Сапожников Василий Васильевич - По русскому и монгольскому Алтаю

ообразная травяная растительность, один злак и одно желтое бобовое, и больше на значительных пространствах ничего иного. Густо стоящие лиственицы обгорели снизу до половины и даже на 3/4 вышины ствола, и тем не менее вверху сохранилась совершенно здоровая, зеленая крона, и дерево продолжает благополучно расти. Это самый разительный пример удивительной стойкости лиственицы по отношению к огню. В течение двух часов мы спустились в Курайскую степь и были у нашего стана на берегу маленькой покойной илистой речки.

   Курайская степь лежит на высоте более 1 700 м. Она имеет больше 10 верст в длину и ширину, и разделяется Чуей на две части - северную и южную. Северная орошается речкой Курай, - откуда произошло и название степи, а южная - рекой Тете. Довольно ровная площадь покрыта не очень густой и невысокой травой; но травянистый покров значительно богаче, а сухая почва не так камениста, как в соседней к востоку Чуйской степи. Обыкновенно зимой здесь не бывает глубокого снега, и скот, особенно лошади, легко добывает подножный корм; прежде здесь паслись громадные табуны, пригоняемые даже с Уймона, но одна зима с неожиданной гололедицей и морозами погубила множество лошадей; с тех пор уймоны отказались от этого богатого пастбища, и здесь кочует немного алтайцев. Я встретил две юрты ближе к среднему течению Ак-тру.

   Из Курайской степи я направился на юг по течению р. Тете, чтоб в ее верховьях перевалить через хребет в долину Кушконура и отсюда в Чеган-узун. За бродом через светлую, шумливую Тете, заваленную крупными камнями, тропа постепенно поднимается вдоль правого берега реки, но долина еще сохраняет степной характер; та же короткая сухая трава, та же крупная краснокрылая саранча, которая с сильным треском высоко перелетает с места на место. Появляется лес, сначала отдельные группы листвениц, потом гуще; прибавляются густые кедры, "рясно"³⁹ увешанные шишками. Воздух глубокой долины делается влажным, и степи как не бывало. Порою тропа проходит по каменным россыпям, особенно близ границы леса, где мы были часа через два. Здесь долина разветвляется, так как истоков у р. Тете два; нужно отклониться к востоку и подняться на крутой косогор, густо заросший горным луком; последним мы, конечно, воспользовались и навязали его большой сноп. За косогором нужно пересечь правый исток, зарывшийся в глубоком узком овраге и постепенно подниматься сыроватым альпийским лугом, с бедной растительностью, усыпанным крупным щебнем и камнями. Подъем весьма постепенен, но продолжителен, так что у джаламы, наверху перевала, мы были через два часа по выходе из Курайской степи. Высота перевала около 2 750 м, но снег лежит лишь кое-где и то небольшими полями, - близость степи все-таки и здесь чувствуется.

   С перевала открывается очень широкий вид на юг, на главную Чуйскую гряду, богато покрытую снегом; особенно выдается над другими белая пирамида Ирбис-ту в верховьях Елангаша. К сожалению, кучевые облака довольно низко нависли над хребтом и отчасти закутывали картину: местами было трудно отличить снежную гору от облаков.

   Спуск в долину Куш-конура весьма постепенен; лесу нет, почти безлесна и сама долина реки; только ближе к верховьям виднеется небольшая группа листвениц. Здесь близость Чуйской степи сказывается еще более; ковыль, сушеница, низкие распластавшиеся бобовые, седая незабудка и камни, камни! Еще безотраднее картина по ту сторону невысокого перевала из Куш-конура в Чеган-узун. Здесь по крутому склону, почти не прикрытому растительностью, угловатые каменные глыбы серого и ржавого цветов наворочены грядами, холмами и местами совершенно непроездны. Наконец, часа через три от перевала Тете мы спустились в степную долину Чеган-узуна между впадением [в него] Ак-кола и Имене. Несмотря на утомление, здесь нельзя было остановиться из-за отсутствия леса и чистой воды. Нужно было подняться по Чеган-узуну до впадения справа маленького чистого ручья Шалтура. Спустившись с крутого склона, Шалтура разбивается на несколько ручьев, которые орошают пространство сажен в восемьдесят ширины, имеющее форму зеленого веера среди блеклого тона долины. Тут же спускаются и отдельные деревья лиственицы. Напротив стана, на левом берегу была единственная алтайская юрта Миклаша, который несколько дней сопровождал караван в качестве проводника. Перейдя вброд довольно глубокий Чеган-узун, мы раскинули стан близ устья Шалтуры в небольшой яме, что защищало наши палатки от довольно сильного ветра. Вечером был сильный ливень с градом, но наносная почва быстро пропускает влагу, и от дождя скоро не остается и следа. Весь переход от Курайской степи до Чеган-узуна занял около восьми часов, считая в том числе и небольшие остановки.

   2 июля я воспользовался хорошим днем и отправился с Миклашем и Лобаревым в верховье р. Джело, где в прошлом году с перевала из Тополевки видел ледник, но не успел его исследовать. Исток Джело из ледника находится в трех часах езды от устья Шалтуры. Перейдя на левый берег Чеган-узуна, нужно подняться на косогор и итти довольно высоко над речкой по пустынной каменистой местности среди разорванных красных утесов, так что слияния Джело и Талдуры отсюда не видно. Через два часа езды едва приметная тропа спускается в расширение долины Джело, где приютились две юрты со стадом сарлыков около них⁴⁰. Здесь лиственица прекращается, и дальше видны только заросли ерника и талов. В затененных местах по берегу Джело лежит кое-где оледенелый снег, выдерживающий тяжесть лошади. Выше юрт мы перешли на правый берег и скоро были в виду нижнего конца ледника, проехав несколько болотистых луговин среди голых нагромождений скал. Из одной заросли кустарников довольно близко от нас выскочила лиса, но это было так неожиданно, что, пока я доставал ружье, она была уже в безопасности.

