Чаадаев Петр Яковлевич - Избранные письма

онусь без вашего, мои милые, позволения. Если вы будете жестоки ко мне, то мне придется объехать Италию галопом, что конечно может разрушить мое здоровье.

   За Лихачевскую просьбу премного благодарен⁴; из нее узнал, что крестьяне совершенно довольны; жалуются на одну только вещь, пустую, ни про что же другое ни слова не говорят. Напиши мне, мой друг, каково местоположение Лихачей?

   Деньги еще не пришли. Не худо бы тебе занять на всякий случай 10 000 в восп. Доме и держать их у себя. Если же это невозможно по причине существующего запрещения на Хрипуново, то надобно будет в крайности попросить Лихаческих крестьян дать из рекрутской суммы. На заложение Лихачей мне нельзя прислать к тебе доверенности, потому что для этого нужно подробное описание имения.

   Ради Бога, побольше пиши про себя; нельзя ли несколько слов об крестьянских делах? все ли идет по твоему желанию? не встречаешь ли каких-нибудь досадных помешательств? несколько подробностей про свое житье и здоровье? пьешь ли водку? Да сделай милость, постарайся меня уверить, что письмо мое в тебе никакого не произвело гневного чувства. [Я знаю, что нет ничего заслуживающего порицания в том, что я делаю, но мне важно убедиться, что я не отягчаю еще более печаль нашей разлуки]. А тетушку извести, что прошлые бури вовсе не опасны и что Везувий не всегда пышет огнем. - Что ни говори, ни на что не похоже, что вы меня не пускаете в Италию! Бог вам судья!

   Княгине мой поклон; попроси ее написать мне сколько в ее ребенке росту⁵; мне это нужно, чтобы удобнее его воображать себе.

   [Вот уже шестая страница, а я не сказал тебе еще и половины того, что имел сказать. Итак, до другого раза. Сообщал ли я тебе, что я делал в Париже?]

   Это письмо посылаю к Марке ⁶; заграничные письма стоят дорого; надобно ему дать денег, и велеть ему взять нужные меры в случае болезни и перемены квартиры.

   Якушкину поклон; а он чтобы Надежде Николаевне ¹ и своей жене поклонился.

   Я позабыл тебе сказать, что так как твое сложение одно с моим, след. ты проживешь столь же долго, как и я, с чем и имею честь поздравить.

  

   Дорогой друг, я писал тебе вчера, сегодня снова пишу. Мне надо сказать тебе кое-что по поводу денег, которые ты должен прислать мне. Мне нужно будет получить их здесь, а не в Швейцарии, как я решил сначала. Значит, необходимо, чтобы они пришли в Париж в последних числах будущего месяца. Я избегну этим путем многих затруднений и расходов. Не знаю, сказал ли я тебе, когда просил прислать их к Штиглицу, что надо доставить ему одновременно и документ Коммерческого Банка. Но тебе, конечно, известна эта необходимая формальность, и мне незачем было указывать тебе на нее. Если Штиглиц пришлет тебе вексель, перешли мне его немедленно по почте; если нет, то не беспокойся о нем.

   Как ни просты все эти дела, они тем не менее, в этом я уверен, представляют немалую тягость для тебя. В сущности Степан ¹ мог бы все это сделать не хуже тебя. Поэтому мне приходило в голову перед отъездом поручить все это ему, но ты не захотел. Скажи мне, мой друг, не раскаиваешься ли ты в этом? Было бы еще нетрудно избавить тебя от всех этих забот. Тебе достаточно было бы сообщить ему мои распоряжения и мой адрес. Необходимо было бы еще, чтоб он прислал мне подробную записку о моем имении, дабы я мог распорядиться о составлении доверенности ему на залог.

   Я только что получил еще письмо от дорогой тетушки. Она сообщает мне, что поездка в Витебск отложена ², я очень доволен этим. В это время года путешествие было бы ужасно, тогда как, если они поедут летом, это будет для них развлечение без труда и усталости.

   Погода продолжает быть холодной и плохой; я еле могу выбрать в течение дня минуту для обязательной моей прогулки; чтобы утешиться, высказываю предположение, что лето будет тем прекраснее и длиннее. По счастью, дурная погода не мешает спектаклям идти своим чередом. Чаще всего я хожу в Teatre Francaise {Официальное название "Комеди Франсез", старейшего театра Франции.}, не потому, чтоб он был наиболее занимательным, но в нем<...> {Дальше письмо прорезано (ред.).}.

   Покончив с обедом, я поддаюсь влечению туда отправиться, сажусь всегда на то же место в оркестре и заканчиваю свой день наиприятнейшим образом.

   Когда ты будешь писать мне, мой друг, не забудь, пожалуйста, ответить на все вопросы, которые я тебе поставил, а главное - сообщи о своем здоровье. Вот уже скоро год, как ты в Хрипунове; чем ты был занят? Еще вопрос: думаешь ли ты, что нам можно будет когда-нибудь соединиться с тетушкой, и желаешь ли ты этого? Vale et me ama, что значит: всегда люби меня. Другой раз напишу обстоятельнее.

