Кузмин Михаил Алексеевич - Дневник 1934 года

жьего мира, а внешняя пестрая смена картин и событий нужна лишь как занимательная оболочка, которую всегда может заменить воображение, младшая сестра ясновидения" ("Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро", 1916),

   ⁷⁷ Модест Людвигович Гофман (1887-1959) - поэт (Кольцо. СПб., 1907; Гимны и оды. СПб., 1910) и литературовед, познакомился с Ивановым летом 1906 года. С 1922 года жил в Париже, автор позднейших "Петербургских воспоминаний" о Башне (Новый журнал. 1955. Кн. 43).

   ⁷⁸ Троцкий Сергей Витальевич (1880-1942, в заключении) - литератор, обосновался в Петербурге в ноябре 1910 года, до того бывал на Башне наездами (см. упоминание о нем в Д 20 марта 1907 года: ЛН. Т. 92. Кн. 2. С. 156-157). В июле 1934 года, живя в Баку, завершил воспоминания о Вяч. Иванове, где описывал и свои встречи с Кузминым: "Одно время жил на "Башне" Кузмин. Иной раз слышно было, как прекрасно звенят гусарские шпоры по коридору в направлении его комнаты. Он часто играл, иногда со мной, в четыре руки, но брал такие темпы, что я запутывался. С ним всегда было легко, п<отому> ч<то> он как-то ничего не выжидал от человека. Говорил как будто по пустякам, а невзначай так скажет, что слово его - золото. Пел свои вещи, "Куранты любви": пел некрасиво и прекрасно. <...> Когда-то Кузмин ходил в армяке, картузе, с кучерской бородкой. Я знал его франтом, в высоких тугих воротничках. Но никогда он не был "интеллигентом"; он не был и философом; умудренная простота сердца давала ритм его таланту, но умудренность его была мудреная: она казалась только остротой упрощения; на самом же деле ритм его поэзии происходил из удивления, из укрощенного удивления. По слову Аристотеля, здесь начало философии; но Кузмин не философствовал. Его роман с Богом был какой-то монашеский. При встречах, в разговорах, мы оба будто чувствовали это, и осторожно чуть касались друг друга как бы кончиками пальцев. А его повесть "Крылья" сильно толкнула меня. Он не сразу решился дать мне прочесть некоторые места из его дневника (очень интересные) или рассказать мне об одном смешном человеке, но, конечно, не из моральных побуждений, а именно монашески-эстетических. Жаль, что немногие поймут мое указанье, главным образом, на исток ритма его поэзии" (Троцкий С. В. Воспоминания / Публ. А. В. Лаврова // Вячеслав Иванов: Материалы и публикации. С. 62).

   ⁷⁹ Скалдин Алексей Дмитриевич (1885-1943?, в заключении) - поэт (Стихотворения. 1911-1912. СПб., 1912) и прозаик (Странствия и приключения Никодима Старшего. Пг., 1917), участник собраний на Башне с 1908 года (см. о нем в "Воспоминаниях" С. В. Троцкого (Вячеслав Иванов: Материалы и публикации. С. 65-67)). 20 января 1933 года был арестован и сослан на пять лет в Казахстан. Жил в Алма-Ате; см. его открытку Кузмину:

   Алма-Ата, 30. XI. <19>33

   Милый Михаил Алексеевич.

   Против обыкновения в этом году не мог быть у Вас на именинах. Поздравляю, хотя и с запозданием. Живу здесь уже 7-ой месяц. Работаю много, но не над тем, над чем хочется.

   Умерла на днях в Детском Селе Елизавета Константиновна <Скалдина>. Так печально кончились 20лет нашей совместной жизни. Привет Ю<рию> И<вановичу>.

   (ЦГАЛИ СПб. Ф. 437. Оп. 1. Д. 162. Л. 41; среди писем неустановленных лиц).

   ⁸⁰ Леман Борис Алексеевич (1882-1945) - поэт (псевд. Б. Дикс), автор сборников "Ночные песни" (СПб., 1907), "Стихотворения" (СПб., 1910; предисловие Вяч. Иванова), а также очерка о Кузмине в "Книге о русских поэтах последнего десятилетия" (СПб.;М., 1909). Появился на Башне в 1906 году, под влиянием А. Р. Минцловой стал антропософом, с 1916 года - секретарь петроградского отделения Русского Антропософского общества. С 1926 года - помощник хранителя Историко-бытового отдела Русского музея. Арестован в ночь с 21 на 22 апреля 1927 года, выслан в Среднюю Азию.

   ⁸¹ В квартире художницы Елизаветы Николаевны Званцевой (1864- 1921), владелицы художественной школы, находившейся этажом ниже той квартиры, которую занимали Ивановы, Кузмин жил с осени 1907 года.

   ⁸² Наумов Виктор Андреевич - юнкер Инженерного училища, однокашник М. Л. Гофмана по Первому кадетскому корпусу, познакомился с Кузминым в мае 1907 года. Адресат посвящений циклов "Ракеты" (июль 1907), "Обманщик обманувшийся" (октябрь 1907), "Радостный путник" (ноябрь 1907), "Мудрая встреча" (декабрь 1907), "Вожатый" (январь 1908) и "Струи" (1908).

   ⁸³ Сергей Сергеевич Позняков (1889-1940-е ?) - литератор, в 1908-1909 годах студент Петербургского университета. По протекции Кузмина публиковался в "Весах" (см. "Диалоги", посвященные Кузмину в No 2 за 1909 год). Кузмин посвятил Познякову роман "Нежный Иосиф" (1909) и несколько акростихов.

