Шмелев Иван Сергеевич - Переписка И. С. Шмелева и О. А. Бредиус-Субботиной

ятную улыбку... / пальчик этот! - / Что он _п_о_е_т?/ что видят затененные глаза, / за далью?...///

   Девушка с цветами, / кто ты? // Девственность / - и грусть. / И светлость. // Смотришь в даль... / Что там, за далью... - / _с_ч_а_с_т_ь_е? // У сердца - белые ромашки, / пленницы твои, / ручные. / Ну, / загадай о счастье: // " ... любит?.. / не любит... / любит..?" // Ну?.. (* пауза, чуть длительней.) - // что шепчет сердце / - сердцу? /

   "Л_ю_б_и_т"! //

   О, милые цветы, / осенние, / - предснежье! / Спешите, / доцветайте в ветре. / А вы, / у сердца... / слышите, как бьется? // что _п_о_е_т?/ Прошелестите мне, / шепните... / лепестком, последним, / нежным... //

   "Л_ю-б_и_т"!! ... ///

   Дождь, / ветер. / Дали смутны. / Где вы... / цветы, последние?.. // Сухие, / потемневшие головки... / - только?! // А цвет ваш / белый, / - ваши лепестки..? /// Отпели песню, / все... / опали. ///

   Девушка с цветами, / где ты? / Все в дали смотришь? // Смутны дали, / в ветре. / А вы, / у сердца... / пленницы ручные... / где же вы?.. // Спросить у ветра..? /

   - Ветер, / ве-тер..! // Л_ю-б_и_т..? ///

   Ветер... / ветер... ///

  

   Для чтения ясные паузы даны знаком / (отрубь, как бы, но... _ч_у_т_к_о!!) Тогда _с_л_ы_ш_н_о.

   // более длительные паузы

   /// еще длительней.

   31.Х.1941 12 ч. 40 дня

   Париж

   Тебе, Олёль, - пропелось. Может быть, в ответ, на то письмо, 16.Х..? - Не знаю. Так, пропелось. Не надо смутных далей. Не надо ветра. Ждать - не надо. Так - сказалось. Это не я сказал, - пропелось. Что они ответят, эти дали? Смутным. О, ми-лая... веснянка!.. Целую.

   Как бы _т_е_б_е_ я про-чел!.. Писал - и - странно! - плакал.

  

   3 ч. дня

   "Девушка с цветами" будет увеличена, чтобы - на мольберт. Чудесно! Спасибо тебе, Олёк. Спасибо - брату. Это большая радость. Но как ты похудела! Не смей!! Умоляю, принимай "cellucrine", фосфор, ешь больше, пой, (если можешь), гуляй, отдыхай, ни-каких работ, так и заяви - больна. Ты на самом деле больна. Но, ради Бога, Олечек... детка. Ты писала - "хитрю" я, будто скудно мне живется. Смешно. Вот, сейчас я завтракал. Вот что: чудесно жареный на сковороде картофель (на постном масле, я люблю порой), - велел своей "подруге дней моих суровых"²⁷⁷ - новгородской, - ну, вылитая Арина Родионовна, которая воспитала нам из Саши - А. С. Пушкина! - так вот и у меня такая же, только приходит, для порядку. А то ходила Елена (не тургеневская, но она очень модница была, трясла сережками, часто подтягивая сквозные чулочки, и любила - "покажите на карте военной, где фронт французский". - Я эту манеру не люблю, меня это стало тревожить, и я заменил Ариной Родионовной, давно, с год). Так вот - картофель (пищит на сковородке!) - как бы мы поели дружно, будь ты тут! Стоя бы в кухне, ели. Прямо бы с "шипелки" (сковородки), я бы тебе поджаренных в ротик, а ты мне, и глаза бы, пожалуй, выкололи, или - в губку. Затем - пара битков с гарниром, рюмка зубровки (это по случаю холодной погоды и моего состояния, "несущего"), бретонская галета на масле, с вареньем - мирабель, кофе с медом. Плохо? Потому и пишу пло-хо. Ах, Олёк... будь ты со мной сейчас, как бы мы... я тебя обнял бы, до пи-ска... сыграли бы с тобой в четыре руки "Крейцерову сона-ту-у..." - лопнули бы все струны на рояле! Поняла?.. Глу-пая, ты ни-чего, конечно, не поняла. Бог даст, поймешь, если не будешь смотреть в дали. Ах, какой бы я рассказ тебе рассказал, - сейчас лежал и вспомнил - как меня Оля "разыграла" на... бегах! Это вот расска-зик. Так и не напишу. (Потому и "Мери", и бега в "Путях", что заплатил за них. Пусть напишут!) Это из... "Семейного счастья"²⁷⁸, - это му-дрость. И какой же эффект! Уж чего я не видал, а такого не ожидал. Это - как любящая жена _у_ч_и_т_ мужа, - до чего же тонко-педагогично! Как-нибудь расскажу. Надо это "в лицах", - это я умею, во мне, говорят, бо-льшой артист, пропал. Да ведь и нельзя же в одном поезде сразу и в Москву, и в Питер. А почему вспомнил? Сегодня снежок просыпал скупой сольцей - и вспомнил - шубу надо вынуть, - в ней я на бега начал в Москве. Здесь она на складе все дремала, прошлый год взял - зима была студеная. Новая почти шуба, шаль в смушку, с сединой, и шапка, как у хохлов, такая же, с проломцем. Прошлый год выйдешь - Париж дивится! Ну, - Москва! Парад. Бывало, на бега в ней - на лихаче! Пролихачивал, довольно²⁷⁹. Вот, Оля меня раз и научила... да-а!.. Но - до будущего письма, напомнишь если.