  

   Любезный друг. Пришли мне поскорее денег. Со мною случился вовсе непредвиденный случай. Лошадь моя верховая подо мною спотыкнулась, я перелетел через голову, не ушибся, но лошадь испортила себе ногу; с меня требуют цену лошади. Эта шутка мне станет слишком тысячу франков. Я писал к тебе два раза; ты, мой друг, не отвечаешь, хорошее ли это дело! В этих письмах просил тебя поспешить посылкою денег, для того чтобы их получить здесь, а не в Швейцарии. Не знаю, получил ли ты эти письма; оба адресованы были к Марке; одно предлинное, другое - страничка. Сделай дружбу, пиши и обстоятельно отвечай на все мои запросы. Свое житье в деревне растолкуй мне хорошенько; я своим одним воображением ничего не могу себе представить. - Если крестьяне лихачевские не выплатили оброков и денег нет, то не бойся меня этим испугать; но вышли сколько есть, чтобы было мне с чем домой приехать.

   Я страх как не доволен собою за то, что тебя безжалостно обременяю своими хлопотами и божусь, не простил бы себе этого, если бы не надеялся, возвратившись в Россию, повинным своим поведением загладить вину. Мысль, что я гажу твое житье и что без меня ничто не нарушало бы твоего спокойствия, скорее всего другого меня загонит назад в Россию. Желал бы я, чтобы ты мне откровенно сказал, до какой степени я тебе досаждаю? Я знаю, что вместо всего этого, ты бы лучше желал, чтоб я сказал тебе, что живу здесь в радости и весельи. Я-таки здесь очень приятно живу, - но нельзя же было не сказать тебе, что не рад жизни, что причиняю тебе своим путешествием столько забот. Моя радость, твоя тягость.

   Прости, мой милый. Твой Петр.

   В то время как писал к тебе, входит хозяин лошадя и весьма учтиво говорит, что соглашается на мое предложение, помириться на 600 франков. Я этого вовсе не ожидал; вообрази мое восхищение! Я был у полицейского комиссара и у стряпчего: все присудили меня заплатить цену лошади, вместо того этот добрый человек мирится на половине. Может быть, по закону и того много, - но в чужой земле неужто велишь судиться?

   Тетушка пишет ко мне часто не по-твоему. В последнем письме сказывает, что ты был в Нижнем, а теперь ожидает тебя к себе. Все эти разъезды по моим делам {}; я уверен, что они тебе стоят страшного труда. [Постыдно с моей стороны смущать таким образом твой покой, тем более, что тебе только это и нужно; до остального тебе дела нет].

   Если прошлые письма получил и по ним исполнил, то деньги должны уже быть в пути. Выехать мне отсюда без них нельзя будет, след., если скоро не придут, то пробуду здесь более, нежели как предполагал.

   Сделай милость, расскажи подробно все, что касается до денежных распоряжений. Не встретил ли ты каких-нибудь затруднений, и не проклинаешь ли меня за все за это? - тетушке лучше про этот случай не сказывай; она примет это за бурю.

  

   Премилый друг. Письмо твое от 28 апреля и деньги 11 000 рублей получил. Не имею времени отвечать обстоятельно на твое письмо; пишу для того только, чтобы тебя успокоить. Я жил долго без денег и перебивался не без труда, но до тюрьмы дело не доходило. Не имея здесь ни одной приятельской души, не мог занять, и прожил сам не знаю как; продавал старое платье, книги, и разную дрянь. По счастию погода стояла предурная все лето, следственно сидеть дома не тяжело было, а в Швейцарию ехать было незачем. Недели с две назад встретил я на улице некоторого К. Гагарина, он мне предложил тысячу рублей, я ожил, - и по старой примете, что одно добро никогда без другого не приходит, предвидел, что скоро получу твое письмо и деньги, - так и случилось. Погода с того времени стала прелестная, и я пустился по окрестностям Парижа.

   Твое письмо меня не нарадует; ты страх как мил и снисходителен, а что всего лучше - здоров и весел; моими письмами доволен - стало быть, все ладно.

   Тебе хочется нас с тетушкою перетащить к себе в Хрипуново; из этого заключаю, что тебе в Хрипунове хорошо, без того не стал бы нас туда манить. - Я от этого не прочь; по мне, главное дело жить нам вместе. Но признаюсь, за тетушку боюсь. Старость ее пустое, она здоровее нас с тобою, благодаря Бога; но вот в чем дело: каково ей будет разлучиться с домом К. Д. М.,¹ к которому, что ни говори, она очень привыкла; чем ты заменишь зимою Москву, а летом - занятия своего маленького хозяйства, утеху собственности и забаву всяких планов и проектов? Сверх того, жить ей у тебя в гостях не то что у К. Д. М., она привыкла видеть тебя у себя в гостях, а не себя у тебя. Все это, может быть, тебе покажется пустяками, но вспомни, что вся жизнь старого человека состоит из пустяков. Впрочем, испытай, пусть побывает в Хрипунове, увидим, что скажет. [Вот еще что. Не забудь, что в деревне необходимо на первых порах некоторое изобилие, ибо предполагается, что мы сами производим все, что нам необходимо, и производим в количестве несколько превышающем потребность. Затем, что недостаточно одних забав и развлечений, чтобы наполнить время, надо, чтобы и ум был занят; ну а чем, скажи на милость, может заняться моя тетушка в Хрипунове? Единственным средством было бы передать в ее руки полностью все хозяйство, что я бы и сделал без всякого сомнения, если бы мне удалось приобрести имение].

   Дай Бог, чтоб нам удалось поселиться в Хрипунове. Заготовляй материалу: тесу, кирпича на фундаменты, и прч., а осенью сажай везде деревца, березки, иву; делай простую мебель, рамы, двери. На эти все дела есть у тебя Степан. Вот тебе работа и доказательство, что я не противлюсь твоим планам. Про подмосковную говорить нечего - разумеется, что без меня не купится.

   Ты об денежных обстоятельствах не пишешь ни слова - чтобы не испортить моего веселого духа [да здравствует остроумие!]