   ⁸⁴ Объяснение с сестрой, не одобрявшей отношений Кузмина с С. С. Позняковым, произошло в ноябре 1908 года, после чего Кузмин покинул Окуловку; в Знаменской (Большой Северной) гостинице (Невский пр., 118) Кузмин останавливался в сентябре-октябре и в конце ноября- декабре 1908 года (см.: МК 1995. С. 293; Там же (С. 294 и след.) см. о "фокусах" С. С. Познякова, ухаживавшего за Сомовым; см. также: Минувшее. Вып. 20. С. 358); "Двойной наперстник", написанный летом (июль-август 1908 года), был напечатан в октябре (Золотое Руно. 1908. No 10). Повесть была анонсирована в петербургской прессе: "На днях возвращается в Петербург М. Кузмин. Он обнаружил за лето редкую плодовитость. Им написаны: 1) повесть "Двойной наперстник", в которой выводятся оккультисты, религиозные философы и прочие мистики <...>" (Новая Русь. 1908.10 сент.; цит. по: Богомолов Н. А. Вячеслав Иванов и Кузмин: К истории отношений // Вопросы литературы. 1998. No 1. С. 230; Там же (С. 232-237) - разбор прототипической структуры "Двойного наперстника", где Кузмин достаточно узнаваемо вывел М. Л. Гофмана, А. Р. Минцлову, В. К. Шварсалон, В. А. Наумова и себя самого).

   ⁸⁵ Ср. дневниковую запись Кузмина от 20 ноября 1908 года о публичном чтении Ивановым на Башне "Двойного наперстника": "Вячеслав читал самые скользкие места, прибавляя: "Всякий же узнает, что это Анна Рудольфовна!"" (МК 1995. С. 337; ср. дневниковую запись Кузмина от 19 октября 1908 года: Там же. С. 336). В. К. Шварсалон повесть была расценена как "настоящее зло и предательство" (Там же. С. 330). После эпистолярного обращения Кузмина к Иванову, текст которого неизвестен, конфликт был разрешен ответным письмом Иванова:

   2 декабря <19>08

   Михаил Алексеевич,

   Я уже сказал Вам, что не могу не любить Вас, - и о том, как скорблю, Вы знаете сам...

   Хорошо Вы сделали, запечатлев Ваши устные обещания письмом. Удрученное состояние Вашего духа, увы, неизбежно, неотвратимо в той мере, в какой правдиво письмо.

   Повторяю, что не берусь судить Вас, ни оправдывать, - что прежние отношения между нами порваны до дня, когда степень Вашей несомненной вины ясно предстанет моему сознанию и мое отношение к Вам окончательно этим определится.

   Все это делает тяжелым, даже невыполнимым и недолжным иное общение между нами, против одного: если Вы почувствуете себя слишком угнетенным, если Вам нужна моя помощь или просто любовь, если Вам желательно обменяться со мною несколькими словами и поцелуем той сердечной привязанности, которую Вы, быть может, сохранили, я же не могу (и даже не в праве до времени) вырвать с корнем из своей души, - зайдите ко мне.

   (собрание А. М. Луценко, СПб.; машинописная копия письма с некоторыми неточностями в воспроизведении оригинала сохранилась в собрании М. С. Лесмана, ныне - в МАА). Кузмин не перепечатывал "Двойного наперстника"; в 1921 году он, однако, продал права на него издательству "Петрополис" для последующего, несостоявшегося издания (см. договор от 1 июня 1921 года: ЦГАЛИ СПб. Ф. 437. Оп. 1. Д. 170. Л. 26).

   ⁸⁶ На Башне Кузмин поселился в конце июля 1909 года, заняв две комнаты с отдельным входом, и жил там до конца мая 1912 года. См.: "Кажется, Вяч. Ив. ничего не имеет против того, чтобы я поселился у них. Какая-то новая жизнь начнется" (Д, 16 июля 1909 года); "Поговорил с Вяч. Ив., он согласился. Слава Богу, vita nuova?" (Д, 17 июля). К переезду Кузмина, однако, холодно отнеслись В. К. Шварсалон и А. Р. Минцлова, памятовавшие об инциденте с "Двойным наперстником". См. в дневнике В. К. Шварсалон: "Летом, когда приехал К<узмин> внезапно, я долго не выходила к нему, а когда вышла - мало и холодно спрашивала и говорила. Когда В<ячеславу> он понравился и сделался приятным, как товарищ-поэт, и возник вопрос о его переезде к нам, я не была за и даже слегка отговаривала, точно предчувствуя опасность и кроме того чувствуя себя не в силах перенести какую-нибудь новую "подлость". <...> Когда он переехал, я старалась быть с ним ласковой и веселой (прогулки затеивала), чтобы ему у нас не было скучно, а он тогда писал мне стихи в альбом "искупительные" о прощении странника и т.д. Притом я, когда прочла их, поцеловала его и написала письмо, переведенное В <ячеславом> [1 слово нрзб.] на стихи о прощении и не забвении и т. д." (МК 1995. С. 330). В другом дневнике, ведшемся синхронно описываемым событиям, В. К. Шварсалон записала: "Вечером в понед<ельник> (20 июля 1909 года. - Г. М.) случился печальный инцидент. В<ячеслав> спросил меня при А<нне> Р<удольфовне>: "Ты прочтешь свои стихи К<узмин>а?" Я, поняв, что мое письмо ему, сделала страшно бестактную гримасу, кот<орая> В<ячеслав>а очень рассердила и ее, понятно, обидела <...> Она сделала вид, что она, конечно, не сердится, понимает, я ей дала стихи. Она сказала потом В<ячеслав>у: "Я только из вежливости сказала, что стихи нравятся, но я знаю, что здесь все пусто и лживо" (стихи мне извинительные К<узмин>а). Кстати отмечу, что <...> А<нна> Р<удольфовна> страшно недовольна тем, что К<узмин> в на башне. Раньше она страшно его ласкала, теперь была холодна, хотя старалась не показывать" (Europa Orientalis. 1997. Vol. XVI. No 2. С. 236). Упоминаемые события запротоколированы и Кузминым: "Написал стихи Вере, она меня за них поцеловала" (Д, 18 июля 1909 года); "Вера позвала прогуляться <..,>. Вера мне написала письмо, которое Вяч. переложил стихами" (Д, 19 июля). Известен текст посвящения Кузмина Вере Шварсалон, вошедший в сборник "Осенние озера" ("Петь начну я в нежном тоне..."); здесь Кузмин сравнивает Веру с Антигоной, своенравной и самоотверженной дочерью Эдипа ("Антигона Вы всегда..."). Другое посвященное Вере и также датированное июлем 1909 года стихотворение осталось неопубликованным и сохранилось в архиве Вяч. Иванова (РГБ. Ф. 109. Карт. 45. Ед. хр. 34. Л. 1-1, об.):

