Сапожников Василий Васильевич - По русскому и монгольскому Алтаю

долину близ устья правого притока Катуни - Ак-кема. Почти против устья последнего с нашей стороны впадает Тургунду, небольшая шумливая горная речка.

   На невысоком берегу уже опять спокойной Катуни нас встретила группа верховых алтайцев, прося остановиться. Оказалось, что они тоже уведомлены Чекураком и выехали на тропу из своего аила, стоявшего в стороне, чтобы проводить, нас, и привезли с собой араки. Кстати замечу, что кодекс вежливости не позволяет алтайцу приветствовать гостя с лошади, а он всегда оставляет седло и ждет, пока к нему подъедут и только при случайной встрече бросает путнику короткое "езень!" (здравствуй!) прямо с седла.

   Остановились, покормили лошадей, побеседовали с алтайцами и часу в третьем двинулись дальше. Тропа идет вдоль берега Катуни под крутыми лесистыми склонами гор, и все время очень удобна. В 5 часов мы были около таможни, небольшой избы с оградой, построенной почти у самого берега Катуни. За таможней горы слишком надвигаются на Катунь, и поэтому тропа уходит в сторону и ведет на высокую террасу, поросшую прекрасным лесом листвениц. У брода через небольшую речку приютился совсем молодой русский поселок из трех-четырех избушек. Около маленьких изб валялись щепы, в стороне - еще непокрытый погреб; вообще по всему видно, что тут поселились недавние пришельцы. По двору промелькнула и баба с заткнутым подолом, но почему-то обитательница этого передового русского аванпоста поспешила скрыться, и мы ее не дозвались.

   Лес из крупных листвениц местами сильно редеет, давая место прекрасным лугам, на которых работают косами русские бабы совместно с калмыками - наемными рабочими. В одном месте с высокой поляны открылся широкий вид на Катунские белки, и между ними на юге высилась снежная группа Белухи, отчасти закутанная облаками. Дальше лес опять сгустился, начался постепенный спуск к Котандинской степи, и вид на белки пропал. Эта чудная картина, мелькнувшая издалека с быстротой мечты, скоро должна была сделаться близкой реальностью. В 7 часов мы выезжали из леса на обширную долину, которая раскинулась верст на десять в ширину, благодаря отступившим на север горам. Ее прерывали разветвленные арыки, питаемые р. Нижней Котандой, а впереди налево, ближе к Катуни, расположилось довольно большое селение Котанда.

   Перед сумерками мы въезжали в деревню, по которой лихо гарцевали возвращающиеся с поля мужики и бабы, а колесо, казалось единственное на всю деревню, в пренебрежении валялось под огородом...

  

  

   Котанда - небольшое село, расположенное в двух верстах от Катуни, между ее притоками, Верхней и Нижней Котандой, в совершенно плоской местности, на высоте 1 090 м. Полсотни домов вытянулись в две улицы по направлению к Катуни, оставляя небольшую площадку с церковью [1895 г.]. Население состояло преимущественно из старообрядцев и крещеных калмыков, хотя есть и "церковные" [православные]. Крестьяне жили довольно зажиточно; имели 20-40 и более лошадей на каждый двор и достаточное количество рогатого скота. Хлебопашество в хорошем состоянии, но только благодаря искусственному орошению арыками (поливные канавы); многие имели пасеки, и, наконец, некоторые разводили маралов в больших огороженных "садах", т. е. садках, ведя прибыльную торговлю маральими рогами. Такие же сады имелись и в соседнем Уймоне. Марал - очень красивое животное с среднюю лошадь величиной; к большому сожалению, и здесь рога были уже спилены у всех самцов. Операция консервирования рогов, снятых еще тогда, когда они наполнены кровью, состоит в том, что сначала их держат над горячим паром и потом сушат. Последние годы цена на сушеные рога упала до 5 р. 50 к. за фунт, и тем не менее занятие это довольно выгодно²⁴.

   Маралы легко приручаются и размножаются в неволе, хотя иногда убегают, несмотря на высокую изгородь. Весьма интересное наблюдение сделано крестьянами относительно стремления "зверей" к свободе: маралы, пойманные и прирученные, убежав летом в горы, к зиме нередко возвращаются; а родившиеся в неволе, однажды убежав, уже больше обыкновенно не возвращаются, хотя a priori можно было бы ожидать обратного.

   Достаточность давала возможность крестьянам нанимать рабочих на покос и жатву, в качестве которых охотно являлись калмыки соседних аилов. За жатву платили 3-5 руб. с десятины. Сами крестьяне, наняв рабочих, в уборке хлеба участвуют мало, заботясь лишь о том, чтобы во-время накормить и напоить рабочих²⁵.

   Осенью, когда работы покончены, многие из крестьян вьючат несколько лошадей и уходят в горы на промысел за рыбой, орехами или зверями, удаляясь от своей деревни за 200 верст и более. Отсюда понятно, что жители алтайских деревень прекрасно знают географию Алтая и легко ориентируются в горах часто без всякой тропы. Одному из проводников, которые пошли со мною из Котанды, я однажды показал карту, которых он раньше вообще не видал, и, объяснив, что это план Катунских белков, указал одну известную реку; тогда проводник, внимательно рассмотрев карту, верно назвал мне все главные реки и нашел даже одну ошибку в карте, которая действительно подтвердилась впоследствии. Вообще крестьяне горных деревень производят приятное впечатление смелостью, уверенностью в своих силах, знанием окружающей местности и довольно широким кругозором; эти достойные качества воспитались суровостью и привольем горной страны²⁶.

   В Котанде был постоянный священник, но так как большая часть жителей старообрядцы, то положение его было довольно изолированно от населения и вообще, кажется, не из блестящих. Явного антагонизма между "мирянами" и староверами не заметно, но все-таки они держатся особняком, и, например, старовер не будет есть из одной чашки с церковным; да и вообще этот сепаратизм более традиционный и наследственный, чем по убеждению, и поддерживается в мелких привычках и обычаях.