   Не восходя на ледник, я заложил базу ниже его на версту и отсюда сделал общую съемку; ледник оказался средних размеров, но все же он давал р. Джело довольно много беловато-красной мути [описание ледника Джело см. ниже]. Покончив со съемкой, я довольно рано той же дорогой вернулся к стану на устье Шалтуры; дорогой мы выгнали вторую лису против устья Талдуры.

   Открытие ледников в истоках Ак-кола, Кара-ира и Елангаша. 3 июля я решил перейти в верховье р. Ак-кол. Едва мы выступили вниз по правому берегу Чеган-узуна, как подъехал молодой калмык и сообщил через переводчика, что на нашем пути недалеко отсюда есть могила жены кама, что они боятся подходить к ней потому, что "там много злых духов", но ему очень хочется узнать, унесли духи покойницу или нет. Меня заинтересовало сообщение калмыка, и я, отпустив караван вперед, отвернул со своими спутниками к перелеску листвениц, где и увидел юрту, обращенную дверью на восток. Юрта закрыта и дверь замотана арканом и закинута кочмой; в дверцах - деревянный засов; рядом под деревянным срубом лежала еще не сгнившая лошадь. Похороны были весной, т. е. месяца за три до нашего посещения. Чтобы осмотреть внутренность этой погребальной юрты, мы развязали аркан и отворили дверь. Калмык, и так державшийся в стороне, теперь отъехал еще дальше и начал уговаривать не входить туда, потому что там "злые духи", но, увидев, что на нас не действуют его увещания, он замолчал и только глазами дивился нашей дерзости.

   Внутренность юрты оказалась чисто прибранной, и различные вещи распределены в определенном порядке. По середине юрты сделан помост на четырех кольях наподобие высокого стола; на нем положены темно-синее женское платье, шуба, седло; на углу висела сумка с хозяйственной утварью (котелок, ложка, кусок курдюка и пр.); сзади за помостом висела вторая сумка. Направо от входа разостлана кочма, а на левой стороне навешано довольно много хорьковых шкурок и с ними какие-то синие вязаные полоски наподобие чулок⁴¹. Рядом с помостом немного дров, а по левую руку от него высокий вьючный ящик из тонкого дерева и большая деревянная чашка, на том и другом в стоячем положении укреплены два жертвенных бубна. В ящике оказалась короткая шуба с погремушками и сплошной длинной бахромой из разноцветных шнурков - костюм для камлания; между шнурками два изображения змей; тут же лежали два головных убора с перьями и мелкими ракушками и маленький кожаный мешочек с двумя камушками (один - кристалл горного хрусталя). Рядом с ящиком пара сапог. Таким образом родственники позаботились, чтоб покойница была прилично обставлена в будущей жизни. Но где же однако сама покойница? Не вскрытым оставался только небольшой ящик, положенный на помосте и закрытый платьем и шубой; открыли и его, и здесь нашли покойницу, или, вернее, кучу костей, сложенных в беспорядке. Все кости носили на себе следы огня; кости рук и ног почти совершенно сожжены и отчасти рассыпаются, но грудная клетка вместе с черепом истлела мало и отдельные кости еще были скреплены связками. Калмык объяснил нам, что сожжение совершается в два приема, и весной совершено только первое неполное, а окончательное должно быть через полгода после первого⁴³. Не желая терять единственного в своем роде случая, я решил кое-чем воспользоваться и взял с собой костюм для камлания вместе с головными уборами и оба бубна {Бубны [были] так велики, что не помещались во вьючную суму, и их пришлось везти сверху вьюка; один из них потом потерпел аварию, так как лошадь, испугавшись побрякушек, сбила вьюк и разбила бубен. Упелевший бубен вместе с костюмом и головными уборами передан мной в археологический музей Томского университета.}.

   Теперь уже все дальнейшее путешествие нас сопровождало мерное побрякивание бубнов. Встречные калмыки относились к нашему кощунству скорее с удивлением, но особенного недовольства на их лицах я не видел; я не слышал даже ни одной просьбы - возвратить их. "Да калмыки и не возьмут бубнов; они боятся их, думая, что и тут все злые духи!" - говорил Иннокентий. Так мы и увезли их благополучно с собой.

   От Шалтуры мы спустились правым берегом Чеган-узуна до его маленького притока Имене с грязной водой. Для сокращения пути, по совету провожавшего нас Миклаша, мы не спускались до устья р. Ак-кол, а перевалили через хребет, поднявшись тесной долиной Имене. С перевала от жертвенной кучи открывается прекрасный вид на верховья Ак-кола, его притока Кара-ира и даже видна острая пирамида Ирбис-ту. Пустынная, каменистая долина Ак-кола вместе с озером видна отсюда почти на всем протяжении. Спуск крут и неудобен, так как камни ползут под ногами лошадей и осыпаются по косогору. Внизу нас охватила каменистая пустыня с громадными глыбами среди долины, а ближе к озеру она сменилась глубокими песками. Следуя все время левым берегом и пройдя озеро Ак-кол, мы достигли устья светлой речки Тоура-оюк, падающей пенистыми каскадами в скалистой ложбине, и здесь разбили стан на несколько дней.