   У меня тепло, электрический радиатор, не "солнце", а верней, на 2000 гектоват {Так в оригинале, вероятно описка И. С. Шмелева.} - пришлось все же большое ателье разгородить, - на все не хватит. Комната длиной 12 шагов больших, шириной 9-10, - плясать можно. И окна огромные, надо два радиатора, да я один отдал знакомым, там больные. Скоро затопят, сейчас что-то забурлило в водяных радиаторах. Милушка, Олька, велела ты поставить печь или радиатор электрический в твоей комнате наверху? Тебе необходимо тепло-тепло, нервные детки - особенно требуют. У меня сердце кровью заливается, как подумаю о твоих муках! Я весь дрожу. _Т_а_к... делить себя! Ужас! Ну, я стиснул зубы, я терплю. Писать не могу, конечно... не мо-гу-у... С тобой... я бы к лету кончил "Пути"! Теперь моя сила - от тебя. И от тебя - "не могу". Изволь дать мне эту гнусную "Полукровку"! Не отстану. Ольга, Олька, гулька, гу-ленька... - ну, когда же?.. Я не знаю, добьюсь ли визы. Увидеть... - и - вырвать сердце! Это - на пытку..? Я не знаю. Не хотел нынче ни строчки тебе писать, а только - "Девушку с цветами", - на! Но я не в тебя, не такой жестоковыйный, несмотря на... мое детство, после отца. А ты, "ласкунчик", - вот какая же-сто-кая: я готов изорвать твою открытку от 13.X, где два слова: "почему не писали давно", "грустно" и - "не могу больше". Это - из дали-то! Это - на 2 недели-то! И почему - это - мне - "все мужчины одинаковы"? Ты столько мужчин знала?! Что это - за сравнение? Не стыдно? Из каких это "пред-по-сы-лок"? И почему это у И. А. - плакать? выплакаться? Думаешь, он меня нежней? Нет. Я тебе уж - _ч_у_ж_о_й? Не знаешь ты меня. Ты - попробуй - скажи И. А. _н_а_п_р_о_т_и_в... - узнаешь. Я его люблю. Но - я его и _з_н_а_ю. У всех _с_в_о_и, конечно, "пунктики". Вот, если дифирамб споешь Ивану Александровичу - шелком заиграет. Да, он умен, но - абстрактно. Я терпеть не могу их "диалектики", философов. Я люблю тело - во всем, даже - в духовном. Прочтешь, м. б., "Старый Валаам" - там, сквозь _Т_е_л_о - дух сквозится. Не терплю формул, схем, чертежей в разрезах, женщин - педагогических, спекулятивной философии (созерцательной). Я люблю тебя, Гульку, в белом, леснушку - в баварочке, ножку в сквозном чулочке, грудь в обрисовке-чуть - ну, дышит "про себя"... - я всю тебя люблю, моя все-мирка! Ты - одна - во Всем. Ах, Олёк, как трудно. И трудно тебе понять, _ч_т_о_ ты для меня, _т_а_к_а_я! Ну, недолго быть Танталом²⁸⁰... - цветы отходят, - ветер, вечер... Напиши о здоровье, о t°. Лежи. Ну, помаленьку отучай... меня. Реже пиши, "жури"... жди "Воли Божией". Да... М. б. можно тебе писать на маму? М. б. возьмешь ящик на почте? Если пропадают письма. От 30-го IX expres - получен? Очень важный. Книги? Я хотел бы на брата Сережу послать тебе духи. Какие - твои? Извести обо всем, - куда послать? Повез бы тебя в Opera, к цыганам, сидели бы в русском ресторане... _в_е_з_д_е! Развеселил бы я мою Ольгушку, мою Царевну! Целую. Твой весь Ив. Шмелев

   Напиши адрес Сережи. Я на него пошлю для тебя - "cellucrine" - и еще какие лекарства и духи - какие?

  

  

   3.XI.41

   Вот, Олёль, сперва, упрощенная ткань романа "Пути Небесные"²⁸¹. Самая сжатая. Постепенно я ее буду - для тебя - растягивать и наносить на нее вырисовку.

   Приезд в Уютово, под Мценском, в канун Ивана Купалы²⁸², 23 июня. Их встречает перезвон церквей. Вечер, идет всенощная. На Дари это производит глубокое впечатление: с Предтечей для нее связано "обетование" (см. 1ч. - Воскресенский монастырь²⁸³). Ее поясок с молитвой, забытый, - выступает. Образ Димы... - Томление - "везти возок" - слова старца Варнавы, - что это значит? совместимо ли с этим - ее "тайна" - желание ребенка? Во - "грехе"! Но это желание в ней _ж_и_в_е_т. В благовестах и в том, что сегодня _к_а_н_у_н_ "Предтечи", - на новоселье - чуется ей некое "знамение": она просветлена. Вид вечером городка (из окна поезда) - мягко отражен в ее душе. Встреча на вокзале, - сюрприз - группа путейцев, шампанское, она - в белом, чудесная, радостная... груда земляники... Почему - встреча? Любовь сослуживцев к Виктору Алексеевичу (1), слухи о Дари и "романе" - в преувеличенном виде дошли до Мценска (2). Приказ по линии директора Управления дороги - показать товарищеское сочувствие собрату, "обойденному" - дружно собраться всем "линейным" инженерам (3), "тайна" - разбогатевший от сибирского наследства (!) с необычайной красавицей (маскарад в Дворянском собрании вызвал фантастические толки), почему-то "ушел в трущобу, купив именьице". Зовут - в город, - ужин в летнем саду, на берегу реки... - но Дари устала. Она - засыпана цветами. Едет одна в Уютово, (5-6 верст), её провожают бывшие владельцы имения - студент-медик (70-ые годы!) и - его брат 18 л., даровитый художник. На него Дари произвела потрясающее впечатление, ее глаза. (Должна быть линия "романа" - ) он не может уехать на "этюды", как хотел, он остается, - в баньке бывшей жить, - для этюдов "этого лица... "святой"" ? (что - в ней - ему захватывающе - неясно). - Ну, видишь, Олёк, как трудно даже _п_у_с_т_у_ю_ ткань давать, а это даже еще и не 1-ая глава! Товарищи увозят В[иктора] А[лексеевича] праздновать "встречу" в городе, до... 3-х ночи! Уютово. Дорога во ржи. Закат. "Уютово". Общий вид. В усадьбе, в людской, "именины" "Аграфены-няни", воспитавшей молодых людей. Встреча ее с Дари. (Она - бывшая крепостная Варвары Петровны Тургеневой: Спасское-Лутовиново²⁸⁴ - совсем недалеко.) Это очень нужный мне тип русской цельной души крестьянской женщины, (огромная ее роль в романе!). Она очень независима. Ей Дари пришлась по сердцу. Она останется в усадьбе. (В романе будет мимолетная встреча Дари с И. С. Тургеневым - на вокзале, в один из его последних приездов. Его оценка Дари (по рассказам Аграфены). Дари - ее первая ночь в усадьбе. Она - наверху - спальня ее. Трюмо. Окно на пруд. Звезды. Соловьи. Она причесывается на ночь перед трюмо. Трюмо отлогое - отражение в нем звезд, самой Дари... Дари - в звездах, в трюмо!

