Сапожников Василий Васильевич - По русскому и монгольскому Алтаю

   5 июля. Отдых и работы на стану.

   6 июля. Экскурсию на хребет около Седьмого ледника я предпринял, главным образом, для сбора растений. В 9 часов мы перебрели на правый берег Цаган-гола, немного ниже впадения Холодного ключа. Утром брод неглубок, так как Цаган-гол сильно сбывает в это время [за ночь]. За прибрежной низиной мы начали подниматься на лошадях по длинной гриве между озером Седьмого и долиной Девятого ледника. Поднимались, конечно, без всякой тропы среди зарослей полярной березки и низкорослого тальника. Выбирая более отлогий подъем, мы перевалили совсем на склон Девятого ледника и потом около 11 часов достигли площадки над озером Седьмого, удобной для остановки. Отсюда мы разошлись в разные стороны за сбором растений, но все нас тянуло кверху. От нашей площадки поднималась широкая грива к Восьмому леднику, сложенная из гранитов и потому красневшая издали. Подъем шел неровными уступами, где скалы сменялись сочными зелеными площадками. Склон в долину Седьмого ледника обрывается очень круто, и в глубине ущелья можно видеть второе верхнее озеро, отчасти покрытое льдом {Растительность северного склона характеризуется следующими формами: Ranuaculua frigidus, Claytonia Ioanneana, Draba hirta, Cardamine bellidifolia, Parryamicrocarpa, Hutchinsia calycina, Papaver alpinum, Viola altaica, Silene graminifolia, Alsine verna, Cerastium lithospermifolium, Lychnis apetala, Potentilla gelida, P. nivea, Spiraea alpina, Arenaria formosa, Paehypleurum alpinum, Schultzia crinita, Saxifraga flagellaris, S. hirculus, S. sibirica, Sedum algidum, S. quadrifidum, Gymnandra Pallasii, Gentiana decumbens, Swertia obtusa, Eritricbium villosum, Myosotis sylvatica var alpestris, Dracocephalum altaiense, D. imberbe, Pedicularis amoena, Saussurea pygmea, S. alpina f. pumila, Senecio resedaefolius, S. frigidus, Chrysanthemum pulchrum, Crepis chrysantha, C. polytricha, Taraxacum officinale v. Steveni, Matricaria ambigua, Lloydia. Serotina и др.}.

   Забираясь все выше по гриве, я добрался до Восьмого ледника, где он прерывается отвесным уступом и внизу вновь продолжается небольшим языком. Нижний этаж ледника питается фирном, который обваливается сверху; следы таких обвалов можно было видеть внизу. По правую сторону этого ледника круто поднимается морена в верхний этаж. Мы направились по ней и, карабкаясь то по камням, то по корке обледенелого снега, выбрались наверх. Вверху протянулась снежная грива, которая направо спускается в фирновую котловину Восьмого ледника, а налево дает свес в долину Девятого ледника. Впереди грива подходит к плоскому куполу снежной вершины. Я хотел попытаться взойти на ее верхушку, однако мы скоро встретили значительные трудности. Снег, вначале плотный, по склону вершины проваливался все больше; часто мы увязали по пояс. Благовещенский набрел на скрытую под снегом глубокую трещину и только по счастью не провалился в нее. Мы все шли, барахтаясь в снегу; до вершины оставалось каких-нибудь 300 сажен. Наконец, снег глубоко под нами дал глухой удар, словно образовалась трещина. Это нас остановило, так как, не рассчитывая на этот раз на прогулку по леднику, мы не захватили с собой ни веревки, ни палок и шли с голыми руками. А между тем не было даже уверенности, что снег, на котором мы стояли, не дал навеса в противоположную сторону хребта. Мы отступили с высоты 3 472 м и старым путем спустились к лошадям.

   Под вечер мы спустились пешком прямо по крутому склону к нижнему озеру. Берега его оказались сплошным болотом, затянутым мхами и лишайниками. В воде полоскалось несколько уток.

   Сев на лошадей, мы направились было к броду, но Цаган-гол за теплый день так вздулся, что об этом броде нечего было и думать. Пришлось искать другой брод, а уже наступала темнота. Спустились по берегу версты две, пока нашли удобный переход на левую сторону.

   В Цаган-голе в общем все существенное было сделано: я видел все ледники, по большому леднику Потанина прошел почти во всю длину, в портфеле у меня были результаты трех съемок теодолитом, определена высота большей части вершин главного хребта, сделано много фотографий, обстоятельно собрана растительность долины и склонов. Можно бы еще продолжать экскурсии для детальной разработки и для установления связи с истоками других рек, но, экономя время, я в дальнейшие детали решил не вдаваться, а установление связи с другими истоками намеревался сделать с другого пункта. Поэтому на завтра решено было выступить в путь, имея ближайшею целью плоскогорье Укок в Русском Алтае.

   7 июля. Сборы вьюков затянулись, и мы выступили только в 11 часов старой дорогой вниз по левому берегу Цаган-гола. С утра барометры упали, и погода хмурилась. Особенно черные тучи надвигались с юга. Не доезжая нашего предпоследнего стана на устье р. Проходной, мы через два часа ходу повернули левее, на крутой косогор, усыпанный камнями, и скоро вступили в самое ущелье этой речки. Проходная, выйдя из ущелья ва крутой склон, шумит каскадами в тесном наклонном русле, в самом же ущелье течет довольно спокойно при небольшом уклоне. Стены ущелья недоступно-круты и внизу покрыты осыпями. Вблизи речки протянулись сочные зеленые луговинки. Сначала мы держались левой стороны ущелья, а потом перешли на правую (по пути). Около 2 часов дня мы достигли раздвоения ущелья и вступили в правое (по пути); еще 20 минут ходу, и перед нами открылось порядочное озеро в высокой котловине, из которого и берется один исток Проходной. Озеро имеет до 2 1/2 верст длины и не меньше версты ширины. С запада оно обставлено недоступными рассыпающимися скалами, а с востока к нему подходит пологий склон.

