допускать его до них".
   Мы же пользовались самым широким радушием и расположением обоих.
   Проводника все нет да нет. Посланный в горы еще не возвратился. Пребывание наше здесь затягивается, а это не особенно приятно ввиду ежедневных больших расходов на дрова, на корм нашим животным, вовсе не имеющим подножного корма, уже давно выеденного скотом. Все же покупаемое здесь стоит больших денег, потому что запасов для продажи нет, и каждый несет продавать запасенное для личной потребности.
   Перед вечером я был неприятно поражен известием, что несколько наших яков заболело хасой. Это - заразительная болезнь, которой переболели верблюды у покойного Николая Михайловича Пржевальского в Цайдаме в 1884 году осенью. Многие из них не вынесли ее тяжелых приступов и околели.
   Ею поражаются чаще двукопытные, на лошадей она почти не распространяется. Она выражается очень сильным внутренним жаром у животного, головной болью, болью всего рта и языка в особенности; с него слезает кожа, и животное от прикосновения во рту пищи к обнаженным от кожи местам испытывает страшные мученья, отказывается от пищи и иногда околевает с голоду; в лучших же случаях во рту и на языке нарастает скоро новая кожа, и животное получает возможность принимать и жевать пищу. Во всяком случае животное, и выжившее после этой болезни, делается мало способным для каравана, потому что у него сходят копыта с большою болью, и оно не может итти с караваном. У верблюдов же сходит вся подошва, потому что во время болезни подошва отделяется от мускулов ноги, и пространство между нею и мускулами заполняется водянистою жидкостью. Когда утром верблюд становится на ноги, то эта жидкость, прорывая себе выходы, у краев подошвы, выливается струями из прорванных отверстий.
   Монголы говорят, что все наши яки могут переболеть хасой. Эта болезнь очень прилипчива. Во всяком случае эта неприятность позадержит наше выступление из Шан-рди, что очень некстати.
   Старший лама делается с нами все любезнее и милее; на пятый день нашего пребывания прислал нам в подарок барана и с полпуда джумы. Нойон настолько подружился с нами, что совершенно доверчиво показывал нам все свое имущество и денежное состояние, доходившее до 360 рублей серебром ямбами.
   Около хырмы бродит ужасно много голодных собак, осаждающих наш бивуак и днем и ночью. В назойливости и нахальстве с ними соперничают вороны и сороки, прилетающие стаями. Последние не имеют, как курлыкские и дуланкитские, белых перьев на горле. В развалинах хырмы водятся каменные воробьи (Passer pertronia). Недалеко от бивуака видели серых куропаток (Perdix barbata). Зайцев много; довольно крупные.
   В кумирне начались усердные молебствия, каждый день с утра до вечера с небольшими передышками.
   Тангуты часто приезжают к нам с предложениями продать лошадей, баранов и пр., но все это за очень высокую цену, для нас совершенно не подходящую. Вообще, после пребывания где-либо англичан, которые обыкновенно располагают большими средствами и платят за все очень большие деньги, экспедиции, снабженной ограниченными средствами, очень трудно изворачиваться57. Монголы и тангуты говорят тогда, там-то был русский (они других наций не знают, - всех европейцев зовут русскими) и платил столько-то, столько же дайте и вы, и на меньшие деньги не соглашаются ни продать ничего, ни наняться в проводники.
   На седьмой день нашего стояния, вверх по реке мы увидели несколько человек со вьюками, - это оказались монголы-охотники с убитым и уложенным на несколько вьюков яком. От них мы услышали невеселую весть. Они отправились на охоту на озеро Тосо-нор; но, не доходя 4 дней до него, принуждены были вернуться, потому что далее местность была занесена глубоким непроходимым снегом, закрывшим все травы и кизяк, другого же топлива там не находится. Глубина снега доходила до брюха яка и до седла. В таком глубоком снегу их животные не могли двигаться вперед и не могли достать корма, сами же они не могли добыть топлива. Следовательно, эта дорога совсем недоступна для нашего каравана, особенно принимая в расчет, что наши больные яки тихо поправляются; кроме того у некоторых уже посбиты спины; но, кажется, они поправляются от смазывания льняным маслом.