  

  

  В. К. Шварсалон

   Как я могу быть весел и спокоен,

   Как я могу заботиться о стиле?

   Я знаю сам, я вовсе недостоин.

   Чтоб Вы меня когда-нибудь простили.

  

   Простили... нет, но кроткое забвенье

   Увижу ль я на Вашем лике строгом,

   Пойду ль искать другого вдохновенья

   По тягостным и радостным дорогам?

  

   Дорогам всем отдать ли вольный голос

   И тяжкий груз взвалить ли мне на плечи?

   Жара нальет тяжелый, желтый колос

   И белый воск нам даст страстные свечи.

  

   Свечой горит другое отраженье

   Столь ясное под Вашими чертами.

   Вина моя пред ним - не униженье -

   Отпустится умолкшими устами.

  

   Устами ли ее Вы мне простили,

   Забудете ль, как был я недостоин?

   Чтоб снова я заботился о стиле

   И дальше шел, прощен и успокоен.

  

   Именно на этот текст (метафорика которого ориентирована на аналогичную образность посвященного Иванову цикла 1907 года "Мудрая встреча"), трактующий "прощение" как "искупление" вины перед памятью Л. Д. Зиновьевой-Аннибал, откликались Вера в своем письме Кузмину и Вяч. Иванов в стихотворном переложении этого письма. Публикуем эти тексты по машинописным копиям из собрания М. С. Лесмана, идентичным по технике и времени изготовления копии письма Иванова к Кузмину от 2 декабря 1908 года (ныне - в МАА; оригиналы неизвестны).

   "Чтоб снова Вы заботились о стиле и дальше шли..."

   М. Кузмину

   Стыдно отвечать сухими словами на музыку Ваших слов, но мне хотелось бы написать то, что я не сумею _с_к_а_з_а_т_ь.

   Не мне "прощать".

   Но я не хочу даже "кроткого забвенья".

   Я полюбила облик и, может быть, за ним другой лик. Не знаю, как я, слабыми глазами, их увидела, верно ли, но мне больно было, когда мне показалось какое-то искажение в этом облике.

   Зачем же "тяжкий труд взвалить на плечи"? Если нет того, что меня огорчало, я приветствую "дороги все", которым Вы захотите "отдать свой вольный голос", но рада тому, что Вы стучитесь жильцом в дверь нашу и надеюсь не сделать кров неприветливым своим невеселым взглядом. И я призываю на Вас свет той, которую я счастлива, что Вы вспомнили, глядя на меня.

   Искренно благодарю Вас за стихи, которые меня истинно тронули.

  

  Перевод

  

   Не мне прощать - и судии

   Даны ль скрижали "Антигоне"?

   Она в неписанном законе

   Заветы черпает свои.

  

   Я, мнилось, видела Ваш Лик

   И в сердце светлый отразила...

   Какая тень Вас исказила?

   Кто был другой? обман? двойник?

  

   Певцу ль "дар вольный" расточить,

   Иль "тяжкий труд взвалить на плечи"?

   Ночным крылом "страстные свечи"

   Дано ль былому помрачить?

  

   Я в эту дверь Ваш легкий стук,

   Доверчивый - не ненавижу;

   В улыбке прежней друга вижу

   И узнаю в пожатье рук.

  

   И Вам - когда мой облик мог

   Напомнить Лик иной и милый -

   Дарую не моею силой

   Молитв таинственных залог.

  

   В стихи переложил

  

   Вяч. Иванов. Н<очь> на 19.VII. 1909.

  

   Перевод утверждаю. Вера

  

   6 августа 1909 года Иванов записал в дневнике: "Я радуюсь за Кузмина. Друзья находят его светлым и радостным. Он, кажется, счастлив, что живет здесь, и душа его ясна" (Собр. соч. II. С. 825).