   Озеро лежит на высоте 2 842 м; из этого понятно, что еще три дня тому назад проводники, ездившие на охоту, видели озеро покрытое льдом. Теперь оно уже вскрылось, но в воде плавали плоские ледяные иголки, на которые рассыпался лед. Подгоняемые порывами ветра они звенели и пугали наших лошадей.

   С нижней стороны озера возвышаются своеобразные холмы, уже затянутые растительностью, в которых нетрудно узнать морены. В свое время озеро, конечно, было руслом ледника, который наполнял и ущелье, соединяясь с усохшими теперь ледниками Цаган-гола.

   Объехав озеро с востока, где пологий каменистый склон частью болотист, мы еще немного поднялись к плоской седловине, и оттуда увидели впереди слева четыре истока р. Джиргаланты, залегающие в ущельях красного хребта. Истоки эти подходят к верхней части ледника Потанина и имеют собственные небольшие ледники; по крайней мере я хорошо видел ледники и морены в правых от меня истоках. Красновато-молочный цвет воды является подтверждением ледникового происхождения р. Джиргаланты.

   Когда мы начали спускаться в долину, клубившиеся на вершинах темные облака совсем окутали истоки Джиргаланты, и больше я их не видел. Едва мы спустились к реке и перешли на ее левый берег, как на нас обрушился ливень с градом и снегом. Замерзали мы отчаянно, и потому у первой же светлой речки, впадающей в Джиргаланты, мы встали в 4 1/2 часа вечера. Порывистый холодный ветер долго не давал поставить палатки. Еще хуже оказался вопрос с топливом, потому что лесу не было, а кизяк размок под дождем, но нас выручили кустики колючей Oxytropis, полыни, Biebersteinia, которых мы набрали с соседних скал. Впоследствии на этот случай я всегда брал с собой несколько банок твердого спирта.

   Дождь продолжался всю ночь и утро. Нужно же было расплатиться за хорошую погоду, которой мы так счастливо пользовались в Цаган-голе! Утром слышал уларов, певших где-то в скалах над нашими палатками.

   8 июля. Погода долго перемогалась после ненастного утра, и выяснило только к полудню. Выступили лишь в 2 часа, и то при сильном ветре и угрожающих облаках на главном хребте. Мы направились на восток по левой стороне р. Джиргаланты. Рядом с крутыми утесами и осыпями хребта вдоль реки идет плотная степная терраса, кое-где прорываемая болотцами. По осыпям растут лишь ревень и лук.

   Джиргаланты расширяется в мутноватое озеро, а немного дальше образует второе светлое; ледниковая муть, очевидно, отстаивается в первом озере. В нижнем есть рыба.

   Левый (северный) хребет постепенно понижается, а правый (южный) повышается; при повороте долины на последнем мы увидели уже знакомую нам сопку с двумя снежными языками. В 3 1/2 часа мы достигли большого светлого озера до одной версты длиной; оно лежит по северную сторону от Джиргаланты и с ней видимым протоком не сообщается. На нем плавали варнавки и утки. Озеро совершенно прозрачно и питается, повидимому, ключами.

   Уширенная щебнистая долина покрыта ковриками Oxytropis argutensis и кустиками Oxytropis microphylla.

   Минуя озеро, около 5 часов вечера мы коснулись западного конца массива сопки с двумя снежными языками и отсюда по более торной тропе начали уклоняться к северу от Джиргаланты. Левый хребет здесь уже значительно понизился и расплылся в невысокие увалы. На востоке открывается обширный вид на нижнюю долину Джиргаланты вплоть до пройденного нами ущелья Улан-узюр. На увалах, покрытых кипцом, спугнули несколько дзеренов-одиночек.

   Торная тропа принимает северо-западное направление и пролегает по отлогим щебнистым увалам; иногда спускается в неглубокие лога с озерками и бочагами. Ни леса, ни кустарников по дороге нет и признака. В 6 часов перешли верховье Большого Ойгура, подумали было об остановке, но полное отсутствие топлива заставило нас итти дальше. Упорный холодный западный ветер пронизывал, несмотря на теплое платье. Прошли еще два лога с кочковатыми болотами, где кричали кулики; в 7 часов спустились к речке Мохор-суок, но и здесь топлива не нашли. Впереди показалась долина речки, текущей с перевала Улан-дабар не доходя до нее, мы остановились в 7 1/2 часов на каком-то маленьком ключе под склоном, густо заросшим полярной березкой, которая нас совершенно обеспечивала относительно тепла.

   Это был последний стан в Монголии; на завтра нам предстояло перевалить в русские пределы.

  

  

   Девятого июля, выйдя в 9 1/2 часов при ясной погоде, мы через час пути в западном направлении пришли незаметным подъемом к плоскому перевалу Улан-даба (по-киргизски Кызыл-кезень); по пути перешли небольшую речку; киргиз-попутчик называл ее тоже Кызыл-кезень. Перевал представляет довольно широкое плато между зелеными склонами сопок, так что самый перевал совершенно не оправдывает названия "Красного" перевала; красные скалы появляются дальше уже в русских пределах.

   Спуск на плоскогорие Укок идет по верхней долине Черной Калгутты со светлой водой. Вдоль тропы масса болот, озерок, ключей; вообще склоны очень увлажнены потоками, стремящимися отовсюду. На низком дерне альпийских трав появились высокие клумбы Aconitum Napellus. Проводники торопились прогонять вьючных лошадей мимо клумб аконита, опасаясь, чтобы они не отравились. По склонам засела полярная березка горизонтальными рядами, что делает склон полосатым.

