Сапожников Василий Васильевич - По русскому и монгольскому Алтаю

оты лесного предела, характерной для данного района. Особенно типично в этом отношении плоскогорие Укок, совершенно безлесное на всем протяжении, при средней высоте 2 200 м; тогда как в соседней долине восточного истока Чиндагатуя лес поднимается до 2 300, а в долине Кара-Алахи до 2 380 м. На Укоке нет леса даже по течению рек, как это можно видеть в высокой Чуйской степи, имеющей 1 750 м. Возможно, что здесь по соседству больших снежных скоплений в группе Табын-богдо-ола, а также при доступности плато для холодных ветров, температура ниже, чем в соседних закрытых долинах.

   Эти факты в связи с другими подобными показывают, что высота лесной границы зависит от сложных причин (климатических, почвенных и орографических) и не может быть выражена простой цифрой для целой горной группы с таким протяжением, как Алтай.

   Стелющуюся форму кедра я наблюдал несколько раз на скалах значительно выше лесного предела; так, например, на перевале из Черной Берели в Арасан на высоте 2 580 м, на перевале из Ачика в Кара-коль около 2 500 м, на высоком платов верховьях Арыс-кана, - вероятно, около 2 400 м.

   Кустарную криворослую лиственицу я видел редко и притом весьма близко к лесному пределу, например на Саптане близ Котанды, и опять-таки в случаях одиночного нахождения. Вообще можно принять за правило, что лиственицы, выходящие к пределу более или менее плотными группами, сохраняются лучше, а одинокие экземпляры принимают ту или другую форму полярного криворослого леса.

   Чтобы покончить с лесной областью Алтая, мне остается сказать несколько слов о лесных пожарах.

   Если бы мне предложили указать в Алтае хоть одну долину, где не имеется следов огня, то я очень затруднился бы, - до того старые и новые гари распространены в этой горной стране. Почти во всех лесистых долинах вы найдете или целый лес обнаженных стволов с обугленными основаниями и отламывающимися сучьями, или завалившиеся колоды, среди которых поднимается молодая поросль. Реже встречаются гари в таких местах, где лес образует редкое насаждение, как, например, на южных склонах гор или в долинах степного характера. Распространение пожаров находится также в большой зависимости от породы леса; здесь речь идет, конечно, только о хвойных деревьях.

   Наибольшей стойкостью относительно огня обладает, как известно, лиственица, защищенная более толстой корой и имеющая сочную мало смолистую хвою. Поэтому чистые насаждения лиственицы страдают от огня реже. Зато черневые насаждения, кедр, пихта и ель, уничтожаются огнем на громадных пространствах. В верховье Паспаула и вообще в "черни" между Катунью и Телецким озером я видел целые горы, сплошь покрытые щетиной голых обгоревших стволов. Особенно гигантские пожары были лет 35 тому назад [в 1860-х годах] в долине Катуни между Тургень-су и Большим Сугашем. По маленьким уцелевшим колкам леса можно с уверенностью сказать, что на всем этом протяжении до пожара царствовала "чернь", а теперь за ничтожными исключениями это гарь, наводящая на душу тоску.

   Знаменитые пожары заходили и в притоки Катуни, оставляя и здесь свои печальные следы; такие гари можно видеть, например, в верхней долине р. Собачьей и Кочурлы. Из притоков Белой Берели особенно пострадала р. Проездная. "Старики" рассказывают, что во время сильный пожаров в притоках Катуни вода до того нагревалась, что рыба дохла и всплывала на поверхность.

   Каковы раньше были здесь черневые насаждения, можно судить по тем гигантам, которые еще сохранились и пережили пожары в верхнем течении Белой Берели ближе к леднику.

   В смешанных насаждениях, при неодинаковой стойкости различных пород, можно наблюдать интересный факт выборочного пожара, на что в первый раз обратил внимание В. И. Родзевич {Труды Томского отд. Моск. обш. сельек. хоз., кн. II.} во время нашей экскурсии на Кызыл-оёк в группе Куадру. Раньше здесь было смешанное насаждение лиственицы и кедра, но второй почти целиком выгорел, а лиственица сохранилась. Великолепный пример выборочной гари я видел в верхней долине Кочурлы около озера и особенно в верховье Ак-тру, левого притока Чуи. В последней, при густом насаждении лиственицы и кедра, также погорел кедр, а на стволах листвениц следы огня поднимаются на семь-восемь аршин от земли, причем нижние ветви погибли, а верхняя половина дерева осталась попрежнему живой, с прекрасной свежей хвоей. Не является ли лиственица, при ценных качествах древесины, и по своей стойкости к огню особенно желательной породой при искусственном лесоразведении?