   ⁸⁷ Отметим, что сообщаемые Кузминым подробности - первое и, насколько нам известно, единственное на сегодняшний день конкретное указание на судьбу Минцловой после ее "исчезновения" в сентябре 1910 года. Ср. несомненно восходящую к Вяч. Иванову версию осведомленного комментатора - О. А. Шор (О. Дешарт; 1894-1978): "Когда весною 1910 г. она <Минцлова> поняла, что отношения Вячеслава и Веры принимают опасный для нее оборот, она прямо заявила В. И., что ему суждено сыграть благотворную роль в судьбе его страны, но что для этого он должен в миру жить как монах, давший тайный обет, и оставаться безбрачным <...>. В. И. ответил решительным отказом. <...> Минцлова замерла, точно вся опала. Она тихо, покорно сказала: "Я виновата, не сумела исполнить их поручения. Они меня отзывают. Прощайте. Да хранит Вас Господь". Она ушла. Навсегда. Никто, из знавших ее в России, никогда ее больше нигде не встречал. Она исчезла" (Дешарт О. Введение // Собр. соч. I. С. 140; ср. знаменательные лексические совпадения с текстом Кузмина). О самоубийствах в волнах водопада Иматра в Финляндии, особенно частых в середине 1900-х годов, см.: Hirn S. Иматра и Петербург: Из истории туризма // Петербург - окно в Европу: Сборник статей. Helsinki, 1996. С. 98 (Studia Slavicа Finiandensia. T. XIII).

   ⁸⁸ Объяснение В. К. Шварсалон с Кузминым произошло 16 апреля 1912 года; тогда же Кузмин записал в Д: "Днем, когда все ушли, Вера сказала мне, что она беременна от Вячеслава, что любит меня и без этого не могла бы жить с ним, что продолжается уже давно, и предложила мне жениться на ней. Я был потрясен. Притом тут приплетена тень Л<идии> Дм<митриевны Зиновьевой-Аннибал>" (МК 1995. С. 310-311). Сохранился дневник В. К. Шварсалон 1908-1910 годов, где подробно описана ее влюбленность в Кузмина (продолжавшаяся с 1907 года) и перипетии их отношений (см.: Там же. С. 310-337. Ср. также инскрипт Кузмина на "Второй книге рассказов" (М., 1910): "Вере Константиновне Ивановой-Шварсалон на память от любящего неприятеля и друга враждующего с крепкой надеждою, что вторые части определений будут уменьшаться, а первые увеличиваться. М. Кузмин в день ее отъезда в Грецию, которой шлю привет. 31 мая 1910" (Автографы поэтов серебряного века. М., 1995. С. 353)). В августе 1910 года в Риме Вяч. Иванов и Вера приняли решение жить вместе, о чем в конце зимы 1912 года было объявлено близким. Ситуация в семье Ивановых после смерти Л. Д. Зиновьевой-Аннибал послужила "внелитературной" основой повести Кузмина "Покойница в доме" (впервые опубл.: Русская мысль. 1913. No 7-8), что не осталось тайной для современников (см., например, запись в дневнике П. Н. Лукницкого от 3 июля 1925 года (Acumiana. С. 190) и позднейшие записи А. А. Ахматовой "В десятом году": ЛО. 1989. No 5. С. 12).

   ⁸⁹ В начале октября 1912 года С. К. Шварсалон вызвал Кузмина на дуэль. Причиною вызова послужили, по-видимому, оглашенные Кузминым в дружеском кругу подробности семейной жизни Ивановых, в которую он невольно оказался включен. Согласившись первоначально принять вызов Шварсалона, Кузмин 15 октября отказался от поединка, сославшись на сословное неравенство между ними, о чем тогда же секундантами Шварсалона (А. Д. Скалдиным и А. М. Залемановым) и Кузмина (С. Ю. Судейкиным) был составлен соответствующий протокол (см.: Азадовский К. Эпизоды // Вячеслав Иванов: Материалы и публикации. С. 126). Необходимо отметить, что Вяч. Иванов поспешил дистанцироваться от действий Шварсалона и попытался предупредить нежелательное развитие событий. 23 октября 1912 года он писал из Швейцарии своему петербургскому конфиденту А. Д. Скалдину: "Я нахожу, что Сережа поступил естественно, последовательно, корректно, благородно. Разумеется, с его точки зрения; что хорошо для него, было бы нехорошо для нас с Вами. Особенно радует меня, что он не позволил себе никакой оскорбительной выходки, ни одного ненужного действия. Что Вы взяли на себя роль секунданта, также ценю и понимаю. Сережа заботился о том, чтобы правильно определить свое положение во всем деле, и сделал это хорошо. Иначе свое положение он ощущал бы как ложное. Радуюсь и тому, что поединок не состоялся. Беспокойна только мысль, что Сережа может не остановиться на этом <...> все дальнейшее было бы ложным, дурным и вредным. <...> С тем протоколом у нотариуса он, Сережа, должен признать инцидент законченным. Надеюсь, что то же подскажет ему и его чувство достоинства: все дальнейшее было бы унижением и для него и для всех нас" (Из переписки В. И. Иванова с А. Д. Скалдиным / Публ. М. Вахтеля // Минувшее: Исторический альманах. Paris, 1990. Вып. 10. С. 137). Однако дальнейшие события подтвердили опасения Иванова: 5 декабря 1912 года на премьере пьесы Хасинто Бенавенте "Изнанка жизни", поставленной А. Я. Таировым в Русском драматическом театре А. К. Рейнеке (Кузмин написал музыку к спектаклю), Шварсалон, по сообщению газетной хроники, вошел "во время второго антракта за кулисы <...> и, быстро направившись к находившемуся в ближайшей от фойе комнате писателю М. М. <sic!> Кузмину, ударил его несколько раз по лицу" (Биржевые ведомости. Веч. вып. 1912.6 дек. С. 3; цит. по: Азадовский К. Эпизоды. С. 126). Подробности происшедшего сообщали Вяч. Иванову А. Н. Чеботаревская ("...Сергей нанес оскорбление К<узмину>, ударив его в присутствии 12-15 человек, и потребовал составления протокола") и Скалдин ("могу добавить, что учиненный им <Шварсалоном> скандал был более безобразным, чем это изложено в газете" (Там же. С. 127); см. также свидетельство А. А. Ахматовой: "Кузмин пострадал довольно сильно - пенсне было разбито, лицо - в крови <...> Кузмин все же из театра поехал в "Бродячую собаку"" (Acumiana. С. 191)).