   Устье Тоура-оюка лежит на высоте 2 425 м и представляет последний удобный пункт для стоянки, главным образом потому, что отсюда вверх но Ак-колу лесу больше нет. У нашего стана стояло единственное сухое дерево в три ствола, - один из них был срублен на топливо; немного выше на левом берегу Тоура-оюка поднимается по склону последний колок листвениц.

   Верховья Ак-кола и ледника за поворотом тесной долины отсюда не видно, но достаточно подвинуться к левому берегу реки с версту, и можно любоваться на три снежные вершины и ползущий с них ледник с большой грядой конечных морен. Доступ на ледник не труден, даже по моренам можно проехать около версты на лошади, вплоть до озера, скопившегося в ледяной котловине. Равно и подъем на ледник довольно постепенен, так что 4 июля мы легко поднялись почти до слияния ледниковых потоков и на высоте 2 860 м заложили базу для съемки ледника. Погода простояла прекрасная целый день, и к вечеру съемка была готова (см. ниже). От нашего пункта оставалось версты три нетрудного подъема до седловин между вершинами, откуда можно было бы взглянуть на южную сторону хребта. Эта экскурсия не состоялась, так как ненастье с дождем и снегом продержало нас почти целый день в палатке (рис. на стр. 143).

   6 июля с утра выяснило, и я отправился на меньший боковой ледник, долина которого открывается против конца большого ледника с восточной стороны. Иннокентий скоро отделился от нас, увидев на скалах над ледником каменного козла, а мы с Винокуровым, Лобаревым и Кузьминым взошли на ледник и сделали его съемку, связав с большим ледником. У нас еще оставалось время, а потому я решил подняться на снежное седло, которое было видно на восточной стороне. Подъем вообще не труден, но мешает только глубокий проступающий снег. В полутора часах ходьбы от конца ледника мы были на снежном широком седле, которое делалось покатым в другую сторону, - в верховье р. Кара-ира, правого притока Ак-кола. Отсюда мы увидели три маленьких ледника Кара-ира и снежную шапку Джан-Иик-ту. Внизу протянулась долина Кара-ира с ее каменными осыпями по крутым склонам. Едва мы успели оглядеться, как с юга из-за хребта налетел снежный буран и закрыл всю картину, и мы простояли четверть часа, прижавшись друг к другу и коченея от холода. Температура упала до ,5°Ц. Как только прояснило, я сделал два фотографических снимка и посредством эккера связал вершину Кара-ира с съемкой в Ак-коле; впоследствии это дало мне возможность вычертить планы обеих вершин в связи на одной таблице (см. схему).

   Спуститься в Кара-ир отсюда не представляло бы особого труда для людей, но провести лошадей, и особенно вьючных, едва ли возможно; провожавший нас алтаец Миклаш потом говорил, что, по рассказам его отца, прежде этим седлом переваливали из Ак-кола в Кара-ир на лошадях, потому что было меньше снегу. Насколько верны эти рассказы, - судить трудно. На обратном пути я слышал, как где-то в скалах над ледником пели улары. В сумерки мы были дома и приветствовали Иннокентия [пришедшего] с молодым убитым козлом.

   С погодой нам положительно не везло: на другой день, 7 июля, опять зарядило ненастье с короткими ясными промежутками. Только к вечеру я сделал экскурсию в верховье Тоура-оюка; поднявшись крутым косогором вдоль водопада я попал в широкую пустынную долину верхнего этажа, верховье которой загибается к югу. С ближайшей вершины против водопада в верхнюю долину спускается россыпь правильными полукругами, типичными для морен, но ледник уже исчез. С запада долина заставлена крутым скалистым хребтом, отделяющим долину Талдуры. На россыпях и скалах перелетает множество каменных ворон.

   8 июля, наскучив ждать хорошей погоды, мы навьючили караван и перешли в соседний Кара-ир. Нужно было спуститься немного ниже озера и перевалить отрог хребта, где он круто понижается по направлению к слиянию Ак-кола и Кара-ира. Озеро Ак-кол за холодные дни сильно обмелело, особенно у верхнего конца. Этого и нужно было ждать, так как предыдущей ночью температура упала до-1°Ц.

   Перевал незначительный, спуск в Кара-ир несколько труднее подъема. В открытой долине Кара-ира на пути нас застал снег с сильным ветром, а когда были раскинуты палатки у одного из последних колков лиственицы, ударил такой град, что кучи его лежали до следующего дня; правда, ночью опять был мороз (-1°Ц). К вечеру явился Иннокентий, ушедший прямым путем от Тоура-оюка через высокий хребет. Козлов и уларов видел, но охоте помешали буран и град, из-за которого он долго пролежал под камнем. Следующий день был счастливее, - были убиты два старых козла, один Иннокентием, другой Миклашем.

   9 июля погода установилась, и мы занялись большим ледником, залегающим верстах в пяти от стана в боковой долине, приходящей с востока. Езда до ледника не трудна, только местами попадаются топи. Поднявшись ледником версты две, мы увидели Джан-Иик-ту во всей красе очень близко от нашей базы. Съемка и определение высот заняли почти целый день.

   От выхода боковой долины на юге видна западная вершина Караира с тремя малыми ледниками и снежным седлом, на котором мы были за два дня до того. Туда я отправился на другой день, чтобы присоединить к съемке малые ледники. Вдавшись довольно глубоко в долину, мы поднялись по косогору западной стороны на бугор до высоты 2 735 м. Между бугром и отвесными скалами хребта помещается маленькое светлое озеро, питаемое почти отвесно падающим ключом.

