Кузмин Михаил Алексеевич - Дневник 1934 года

м у Ларионовых, но хуже, не было сада, я жил в светлой прихожей за шкапами, двор был крохотный, но видна была все-таки Волга и было с парадного чуть не три передних. Хозяйка была родственницей Миклухи-Маклая, и он к ней приезжал.¹⁸ Меня поразила в этом путешественнике какая-то папуасская шевелюра. В Саратове я видел живыми Миклуху-Маклая, Мордовцева, Ровинского, Саразате и Дезирэ Арто.¹⁹

  

   Элемент музыки. Мне не хватает не музыки, которой тоже тут нет, а элемента музыки. Это совсем другое, не противоположная, но другая вещь.

  

   5 (воскр<есенье>)

   Так себе себя чувствую. Погода роскошная. Увидел Богинского, Степанова на скамейке у крыльца, соблазнило посидеть с ними, а они, оказывается, ждут Стуккей идти в экскурсию. Сам вышел погулять в сторону Софийских казарм. Потом сидел, не выходя, целый день. Встретил утром Клевера.²⁰ Идут завтра в Павловск на его постановку, вчера были имянины Марии Клевер.²¹ Вечером вздумал пойти к Михайловым, задержала Куз[ь]мина, которая опять сюда возвращается, потом идет О. Н. Юр., кажется, мало получил, но купил для дома кастрюльку. Пошли с нею, перед нами маячил Богинский и Султанова, шедшие к Юр<ию> Ник<олаевичу>. К Михайловым приехал кто-то из братьев Степановых, и они ушли гулять. Зашел к О.Н.и посидел, потом потихоньку домой. Какая-то отрыжка была всю ночь.

  

   6 (понед<ельник>)

   Роскошная, устойчивая погода. С утра пошел с Богинским бриться, потом в садоводство, покупать цветы Тиран. Потом зашла О. Н. Вчера Алекс. Алекс, и Михайловы были у нее, зовут сегодня. После чая играли на скрипке. Познакомился с библ<иотекарем> Акад<емии> Н<аук> Бернером.²² Вдруг приехал Лев Льв. Загорел, очень хороший вид, даже Тиран спросила, что за "хорошенький мальчик" ко мне приехал. Потом зашла и О. Н., и Дм<итрий> Серг<еевич>. Вайнштейн²³ пошли с нами. У них чудный вид на равнину, замечательный. Посидели, попили вина, и Юр. милый пришел. Очень я его люблю. Была и Христина Нильсовна. Вечером уже темнее. Двор у нас освещен из окон и дверей. Когда мы шли, в доме были яркие белые и зеленые фейерверки.

  

   7 (втор<ник>)

   Утром устал писать и вышел пройтись. Прошелся по Софии - совсем другой город. Чувствую себя очень хорошо. После чая пришел Юр. Пошли гулять и выпили в Камерон<овой> галерее вина. Остатки взяли с собою. Вечером не помню, что было. Да, приехала Евг<ения> Ник<олаевна>,²⁴ и как-то с нею время проводили.

  

   8 (среда)

   Чудесная погода. Опять вышел менее удачно. Парк полон голыми людьми. Пришел, а наши в саду, даже меня и не ищут. И вечером как-то меня не нашли. Тиран уехала на авто. Звала к себе. Очень хорошенький шофер обедал с нами. У наших был один Богинский. Ксюша в городе. У Кочурова сидел Клевер. Было очень приятно и красиво. Возвращались, будто в каком южном городе, Таганроге и т. п. Завтра собираемся в Павловск, только бы хватило денег.

  

   9 (ч<е>тв<ерг>)

   Наши зашли за мной перед обедом. Я думал не обедать. Сначала вышли какие-то распри из-за солнцепека. Потом наши ждали меня. Юр. спал, и О. Н. тоже. Долго ждали поезда. Трагически пробежала в уборную Паллада с перекошенным лицом. Чудно попили холодного вина. Маячил где-то Резников.²⁵ К павильону опять пошли по каким-то Аполлоновским трущобам. Но после ужина я как-то устал и заскучал. Долго ждал Юр. Даже ходил по шоссе. Попросили меня играть, я согласился, а как раз наши идут. Юр. стал ворчать и поручил зайти еще раз О. Н., но все обошлось хорошо, а потом вдруг пришел Ал. Ал. Белый и стройный. Обещал завтра придти гулять. Сидел у меня в комнате - Андр. Ал. поправил фонари, так что ночью была полная иллюминация у меня в комнате.

  

   10 (п<я>тн<ица>)

   Роскошный день. Уехал Богинский. Рижанка, ходя по саду, говорила, что для нервов и сердца нужно разнообразие. Пришел Ал. Ал. и Христина. Гуляли по тярлевским и Павловска дорогам, вспомнил 15<-й> год, Сомова, потом 22<-й> год. Очень дружески и как-то по-хорошему. Еще утром предложил мне Анд. Алекс, проехаться на таратайке за Павловск II, и там неизвестные места и point de vue. Как люблю я видеть новые места. Это как во сне. И особенно ездить на лошадях (м<ожет> б<ыть>, и на автомобиле). Вечером был Левитин, притащил итальянс<кие> открытки, а потом Ольга Сем<еновна>.²⁶ Она как-то беспризорно посидела и пошла искать автобус, чтобы ехать в парк на ночь глядя. Мне даже жалко ее стало. Вечером играл.

  

   11 (с<уб>б<о>т<а>)

   Был дождь с громом. Утром брился у своего парикмахера. Маланчиков зашел читать "Форель" - в это время приехал Юр., ушел от ветеранов к нашим, чтобы вернуться попозже. Была еще тревога. Объединялся с Олегом, спал спокойно. Всего два дня осталось.