   ⁹⁰ 19 мая 1912 года (Д) Вяч. Иванов с Верой и Лидией Ивановой отбыл в Швейцарию, в июне переселился во Францию, в конце года - в Рим.

   ⁹¹ Венчание Вяч. Иванова и В. К. Шварсалон состоялось зимой 1913 года в греческой православной церкви в Ливорно. Димитрий Вячеславович Иванов родился 17 июля 1912 года в Эвиане, на вилле близ г. Невеселль во Франции. Ср.: "Было утро 17 июля 1912 года; после 17 октября 1907 года, дня смерти Лидии Димитриевны <Зиновьевой-Аннибал>, прошло пять лет и девять месяцев..." (Дешарт О. [Комментарии] // Собр. соч. III. С. 699).

   ⁹² В августе 1913 года Ивановы вернулись в Москву. После смерти М. М. Замятниной (от сыпного тифа, 7 апреля 1919 года) и Веры (от туберкулеза, 8 августа 1920 года) Ивановы уехали из Москвы, поселившись в конце 1920 года в Баку, где 19 ноября 1920 года Вяч. Иванов был выбран ординарным профессором классической филологии Бакинского университета (подробнее см.: Котрелев Н. В. Вяч. Иванов - профессор Бакинского университета // Уч. зап. Тарт. ун-та. Тарту, 1968. Вып. 209. С. 326-339). В Баку Вяч. Иванов находился до 28 мая 1924 года. 28 августа 1924 года Ивановы по командировке Бакинского университета сроком на 1 год выехали из Москвы в Рим. С осени 1926 до лета 1934 года Вяч. Иванов жил в Павии, где получил место преподавателя новых языков и литератур в Колледжио Борромео (см. подробнее: Шишкин А. Вячеслав Иванов и Италия //Archivio Italo-russo / Русско-итальянский архив. Trento, 1997. С. 520-523).

   ⁹³ В этот день Кузмин получил следующее письмо из издательства "Academia":

  

   27 сентября <193>4

   Уважаемый Михаил Алексеевич.

   Так как все переводы Шекспира - II т<ом -> сданы (исключением являетесь Вы) - просим Вас _с_р_о_ч_н_о к 1.X.34 г. сдать Ваш перевод "Укрощение строптивой"; в противном случае срывается наш редакцион<ный> план.

   (РГАЛИ. Ф. 629. Оп. 1. Ед. хр. 228. Л. 36; машинописная копия).

   ⁹⁴ Текст письма Г. Г. Шпета, отвечавшего на письмо Кузмина от 13 сентября с предложением о совместном переводе "Много шума попусту" в связи с возможной постановкой этой пьесы Станиславским (ср. примеч. 11, наст. изд., с. 295), сохранился не полностью, часть письма утеряна: "По отношению к театру, впрочем, я чувствую себя "вольнее", ибо уверен, что в процессе репетиций дополнительная работа может оказаться тем более значительной, что пьесу собирается ставить сам Константин Сергеевич <Станиславский>, а он умеет "умучить" не только актеров, но и автора. Буде наше соглашение состоится, то на переводе, конечно, надо писать: Кузмина и Шпета, а не обратно, к<ак> предложено Вами, - пусть это - пустая конвенциональность, но раз она существует, ее надо держаться! Еще раз благодарю за доверие и за Ваши приятные мне слова об общей работе над Лиром. Жму руку. Искренне Вас уважающий и Вам преданный Г. Шпет" (ЦГАЛИ СПб. Ф. 437. Оп. 1. Д. 163. Л. 39; среди писем неустановленных лиц; это единственное известное нам письмо Шпета к Кузмину). 30 сентября Кузмин отвечал Шпету:

  

   Многоуважаемый Густав Густавович,

   очень рад, что Вы согласились на мое предложение. Потому что Вы, по-моему, согласились. Преодолейте как-нибудь свои scrupulos насчет повторных изданий, где я будто бы буду обижен, и поторопите с договором, которого еще не было у меня.

   У меня тут еще было предложение (московское же) от Вл.Ал. Брендера, который просил у меня текст для Моск<о>в<ского> театра совета. За экземпляром я его направлю к Вам. Но, конечно, если возьмет Станиславский, то как бы долго он ни возился, все преферансы должны быть отданы ему, и если он не против, то всякие менее солидные, хотя бы и более скороспелые предложения должны быть отстранены. Только бы он en gros согласился. Брендер мне объяснял порядочный вздор, будто все пойдет под музыку Берлиоза. У Берлиоза есть опера на сюжет Шекспира, но это опера, и тексту нее самостоятельный, и ее надо петь. Брендер уверял, что комедия будет идти своим чередом по Шекспиру, а музыка играть своим чередом без пения (?) оперу Берлиоза. По-моему, как-то нехорошо получается.

   Об деле, так по деловому. Я определил наше пропорциональное участие в гонораре ведь приблизительно. Согласны ли Вы? В Academi'u, paз там были прецеденты, очевидно есть modus, на который я согласен, а когда дойдет дело до постановки, то договор заключается общий, а относительно деления гонорара мы подаем заявление во Всероскомдрам, который будет получать и делить авторские. Так смотрите, как бы, не желая того, друг друга не обидеть. Я не отказываюсь ведь и переделывать, что Вы найдете более для меня подходящим (ну, песни, скажем, и т. п.), только Вам уже придется "возиться" с театром. Ведь с театром нельзя не возиться, а он всегда считает своим долгом что-то делать с автором, в сторону ли рационализации, в сторону ли обострения. На митинге 1917 года солдат говорил "если с немцем не воевать, так что же с ним делать?" (как будто с немцем обязательно что-нибудь делать). Также и театры относятся к авторам (особенно к классикам). "Если автора не коверкать, так что же с ним делать?"