   Вчера прибыло несколько человек от Куку-бейле. Прошлым годом тангуты, живущие вверх по р. Цаза-голу, ограбили и убили одного монгола из хошуна Куку-бейле. На все требования монголов удовлетворения, тангуты отвечали молчанием. Наконец, выведенные из терпения монголы собрались в количестве полутораста человек и решили серьезно понудить тангутов к соглашению. И вот, несколько выборных монголов явились в Шан-рди к ламе с просьбою назначить беспристрастных людей, которые должны будут стараться устроить дело миром. Если последнее не удастся, то монголы положили решить дело оружием, в надежде, что виновники вражды будут наказаны богом и потерпят поражение. Жаловаться же китайцам они считают напрасным, потому что тангуты закупят их подарками, а монголам житье будет еще хуже, ибо тангуты будут еще с большею дерзостью относиться к монголам.
   В ночь на 23 декабря, в первую ее половину отчаянный лай собаки и беспокойство лошадей заставили экспедиционного дежурного тщательнее присматриваться к окружающей местности. Он заметил вверх по реке шагах в трехстах темное пятно, которое иногда делилось на четыре части; дежурный узнал в них четырех всадников, прокрадывавшихся к бивуаку. Он разбудил меня, чтобы спросить разрешения стрелять по ним. Зная нрав своих лошадей, которых не удержит никакая коновязь при выстреле, и не желая, чтобы они разбежались, я не разрешил стрелять без особой крайности.
   Воры, слыша наш разговор, заключили, что бивуак не без охраны, и, понимая, что им ничего легко не дастся, быстро повернули лошадей и рысью удалились.
   Утром пролетали на запад вдоль реки бульдуруки простые и тибетские (Syrrhaptes paradoxus et S. thibetanus).
   Вместе с монголами нас посещают и тангуты с предложениями отправиться с нами в качестве проводников в Раджа-гонпа и Сун-пань-тин. Знают дорогу через Гуйдуй, монастырь Лабран на Раджа-гонпа и в Сун-пань-тин или прямо на Сун-пань-тин. Некоторые говорили, что в Раджа-гонпа у них есть знакомые, ходившие от Раджа-гонпа прямо на Дар-чан-до (Да-дзян-лу). Но в одиночку не соглашались итти, а самое меньшее вдвоем и требовали по 4 лана на человека в сутки, чего, разумеется, я не был в состоянии им обещать.
   25 декабря, вспоминая торжественную обстановку этого праздника на родине, родных, знакомых и пр., и мы решили кутнуть, что изредка в исключительные дни мы разрешали себе: достали на отряд коробку сардин, жестянку кофе со сливками Либиха, жестянку монпансье, 1/2-фунтовую плитку шоколада, которую поровну разделили на всех. Кроме того люди получили по хорошей рюмке водки, а не употреблявшие ее по 1/4 фунта сахару. Так праздновали мы этот торжественный день, уже второй в путешествии, углубляясь в приятные мечты о далекой, милой родине и близких сердцу родных и знакомых... Конечно, и там нас тоже каждого вспомнят...
   Из своих скудных запасов мы угощали сластями и приезжавших к нам тангутов, палатки которых расположены недалеко на предстоящем нам пути. Они просили нас заехать к ним в гости, предлагали нам купить у них баранов и пр., словом, казались совсем дружелюбными.
   Наши больные яки возбуждают серьезные опасения; чтобы им облегчить дорогу и сколько-нибудь сократить общий вес вьюков, мы отбавили кое-что из ящиков и, уложив все это хорошенько, решили оставить эту часть имущества на попечении ламы в кумирне. Лама любезно согласился поберечь оставленное до нашего возвращения в Шан-рди.
   Наконец мы нашли проводника, хорошо знающего дорогу от Раджа-гонпа до Сун-пань-тина, но не знающего обходного пути на оз. Тосо-нор. Для последней цели лама дал нам монгола-проводника и записку к другому ламе-тангуту, управляющему целым тангутским хошуном. Последний должен был дать человека, который доведет нас до оз. Тосо-нор. Первый проводник - тангутский лама по имени Амчут.
   27 декабря, накануне решенного мною выезда из Шан-рди, мы отправилисъ проститься с ламой и нойоном. Оба были до крайности любезны, желали нам счастливого возвращения снова в Шан-рди и встретиться вполне здоровыми и довольными своей поездкой.
   У меня снова появилась мучительная болезнь носа и горла, но запас лекарства, оставленный ламой, лечившим меня в Курлыке, давал мне возможность не задерживаться на месте.
   Два яка, как говорят люди отряда, не пойдут завтра в дорогу - настолько они ослабли от болезни. Променять же здесь негде. Двигаться далее нам необходимо. Может удастся нам выменить их по дороге у тангутов.