   Бугор над озером находится как раз против малых караирских ледников и представляет лучший пункт для обозрения западного истока реки; отсюда даже видна верхушка Джан-Иик-ту. По условиям места большой базы заложить нельзя, но измеряемые расстояния не очень велики, и можно обойтись с меньшей. День выстоял прекрасный, съемка сделана без помехи, и мы рано явились домой. Как это ни удивительно на высоте 2 305 м, после только что бывшего ночного мороза, но мы на стану нашли комаров, отогревшихся за теплый день. Кусали они довольно настойчиво, так что пришлось спасаться куревом из кизяка⁴³.

   10 июля мы перевалили в соседний с востока Елангаш. Для этого нужно было спуститься левой стороной Кара-ира почти до впадения в Ак-кол и отсюда против аила подняться на водораздел, имеющий вид обширного плоскогория, покрытого альпийским лугом. Средняя высота плоскогория 2 800 м. Оно было покрыто громадными табунами лошадей, которые при нашем появлении бросились прочь, как дикие. Плоскогорие имеет до 17 верст ширины; на юг, по направлению к Чуйской цепи, оно переходит в скалистый и частью снежный хребет, на север - постепенно опускается к Чуйской степи, которая видна отсюда почти на всем протяжении.

   Уже с середины переезда по плоскогорью впереди, на востоке, показалась острая снежная пирамида Ирбис-ту, или Барс-гора, а когда мы подошли к глубокой прорези долины Елангаша, она была совсем вблизи по ту сторону долины. Отсюда я рассмотрел, что вершина горы раздвоена, - сзади передней вершины выставлялась вторая, тоже снежная. После Иик-ту эта гора, пожалуй, самая красивая в Чуйской цепи. С северного склона горы спускается ледник: он, образуя дугу, загибается нижним концом на запад и выходит в боковую долину, давая начало речке Ирбис, версты через три впадающей в Елангаш. Склоны долины очень круты и местами скалисты; на той стороне я рассмотрел в бинокль стадо яков, которые вскарабкались очень высоко по склону.

   Направив караван спускаться в долину, я остался на краю обрыва, и, сделав общую съемку ледника, определил высоту Ирбис-ту. Когда определение было уже закончено, послышался какой-то далекий гул: был ли то раскат грома или обрушилась лавина, не знаю, но, усомнившись в показании барометра, я повторил определение высоты часа через три, когда спустился в долину Елангаша, и получил в сумме ту же самую цифру, т. е. 4000 м.

   Спуск в долину крут, но удобен: довольно мягкая тропа лавирует между скалами, на которых массами галдят каменные вороны [альпийские галки]. Наш стан был раскинут против устья Ирбиса. Долина Елангаша в этом месте до версты шириной, совершенно безлесна (2 515 м) и имеет степной характер, однако с альпийскими растениями. Предупрежденные еще в Кара-ире, что здесь нет леса, мы захватили с собой несколько отрубков, а недостающее дополнили кизяком. Долина тоже была наполнена табунами лошадей, принадлежащих, как потом оказалось, киргизам; но сюда они заходят только летом, имея главные кочевья по южную сторону хребта.

   Перевал через Чуйские белки и путь к истокам Катуни. Закончив в основном исследование склонов Чуйского хребта, экспедиция поднялась вверх по Елангашу и перевалила через хребет. Дальнейший путь (см. карту маршрутов) пересек до десяти правых притоков Яссатера, из которых только один, Мен, оказался ледникового происхождения. Переход в долину Яссатера ознаменовался встречами с многочисленными киргизскими аилами.

   14 июля к вечеру переправлялись через Аргут, для чего сами должны были построить плот (сал) для багажа и перевезти в несколько приемов; лошади, как всегда, - вплавь.

   16 июля, долиной Кок-су, поднялись до летовки Джашик-бая. "Мое прибытие к Джашик-баю, - пишет В. В. Сапожников, - как старому знакомому, было отпраздновано с кумысом, пением, пляской и даже катаньем на верблюдах. Проводник, свалившийся в прошлом году с бома на Белой Берели, оказался жив и здоров, - хотя десять дней лежал после того пластом. Это меня, конечно, очень обрадовало".

   17 июля, распростившись с гостеприимным хозяином, мы поднялись на ближний перевал в северном направлении (2 560 м) и долиной р. Проездной спустились в Белую Берель. В Проездной в этом году стоял порядочный аул, которого раньше не было. Из Белой Берели прямым седлом мы поднялись на водораздел Катуни и Берели и спустились в Катунь. Катунский склон хребта был, как и прежде, болотист, и один проводник вместе с проступившейся лошадью катился кубарем несколько сажен, по это ему обошлось благополучно, так как здесь не было камней. К вечеру, идя левым берегом Катуни, мы достигли старого стана под Катунским ледником и любовались на Белуху, задернутую облаками, сквозь которые по временам просовывались то одна, то другая вершина.

   Съемка Катунского ледника была сделана дважды, так что в этом отношении работы не предстояло: на этот раз я имел намерение подняться на Белуху возможно выше и надеялся при благоприятной погоде достигнуть седла между верхушками, чтобы взглянуть на северную сторону и таким образом нагляднее установить связь северных и южных ледников. Кроме того, я проверил положение нижнего конца ледника относительно большого камня, засеченного инициалами С. и Р. год тому назад против первого истока Катуни; существенной перемены в этом отношении я не нашел, только разве нижний язык ледника стал еще тоньше, чем подготовлялось отступание ледника.