   Держась левой стороны Калгутты, мы в 2 часа дня спустились на плато Укок, где река выходит из скалистых щек и дальше на запад извивается в низких болотистых берегах.

   Сначала я думал лишь отдохнуть, но надвигавшиеся тучи убедили нас остаться здесь до завтра. Как раз к югу от нашего стана белели шатер и купол ледника Потанина, но с этой стороны они образуют уже не вогнутый, а выпуклый полукруг. К сожалению, все время наползающие густые облака укутывали вершины и не давали хорошо рассмотреть их. Несколько позднее мне удалось все-таки сделать съемку и установить, что эти вершины не только по высоте, но и по расположению совпадают с цагангольскими.

   Под снежными вершинами я узнали языки небольших ледников, посещенных мною в 1897 г.

   Фотографии, вследствие облачности, удались плохо.

   Потом мне сообщил таможенный стражник на пикете Укок, что у восточного основания белых куполов по речке Эльбесин есть прямой перевал в Цаган-гол, или Ак-кол, как его называют киргизы.

   Под вечер я с Благовещенским и Хабаровым отправился вниз по р. Калгутты порыбачить, так как у нас уже два дня не было мяса. Верстах в трех ниже стана Черная Калгутты сливается с Белой Калгутты, текущей из ледников. Здесь в мутноватой воде мы распустили сеть, перекинули с одного берега на другой и тянули ее как невод. В несколько приемов выловили 40 харюзов порядочных размеров, чем обеспечили себя на два дня. Османы, которых я ловил в 1897 г. ниже, в озерных расширениях Калгутты, здесь совершенно не попадались. Сеть и удочки не раз выручали меня при недостатке мяса, а потому в моем списке дорожных вещей эти инструменты стоят в первом ряду.

   10 июля. Утро довольно ясное; снежные куполы Табын-богдо-ола все кутались в облака; особенно упорно скрывалась самая высокая вершина Цаган-гола. Я выбрался с фотографическим аппаратом на соседнюю высокую площадку и ждал благоприятного момента, пока внизу вьючили лошадей. Стоя наклонившись у аппарата, я внезапно почувствовал совершенно не свойственное мне легкое головокружение и слегка покачнулся. Сейчас же послышался глухой отдаленный гром, который, все повышаясь в силе, перешел в совершенно ясный подземный гул. Началось это землетрясение в 8 часов 27 минут по семипалатинскому времени, гул длился около полминуты. Благовещенский, сидевший рядом на камне, тоже почувствовал, что его качнуло. Снизу мне крикнули: "землетрясение". Через 5 1/2 минут толчок повторился, более слабый, но с совершенно ясным подземным раскатом. Как я узнал впоследствии, этот подземный толчок ощущался по всей Бухтарме; в д. Берельской во время обедни заметили, как закачались паникадила [в церкви]. Отметили его и в Катон-Карагае.

   В 9 часов мы снялись с места и тронулись на запад, имея ближайшей целью таможенный дом на берегу Алахи. Сухое сначала плато через час пути перешло в целую систему болот около протоков Белой Калгутты. Около двух часов пришлось бродить через мутные речки, объезжать озера и топкие болота, пока мы не выбрались около полудня на пригорок с киргизскими могилами. Отсюда начинается небольшой подъем на холмистый водораздел между речками Калгутты и Алаха. Как я уже указывал раньше, вся эта холмистая гряда есть не что иное, как накопление морен древнего ледника, когда-то покрывавшего собою весь Укок.

   Около часу дня мы перешли неглубокое русло, покрытое сверху оледенелым снегом, потом вновь поднялись на гриву и около 2 часов под дождем спустились по правому берегу Алахи, где она меняет восточное направление на северное. На другой стороне увидел знакомый мне таможенный дом. Брод оказался глубоким, но, переводя вьючных лошадей поодиночке, мы миновали его благополучно. Устроились в свободной комнате таможенного домика, чтобы отсюда сделать две экскурсии.

   11 июля. После пирога с харюзами я сделал небольшую экскурсию на север в долину Алахи в сопровождении таможенного стражника Шеламова. Высокая равнина Укока с севера огорожена широкими моренами с бедной растительностью. За моренами верстах в десяти от пикета Алаха, после слияния с Калгутты, вступает в ущелье. Это место отличается краевыми скалами правого берега Кызыл-тас. Отсюда Алаха отворачивает на северо-запад и принимает быстрое течение в каменистом, частью порожистом русле. Следуя левым берегом, мы перешли р. Калзин, текущую из озер Укока, и в 20 верстах от пикета достигли первых деревьев лиственичного леса. Кроме этого дерева, тополя да приземистой березки, я других деревьев здесь не видел. Особенно интересного в флористическом отношении я ничего не нашел.

   Отсюда стражники берут лес и зимой на санях возят его на пустынный Укок.

   В сумерки я вернулся на пикет и вечером отметил там необычное явление, которое, вероятно, стояло в связи со вчерашним землетрясением.

   Около 10 часов вечера я сидел у полуоткрытого окна, через которое слышался однообразный шум течения Алахи. Вдруг мне послышалось, что шум сразу усилился и даже напомнил какой-то глухой треск и скоро прекратился. Одновременно с этим Благовещенский почувствовал головокружение и вышел из комнаты, а навстречу ему вбежал в комнату Хабаров с восклицанием: "слышали?". Он тоже слышал кратковременный треск под землею; "словно бубенцами шаркнули", - объяснял он. Этот подземный толчок, вероятно, имеет локализированный характер, так как нигде в долине Бухтармы его не отметили.