   Гари имеют особенно печальный вид, потому что дерево, строго говоря, никогда не сгорает; гибнут только хвоя и мелкие ветви, а ствол остается на корню; и пройдет не один десяток лет, прежде чем погибшее дерево достаточно подгниет у корня, чтобы упасть на землю, предварительно еще потеряв крупные сучья и кору. Поднимаясь высоко над влажной землей и хорошо просушиваясь солнцем, ствол не гниет очень долго; поэтому и получается целый лес сухих мачт, а издалека - щетины. Лет через тридцать-сорок, смотря по влажности места, стволы начинают заваливаться в различных направлениях, создавая целый лабиринт, заросший, кроме того, высоким "большетравьем". Теперь, когда ствол прижат к влажной земле, разрушение его начинается гораздо быстрее; этому помогают затягивающие его мхи и лишайники, поддерживая его постоянную влажность, - пока ствол окончательно не рассыпается в труху.

   Стоячие гари редко заменяются новым насаждением, даже при соседстве обсеменяющих деревьев; главное препятствие, вероятно, представляет высокая трава, достигающая трех-четырех аршин высоты; она совершенно затеняет почву и глушит молодые всходы хвойных деревьев. Если гарь находится на высоте меньше 1 400 м, то она часто занимается густой порослью березы и осины, как, например, в Верхней Кэтуни близ устья Зайчихи. В лучшем случае, хотя гораздо реже, в высоких долинах рек гари занимаются тем же насаждением; так на старой морене близ Кочурлинского озера (1 700 м) среди тлеющих колод поднимается прекрасная поросль молодой лиственицы.

   Уже многие авторы указывали на то обстоятельство, что лиственичные насаждения на склонах гор, примыкающих к степным долинам, обыкновенно остаются без молодого подроста (так, например, по реке Кану, Чарышу, кое-где по Катуни и др.). Объяснить это печальное обстоятельство действием весенних палов возможно далеко не везде. Как мне пришлось наблюдать, палы практикуются только в предгориях Алтая (Баранча, Куеган), а в более высоких частях Алтая (Канская, Уймонская и Чуйская долины) весенние палы не в обычае. Следовательно, нужно искать других причин; в числе их я могу указать прежде всего на задернение почвы и второе - вредное влияние пасущегося скота, который вытаптывает и поедает вместе с травой молодые побеги деревьев. Степные долины и плоскогорья являются как раз лучшими пастбищами, выкармливающими многие тысячи лошадей, коров и овец. Прибавим сюда еще сухость сильно дренированной почвы степных долин, возрастающую с уменьшением лесного покрова, и нам будет понятно отсутствие молодой поросли во многих насаждениях лиственицы. В тесных, сырых долинах верховьев рек этих неблагоприятных условий нет, и если не помешает, кроме того, большетравье, мы находим прекрасный молодой подрост хвойных насаждений.

   Выше мы видели, что граница лесной растительности лежит на высоте 2 000 - 2 400 м; дальше вверх простирается область альпийского луга. Переходную ступень между лесом и лугом представляют заросли низкорослых кустарников: полярный березник (Betula nana) и разнообразные низкорослые ивы (Salix glauca, arctica, reticulata и др.). Кустарники, как и представители альпийского луга, появляются собственно еще ниже границы леса, но в смеси с чисто лесной флорой; выше границы леса они берут значительный перевес и, наконец, владеют землей почти безраздельно. Я говорю "почти безраздельно", потому что существует несколько космополитов, которые чувствуют себя одинаково хорошо и в низменностях, и в горном лесу, и на бесплодных скалах близ верхнего предела растительности; такими будут Ranimculus acer, Polygomim bistorta, Veratrum album, Trifolium Lupinaster; почти таким же распространением обладает и Polemonium coeruleum.

   Полярный березник (Betula nana, чира или ерник) появляется также несколько ниже границы леса на смену более высокой Betula humilis, которая никогда не поднимается до границы леса, но наибольшего распространения он достигает на первой ступени альпийского луга. Полярный березник образует очень густую заросль со стелющимися неправильными стволами и восходящими побегами, покрытыми мелкими зубчатыми листиками. Кустарник обыкновенно достигает половины человеческого роста. Плотное сплетение ветвей кустарника представляет значительное препятствие для движения не только людей, но и лошадей; нижние ветви пружинят под ногой или задерживают в узких петлях между побегами. Иногда к нему присоединяются кустарниковые ивы, образуя смешанное насаждение,но последние могут расти и без примеси березника. Нахождение Betula nana на альпийских лугах Алтая отличает его флору от швейцарской, где этот кустарник очень редок, и приближает к флоре полярной тундры.

   Кроме упомянутых кустарников, в область альпийского луга выходят Cotoneaster uniflora, Lonicera hispida с длинными яркокрасными ягодами, Ribes fragrans var. infracanum, с бурочерными ягодами и сильно душистыми листьями, Empetrum nigrum и три вида можжевельника (Juniperus sabina, nana и davurica). Попадается также и Potentilla fruticosa, но она охотнее расселяется по открытым долинам ниже границы леса.