  

   12 (воскр<есенье>)

   Утром гулял с Черновым по Павловским дорогам, он рассказывал о Ш<нрзб>, Лондоне и Париже. Приехала Тиран с мужем. Зовут 14-го. Вдруг гром и дождь. Да, когда и Юр. пришел, накрапывало. Я его как-то прозевал, потом О. Н. нас искала. Никуда не ходили, а после ужина я зашел за Юр., выпили вина и пошли к доктору. Фотографии неважные, страшные недра. Только очень хорошая икона "Верую". Целый вечер вертелась тут Женя Мандельштам, приехавшая из Лондона, с преувеличенно советскими ухватками, громким разговором и ослепительно ярким платьем.

  

   13 (по<не>д<ель>н<ик>)

   Вот еду. Андр. Ал. предлагает остаться, но надо же уезжать. Даже Юр. не очень уговаривает. Заходил к Султановой.²⁷ Лежит пластом в полутемной комнате, но сейчас же начала сплетничать о Горьком, матери Белого,²⁸ Люб. Дм. Блок²⁹ и т. д. Заходил Юр. взять книги, и О. Н. Потом вечером поехали. Крохин прощался очень сердечно. Звал приезжать в любое время. Провожал нас Чернов. Поехали и доехали довольно благополучно. Но приехавши, я начал наводить критику, что бумага на столе пошла грибами. Юр. - все сваливать на большевиков не без истерики. Спать тихо и хорошо с ночником, но очень душно. Вот первый день в городе.

  

   14 (вт<о>р<ник>)

   Юр. все-таки отговорил меня идти к Тиран, и вообще я целый день просидел дома в духоте. Разбирал с упоением книги и ноты. Звонил Левитин и Сторицын, был посланец от Ив<ана> Платоновича.³⁰ Напоминания. Юр. возился с книгами целый день, мамаша ездила в кооп<ератив>, я то спал, то что, но скучно не было. Неприятно было только надувать Тиран без всякого резона, он<и> действительно очень хотели, почему бы там ни было, чтобы я приехал к ним. Радловых, конечно, нет еще. Вечером в стиле Рембрандта было на дворе под открытым небом жактовское собрание.

  

   Смотреть вверх. Когда днем сидишь под деревьями и смотришь вверх, они кажутся необыкновенно высокими и особенно зелеными. Большое впечатление глубины. Небо еле видно в подвижных и поминутно меняющих свою форму и размеры просветах. Птицы, не предполагая по неподвижности о вашем присутствии, спокойно скачут вверх по веткам и перепархивают, неожиданно обнаруживаясь для взгляда и чирикая одну и ту же музыкальную фразу. Во время полетов треск крыльев и интенсивность самого порха говорят об их величине. Они почти всегда очень чистенькие, даже воробьи. Редко какую накрахмаленную и нарядную чистюльку можно с ними сравнить. Хотя я видел утенка, с упоением окунавшегося в грязную воду и с каждым разом делавшегося все грязнее и смешнее, но сухопутные птички очень чисты и как пестро, как весело и тщательно не раскрашены, а подкрашены при общей серой гамме (для невежественного наблюдения все или воробьи, или вороны). Желтые, синие, зеленые, розовые и красные. Говорят, европейские леса очень бедны пернатыми жильцами, но для меня довольно. Притом поют они короткий срок, уже в августе нет такого щебетанья, как в мае, только ласточки не могут метаться без крика. Правда ли, что в Сибири птицы совсем не поют, так же, как цветы не пахнут. Какая странная и мертвая особенность. И в Японии тоже. Это не вся Азия, конечно (Персия, Индия, Китай).

  

   15 (среда)

   Юрочка уехал довольно рано. Я выходил бриться. Ко мне приходил Сторицын и, по обыкновению, расстроил меня. Под вечер мамаша ушла в костел, мне стало скучновато, и я пошел к Яновским.³¹ О<льга> Сем<еновна> гладила и вела нескончаемые рассказы, которых я не слушал. Евг<ения> Вас<ильевна> приехала с пирогов и собиралась на имянины.

  

   16 (ч<е>тв<ерг>)

   Звонил Сторицын и Чичерин. На завтра позвал Козьмина и Степанова. Сегодня ждал Левитина и дочку Бернер. Никуда не выходил, но чувствую себя хорошо. Бернер вовремя не пришла, но явился Лихачев.³² Я все-таки ему обрадовался. Пили чай с малюткой. Тот прибежал в беленькой рубашечке с расстегнутым воротом, метался, плескался, не зная, что делать. Юр. приехал поздно. Но девушка пришла еще позднее. Тут еще вдвинулся Бен, как сундук. Но было очень приятно. Приходили еще из "Времени" и Фрумкин. Завтра явится Смирнов. Чувствую себя хорошо.

  

   17 (п<я>тн<ица>)

   Чудная погода. Послал Юр. во Всероскомдрам, сам отправился во "Время". Встретил Юр. Ему дали довольно много. Покупали галстухи. Во "Времени" бодрятся и бойко ликвидируют дела. Смирнов не пришел. Пригласили Бена. Все было хорошо. Читал свой дневник. Ал<ександр> Ал<ександрович> хотел предупредить меня, что в III-ем томе воспоминаний Белый меня обливает помоями, нельзя ли что сделать. По словам Бена, то же, что и прежде он говорил в своем манифесте, ни больше, ни меньше.³³ Но какие-то тучи скучиваются на моем и без того не очень ясном горизонте. Завтра, м<ожет> б<ыть>, будет нас снимать в Летнем саду Михайлов.