   Мне хотелось сказать тебе одно слово, вместо того заговорился и написал целое письмо. Прощай, мой милый.

   Позабыл было сказать тебе, что письмо твое от 28 апреля получил в июле 16 н. шт. По штемпелю вижу, что границу оно перешло 4 июля н. шт., след., без малого два месяца таскалось по России! Спрашивается, зачем? Тетушкины письма приходят всегда в 25 дней, твоим надлежит приходить в 30. Или твои комиссионеры шалят, или господ читательщиков писем чужих затрудняют твои тарабарские письмена. Прежнее твое письмо, адресованное к Ротшильду, получил также очень поздно - по вине скотины Ротшильды.

   Я полагаю, что ты в Алексеевской ². Тетушке скажи, что до Швейцарии писать ей не буду. - Письма ваши опять адресуйте к Ротшильду, а имя мое пишите по-прежнему Tschaadayef, потому что первые письма к нему так были написаны.

   Галль меня избавил от гипохондрии, но не вылечил, без Карлсбада дело не обойдется, след., прежде будущего лета к вам не буду. Когда заложишь имение, припаси мне 10 или 15 тысяч, которые пришлешь по первому слову, не так, как эти девьги. Дело прошлое, а оно много мне стоило дурной крови, благодаря твоему письму, ясному солнцу и нервической моей натуре, все забыто. - Доходы все обращай в уплату долгов.

   В генваре будешь иметь 11 тысяч - след., все частные долги заплачены будут. Если в оброке есть значительные недоимки, отпиши, любезный, ко мне. Тетушке не сказывай, что старые штаны продавал, она примет это за бурю.

   Пришли мне адрес Степана Иванова.

  

  

   Я написал к тебе, мой друг, чтоб письма свои адресовал ты по-прежнему к Ротшильду; я воображал себе, что прислан ко мне кредитив; вместо того получил векселя на разные дома, след., через него писать нельзя; к тому же он стшнья, связываться с ним не хочу. Если ты уж послал к нему письмо, то считай, что пропало, и напиши другое. Вот мой адрес в Швейцарии: a Berne en Suisse. A Monsieur M. ie chevalier de Berg (Берх) {Правильно: Берг.} attache a la nussion de Russie, pour etre remis a M. le capitaine Chadayef. Тетушке это сообщи.

   Ты радуешься, мой дорогой, что меня вылечили от гbпохондрии; была ли у меня гипохондрия или нет, не знаю, спорить об этом с тобою не стану, потому что это дело по твоей части; но скажу тебе, что извлек из своего странствия другую еще пользу, - вот какую, - уверился, что сколько по белу свету ни шатайся, а домой надобно. Чувствую, что и двух лет не в силах буду прожить без вас. Но вот беда! Хочу домой, а дому нет. Дай-то Бог, чтобы вы без меня оба расположились в Хрипунове; тогда, как придет время ехать назад, скажу, не запнувшись: пошел в Хрипуново. Вот еще другая беда. Кроме вас двух есть еще добрые люди на свете, как, например, К. Лизавета ¹, Якушкин, с которыми хотелось бы также видаться? на это ты скажешь, приезжать зимою в Москву, - дело; быть по сему.

   Отпиши мне, мой милый, поскорее, не по-давешнему, можно ли или нельзя занять в воспитательном доме 15000, и если можно, к какому времени? Между тем пришли рекрутские деньги; их было до 9000. Не говори мне, что это пакость, грабительство! разумеется, пакость; но надеюсь вымолить у крестьян себе прощение, и настоящим загладить прошедшее. Бог прощает грешных, неужто ты меня с крестьянами не простишь? Я бы moi тебе в оправдание представить разные непредвиденные случаи, именно непредвиденные; но зачем? ты скажешь, не ходить было на галеру? Один случай с лошадью чего стоит! Сначала помирились было на 650 фр.; потом ввели меня в тяжбу и принудили заплатить до 800. Про другие случаи не стану тебе говорить, чтоб не испортить твоего веселого духа - [что, получил!]

   Не худо тебе постараться разобрать, отчего письмо твое и деньги так долго ко мне не доходили; вперед взял бы лучшие меры. В Париже прожил без денег, хотя с трудом, но прожил, если же такая беда застанет где-нибудь в глуши, с ума сойдешь. Ты послал деньги почти вовремя, 1-го мая, след., себя винить тебе не в чем; из Петербурга же они посланы 8 июня; слишком пять недель таскались они по России; Штиглиц их не мог у себя задержать - след., который-нибудь из твоих комиссионеров шалит.

   Вот тебе, мой милый, глупое-преглупое письмо; все деньги да деньги. - Снисходительность и любовь! Vale et me ama {Будь здоров и люби меня (лат.).}.

   [Когда приеду назад, отдамся в твое распоряжение со связанными руками и ногами, а до тех пор удержи твой неистовый нрав, если только это возможно].

  

   Тетушка заехала в свое Алексеевское и умолкла - ты чай также в Алексеевской. - В Геневу еду через неделю. - Пишите ко мне, мои милые.

   Деньги посылать по-прежнему к Штиглицу - пошли к нему мой адрес - чтоб послал их в Швейцарию.