   Хорошо орошаемые наклонные площади альпийского луга покрыты разнообразными и ярко окрашенными цветами всевозможных оттенковм (рис. у стр. 224). Особенно бросаются в глаза белая Anemone narcissiflora, золотисто-желтый Ranunculus frigidus, белый Callianthemum rutaefoliumd и синяя Aquilegia glandulosa, покрывающая нередко большие площади перевалов; Papaver alpinum - чаще желтого цвета, Viola altaica с крупными цветами от желтого до темносинего цвета, образующая целые клумбы, дерновинки приземистой Dryas octopetala, несколько Astragalus и Oxytropis, разнообразные камнеломки (Saxifraga flagellaris, hirculus, melaleuca, muscoides и др.); плотные белые зонтики Schultzia crinita, ~ миловидный Senecio resedaefolius и едва приметная Saussurea pygmaea; яркорозовая Primula nivalis - преимущественно по берегам холодных ручьев; великолепные бокалы Gentiana altaica, которая поднимается выше остальных генциан (G. frigida, verna), ничтожная Gentiana prostrata, которая быстро складывает лепестки, как только она сорвана, я высокая Swertia obtusa; похожий на незабудку Eritrichium viflosum и сама незабудка (Myosotis sylvatica var. alpestris), красный, и желтый мытник (Pedicularis verticillata и versicolor), яркосиний Dracocephalum imberbe, белые кисти Eriophorum Chamissonis и разнообразные луки (Allium) рядом с черными колосьями осоки (Carex nigra и atrata).

   Все это цветистое население поднимается все выше и выше, карабкается до лощинкам между обнаженными скалами; там уцепилась в трещине розовая камнеломка (Saxifraga oppositifolia), маленькая вероника (V. densiflora) и невидная Oxyria reniformis, a на камнях распласталась миниатюрная ивка (Salix Brayi uberbacea) в несколько вершков величины, но уже с сережками цветов. Появился снег, сначала отдельными пятнами, а потом и целыми полями, но если среди него есть обнаженная скала, то и тут целое общество ярко расцвеченных альпийцев (рис. у стр. 224). "Раздельный гребень", окруженный двумя потоками Катунского ледника (до 2 800 м), седло с Берельского ледника в Куркуре (выше 3 000 м) все еще богато покрыты альпийцами. Ranunculus frigidus не стесняется даже сплошным покровом снега; где он не толст, вы видите, как бутоны цветов, покрытые черным пушком, пробивают снежную корку и выставляются над ней, но расцвести вполне он не может; пусть тающий снег отступит хоть на вершок, и золотисто-желтые цветы скоро раскроются. На обнаженных скалах Талдуринского седла (3 340 м) я видел еще засохшие корочки лишайников. Наконец, и сам снег во многих местах покрыт яркопурпуровым налетом Sphaerella nivalis, сообщающим снегу довольно фантастическую окраску.

   Однообразнее растительность на обширных почти горизонтальных плато, каково плоскогорье Укок, плато между истоками Чеган-узуна; здесь на ровных местах образуется плотный дерн из немногих сравнительно представителей, но где есть камни, и особенно где просачивается вода, появляется и разнообразное альпийское население.

   Итак пояс альпийской растительности с 2 000 - 2 200 м простирается до 2 800 - 3 000 и даже выше, где не мешает покров снега, т. е. обнимает около 1 000 м высоты.

   Ниже я выделил в особом списке альпийские растения Алтая, подчеркнув [выделены курсивом] из них те, которые поднимаются особенно высоко и касаются снежной линии.

  