  

   18 (с<уб>б<о>т<а>)

   Хорошая погода с ветром. Как в старину, встретились с Юр. в Летнем саду. Там чисто, насажены цветы, наставлены новые скамейки, вода чистая, небо ясное, пыли нет. Потом пришел Михайлов с аппаратом, потом Ал. Ал., потом бродили, снимались на соблазн всех граждан. Потом нашли нас родители, Христина и Ал<ексей> Ив<анович>, гуляли и с ними, вроде как летом и настоящие люди. Утром они встретили Катиш,³⁴ из сада кавалеры к ней и отправились, старшие гулять на Неву, вчера приезжала Ан<на> Андр<еевна>³⁵ провожать Евг<ения> Серг<еевича>³⁶ и делить квартиру.-³⁷ Сомов ей только что прислал письмо с выкройками. Вообще жизнь идет. Вообще занятие какое-то европейское, немецкое, только не хватало зайти на выставку или выпить пива. Дома поспали. Потом Смирнов. Рассказывал о перипетиях с путевкой, об "Acad<emia>" и т. д. Грозного пока мало. Радлов официально еще не ушел из театра. Был дождь. Все хорошо.

  

   24 (п<я>тн<ица>)

   19-го числа совершенно неожиданно припадок. Хорошо, что Юр. вернулся вовремя из Детского. Как я ему обрадовался. Но я, очевидно, был в беспамятстве, хотя свой собственный хрип, по-моему, помнил все время. Я не слышал, ни как приехала скорая помощь, ни как мне делали впрыскивания, очнулся только, когда Юр. вернулся с подушкой. Только тогда меня раздели. Оказывается, доктор говорил, что никакой надежды, что это агония. Бедный Юр.: бегать по аптекам за подушкой, когда не знаешь, в каком я состоянии дома. Лежу дома своими средствами. Юр. уходит ненадолго, ездил в Детское. Приходил Леве и Левитин с цветочками. Купил мне Юр. в конце концов подсвечники, себе часы. Лежать как-то веселее, конечно, чем в больнице, но не так организованно. Немного занимаюсь, читаю с упоением "Вильгельма Мейстера". Как-нибудь все наверстаю.

  

   25-2 7 (<суббота, воскресенье,> понед<ельник>)

   Кое-кто посетил меня, кое-кто звонил. Юр. немного угнетает меня с режимом, главное, с голодом, но последние дни тоже смирился. Ругается на всяких посетителей, даже за всякие мысли о чем-нибудь веселом. Сегодня выходил в первый раз бриться. Веселый дождь с солнцем. Домой привел Смирнова. У нас убрано, подметено. Всё - Юр. Мамаша притащила каких-то несъедобных вещей. Очень хорошо читаю "Вильгельма Мейстера". Вечером Юр. во избежание пущих зол поил меня даже вином. Хорошо поужинали. Ласточки уж улетели.

  

   Башня (продолжение). С первого же моего прихода на Башню во время Сомовского сеанса вопрос о дружбе моей с Вяч. Ив. был решен. И его филологические восторги, и его творчество, его Гетеанство,³⁸ его всегда блестящие спекулятивные построения, даже его капризность, обидчивость, вспышки гнева, где было немало наигранного, все мне нравилось. Конечно, больше всего у него в характере было общего с Бальмонтом и у Бальмонта с ним.³⁹ Они могли долго и серьезно обсуждать, кто из них бирюзовый, а кто из них вечеровый, любили напиваться, при всей своей бородатости и волосатости, чувствовать и держать себя эфеминированно, иногда в качестве "дерзких" срывать и свои, <и> чужие одежды,⁴⁰ вообще безобразить. У Брюсова все это выходило более дубовато, да и на практике он стеснялся таких эксцессов. Белый испокон веков был симулянт, пасквилянт и импотентная истерика,⁴¹ а Блок вообще ничего не замечал,⁴² Сологуб,⁴³ посмеиваясь, ограничивался обывательскими садистическими сеансами⁴⁴ (да и то позднее, когда была уже Настя Чеботаревская,⁴⁵ когда они дружили с Судейкиными и Евреиновым⁴⁶).

   Мы (т. е. Сомов, Нувель и я, иногда Бакст) очень часто бывали на "Башне", но в остальную нашу хронику Ивановы входили очень мало. Это было бы слишком громоздко, важно, неповоротливо, а часто не представляло бы им никакого интереса, вроде наших эскапад в Тавр<ический> сад и т. п.⁴⁷ Хотя Ивановы, чтобы не отставать от века, тоже мастерили какие-то комбинации (Л. Дм. с Маргаритой Сабашниковой, Вяч. Ив. с Городецким),⁴⁸ но, кажется, не имели никакого понятия о том, с какого конца это начинается. Не знаю, кому принадлежала инициатива, но все время у них была тенденция привлечь кого-то третьего для обоюдного супружеского благополучия, но при неукротимой ревности Зиновьевой и неисправимом профессорском ухаживании за каждой посетительницей (пожалуй, в потенции даже за каждым посетителем, во всяком случае, пол при этом не играл почти никакого значения, была общая эротическая атмосфера лекционного красноречия. Более локализованно было это у Зелинского) со стороны Вяч. Ив., конечно, ничего выйти не могло. Посетительниц у Вяч. Ив. была масса. Несмотря на то, что Лид. Дм. и прислуга по ее наущению, даже и швейцар Павел, их всеми способами изничтожали, все-таки они не уменьшались. Принимая во внимание, что Вяч. Ив. меньше, чем часа два говорить вообще не мог, и принимал поодиночке, то всегда в гостиной до глубокой ночи ждала очередь, как у зубного врача. Я думаю, что разговоры часто бывали однородные, так что легко можно было один разговор вести на 20 человек, но tete a tete было обязательным условием. Если курсистка придет справиться, когда начнутся лекции, и то Вяч. Ив. наедине беседует часа три. Ходили курсистки, теософки и психопатки. Последних очень мало, но бывали вроде дамы Бриллиант,⁴⁹ которая ходила по великим людям за зародышем.⁵⁰ Она хотела иметь солнечного сына от гения. Перед визитом она долго обсуждала, чуть ли не с мужем, достаточно ли данное лицо гений и порядочный человек (это почему-то тоже входило в условие). Так она безуспешно ходила к Андрееву, Брюсову и Евг. Вас. Аничкову и добрела до Вяч. Ив.,⁵¹ но тут Лид. Дм. услышала из соседней комнаты желание странной посетительницы и запустила в нее керосиновой лампой. Весь кабинет вонял керосином дня три. Иногда выступал на сцену и муж дамы⁵² (каж<ется>, зубн<ой> врач), довольно атлетического сложения, для воздействия на недостаточно смелых гениев. Опять не знаю, кому пришла мысль придать нашим встречам большую организованность, и мы учредили секретное общество для развлечений под названием "Гафиз".⁵³ Несмотря на то, что общество это просуществовало очень недолго, влияния и последствий для нашего кружка оно имело немало.