   Впервые - ее любование собой, ее торс (в светелке жарко), ее грудь (черные соски), - в звездах... - в ней пробуждается нечто вакхическое... - первое "видение"... Димы (1-ая галлюцинация)... и впервые, здесь, ее "успокоенность" - после январской бури - подвергается испытанию. Она - в кресле вольтеровском, у окна. Засыпает (полу-сон) в пении соловьев (последних!). Ее сон - спутанный, (и Дима!) из обрывков дня. И - танцы у воды обнаженных женщин... - тело владеет духом, покрывает... сладкая истома, возникновение "греховного". Пробуждение. Ночь. Звезды... И - твое, Олёк! - открытие, очень глубокое - "звезды глубоко тонут и в прудочке!". В этом - для Дари - святая связанность Неба с земным. Звон колокольцев. Компания провожает В. А. до "Уютова", пение. Фейерверк на пруду - в честь новоприбывших владельцев (полупьяные). Вроде серенады. Баритон - инженер, кн. [фамилия нрзб.], - видевший Дари в московском маскараде - поет. Дари показывается в окне... - видением. Общий восторг. О "кончине" Димы Дари не знает. (Ей это скажет В. А. несколько дней после). Утро. Дари впервые идет (она уже не засыпала) к ранней [обедне] - в Мценск. Дорога росистыми полями, березовой рощей, - мягкий пейзаж русского июня - травы, лошадь, коляска, дымящаяся река, - встреча с "дурочкой" при въезде в город. Радостный свет в душе Дари. Она - нашла успокоение - "уют"... Слова дурочки о "грозе" (ясное небо!), которая вот накатит, - не смущают. Мечта о ребенке проснулась ярко - (причащение детей-младенцев!) - с этой мечтой она возвращается в усадьбу... (Это - 1-ая глава).

   Оля, это все очень скупо, без красок... и я вижу, что так передавать тебе нельзя. Я дальше дам лишь самое краткое течение "событий". Здесь я не мог и намека дать на "внутреннее"... на "душу" - а это самое важное в "Путях".

   9 ч. 15 мин. вечера

   Завтра "Казанская"²⁸⁵, был у всенощной, - пересилил себя, помня твою нерадостность, что не был на Иоанна Богослова, про "ножки устали"²⁸⁶ вспомнил... - и получил от церкви благое. Я молился, - давно так не молился, - о моей светлой девочке²⁸⁷, - ты ее знаешь, - я просил ей здоровья, _с_в_е_т_а, _с_и_л_ы, - _с_ч_а_с_т_ь_я. Я услыхал любимое место - от Луки, I, 26 - 38 и возглас - "Богородицу и Матерь Света..."²⁸⁸ - унес меня к далекому - "Свете тихий", к тебе, Ольгуля, в лето, в тихий свет... "Казанская" - мой приходской праздник²⁸⁹, - многое вспомнилось... - Темная икона, родовая "Казанская", в матушкиной спальной... - Почему? Горестно вспомнилась. _Э_т_о_ как раз на твое: "почему ты мало говоришь мне о своем... о матери²⁹⁰..?" Что же смущать мою светлую, видевшую так мало света! Ну, слушай. Это всегда мне больно вспоминать. Ну, шепну тебе, ты меня больше пожалеешь (как народ понимает), хоть в сердце приласкаешь. Нет, нет, только_н_е_ жалости! Я не выпрашиваю, не жалости, а - ласки, любви. Народное слово "жалеет" неопределимо: это выше, глубже "ласки" - это - сердцем к сердцу.