  

  

   Отгадай, мой милый, зачем к тебе пишу? - чтоб сказать тебе, что наконец я здоров. - Я писал к вам несколько раз, что здоровье мое поправляется; я вас обманывал: насилу жил! Лекарства, которые мне давали, все более и более меня расслабляли; и сколько я пи старался сухоедением и самым строгим режимом себя поддерживать, запоры мои все усиливались, до того, что наконец без ежедневного слабительного не мог обойтиться. Несколько времени назад захворал мой Иван; для него послал я за доктором, - он нас обоих вылечил, его от грудной боли, а меня - от запора. Теперь могу пуститься в путь без страха; по сих пор сам не знал, как поеду. Еду завтра... Если ты еще иногда страждешь тем же, то вот тебе мое лекарство. Натощак три стакана сыворотки с унциею de sirope de violette {фиалкового сиропа.} (на все три стакана); по часу расстояния один от другого. Главное дело, не принимать никакого слабительного кроме как в самой крайней нужде.

   Итак, в Карлсбад мне незачем ехать; наверно могу быть у вас весною. Сделай милость, не задержи меня деньгами в Швейцарии; надобно мне объехать Италию осенью.

   Доктор отпустил меня с тем одним условием, чтоб ехал я как можно прохладнее, т. е. ночевал бы каждую ночь; в противном случае принужден был бы прибегнуть опять к вредным убийственным слабительным. Поэтому должен был купить коляску.

   Расплатившись здесь, выезжаю отсюда не с большими деньгами; но надеюсь, что пришлешь подмогу вовремя.

   Не знаю, чисто ли написал тебе свой адрес, вот другое издание: A Monsieur Monsieur de Berg, attache a l'ambassade de Russie a Berne en Suisse, pour remettre a M. Tschaadayef (мое имя большими буквами, чтоб ненарочно не распечатал). Прости, мой милый. Ожидаю от вас писем нынче, затем на один день отложил свой отъезд.

  

   Ты мне написал жестокое письмо. Я на него не жалуюсь; я это заслужил, я тебя вывел из терпения. По обыкновению твоему, твое негодование не знает меры; письмо твое написано так, как будто со мною ничего более не остается тебе делать, кроме как исполнять мои требования; дружелюбного ни слова! - Я это заслужил. Я знаю свою вину; она состоит в том, что я непростительным, гнусным образом хотел воспользоваться твоею дружбою, чтобы возбудить в тебе деятельность, - пакостное дело! Но я должен тебе сказать не в оправдание свое, оправдаться мне ничем нельзя, а для того, чтоб тебе дать средство в душе меня простить, - виноват я одним легкомыслием, не намерением, то есть, что я не догадался, каково тебе, милому, будет знать, что я в нужде и не быть в состоянии мне помочь.

   Уверяю тебя, впрочем, что неприсылкою денег беды никакой быть не может; я могу прожить в Берне без денег и без скуки сколько времени придется.

   Постарайся меня простить; и когда простишь, отпиши, что простил.

   Вот мой адрес, лучше прежнего - A Mon. Chadayef, aux soins obligeants de Monsieur de Berg, attache a la legation Russe a Berne en Suisse.

  

   На твое письмо от 7 сентября я тебе отвечал ¹. Я не хотел было писать к тебе пока не получу ответа на мой ответ, в котором просил у тебя прощения. Но сейчас получил другое твое письмо, от 8 октября, - и разумеется, не до моего прощения. - Возможно ли такия вещи писать! Есть ли в тебе жалость! Разорен, замучен, болен, и более ни слова! Каково бы тебе было, если б я такие вещи тебе написал? Разорен! - но как ты замучен и болен? Если это старая твоя меланхолия, то сущая беда! В августе месяце прошлого года ты писал ко мне, что совершенно доволен своим положением, и здоров и весел; куда это все девалось? Я уверен был, что живучи на воле и в свою радость, ты никогда не соскучишься в Хрипунове; вместо того - что вышло? и может быть всему этому я причиною. Проклятое путешествие! Если б я был близко от моря, сей час бы сел на корабль; но в какую сторону ни ступай, везде полгода езды. Если ехать не останавливаясь, можно и сухим путем поспеть месяца в полтора, много - в два, но на это здоровья у меня не станет, хотя, впрочем, я, слава Богу, довольно здоров.

   То собирался ехать к тетушке, теперь не едешь, и в то же время посылаешь ко мне 2000 руб. своих денег. Что из этого должен заключить? что и этому я виноват. Не знаю, куда деться с моею виновною головою. Я люблю тебя, разумеется, не за твою щедрость, а за любовь, которой знаки у меня так живы в памяти, что никогда без слезы про них вспомнить не могу; я геройства никогда за собою никакого не знал и много у тебя перебрал в свою жизнь денег, и в этом себе не пеняю, но теперь совсом другое дело, - я тебя обобрал, обокрал, и что всего хуже - навел на тебя тоску.

   Сто тысяч мои целы, каким же манером ты разорен? откуда взялась вся эта беда, - не понимаю. Если все вдруг так изгадилось, то как но написать; приезжай назад непременно, вот почему, и вот почему.

   Я знаю, что не стою твоего уважения, след., и дружбы, - я себя разглядел и вижу, что никуда не гожусь, но неужто и жалости я не стою? Я написал тебе пакостное письмо, исполненное гнусного эгоизма, но рассуди, что я никакого понятия не имел об твоем положении и воображал себе по первым твоим письмам, что ты живешь в Хрипунове хорошо и весело, и что можно тебя поторопить без беды. Сверх того, я не просил денег, а хоте." только знать, когда именно могу их получить, - с этим уверением мог бы отправиться в Италию, и как говорил, объехать большую часть осенью. Я получил твое письмо (от 7-го сент.) в начале октября, а отсюда до Неаполя месяц езды.