   Thalictrum alpinyin

   Anemone narcissiflora

   Pulsatilla albana

   Ranunculus pulchellus

   R. frigidus

   R. lasiocarpus

   Oxygraphis g aeialis

   Callianthemum rutaefolium

   Trollius altaicus

   Hegemone luacina

   Isopyrum grandiflorum

   Aquileèia glanduosa

   Papaver alpinum

   Corydalis pauciflora

   Cardamine lenensis

   Macroporiium nivale

   Draba a. pina

   D. Wahlenbergii

   Chorispora excapp

   Hesperis aprica

   Erysimum altaicum

   Hutchinsia calycina

   Viola biflora

   V. altaica

   Gypsophyla petraea

   Silene graminifolia

   Melandrium apetalum

   M. triste

   M. brachypetalum

   Alsine arctica

   Arenaria formosa

   Stellaria davurica

   S. petraea

   Cerastium trigynum

   G. lithospermifulium

   Termopsis alpina

   Trifolium eximium

   Oxytropis alpina

   O. altaica

   Astragalus alpinus

   A. penduliflirus

   Hedysarum obscurum

   Sibbaldia procumbens

   Spiraea alpina

   Dryas octopetala

   Sanguisorba alpina

   Potentilla nivea

   P. fragiformis

   Gotoneaster uniflora

   Epilobium latifolium

   E. alpinum

   Claytonia Ioanneaea

   Sedum guadrijidium

   Ribes fragrans

   Saxiragn flagellaris

   S. hirculus

   S. melaleuca

   S. hieracifolia

   S. muscudes

   S. oppositifolia

   S. cernua

   Aegopodium alpestre

   Schultzia crinita

   Libanotis condensata

   Pachypleurum alpinum

   Lonicera hispida

   Patrinia sibirica

   Valeriana capitata

   Nordosmia saxatilis

   Aster alpinus

   Erigeron uniflorus

   Ptarmica alpina

   Pyrethrum pulchrum

   Artemisia borealis

   Leontopodium alpinum

   Senecio resedaefolius

   S. frigidus

   S. alpestris

   Saussurea pygmaea

   S. alpina

   Taraxacum Stevenii

   Crepis chrysantha

   Jungia pygmaea

   Arctostaphylos alpina

   Primula nivalis

   P. auricnlata

   Gentiana altaica

   G. verna

   G. tenella

   G. prostrata

   G. frigida

   Swertia obtusa

   Polemonium pulchellum

   Eritrichium villosum

   Myosotis sylvatica var. alpestris

   Scrophularia ircisa

   Veronica macrestemon

   V. densfjlora

   Caslilleya pallida

   Pedicularis verticillata

   P. lasisiachys

   P. altaica

   P. versicolor

   P. tristis

   Gymnandra Pallasii

   Nepeta botryoides

   Dracocephalum pinnatum

   D. imberbe

   D. altaiense

   Scutellaria alpina

   Marrubium lanatum

   Oxyria reniformis

   Thesium repens

   Empetrum nigrum

   Euphorbia alpina

   Salix glauca

   S. arctica

   S. myrsinites

   S. Brayi

   S. reticulata

   S. herbacea

   Betula humilis

   B. nana

   Lloydia serotina

   Allium schoenoprasum

   A. flavidium

   A. amphibolum

   A. nutans

   A. bymenorhizum

   A. fistulosum

   Luzula spicata

   Juncus castaneus

   Eriophorum Chamissonis

   Carex atrata

   C. nigra

   С. saxatilis

   C. tristis

   Elymus dasistachys

   Festuca altaica

   Poa alpina

   Poa bulbjsa var. vivipara

   Golpodium altaicum

   Koeleria cristata

   Hierojhloe alpina

   Avena flavescens var. serotina

   A. subspicata

   Deschampsia caespitosa

   Phleum alpinum

   Iuniperus Sabina

   I. nana

   I. davurica

   Lycopodium alpinum

   Woodsia ilvensis

  

   Космополиты

  

   Ranunculus acer

   Polygonum bistorta

   Veratrum album

   Trifolium Lupinaster

   Polemonium coeruleum

   Anemone altaica

   Iris ruthenica

  

   Из этого краткого очерка мы убеждаемся, что, при большом сходстве лесной и особенно альпийской области Алтая с теми же областями Швейцарских Альп, в нижнем поясе бросается в глаза громадная разница. Большая суровость климата не только гор, но и окружающих степей здесь исключает всякую возможность таких контрастов, какие мы видим, например, на южном склоне Швейцарских Альп. Тогда как там в течение шести часов пешего пути можно спуститься от ледников к виноградникам и рощам из каштана и грецкого ореха (долина Аосты), здесь и южные склоны, падающие в долину Черного Иртыша, так же бедны, как и северные; разве прибавится несколько сухих кустарников, да по берегам реки зазеленеют заросли камышей. Даже попытки разводить плодовые деревья средней России в некоторых более теплых долинах Алтая пока еще не принесли сколько-нибудь осязательных результатов, несмотря на более южную широту⁸⁷.

  

   В 1897 г., занимаясь исследованием ледниковой области Русского Алтая, я пришел в верхнюю долину р. Калгутты на Укоке и оттуда любовался на группу белоснежных куполов, возвышающихся на русско-монгольской границе. Это был горный узел Табын-богдо-ола, который на юге переходит в мощный хребет Монгольского Алтая. Тогда я коснулся лишь северных склонов этих неизведанных вершин и совершенно не думал, что когда-нибудь свяжу свои исследования с тем, что было по ту сторону этих снежных колоссов. В течение восьми лет я был отвлечен другими работами; южная сторона снежных куполов оставалась тайной, и, как потом оказалось, не для меня одного.

   В 1905 г. я в первый раз переступил границу, сделал небольшой разъезд в истоки р. Цаган-гол и с первых же шагов вступил в такой мощный мир ледников по южную сторону снежных куполов, что был надолго прикован к новой для меня стране.

   В 1906 г. я предпринял уже большое путешествие в Монголию, во время которого не только открыл истоки Белой Кобдо с ее ледниками, но и прошел кобдоской стороной Монгольского Алтая до г. Кобдо и перевала южного Улан-даба в передний путь и от истоков р. Булгун до г. Сара-сюмбе Иртышской стороной в обратном направлении. Но и этого оказалось мало для сколько-нибудь обстоятельного знакомства с высокой частью Монгольского Алтая, где с одной стороны собираются воды рек Кобдо и Буянту, а с другой Иртыша и Урунгу.