   12 июля сделал однодневную экскурсию на столовую вершину, которая примыкает к Укоку с южной стороны и служит водоразделом истоков Калгутты и Алахи. Цель этой экскурсии была установить связь между этими истоками и в том числе и Цаган-голом. Погода была благоприятная, и мы выехали в 9 1/2 часов утра. В Алахе вода поднимается утром и падает вечером, т. е. дневное таяние ледников отзывается у таможенного пикета через полсуток. Поэтому брод у пикета оказался слишком глубоким, и мы направились вверх по левому берегу Алахи для отыскания другого брода. Ближайший брод в пяти верстах от пикета, против впадения правого притока Джаван-тюбе, оказался тоже глубок, и мы должны были подвинуться еще версты четыре, до устья левого светлого притока Кара-булак, текущего из озера. Дорога все время пролегает сухой степью среди массы небольших озерков и вдоль крутых извилин молочно-белой реки. Близ устья Кара-булака под крутым яром мы легко перешли на правый берег Алахи, где, в противоположность левой стороне, много болот и кочкарников. Скоро пересекли речку Джаван-тюбе и начали подниматься отлогим склоном, поросшим полярной березкой. Кое-где попадаются топи. В середине подъема мы выехали к скалистому обрыву над глубокой долиной Джаван-тюбе, но потом отвернули в восточном направлении и продолжали подъем щебнистыми прилавками до широкой плоской вершины. В 3 часа мы были наверху и остановились у гигантского обрыва над ущельем Джаван-тюбе.

   На востоке открылись снежные куполы Цаган-гола и Калгутты, на юге на первом плане двуглавый Корабль, а за ним на заднем плане масса снежных конусов в истоках Кобдо и Канаса; на юго-западе снежная гряда Большого Алтая, протянувшегося по параллели, с истоками Алахи и Бухтармы; на северо-западе в туманной дымке - конусы Белухи с подчиненными ей белками; на севере снежная гряда Чуйских белков, в которой я легко узнал острые пирамиды Иик-ту и Ирбис-ту. Кучевые облака бродили над вершинами, но не закрывали их.

   Я сделал фотографии почти во все стороны горизонта и принялся за съемку с двух базисов. Результаты этой съемки мне впоследствии очень пригодились, когда пришлось совмещать на одной карте данные съемок четырех лет и связать между собой истоки Цаган-гола, Белой Кобдо, Черной Кобдо и Канасов - монгольского и русского.

   Щебнистое плато, служившее мне базисом, весьма постепенно поднимается на восток и юго-восток, по направлению к белым куполам Цаган-гола; на восток оно прорезано одним из истоков Калгутты, а с южной стороны, кроме Джаван-тюбе, можно видеть вторую долину южнее, где протекает по параллели Бутеу-Канас, правый приток русского Канаса. Его исток подходит почти к самым куполам Цаган-гола (см. маршрут 1909 г.).

   Я очень сожалел о позднем времени, а то было очень интересно подвинуться на юго-восток, пока это возможно; оттуда, вероятно, еще ближе можно было бы осмотреть этот интересный снежный и ледниковый узел Табын-богдо-ола, где берут начало столько русских и монгольских рек. Как мы убеждаемся из карты, именно к этой снежной группе, главные вершины которой почти достигают высоты Белухи, стягиваются истоки Цаган-гола, обеих Кобдо, Канаса, Калгутты и других меньших рек. Здесь же мы имеем главный ледниковый узел Монгольского Алтая. На картах моих предшественников все эти истоки, вопреки истине были отброшены в различные части хребта {Флористические сборы на столовой вершине дали следующие формы: Ranuncuîus frigidus Willd., Hegemone lilacina Bge, Claytonia loarmeana R. et Seh., Alsine venia BartL, Silène graminiîolia Oitli., Lychnis apetala L., Cerastium lithospermifolium Fisch., Hutchinsia ealycina Dosr., Gymnandra Pallasii Cham, et Schlecht., Saxifraga sibirica L., S. Hirculus L., 'S. flageüäris Willd., S. melaleuca Fisch., Sedum quadrifidum Pall." ErHriehium villosum Bge, Pedicularis amoena Pall., Crepis chrysanta Turoz., Chrysantemum pulchrum Ledb., Waldheimia tridactylites K. et K.}.

   Фауна вершины оказалась бедна; видели только каменных куропаток и белых Parnassius, да выгнали одну мышь.

   13 июля. Желая ближе познакомиться с перевалом Канас, весьма поверхностно описанным покойным Игнатовым, я решил всем караваном передвинуться поближе к истокам Алахи и оттуда уже сделать экскурсию в Канас.

   От [нового] стана на правом берегу Бутеу-Канаса прекрасно был виден Алахинский ледник и отчасти Укокский. Сам Бутеу-Канас перед выходом к Алахе прерывается пенистыми каскадами в тесном ущелье с вертикальными стенками глинистого сланца, а ниже растекается в несколько проток.

   В одной из проток, почти под самым ущельем, мы выловили несколько харюзов в такой стремнине, где трудно было ожидать найти рыбу. Вода Бутеу-Канаса ясно молочная, но светлее алахинской, хотя к утру она делалась почти совершенно светлой. Очевидно, в истоках есть небольшой ледник, но я его не видал.

   К западу от Алахи на много верст тянется холмистое плато с озерами и почти сплошными болотами. На них водится много уток, гусей, журавлей и даже комары представлены в ограниченном, правда, количестве.

   14 июля. Экскурсия на перевал Канас.

   Отправившись в 10 часов утра правой стороной Алахи, мы скоро достигли слияния трех истоков реки: Канаса с юго-востока, собственно Алахи с юга и Укока с запада. Долина здесь очень широка и местами болотиста; повсюду светлеет масса озерков, то белых, то прозрачных; между ними немало ручьев. Слегка волнистая почва затянута дерном и низкими кустарниками: полярной березкой, ивами, Potentilla fruticosa, изредка арчой (Juniperus sabina).