   За деревней, ближе к Катуни, тянется широкая луговина, покатая к реке; кое-где раскиданы группы листвениц, особенно по берегам Верхней и Нижней Котанды, а близ берега Катуни перелесок погуще. Дальше видна долина Катуни, а за ней северные склоны Катунских белков. Прямо против деревни в сплошной цепи синих гор ясно обозначается крутая вырезка, в глубине которой виден снежный Ермак. Это - долина Нижнего Курагана, по которой начинается тропа к одному из перевалов через Катунские белки.

   Поговорив с проводниками, которыми здесь могут служить крестьяне-охотники, действительно хорошо знающие горные тропы, я заказал им приготовить лошадей для перевала через Катунские белки, а сам отправился на север в Онгудай, рассчитывая найти там письма и по пути ознакомиться с Теректинскими белками.

   Через Теректинские белки существует два перевала: восточный - по р. Нижней Котанде и западный по р. Теректе. В передний путь мы прошли первым, а возвратились вторым. Тот и другой, как оказалось, имеют свои неудобства; на Котандинском больше отдельных хребтов, которые нужно переваливать, с крутыми подъемами и спусками, но меньше бродов; на Теректинском - один высокий хребет, но много неудобных бродов {Мы опускаем описание поездки от Котанды через Онгудай до Черги и обратно 14-21 июля), не связанной с основным маршрутом. - Прим. ред.}.

   К вершине Катуни по р. Курагану (22 - 29 июня). В д. Котанде я созвал проводников-охотников, которые должны были итти со мной в Катунские белки, и расспросил их об имеющихся перевалах в вершину Катуни. Они мне сообщили, что всех перевалов через белки три.

   Первый перевал, самый легкий, - западный, он начинается от д. Верхний Уймон, идет в южном направлении и, пересекая верховья речек Большого Сугаша, Зайчихи, Собачьей и Большой, приводит к Тайменьему озеру, которое лежит уже по южную сторону главного хребта. Отсюда тропа, пересекая р. Становую, по р. Тургень-су приводит на Катунь. Это путь самый обычный.

   Второй перевал, потруднее, начинаясь от д. Мульты (Нижний Уймон), идет по долине р. Мульты; в верховьях этой реки переваливают главный хребет и выходят тоже к Тайменьему озеру. Мультинский перевал выше первого и менее известен. Как я потом узнал, этим путем прошел в то же лето 1895 г. Странден из Барнаула.

   Наконец, третий перевал, самый высокий и трудный, лежит восточнее остальных, и, следовательно, ближе к Белухе. Он начинается против д. Котанды по долине Нижнего Курагана; близ вершины этой реки переваливают главный хребет и спускаются в долину Верхнего Курагана, которой и приходят на Катунь в 40 верстах от вершины последней. Об этом перевале вскользь упоминает Ядринцев, но сам он этим путем не проходил. По словам котандинцев, кроме охотников и калмыков, Кураганом перевалил только Хрущов в 1887 г., хотя в литературе об этом я ничего не нашел.

   Ввиду трудности перехода по Курагану проводники склоняли меня к Мультинскому перевалу, уверяя, что и они сами избегают Курагана, предпочитая делать обход по Мульте; тем более, что вернувшийся накануне охотник-калмык привез неутешительное известие: от дождей Кураган вздулся, и ему едва удалось его перебрести. Но я все-таки настаивал на Курагане, и мы, наконец, решили попробовать с условием, что если Кураган не пустит, то постараться выйти его левым притоком Хазинихой, а если и здесь не удастся пройти, то вернуться назад и перевалить по Мульте.

   Погода не особенно благоприятствовала нашему путешествию, перепадал дождь и потому выступление отложили на один день.

   23 июля ясным утром мы выступили караваном в 14 лошадей, из них пять вьючных, причем на каждую положили не более трех пудов. Нас сопровождали шестеро котандинцев, бывалых охотников; из них хорошими знатоками белков оказались Тимофей Архипов, по прозванью Поляк, и два крещеных калмыка - Иннокентий и Иван (прежнее имя - Тажумей); остальные трое - Иван Носков и два брата Никита и Алексей Субботины - вели себя более пассивно, хотя тоже недурно знали белки. Считая В. И. Родзевича, меня и слугу Василия, всего нас было девять человек.

   Через Катунь, которая здесь достигает 80 сажен ширины, мы переправились выше устья Курагана, - люди и вьюки в маленькой лодке, а лошади вплавь. Катунь довольно покойна; прозрачная вода - прекрасного голубого цвета. Правый берег Катуни здесь невысок; между ним и крутыми склонами сплошных гор раскинулся на версту прекрасный луг с отдельными группами листвениц. Кураган, выйдя из узкой долины и перерезав луг, разбивается при впадении на несколько проток и образует небольшую дельту. Вода, совершенно прозрачная и тоже голубого цвета, с шумом скатывается в Катунь по наклонному каменистому руслу между берегами, густо заросшими ивняком. Высота устья 977 м.

   Перед окончательным отправлением мы зашли, вместе с провожавшими нас крестьянами из Котанды, на пасеку Тимофея Архипова и, распрощавшись за алтайским медовым пивом, в 2 часа выступили вверх по левому берегу Курагана.

   За лугом долина сразу принимает вид извилистого коридора между очень крутыми, порой отвесными стенами. Сначала идет хорошо утоптанная тропа, которая то пролегает по высоким террасам, то спускается в сырые заросли леса и кустарников, и вообще довольно удобна. Березы, лиственицы, изредка ели, с жимолостью, караганой, спиреей, малиной и черной кислицей (Ribes atropurpureum), перепутавшимися с высокой травой, совершенно скрывают от глаз Кураган, и он заявляет о себе только неумолкаемым шумом. Редкие поляны покрыты сочной травой; на одной из них мы встретили одинокую калмыцкую юрту; это было последнее жилье, а далее на пространстве более 200 верст мы не видели решительно никаких следов присутствия человека, кроме едва намеченной тропы.