   Но что тебе до этого, и что мне до этого! до Италии ли теперь! - Не знаю, что делать? лететь не могу. Когда узнаю, что твоя болезнь! что твоя тоска! Если б эта тоска с тобою случилась весною, то я бы надеялся, что лето, зелень и солнце тебя развеселит, но теперь дело идет к зиме; какой тебя черт развеселит? Покой у тебя наверно скверный, темный, смрадный - пройтиться негде - жив ли Медорка, не знаю.

   Выеду отсюда через неделю; прямым путем ехать нельзя, за дорогами; Рейн разлился; должен ехать через Милан. Не знаю, как здоровье дозволит ехать скоро. Прости. Адрес тот же. Когда именно буду дома, сказать не могу, потому что зависит от здоровья и от разных случаев. Полагая меня на пути в Россию, не вздумай поэтому мне написать. - Прости еще раз. Бог милостив! и позволит, может быть, нам увидаться в радости и пожить вместе - впрочем [блаженны плачущие, ибо они утешатся] ² - сказал Христос.

  

  

   Неужто ты мне не напишешь, в чем именно дело состоит, и какия с тобою случились беды? Неужто пока не доеду до дому, ничего не узнаю ни об твоих делал, пи об твоем здоровьи?

  

  

   Я приехал сюда с намерением через Венецию пробраться в Вену и оттуда домой. Здесь вижу, что в два месяца могу объехать Италию, то есть отправившись через Геную и Ливурну в Рим, а оттуда в Неаполь, возвратиться через Флоренцию и быть в Венеции в начале марта. К здесь на равном расстоянии от Вены и от Рима. Я еще ни на что не решился; собираю сведения; большой охоты пуститься по Италии не имею, но надобно отделаться, чтоб вперед не иметь более низкой похоти. Если поеду, то прежде сентября не буду в Москву.

   Я здесь узнал про ужасное бедствие, постигшее Петербург ¹; волосы у меня стали дыбом. - Руссо писал к Вольтеру по случаю Лисбонского землетрясения: люди всему сами виноваты; зачем живут они и теснятся в городах и в высоких мазанках! Безумная философия! Конечно, не сам Бог, честолюбие и корыстолюбие людей воздвигали Петербург, но какое дело до этого! разве тот, кто сотворил мир, не может, когда захочет, и весь его превратить в прах! Конечно, мы не должны себя сами губить, но первое каше правило должно быть не беды избегать, а не заслуживать ее. - Я плакал как ребенок, читая газеты.

   Может быть, кто-нибудь из моих знакомых погиб; до тебя никогда ничего не дойдет, но нельзя ли отписать к Якушкину и велеть ему мне написать, что узнает про общих наших приятелей; особенно об Пушкине, (который, говорят, в Петербурге) ², об Тургеневе ³, Оленине ⁴ и Муравьеве ⁵. - Это горе так велико, что я было за ним позабыл свое собственное, то есть твое; но что наше горе пред этим! Страшно подумать, - из этих тысяч людей, которых более нет, сколько погибло в минуту преступных мыслей и дел! как явятся они пред Богом!

   Прости. Ты мне еще не написал ни слова милостивого; может быть, полагаешь, что все вздор и что напрасно хлопочу, - пусть так, но твое разорение и нездоровье не вздор, и об этом обязан ты мне отписать, если имеешь в себе не жалости каплю, а смысла.

   Адрес тот же,

  

   Я еще ни разу к тебе не писал, мой милый, во все время моего странствия, вероятно, по той же самой причине, по которой и ты ко мне не писал, а именно, что расставаясь, мы друг другу не дали слова писать, а почему, не знаю/ Может статься, и воротился бы назад в Россию, не написав тебе ни строки, если б не пришлось писать по делу, вот по какому. - Кроме тетки и брата ко мне никто не пишет, а они ни об тебе, ни об ком никогда ни слова не говорят. Знаю об тебе одно, что ты жив и что ничего чрезвычайного ни с кем с вами не случилось, да еще, что у тебя родился сын ¹, больше ничего; и никогда ничего больше не узнаю, если сам ко мне не напишешь. Итак вот в чем состоит моя нижайшая до тебя просьба.

   Чтоб ты благоволил ко мне написать собственноручное письмо, в котором бы известил меня, что ты действительно жив и здоров; что жена твоя² равномерно жива и здорова, и каким именно манером, то есть потолстела ли или похудела, и также ли она сильфидообразиа, как прежде. Что твой ребенок, и об нем разные, подробности; что Надежда Николаевна³, и об ней разные подробности. Сверх того прошу тебя покорнейше потрудиться рассказать мне, как вы живете, все ли вместе или порознь, в Покровском ли или где? Приходите ли по прежнему на лагерь в Москву и проч. Что Фонвизины ⁴? Что Иван Александрович⁵, все ли так же горит на добро? Об святом отце Дмитрии Тверском⁶ прошу тебя также порассказать мне, что знаешь. Еще прошу тебя сказать мне, что ведаешь о брате. Он ко мне написал сначала несколько писем премилых, из которых заключил, что он живет в Хрипунове весело и довольно; вдруг пишет: я разорен, замучен, болен и готов себя обо <...> и ни слова более⁷. В октябре месяце буду и я в Москве, но до того времени никакого изъяснения от него наверное не получу; нельзя ли, мой милый, как-нибудь добиться от него толка и мне написать? Разоренье, может быть, пустое, но нездоровье, если оно произошло от досады, беда, сущая беда!