  

  

   Как я уже имел случай упоминать, ни один из немногих исследователей Белухи не проникал далее нижнего течения Катунского ледника у подножия Раздельного гребня, натыкаясь на серьезное, препятствие в виде крутых ледопадов. В 1895 г. мне удалось обойти крутой мореной первый ледопад Восточного потока, но на высоте около 2 850 м я был остановлен вторым ледопадом. В 1897 г. я поднялся несколько выше, а именно, до вершины Раздельного гребня, т. е. до высоты около 3 000 м, но по причине весьма неблагоприятной погоды возвратился назад. Обдумывая маршрут восхождения последнего лета, я опять остановился на Катунском леднике как потому, что здесь на значительную высоту путь был уже проторен, так и потому, что со всех других сторон склоны Белухи значительно круче, чем здесь.

   Моими спутниками на этот раз были: студент Томского университета Винокуров и три проводника - Иннокентий Матай, Виталий Архипов и Капсим Кузьмин: все трое - прекрасные ходоки, но вполне заслуженное предпочтение нужно отдать первому - И. Матаю, неутомимому охотнику за каменными козлами и маралами. Его смелости и находчивости я много обязан как прошлогодним восхождением на седло Иик-ту, так и нынешним - на седло Белухи (рис. на стр. 148).

   Что касается до нашего снаряжения, то оно состояло из палок, с кирками альпийского образца, толстой веревки в 15 сажен длины и сапог, подбитых гвоздями; из приборов я взял только фотографический аппарат, маленькую буссоль, два анероида и термометры; от первоначального намерения взять с собой еще теодолит я потом отказался, боясь слишком увеличить вес ноши.

   Зная, что нам предстоит нелегкая работа и боясь чрезмерно напрягать силы, я решил разбить экскурсию на два дня, предполагая переночевать в средней части ледника. Ввиду этого каждый из нас захватил с собой теплое платье и небольшой запас провизии.

   18 июля около полудня мы выступили при хорошей погоде и твердо стоящих барометрах⁴⁴; обе вершины Белухи были почти свободны от облаков, и можно было рассчитывать на удачу. Ступив на ледник с правой морены, мы легко прошли все ледниковое поле до Раздельного гребня и, перейдя среднюю морену под ледопадом, начали взбираться крутой мореной Восточного потока на второй этаж ледника. Этот путь был уже известен и был сделан без всяких приключений. Выйдя наверх, мы пересекли ледник и перешли на правую сторону к скалам Раздельного гребня, где и решили переночевать. Строго говоря, можно было бы еще подвинуться вперед, так как было всего около 5 часов вечера, но здесь на скалистых уступах очень соблазнительно висели высохшие стебли можжевельника, а дальше уже никакого топлива не нашлось бы; с другой стороны, четыре версты ледника были уже позади нас, и мы находились на высоте около 2 700 м.

   Для ночлега нам послужила маленькая наклонная площадка в 20 шагах от правой морены, покрытая альпийскими растениями, под отвесными скалами Раздельного гребня. Можжевельника хватило не только для того, чтобы сварить чай, но даже и на маленький костер; впрочем, ночь не была холодна: термометр минимум показывал к утру ,5°Ц, несмотря на ближайшее соседство ледника. Я думаю все-таки, что этой высокой температурой мы были обязаны тому, что наша площадка защищена скалами, и немного выше было наверно холоднее, по крайней мере маленький ручеек, который сочился из скалы вечером, к утру почти иссяк. К 8 часам вечера барометры немного поднялись, и ночь была ясной и тихой, так что совершенно явственно был слышен крик уларов, который доносился с той стороны ледника, с скалистого хребта, отделяющего Берельский ледник.

   К 4 часам утра барометры понизились, появились облака в большем количестве, чем накануне; тем не менее в пять с половиной часов мы двинулись дальше, оставив на месте ночлега теплое платье и остатки провизии. Ввиду того, что впереди предстояло много трещин, закрытых снегом, и вообще путь делался опаснее, мы все связались веревкой. Через час нетрудной ходьбы перед нами вырос второй верхний ледопад, и здесь было над чем поработать. Ледник при крутом уклоне во всю ширину разорван целым лабиринтом трещин, и покачнувшиеся глыбы льда громоздятся одна над другой в полном беспорядке. Одни трещины открыты, обнаруживая зеленовато-голубой цвет льда, через другие перекинуты эфемерные снежные мосты, подернутые пурпуром красного снега. Уйти от этого крутого лабиринта некуда, - сжимающие его скалы почти отвесны и совершенно гладки, и приходится выбирать дорогу самим льдом. Этот ледопад едва ли не самая трудная и опасная часть восхождения. Однако мы понемногу подвигались вперед, лавируя между ледяными скалами; нередко, остановленные непроходимой трещиной, мы выбирались назад, чтобы поискать другого прохода, и, вновь натыкаясь на непреодолимое препятствие, вновь отступали по старым следам, чтобы добиться выхода. И так карабкаясь по крутым ледяным покатостям, перелезая с одной острой глыбы на другую, переходя по нависшим снежным мостам, когда товарищи, упираясь кирками, держали настороже веревку, мы только через два часа миновали ледопад и крутым снежным косогором поднялись к перемычке ледниковых потоков на высоте около 3 200 м.

   Здесь Восточный и Западный потоки ледника разделены узким скалистым рассыпающимся гребнем, причем Восточный поток, которым мы поднимались, лежит на высоте перегородки, и часть его снега и льда, здесь уже тусклого и непрозрачного, переваливается через перегородку на Западный поток, лежащий метров на сто ниже⁴⁵. Скалистая перегородка в одном месте настолько тонка, что со временем наверно будет окончательно разрушена напором Восточного потока, и тогда значительная часть последнего направится в эти имеющие образоваться ворота. Выше перемычки Раздельный гребень вновь сразу утолщается, образуя стену купола, сверху покрытого снегом и примыкающего к седлу Белухи с южной стороны.