   Из наблюдений, произведенных мною здесь, оказалось, что хырма Шан-рди лежит на 36° 0' 17" широты и на 97° 31' 47" долготы от Гринвича и на абсолютной высоте в 9 984 фута.
   В течение 12 дней, проведенных у хырмы, совершенно тихих дней не было ни одного, а в часы наблюдений помечено Т. 9 раз; утром два раза, днем шесть и вечером раз.
   Ветры наблюдались в наибольшем числе раз только юго-восточные - 19 раз, по утрам и вечером по 9 и всего один раз днем. Затем были ветры северо-западные 6 раз - 5 раз днем и один вечером. Северо-восточные 2 раза - по одному утром и вечером. С прочих сторон не приходилось наблюдать ветров. Ночи больше ветреные.
   Ясных дней и ночей не было вовсе, а в часы наблюдений помечены по одному разу днем и вечером.
   Облака преобладали сложно-перистые.
   Иней был 2 раза.
   Атмосферная пыль 2 раза и один полный пыльный день 27 декабря.
   По ночам сильные морозы.
   В часы наблюдений утренняя температура - средняя -14,2°, наибольшая -5,8°, наименьшая - 21,2°, денная - средняя -2,3°; наибольшая ,0°, и наименьшая -6,5°. Вечерняя - средняя -10,6°, наибольшая -1,8° и наименьшая -15,3°.
  

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

ШАН-РДИ - ХРЕБЕТ АМНЭ-МАЧИН

Оставляем хырму Шан-рди. - Ур. Обо. - Ур. Кушегын-амы. - Неспокойная ночь. - Встреча Нового года под ружьем. - Перевал Куку-хутул. - Долина Цумныгын-борокуде. - Ур. Балгатын-тарсыхай. - Перевал Валга-тын-хутул. - Р. Кактын-гол. - Ур. Мапитып-кундё. - Ур. Тулайту-иорол. - Ур. Цаган-оботу. - Пер. Цаган-оботу-дабан. - Р. Джюрме. - Оз. Тосо-нор. - Ур. Джамкыр. - Долина Рначю-Наргын. - Оз. Кара-нор. - . Ур. Джунла. - Пер. Докапсет-ла-черу. - Р. Чурмын. - Горы Амнз-мачин. - Пер. Нджугди-нига. - Перевал Мджугди-ла. - Ур. Халун. - Ущ. Мзушу-Ргымчон. - Ур. Юнги-чунак. - Нголыки. - Моя болезнь. - Конечный пункт экспедиции. - Разъезды тангутов. - Решаем повернуть обратно.

  
   Двадцать восьмого декабря после завтрака мы покинули хырму Шан-рди. Нам предстояло прежде всего перейти на правую сторону реки Еграй-гол. Ширина его русла около двух верст. Наплывы льда на гальке очень широкие. Для удобства перехода люди нашего отряда еще вчера пересыпали их землей, чтобы не сильно скользили наши животные. Местах в двух вода шла. поверх льда довольно широкими полосами. С некоторыми хлопотами и не без возни с яками мы перешли реку и вошли в довольно кормную долину, пришедшую с северо-востока; в устье ее довольно порядочные пространства заняты сжатыми пашнями. Справа вдоль долины тянется довольно высокий хребет Дза-дзамбу, по падям которого с верхней части склонов тянутся поросли арцы (Juniperus Pseudo-Sabina). Горы эти высылают в долину кормные высоты. По левую сторону стоят группы невысоких гор, уходящих на север и северо-запад. Ближайшие с дороги лёссовые высоты прикрыты Reaumuria trigyna, саксаулом Регеля (Haloxylon Regeli), золотистой Statice aurea, бударганой (Kalidium sp.) и др. По долине же растет главным образом дырисун (Lasiagrostis splendens), взбегающий по падям и в горы, анис (Carumcarvi) и кустарники, упомянутые выше для высот.
   Первый переход мы сделали в 12 верст и остановились в урочище Обо. Здесь ущелье делает небольшое колено к северу, а далее идет вновь на северо-восток. По сторонам выбранного нами бивуака стояло несколько юрт со множеством скота, пасущегося на прекрасных травах. По руслу сухой речки росла Myricaria sp. и кое-где хармык (Nitraria Schoberi). Много монголов собралось на наш бивуак. Приехал знакомый тангут, оставшийся ночевать у нас на бивуаке, чтобы завтра итти вместе. Он рекомендовал быть возможно осторожнее ночью, чтобы не украли у нас лошадей.