   После кончины отца - я писал тебе - матушка была в очень трудном [положении]. Я поступил в гимназию²⁹¹. Задерганный дома, я _н_и_ч_е_г_о_ не понимал по русской грамматике! Учитель был больной²⁹² (рак печени, кажется) - чуть ошибся - 2, или 1. Мать, часто за пустяки меня наказывала розгами (призывалась новая кухарка, здоровущая баба, - и [даже] очень добрая!) Она держала жертву, а мать секла... до - часто - моего бесчувствия. Гимназия, постоянные двойки по русскому "разбору" (это продолжалось 2-3 мес., перевод в другую гимназию - и - пятерки!). После наказания пол был усеян мелкими кусками сухих березовых веток. А я молился криком черному образу "Казанской" - спаси! помоги!! Мое _в_с_е_ тело было покрыто рубцами, и меня... силой заставляли ходить в баню! Понимаешь? Когда меня втаскивали в комнату матери - и шли где-то приготовления к "пытке" (искали розог) я дрожа, маленький, - (я был очень худой, и нервный) я, с кулачками у груди, молил черную икону... Она была недвижна, за негасимой лампадой. И - начиналось. Иногда 3 раза в неделю. В другой гимназии²⁹³ мне не давался латинский (в 6-м кл. я был влюблен в "Метаморфозы" Овидия, был - лучший). Меня теперь секли за латинские двойки. Потом - за всякие. Потом... - дошло до призыва дворника: я уже мог бороться (это продолжалось до... 4 кл., когда мне было 12 л.). Помню, я схватил хлебный нож. Тогда - кончилось. Все это было толчком к будущему "неверию" (глупо-студенческое). Я отстаивал себя с ранних лет. Помню, в 5-м кл. я занимался физическими опытами в своей комнате, гальванопластикой, выводил цыплят аппаратом своей конструкции, выращивал в комнате "огурцы Рытова", "японскую рожь", - у меня был всегда хаос. И в то же время ночами глотал все, что было из книг, все, романы, (Загоскин²⁹⁴ особенно). Я прочитывал до десятка книг в неделю! да еще бегал в Румянцевскую публичную библиотеку²⁹⁵. Учился у сестры Мани²⁹⁶ на рояле, пел (!). У меня, - все говорили - исключительный был голос, огромный объем легких (доктора и теперь удивляются, легкие закрывали почки далеко внизу), и диафрагма поставлена - "на [1 сл. нрзб.] исключительного диапазона" (я и теперь читаю публично сочно, сильно - хоть 3 часа!). Словом, до встречи с Олей, - у меня все минутки дня и часы ночи пожалуй были заняты. Я весь - и всем - кипел. Как я себя перед тобой расхваливаю! а?! - Я пишу только правду. - Нет, я зла не помнил. Мать я... сожалел. А после - и любил. Она никого не ласкала, такой нрав. Отец... - он был другой, он никогда меня не тронул. Уезжая в Европу, я нежно простился. Она писала мне с большой любовью. Да, она уже гордилась мной. Она уже меня смущалась. Молилась. Кажется, я стал для нее "самым любимым". Бедная старушка. Сухонькая стала. Умерла на 89-м или 88-м [году] - а м. б. и на 91-м, кажется в 36 г. - или 35-м году - все спуталось у меня. - Вот почему я мало - о ней. И еще помню - Пасху. Мне было лет 12. Я был очень нервный, тик лица. Чем больше волнения - больше передергиваний. После говенья матушка всегда - раздражена, - усталость. Разговлялись ночью, после ранней обедни. Я дернул щекой - и мать дала пощечину. Я - другой - опять. Так продолжалось все разговение (падали слезы, на пасху, соленые) - наконец, я выбежал и забился в чулан, под лестницу, - и плакал. (Горкина уже не было.) Вот так-вот я выучивался переживать страдания... маленькие... но я переносил их так, будто так все страдают. Я развивал в себе "воображение страдания". - Так зачинался будущий страдающий русский писатель. Значит, у меня была уже готова _м_я_г_к_а_я_ душевная ткань. Ее создали - отец, Горкин, другие... девочки в пансионе²⁹⁷... очень меня любившие, - я им так много выдумывал чуднОго. Я влюбился впервые 8 лет - в Шурочку Бочарову - молил ее брата дать мне ее портретик. Я очень хотел ласки. Босой, в ночной рубашке я выбегал в сени, на мороз - чтобы умереть. О "поле" я познал очень рано (ну, понятно: большой двор, - _в_с_е!). Но я остался сравнительно чистым. (Я был девственно-чист для Оли.) Гимназистки меня дразнили - "глазастый"! 12 лет я был влюблен - "до безумия". Плакал от любви - все в ту же Сашу. Потом - в деревне - в Таню. Отзвуком этого - совсем нежданно - явились "Росстани", ее деревня, под Звенигородом²⁹⁸ (местность, дана любовно). О ней - чуть в "Истории любовной", как собирали землянику на "вырубке" (вишни - в кувшин!). Ну, вот, голубка, мои боли и радости. В молодости я был на волоске от смерти раз 4-5. Раз тонул - откачали (в деревне, где Таня). 2-ой раз тонули вместе с Сережечкой в Сочи²⁹⁹, - уже почти без чувств нас выкинуло 9-м валом (мы схватили друг-друга - и потому тонули). Ну, что об этом? ... Да, смерть отца была так мне остро-страшно-болезненна, - мне тяжело писать, вот почему я никак не могу приступить, чтобы дать последние 3-4 очерка "Лета Господня" II ч. У меня для нее уже очерков 15 ждут (были напечатаны в газетах). Ну, будут печататься в России, как новое. Такого материала, в книги не включенного, у меня - до 60 печатных листов - целый капитал. Кто его использует? Книги, "как приложения" - например к будущей "Ниве" или другому - дадут тоже очень большой капитал, причем авторские права останутся за автором, и "приложения" еще более способствует ходу отдельных изданий. Я хотел бы, чтобы это было _в_с_е_ - твое, Оля. Ты исполнила бы мою волю. Оля, - вот икона Богоматери... я смотрю на нее - и говорю Ей: "да, Оля, моя любовь, мой свет, - _и_с_т_и_н_н_а_я, огромнейшее сердце, необычайное дарование, она _в_с_е_ может, она - готовая для художественного творчества, - в _с_л_о_в_е. Благослови ее, Пречистая! Она - _д_о_с_т_о_й_н_а_я".

   Девочка моя, хочу тебя... любить, ласкать, чувствовать - вот тут, близко, всегда... Олюля моя, ну - будто мы всегда знали друг друга, вместе выросли, годы - годы... - ну, будто ты _д_о_л_ж_н_а_ была мне явиться, - иначе и быть не могло! Знаешь, мне тебя совсем не стыдно, о чем бы я ни говорил тебе - все слова с тобой возможны... чистые слова, любви и ласки. И все - движения, все, все... - они - ласка, - и всегда, _в_о_ _в_с_е_м_ - чистая, так я смотрю на тебя, будто ты - я. Во многом я устыдился бы перед сестрой Катей (самой близкой из 3-х)³⁰⁰, а перед тобой - ну, будто давно-давно ты стала _м_о_е_й, так внутренно моей, до самой-самой телесной близости - ну, ты - во мне, и я - в тебе. И - нераздельно. Вот, мысленно, - обнял тебя - и держу... и всю целую - и - весь забылся. Оля, как все будет - не знаю. Я _м_о_л_и_л_с_я. Иногда, мгновенье... мысль... - ты будешь здесь, такая уверенная, вдруг, ты будешь... ты уже едешь... - даже задохнешься!