   Ну, как ни как, дорогой Густав Густавович, но Вы согласились, и я Вам очень благодарен.

   <...> Academia запрашивает у меня "Укрощение строптивой". Оно у меня готово и отдано в переписку. Но Ал. Ал. Смирнов перед отъездом не поспел бы ее проредактировать, и вся история остается до его приезда (6-10 октября).

  

   (РГБ. Ф. 718. Карт. 24. Ед. хр. 73). 1 октября Кузмин излагал эти же обстоятельства Л. А. Ческис в ответе на ее письмо от 27 сентября:

  

   Многоуважаемая Любовь Абрамовна.

   "Укрощение строптивой" мной уже с неделю передано в здешнее отделение для переписки. Я бы его кончил и раньше, но редактор Ал. Ал. Смирнов все равно до своего отъезда в Кисловодск его бы не поспел просмотреть. Приедет он числа 6-8. На "Много шума попусту", экземпляр которой должен находиться в редакции (еще от Гиза), договор со мной заключен не был. Это и кстати, так как перевод этот будет совместным с Г. Г. Шпетом. Очень прошу согласоваться с Г. Г. Шпетом и прислать мне договор, а также, если можно, поторопиться и с начислением (60%) по этой вещи. Ведь здесь выплаты ужасно задерживаются, так что между ордером и деньгами целая бездна. Так, например, я только 3-го получу за Меримэ{Речь идет о переводах для 2-го тома Собрания сочинений Мериме в 3-х томах, изданного "Academia" в 1933 году.} (!).

   Простите, что утруждаю Вас просьбами, но узнайте, есть ли у Вас рукопись (списки) "Много шума", а то придется опять давать рукопись в переписку.

   13 октября это неотправленное письмо было дописано:

  

   "Укрощение" давно уже у Ал. Ал. Смирнова на редактуре. Он намеревается <?> подтвердить это. Относительно "Дон Жуана" у меня готово 14.800 стихов (половина XV-ой песни; вся XVI и несколько строф, не так давно открытых, XVII), так что конца край виден. Я сговорился с В. М. Жирмунским. Он примется за просмотр первого тома и недели через 3 думает кончить; я буду исправлять по мере поступления от него материала частями. Так что будет дело идти параллельно. Л.Б. Каменев писал мне насчет дополнительного договора на "Дон Жуана" из расчета за 1-ый том. Не задержите с этим.

   (РГАЛИ. Ф. 629. Ед. хр. 228. Л. 37-37, об.).

   ⁹⁵ Доступные нам источники не содержат данных об участии Е. А. Нагродской в организациях, представлявших собой "оккультные ответвления масонства" (История. С. 69), к каковым, безусловно, относится и российское розенкрейцерство начала XX века (подробнее об этом см.: Там же. С. 67-90). Ср., однако, в недатированном письме Нагродской к Кузмину из Парижа (апрель 1914 года) о посещении ею одного из подобных мистических "тайных обществ" - Ордена тамплиеров (влияние доктрины тамплиеров прослеживается в работе активизировавшихся с середины 1910-х годов парамасонских обществ в Петербурге - Ордена мартинистов Восточного послушания и др. См.: Там же. С. 81-82): "Тамплиеров тоже навещу завтра. <...> Сейчас только что встали и устремляемся в гости к Тамплиерам. Ах, какой я себя чувствую глупой и маленькой перед этой задачей, которую я взяла на себя" (РГАЛИ. Ф. 232. Оп. 1. Ед. хр. 304. Л. 3-4, об. См., между прочим, о роли французских тамплиеров в организации Восточного отряда Ордена тамплиеров в России в 1917-1919 годах: Никитин А. Л. Мистические ордена в культурной жизни Советской России // Russian Studies. 1995. Vol. I. No 4. С. 204-205). Известно также о масонской активности Нагродских в эмиграции: в феврале 1920 года Е. А. Нагродская была посвящена в парижской ложе No 1 масонского союза "Droit Humain"; в январе 1927 года вошла в новосозданную ложу союза "Droit Humain" "Аврора", фактической руководительницей которой была до 1929 года (см.: История. С. 296-297). В. А. Нагродский был принят в Париже в ложу Союза Великой Ложи Франции "Космос" "до конца 1919 г." (Там же. С. 144), в 1921-1937 годах состоял в ложе "Шотландское Совершенство", в апреле 1920 года - один из членов Предварительного комитета по разработке плана учреждения русских лож в Париже, в январе 1922 года стал одним из основателей ложи "Астрея", ее представителем "в Данциге и "соседних странах"" (Там же. С. 364), в 1928-1929 годах - председатель капитула "Астрея". Одновременно, в октябре 1924 года Нагродский основал ложу "Гермес", досточтимым мастером которой был в 1926-1929 годах. В1930-1931 годах - досточтимый мастер ложи "Аврора". В. А. Нагродский - автор книги "Le secret de la lettre G, Rose et Croix, les croix symboliques" (Paris, 1935). См.: История (по указателю).