   В 3 часа мы поравнялись с небольшим правым притоком - Первая Ченелу, а через полчаса со вторым - Вторая Ченелу. В 4 часа в 10 верстах от устья Курагана перешли небольшой левый приток Громотуху, по-калмыцки - Ыик. В 5 часов поравнялись с правым притоком - Плоской, по-калмыцки Айлоэл, и скоро на той же стороне на значительной высоте увидели тонкую серебристую нитку водопада Дженаек. Струя воды свергается с высокой ступени и, разбившись на мелких уступах, вновь скрывается в лесной заросли, так что и места впадения этой речки в Кураган не видно; зато сам Нижний Кураган, едва прикрытый прибрежными деревьями, являлся здесь во всей красе бурного голубого потока.

   Против этого водопада на нашем левом берегу надвинувшиеся горы образуют первый бом. Долина превращается в узкую теснину; крутые скалы, особенно высокие на левом берегу, сжимают реку в узкой трубе на протяжении 40 сажен. Кураган, вообще имеющий до 25 сажен ширины, здесь сразу суживается до 5 сажен, и вода, спертая в узком проходе, с грохотом проносится через него, покрытая беляками пены. Выше прибрежных скал громоздятся новые уступы, покрытые кустарниками и отдельными деревьями, уцепившимися в трещинах, а еще выше - отвесные истрескавшиеся стены сланца с угловатыми выступами.

   Берега нет никакого, и проход возможен только верхом. Поднявшись над бомом крутой извилистой тропинкой и пройдя широким карнизом между каменными глыбами, над которым поднимается отвесная голая стена, мы круто спустились на низкий луг опять к берегу Курагана. Трава здесь настолько высока, что человек исчезает в ней с головой.

   Мы прошли от устья Курагана около 20 верст и решили переночевать у верхнего конца бома, потому что засветло не успели бы дойти до другого места, удобного для стоянки. Высота этого пункта 1 200 м.

   На другой день поднялись в 5 часов утра, рассчитывая итти дальше, но это намерение пришлось отложить, так как погода совершенно испортилась. Горы почти до основания были укутаны облаками, моросил мелкий дождь; высокая трава при всяком движении обдавала крупными каплями, и, боясь подмочить багаж, мы решили подождать лучшей погоды. Дважды я отправлялся к нижнему концу бома, желая его сфотографировать, и выжидал светлых проблесков, но напрасно; пришлось удовольствоваться снимком при дожде с закрытыми горами. После полудня облака несколько поднялись и увлекаемые небольшим ветром проносились мимо гор противоположного берега, по временам разрываясь и открывая скалистые уступы. Только к вечеру начало прояснивать, и дождь прекратился. В 4 часа мы сняли стан и двинулись дальше, рассчитывая к вечеру добраться до устья левого притока Киргиза.

   За узкой луговиной, раскинутой по берегу Курагана, идет небольшой подъем среди скал, между которыми укрепились группы листвениц. Здесь от главной стены, ограничивающей долину, отходит невысокий отрог вплоть до берега реки. Спуск с него по другую сторону довольно крут; особенно неудобны сильно наклонные гладкие плиты сланца, сделавшиеся скользкими от дождя. На нижней, особенно круто поставленной плите, которая сбоку обрывается ступенью в несколько аршин, положено со стороны ступени дерево и насыпано немного щебня и земли, чтобы лошадь имела какую-нибудь точку опоры. Двенадцать лошадей прошли довольно хорошо, но порядочно сдвинули дерево на край обрыва, а под следующей дерево оборвалось и упало под обрыв; двум последним лошадям пришлось просто скатываться по плите, опираясь на все четыре ноги и садясь на зад.

   Дальше опять тянется заросшая высокой травой поляна; в траве промяты свежие тропинки, широкие и узкие: первые проделаны медведем, вторые козлами. Тут же лежали гнилые, недавно развороченные колоды; "его же работа, муравьев искал!" - объяснил проводник, намекая на медведя. Луга местами прерываются перелесками листвениц, других хвойных внизу не видно; только на одной поляне на одиноко лежащей скале укрепился единственный небольшой кедр, засунув корни в глубокие узкие трещины. Эта группа производит впечатление, как будто скала вместе с кедром сорвалась с верхней террасы и сползла в долину.

   В 6 часов вечера мы были на устье Киргиза, в 10 верстах от бома, и, перейдя небольшой поток, раскинули стан на самом берегу Курагана в лиственичном лесу; рядом лежали явные следы недавнего пребывания медведя в виде помета и развороченных колод; но собаки были спокойны, значит - зверь не близко.

   Высота этого пункта 1 285 м и, следовательно, на 30 верст Кураган дает около 300 м падения. Кураган в этом месте стремится по широкому каменистому руслу, весь в беляках пены. На другом берегу против нашего стана поднимаются утесы снежного Ермака, который мы видели еще из Котанды. Ниже этой горы в Кураган впадает речка того же названия. Впереди вверх по реке видна на левом берегу остроконечная вершина, близ которой в Кураган впадает с левой стороны р. Осиновка {Геблер называет этот приток, но неправильно считает до него от устья Курагада 20 верст, на самом деле - около 40 верст.}. Ночью небо совершенно прочистилось, и получилась необычайно красивая картина лунной ночи с глубокими тенями по лесистым ложбинам гор и ярким блеском беляков пены на потоке и снежных пятен на горах.