   Ответь же, можно на Сережу писать? Послать? Какие твои любимые духи? Не ландыш? Нет... не грэпэпль? - Блоссона (его Оля всегда покупала), одни из самых тонких и дорогих. Любила Ландыш, но он томит. Я любил, когда она тихо подойдет, а я пишу, ни-чего не слышу, хоть пожар, - не вижу, - и... на голову мне - накапает грэпэплем... я не слышу, потом - запах бросает меня куда-то... и я прихожу в себя. Чтобы заставить меня идти спать (я уже измучен) - говорит: "ну и я не буду спать, буду сидеть тихо". Мне жаль ее - и я иду. Оля, девочка... неужели _н_и_ когда не повторится - с тобой, необычайной? И _с_л_е_д_а_ не будет? - обе м. б. ярчайшие _л_и_н_и_и_ - исчезнут..? Целую, всю. Твой Ив. Шмелев. Жду и жду.

   [На полях:] Оля, это у тебя, у шейки, цветы - бегония или орхидеи?

   Когда ты прислала стило - моя машинка вдруг сломалась! (Обиделась?) Надо починить.

   Я не смею тебе _в_с_е_г_о_ о себе - текущее - писать: тебя это задевает, расстраивает.

   Повторю твое: "неужели ты, Оля, не чувствуешь, _к_т_о_ ты для меня?!" Я - твой, весь, - и только.

   Ты на большом портрете так ясна - чудесна... вот именно - _т_а_к_а_я_ (давняя моя).

   Ты хоть немного признаешь за мной чутья к прекрасному? Ты - можно ли быть прекрасней?!!! Не в красоте.

   Пишу о справках - в Гаагу, в Берлин. Но мы можем не встретится и при разрешении на поездку в Голландию.

  

  

   4.XI.41

   10 ч. утра

   Оля, во-имя твое, пробую писать II ч. "Путей Небесных". Послал тебе план 1-ой главы. Но как же трудно, без тебя!

   Умоляю, - напиши, - хотя бы, - здорова ли?

   Я в мучительной неизвестности, 13 дней.

   Все валится из рук. Несмотря на горечь письма последнего, я в восторге, как ты умна, как сильна в мысли, и слове! Это уж говорю я, другой, - твой "читатель". Спасибо, умница, гордость моя, радость моя! - моя преемница!!

   Твой Ив. Шмелев

   [На полях:] Поставлена ли печка в комнате? Лечишься ли?

   22.Х - "Казанская", Божья Матерь - был у всенощной. Молился.

   Читаю о "галлюцинациях" для романа. Читаю А. С. Хомякова³⁰¹ о православии, для "Путей", - чудесно!

  

  

   Милый мой, дорогой мой, Гений мой!

   Вчера вечером получила твое от 28-го... С "объяснениями". Спасибо тебе за все! Как я тебя вдруг увидела! Сердце твое чудесное!

   Ивочка, родной мой, как мне больно, как я сегодня всю ночь за тебя страдала! И вот хочу тебе сказать, сказать из сердца, твоему сердцу! Поверь мне и руководись этим!

   Не станем мучить один другого! С тех пор, как ты мне "открылся", - и до сих пор - сплошная мука... Какие-то нагромождения, объяснения, пикирования, упадки и взлеты... У обоих. Я много было начала тебе писать в ответ на твои письма от 29, 31 (я их обозначила ошибочно "28 и 30") и 28-го, но... не надо этого! Письма идут медленно, - благодаря этому не угадывают момента и не помогают, а нагромождают. Хоть на время, - уйдем от муки! Дадим тепло и ласку. Отойдем хоть к периоду июльскому (* только как пример, а не отхождение "назад".), к радости!

   Ты понимаешь, мы, сейчас все равно ничего изменить не можем. Приходится считаться с условиями жизни. И это время, - не будем убивать себя...

   Когда ты страдаешь, что "время уходит" и мы не вместе,.. то... как ты мне-то больно делаешь! Возьми себе в сердце, что я скажу сейчас:

   Когда ты говоришь так, - я виню себя! Виню в том, что, не имея силы сразу сказать "б" - сказала тебе чистым сердцем - "а". Когда я просто, без всякой тени на "игру", тебе ответила тем же, твоим же, - я не думала ни о чем. Я слушала только свое сердце! Мне следовало (?) бы рассудком проверить, что из этого выйдет? Я в этом виновата? Я казнюсь этим. И только потому, что ты, мой неоцененный, от этого страдаешь! Я, кажется, тебе и тогда писала, что свой обычный рассудок потеряла. Так это и было!

   Я не "учла" тогда, что не смогу так легко и сразу покончить со сложной жизнью, что ты так отнесешься. Я просто, совсем не учла. М. б. потому, что я слишком мало душой в этой жизни. Я о ней забыла, просто. Но она есть. И очень сложно есть.

   Иван, поверь мне, что ни игры, ни "для пряности", ни для "развлечения"! Пойми это навсегда!

   И я "не ухожу", не "отмахиваюсь", - абсурд все это. Вся моя вина в том, что я открылась тебе, открылась, не зная что же дальше? Простишь ли это? Обвинишь ли? Но я, я и за муки благодарю Создателя. И все, что я тебе говорила и раньше - так и есть! Да, все - необычайно! Я много тебе хотела писать о моих думах, планах. Но пока... самое akute {Острый, здесь: самое необходимое (лат.).}, физическое, так сказать: мне нужен покой. Я издергалась. Любя меня, ты это поймешь - верю. Хоть на какое-то время, я отодвину "разбор" этих проблем. Надо спокойно крепко молиться. Я свято берегу тебя в сердце. Береги и ты меня! Какое-то испытание это. Но я уверена, что "откроется". И вот, после этого письма, я буду тебе писать - покойно, без "проблем", а просто от сердца, как друг. Бережливо. Мне нужен ясный взор, ясность мысли. А так, как сейчас... толкусь я на одном месте.

   Теперь, еще: - санаторий - только вред. Я не "ломаюсь"! Положись на меня, на знание мое самой себя! От мужа мне опасности - никакой. Поверь!!

   "Драмы" особой не было. Не стану ничего описывать, не потому, что не хочу, а просто потому, что существенного ничего не было, а в письмах все выглядит иначе и придает "вес". О жизни моей м. б. как-нибудь напишу. Сейчас у меня каждый нерв болит. Не хочется ничего касаться. Я все тебе доверю! И за твою доверчивость тебе спасибо!