  

   28 (вт<о>р<ник>)

   Не выходил. Погода прекрасная. Чувствую себя удовлетворительно, но как-то не слишком. Во время послеобеденного сна приходил какой-то иностранец. Обещал зайти в 5 часов. Все ломал голову, кто бы это, т. е. от кого бы, да не привез ли чего. Оказывается, совершенно непонятное явление. Какой-то Бен Янович Штрассен(бург) из Ковно, никогда не бывавший в Петербурге. Пять лет тому назад в Цюрихе видел Вяч. Ив. - вот и вся причина его появления. Совершенно непостижимый визит. При нем явился Бен. Этот все хлопочет, чтобы не рассказывали Ек<атерине> Конст<антиновне>⁵⁴ о его проводах Бернер. Думал, что я здоров, беседовал в страшно мажорных тонах. Так я и не выходил. Собеседовал со мной и Каплун, только мамаша сейчас же приползла и участвовала в разговоре тем, что или не понимала, или не соглашалась с сообщениями из Сибири,⁵⁵ или находила, что погода, местоположение, реки, законы не таковы, какими должны были бы быть. Это похоже на собственное мнение.

  

   Новые места. При всем своем сидячестве и консервативности я обожаю новые места, не столько новые места, сколько новые перспективы, point de vue. {Точку зрения (фр.).} Езда на лошадях или теперь в автомобиле, когда можно остановиться каждую минуту, представляется мне одним из главных наслаждений существования. А еще лучше ходить пешком. По-моему, эти путешествия немецких студентов, подмастерий и т. п. - небесная выдумка в смысле вольной, дружеской, бесцельно деятельной и воздушно творческой, восторженно воспринимающей природу, жизнь, людей, искусство - дороги. Города, села, реки, луга, горы, зори, ночевка всегда в новом месте - то, вчерашнее, уже отошло в темное прошлое. Так три месяца - как огромная жизнь, как "Orbis pictus". И так исходить страну! Вот это - поучение, это ученичество.

  

   Дома. Сидеть дома - бабье дело. Проходя мимо какой-то дачи, заросшей подсолнечниками и желтыми георгинами, слышал, как на всю (очевидно, пустую) квартиру распевала девушка. Сидела и шила. Скучно и привлекательно, и аппетитно, и никого не надо. Ребенку приятно сидеть около нее, всё кажется интересным: и как она вдевает нитку, и втыкает иголку в полный бюст, и отгоняет мух, и переставляет ноги на скамеечке, и икает - все полно таинственного значения и интереса. У мужчины этого не выйдет. Домашнее дело - царство мамок и нянек. Я видел в окне чердака кошку: как она мылась, ловила мух, смотрела на кровельщика, укладывалась спать - как аппетитно, как чудесно. И никого ей не надо, она рада, что одна. Мужчина один в доме изнывает, женщина чувствует себя хозяйкой и царицей. "Мужик с собакой на дворе, а баба да кошка дома". Дом караулить - девчонки и бабки, не мужчины же, мальчишка, тот убежит, а дед так тоже в пивную поплетется, а не убегут, так будут изнывать. Хотя, с другой стороны, мужчина самостоятелен, а женщина всегда коллективна, выделяется коллективом, она влюбиться и то без подруг не умеет.

  

   29 (среда)

   Серовато. Юр. поехал в Детское. Чувствую себя очень ничего. Даже не выходил. Юр. вернулся рано, но какой-то расстроенный. Начал перевозить понемногу свои и О. Н. вещи. Звонил Басманов, Левитин и Маланчиков.

  

   30 (ч<е>тв<ерг>)

   Позвонила Ходасевич и сговорился с нею. Там и были вечером. Был Басов и Бондаренко.⁵⁶ Забегала Надина.⁵⁷ О Гомере мрачно для меня. Все полны съездом, о Западе через правительственные очки, о Горьком, Толстом, Маршаке,⁵⁸ о Малом театре. Я совсем везде не причем.⁵⁹ Сережино устройство уже какое-то дикое. Утром брился. Был Левитин и Мосолов.⁶⁰ Все очень далеко от меня.

  

   Организованная жизнь. Всякий раз, как я возвращался из Европы в Россию, меня поражало разгильдяйство, распущенность, отвислые губы и животы у уличной публики. Так и в самой жизни. Чтоб жизнь кой-как стояла на ногах, была и другим интересна, и себе почтенна, и не противна, нужно ее организовать, то есть урезать здесь, прибавить там, все учесть и придать ей целесообразность. Может быть, надо взять себе раз навсегда какой-нибудь пример, образец, идеал. Часто приходится играть роль, воображать себе, что "делаешь дело", творишь, "имеешь успех", "ведешь красивую жизнь", чтобы внедрить это в собственное сознание, только тогда и сам будешь верить, и другие поверят. Легкая, веселая и счастливая жизнь это не безболезненный самотек, а трудное аскетическое самоограничение и самовоображение, почти очковтирательство, но только так жизнь может быть активна и продуктивна. Боюсь только, не отлетит ли тогда от жизни то, что называется жизнью, и не впадет ли она в производственный кризис. Но есть люди, органически неспособные на это. В сущности, эта неспособность должна была бы быть, считаться за положительное свойство их характера, но смотреть на них со стороны, получать от них заражение, зарядку, аппетит к жизни, труднее. Они не действуют. Для влияния нужна организованная жизнь. И в этом отношении Над<ежда> Конст<антиновна>, скажем, аппетитнее для других живет, чем Анна Дмит.⁶¹