   Отвернув в долину Канаса и пройдя довольно топкое болото, в 11 часов мы поднялись на скалистую ступень, перегородившую долину поперек; ступень ведет как быв верхний этаж долины Канаса, который в этих скалах прорывается пенистыми каскадами.

   Верхняя долина Канаса делается теснее и замыкающие ее склоны круче; болот меньше, хотя местами лучше ехать склоном. Через полчаса от скалистой ступени мы поравнялись с устьем левого притока, текущего из крутого ущелья с осыпями; в верхней части его хорошо виден порядочный ледник, залегающией параллельно главному леднику Канаса (см. ниже). Будем называть его малым Канасом. Выйдя в широкую долину, он [приток] еще долго течет рядом с Канасом, прежде чем сливается с ним; этому мешает длинная низкая грива, протянувшаяся между реками.

   По мере движения вперед склоны понемногу сближаются, но дно долины местами все еще болотисто. Наконец, около 12 1/2 часов мы достигли размытых морен, окаймляющих нижний конец ледника с гротом, из которого выходит белая река. Здесь же слева проходит небольшая светлая речка, текущая из крутого ущелья; верховье ее нужно отнести к Кораблю, который остался у нас на северо-востоке.

   У конечных морен тропа уходит на заваленный камнем склон с восточной стороны ледника. Подъем местами крут и мало удобен, но без вьюков мы поднимались довольно легко. Отмечаю, что параллельно современной боковой морене выше по склону залегает вторая береговая морена, состоящая из крупных гранитных валунов, уложенных в замечательном порядке. Между камнями по склону засела довольно богатая и разнообразная альпийская растительность.

   Через полчаса подъема мы могли видеть ледник Канаса во всю длину. Он начинается четырьмя крутыми разорванными потоками с нескольких острых вершин. Все потоки сливаются в общее широкое ледниковое поле, которое выгибается пологой дугой на восток. Ледниковое поле спускается постепенно, образуя в середине продольные трещины, а у нижнего конца поперечные. Хорошо сформированных средних морен нет, а редкие рассыпанные по леднику камни образуют характерные ледниковые столы.

   Поднимаясь по крутому косогору, мы скоро достигли плоского прилавка с речкой, текущей из бокового малого ледника. По берегу речки довольно богатая альпийская растительность.

   Еще небольшой подъем в виду Канасского ледника, и, обогнув скалы, мы вышли на вершину перевала.

   Весь подъем от конца ледника занял около часу. С перевала (2 780 м) на юг открывается обширный и внушительный вид. На первом плане справа спускается от острых шпилей хорошо сформированный, но небольшой ледник, образующийся из двух первоначальных потоков. Боковые морены представлены хорошо, а средняя, смещенная к правой стороне, едва намечена узкой полосой камней. Северным (левым) снежником ледник, повидимому, смыкается с правым снежником большого ледника русской стороны. С правой стороны монгольского ледника под отвесным уступом скал моренами запружено небольшое озерко с бирюзовой водой; у конечных морен - второе озерко. Из него стремится небольшая речка по дну круто спускающейся долины между склонами, сплошь усыпанными полосами камней. Внизу речка образует значительное озеро, вблизи которого уже виднеется хвойный лес. Спуск к озеру от перевала вообще довольно крут. Ниже озера долина, перегороженная справа скалистым отрогом, открывается в другую, более обширную, перпендикулярную ей долину, левый конец которой загибается на юго-восток, а правый исчезает за скалистым отрогом на западе. За этой долиной поднимается великолепная группа крутых, скалистых гор, увенчанных снежными пирамидами. На юго-востоке снежные вершины можно проследить до истоков Черной Кобдо (см. маршрут 1908 г.), которая сходится своим верховьем с верховьем южного истока Монгольского Канаса. Лесу по большой глубокой долине масса у подножия горной группы [Эмегейты]. Вообще этот горный узел представляет водораздел Канаса, Черной Кобдо и Кома с Сомом и на южном конце переходит в группу Эмегейты.

   Перечитывая описания Канасского перевала у Игнатова, я был очень удивлен, что он, пройдя от перевала до Канасского озера, ни слова не говорит о других более крупных истоках Монгольского Канаса.

   Взяв главные направления буссолью и сделав фотографию, я в 3 1/2 часа отправился назад. Спускался я почти все время пешком, чтобы собирать растения {Набрал довольно много форм, в общем одинаковых с собранными на столовой вершине, но кое-что нашлось и особенное, например: Aquilegia sibirica Lana., A. glandulosa Fisch., Trollius altaicus С. A. Mey, Aconitum Anthora L., Chorispora excapa Bge, Macropodium nivale R. Br., Corydalis pauciflora Pers., Alsine biflora Wahl., Lychnis tristis Bge, Viola altaica Pall., Oxytropis altaica Pall., Pachipleurum alpinum bedb., Ribes graveolens Bge, R. aeiculare Smith., Dracocephalum origanoides Bge, Pedicularis versicolor Wahl., Saxifraga crassifolia L., Pyrola roxundifolia L., Gentiana altaica Pall., Primula nivalis Pall., Doronicum altaicum Pall., Aster flaccidus Bge, Salix reticulata L., Oxyria reniformia Hook., Festuca altaica Trin., Allium schoenoprasum L.}.

   Вообще в этих формах больше сказывается сходство с Центральным Алтаем; может быть здесь оказывает влияние близость леса и характер сильно расчлененного хребта монголо-иртышской стороны.

   Засветло мы возвратились к нашему стану на Бутеу-Канасе.