   Письмо твое от 10-го - мне ни "не прощать", ни "прощать": - это вне таких понятий. И я все, и... наперед тебе прощаю! Все гораздо серьезней я беру. Меня пугают твои "помрачения". Но об этом тоже не хочу! Одно тебе скажу: в таких "помрачениях" - ты тоже себя теряешь. Не отвечаешь за себя как бы!? Мне это страшно. Я девочкой 19-22 лет много пережила. И еще: никогда не поддавайся чувству, состоянию... с бритвой! Что ты мне сказал?

   Я этого не переношу. Физически не могу. Не то, что сказал, а таких состояний. "Не переношу" - не в смысле "не нравится", а именно буквально! После той истории в 1924-26 годах. Помни - такие "провалы" сознания, "утрата на миг воли" - меня могут уничтожить! Я это говорю совсем серьезно. Вполне отвечаю за то, что говорю. Это - самое для меня ужасное. Я убегу от этого. Я не утверждаю, что у тебя такие "провалы"... Но меня толкнула на это "бритва". Ну, и довольно. Я ничего, ничего больше такого не могу. Я принимаю селюкрин, мне стало будто лучше. Но позавчера твои "страхи" за меня, твои письма... отбросили все назад. Я тебя не упрекаю. Ты и не мог м. б. иначе. Но давай договоримся! Ведь нет же оснований для мук! Ну, все равно, хоть на короткий срок - давай возьмем себе покой... Я не могу больше! И ты - еще больше! Я освоюсь за это время, м. б. окрепну. Продумаю... и тогда можно что-то _у_в_и_д_е_т_ь.

   С такими нервами - я ни на что не гожусь. Ты понимаешь? Я верю, что, любя, ты понял?! Ты понимаешь, при всем желании сейчас ничего нельзя форсировать. Я была в Гааге, узнала, что визы женщинам не дают. Одна невеста просит пустить ее во Францию к жениху - есть документы о предстоящем браке. Не дают. Другая собирается давно к родителям в Париж - то же самое.

   И потому, - технически - невозможно, так чего же мы себя подогреваем?.. А жизнь так коротка - и так скупа, - зачем же портить то, что еще дается?!

   Я не могу так. Не хочу никаких "разборов", мук, упреков! Я знаю: все как-то само (это не пассивность, хоть и звучит так) устроится.

   Не за что Богу тебя "карать". Ты - чистый сердцем! Как я люблю все, все Твое!

   Чудесный ты в искании своем. Чудесная была и твоя "Оля" (прости, что так ее я называю). _M_и_л_ы_й! И верь, что ничего дурного не будет! Не знаю, не вижу, не касаюсь пока, что и как будет! Но знаю, что сердце мое дает тебе все то, чего ты жаждешь. М. б. я гадкая тем, что не взвесила сил своих в борьбе с жизнью, не смела говорить тебе о своем сердце?! Карай меня за это. Я не смела давать тебе муку. Но, поверь, что это невольно, без игры, от сердца! Не мучай себя воображениями. Моими "муками" и т.п. Я, в своей теперешней жизни - живу сама по себе. Не мучь себя. О жизни моей прежней ничего не думай. Для тебя там мук не было!

   Напишу тебе "Полукровку", только, чтобы не томил себя. И не письмо само по себе, но эти "помрачения" - меня тревожат. Берегись их, друг мой!

  

   "Мне не нужно женщины, мне нужна лишь тема,

   Чтобы в сердце вспыхнувшем, прозвучал _н_а_п_е_в...

   Я могу из падали создавать поэмы,

   Я люблю из горничных делать королев...

      Так, в вечернем дансинге, как-то ночью мая,

      Где тела сплетенные колыхал джаз-банд,

      Я, так нежно выдумал Вас, моя Красавица,

      Вас, моя Волшебница Недалеких стран...

   Как поет в хрусталях электричество,

   Я влюблен в Вашу тонкую бровь; -

   Вы танцуете, Ваше Величество,

   Королева-Любовь!..

      Так, в вечернем дансинге, как-то ночью мая,

      Где тела сплетенные, колыхал джаз-банд,

      Я так _г_л_у_у_п_о_ выдумал Вас, моя _п_р_о_о_с_т_а_а_я,

      Вас, моя волшебница, _н_е_д_а_л_е_к_и_х_ стран!..

   И души Вашей нищей убожество

   Было так тяжело разгадать,

   Вы уходите, Ваше... ничтожество...

   Полукровка... _О_ш_и_б_к_а... опять!

  

   {В стихотворении сохранена интонационная разрядка и пунктуация О. А. Бредиус-Субботиной.}

  

   Но не надо, прошу, - ничего больше... я так устала! Не беспокойся о здоровье - все только переутомление нервов. Я - вся здорова иначе!

   Благословляю тебя, мой родной, лучик мой, солнышко!

   Молюсь за тебя и за себя! Твоя Оля

   [На полях:] За всеми "страданиями" нашими я ровно ничего не писала о всем твоем чудесном. Не думай, что я оглохла к этому. Нет, я в восхищении от всего, что ты мне о своем пишешь! Пиши же "Пути"! Ну, любя меня! Пиши, я духом всегда с тобой! Попробуй - начни!

   Еще одна просьба для моего покоя: не касайся тем о бабушкиной драме. Это мне - деревянная пила!

   Никогда бы я к ним за защитой не обратилась³⁰². Пойми!

   Жду твоих спокойных, мирных писем! Не страдай больше! Не мучь себя мной. Я здорова, когда спокоен ты!

   Пришли мне автограф для "Истории любовной" и "Света Разума". Пиши же "Пути"! Сон мой с голубками, конечно - твой!

   Ты пишешь: "приехать... на пытку?"... Я ничего не требую. Все, все, как хочешь ты! Пойми меня! Одно мое желание: как можно меньше боли тебе, - как можно больше счастья!