  

   Вечера в Павловске. Юр. к нам ездил каждый почти день, но уезжал рано. К нам в сад долетала музыка, не из зала, конечно, а с площадки. Я подолгу ходил и слушал. Валентина Серг. и Олег бегали по вокзалу, ища приключений, потом их рассказывали и смеялись. Мне это казалось мизерно и уродливо, вроде оргий Агашки Сазонова,⁶² но романист с шикарной установкой мог бы извлечь из этого многое. "Красивая жизнь" это вроде "русской души", "современности" и блохи, поймать ее трудно, если только она не сознательное надувательство.

  

   31 (п<я>т<ница>)

   Не выходил и много спал. Разобрал ноты. Погода серая. Вечером пришел Лев<итин> с цветочками. Очень хорошо, хотя и экономически, посидели. Юр. бегал к Домбровским. Чувствую себя не очень плохо, хотя впечатление "не у дел" после вчерашнего посещения Ходасевич у меня не проходит.

  

   Парикмахерская. Италия более всего мне вспоминается или на репетициях Муз<ыкальной> Ком<едии> (еще на Невском),⁶³ когда солнечный весенний день (хотя, в противоположность Италии, там никто петь не умеет), или в парикмахерских. И в шикарных, и затрапезных. Там и безделье, и сплетни, и одеколон, и какие-то завсегдатаи, как из комедий Гольдони. Всегда очень жизненно действует. Особенно прежде. Теперь, со введением мастериц и с женской стрижкой, производимой в мужских залах, все утратилось. Впечатление постной физкультурности и пролетарски сознательного отношения к похабным сторонам флирта лишают парикмахерские игры, а придают им какую-то мрачную чепуху.

  

   31 (с<уб>б<о>т<а> [пятница])

   Юр. уехал в Детское. Кое-что мне надо забыть. Погода серенькая. Никуда не выходил. Звонил мне Державин⁶⁴ насчет "Двух Веронцев", и я позвал Петрова посидеть. Потом уж сам по себе, и довольно некстати, вдвинулся Нельдихен со своими горями и своей пьесой.⁶⁵ Да, приходила днем, как видение, когда я спал, Лидочка Степ<ановна>, сестра Прокоф<ия> Степан<овича>. Вычищенный ее сын здесь на курсах физкультуры, и она не может устроиться. Не знаю ли я, вот чудачка! Даже показывала мне карточку своего моряка. Печальные вести о племянницах: у Лиды умер муж, Володя Томбеллини - выслан.⁶⁶ У нее лицо даже стало менее перекошенным и менее черным.

  

   Мост. Когда из прорезных рощ с полянами, залитыми солнцем, из этих елисейских полей мы выехали на шоссе, перед нами открылась какая-то украинская картина. Широченный пыльный взъезд на пыльный железнодорожный мост, под мостом какие-то лавки, вроде шинков, и еврейские хибарки. Широкое пыльное шоссе с поместительными облупившимися особняками или совсем выветрившимися дачными fantaisies. {Фантазиями (фр.).} Сады, как кладбища, трущобные, одновременно и пыльные, и сырые. Устье полотна похоже на овраг, вдали поля, и еще более вдали, как видение, - крепость, бастионы, башни, терема, все белое с красным. "Комиссаровка" и военный городок. Полное соответствие с Федоровским городком.⁶⁷ Две игрушки: солдатики и игра в попов, дьяконов. Но жуткие, не милые, не уютные игры. Городок этот - часть Софии - София тоже какое-то выдуманное место. По-моему, там, кроме казарм и упраздненных присутственных мест, ничего нет. Никто там не живет, и всё, несмотря на каменные постройки, нарочно. Совсем другое, чем Цар<ское> Село. Или еще похоже это на какой-то Геркуланум, на город спящей красавицы, но и при пробуждении там одни барабаны, гауптвахты да чиновники. Еще бы туда пустить институты. Подходит там жить Збруеву, Кривичу,⁶⁸ да и то, если бы они сошли с ума.

  

   1 (воскр<есенье> [суббота])

   Был Державин, толстенький, приятный и почтительный, насчет "2-х веронцев". Скоро будут у меня еще по поводу "Укрощения". Во Всероскомдраме дали мне как-то не всё, что причиталось. Но все-таки хватает на дрова и кое-какие гостинцы.¹ Ходил с Юр., пришел Бобка² со Стравинским и моими "Александрийскими песнями". Вечером сидел дома. Звонила еще дева Черемшанова.³ Предстоит много постановок, но выйдет ли что из них, не знаю.

  

   Цыганка. Около Детского много цыган. Одеты они нарядно и довольно чисто. Кажется, в числе других "гримас современности", из них организовали колхоз, причем говорят они по-чухонски. На эспланаде какой-то художник рисовал одну из цыганок, посадив под каким-то дискоболом. Она сидела весьма почтенно, кругом стояли зрители; художник, вероятно, не был через меру талантлив и затем у него было наивное, но какое-то условное веянье старомодного, но подлинного артистизма, и даже пушкинианство было в этой сцене.