   В 1908 г., начав с долины Черного Иртыша, я исследовал притоки Черного Иртыша, Синего Иртыша, Черной Кобдо и Кома.

   Наконец, в 1909 г., я заполнил последнее белое место в горном узле Табын-богдо-ола, взяв ледниковые истоки Монгольского Канаса, лучше ознакомился с вершиной Мустау и, кроме того, прошел верхний бассейн р. Боку-Мёрлн.

   За четыре лета я не успел заглянуть во все долины и ущелья хребта; здесь можно было бы еще немало поработать, но и теперь у меня скопилось столько материала, что я чувствую настоятельную необходимость подвести итоги, тем более, что самое главное в выяснении топографии и гидрографии хребта, а также его флоры, уже сделано.

   Литературный материал, с которым я приступил к работе, был невелик; и это тем более удивительно, что Монгольский Алтай своим северным концом вплоть подходил к нашей границе и лежал на пути нескольких экспедиций. Последние, задаваясь более отдаленными целями в Центральной Азии, за редкими исключениями, проходили мимо этого интересного хребта, и дело его изучения медленно подвигалось вперед. Впрочем, можно ли было требовать знакомства с высокогорной областью Монгольского Алтая, когда с ледниками Русского Алтая мы основательно ознакомились лишь 10-15 лет тому назад {Далее В. В. Сапожников делает обзор всей имевшейся до его путешествий литературы, касавшейся Монгольского Алтая - сочинений Риттера с дополнениями Потанина, Певцова, Игнатова, Демидова, Ладыгина, Козлова, Клемениа, Паке и Гране, а также имевшихся карт, очень неточных и во многих местах совершенно неверных. Эту часть введения мы опускаем. - Прим. ред.}.

   Меньше всего был затронут исследованиями самый высокий участок хребта с истоками Цаган-гола, Кобдо и Канаса, возвышающийся у русской границы в виде горного узла Табын-богдо-ола; поэтому, пересекая горную страну в различных направлениях, я все четыре раза стягивал свои маршруты к этому узлу с его обширными снегами и совершенно неизведанными ледниками. Не лучше были известны меньшие ледниковые узлы Мустау и Бзау-куль, а также истоки Черного и Синего Иртыша и другие части хребта. За четыре лета мне удалось довольно детально обследовать ледниковый узел Табын-богдо-ола и произвести его инструментальную съемку, результаты которой положены на особую прилагаемую при сем карту ледников. Здесь я ступил на девственную почву; за четыре лета мне посчастливилось открыть около 40 ледников, из которых некоторые достигают 12-19 верст длины. Посетив большую часть долин обоих склонов хребта, я проследил обширный район древних ледниковых отложений; полученные данные, стоящие в согласии с одновременно производившимися изысканиями Гране, показывают, что долины Монгольского Алтая пережили такой же ледниковый период, как и Русский Алтай.

   По линии маршрутов мне удалось расширить существовавшие представления о речных системах и во многом перестроить карту. Прилагаемая большая карта Монгольского Алтая с системами Иртыша и Кобдо имеет в основании собственную маршрутную съемку, которую в 1905 и 1906 гг. вел я сам, а в 1908 и 1909 гг. по моему поручению производил студент [В. В.] Обручев. В более интересных местах маршрутная съемка пополнялась инструментальной съемкой (теодолит Гильдебрандта), причем делались и определения азимутов. Сопоставление всех данных для составления общей карты взял на себя студент В. В. Обручев под моим наблюдением. Мне не удалось пройти всех долин, и в этих частях поневоле пришлось воспроизводить чертежи карты Рафаилова и маршрута Певцова. Предлагаемую карту вне линий моих маршрутов, конечно, будут перестраивать, но для этого потребуется еще многолетняя работа; что же касается имеющихся данных, то все они со всей добросовестностью использованы в моей карте, и я надеюсь, мне удалось избежать многих ошибок, указанных мною в прежних картах.

   За четыре года собрана мною и моими спутниками довольно большая флористическая коллекция, которая дала возможность установить соотношение флор Русского и Монгольского Алтая; в общий список вошли небольшие сборы В. И. Верещагина из истоков Чулышмана и студента [В. В.] Обручева из Барлыка [Джунгария]. Флористические сборы обработаны в большей части лично мною, а некоторые семейства моим ученым товарищем П. Н. Крыловым (Salsolaceae и Cyperaceae) и ботаником С.-Петербургского сада Рожевицем (Gramineae); некоторые существенные указания я получил от В. И. Липского и Вольфа в Дрездене.

   В изложении настоящего труда я принял двоякий способ. В первой части я держусь формы дневников и лишь местами отвлекаюсь в сторону общих характеристик. Во второй части я систематизирую материалы дневников и отчасти литературы и делаю попытку представить общую картину топографии и гидрографии хребта, его флоры и фауны и т. п. Первоначально я предполагал вторую часть сделать возможно краткой, но при обработке она разрослась сама собой. Конечно, при таком двояком способе изложения я не мог избежать некоторого повторения, и это ставлю себе в укор; но в то же время для полноты картины я не мог отказаться и от формы дневников, где удобно поместить такие наблюдения, которым трудно найти место в систематической части.

  

   Томск, 1911 г. 12 июня.

  

  

   По Чуйскому тракту. Наметив отправным пунктом для своей поездки в Монголию селение Кош-Агач, я выехал из Бийска 8 июня Чуйским торговым трактом.

   В роли помощников со мною отправились студенты Ф. Благовещенский, В. Солодовников и Д. Егоров.

   Чуйский тракт имеет общее протяжение от Бийска до Кош-Агача около 500 верст и распадается на две приблизительно равные части: первая от Бийска до с. Онгудай, вторая от Онгудая до Кош-Агача. Первая часть пролегает в области больших русских селений и потому давно уже разработана для езды на колесах. В свое время я подробно описали этот участок Чуйского тракта, а теперь скажу только, что за десять лет существенных изменений в качестве пути не произошло.

   Вторая половина Чуйского тракта разработана для езды на колесах лишь несколько лет тому назад.

   Вьючная тропа здесь существовала издавна, - вероятно, еще до присоединения Алтая к России; до приспособления пути "под колеса" в этом направлении проходили большие караваны, поддерживавшие товарообмен между Бийским краем и западными торговыми пунктами Монголии (Кобдо и Улясутай). Да и теперь рядом с телегами вы можете еще видеть на тракте навьюченных верблюдов в сопровождении монголов.

   В настоящее время, когда Бийск соединен пароходным сообщением с другими большими городами Сибири, значение Чуйского тракта возрастает, и приспособление его для более культурного способа передвижения вполне своевременно. Впрочем, на увеличение товарообмена в этом направлении можно вполне рассчитывать тогда, когда наша торговля выйдет из того хаотического состояния, в котором она была до последних лет⁸⁹.

   Большая часть пути за Онгудаем пролегает по ровным речным террасам Катуни и Чуи, и при переустройстве его серьезная работа потребовалась лишь в теснинах, где вплоть к берегу реки подходят обрывистые скалы - "бомы". Кроме того, пришлось разработать несколько перевалов через горные кряжи, по большей части в обход тех же бомов. Во всяком случае, современное состояние тракта таково, что в легком экипаже можно почти всюду ехать на паре лошадей рысью. Селений здесь встречается уже мало, но есть станции на расстоянии 20-35 верст одна от другой, где можно переменять лошадей.

   От Кош-Агача по направлению в Монголию характер горной страны вполне благоприятствует езде на колесах вплоть до г. Кобдо и Улясутая, что теперь уже начинает практиковаться {Далее В. В. Сапожников подробно описывает на стр. 2-10 вторую часть Чуйского тракта от Онгудая до Кош-Агача, отмечая как трудности этого пути незадолго до 1905 г. реконструированного из вьючной тропы в колесную дорогу, так и удобства, в частности, обход "бомов" и устройство паромов через р. Катунь. Он отмечает также и признаки древнего оледенения в долине р. Чуи около ст. Куэхтанар (1 560 м) в виде конечных морен исчезнувшего ледника. У ст. Коркечу на р. Катуни на старой террасе В. В. нашел интересное растение Güldenstädtia monophylla, распространенное до устья р. Чуи. - Прим. ред.}.

   Кош-Агач не представлял селения в общепринятом смысле. Он состоял из отдельных усадьб, разбросанных без всякого порядка на значительном расстоянии друг от друга. Усадьбы, всего числом до пятнадцати, [были] частью рассеяны по левому берегу Чуи, частью расположены по протокам левого ее притока Чеган-бургазы. Центральное положение занимает деревянная церковь с опрятным домом священника вблизи. В стороне стоит таможенный дом. Вокруг на десятки верст раскинулась щебнистая пустынная степь с редкой травкой. Степь окаймляют сплошные хребты, синеющие на севере и белеющие на юге. С юга степь заперта высокой грядой Чуйских белков со снежными вершинами и многими ледниками.

   Кош-Агач лежит на абсолютной высоте около 1 750 м; разумеется, климат его достаточно суров, чтобы исключить всякую возможность земледелия. Случается, что первая травка появляется лишь в конце мая. Хлеб сюда привозился из Шебалиной и других селений Северного Алтая и продавался 2 руб. [пуд] и дороже. Подражая кочевникам, местные жители (русские) держали довольно много скота, запасая на зиму сено в пойме Чуи, поросшей тальниками и лиственицами.

   Главное и почти исключительное занятие жителей Кош-Агача - торговля с жителями окружающего района, киргизами и теленгитами.

   В последнее время до Кош-Агача проведены телеграф и почта. Наконец, в Кош-Агаче есть таможенный пункт и взвод казаков человек в двенадцать.

   В Кош-Агач я приехал 14 июня вечером и поджидал своих остальных спутников. Здесь я сговорился с местным жителем Хабаровым, взяв его в качестве главного проводника и переводчика, как человека, бывшего не раз в Монголии.

   В истоках реки Чуи. В самом Кош-Агаче я ни лошадей, ни проводников не нашел, но бывший на съезде теленгитский зайсанг обещал мне все устроить в своем аиле на р. Сайлюгем, куда я отправился на лошадях 18 июня. Торная тропа пролегает на восток от Кош-Агача по направлению к таможенному пикету Юстыд параллельно течению р. Чуи. Берег Чуи обозначен полосой листвениц, которая окаймлена зелеными лужайками. По пути галька сменяется солончаками с кустами чия и сырыми лужайками с массой комаров.

   Долиной Бугусуна [одной из вершин Чуи] мы шли часа четыре и уже в темноте достигли аила зайсанга, где и расположились на ночь в своих палатках.

   19 июня. Утром я осмотрелся. Впереди на северо-востоке поднимались вершины с снежными пятнами в истоках Башкауса, которые подходят близко к истокам Бугусуна. С востока довольно близко к нашему стану подходит лесистый склон Сайлюгема. На противоположной стороне к западу от долины Бугусуна поднимается довольно сложный хребет водораздела Чуи и Башкауса; на нем клубились облака, предвещая ненастье.

   В аиле зайсанга пришлось самим хлопотать о сборе лошадей, так как зайсанг с утра уже был пьян, и, едва проспавшись, вновь напивался аракой. Заботу о караване взял на себя Хабаров, а я отправился на склон Сайлюгема за сбором растений. Сначала я миновал полосу леса; он состоит почти исключительно из листвениц, которые уже принимают кривые формы предельных деревьев. Изредка попадаются уродливые приземистые кедры. Пол затянут полярной березкой и густым мхом, сквозь который пробиваются Hedysarum obscurum и Corydalis capnoides. У верхней границы леса масса повалившихся гниющих стволов (2 376 м).

   Бросив лошадей немного выше границы леса, я начал подниматься пешком на крутую гриву между двумя истоками р. Сайлюгем. Долина северного истока выполнена моренными отложениями, а в глубине ее видна снежная пирамидальная вершина. Южный исток замыкается скалистым хребтом лишь с небольшими снежными пятнами. Из них течет небольшой ключ среди мелкой россыпи, на которой собраны Раггуа excapa, Eutrema Edwardsii, Dryas octopetala, Saxifraga oppositifolia, Senecio frigidus и др. Достигнув высоты 2 756 м и собрав растения, я начал спускаться, так как с запада надвигалась темная туча с грозой.

   На стану я нашел неизменно пьяного зайсанга, но тем не менее по его приглашению явились три теленгита наниматься в проводники, а на завтра были обещаны и лошади.

   20 июня мы выступили только в полдень, так как утро прошло за пригонкой вьюков и другими сборами. Мы направились на юго-восток, придерживаясь подошвы Сайлюгема, так что хребет Кызыл-шин остался у нас далеко вправо. Огибая западные отроги хребта, мы пересекли несколько безводных логов. Склоны, как обращенные на юго-запад, были также сухи и подернуты степной растительностью. В 4 часа, перевалив скалистую гриву, в виду Чуйской степи, мы спустились в сырую котловину, где выбивается из земли небольшой ключ Тачулак. Вблизи ключа, и сырой зеленой полянки стоит единственный аил теленгита Уенчик-Бошко. Еще одна скалистая грива, и около 5 часов мы круто спустились в долину р. Боро-бургазы (2 045 м), приток Юстыда.

   Река достигает 7-8 сажен ширины; вода совершенно прозрачна; течение довольно быстрое, но брод неглубокий и удобный. Тесная долина замыкается сухими склонами, на которых раскиданы колючие подушки. Oxytropis tragacantoides. Берега реки обрамлены густой зарослью белого тальника, и лишь кое-где на северном склоне видны лиственичные перелески. В 6 часов встали на левом берегу реки.

   21 июня. В аиле на Боро-бургазы я нашел четвертого проводника и оставил одну лошадь, сильно поранившую себе ногу об острый камень. Выступили в 10 часов утра. Взяв юго-восточное направление, мы решили пересечь невысокий водораздел Боро-бургазы и Юстыда, чтобы выйти к истокам последнего. Мы поднимались сухими степными склонами и логами, подернутыми кипцом и полынью. На дне одного лога показался последний колок листвениц. Через два часа мы перевалили в лог Хозра, тоже сухой, и около часа поднимались им до второго перевала. В вершине лога появляются сырые поляны с массой розовой Primula algida и Papaver alpinum и даже небольшие ямы, наполненные водой.

   С перевала в систему Юстыд (южный исток р. Чуи) на востоке открывается вид на целый ряд сухих безлесных грив, которые падают в обширный сухой лог Иолдо. Дальше система холмов, а за ними хребет Сайлюгем в истоках Юстыда. Спустившись в восточном направлении в логу Иолдо, пересекли торную дорогу, ведущую в Беконь-берень (или вернее Боку-мёрин); далее вступили в область высоких моренных бугров системы Юстыд, сложенных из гранитных валунов. Ближе к реке среди бугров появляется много замкнутых озерков, дополняя моренный характер местности.

   Наконец, показалась темносиняя лента р. Юстыд, которая прихотливо извивается между холмами, то расширяясь в озерки, то опять суживаясь в тесном русле. Немного поднявшись вдоль потока, мы достигли более значительного озера Малый Кендекты-куль и остановились в 3 часа у землянки с провалившимся потолком (2 503 м).

   Озеро имеет овальную форму и достигает полверсты в поперечнике. Вода совершенно прозрачная, синяя. Плоские берега хорошо задернены, но растительность имеет еще блеклый желтоватый тон, потому что свежая трава едва пробивается. Кое-где прокалываются Gymnandra Pallasii, Primula algida, Corydalis pauciflora, Leontopodium alpinum и др. Вблизи озера морены перемыты, так что вокруг раскинулись довольно широкие ровные поляны, замкнутые опять-таки линией холмов. Река Юстыд протекает через озеро, приходя сюда в свою очередь из Большого Кендекты-куля, лежащего на полверсты восточнее и подходящего верхним концом к самому хребту Сайлюгем.

   Б. Кендекты-куль имеет также овальную форму, при поперечнике не менее двух верст. Берега его изрезаны глубокими заливами. От северного берега отделяется широкий полуостров, который, загибаясь на восток, далеко вдается в озеро. По самой середине озера брошен небольшой плоский остров. Восточным концом озеро вдается в ущелье, из которого течет главный исток Юстыда. Если подняться на высокий отрог хребта между Юстыдом и соседним с севера Кара-узюком (исток Боро-бургазы) и взглянуть на запад, то вы увидите, как на плане, большое озеро, малое, целую систему маленьких озерков и всю область, занятую старыми моренами. Самое название Кендекты-куль значит "озеро кусочками" [и] вполне отражает действительность.

   К большому озеру открываются два тесных Лога между отрогами главного хребта. В северном логу в 2 1/2 верстах от большого озера лежит третье озеро, вытянувшееся вдоль ущелья (2 670 м). Оно запружено совершенно правильным валом - мореной до 8 сажен высоты, который прорезан выходом Юстыда. Озеро это лежит в теснине и окружено крутыми осыпями, особенно с южной стороны. Плотина затянута сплошной зарослью полярной березки; близ выходного протока я собрал Primula nivalis, Hedysarum obscurum, Trollius asiaticus и др.

   Местами в прозрачной воде озера видны крупные камни на значительной глубине.

   За озером ущелье делается все теснее и у самого гребня хребта раздвояется; оба лога загнуты несколько к югу. Из них правый (по течению) питается плоской снежной вершиной, а левый полосой оледенелого снега, ниже которого на высоком приступке образуется еще одно озерко с зеленовато-голубой водой.

   Вершины в истоках Юстыда достигают около 3 400 м.

   По словам проводников, в ущельях хребта водятся аргали; их мне видеть не удалось, но зато над верхним озером я видел целую семью уларов. Во всех описанных озерах много рыбы; в малом Кендекты-куле водятся харюзы и османы; в верхнем я ловил только харюзов. По словам Хабарова, сюда приезжают из Кош-Агача осенью для ловли рыбы; и самая землянка, которую мы нашлиу Малого озера, служила приютом для рыбаков. Из птиц я видел на озере чаек и уток. В теплую погоду по берегу озера много мух, комаров и мошек, но нас они почти не беспокоили, потому, что погода хмурилась и было свежо.

   22 июня. Собралась гроза, но она нас мало задела, разрядившись над хребтом.

   Пока я занимался съемкой и разъездами, проводники ковали лошадей; эта предосторожность была необходима, так как впереди предстояли щебнистые степи, которые особенно быстро изнашивают копыто.

   23 июня мы оставили Кендекты-куль и отправились всем караваном вниз по Юстыду среди моренных холмов. Прозрачная речка, то расширяется в небольшие озерки, то вновь извивается узким руслом среди холмов, покрытых отдельными кустиками Leontopodium alpinum, Potentilla sericea, Ligularia glauca, Myosotis sylvatica, Galium verum, Polygonum polymorphum, Ranunculus affinis, Rheum raponticum, Panzeria lanata и др.

   Чере