   М. б. я тебе еще смогу послать снимок, дам уменьшить - "глаза" - хороши! Художественно. Марина не шлет! Пробери ее!

  

  

   Господи, до чего же я страдаю... за тебя, конечно!

   Ты все еще не получил моих писем?! Я же уже и до твоих "объяснений" писала, я сама измучилась! Послала 3 expres'a, кажется 30-го? И еще письмо и открытку, и еще письмо.

   8-го я тебе писала, что "не надо друг друга мучить". Просила отодвинуть "проблемы", - теперь я уже себя кляну за эту "диктовку писем". Но ты поймешь? Поймешь, что это я от страданий за тебя, родной мой? Иван-Царевич мой, поверь мне, сердцем поверь, раз и навсегда, что я не хочу "утратиться" для тебя, не могу, не могу я "отмахиваться" и все т.п. Вся боль моя как раз вот в том, что знаю, как ты воспринимаешь мое "по-неволе", "под спудом", как ты страдаешь... знаю это, болею этим,., а... что я могу сделать? Я бьюсь головой об стенку, в тупике моем... Пойми же! Что же ты думаешь, что мне-то не больно? Что мне радость что ли оставаться вдали тебя? И трудно объяснить все!

   Я не "сует неврозных, не драм" боюсь, от А. не грозит мне ничего, но... я уже писала... с ним трудно это! И, все же, я тебе писала, что "может все решиться очень просто". Конечно, может. Это не объяснить в писаньи. И я устала, не могу об этом больше. Я все тебе скажу. Нет, я греха не вижу. Не так ты понял. Не надо об этом больше! Я ведь тебе писала о разных моих "страхах", о твоей "всепринадлежности" и т.д. - о, не прими и это как "отмахиванье". Я всего боюсь. Я, до безумия, боюсь твоей боли! Пойми же! И только о Твоей боли думая, я опять "пожалела" и о письме, и об "открывании" себя тебе. О, нет, не пожалела, конечно нет! Для себя не пожалела... Но для тебя! Я для тебя должна была молчать?? Скажи же, светлый мой?! Как я страшусь твоих "молитв" мне! Иван, какая ответственность на мне! Я - не святая! Друг мой, ангел светлый, - я - не Святая! И вдруг все рухнет, когда меня увидишь!? Иван, ты пишешь, - м. б. ты визу не получишь? Неужели? Это правда? Я еще чуточку надеюсь...

   В детстве... я в Рыбинске гулять ходила с няней, глазели по окошкам. Куклу я увидела... чудную. Мечту мою... это был bébé {Младенец, здесь: кукла-пупс (фр.).} в натуральную величину, и все, все натурально, до бутылочки-сосочка. И личико глупенькое, некрасивое - ребячье. Ну все, все. Я каждый день простаивала перед магазином. И к Рождеству, робко попросила маму... подарить мне бэбэшку. Только эту! Заграничная была эта кукла. Не было такой второй. Подходили Святки³⁰³... И однажды я вдруг взгрустнула, что... не будет уж "сюрприза" (у нас всегда сюрпризом дарили), что уже... знаю. Немножко жалко стало... В сочельник, уже в кроватке заснуть хотела... входит мама. "Олюнчик, а куклы-то ведь нет, продали ее уж, - я тебе другую купила и вот говорю, чтобы завтра не плакала ты, моя дочурка". Я плакала тИхонько в уголок подушки. И... засыпала... И вдруг... (я не забуду), уже из погруженья в сон, вдруг ясно, откуда-то из сердца: "кукла будет! Мама нарочно, чтобы... сюрприз был". И, сладко веря, я засыпаю в счастье... Была ли кукла? Да, конечно! Сердце сказало правду!

   И вот я и теперь как будто верю, что ты приедешь!

   "Как будто" - оттого, что жизнь так часто била, нет сил поверить как тогда... в "куклу"!

   Послушай, тебе ведь надо с Сережей что-то сговориться по литературным делам. Как будто бы с нотариусом что-то обсудить надо. А для нотариальных дел дают визы. Это я узнала! Сережа не может к тебе поехать, т.к. он работает очень ответственно, отлучиться не может. Фактически он в фирме все везет. Это же поймут.

   Сережа в Arnhem'e. Pension Master, Apeldoorushe weg 5. Я могу жить в Arnhem'e! Я же писала.

   Ну, с Богом! И успокойся! Не мечись! Не надо! Побережем друг друга! Мы многое выясним лично. Писать я просто боюсь... Я разучилась писать. Все - тебе боль,.. а я хочу только радости тебе! Меня пугает такая Высокая любовь твоя!.. Я боюсь свидания. Я - не идеал. И ты это увидишь! Я - ведьма! Правда! Злюка, капризница, "под настроение" наговорю чего угодно, если разозлюсь! С тобой так не было ни разу! С тобой я осторожна. Но я могу быть и противной, гадкой, злючкой! Однажды, я сердилась на кавказца; когда он вышел из лаборатории, то я... (так скопилось во мне) стала плеваться! Стыдно? Я и сейчас крайнею. Я была с помощницей моей. Я в дверь, ему во след, он не видел, плевалась. А та, долго еще все вспоминала о "темпераменте" своей "принцессы". Мне стыдно... Я могла бы даже его ударить.

   Я однажды (правда, однажды) ударила одного по щеке, еще девчонкой. Есть фотография за 5 мин. до этого. И "он" сияет. За пошлость о "женщинах". Их было 7 - мальчишек, а нас - барышень - двое. Я предупредила: "если еще хоть один анекдот выползет, Толя, то я Вас ударю". С хохотом он рассказал пошлейшее из пошлейшего... Это не сравнение с "котлетами" {Это предложение дописано О. А. Бредиус-Субботиной поверх текста другими чернилами.}!!! А кончилось... дико! Я тотчас же просила прощения. Я не могла иначе! Мне было очень скверно. Вот видишь, как... иногда кипит во мне! Какая же - святая?! Там много было эпизодов... ты бы чудесно написал! Молодо было! Юно! Этот Толя влюблен был... он потом по-глупому пари (даже и не пари) огромной жердью треснул по голове вола, с полным возом снопов. Все свалилось в канаву. А на верху сидели детки! Все обошлось благополучно. Зачем? Спроси его! Впрочем... не спросить... умер он... И сбросить с мостика меня хотел. Зачем? Зачем? И все это крутилось в... любовной атмосфере.