   Брат велел мне купить тебе дамские часы в Женеве в четыреста рублей⁸. Было бы тебе известно, что в Женеве в эту цену готовых часов нет; самые дорогие часы стоят двести рублей. Если хочешь истратить непременно четыреста рублей на часы, то надобно заказать, и тогда слишком двести рублей пойдет на корпус. Я себе купил там часы и велел этому часовщику заготовить дамские часы; напиши, хочешь ли, чтоб вышло на них четыреста рублей.

   Вот еще про кого прошу тебя сказать, что можно, про К. Ивана⁹, про Пушкина, про Грабе {Правильно: Граббе.}. - Жива ли, мой милый, твоя матушка. - Из наших общих знакомых не погиб ли кто в Петербурге.

   Теперь сказать тебе надобно слова два об себе. Я, слава богу, здоров; в продолжении своего путешествия был несколько раз плох, но, прожив в Швейцарии четыре месяца, совершенно поправился. С месяц назад получил от брата это горькое письмо, про которое говорил; на другой день пустился в путь в Россию. Намерение мое было через Милан и Венецию проехать в Вену и оттуда прямым путем домой; если б здоровье позволило, поехать бы б дилижансе, чтобы поскорее быть дома, но этого сделать не мог. Приехав сюда, увидел, что могу объехать всю Италию в два месяца, и решился на это - последнее дурное дело; точно дурное, непозволительное дело! Дома ни одной души нет веселой, а я разгуливаю и веселюсь; но скажи, как, бывши за две недели езды от Рима, не побывать в нем? На этот счет мог бы и желал сказать тебе разные вещи, но пишу к тебе об деле, безделья с делом мешать не хочу.

   Прости, мой друг любезный. Ты писать, помнится, писем не охотник; хотя я и дорого дал бы за длинное и обстоятельное письмо, но этого от тебя требовать не имею Духа; с меня довольно будет двух слов в ответ на мои пункты. Прости.

   Вот мой адрес: [Господину Чаадаеву, к любезному попечению г. Сверчкова, поверенного в делах его величества императора России - во Флоренции].

   А за длинное письмо дорого бы дал. - Надежде Николаевне низко поклонись. Если станешь писать к брату, сообщи ему мой адрес; я писал к нему несколько дней назад, а адрес позабыл написать ¹⁰.

  

  

  

   Любезный Николай Иванович. Мне сейчас сказали, что вы были здесь тому месяца два назад, а отсюда поехали в Рим и Неаполь. Мне и в голову не приходило, что вы странствуете; с Петербургом я никакого сношения не имею, и писем ниоткуда не получаю кроме как из деревни от брата. - Скажите, где можно нам будет свидеться? Напишите ко мне, когда где вы будете; так как я шатаюсь по свету без всякой цели, то могу приехать куда прикажете. Если назад поедете чрез Флоренцию, то я пожалуй подожду вас здесь; на всякий случай, прежде шести недель отсюда не выеду, - если до того не получу от вас назначения.

   На возвратном пути не заедете ли еще раз в Рим? всего бы лучше нам там свидеться. - Могли бы поболее побыть вместе. Впрочем, своего плана для меня, ради Бога, не нарушайте. - У меня никакого нет, след., мне должно сообразиться с вашим удобством, а не вам с моим.

   <Прощайте>, друг любезный; надеюсь, что <скоро доведется> {Угол письма оторван; слова в скобках восстановлены но смыслу (В. С).} нам встретиться.

  

   Ваш старый друг П. Чаадаев.

  

  

   Я в Риме. Слава Богу, здоров. Ты ко мне не пишешь напрасно; я думаю, что и для тебя и для меня не худо бы было нам писать друг к другу почаще. От тетушки получил здесь письмо; поэтому знаю, что ты жив, а здоров ли - не знаю. Она пишет, что ты продаешь Хрипуново. Я тебя прошу покорнейше поверить мне, хотя очень знаю, что этого недостоин, что возвратившись в Россию, мне очень можно будет жить без твоих процентов.

   Когда вздумаешь писать, то пиши сюда, таким образом' monsieur Tchadayef, aux soins obligeants de l'embas-_Sade de Russie a Rome. Когда какия будут деньги, присылай сюда, обыкновенным манером. Я дожидался твоего письма во Флоренции; отсюда не выеду, пока не получу. Прости; будь счастлив.

  

   19/7 марта.

  

   Последний раз писал к тебе из Милана.

  

  

  

   Я получил твое письмо от 14 генваря за несколько дней до своего отъезда из Рима; в то время собирался я в Неаполь, потому не отвечал тебе, хотел оттуда отвечать; вместо Неаполя очутился я во Флоренции, по какому именно случаю, [чтобы употребить твое любимое выражение], долго тебе сказывать, но главное ветер, называемый Широко {Правильно: Сирокко.}, про который ты, вероятно, слыхал, но того, конечно, об нем не знаешь, что для сложений, подобных моему, он убийственная вещь, - в Риме испытал я его действие, бегу от него на север.

   Отсюда чрез два дня еду в Карлсбад на леченье, от которого ожидаю чудес по самым законным причинам. С восхищением воображаю себе, что нахожусь наконец на пути в Россию; возвращусь к вам здоровый, след., кроме забавы вам от меня ничего не будет, по крайней мере на несколько времени.

   Твое письмо очень утешительно; я в нем разобрал две вещи, 1-ое, что ты точно здоров, 2-ое, что хоть дела твои и в плохом положении, но уныния в тебе более нет. Так как деньги мои целы, то разорение твое меня не очень тревожит, надеюсь, что их станет на поправление твоих дел. Я получил от Якушкина письмо ¹, не твоему чета, всяких премилых подробностей куча, - жаль, что ты таких писем писать не умеешь! Он пишет, что ты к нему едешь, мне ты этого не пишешь, почему - не знаю?