  

   Башня (продолжение). Название "Гафиз" принадлежало Вяч. Ив., кажется, в то время увлекавшемуся персо-арабами. Притом тут всегда ассоциация с кабачком и с мудрствованием, и со старым Гете.⁴ Тайною мыслью Ив. было создать Herrenabend {Мужской вечер (нем.).} как отдушину от зиновьевских страстей, но это не так легко было сделать. И так мы принуждены были пускаться в путь с тяжелым грузом в виде Лид. Дм. Но одну, если не единственную, привлекательность кабачка составляют кравчие. Кто же будет у нас их изображать? Я и Нувель цинично предложили просто-напросто нанимать более или менее благообразных мол<одых> людей невысокого звания, объяснив им наперед, чего от них потребуется. Намекнули Лид. Дм., что при найме кравчих мы будем иметь в виду и ее интересы. Но наше предложение привело в ужас Вяч. Ив. - боязнь непониманий, стеснения и даже просто доносов со стороны этих кравчих. Конечно, он был прав, но мой интерес к этой авантюре упал еще до открытия Гафизовских вечеров. Пришлось ограничиваться кравчими вроде Городецкого и Ауслендера. Всего веселее были приготовления, когда Сомов из вороха тряпок и материй мастерил нам костюмы. Все были на "ты", как в маскараде, и у всех были имена. Вяч. Ив. - Гиперион или Эль Руми, Л. Дм. - Диотима, Сомов - Аладин, Бакст - Апеллес, Нувель - Петроний, я - Антиной, Бердяев - Соломон,⁵ и Ауслендер - Ганимед, и Городецкий (Лель?) - решительно не помню.⁶ Пили вино, читали стихи (специально сочинял Вяч. Ив. и Городецкий⁷), Нувель что-то играл, рассуждали, вот и все. Если не считать, что Лид. Дм. сопела на Бакста, а Вяч. Ив. неумело лез к Городецкому, хихикая и поминутно теряя пенсне, то особенного, против обычных застольных вечеров, разврата не было. Притом с первых же вечеров начались какие-то распри, Вяч. и Бакст находили, что недостаточно торжественно, я и Нувель, что очень скучно. Новых лиц не хотелось пускать, и все преждевременно иссякло. Между тем Валечка (Нувель) поехал в Париж и проговорился Мережковским, а Ауслендер прямо написал рассказ "Записки Ганимеда", где все изображено без всяких околичностей. Так что Мережковскому и Брюсову, двум главным соперникам, были даны в руки компрометантные документы.⁸ Мы гафизически судили Нувеля и Ауслендера как предателей, но "Гафиз" закрылся.⁹ Всего было собраний семь-восемь с разными промежутками. Влияние его, однако, если посмотреть теперь назад, было более значительно, чем это можно было предполагать, и распространялось далеко за пределы нашего кружка.

  

   3 (среда [понедельник])

   Тепло и чудная погода, но я сидел дома, с аппетитом, но сидел дома. Много спал, но много и работал. Звонил Булгаков¹⁰ насчет "Укрощения" и Ал. Ал. Шпет требует "Много шуму" для Станиславского.¹¹ Вроде Шекспировского лабаза: у Ан. Дм. - трагедии¹², у меня - комедии, как она и мечтала. Пришел Левитин с цветочками, потом Корсун. Под вечер Женя Кршижан<овский> с жалобами на Кота.¹³ Читал Юр. дневничек. Нашел, что стал более домашним. В этой части больше места занимает собственно дневник. Сегодня необыкновенно теплый воздух на ощущение.

  

   Варшава. В конце XVIII <века> и в наполеоновское время Варшава вела какую<-то> центральную и странную жизнь, по крайней мере в области театра и музыки. По биографии Гофмана.¹⁴ И примыкает к странным же городам Кракову и Праге. В моем представлении, конечно. Немного мрачные, с гостями, с чудаками и повсюду музыкой, вроде последних квартетов Бетховена.

  

   Последний припадок. Когда Маланчиков ушел, я едва его проводил и сел к окну отдышаться. Припадок был близок, но, м<ожет> б<ыть>, не неизбежен: как в Детском после концерта. Вдруг стук в дверь. Юр. вернулся. Как я обрадовался. Временно лег. Вдруг рванулся. "Очень уж мне худо!", как в первые разы. Утих сейчас же. В передней разговор. Потом не помню. Открыл глаза. Светлая комната кажется длиннее и кровать длиннее, мамаша у ног еле видна. Она все кряхтит и сгибает мне ноги на горячую бутылку. Я все хриплю. Временами появляется Аннушка.¹⁵ Юр. нет. Думаю, что он где-то близко. Но оттого, что его нет, необыкновенно, звеняще таю и отдельно, изолированно. Является милое личико с подушкой, стал прыскать на меня кислородом, как персидским порошком на клопа, потом я задышал. Дал портвейну. И доктор рекомендовал. Какой доктор? Козмин? Нет, который был. А разве был? Значит я был без чувств, как и в июньский припадок. Поднялся, сделали постель, раздели меня. Я сейчас же говорю: "Юр., там в правом ящике носки, я купил себе и вам, выберите, а там бумага". Я думаю, ему, бедняжке, было не до носков, не до бумаги, ведь доктор ему сказал, что никакой надежды нет, что это агония. Да, ночью я еще бродил в уборную. Наутро я был болен, но все более или менее вошло в лежачую норму.

  

   4 <(вторник)>

   Юр. уезжал. Душновато, но я благоразумно сидел дома. Звонил Ельцину¹⁶ - ничего не знает, Косте - не дозвонился, Юр. приехал не поздно, сказал, что Ал. Ал. показывал наши фотографии О. Н. Я разобиделся, и он на меня набросился, и опять сообщения: О. Н. думает об моей болезни. Что же она, доктор? Кому это интересно, что она думает.

  

   5 <(среда)>

   Сегодня Юр. как-то даже сам посылал меня выйти. А он пошел в "Academi'ю" и Горком. Я брился, прошелся, зашел нехотя к муз<ыкальному> букинисту - вдруг нашел там мессу Россини.¹⁷ И том арий Parisotti - прямо чудо. Вроде как я разбирал стол и нашел очень мне нужную вещь, которую считал уже лет пятнадцать потерянной. Приходил Чернов, разговоры музыкантские. Но у него есть Паганини, которого можно будет поиграть. Это чудесно. Вечером на дворе оболтусы галдят, будто у нас какая Гренада.