   15 июля. Утро я провел за инструментальной съемкой с базиса, взятого вблизи нашего стана на другой стороне от устья Бутеу-Канаса. Этой съемкой я связал истоки Канаса, Алахи, Укока и Бухтармы и определил возвышение вершин этой части хребта, которое оказалось от 3 300 до 3 600 м. Главные снежные вершины в истоках Бухтармы были заслонены передовыми горами, и высота их оставалась неопределенной. Вблизи самых ледников быть мне не удалось, поэтому определено лишь положение их и приблизительно общая протяженность. Во всяком случае, для детального изучения ледников здесь остается еще много материала. Я не сосредоточивался на них, так как главное внимание мое было занято Монгольским Алтаем.

   Бутеу-Канас имеет два источника: левый, с молочной водой, и правый, светлый. В истоках первого есть небольшой ледник. После слияния двух истоков Бутеу-Канас течет в низких болотистых берегах и сопровождается небольшими озерками среди кочковатых болот. Перед выходом из своей долины прорывается каскадами в упомянутом выше ущелье.

   По Верхней Бухтарме. В час дня мы выступили в Бухтарму. Сначала нам пришлось вернуться на брод около Кара-булака, на что потребовалось около двух часов. Здесь произошла задержка по двум причинам: во-первых, одна вьючная сбила вьюк и долго не давалась в руки, а второе - я встретил тут таможенного стражника, который возвращался из Катон-Карагая и вез с собой газеты на Укокский пикет. Два месяца не имея известий из России, я, конечно, набросился на газеты, и, пока ловили лошадь, поглощал номер за номером. В начале путешествия обычно очень ощущается недостаток нисем, газет, вообще всяких известий из культурного мира, в котором привык жить; но скоро отвыкаешь, и даже чувствуется какое-то спокойствие в полном неведении того, что творится там, и в невозможности подать известия о себе. Слишком много интересного в исследованиях, в фактах настоящего, чтобы отдавать много внимания тому, что осталось позади. Во время путешествия отдыхают те участки мозга, которые работают до переутомления в зимней обстановке с ее злобами дня; нервы отдыхают, хотя им дается ежедневно много работы массой наблюдаемого. В результате за путешествие, в котором приходится работать быстрым темпом, удивительно проветривается мозг и успокаиваются нервы.

   Однако, чувствуя приближение дома, все чаще задумываешься над полузабытым и опять охотно хватаешься за него; так было и на этот раз.

   В 4 1/2 часа вечера проводники справились с пойманной лошадью, я - с газетами, и мы двинулись на запад, параллельно хребту с ледниками, по торной тропе из Укокского пикета в долину Бухтармы.

   В долине р. Укок ясно можно было рассмотреть, кроме большого ледника, второй, меньший, приходящий к первому с восточной стороны, а ближе к концу довольно высоко залегает третий. Интересно отметить, что вершина, разделяющая Алаху и Укок, очень похожа на другую, разделяющую Укок и Бухтарму. Обе [вершины] имеют вверху широкое углубление в виде котловины, или, вернее, жолоба, наполненного снегом, который формирует там и здесь по небольшому леднику.

   Эта картина хребта с ледниками все время была слева перед глазами, пока мы подвигались на запад по плоскому водоразделу. До Бухтармы и лесу мы не успели дойти, но около 8 часов вечера, уже в сумерки, встали на краю Крутого лога с водой и сочной зеленью. Отсюда утром я мог хорошо рассмотреть ледники в истоках Бухтармы.

   В углублении хребта залегают два ледника, один рядом с другим.

   Больший ледник, изогнутый наподобие буквы S, лежит с восточной стороны. Он начинается с задней снежной вершины и верхним течением, огибает скалистый барьер, дающий начало второму меньшему леднику.

   Нижний конец ледников приходится как раз на высоте нашего стана у Крутого лога (по горизонтомеру), и по условиям перспективы этому трудно поверить; казалось, что ледники лежат гораздо ниже.

   К западу от конца ледников на первом плане протянулся верст на десять скалистый хребет, из-за которого выставляются снежные вершины.

   У западного конца этого хребта из щели выходит еще ледник, дающий левый приток Бухтармы, с двумя меньшими, как я потом видел.

   Так незаметно мы перешли водораздел Алахи и Бухтармы, достигающий 2 480 м.

   16 июля в 10 часов выступили вниз по косогору, имея в виду верхнюю долину Бухтармы. Скоро появилась полярная березка близ скалистых обрывов косогора. Постепенный спуск в полдень привел нас к гранитной россыпи, по которой засели сначала небольшие кедры. Бухтарма была уже вблизи и шумела мутными каскадами в глубоком овраге, промытом среди морен. Отсюда до ледников, вероятно, верст двадцать. Противоположный склон, как обращенный к северу, густо затянут лесом, почти исключительно кедровым; лиственица лишь в виде небольшой примеси.

   Подлесок - полярная березка, низкорослая ива и другие кустарники.

   Из-за леса в боковых долинах хребта виднеются снега, дающие притоки Бухтарме. Выше границы леса в склоне хребта появляются сероватые и красноватые тона; это все граниты, распространенные по всей долине Бухтармы вплоть до большого правого притока - Чиндагатуя.

   Мы спускались правой стороной Бухтармы; дорога идет все время по косогору, уходя от прибрежной согры⁹². По мере спуска лес на обеих сторонах реки постепенно увеличивается, причем кедр решительно вытесняется лиственицей, которая дальше делается сплошной.

   Лесные поляны покрыты высокими травами; альпийцы видны лишь изредка.

   Около часу дня ниже тропы на прибрежном расширении я увидел избушку, но около не было ни людей, ни скота, и вообще никаких признаков обитания. Бухтарма в более широкой долине то разбивается на протоки в лесистых берегах, то вновь собирается в одно русло. По берегу появились темные ели.