   На другое утро, 25 июля, нам предстояло подумать о броде через Кураган. К счастью, погода исправилась, и вода не прибывала. Прежде всего съездили версты за полторы вперед, - справиться, в каком состоянии прошлогодний брод; но он оказался размытым, и под правым берегом образовалась глубокая борозда, да, кроме того, наш берег в этом месте обрывист, и лошадь принуждена делать большой скачок в воду, что не особенно легко с вьюками. Послали калмыка Иннокентия дальше искать брода, а сами вернулись к стану и приготовились к выступлению. Через некоторое время посланный вернулся и сообщил, что брод найден верстах в восьми от Киргиза; туда и направились.

   Выше Киргиза долина еще больше суживается; небольшие прибрежные поляны чаще прерываются нагромождениями скал, заросших лесом листвениц, или прямо утесистыми выступами гор, которые отвесными бомами падают к реке. Через час мы перешли приток Аласкыр, разбившийся перед впадением на три рукава, заваленных камнями и заросших кустарниками. Перед бродом пришлось совершенно отклониться от берега и подняться в густом лесу на высокую террасу, образованную наклонными плитами сланцев, вверху совершенно обнаженных. Отсюда крутой спуск приводит на берег Курагана, где намечен брод. Река здесь разбивается на три потока двумя небольшими островами и в общем имеет до 30 сажен ширины.

   В десять с половиной часов мы вступили в клокочущий Кураган. Первый поток - самый широкий и довольно покойный; его брели прямо поперек и вышли на островок из крупных галек, накиданных в более высокую воду. Пройдя островок, мы брели вверх по руслу среднего, еще, более покойного, потока сажен пятнадцать, до того места, где ответвляется третий правый поток, который и представлял наибольшую трудность. Против островка борозда настолько глубока, а течение до того стремительно, что брести прямо невозможно, а нужно сначала подвинуться сажен десять вверх по руслу, где Кураган еще не разделен на потоки. Здесь сразу делается глубже; крупные подводные камни с ямами около них производят водовороты, и вода часто бьет до колен всадника. К шуму воды, бьющей через камни, примешивается шум воды, разбивающейся о лошадей, нагоняя какое-то тревожное настроение. Если взглянуть вперед вверх по течению, то кружится голова от этой блестящей на солнце поверхности, которая стремится на вас с неудержимой силой; и нужно взглянуть на берег, чтобы вернуться к [нормальному] самочувствию. Лошадь теряет уверенность в своих шагах среди путаницы ям и камней и, подавленная шумом воды, беспокойно озирается кругом; часто, вскарабкавшись передними ногами на крупный камень, она останавливается, не решаясь ступить в яму. Поощряемая легким трепанием по шее, она осторожно спускает с камня одну ногу, легким прикосновением копыта ощупывает дно и только тогда становится тверже и спускает другую ногу; но тут новая неожиданная неровность, ноги спотыкаются, лошадь падает на колени, а вода бьет ей в морду и спруженная перебрасывается через седло. Порывистым, решительным движением лошадь вскакивает на ноги и, спотыкаясь, медленно идет дальше.

   Наконец, пора повернуть к берегу и брести поперек борозды, которая настолько глубока, что вода заливается в сапоги. Сопротивляясь, напору воды и сохраняя равновесие, лошадь сильно наваливается корпусом направо и, видя близкий берег, торопливо переходит борозду и, вскарабкавшись на него, дает волю учащенному дыханию. Уже четыре лошади были на правом берегу, как раздался крик калмыков, и один из них бросился обратно в поток; обернувшись назад, я увидел, что у глубокого места борозды рыжая лошадь Василия лежала на боку, судорожно билась, делая тщетные попытки встать, а вода била через нее большим пенистым бугром; сам Василий уцепился за камень и, сильно побледневший, с трудом сопротивлялся потоку, который увлекал его в глубокую борозду. Подоспевшие проводники скоро выручили неудачного всадника и поставили на ноги лошадь. Ванна в Курагане, не говоря об опасности разбиться о камни, неприятна уже тем, что температура воды всего 6,5°. Котандинцы решили назвать этот брод Васильевым; "у нас такой обычай, - пояснили они, - где кого выкупаем, по нему и назовем".

   Несмотря на эту маленькую неудачу, все повеселели, довольные, что брод остался позади, оживленно беседовали и подтрунивали над утопавшим, когда мы через десять минут остановились для полдневки на небольшой елани вблизи Курагана, шум которого был теперь уже не страшен.

   Высота Васильева брода около 1 440 м, т. е. на 155 м выше устья Киргиза. Падение на 8 верст - 155 м, т. е. вдвое больше, чем между Киргизом и устьем Курагана.

   Небольшая прибрежная елань, покрытая чемерицей, аконитом, лабазником, гвоздикой и другими высокими травами, сверху замыкается густым хвойным лесом, а выше громоздятся отвесные голые утесы, которые в одном месте немного расступаются и дают место тонкой, серебрящейся на солнце, нитке водопада Кара-ярык - черная щель.

   В час дня мы выступили дальше. Берег Курагана выше брода делается очень обрывист и завален крупными камнями, поэтому пришлось довольно высоко подняться по крутому лесистому склону горы и итти верхом. Густая заросль леса с редкими полянками состоит из лиственицы и кедра, и последний иногда преобладает; чаще попадаются ель и пихта; изредка белеют стволы берез и шелестят группы осин. По низу густо засели смородина, кислица, малина, жимолость, спирея и другие кустарники. Чаща леса местами топкая, завалена острыми камнями и громадными гниющими стволами. Случайные тропинки охотников иногда совершенно пропадают, оставляя большой простор самодеятельности. Выбирая более удобный путь, мы постоянно должны были то спускаться, то вновь карабкаться вверх до утесистых голых скал; а Кураган затерялся глубоко внизу в лесной чаще. Вьючные лошади на каменистых топях нередко падали; одна из них сильно поранила ногу вкруг венца и при каждом шаге открывала глубокую зияющую рану, забрызгивая алой кровью траву и камни. Пришлось ее развьючить и переложить сумы на другую лошадь, а одному проводнику итти пешком.