   Следующий день прошли только шесть верст и остановились у подножья северо-западных мягких высот в урочище Кушегын-амы. На этой остановке очень хороший корм, но нет хорошей воды и дров, и мы пользовались снегом и дровами, взятыми с собой из Шан-рди. Устроившись на бивуаке, мы сделали 2 визита: ламе Амчуту, который идет с нами проводником, и молодому тангуту, который провел у нас на бивуаке прошлую ночь. В обеих палатках нас встретили радушно и в обеих палатках нас предупреждали быть осторожными, особенно по ночам, потому что здешние тангуты, не подчиняясь никаким начальникам, пользуются очень плохой славой отчаянных грабителей. Весь день стояла прескверная погода, - дул буран, закрывший окрестности пылью.
   Мы хотели приобрести двух-трех якев, на случай замены присталых, для чего устроили дневку. Знакомый тангут ездил разыскивать своих, чтобы привести их к нам. Встречавшиеся тангуты расспрашивали его очень много про русских. Утром он заезжая к нам предупредить, что в следующую ночь мы должны ждать разбойников, и чтобы мы приготовились их встретить. Затем приезжал лама Амчут и спрашивал, были ли воры ночью. Узнав, что ночь прошла благополучно, предупредил, что следующую ночь наверное будут, потому что он слышал стороною, что тангуты собираются пограбить русских. Будем осторожны. На ночь были выданы на руки каждому по 100 патронов, насыпанных в конские торбы. Усилен ночной караул, и спать легли в одежде. Ночь, темная облачная, с непроглядною пылью, прошла благополучно.
   На следующий день с утра стали приезжать на бивуак тангуты; их перебывало у нас до 50 человек. Перед вечером чтобы избавиться от назойливости одного тангута, урядник Жаркой, несший в это время обязанности повара, толкнул его. Тангут, делая вид, что не мог удержаться на ногах, упал на куст дырисуна и схватился за коленку ноги, будто бы сильно зашибленную, и дерзко заявил претензию на вознаграждение за причиненную ему боль и обиду.
   Сейчас же явился еще тангут, родственник первого, с заявлением, что обо всем случившемся будет немедленно объявлено хошуну, чтобы собрать его и при его пособии потребовать от нас удовлетворение за обиду или с оружием в руках преградить нам дорогу. Их требования заключались: выдать хошуну одного яка, одну лошадь, 10 лан денег, в этом числе они считали вознаграждение и за вины П. К. Козлова, которого облыжно обвиняли: в испуге одной девицы выстрелом на охоте, в осрамлении другой и в избиении нагайкой третьей. Обсудив хорошенько положение и принимая во внимание, что, если мы встретим их требования оружием, то, хотя, без сомнения, одержим верх, преградим себе дальнейший путь, так как везде придется за каждую пядь земли давать сражения мстительным родственникам первых, рассеянным по дороге впереди; патроны будут расстреляны, и придется вскоре возвращаться по восстановленной против нас стране. Удовлетворив же их вполне незаконные требования, дорога вперед нам до следующей неприятности будет открыта.
   Во имя успеха предприятия решил окончить дело миром, вполне сознавая в то же время, что моя поблажка в этом случае может подбодрить тангутов к повторению такой же истории на обратном пути.
   Вечером приезжал наш проводник Амчут и опять просил нас быть осторожными, ибо он видел толпу тангутов, разговаривавших о нападении на русских. Мы решили не раздеваться всю ночь и провести ее под ружьем, чтобы быть готовыми встретить негодяев. Такова была "встреча" нового года, 1895, горстью русских людей, в трех тысячах верст от милой родины, среди разбойничьих тангутских племен, готовых ежеминутно броситься на эту маленькую, но сильную духом кучку людей, совершенно чуждых, неведомых им! Проводив старый, год, в первом часу нового мы, сидевшие двумя кучками по флангам бивуака, заметили силуэты 2-3 конных людей и были оглушены страшным лаем наших собак. Но мы не стреляли по этим разведчикам, потому что они не были видны достаточно ясно, а стрелять на-авось не хотели. Затем мы опять видели, как они подползали по высокой траве темными тенями, мелькая среди дырисунов, высматривали наш бивуак, и снова исчезали. Перед утром опять появлялись, но заметив, вероятно, что на бивуаке не спят, и потеряв надежду застать нас врасплох, к чему они вообще привыкли, открыто напасть не решились, но испортили нам ночь и заставили встретить 1895 год таким необыкновенным и беспокойным образом.