   В 1 час 40 минут у торной тропы попался даже верстовой столб с обозначением 78-60, а еще через час уже перед Чиндагатуем второй - 83-55. Спуск чувствовался и в повышении температуры; в сущности вовсе не было особенно жарко, но, привыкшие к постоянному холодку, мы преувеличивали тепло; особенно страдало лицо, которое горело до болезненности.

   Около 3 часов мы вышли к устью Чиндагатуя, где долина расширяется и приобретает степной характер.

   Я хотел по пути посмотреть Бухтарминское озеро, которое находилось отсюда недалеко; поэтому оставил долину Бухтармы и повернул в Чиндагатуй. Правым берегом мы подвинулись до киргизских могил, которые были в виду, - потом, оставляя Чиндагатуй, начали подниматься в лесу вдоль крутого потока, текущего из озера. Висячий деревянный мост киргизской работы привел нас на левый берег потока. Здесь мы потеряли тропу, запутавшись в лесистых логах, но, поднявшись по одному из них, мы вновь отыскали ее и густым лесом продолжали подъем.

   В 6 часов среди листвениц засинела широкая гладь озера; однако нам пришлось все-таки держаться в стороне от него, так как берег был занят согрой с плотной зарослью ивняка по кочкам. Только около 7 часов мы могли несколько ближе подойти к воде и раскинуть стан среди деревьев саженях в двадцати от берега. На озере решено было продневать перед выходом в более культурные места.

   17 июля. Дневка. Бухтарминское, или Хайрюзиное, озеро имеет до семи верст длины и до двух ширины. Окружающие его лесистые хребты не достигают высоты постоянного снега; склоны обеих сторон довольно пологи. Берег занят низкой согрой, но кое-где выдаются небольшие косы из крупного гравия. По берегу и в воде наметаны большие гранитные глыбы, которые и послужили материалом для гравия, покрывающего дно. В вершине озера видно невысокое седло, которым, говорят, легко проехать в р. Калмачиху (правый приток Бухтармы). С нижней стороны озеро запружено невысокой плотиной, - вероятно, моренного происхождения; через нее круто прорывается поток и катится, так сказать, в нижний этаж, в долину Чиндагатуя. Озеро лежит около 300 м выше Чиндагатуя. Вода озера совершенно прозрачна и потому цвет его темносиний. У берега удалось поймать несколько небольших харюзов, но рыбы, видимо, не очень много.

   Людей по берегам не видать, но существование ясной тропы говорит о посещении его человеком; кроме того, я слышал, что у верхнего конца озера летом стоят киргизы.

   День ушел на сортировку материала, сушку растений и т. п.; наконец, мы отпраздновали окончание поездки, соорудив обед поизысканнее из остатков провизии и пойманной рыбы.

   18 июля. Выступили в 10 часов утра знакомой дорогой на устье Чиндагатуя, куда мы пришли через два часа. Ниже Чиндагатуя долина Бухтармы чаще дает степные расширения, где река течет медленнее, образует тихие заводи, обрамленные лиственицами и елями. Ниже появляются осина и береза. Склоны образованы теми же гранитами. В 1 час дня мы отвернули от реки, которая исчезла в тесном ущелье. Мы должны были перейти через небольшое возвышение отрога и вновь спуститься к реке. Как раз в это время над нами прокатилась короткая гроза с великолепными раскатами и хорошим ливнем.

   Дальше под гигантской гранитной россыпью на небольшой степце мы набрели на киргизскую зимовку; несколько шестиугольных деревянных юрт без окон и сараи для скота обнесены изгородью. Полянка с зимовкой искусственно орошена маленькими ключами. Около - высокая сочная трава и масса пахучей Nepeta, спутницы степных кочевий. На россыпи много кустов крыжовника с почти спелыми ягодами.

   Около 7 часов вечера мы пришли к пашням д. Арчаты и остановились на небольшой речке верстах в двух от деревни. Кончена жизнь в безлюдье и своеобразной поэзии; теперь последуют одно за другим человеческие поселения с их удобствами и прозой.

   19 июля. От Арчаты, пересекая тесный лог р. Солонечной, мы в течение двух часов дошли до широкой долины р. Калмачихи, которую перешли нелегко: от дождя вода поднялась настолько, что некоторые вьюки подмочили. Дальше частью косогорами, частью берегом Бухтармы мы к 3 часам дня достигли большого селения Берельского, где я распустил караван, так как отсюда начинается земский тракт⁸³.

   Экскурсия на Рахмановские ключи. Из Берельской я рассчитывал побывать на Рахмановских ключах, чтобы познакомиться с их современным состоянием, а также, если позволит погода, побывать у Катунского ледника для определения его отступания; но ненастье разыгралось не на шутку. 20 и 21 июля лил дождь. Я использовал это время для укупорки коллекций и укладки багажа для езды на колесах. А вместе с тем занимался собиранием сведений о мараловодстве в Берели.

   22 июля. Погода немного улучшилась, и я после полудня отправился на Арасан, или Рахмановские ключи. На этот раз я выбрал нижнюю дорогу, долиной Белой Берели.

   Курорт за десять лет заметно изменился к лучшему. Над горячими ключами выстроены новые помещения ванн. Вблизи на пригорке есть новый деревянный барак с номерами, где помещаются привилегированные больные. В особой избе помещается кухня, откуда арендатор курорта за недорогую плату отпускает обед, конечно, очень простой. При желании можно готовить и самим. Вообще теперь можно устроиться с большими удобствами, чем десять лет тому назад; тем не менее, вследствие неудобств дороги из Берельского, посещаются ключи мало; так, за сезон 1905 г. здесь побывало до 50 русских и до 85 киргизов. Арендатор остается здесь зимой; он сообщил, что зима, несмотря на высоту места, довольно мягкая. Температура ключей осталась прежняя; две ванны (No 1 и 2) дали 39° Ц, а третья (No 3) 41,25°. Углекислоты выделяется довольно много⁹⁴.