   В 2 часа подошли к горному потоку Яманушке, который стремится по крутому уклону, разбиваясь в пену о крупные "булки"^2?. Поток имеет не больше 6 аршин ширины, но настолько стремителен при падении с уступа на уступ, что весной один охотник потерял в нем большую собаку. Яманушка впадает в Кураган немного ниже Осиновки (левого притока).

   Дальше опять лесная чаща, из-за которой справа и снизу доносится рев Курагана, но его не видать. Впрочем, лес местами редеет, оставляя небольшие прогалины, ведущие к самому берегу, если только можно назвать берегом то, что мы здесь увидели. Подвинувшись несколько правее, вы видите как бы трещину в две-три сажени ширины; нужно подойти к самому краю карниза и заглянуть вниз, чтобы увидеть непрерывный извилистый мрачный коридор в несколько сажен глубины, на дне которого ревет поток, разбившийся в сплошную пену; над ним висят голые стены с угловатыми выступами, не оставляя ни одной ступеньки, где бы можно зацепиться рукой; только в немногих трещинах стены засели маленькие растеньица. Сейчас же от верхнего края коридора начинается густая щетина леса и круто убегает вверх к голым скалам и пятнам снега.

   Несколько дальше коридор понижается, и против одной прогалины обрыв к потоку - не больше двух сажен; цепляясь за голые корни деревьев, можно спуститься к самой воде на кучу крупных булок, накиданных потоком, и любоваться диким видом узкого коридора с нависшими скалами, когда у самых ног бешено клокочущая пена то падает со ступени, то высоким бугром перебрасывается через невидимый подводный камень. В подобных местах поток совершенно непроходим, даже при низких берегах; в крайнем случае строят мост для людей и багажа, а лошадей привязывают за корпус арканами и переводят, поддерживая ими с того и другого берега.

   Выше коридор на время прекращается, переходя в узкую долину с крутыми склонами, но не надолго; утесистые "щеки" опять сближаются, образуя узкое ущелье. Тропа лепится по краю карниза, повисшего на высоте сорока и более сажен над ущельем, на дне которого сплошными каскадами грохочет Кураган. В одном месте русло преграждается двумя камнями, упавшими с обрыва, которые образуют узкие ворота; через них стремительно прорывается поток; а вот на отдельном камне, торчащем среди потока, прилепилась группа елей. Стволы листвениц и кедров на краю обрыва сильно покачнулись по направлению к потоку, а некоторые, уже посохшие, повисли над ним, как бы ожидая, когда ветром их сбросит в воду и разобьет в щепы. Впереди вдоль вырезки долины показалась высокая сопка с небольшими пятнами снега; она возвышается как раз у впадения в Кураган левого притока - Хазинихи.

   Несколько отклонившись от ущелья и поднявшись по крутому склону, мы прошли еще густую лесную заросль и около 4 часов спустились на маленькую прибрежную елань, не доходя полуверсты до устья Хазинихи, и здесь остановились на ночевку²⁸.

   Остановиться против самого устья Хазинихи невозможно, потому что узкая береговая полоса вся завалена камнями и заросла густым лесом и кустарниками. Вообще в верхнем течении Курагана все места, удобные для стоянок, наперечет, и можно итти 10-15 верст, не находя ни поляны для корма лошадей, ни ровной площадки, где бы можно было поставить палатку. Ввиду этого всегда следует заранее определить место привала и не пускаться наудачу, особенно к вечеру, рискуя не найти места для остановки засветло и растерять лошадей ночью среди скал, заросших лесом.

   От нашей елани сейчас же поднимается склон горы, внизу усыпанный сплошным корумом; выше он делается все круче, переходя в голые недоступные утесы. Снега на этом склоне не видно, но граница лесной растительности довольно близка от дна долины. Высота у Курагана близ устья Хазинихи 1 550 м. С другой стороны реки сразу поднимается высокий хребет, с отдельными острыми выступами и снежными полями. В углу между Хазинихой и Кураганом возвышается коническая вершина с небольшими снежными пятнами, а за ней выступает другая повыше с большим количествам снега.

   Пробраться к устью Хазинихи берегом Курагана невозможно, потому что берег болотист и на большом расстоянии завален камнями, над которыми сплелись кустарники. Мы обошли стороной, густым кедровым лесом, где на едва приметной тропе ноги поминутно проваливаются в щели между камнями, подернутыми влажным мхом, и путаются в беспорядочном сплетении корней, и, наконец, вышли на берег Курагана, как раз против устья Хазинихи, на большую кучу камней, наметанных сюда потоком. Хазиниха меньше Курагана, но также с шумом стремится по ступеням сланца, разбивая зелено-голубую воду в пенистые беляки; при слиянии двух потоков образуется сплошная пена, то встающая султанами, то взлетающая вверх снопами брызг. На небольшой каменистой косе между слиянием потоков укрепился довольно старый кедр, обнаженные корни которого засунуты между камнями; но поток подобрался так близко, что кедру недолго стоять. В таком же положении находятся и другие кедры, подошедшие к самому краю потока; ими начинается сплошной лес, покрывающий оба крутых склона долины Хазинихи.

   Несколько выше впадения Хазинихи мы приблизительно определили быстроту течения Курагана; получилось не меньше 12 верст в час.

   26 июля в 8 часов утра мы выступили, рассчитывая добраться до истоков Курагана на главном хребте Катунских белков. Погода испортилась; вершины укутались облаками, по временам перепадал дождь. Едва приметная тропа в густом кедровом лесу, усыпанном камнями, на большом протяжении совсем теряется; проводники часто останавливаются для совета, потому что дорога делается труднее и вьючные лошади чаще падают на острые камни. Избегая каменистых россыпей, мы забрались по крутому склону почти до границы леса, оставив Кураган глубоко внизу; к его берегу мы больше не возвращались.