   1 января в 12 часов дня с удовольствием покинули урочище Кушегын-амы, доставившее нам кучу хлопот и беспокойств, и, пройдя 9 верст довольно широкой и кормной долиной среди невысоких увалов, остановились в урочище Дак-чю в виду перевала Куку-хутул через хребет Дза-дзамбу, идущий к юго-западу. В его ущельях видны темные пятна лесов. Здесь мы справили новый год: сами полакомились монпансье, а людям дали по рюмке водки. Ночью все мы дежурили по четыре человека, сменяясь каждые 2 часа. Собаки сильно лаяли и бросались по сторонам, но мы никого не могли разглядеть, хотя вряд ли собаки беспокоились напрасно. Ночь была облачная, но луна просвечивала сквозь тучи; холод донимал на дежурстве: к утру дошло до -26°.
   Двигаясь отсюда на восток, подымались на перевал 10 верст. Сначала шли кормной долиной, а потом лесными ущельями; нижняя граница леса спускается до 11 700 футов абсолютной высоты. Подъем на перевал вверху каменистый, но довольно пологий. Мы встречали курильский чай (Potentilla fruticosa), белую кустарную лапчатку (Comarum Salessowi), ломонос (Clematis orientalis), колючий острокильник (Oxytropis sp.), 2 вида полынки (Artemisia sp.), 2 вида горечавки (Gentiana sp.), заячью капусту (Sedum sp.), бударгану (Kalidium sp.), саксаул Регеля (Haloxylon Regeli), 4 злака, мытник (Pedicularis sp.), Reaumuria trigyna, Statice sp., чагеран (Hedysarum sp.) и др. Много ворон и сорок попадались всю дорогу.
   Перевал Куку-хутул подымается на абсолютную высоту около 14 000 футов. Хребет состоит из биотитовых, среднезернистых, желтоватых гранитов, прикрытых лёссово-песчаной почвой, одетой вышеназванной растительностью. Спуск был сильно завален снегом, так что во многих местах яки тонули до седел. Версты четыре ниже перевала, в восточном от него направлении, мы остановились на ночлег в урочище Куку-кутутке сымрык, на высоте 11 250 футов.
   На другой день мы вышли на довольно обширную замкнутую со всех сторон долину Цумныгын-боро-куде. С гор Дза-дзамбу на северо-востоко-восток идет сухое в зимнее время русло, прорывающее проход в северных горах Хорго-ула, которые идут высокой грядой на юго-восток-восток. Это сухое русло принадлежит уже бассейну Желтой реки и служит, вероятно, верховьем притока ее Бага-горгё, посещенного Н. М. Пржевальским летом 1880 г. Почва долины песчанистая, покрыта редкой растительностью, состоящей из кустов Reaumuria trigyna, золотистой Statice aurea, полынок (Artemisia sp.), саксаула Регеля (Haloxylon Regeli), бударганы (Kalidium sp.) и др. Ширина этой долины 9 верст и длина с запада на восток около 14 верст. Перейдя долину, мы свернули на юго-запад в ущелье южных гор Дала-хоргу и, пройдя всего 13 1/2 верст, остановились в кормном урочище Балгатын-тасырхай. Здесь росли прекрасные злаки, курильский чай (Potentilla fruticosa), ломоносы (Glematis orientalis), полынка (Artemisia sp.), дырисун (Lasiagrostis spiendens), забегающий вверх по пазухам склонов, на которых преобладают Reaumuria trigyna Мах, золотистая Statice aurea, бударгана (Kalidium sp.) и саксаул Регеля (Haloxylon Regeli).
   Горы состоят из гранитов, нагроможденных слоями друг на друга и осыпающихся глыбами на дно ущелья. Это урочище лежит на 12 520 футов над уровнем моря.
   Переночевав здесь, утром стали подниматься по ущелью на перевал Балгатын-хутул. Кверху ущелье расширилось, склоны его стали положе, и нам представилось роскошное пастбище. Северо-западные склоны были завалены снегом, на юго-восточных же снега почти не было. Кое-где попадаются старые стойбища тангутов и следы табунов куланов (Asinus sp.). Справа и слева проходят довольно глубокие пади. Подъем на перевал пологий, но завален снегом и потому был мало удобен для наших яков. Высота перевала Балгатын-хутул равняется 14 511 футам. Горные породы, составляющие хребет, представляют собой роговообманковый, биотитовый среднезернистый серый гнейсо-гранит. Спуск с перевала пологий, идет правым склоном ущелья и почти бесснежен.