   ⁹⁶ Негативная характеристика Нагродской строится Кузминым на "снижающей" локализации (Апраксин двор - петербургский центр рыночной книготорговли специфически "низовой" литературой) имени писателя Александра Валентиновича Амфитеатрова (1862-1938), масона с 1905 года (см.: История. С. 62), также обращавшегося в своем творчестве к оккультной проблематике (например, в романе "Жар-цвет", 1895). Любопытно, что, по сообщению Эльды Гарэтто, в авторском списке произведений Амфитеатрова (архив Lille Library, Indiana University, США) фигурирует текст "Розенкрейцеры" (1910-е?), вероятная публикация которого в периодике пока не обнаружена. Ср. также в воспоминаниях Е. К. Герцык о "Башне" Вяч. Иванова: "Казалось, им (Иванову и Л. Д. Зиновьвой-Аннибал. - Г. М.) опостылели декадентски-оргиастические вихри, крутившие на их средах. "Ох уж эти мне декаденты с Апраксина рынка!" - мотая головой, говорила Зиновьева-Аннибал" (Герцык Е. Воспоминания. С. 119-120).

   ⁹⁷ Зубакин Борис Михайлович (1894-1938, расстрелян) - поэт (Медведь на бульваре. М., 1929), в 1912 году создал масонскую ложу "Свет звезд", тогда же влившуюся в ложу розенкрейцеров, основанную в Петербурге в 1907 году А. К. Кордитом. В 1916 году ложа была преобразована в Философский институт, где Зубакин преподавал (подробнее см.: Немировский А. И., Уколова В. И. Свет звезд, или Последний русский розенкрейцер. М., 1995. Passim). Познакомился с Кузминым 16 мая 1918 года и позднее встречался с ним летом 1928 года (см. дневниковые записи Кузмина, опубликованные С. В. Шумихиным: Независимая газета. 1996. 7 марта. С. 4). В 1929-1932 годах находился в архангельской ссылке, в 1934 году жил в Архангельске, наезжая в Ленинград и Москву.

   ⁹⁸ См. примеч. 61, наст. изд., с. 304.

   ⁹⁹ В 1920-1923 годах Л. М. Вайсенберг учился на историко-филологическом факультете Бакинского университета и был знаком с Юрием Евгеньевичем Дегеном (1896-1923, расстрелян) - поэтом (Этих глаз. Пб., 1919; Волшебный улов. Баку, 1922 и др.), прозаиком и критиком. Деген - участник 2-го Цеха Поэтов, основатель (в апреле 1917 года) "художественного общества" "Марсельские матросы", "капитаном" которых был Кузмин. Осенью 1917 года уехал из Петрограда в Тифлис, где, в частности, редактировал журнал "Феникс", опубликовал статьи о Кузмине (Кавказское слово. 1918. 26 янв.; Куранты. 1919. No 3-4). С 1920 года жил в Баку. 1 июня 1923 года арестован и постановлением АзЧК от 4 июля 1923 года приговорен к расстрелу по обвинению в создании "Ордена Рыцарей Пылающего Сердца", целью которого, согласно Уставу, было "воскрешение рыцарской доблести в подвигах любви и ненависти в современной обстановке" (ИРЛИ. P. I. Oп. 6. Ед. хр. 383), или, по версии В. В. Ломинадзе, секретаря ЦК компартии Грузии, "за то, что создал "орден пылающего сердца", организацию, поджигавшую промысла за солидный гонорар" (На посту. 1923. No 4. Стб. 221). См. о нем также: Никольская Т. Юрий Деген // RL 1988. Vol. XXIII. P. 101- 112.

   ¹⁰⁰ Ср. о Вайсенберге в записях И. М. Басалаева, относящихся к 1933 году: "Вайсенберг всегда поражает меня своим вымытым видом. Высокий опрятный мужчина - он постоянно в нарядном галстуке, в чистом воротничке, выбрит. Волосы его блестят и аккуратно разделены, - как будто он все дни проводит в парикмахерской" (Басалаев И. Записки для себя / Публ. Е. М. Царенковой // Минувшее. Вып. 19. С. 442-443).

   ¹⁰¹ В современной транскрипции - Хогарт (Hogarth) Уильям (1697-1764), английский живописец, график, автор серий бытовых картин ("Карьера Проститутки", 1730-1731; "Карьера Мота", 1732-1735 и др.). У него, действительно, нет серии, посвященной сюжету о возвращении блудного сына.

   ¹⁰² Неточность Кузмина: подразумевается эпизод из первой части романа Гете "Годы странствий Вильгельма Мейстера, или Отрекающиеся" (гл. 4). В русском пер. С. А. Ошерова: "Феликс сокращал себе нелегкий путь, проворно перепрыгивая со скалы на скалу, и, зная теперь, что скачет по глыбам гранита, радовался новоприобретенному знанию".

  

   ¹ Возможно, Михайловский Борис Васильевич (1899-1965) - московский литературовед, автор статьи о Кузмине в "Литературной энциклопедии" (М., 1931. Т. 5. Стб. 700-703).

   ² Магазин Северо-Западного отделения Всесоюзного объединения "Международная книга" находился на Литейном пр., 53-а (ныне 57). См. об этом магазине в воспоминаниях одного из сотрудников "Международной книги" в 1930-е годы: ""Международная книга" открыла в своих торговых помещениях на Литейном проспекте большой букинистический магазин, где продавалась русская и иностранная антикварная книга. Магазин имел в продаже книги, выпущенные в XVI-XIX столетиях, альманахи, периодические издания, старинные гравюры, литографии, рисунки. Были хорошо укомплектованы отделы истории, археологии, искусства, истории литературы, языковедения, фольклор и библиография" (Мартынов П. Н. Полвека в мире книг. С. 82).