   После короткого отдыха в 9 часов мы продолжали путь. В этой части ледника подъем не особенно крут, трещин не слишком много, но зато толстый слой нерастаявшего снега сильно затруднял движение; ноги тонули почти до колен, и особенно трудно было передовому, которого приходилось менять. В 10 часов мы подошли к очень крутому снежному косогору, который поместился между отвесной стеной Восточной вершины Белухи и упомянутым выше куполом. Косогор справа и слева исчерчен продольными полосами недавних снежных обвалов, и только посередине остается нетронутая полоса. Справа от нас на скалистом хребте, рядом с восточной вершиной, громадным языком навис плотный снег, а внизу под ним лежат большие кучи обвалившегося снега. Косогором при его крутизне подниматься прямо было невозможно, и нам пришлось лавировать, не заходя, однако, в область обвалов, которые могли ежеминутно повториться. Но и при этом итти по колено в снегу было так трудно, что мы останавливались отдыхать через каждые 30-40 шагов.

   Большую половину косогора мы шли без помехи, но выше перед нами открылась громадная трещина, которая прошла почти во всю ширину ледника. Нужно было сделать большой круг в сторону купола, чтобы обойти ее; но едва это было сделано и мы еще немного поднялись, путь перегородила вторая трещина. Обойдя ее и почти поравнявшись с северной стороной купола, мы увидели третью пропасть, которая нас отрезывала от седла. Мы выбрались на высокий снежный мыс, который впереди обрывался во все стороны. Необходимо было возвращаться назад, чтобы поискать прохода в другом месте, что нами удалось после некоторого времени.

   Но вот последняя трещина и самый купол позади нас, а впереди расстилается более ровное поле седла, которое, однако, продолжает подниматься к северу некрутыми снежными волнами. Справа и слева стоят обрывистые стены обеих вершин, давно уже укутанных в облака. Ходьба гораздо легче, так как подмерзший снег не проваливается. По временам, когда проявляется яркое солнце, снег блестит так ослепительно, что, несмотря на темные очки, глаза невольно жмурятся.

   По мере подъема усиливается южный ветер и обдает нас морозным воздухом; облака, проносимые с юга, стелются по самому седлу и в сквознике быстро проносятся на север. Здесь я заметил интересное обстоятельство: при ярком солнце морозило, но лишь нас укутывало облако, делалось сразу тепло и душно; пронесет облако, и опять мороз.

   Наконец, впереди в прогалине седла показались верхушки северных гор, и в 2 часа дня мы остановились перед страшным обрывом на Аккемский ледник. Близко к краю подходить было небезопасно, так как здесь над скалистой стеной образовались гигантские снежные навесы, вместе с которыми мы могли очутиться на Ак-кемском леднике, что не входило в наш маршрут.

   На севере перед нашими глазами раскинулось целое море гор. По середине протянулась извилистая долина Ак-кема с озером, у которого мы стояли в прошлом году; ледник, закрытый краем навеса, был виден только отчасти. Левее Ак-кема прорезалась долина Кочурлы, правее - долины Текелю, Каира, и др., а далеко на горизонте в синей туманной дымке обозначалась гряда Теректинских белков, между которыми в бинокль отыскали и гору Саптан близ Котанды: на северо-востоке слабо намечался Сальджар. Одним словом, по меткому выражению одного из проводников, "все горы оказались под горой" (рис. 4 стр. 152).

   Да оно и в действительности было так; оба анероида, принимая во внимание поправки каждого, показывали около 462 мм давления: и если по этой величине вычислить высоту, приводя к среднему для Западной Сибири давлению у уровня моря в 755 мм, то получим 4 065 м, или, округляя эту цифру, - 4 050 м. Такой высоты, насколько мне известно, другие вершины Катунского хребта не достигают.

   До верхушек конусов Белухи оставалось только около 500 м, но я воздержался от дальнейшего восхождения, удовольствовавшись достигнутым результатом. Того же мнения были и мои товарищи. И к тому было много причин. Прежде всего вершины еще плотнее укутались в облака, и восхождение, делаясь гораздо опаснее, теряло почти всякое значение, кроме значения спорта: оттуда мы все равно ничего не увидели бы. Во-вторых, явившись на седло разгоряченными и потными в легком платье, мы положительно коченели от двухградусного мороза при сильном порывистом ветре. Наконец был уже третий час, т. е. оставалось пять часов светлого времени - ровно столько, чтоб успеть засветло спуститься по крайней мере к месту ночлега; ночевать же на вершине или на седле без теплого платья, и притом на голодный желудок, значило наверняка замерзнуть.

   На седле мы пробыли полчаса: за это время, кроме отметок приборов, я сделал три фотографических снимка, которые, несмотря на очень короткую экспозицию, оказались передержанными, но все-таки годными к печатанию. Кроме того, я искал места, куда бы заложить термометры (максимум и минимум), но ни ровная снежная пелена, ни голые нижние утесы вершин не представляли какого-нибудь удобного уголка, и их пришлось заложить ниже.