   Вскоре довольно широкое ущелье сворачивает на юг и принимает более каменистый и дикий характер. По склонам ползут вверх заросли ивы (Salix sp.) и отдельные деревья можжевельника (Juniperus Pseudo-Sabina). Кое-где появился курильский чай и злаки по луговым скатам. Внизу по речке, среди камней ютились курильский чай, высокое зонтичное, горечавки, дырисуны, дикая пшеничка, плевел (Lolium sp.) и др. злаки, соссюрея, тамариск, татарник (Cnicus sp.), полынка, чернобыльник и многие другие. Наше движение было задержано ледяными наплывами ключа, выбегающего из-под камней на дне ущелья. Тут мы принуждены были остановиться, чтобы поправить дорогу для дальнейшего пути. Прошли 12 верст. Остановка по удобству местности и красоте ущелья прекрасная, летом дала бы нам немало поживы для всевозможных естественно-исторических коллекций. Теперь же по качеству своих кормов она удовлетворяет вполне лишь наших яков и лошадей, а по количеству топлива и качествам воды приятна, особенно повару и дежурному.
   Утром мы начали путь по ключевым наплывам, которые еще накануне местах в десяти были пересыпаны землей, чтобы яки и лошади не скользили по льду и шли по нему смелее; кроме этих довольно опасных переходов по льду, много мешали и камни по дну ущелья, во множестве сброшенные с обоих скатов. Верст через 8 ущелье расширилось, камней стало меньше, и яки шли много лучше по песчанистой почве, прикрытой пустым дырисуном и другими злаками; на скатах появились опять реомюрия, бударгана, саксаул Регеля, а около речки попадалась мирикария. Наконец, это ущелье вывело нас на р. Кактын-гол; она идет с юго-востока на северо-запад и верстах в семи ниже, в урочище Ихэ-бельчир, впадает в р. Еграй-гол. К северо-западу горы понижались. Река Кактын, здесь неглубокая всего около 1-2 футов, при ширине в 5-10 сажен, была покрыта льдом, в свободных от которого местах ясно виднелось галечное твердое дно; берега низкие, поросшие изредка ивою, а главным образом мирикарией. По кустам видели много мелких птичек. Мы немного прошли вверх по реке и остановились на ее берегу, пройдя от ночлега всего 12 верст. Северные горы называются Ихэ-дала-ула, а южные - Бага-дала-ула. По глинистым скатам тех и других виднелись местами беловатые выпоты соли. Почва по р. Кактын лёссово-глинистая, слегка солонцеватая. После полудня погода по обыкновению испортилась. Лучшая часть дня за эти последние переходы была от 9 до 12 часов пополудни, затем поднимался северо-западный или северо-восточный ветер разной силы, отчего делалось холоднее.
   Утром продолжали движение вверх по р. Кактын-гол; она идет с юго-востока, широко разливаясь несколькими рукавами по роскошной травянистой долине, среди густых зарослей мирикарии в урочище Унагаме-амы. Это же название Унагаме-шиле носят горы, стоящие во втором ряду, к югу, за горами Бага-дала-ула. Главное русло реки посередине было свободно от льда, небольшие забереги виднелись лишь вдоль берегов. Среди зарослей мирикарии вился ломонос (Clematis sp.) мертвыми бурыми гирляндами; злаки: дикая пшеничка (Triticum sp.), мятлик (Poa sp.), дырисун (Lasiagrostis splendens) и осоки (Carex sp.) пристроились по берегам реки на сухих руслах, сбегающих с гор. По долине росли Calimeris sp., курильский чай (Potentilla fruticosa), чагеран (Hedysarum sp.), полынка (Artemisia sp.); по склонам гор и солонцеватым площадкам долины - Reaumuria sp., саксаул Регеля (Haloxylon Regeli), Statice aurea, бударгана (Kalidium sp.), полынка (Artemisia sp.), изредка низкорослый хармык (Nitraria Schoberi) и др.
   По зарослям мирикарии встречалось много серых куропаток (Perdix barbata) и мелких птичек.