   Ах, к чему я так отступила?!

   Милый, чудесный, ласковый, дорогой мой! Слов нет у меня, нет выражений!.. Книги твои еще сегодня! Как ты задарил меня! И кааак я счастлива! Ты, все ты, такой родной, знакомый! Я так узнаю тебя во всем твоем! Как трогательно ты: Оле Субб... Это было 9.Х... в муках? Милушечка мой! Родименький ты мой!.. Нет сил ответить на твои письма! Сегодня от 1-го, 2-го, 3-го и открытка. Я плачу. Я склоняю колени. Отца твоего люблю я! "Молодчик" был. Так и вижу! Душистый! Свежий! И... мамочке твоей целую невидимую руку! Сколько было и ей скорби!

   Как все мне дорого, что ты расскажешь! Конечно, плачу вместе с мальчиком, наказанным. Как его ласкаю! Роднушечку моего!

   Как больно о "Путях Небесных" ты... Почему их "м. б. не будет"? Я не могу так! Не мучай! Я бы не смогла ни строчки там написать. Чуткий Ванечка, пойми, что я бы _з_а_с_т_ы_л_а_ у твоего "ребенка"! Пиши их, умоляю! Я - духом я, - с тобой! Я часто тебе писать буду! Господь пытает м. б. тебя. Пока... пока не ясно, - пиши! То, что я из сердца тебе однажды отдала - т.е. - все сердце само - я не возьму обратно.

   Что будет, как будет - не знаю. Не вижу!

   - Но знаю, что никакое расстояние взять не в силах тебя из сердца! Я сейчас - в смятении, от наших "нагромождений" я устала... отдохнуть бы! Я отдохну, коли пока "проблемы" отодвину. Это - мне сейчас - насущно. Не мучь себя! Не мучь, Ваня, я страдаю твоей болью! Пойми же! _П_о_ж_а_л_е_й_ хоть! Иди к доктору! Отчего боли?? Я боюсь за тебя! Береги язву! Если я тебе нужна в болезни, если болезнь признают немецкие доктора, то я постараюсь достать визу и приеду, ухаживать за тобой (* Хоть это и было бы м. б. почти что невозможно из-за "дома".)! Я умоляю тебя беречься! М. б. тебе легче было бы твоему другу-доктору открыться? Он понял бы твои "нервы"? И ты был бы не один. Он же не болтун? Вчера мы были у Сережи. Я у него забыла стило мое. Трудно писать так. Чудный был день. И я влюбилась в Arnhem. Братец мой - хороший. Мужчина! И какой мягкий. И. А. звал его "мой Сережик". Об И. А. - ты очень верно. Он любит "придите, поклонимся и припадем"³⁰⁴, как сказал один знакомый. Но я все ему прощаю. К нему "плакать" собиралась, не от "неимения тебя", а потому, что он объективен в суждении обо мне. Ты же, (как и я к тебе) эту объективность - утратил. Это же естественно. Наталья Николаевна тебе нравится? Я не могу ее понять. Как женщина она суха, по-моему. Всегда была такая? Рядом с ним?! Ах, какое тютчевское чудесное о сне³⁰⁵... Дивно! Напиши... и... и же о Денисовой! Ну, милый мой, спи спокойно! Господь да сохранит тебя.

   Целую тебя в лобик. Крещу и еще... много... много целую...

   Оля

   [На полях:] В твоей воле - я не сомневалась. И потому не соглашалась с твоим "безволием"... Понял?

   Я недостойна тебя. Ты так велик, - ВЕЛИК! Трепещу перед "Путями". Дивно!!!!

  

  

   22.Х.-4.XI.41

   7 ч. вечера

   6.XI - 4 ч. дня

   Милый Олечек, - здорова ли ты? Я не спал ночь, пишу с тяжелой головой, несвязно. Перечитал "Даму с собачкой". Не знаю, вырос ли я, - в 38 г., помню, в Швейцарии читал последний раз: да, Чехов, но... до чего неважные "герои"! Влеченье - не обосновано. Гуров дан полупустым - и Анна Сергеевна - как бледна содержанием! Не срастаются с читателем. Совершенно неверна психо-физически сцена "у нее". И этот "арбуз" - штрих-то удачный, да не здесь: ну, у "девицы" - ну, допустим. Обстановки Крыма, "экзотики", - а она много помогла бы! - неслышно, ибо - цикады, море, кипарисы - все из папье-маше, не срощено со страстью. Да и страсти нет. Чехов в этом хладен, inépuissance {Бессилен (фр.).}! Она _т_у_т_ очень нужна. Чехов в этом (страсти и любви) - не _с_а_м, а по-наслышке. Умный читатель (ты, например) дополнит все воображением. "Лакей" - хорошо, но как _м_а_л_о: ибо _е_е-то не дано! Чтобы почувствовалось, - о, страдающая душа, _г_о_л_о_д_н_а_я! Словом - рассказ "наспех", и все в нем - наспех. _Т_а_к_ трактовать огромную тему - слабым художественным зарядом, - недопустимо. Поднес Чехов ко рту твоему ложечку варенья, а распробовать не дал. А тут все дело - в распробовании. Эскизно. Человечек-то (Гуров) пошловатый, без "зернышка". И выходит - "забавное приключение", не жаль их, гг. домовладельцев.

   А теперь - к важному. Не изволишь ли испытать себя? Я предложу тебе очень трудный "творческий акт". Выполни - и будет твое "крещение". Не трусь только, - одолеешь, тебя хватит. Я давно собирался дать один жестокий рассказ-очерк - "Восточный мотив"³⁰⁶. Не очень мне нравится заглавие. Ну, "Восточный напев". "Пляс". "Пляска", "Пляски". Нет, лучше - "Восточный напев". Не важно. Я знаю, что его _н_и_г_д_е_ не напечатали бы, "страха ради иуде