  

   10 <(понедельник)>

   Боже мой, боже мой, опять перерыв, опять по той же причине, опять мучения милому Юр., безнадежные прогнозы случайных докторов во время припадка. Опять все находят, что прекрасный вид. На этот раз я гораздо более нервен и непрочен. Был сегодня Тушинский, сказал, что опасность только изнутри, объективные данные опасности не внушают. Во время чая приходила Шуянинова ставить банки, тоже как родственница. Но вечером, когда Юр. хотел на ночь уехать в Детское, я опять стал колобродить. Он долго не мог решиться. Ужасно жалко мне его было так лишать немногих (о, каких немногих!) бедных удовольствий. Приходили разные люди, которых ко мне не допускали, кроме Левитина. Завтра можно встать заниматься. Сны мои, как видения, то райские, то кошмары. Очень яркие, краткие и бессвязные, вроде гашиша. Тушинский все свои замечания говорил Юр. Мне только об общем "окислении", как-то не подбодрил меня, будто контакт не вполне сохранился. К тому же которую ночь жрут клопы. Нужно на них не обращать внимания, что не так легко сделать.

  

   11 (вт<о>р<ник>)

   В первый раз встал. Занимался немного, чуть-чуть играл, как муха. Все мне интересно. Весь [день] провел ничего. Только к вечеру скис немного и стал кашлять к тому же, тем более, что принялся ожидать Юр. Новости разные, но очень мало их. Рассказывали о Тярлеве. М<ожет> б<ыть>, покуда будут красить окна, туда съездить. Тушинский вечером говорил: "Посадите его за стол, пусть работает". Юр. ночью опять плохо спал.

  

   Идолоподобие. Корсун замечательно красивый человек. Действительно, как говорит Петров, "один из самых красивых людей Ленинграда", и милый, и хороший, и вместе с тем как-то не знаешь, что с ним делать. Он совсем не для романа, который сопряжен с капризами, жестокостями, дурью, подлостями, жертвами, радостями, трагедиями и примирениями, причем один, а то и оба, должны быть непреодолимым дряньём и предателем, что-то и от лорда Дугласа,¹⁸ и от Manon Lescaut.¹⁹ Лев Льв. думает, что я исключительно таких и люблю, и Жид тоже, где лучший герой "Фальшивомонетчиков" чемодан упер.²⁰ Понятно, что такое времяпрепровождение не для Корсуна. Его можно воспевать и обожать. Он идолоподобен, как кумир, или, вернее, как пьедестал, на который наклеивают любовные оды. Есть еще третье любовное товарищество, содружество, созвучие, сотворчество. Но это уже какая-то эпопея, вроде "Тристана",²¹ а не роман. В последнем всегда есть какая-то дребедень: или Палладизмы,²² или Гумилевизмы. А впрочем, все это вздор, есть и четвертое, и пятое, и сорок пятое, а про Корсуна верно.

  

   13 (ч<е>тв<ерг>)

   С упоением занимаюсь своей выздоравливающей жизнью. Хотел было маляр нарушить весь строй, переворотив мебель, но я этого избег. Сегодня даже Юр. спал на прежнем месте. Письмо прислали из "Academi'и" насчет "Шума".²³ Приходил Костя. Чуть-чуть скучно говорил о том, как катается на лодке. Замечаю, что кусочки дневникового характера стали занимать преимущественное и несоответственное им место в этой постройке, и она все больше обращается в формальную форму, а не в органическое растение. Притом в Детском было больше явлений, картин, поражавших мое неутомленное внимание. Юр. совсем нигде не бывает. Пока и выяснилось, что он бывал только у О. Н.

  

   Знание. Я обращаюсь с людьми или как со старшими, почтительно их слушаясь, доверчиво и предусмотрительно, или как с младшими родственниками, несколько цукая, терроризируя и опекая. Я заметил, что здесь играет роль не старшинство, дружба или родственные отношения. Всякое знание мне кажется старшинством, т. е. знание, которого я не имею, или большее знание, чем то, которым я обладаю. Вероятно, в той области, в которой мне это интересно. Скажем, знающий техник едва ли мне покажется старшим, но агроном, инженер, садовник, уж да. Или, к стыду моему, деньги и положение. Человек богатый тоже мне кажется старшим, или директор банка. Гений, красота, элегантность, красноречие такого порабощающего впечатления не производят. Они по-другому действуют, кружат голову, пленяют, но это равное. Есть люди, к которым я отношусь ни как к старшим, ни как к младшим, ни как к людям, и бывали люди, в которых я влюблен, это совсем, опять, другое. А бывает и смешение. Я хотел только отметить, что возраст в моем понятии заменяется знанием и богатством. М<ожет> б<ыть>, это требует времени, а красота, гений и ум - во времени не нуждаются.

  

   14 <(пятница)>

   Юр. ездил в Детское, последние теплые и солнечные дни. Звонил я Державину - все благополучно, Радлову - сам не знает, в театре ли он, хотел зайти. Степанов - завтра, Петров - сегодня. По своей инициативе забрел Петя Гагарин²⁴ и верный Шадрин, вот по-настоящему верный человек. Вечером-то был и Петров, досидел до Юр. Занимался я хорошо, и дела будто приходят в порядок. Только бы здоровья бог дал.

  

   Стекло на столе. Чтобы прижать небрежно наколотую и сдвинутую во время уборки бумагу, Юр. на стол мне положил стекло. Гладко, как нельзя глаже, чисто, можно мыть, светло и голубоватая бумага под стеклом делает впечатление, что за окнами, которые отражаются в этом стекле, всегда голубое небо. Очень весело и обнадеживающе. Только нельзя на нем держать всякой пыльной муры.