   Глубокие ущелья приходят с обоих склонов гор; сами горы гранитного состава, в нижней своей части прикрыты лёссово-песчаной почвой.
   На пятой версте этого перехода, в урочище Бамынте-тологой, река делает большую извилину. Здесь особенно густы заросли мирикарии, среди которых бежит множество чистых и светлых ключей, не покрывающихся льдом. Травы здесь особенно хороши.
   Отсюда мы увидели вверх по реке сильную пыль, поднимавшуюся из-под копыт лошадей нескольких всадников; проводники-ламы струхнули и зажгли фитили на ружьях. Люди эти оказались монголами-охотниками, везшими с собой мясо яков, убитых ими в верховьях р. Какты.
   Версты 4 далее, с северо-востока пришло ущелье, по которому бежит река Какты, впадающая в речку Цаган-оботу-гол, идущую с юго-востока. При своем слиянии речки эти образуют урочище Бага-Бельчир. Абсолютная высота этого урочища равна 11 545 футам.
   Выше слияния этих рек долина реки Цаган-оботу-гол суживается приходящим от южных гор узким и невысоким мысом, через который лежала наша дорога, вышедшая затем на широкую долину Манитын-кунде, обставленную не очень высокими горами. На восток отделяется довольно широкая долина, восточного же направления с желтевшими на ней злаками, служащими приманкою массе яков, постоянно пасущихся там. Эта долина известна охотникам под именем Цаган-кунде. На юге, за передовыми горами виднелись остроконечные вершины высокого снегового хребта Цаган-оботу-ула. С юго-юго-востока на долину Манитын-кунде выбегает из гор речка Цаган-оботу-гол и извивается в этом направлении по долине, сопровождаемая зарослями мирикарий и принимая по пути несколько сильных ключей, бороздящих долину в западо-юго-западной ее части.
   Мы прошли всего 11 верст и остановились на берегу этой речки. В ключах поймали перед вечером небольшими сачками полное ведро рыбы двух родов: из семейства вьюнков (Cobitidae), рода Nemachilus sp. до 6 дюймов длиною, попадавшихся в большом количестве, и из рода расщепнобрюхих [Schizopygopsis], семейства карповых [Cyprinidae], до 15 дюймов длиною. Мы взяли несколько штук этой рыбы для коллекции, сварили прекрасную уху на ужин и наготовили рыбы впрок, заморозив ее.
   На травянистых пространствах долины в южной ее части с бивуака мы прекрасно видели табуны куланов (Asinus kiang) и антилоп ада (Antilope picticauda).
   Наступившая ночь была наполовину ясная и очень холодная. Часа в 4 перед утром термометр показывал в нашей юламейке -21,5°. Утром же в 7 1/2 ч. внешняя, уже, вероятно, повышенная температура доходила до -22,3°.
   Прекрасное утро, хорошая ключевая вода, обилие сухих дров, прекрасный корм и перспектива охоты на водяных птиц, виденных на ключах, соблазнили на дневку: бог знает, скоро ли будет такое хорошее место для дневки. Мы опять ловили рыбу с тем же успехом и сделали запас ее на будущее время. На охоте П. К. Козлову удалось добыть двух кряковых уток. После полудня погода стала понемногу портиться, подул CЗ2-3 ветер, и небо закрылось сплошь перистыми и перисто-слоистыми облаками. Наступившая ночь была тихая, холодная, но, благодаря обилию дров, дежурные ночные пользовались теплом прекрасного костра.
   После этой приятной дневки мы двинулись долиною Манитын-кунде вверх по речке и верст через 7 вошли в ущелье, из которого вытекает р. Цаган-оботу-гол к северо-западу. Через несколько верст движения по ущелью горы, сопутствовавшие нам справа, окончились и из-за них выполз высокий хребет Унагаме-шиле. Слева стояли горы, отделяющие течение р. Цаган-оботу-гол от долины Цаган-кунде. Через 15 верст мы остановились в ур. Тулайту-иорол. Тут мы встретили тангутов с многочисленными стадами скота и потому остановились, чтобы попытаться приобрести свежих яков, так как наши хотя и перестали болеть, но страдали от последствий хасы: у некоторых копыта должны были сойти после болезни.
   Кроме того, здесь нам пришлось заменить проводника, взятого из хырмы в Шан-рди, тангутом от ламы, заведующего хошуном, среди которого мы находились теперь. С соседними тангутами у нас дело не налаживалось. Приехавший после обеда Баинов передал поклон ламы, приглашение на завтра к нему и обещание дать проводника до оз. Тосо-нор, а также продать по сходной цене яков, которых у него до 500 голов.