   В 2 часа 30 минут мы с удовольствием двинулись назад, и по старым следам, конечно, гораздо скорее. С южной стороны седла был сделан снимок в южном направлении. Благополучно миновав широкие трещины около купола, мы уже не лавировали по снежному косогору, а спускались прямо, и при этом в безопасных местах все пятеро, связанные одной веревкой, быстро скатывались на ногах или на боку, только бы не попасть в трещину. Около 4 часов мы достигли перемычки ледников, и здесь-то на узком скалистом гребне, саженях в пятидесяти от вертикальной стены купола, я заложил два термометра, высланные мне еще в 1897 г. Русским Географическим обществом. Для этой цели я воспользовался небольшой нишей под камнем, куда и поместил термометры в жестяных футлярах, укрепив их в горизонтальном положении камнями. На большом камне выбиты инициалы С. и В. и сложена куча камней. Место это нетрудно будет найти и другим исследователям, так как оно нанесено на фотографии и плане Катунского ледника и, кроме того, его хорошо знают бывшие со мной проводники. Позволю себе только предупредить, что вскрывать термометры нужно в горизонтальном положении и по возможности без сотрясения, иначе указатели могут сместиться⁴⁶.

   Ниже перемычки нам предстояло пройти трудный ледопад; ясных следов на льду не осталось, и сначала мы немного запутались, но потом направились и благополучно миновали его, не ставя в счет ушибы, которые получили при падении на острые льдины.

   В 7 часов вечера мы достигли места ночлега, и так как оставаться здесь не было особенной цели, направились дальше, и для сокращения пути не левой крутой мореной, а скалами правого берега и нижними уступами самого ледопада. В прошлом году однажды мои проводники спустились этим путем, но на этот раз мы плохо рассчитали. Оказалось, что уступы ледопада успели за это время измениться, и два раза мы становились втупик, не находя выхода. Пришлось с величайшей осторожностью спускаться по веревке четверым, а пятый, каковым всегда оказывался И. Матай, как-то ухитрялся выйти в обход. Здесь мы на 30 саженях пробились добрых полчаса, и в сумерки вышли на нижнее ледниковое поле. Дальше дорога была без хлопот, в 9 часов мы сошли с ледника на конечные морены, а в 10 часов, уставщие, избитые и голодные, добрались до наших палаток, спустившись в течение шести с половиной часов на 2 000 м.

   На Белухе в это время была совершенно ясная морозная ночь, но ненадолго: к утру опять все затянуло тучами, полил дождь и ненастье продолжалось еще пять дней, т. е. все время, пока мы возвращались Катунскими белками.

   Таким образом мне посчастливилось оправдать на деле то, что я писал в дневнике моего путешествия 1895 г., а именно - что восхождение до седла Белухи я не считал слишком большой утопией⁴⁷.

   Результаты выполненного нами восхождения я склонен считать не лишенными значения. Не говоря уже о самом факте возможности восхождения, который может пригодиться будущим исследователям - географам и астрономам, мне удалось наглядно убедиться во взаимном положении ледников Катунского и Аккемского, на основании показаний барометра определить высоту седла Белухи и тем получить еще одно косвенное подтверждение для высоты ее вершин.

   20 июля я хотел сделать еще одно измерение высоты Белухи, но надвинулось сплошное ненастье, и Белухи я не видел и на другой день, когда, воспользовавшись временным улучшением погоды, мы выступили вниз по Катуни. Из-за ненастья мы дошли только до устья Елен-чадыра, где после долгого поста надеялись наловить харюзов, но наши надежды были напрасны: река в нескольких местах была перегорожена киргизами и рыба выловлена, и нам пришлось удовольствоваться черными сухарями. 22 июля погода начала исправляться, и мы добрались правым берегом Катуни до устья Верхнего Курагана. Близ устья Узун-Кара-су стоял большой киргизский аул, и здесь мы запаслись бараном и молоком. Ненастье преследовано нас и 23 июля, когда мы поднимались долиной Верхнего Курагана. Переночевав при устье Северного Иолдо, мы 24 июля перевалили Кураганским перевалом на северную сторону Катунских белков и на третий день отсюда 26 июля пришли в Котанду.

   До 1 августа я оставался в Котанде, приводя в порядок коллекции.

  

   Основной целью четвертого путешествия было "желание покончитьс исследованием Белухи, для чего нужно было взять последний неизвестный мне исток р. Кочурлы и познакомиться с нетронутыми в литературе частями Катуни".

   [Полное отсутствие средств побудило В. В. Сапожникова согласиться на предложение начальника округа путей сообщения Б. А. Аминова и принять участие в изучении Черного Иртыша до китайской границы относительно его пригодности для судоходства. Мы опускаем описание этой поездки на пароходе "Зайсан" и верхового пути. На этот раз В. В. Сапожников прошел вдвоем с В. Лазаревым от Черного Иртыша до обычного места сбора каравана - Котанды. Отметим лишь один эпизод: в станице Алтайской, 7 июля 1899 г., В. В. Сапожников встретился с экспедицией П. К. Козлова, собиравшегося в ближайшие дни со своими спутниками выступить в Центральную Азию. Переходим к описанию открытия ледников в истоках Кочурлы].

   17 июля я был в Котанде и с привычными проводниками подготовлял экскурсию в верховье Кочурлы.

   19 июля я выступил правым берегом Катуни и к вечеру пришел в долину Кочурлы близ устья Ейгонок. Со мной было четыре проводника, но зная, что впереди предстоит солидное препятствие в виде озера, которое невозможно обойти берегом, я здесь взял еще двух калмыков, чтобы иметь больше носильщиков для инструментов и [для] припасов. Иннокентий не бывал в самой вершине Кочурлы, и один из калмыков, Сайлянка, был весьма кстати, как бывавший в этом углу. На другой день к вечеру мы достигли озера. Тропа около устья р. Беркем переходит по мосту на правый берег Кочурлы, а выше Кулагаша бродом опять на левый и здесь остается до самого озера. Тропа вообще удобна, но местами есть чаща, и особенно неприятны топи вблизи потока Тигеек. Против: Тигеека я в первый раз видел на другом берегу дикого марала, с прекрасными ветвистыми рогами.