   В 10 часов мы перешли бушующий правый приток Абиак; под его левым берегом гора обрывается гигантским отвесным бомом.

   За Абиаком лес сильно изуродован и вообще носит характер пограничной полосы. Когда смотришь на этот невообразимый хаос кривых деревьев, мертвых стволов, перепутанных с накиданными всюду скалами и сплетающимися кустарниками, то кажется, что все это - и деревья, и колоды, и камни - брошено сюда целой кучей с большой высоты, и как свалилось сюда в беспорядке, так и осталось навсегда. Впереди в вырезке долины Курагана отчасти показалась главная гряда снежных Катунских белков у истоков Курагана; мы были вблизи главного перевала через снежные поля.

   После крутого спуска лесной чащей и небольшой поляны начался продолжительный крутой подъем каменистой россыпью, покрытой лесом, который дальше переходит в широкий покатый альпийский луг, по которому, мы и спустились к берегу Северного Иолдо в двух верстах от его впадения в Кураган. Было всего 12 часов, но мы не шли дальше, во-первых, потому, что лошади были уже порядочно измучены, и, во-вторых, мы хотели лучше осмотреть истоки Курагана, скрытые за лесистой гривой. К тому же и погода окончательно испортилась и заморосил непрерывный мелкий дождь, и хотя багаж сохраняется в кожаных сумах, все же безопаснее укрыть палаткой такие вещи, как фотографические пластинки и высушенные растения.

   Стан на берегу Иолдо находился на высоте 2 030 м, и все-таки по крутому склону вдоль каменистой осыпи еще поднимались отдельные лиственицы и кедры.

   Русло Иолдо имеет более 10 сажен ширины, но сплошь завалено крупными камнями; они разбивают речку на множество мелких ручьев, которые то разветвляются, то вновь сливаются и вода журчит где-то глубоко под камнями. Главная масса воды потока скрыта под корумом. Громадные камни лежат и на берегу потока; одна глыба возле нашей палатки походила по размерам на маленькую избу.

   Наскучив сидеть в палатке и слушать, как по холсту барабанит дождь, мы отправились на ближайший склон, надеясь хоть в тумане рассмотреть исток Курагана. За небольшим покатым лугом, покрытым высокой травой, круто поднимается большая осыпь из крупных камней, которые сделались очень скользкими от дождя, требуя большой осторожности при ходьбе по ним. Кое-где на камнях неподвижно сидели рыжеватые бесхвостые грызуны, величиной с крысу, и резко посвистывали; при нашем приближении они быстро исчезали в щелях корума²⁹. Потом я убил пару и убедился, что мясо этих зверьков имеет отвратительный запах, даже в свежем состоянии. Всюду на осыпях эти грызуны нам попадались в большом количестве вместе с более крупными сурками; последних легко отличить по громкому и довольно гармоничному посвистыванию, которое переходит в более низкие торопливые тона, когда сурок прячется в нору.

   Выше корума склон, усыпанный мелким щебнем, делается еще круче, так что иногда приходится прибегать к помощи рук, чтоб не упасть и не скатиться вниз - и, наконец, переходит в отвесные уступы первой террасы, где стоят последние изуродованные деревья. От этих утесов тянутся вниз к каменистой осыпи довольно правильные борозды; весьма вероятно, что они проделаны каменными глыбами, которые, скатываясь вниз, питают собой корум, и [борозды], раз намеченные, потом расширяются весенней водой. Взобравшись до уступов скал, мы старались рассмотреть на юге главную гряду белков, где начинается Кураган, но все было укутано облаками, и, кроме отдельных вершин, которые по временам показывались в разрывы облаков, мы не увидели ничего. Уже к вечеру, совершенно промокшие, вернулись к палаткам и прежде всего должны были сушить платье над костром, в то время как сверху его поливал дождь.

   Ночью выяснило, и температура упала ниже 5°Ц, а на другой день, 27 июля, нас встретило ясное утро, и только над вершинами гор проносились отдельные кучевые облака. Не теряя времени, мы отправились хорошенько осмотреть истоки Курагана, скрытые от нас высокой лесистой гривой, протянувшейся вдоль противоположного левого берега Иолдо. Поток мы перешли по камням, почти не замочив ног, и начали подниматься на гриву, поросшую лесом из кедра и лиственицы; весь пол устлан густым покровом мха, по которому раскиданы кустики черники и брусники и вытянулись побеги Linnaea borealis. Скоро из-за леса показалась красивая сопка Тарбаган с пятью остроконечными вершинами и котловиной между ними, засыпанной снегом. Снег выползает из котловины с западной стороны северной конической вершины и, повидимому, продолжается дальше по ложбине, соединяясь с снегом, ползущим с другой сопки, которая находится западнее Тарбагана. У нижнего конца снег сплошь засыпан камнями и издалека производит впечатление остатков ледника, когда-то выполнявшего долину, но теперь почти исчезнувшего.