   Напрасно ты меня находишь правым; лучше бы было тебе сказать мне: Бог тебя простит, вперед дряни не делай; что ты точно вины моей не видал, этого быть не может, след., ты лжешь.

   Прощай, мой друг. Твое письмо очень старо, неужто ты с генваря месяца ко мне не писал? - Надеюсь тебя скоро увидать (в октябре месяце), не хочется ничего тебе рассказывать, да и времени нет.

   Рим чрезвычайная вещь - ни на что не похожая, превосходящая всякое ожидание и всякое воображение; я провел там два приятных месяца, отгадай с кем? с старым с добрым своим приятелем Ник. Тургеневым².

   Пиши ко мне в Карлсбад, - Monsieur Tchadayef, a Carlsbad en Boheme, poste-restante. Если пошлешь деньги, то Штиглицу напиши, чтоб прислал в Карлсбад.

  

  

   Я здесь живу, мой милый, третий месяц, тебе не писал ни разу во все это время, все ожидал от тебя письма; ты не пишешь, надобно, наконец, тебе сказать, что я жив; итак, - я жив, а здоров, надеюсь, скоро буду. Тетушка опять пишет, что ты очень не доволен, а чем, по обыкновению не говорит; ты, конечно, обстоятельно ей об себе не пишешь или пересказать не умеешь. Здесь доктора запрещают думать об чем бы то ни было, всякая дума, говорят, беда, того и смотри желчь, а тогда все леченье хоть брось. Поэтому стараюсь и об тебе не думать, но как не думать! что с тобою делается? По словам тетушки, Хрипуново тебе постыло, а от Хрипунова ты всего на свете ожидал! где ты себя теперь приютишь? ¹ ничего тебе не удалось, ничего не сбылось! Всего более, наверно, я причиняю тебе огорчения; может быть, оброков не получаешь, не знаешь, что со мною делать, бесишься, - я давно тебе не писал об деньгах, из этого тебе должно бы было заключить, что деньгами не нуждаюсь, и право, не нуждаюсь, когда могу - занимаю, когда же не могу - живу на месте, вот вся беда; а иногда не только что не беда, но и счастье, например, в Риме я прожил по этой причине лишний месяц, и это точно пресчастливый случай.

   Чего, мой друг, ни хотелось бы мне тебе наговорить, рассказать, пересказать, обо всем на свете, и об себе, и об тебе, и обо всех вас, моих милых, но есть ли возможность! по полгоду не пишешь! [Перестанешь другого понимать], язык не ворочается! Куда это несносно! и этому причиною деньги! Ты ищешь, вероятно, для меня занять, не находишь или в банке не выдают, а между тем, ко мне ее пишешь; думаешь: что ему до моих писем! не письма, а деньги ему надобны - верь или не верь, право я не вовсе блудный сын, есть и во мне сколько-нибудь чувства, - я в сотый раз тебе это повторяю, знаю, что все напрасно.

   Вот тебе журнал моего путешествия и разные разности. Из Римл, кажется, написал к тебе, что убежал оттуда от широко. В Флоренции пробыл две недели, оттуда отправился в Венецию; я был там в самое то время, в которое в старину бывал там карнавал, а выехал в самый день, в который Дож бывало пирует свою свадьбу с морем, - из Венеции поехал в Верону, а оттуда через Тироль в Мюнхен, оттуда в Карлсбад; все это путешествие совершил довольно хорошо и здорово. Здесь живу десятую неделю с добрым приятелем своим Тургеневым ². Лечусь изо всей мочи; страх как хочется приехать к вам здоровым. Об Карлсбаде имею тебе сказать множество чудесных вещей, главное то, что тебе непременно здесь должно побывать когда-нибудь; прочее до другого времени; не зная, что с тобою делается, право не знаю, как и что с тобою говорить, не понимаю сам, как пишу к тебе вторую страницу! Сделай милость, напиши что-нибудь об себе, что угодно, что ни напишешь - всему буду рад. Если б я получил здесь во время своего леченья одно такое письмо, какие ты ко мне писывал с начала моего путешествия, то уверен, что многие симптомы моей болезни сей час бы исчезли, об этом и думать не надобно!

   Я здесь пробуду не более трех недель. Если вздумаешь писать, пиши в Дрезден, aux soins obligeants de l'embas-sade de Russie; тетушке потрудись сообщить этот адрес, а Штиглицу, когда будешь посылать деньги, скажи только в Дрезден. Не у тетушки ли ты теперь? пора, пора, давно она тебя, бедная, ожидает. В Дрездене должно мне пробыть недель шесть под смотрением доктора, так водится; он мне скажет, что от воды произошло со мною и что вперед мне делать. На родину поеду через Вену. Если же долго ие пришлешь денег или пришлешь мало, так что придется мне дожидаться других денег, то пробуду в Дрездене подолее, а домой поеду прямо через Варшаву.

   Хотелось бы мне тебя спросить об разных вещах, по когда получу ответ? разве когда сам к тебе буду! - Бог милостив - свет хорош, есть на свете всякие люди, есть люди не люди, есть и божьи люди, есть люди бестолковые, сверх того есть ленивые люди, - ото всех беда. Прости, мой друг.