   ³ Голубев Андрей Андреевич (1881-1961) - актер, знакомый Кузмина с 1906 года (играл в "Балаганчике" Блока, поставленном Мейерхольдом), в 1918 году - заведующий петроградским отделением ТЕО Наркомпроса, с 1925 года - председатель Ленинградского отделения ВТО, в 1934 году - директор Дома ветеранов сцены в Ленинграде.

   ⁴ Св. Тереза (Santa Teresa de Jesus, 1515-1582) - испанская писательница и монахиня-кармелитка, преследовалась инквизицией. Причислена к лику святых в 1622 году папой Григорием XV.

   ⁵ 30 сентября Кузмин обратился с письмом к жившему в Москве драматургу Василию Васильевичу Шкваркину (1894-1967), автору пьес "В глухое царствование" (1925), "Год-горн" (1926), "Кто идет?" (1932) и "Чужой ребенок" (1933):

  

   Многоуважаемый и дорогой Василий Васильевич,

   увы, конечно, я пишу Вам по делу. Я не буду имитировать непринужденности, чтобы посредине ввернуть то, в чем гвоздь письма. Нет, я принужденно, очень принужденно, скажу сначала то, о чем письмо, чтобы оно плавало отдельно. Я пишу так принужденно, будто зажмурившись. Ну вот, милый Василий Васильевич, одолжите мне до апреля 1000-500 р. Сейчас, после лета, до зимы затишье с "Сердцем поэта" и на мази договоры на постановку 3-х комедий Шекспира в моем переводе. Деньги будут, но сейчас-то, сейчас-то их нет. Я вышлю Вам расписку. Сделайте, если можете и согласны, не откладывая в дальний ящик. Вы окажете мне большое одолжение. Пожалуйста.

   Теперь по-человечески, без стыда. Знаете, Василий Васильевич, когда виделись с Вами, это был последний месяц моего здоровья {Имеются в виду встречи со Шкваркиным в Москве в ноябре 1931 года; см.: Дневник 1931. С. 187-189.}. С тех пор я все болен, последнее время припадки все чаще, а оправления все медленнее, совсем стал инвалидом. Притом каждый приступ связан с непосредственной и прямой смертельной опасностью. Но скучно говорить об этом. Далеко ехать я боюсь, а лето почти все провел в Царском. Так что я там очень поправился, но осенью опять заболел и теперь плохо себя чувствую. Многие нужные лекарства (диуретин и т. п.) можно доставать только в Торгсине. Вы, Василий Васильевич, вероятно, не раз в связи с постановкой "Чужого ребенка" {Речь идет о постановках в Театре комедии (декабрь 1933 года) и в Академическом театре драмы (февраль 1934 года).} бывали в Ленинграде. Хоть бы зашли когда-нибудь, верно, совсем меня позабыли. Я много переводил это время и приятных вещей, и не очень приятных. Кое-что для оперы, но все так задерживается, что прямо мочи нет. Кое-что пишу и для себя. Хотелось бы Вам почитать.

   Василий Васильевич, Вы, во всяком случае, ответьте мне, напишите, что делаете, с кем видитесь. Сердечный мой привет Надежде Николаевне.

   (РГАЛИ. Ф. 2544. Oп. 1. Ед. хр. 11. Л. 1; опубликовано с неточностями: Письма. С. 358-359).

   ⁶ Стрельников (наст. фам. Мезенкампф) Николай Михайлович (1888-1939) - композитор, музыкальный критик и дирижер. В 1934 году художественный руководитель музыкальной части ленинградского Театра юных зрителей.

   ⁷ Корней Чуковский (наст. имя и фам. Корнейчуков Николай Васильевич; 1882-1969) резко критиковал кузминский перевод "Короля Лира" (см. примеч. 16, наст. изд., с. 224). Точки возможного схождения во взглядах на переводы Шекспира между ним и А. А. Смирновым не ясны, тем более, что заглавие первой из серии критических статей Чуковского, посвященных предпринятым во второй половине 1930-х годов новым переводам Шекспира, - "Искаженный Шекспир" - явно полемично по отношению к комплиментарному отклику Смирнова на перевод "Ромео и Джульетты", выполненный Радловой (основной мишенью критики Чуковского в 1935-1939 годах), - "Обновленный Шекспир" (ЛЛ. 1933. 30 нояб. С. 3).

   ⁸ "Psyche. Seelenkult und Unsterblichkeitsglaube der Griechen" ("Психея. Культ души и вера в бессмертие у греков") - книга немецкого филолога Эрвина Родэ (1845-1898), 1-е издание - 1894 год.

   ⁹ Кузмин перечисляет названия частей книги Родэ ("Seelenkult in den homerischen Gedichten", "Inseln der Seligen").

   ¹⁰ Предсмертные стихи Адриана (76-138), римского императора с 117 года, приводимые его биографом Элием Спартианом (Scriptores Historiae Augustae. I. XXV. 9). В русском переводе Ф. А. Петровского:

  

   Душа моя, скиталица,

   И тела гостья, спутница,

   В какой теперь уходишь ты

   Унылый, мрачный, голый край.

   Забыв веселость прежнюю.

  

   В январе 1896 года Кузмин положил этот текст на музыку (см. авторский список музыкальных произведений: РГАЛИ. Ф. 232. Оп. 1. Ед. хр. 43. Л. 2, об.).

   ¹¹ Ср.: "Книгу Эрвина Родэ "Die Psyche" Кузмин читал постоянно - чаще, чем Священное Писание, по собственным его словам" (Калиостро. С. 98).

   ¹² Анна (род. в 1926) и Елизавета (род. в 1932) - дочери Е. С. Михайлова.

   ¹³ Лавровский Виктор Константинович (1891-19