   Продолжая подниматься по гриве в юго-восточном направлении, мы через час по выходе со стана вышли на первый широкий прилавок, покрытый зарослями кустарников ивы и ерника, а дальше - широкими цветистыми лугами, на которых покачивались неизменные колокольцы Aquilegia glandulosa. С этим прилавком совпадает граница леса, дальше кое-где попадается только стелющийся кедр. Высота прилавка 2 370 м. Отсюда открывается уже полная картина истоков Курагана. Широкая долина реки в южном направлении огибает подошву Тарбагана, видимого теперь во всю высоту с недоступно крутым и обрывистым восточным склоном, и загибается на юго-запад, поднимаясь к снегам главного хребта, который выдается то пирамидальными, то зубчатыми вершинами. Между ними залегают снежные поля; своими размерами выделяются два снежных поля: одно на юго-запад, другое на юго-восток от главного направления долины. Главный исток Курагана берется с первого поля, лежащего прямо на юг от массива Тарбагана, и потом принимает справа еще два истока, рождающихся в снежных полях, залегающих восточнее. Приняв второй приток, кажется - Агайры, Кураган направляется прямо на север. Серебристая нитка едва народившейся реки извивается на дне долины между крутыми склонами, покрытыми снизу широкими полосами осыпей. Близ реки столпились небольшие группы деревьев, которые взбегают невысоко в гору, но, находя непреодолимую преграду в осыпях, скоро останавливаются. Несколько ниже Кураган разбился на множество мелких проток, которые вновь собираются в небольшом озере, издалека выделяющемся красивым бирюзовым цветом. Ниже озера у северо-восточного склона Тарбагана в Кураган впадает еще небольшой приток, текущий из упомянутого выше поля, лежащего в котловине горы. Приняв этот левый приток, Кураган продолжает течь по тому же направлению вдоль основания другого массива, сзади которого выступает необычайно острая пирамида. К сожалению, облака, принявшиеся к пирамиде с одной стороны в виде флага, не дали возможности схватить все контуры. Миновав последнюю гору, Кураган принимает в себя справа приток Иолдо и направляется на северо-запад, где и пропадает в узком коридоре.

   Таким образом, исток Нижнего Курагана лежит верст на сорок западнее Белухи {Ср. "Землеведение Азии" Риттера, тт. 3 и 4.}.

   За террасой, на которой мы находились, с юго-востока вновь поднимается крутой склон; на нем внизу залегают два небольших снежных поля, из-под которых текут ручьи, а выше полей начинается бесплодная россыпь из крупных угловатых камней, совершенно такая же, как и на вершине Кызыл-оёк. На краю снежного поля я выкопал из снега нераспустившиеся экземляры алтайского лютика (Ranunculus frigidus) и какой-то злак, еще не цветущий. Корни того и другого разветвились частью в почве под снегом, частью в самом снегу. Температура почвы под снегом ,5°Ц. Пройдя вдоль края снежного поля, я начал подниматься по россыпи из крупных угловатых камней, лежащих очень неустойчиво; некоторые обрывались под ногами и, звонко ударяясь о другие камни, скатывались вниз. Между камнями кое-где прилепились низкорослые тальники (Salix herbacea) и маленькие кусты смородины, не похожей ни на один из известных видов Ribes. Прежде всего, листья очень мало вырезные с необычайно резким запахом, напоминающим запах черной смородины, но не вполне мелкие буровато-черные ягоды обладают неприятно слащавым вкусом, имеющим мало общего с черной смородиной. Цветов уже не было, поэтому говорить о самостоятельности вида не представляется возможным. Во всяком случае обильное выделение эфирного масла листьями нужно рассматривать как приспособление к низким температурам, если справедливо мнение Тиндаля, что пары эфирных масел понижают теплопрозрачность. Этот вид смородины я находил потом еще несколько раз в Катунских белках, но всегда очень высоко.

   Взойдя по коруму на высоту 2 460 м и видя, что ботаническая жатва делается равной нулю, я вернулся на прилавок к границе леса, и отсюда мы начали спускаться в долину Иолдо по северному склону, восточнее гривы, по которой поднимались. Для спуска воспользовались круто падающей ложбиной, сплошь выполненной каменистой россыпью; в общем получалось впечатление гигантского каменного потока. Спуск неудобен и довольно опасен, так что нередко приходилось прибегать к помощи рук. Довольно широкое дно долины Иолдо тоже сплошь усыпано камнями, доставляемыми сюда пройденной нами ложбиной.

   К стану вернулись в 2 часа и, пользуясь хорошей погодой, решили сегодня же перевалить на южную сторону Катунских белков. В 3 часа выступили вдоль правого берега Иолдо в восточном направлении. Скоро остались позади последние деревья, а впереди вдоль потока и по крутым склонам лежал сплошной корум. Лошади не уверены ни в одном шаге, часто спотыкаются и падают. Избегая особенно крупных камней, мы поднялись довольно высоко по склону хребта и осторожно подвигались вперед, выбирая, где корум помельче. Наконец, путь сделался до того трудным, что, боясь скатиться вместе с лошадью по крутой покатости, усыпанной угловатыми камнями, мы сошли с лошадей и проводили их со всей возможной осторожностью, ощупывая почти каждый камень; так продолжалось около версты. Один из проводников сообщил, что раньше в этом месте камни были разобраны "кем-то", так что была довольно удобная вьючная тропа; но теперь с каждым годом камней осыпается все больше, и от тропы не осталось и следа. Не здесь ли проходила старая китайская дорога, о которой мне приходилось слышать раньше? Несмотря на все предосторожности, одна из лошадей все-таки сильно захромала на этом переходе.

   Против этого места верстах в трех от нашего последнего стана все дно глубокой долины выполнено высокой насыпью из крупных и мелких камней; насыпь тянется около версты в длину и имеет несколько сажен толщины. У верхнего конца этого нагромождения поток Иолдо исчезает под камнями и появляется вновь, только на версту ниже, у противоположного конца, просачиваясь между камнями отдельными струйками. Следует заметить, что положение этой насыпи совпадает с наибольшей крутизной склонов и особенно богатым корумом на них, который, вероятно, и образовал самую насыпь. Против середины насыпи на противоположной стороне за крутой террасой, покрытой россыпью, видно большое снежное поле, лежащее на северном склоне главного хребта; с него течет небольшой поток по узкой наклонной щели и исчезает под насыпью, сливаясь с Иолдо глубоко под камнями.