   Тетушке не пишу; писать здесь не безделица, это письмо написал, так сказать, украдкою сам от себя, в легкую минуту. Вот в чем состоит леченье. Пьешь воду, до десяти и более кружек, по кружке всякие четверть часа, во все это время ходишь, и еще целый час ходишь после питья; то запор, то понос, то насилу таскаешь ноги, то бегаешь как бешеный с тоски; сверх того случаются разные пароксизмы, припадки, от которых приходишь в совершенное расслабление. - В голову ничего не лезет, и доктора не велят, чтоб лезло что-нибудь в тебя, а чтоб все вылезало. Воды, кажется, действуют на меня хорошо; теперь нахожусь в момент критический, то есть решительный; по всем вероятиям надеяться должен хороших последствий.

   Я просил тетушку, чтоб она поискала занять пять тысяч рублей; если нашла (в чем разум., сомневаюсь), то пошли их в Петербург (не худо через Дазера, т. е. Нюремберца {Это слово написано неразборчиво.}) Его Высокобл. Василыо Алексеевичу Перовскому адъютанту Никол. Павловича, в Михайловском замке, - срок прошел, а это святой долг³; Дазер может воротить расписку; если же нельзя через него, то послать можно крестьянину К. Д. М.⁴, чтобы доставил Перовскому, - и это кажется лучше.

  

  

   Я писал к тебе, мой милый, с неделю тому назад, - нишу в другой раз сказать тебе, что узнал я, что во Флоренции получено было письмо на мое имя, - по сие время его не получал; вероятно не зная, то есть не помня, где я нахожусь, воротили его назад в Россию. Итак, прошу тебя, когда станешь писать, скажи, писал ли ко не в Рим или во Флоренцию после 14 генваря, число последнего твоего письма, единственного мною полученного во все время моего пребывания в Италии. Знаешь ли мой друг, как ты мало ко мне пишешь? В продолжение десяти месяцев получил я от тебя два письма, из которых одно - записочка при деньгах (5580 р.) - в ноябре, а другое - в мае.

   Более ничего не имею теперь тебе сказать; в прошлом письме, что умел, все сказал; одно могу прибавить, а именно, что лечением своим совершенно доволен, кажется очень удалось. Тетушке это скажи.

   Всякий почтовый день провожу в ожидании, - если денег нет, а запять никак не можешь в скором времени, то сделай одолжение, плюнь на это. От занятых денег у приятелей у меня осталось столько, что как-нибудь в Дрездене пробьюсь пока пришлешь. Но ради всего на свете, напиши хоть строку. Адрес мой послан тебе - aux soins obligeants de la legation de Russie. В Дрездене буду в конце сентября ¹. Если денег пришлешь довольно, то пробыв там шесть недель, а много два месяца, - поеду к вам прямо.

  

  

   Письмо твое с векселем получил 13 числа; вексель не только хорош, но при теперешнем курсе на Гамбург есть и значительный барыш. Ты велишь мне сей час отвечать, а я отвечаю через две недели; резон тот, что я болен, - в постели не лежу, но голова кружится день и ночь и желудок не варит, - следствие излишнего употребления вод, а после - дурного лечения.

   Получив твое письмо, сей час хотел сесть в коляску и ехать, потом отложил на неделю, а теперь вижу, что прежде месяца не в силах буду выехать, и то как Богу будет угодно! - а вы меня ожидаете к новому году! - не умею тебе сказать, сколько меня это огорчает! Может быть, не выдержу, поеду больной, - если почувствую себя полегче несколько дней сряду, поеду, наверно, во что бы то ни стало. Поверишь ли, не могу вспомнить про вас без слез; когда хожу по городу в сумерках, то всякого человека в длиннополом сюртуке и в шапке принимаю за тебя, - а ты, как тебе не стыдно! говоришь, что стало быть вами не интересуюсь, если не еду, - не грешно ли тебе такие вещи говорить! Во-первых, разве ты не знаешь, что в целый год получил я всего из дому 7000 руб. Правда, я без денег не был, занимал, и занимал столько, что и не знаю как расплачусь, - но не зная когда получу свои деньги, как мне было путем распорядиться? я вперед никогда не мог никакого плана сделать, везде проживал лишнее время. Со всем тем, из Рима приехал бы домой наверно, - но не должно ли мне было испытать Карлсбада! Впрочем, суди меня как хочешь, пожалуй, принимай меня за блудного сына, - [вы заколете жирного тельца, когда я вернусь] ¹.

   Письмо это пролежало у меня на столе несколько дней; все собирался написать тебе, что еду, еду - вместо того должен написать, что прежде месяца никак не вижу возможности выехать, тем более что в голове у меня обнаружился рюматизм. Все таки, уверяю тебя, если минуту найду в себе здоровую, то поеду наверно. Прости, мой милый, мой жестокий, строгий, великий, бестолковый брат, - постарайся меня пролюбить до моего приезда, а там надеюсь докажу, что стою твоей любви. К тому же мне крайняя нужда в твоей любви. Сверх того, любовь - счастье, должно кого-нибудь любить, а кого же ты можешь любить, если не меня! Я все-таки лучше всех, - для тебя.

   Ты с ума сходишь на порядке, - адрес был написан на тряпке очень обстоятельно, - содрали в дороге, вот все - никто этому не виноват.

   Накопи к моему приезду побольше денег, а где возьмешь не знаю, - надобно будет расплачиваться. Впрочем, если взять негде, нечего делать, - добрые люди подождут, один есть долг банкирский, - в 4000, - этому срок чрез два месяца.

   От тетушки здесь не нашел писем - спасибо тебе, что ты у нее, - очень спасибо.

  

   29 числа

  

  

   Нечего делать, надобно тебе написать, что стало