  

   Очень опасно. Очень опасно то, что я сейчас скажу, но очень нужно самому себе. М<ожет> б<ыть>, потом пожалею, может быть, завтра же напишу другое, но это нужно сейчас сказать. Дело идет не более не менее как о вере. Обычные анекдоты, что люди всю жизнь были безбожниками или равнодушными, а как до дела дойдет (т. е. до смерти), так обретали веру. Это трогательно и удобно. Со мной как раз наоборот. Всю жизнь я был верующим, а как дело дошло до старости и смерти, так эту веру потерял. Засох и закрылся. Как будто обиделся, что вера не спасает меня от фактической смерти. Веру в бога я [не] потерял, но очень неопределенно и бесформенно, веры в чудо и в силу молитв я не потерял, но это больше относится к вере в человеческие неисследованные силы, веры в христианскую мифологию, в святых, в обряды я не потерял, но будто далеко от них уехал в далекий, чужой и скучный город. Знаю, что там остались друзья и родные, но не видаю их. Вернуться в этот город не трудно. Я потерял веру в личное бессмертие души - а это в данном вопросе о смерти самое важное. Так что все мои отношения к смерти это отношения к черной дыре японской гравюры. Тупо, черно и безнадежно. Опять, это только по отношению к себе. Для других я верю в это бессмертие, даже представляю его себе местным, кладбищенским, покойницким. Я верю, что близкие мне не умрут, даже могут со мною иметь сношения в виде привидения, вампиров и т.д. Для себя же нет. Почему? У меня даже сейчас мелькнуло сомнение в моем неверии. К тому же я знаю, что (не смейтесь), если бы, смотря на облака перед закатом, какой-нибудь человек, которому бы я очень доверял и которого бы любил, стал говорить мне о том, что душа бессмертна, я бы сейчас же поверил. Или если бы хор запел на музыку Моцарта, масонские слова о бессмертии.²⁵ Только чтобы не было морали. И я бы плакал, плакал, плакал, плакал до полного изнеможения, до полного извержения слезы текли бы, как семя при совокуплении. Может быть, дело не так плохо обстоит? Да, но где же взять и хора Моцарта, и масонские слова, и сад с вечерними облаками, а главное, такого человека, которому бы я верил? Слезы-то, те найдутся.

  

   15 (с<уб>б<о>т<а>)

   Серо, но хорошо. Очень хорошо занимался. Чувствовал себя хорошо. Звонил Богинский, хотел завтра придти. Вечером был Степанов, принес карточки. Летний сад вышел везде хорошо, да в некоторых карточках и мы могли бы изображать светских людей. Юр. очень хорош на маленькой карточке, вышел летучий и элегантный. Мол<одой> человек несколько рисовался архаическими пристрастиями к Ал. Толстому, bel canto и Платонову,²⁶ но все-таки было очень приятно. Получил трогательное письмо от Розанова²⁷ и Левитина. Утешили меня.

  

   Шуберт. Шуберт, лесной, романтический, песенный Шуберт представляется мне очень архаичным и неуклюжим. Куда архаичнее, скажем, Вебера (я не об божественных операх его говорю, а, скажем, о сонатах, романсах, где налет архаизма есть). Странно, много в Листе устарело, может быть, даже в Вагнере, в последнем Верди, в Корсакове, в Равеле, в среднем Бизе, и прямо родился устарелым Берлиоз, и блестят как сегодняшняя прелесть Россини и Делиб, не говоря о Дебюсси. Шуберт мне представляется, кроме того, ужасно местным немецким композитором, каким-то тирольцем, чуть ли не Сметаной и Монюшко,²⁸ а между тем из второй очереди это один из любимейших композиторов.

  

   16 (сент<ября, воскресенье>)

   Юр. рожденье,²⁹ но сам он уехал в Детское. Дома пекли пирог, но чувствовал себя несколько кисло оттого, что "Academia" до 19<-го> не будет платить (да и 19<-го> наверно), оттого, что зашевелился Пономарьков, что Радлов даст "Дон-Жуана" на растерзание Каплану,³⁰ что Юр. проектирует завтра мой выход во Всероскомдрам. Не знаю отчего, но какой-то запас кислорода во мне истощился. О<льга> Сем<еновна> прислала Юр. дыню. Веч<ером> был Богинский, респектабельно нес какой-то инженерский вздор, похожий все-таки на какого-то дальнего родственника Покровским.

  

   Сады у Моцарта. Самые густые, роскошные, душистые, и жаркие, и росистые, и темные - это в "Фигаро".³¹ В дуэте графа с Сузанной, где весь воздух, каждая ветка поет, в волшебной арии Сузанны "Deh, vieni non tardar"³² вообще перл не только Моцартовской, но и мировой выразительности, которую какие-то глупцы иногда заменяют несколько архаической арией графини с басетгорнами. Сады в "Cosi fan titte"³³ хотя и пахнут померанцем, но совсем в другом роде, не могут идти в счет с "Фигаро", как и вся эта опера, несмотря на восторги знатоков, мне, поклоннику Моцарта, кажется в общей линии мескинной, очень второпланной. Положим, труднейшая психологическая ситуация, и она не удалась.³⁴ Кстати, о "Фигаро". Одна из прелестнейших, но и печальных фигур - графиня³⁵ (вроде Натали из "В<ильгельма> Мейстера"),³⁶ и подумать, что это та же Розина из "Севильского Цирульника".³⁷ Даже дико, когда граф ее называет Розиной.³⁸ Сколько времени прошло между пьесами, и уже другие люди шутят, влюбляются, веселятся, вертится и граф, а графиня сидит с мигренем, иногда позволяя себе какие-то детские вольности с пажом ("старый да малый"), и кажется, что ей уже лет 38, когда на самом деле ей лет 24-25. Какой-т