   Миновав трудное место осыпи, мы поднялись еще выше и, объехав крупный корум, между гигантскими глыбами спустились на дно долины выше верхнего конца насыпи. Здесь неглубокая речка течет совершенно покойно, а низкие берега состоят из наносов мелких камней и дресвы, заросших кустами кипрея, альпийским маком, лютиком, водосбором и другими альпийцами; но этот цветистый оазис столпился на небольшом пространстве только по берегу реки, представляя резкий контраст с окружающей картиной мрачных голых скал. Из прибрежных кустов вырвался дупель и неторопливо полетел назад по долине.

   Скоро долина круто поворачивает на юг; у поворота с восточной террасы свергается красивый водопад, который тут же вливается в Иолдо. Впереди показалось большое снежное поле, по которому нам предстояло перевалить на южную сторону белков. Обходя корум, мы дважды перешли речку и поднялись довольно высоко по правому восточному склону, перешли несколько оврагов, заполненных снегом, и, наконец, в 5 часов, ступили на снежное поле, которое вело прямо к седлу перевала. Снежное поле со всех сторон обставлено остроконечными пиками и пирамидами, состоящими из перевернутых слоев сланца; с запада острые шпицы группируются в целые ряды, венчающие хребет в виде построек готического стиля; с северо-востока выросла одинокая красивая пирамида, но скоро скрылась за ближайшими вершинами. У нижнего конца поля, там, где из него вытекает Иолдо, снег немного оледенел, образовав растрескавшуюся корку, под которой журчала вода. Выше снег делается мягче и глубже, так что лошади нередко преступаются по брюхо и, проступившись с одной стороны, плашмя падают на бок, но в рыхлом снеге это совершенно не опасно, трудно бывает лишь опять поставить их на ноги. Поверхность снега покрыта правильными неглубокими бороздами, идущими приблизительно с севера на юг; между ними расположены ряды косых смежных конусов до фута вышины. По некоторым бороздам текут небольшие ручьи. Такие же правильные ряды конусов я наблюдал потом на снежных полях в верхней части Катунского ледника; очевидно, эта своеобразная форма поверхности связана со способом таяния снега на лучах солнца, но явление, вероятно, настолько сложно, что в деталях его разобраться не так легко. Толща снега местами была разорвана длинными трещинами, что свидетельствует о массовой осадке и, может быть, медленном сползании его.

   В середине подъема снежное поле дает довольно высокую покатую ступеньку; чтобы обойти ее, мы отклонились на небольшую каменистую площадку, которая врезалась в снег с восточной стороны, и опять ступили на снег выше ступеньки. Около 6 часов вечера мы подходили к высшей точке перевала, - снежному седлу между двумя вершинами, из которых западная была сплошь покрыта снегом, и, наконец, увидели на юге целые группы остроконечных вершин со снежными полями, а между ними глубокие синеющие долины южного склона Катунских белков (рис. у стр. 80).

   Высота Кураганского перевала на седле 2 720 м.

   Уже близились сумерки; необходимо было спешить вниз, искать места для стоянки; но едва мы двинулись спускаться, как недалеко от седла я увидел выдающуюся скалистую площадку, как бы вправленную в снежную раму и покрытую целым ковром ярких альпийских цветов.. Бокалы генцианы, розовые колоски горлянки, колокольцы водосбора, низкорослая вероника (V. densiflora), красный мытник, синий змееголовик, желтый лютик и альпийский мак, нарядная фиалка и скромная; вершковая ива праздновали лето среди зимы, раскинувшейся на сотни сажен вокруг. Удивительно впечатление этого сказочного контраста, и нелегко оторваться от поражающей картины десятка хрупких жизней, заброшенных на бесплодные скалы среди снежных полей. Проводники торопили вниз, но я не мог так скоро расстаться с фантастическим уголком, отпустив караван спускаться в долину Южного Иолдо и искать удобного места для ночлега, мы втроем остались на скале и добрых полчаса выкапывали альпийцев, повисших из трещин скал над снегом. Однако надвинувшиеся сумерки призывали и нас к благоразумию, и мы с сожалением тронулись в путь. Пройдя два снежных поля, которые здесь меньше, чем на северном склоне, мы начали круто спускаться в глубокую долину Южного Иолдо, правого притока Верхнего Курагана, которая теряется где-то внизу, между рядами остроконечных вершин. Спуск очень крут, но гораздо удобнее, чем на северном склоне, потому что камни гораздо мельче, а россыпи попадаются изредка, и те почти всегда можно объехать. Только в одном месте по высоким ступеням и крутым уступам пришлось оставить седло, потому что лошади оступались и могли сорваться вниз. В долину со всех сторон открываются боковые узкие ложбины и темные ущелья с быстрыми потоками. Все они, сливаясь и принимая новые потоки, торопливо, с шумом несутся вперед, в глубь долины, вливаясь в главный поток Иолдо, который уже грохочет пенистыми каскадами. Получается своеобразная музыкальная картина, которую можно услышать только там, где рождаются реки.

   После получасового спуска мы были уже у первых кедров и листвениц, раскиданных отдельными группами по расширившейся долине; у одной из таких групп на левом берегу потока видны были наши палатки, ярко освещенные костром.

   Наш стан находился немного ниже лесной границы при впадении в Южный Иолдо двух довольно значительных потоков, одного - правого, другого - левого. Высота этого пункта около 2 035 м.

   Итак, мы перевалили Катунские белки; завтра будем на Катуни, а послезавтра увидим Белуху.

  

  

   Провизия, кроме черных сухарей, у нас истощилась; поэтому на другой день рано утром я отпустил Тимофея вперед, на устье Верхнего Курагана, который славится обилием харюзов, рассчитывая прибыть туда с караваном к вечеру, а утро употребить на экскурсию. В сопровождении одного проводника я отправился на высокую террасу, прилегающую к Южному Иолдо с запада. Подъем довольно крут, но весь склон прикрыт густой травой, которая особенно высока на полосах корума. За первым прилавком начались голые скалы глинистого сланца, поднимающиеся неправильными уступами. Между скалами отдельные снежные поля, а дальше идет широкая котловина