   Остановившись на старой морене у нижнего конца озера, мы принялись за постройку плота, который должен был нас доставить в верхний конец озера, отстоящий отсюда на четыре версты. Постройка заняла больше дня, но зато получился прекрасный плот с веслами, поднимавший шесть человек с багажом.

   Пользуясь остановкой, я составил план озера и определил высоту окружающих вершин. Впоследствии эта съемка была связана с планом ледника и Белухи (рис. на стр. 195).

   Дождливая погода мало благоприятствовала поездке, но тем не менее 23 июля после полудня мы отплыли, захватив инструменты, припасов на три дня и оставив с палаткой и лошадьми одного человека. Плыли, конечно, не скоро, придерживаясь восточного берега, но избегая подводных камней. Через два часа мы были у верхнего конца озера, где впадает Верхняя Кочурла между крупными россыпями. Привязав плот я распределив багаж между всеми, мы отправились дальше по россыпям левого берега. Ходьба очень трудна и утомительна, особенно с ношей за плечами. Крутые россыпи в одном месте сменяются ровной лесистой площадкой, состоящей из тонкого наноса, а дальше - крутой косогор с завалившимися древесными стволами. По пути нужно перейти горный поток Иолдо-айры, который, по счастью, разбит на три рукава. Через 3 часа ходьбы мы были у слияния Кони-айры и Мюшту-айры, двух истоков Кочурлы. От озера мы прошли около пяти верст. На восток прорезалась долина Мюшту-айры, в глубине которой были видны снежные горы и Белуха; до ледника оставалось версты три-четыре, но уже вечерело, мы были сильно утомлены и решили здесь заночевать. В стороне от реки был срублен поместительный балаган, в котором устроили мягкое ложе из нарубленных ветвей кедра.

   24 июля проснулись в плотном тумане, который начал рассеиваться только к 10 часам дня, когда мы и двинулись дальше в долину Мюшту-айры, по направлению к Белухе. Прежде всего нужно было перейти Кони-айры выше слияния с другим истоком, для чего срубили несколько деревьев и устроили переход, так как река глубока и бурлива. Отсюда крутой подъем по россыпи, покрытой густым лесом, где отдельные камни достигают размеров хорошей избы. Дальше тянется крутой косогор, сплошь покрытый россыпью, и так продолжается до ледника, т. е. версты три. Лес быстро редеет, попадаются отдельные изуродованные деревца: но что меня удивило - это присутствие рябины и синей жимолости (Lonicera coerulea) почти у лесного предела. Около двух часов дня мы были у конца ледника с южной его стороны: здесь выше последней группы деревьев есть ровная площадка о бок с конечными моренами, где удобно остановиться и на более продолжительный срок.

   После короткого отдыха мы взошли на ледник и прошли по нему версты полторы, что сопряжено с значительным трудом, так как ледник на значительном протяжении покрыт неправильными грядами камней с глубокими бороздами между ними. Кое-где из-под камней выставляется крутая стена грязного льду, а дальше опять насыпи и борозды. Наконец, нашли ровную площадь, где можно было отмерить базу и заняться съемкой. К сожалению, на Белуху набегали облака, и приходилось выжидать момента, чтобы навести трубу теодолита. В глубь ледника за поздним временем я не проникал. Съемка была закончена только к 7 часам вечера; оставалось заложить термометры на площадке около ледника и отправляться домой, т. е. к балагану.

   Обратно я решил итти низом, ближе к речке Мюшту-айры, текущей из ледника. Вообще здесь путь мягче, но часто попадаются протоки и ямы, заросшие высокой травой. Перед выходом речки в долину Кони-айры все-таки приходится выбраться на россыпь.

   На дороге нас застала глубокая темнота, и мы с трудом ощупью выбирались по россыпи, скользя по влажным камням и проваливаясь в щели. Жуткое настроение, навеваемое трущобой, отлетело сразу, как только впереди между ветвями замерцал огонек у нашего балагана, разложенный ушедшими вперед калмыками. Один из них, Сайлянка, изумлял меня своей цепкостью и акробатическими способностями при переходах по россыпям, всегда оставляя нас позади. В 10 часов были у балагана.

   25 июля великолепным утром я сделал экскурсию на высокую гриву между Кони-айры и Иолдо-айры. Подъем очень крут и длился часа два; но сверху открывается великолепный вид на все три вершины Кочурлы. Этот пункт я особенно рекомендую будущим исследователям для общего обозрения и даже для приблизительной съемки (см. план); его указал мне бывший здесь Сайлянка, так и назовем эту гриву - Сайлянкина грива.

   После полудня я спустился к балагану, и мы направились в обратный путь к озеру, также стараясь держаться ближе к реке. Кроме растений, я уносил отсюда два спиртовых препарата: гадюку, определенную профессором Кащенко как новая разновидность Pelias berus L. var luqubris Kast., и куторью [куторгу] (Grassopus fodies Pall), которых много прибивало к нижнему концу Кочурлинского озера.

   Обратный переезд мы сделали по самой середине озера, делая измерения глубины, а вечером у нашей палатки праздновали окончание трудной работы. Исследованием Кочурлинского ледника я заканчивал исследование Белухи: теперь мне известны все ее склоны и все ледники.

   27 июля без особых приключений мы спустились долиной Кочурлы до устья Ейгонок, а 29-го к вечеру были в Котанде {Мы опускаем главу, посвященную неизученной части р. Катуни в ее среднем течении, см. III часть. - Прим. ред.}.

  

   Катунь