   Два дня, которые я прожил на ключах, погода стояла дождливая. Единственный раз немного прояснило, и я съездил к противоположное концу озера на лодке, да и то вернулся под дождем. Озеро имеет прозрачную воду; рыбы совершенно нет; ей мешает заходить сюда водопад который образует р. Арасан перед впадением в Белую Берель.

   Отчаявшись дождаться хорошей погоды, я отказался от поездки к Белухе и 25 июля утром под дождем отправился в Берельское.

   Вниз по Бухтарме на плоту. 26 июля в 9 часов утра на трех телегах выехали в Катон-Карагай, наняв лошадей прямо до места.

   Утром 27 июля мы довольно рано были в Катон-Карагае. У начальника таможни С. Ф. Бессонова я встретил преподавателя из Семипалатинска, который предложил мне сплыть вместе с ним на плоту сначала по Бухтарме, а потом по Иртышу. Предложение было очень заманчиво, и я, не задумываясь, согласился. В тот же день мы переехали в д. Согарную, находящуюся верстах в восемнадцати от Катон-Карагая; к вечеру мы добрались до берега Бухтармы. Здесь сплавщик Денис Холмогоров заканчивал постройку небольшого плота, который должен был доставить нас в Семипалатинск. Плоты были связаны из одного ряда деревьев и оснащены двумя гребнями, носовым и кормовым; плот легко поднимал восемь человек, двух лошадей и пудов тридцать багажа. На плот пошло до двадцати еловых бревен, но еще лучше по легкости - пихтовые.

   28 июля погода опять испортилась. Дождь начался еше ночью и с перерывами продолжался почти весь день; тем не менее мы погрузили багаж, укрыв его брезентами, натянули дождевые плащи и в 9 часов утра отплыли.

   Бухтарма здесь достигает 20-25 сажен ширины и течет на северо-запад среди крутых склонов, которые внизу часто переходят в скалы. Левый склон обычно покрыт лесом, а правый - пожелтевшей выжженной травой. Река дает широкие изгибы; крутые повороты редки.

   Отчаленный плот быстро принял скорость течения, и мы поплыли со скоростью 10 верст в час, удерживая его гребями на более глубокой струе. Уже по Енисею я был знаком с этим способом передвижения и очень люблю его, если нет надобности часто останавливаться у берега для сборов или исследований. Прежде всего вы чувствуете удивительный покой и безмолвие движения при заметной податливости на горных реках. Потом вы сознаете, что для этого движения не затрачивается ничего, если не считать небольшой работы на гребях для направления посудины. Правда, при сплаве на плотах есть свои тернии, но обычно они требуют кратковременной, хотя и напряженной работы. На берегах перед вами постоянно сменяются картина за картиной, а вам остается сидеть и смотреть под аккомпанемент тихого журчания воды. Значительных порогов нам не предстояло; гармонию нарушала лишь дождливая погода. На плоту можно и обед готовить, насыпав для костра земли. Можно и спать великолепно, если не мешает дождь.

   Слева у нас мелькали лиственицы и ели, а потом береза, осина и тополи; справа выступали желтоватые скалы известняков, которые тянулись верст двадцать. На лесных полянах часто показывались пасеки, заимки, маральники, покосы, а ниже значительные селения в расширенной долине.

   [В. В. Сапожников довольно детально описывает на 6 страницах плавание на плоту по Бухтарме "с часами на руках"; из этого описания приводим несколько мест, чтобы дать представление о скорости такого способа передвижения, а также о характере его в 1905 г., отличавшемся обилием дождей.]

   7 часов 15 минут. Встали на ночевку у берега, где и растянули палатку. За короткий день проплыли около 90 верст.

   29 июля. Отплыли в 6 часов 5 минут. Вода от дождей заметно прибыла, и нас несло течением очень быстро. Характер берегов прежний.

   11 часов 55 минут. Остановка у левого берега на Зыряновской пристани. Заведующий пристанью рассказал, что вода страшно поднялась, разбито много плотов, против пристани течением порвало чугунную цепь, которая перегораживала реку для ловли отдельных бревен; цепь течением отбросило куда-то вниз дальше версты. Дождь с перерывами продолжается.

   1 час 30 минут. Запасшись провизией, отплыли. На Маметьевом плесе, сейчас же ниже пристани, нас подхватила струя и неудержимо понесла на левый берег, где было нагромождено несколько плотов. Несмотря на то, что мы все налегли на греби и отбивались от берега, плот с силой ударился о бревна и затрещал. Все-таки нам удалось отбиться, и мы поплыли дальше. Бухтарма вздулась еще сильнее; рядом плыли другие плоты и отдельные бревна. На низких берегах вода нагромоздила высокие костры из бревен.

   5 часов. Справа д. Тургусун; дома подходят к самому яру. Сплавщик рассказал, что за последние годы. Бухтарма смыла три улицы вместе с яром, и жителям пришлось выселиться дальше к горам.

   5 часов 30 минут. Справа утесы, от которых идут большие валы. Впереди виден был канат "перевоза-самолета" на Зыряновском тракте. Вода, поднявшаяся на несколько аршин, подошла почти к самому канату; оставалось каких-нибудь пол-аршина. Берег был затоплен, и недействующий паром стоял, казалось, почти на середине реки; около него плавали мостки (припаромок). Сильным течением нас быстро несло на проволочный канат; положение было критическое. Прибиться к берегу не было времени, а канат, нависший над самой водой, грозил смести с плота людей, ло