   Несмотря на плохую стоянку, пришлось устроить дневку, чтобы получить проводника и ремонтировать животных.
   Урочище Тулайту-иорол сильно населено тангутами и потому совершенно вытравлено их стадами. Травы ощипаны до земли. Склоны гор оголены и скалисты. На берегу реки среди густых зарослей мирикарии, журчат ключи, сбегающие в речку. По ключам снуют овсянки (Ginclus sp.). В зарослях живут синички (Leptopoecile sophiae), фруктоеды (Carpodacus sp.), куропатки (Perdix barbata); по болотцам - большие жаворонки (Melanocorypha maxima) и множество зайцев.
   На другой день я отправил к ламе П. К. Козлова с Баиновым и для знакомства послал ему несколько небольших подарков. С П. К. Козловым лама был ласков. У него удалось приобрести 4 хайныка и одного яка за сходную цену в 52 лана, а у его соседа одного хайныка за 12 лан. Кроме того, мы выменяли двух своих яков, наиболее пострадавших от болезни, на одного хайныка и, таким образом, обеспечили себя на некоторое время вьючными животными и могли двигаться далее без особого замедления и смелее.
   Переночевав здесь две ночи, мы продолжали путь утром на третий день. Погода с вечера была почти ясная, но холодная. Ночью в палатке было -26°, благодаря сильному выдувавшему из нее все тепло юго-восточному ветру; в 7 1/2 ч. утра внешняя температура опускалась до -27°. Светившее через тонкое перистое облако солнце стало заметно согревать воздух, а дувший временами юго-восточный ветер пронизывал нас холодом до дрожи.
   Мы шли все вверх по реке; травы по долине вытравлены скотом до тла; первые верст пять еще встречалась мирикария. Несколько боковых глубоких ущелий открывали вид на снеговые гребни хребтов. На 12-й версте остановились в урочище Цаган-оботу. Здесь преобладал низкорослый ковыль (Stipa sp.), менее стравленный скотом, чем травы ниже по реке. Для топлива всюду много аргалу. В стороне видели антилоп ада (Antilope picticauda) и довольно большой табун куланов (Asinus kiang).
   Эту ночь в палатке было -22,5°. Яки поломали палки от юламейки, задевая ими друг о друга в пути, и мы которую уже ночь проводим в палатке, обкладывая ее по земле войлоками, чтобы не сильно выдувало тепло, скапливающееся от дыхания.
   Не изменяя юго-восточного направления, мы продолжали двигаться все вверх по широкому слабо пологому ущелью. По сторонам росли травы. Справа тянулись высокие горы Цаган-оботу-ула с двумя большими ущельями. По падям виднелись заросли альпийской ивы (Salix sp.); на травянистых пространствах паслись дикие яки, куланы и антилопы в близком расстоянии друг от друга, нисколько не стесняясь взаимным присутствием. Зайцев попадалось очень много. Земля была изрыта слепышами и другими грызунами.
   Слева потянулись на северо-восток 2 кряжа, из которых крайний есть продолжение хребта Цаган-оботу-ула.
   На 13 версте, почти незаметным,

Другие авторы
  • Линдегрен Александра Николаевна
  • Соболевский Сергей Александрович
  • Орлов Петр Александрович
  • Квитка-Основьяненко Григорий Федорович
  • Стендаль
  • Стахович Михаил Александрович
  • Ю.В.Манн
  • Чапыгин Алексей Павлович
  • Вентцель Николай Николаевич
  • Литке Федор Петрович
  • Другие произведения
  • Бартенев Петр Иванович - Воспоминания
  • Подкольский Вячеслав Викторович - Пожар
  • Вестник_Европы - Пантеон Русских Авторов
  • Толстой Лев Николаевич - Том 70, Письма 1897, Полное собрание сочинений
  • Ковалевский Максим Максимович - Об А. П. Чехове
  • Толстой Лев Николаевич - Том 67, Письма 1894, Полное собрание сочинений
  • Петриченко Кирилл Никифорович - Первая неудача на командирстве
  • Гольц-Миллер Иван Иванович - И. И. Гольц-Миллер: биографическая справка
  • Есенин Сергей Александрович - Мой путь
  • Чужак Николай Федорович - Литература жизнестроения
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (26.11.2012)
    Просмотров: 472 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа