з полтора часа ходу от озера морены сразу обрываются яром в виде полукруга (2 236 м). Под яром морен расширяется небольшая степца, за которой поперек долины проходит невысокая гряда сланца. На ней еще кое-где разбросаны отдельные гранитные валуны.
С гривы, падающей красными скалами к реке, мы спустились к броду и легко перешли на левый берег Юстыда. Берега реки заросли густыми кустами тальника, а дальше по левую сторону от Юстыда раскинулась широкая равнина, то сыроватая, то усыпанная мелким камнем. Река иногда разбивается на отдельные протоки.
Налево и сзади от дороги виден небольшой колок приземистых, уродливых лиственичных деревьев, штук около тридцати; этот колок, вероятно, и дал название реки (Юстыд значит сто листвениц).
Впереди долина все больше расширяется в степь, восточное преддверие Чуйской степи, а ближе к Сайлюгему выделились высокие террасы. На расстоянии часа езды от брода мы достигли юрты торгующего китайца Байтогды, который вместе с женой своей монголкой угостил нае чаем.
Сокращая дорогу, мы оставили степную долину и невысоким седлом перевалили в юго-восточном направлении в долину Ак-кобу, по которой пролегает торная дорога из Кош-Агача в г. Кобдо. Сухие склоны хребта покрыты низкими дерновниками белого Astragalus brevifolius, между которыми видны кустики Draba repens, Dianthus Seguieri, Statice speciosa, Eritrichium obovatum.
Шиветты и Чеган-бургазы. Долину Ак-кобу мы пересекли в западном направлении около урочища Комей и вступили в сухую долину Уландрык с маленькой речкой, поросшей белым тальником, а потом отвернули вправо в долину Шиветты.
У самой р. Шиветты раскинулась сыроватая пойма с комарами и мошками, а рядом поднимается невысокая терраса, переходящая в сухие скалистые склоны невысокого кряжа. По осыпям террасы я собрал много Oxytropis trichophysa с фиолетовыми цветами, лежащими по земле, и пучками пахучих клейких листьев, торчащих вверх целым пучком. Для Чуйской степи и вообще для Русского Алтая это была новая находка, так как раньше Oxytrapis trichophysa указывалась лишь для Монголии.
24 июня мы продолжали путь по мало проторенной тропе вверх по Шиветте. По сухим склонам все та же Oxytropis trichophysa с фиолетовыми цветами и вздутыми плодами; к ней примешаны Potentilla sericea, Astragalus brevifolius и Hesperis aprica. Порой слышен заунывный плач варнавок и крик красноклювых ворон [альпийских галок].
Через 2 часа мы достигли до развилины долины и направились в правую по пути, Агарий. По мере подъема пологие склоны делаются зеленее, а потом появляется и настоящий дерн, образованный злаками. Мы достигли плоского перевала (2 600 м), отсюда крутой спуск ведет в ущелье Калха-кшту. Здесь под скалами за ветром сложены большие кучи сухого кизяку - верный признак киргизской зимовки. Ущелье круто поворачивает на запад и выходит в сухую долину Чеган-бургазы, той самой речки, которая впадает в Чую близ Кош-Агача. С крутого уступа, поросшего Hedysarum obscurum и Oxytropis trichophysa, открывается вид на широкое дно долины Чеган-бургазы, по которому среди бесплодной гальки извиваются протоки речки. На юге показались вершины Сайлюгема со снежными пятнами, а ближе их выдвинулась плоская вершина Теш.
Щебнистым склоном, так обильно заросшим колючей Oxytropis tragacanthoides, что он кажется сплошь синим, мы подвинулись вверх по долине, перебрели протоки Чеган-бургазы и вступили в узкую боковую долину у северной подошвы вершины Теш. Скоро показалось небольшое озеро с зеленой лужайкой около него; тут мы и встали в полутора часах езды от перевала Калха-кшту, и я решил здесь продневать ради флористических сборов. Погода была пасмурная, и по узкой долине тянул порядочный сквозняк. Лес совершенно отсутствует и единственное топливо - кизяк.
25 июня дневка. Утро с дождем; потом прояснило. Окружающие горы славятся обилием каменных баранов, поэтому двое моих проводников отправились попытать счастья на охоте. Солодовников занялся сбором растений в долине Чеган-бургазы, а я с Благовещенским решили подняться на вершину Теш.
Основание вершины покрыто большою россыпью, в которой я собрал Valeriana Martianovi, Corydalis stricte и др. Выше начинаются скалы, которые часто желтеют от больших кустов Biebersteinia odora, распространяющих сильный запах. С уступа на уступ мы часа два поднимались до вершины, которая представляет ровную площадку (2 570 м). Отсюда открывается вид на вершины Сайлюгема и два истока: восточный - Баин-чеган и западный, собственно Чеган-бургазы. Долина последнего огибает Теш с юга и, протянувшись немного к западу, вновь загибает на юг, к главному гребню хребта. Этой долиной нам предстояло назавтра пройти до истоков и перевалить на монгольскую сторону.
Сухие склоны вершины не богаты растениями. Здесь собраны: Aliesum alpestre, Oxytropis recognita, Silene graminifolia, Erytrichium obovatum, Parrya niicrocarpa, Erigeron uniflorus, Potentilla sericea и Hedysarum polymorphum. Благовещенский охотился за насекомыми и между прочим поймал несколько прекрасных экземпляров Parnassius и Papillo mahaon.
Солодовников в долине Чеган-бургазы собрал, между прочим, Astragalus tshujensis.
К вечеру явились охотники и привезли одну самку аргали90, взятую, по их словам, из очень большого стада в горах к северу от нашего стана.
26 июня выступили в 9 1/2 часов утра в глубь верхней долины Чеган-бургазы. Русло реки с перемытою галькою очень широкое, местами до полверсты. Справа надвинулась большая россыпь сланца (но не морена), которую пришлось объезжать у самой реки.
Версты через три долина круто поворачивает на юг, и здесь нужно два раза перейти каменистое русло реки. Дно долины делается зеленее, появляется плотный дерн с массой разноцветных астрагалов, а полоса гальки у воды суживается до нескольких сажен. На крутых северных склонах появляется полярная березка и низкие тальники. Хребет с западной стороны прорезан боковыми ущельями, приблизительно на одном расстояний друг от друга. У выхода ущелий образовались высокие устьевые выносы, среди которых пробираются небольшие ручьи. По мере движения вперед долина Чеган-бургазы делается тесной и извилистой; около 1 часу дня мы подошли к такому месту, где скалы и россыпи вплотную подступают к каменистому руслу. Здесь довольно долго приходится ехать самым руслом среди крупных камней с риском поломать лошади ноги. Из этой теснины мы отвернули вправо, в боковое ущелье, которое также загромождено россыпями. У поворота сложена высокая куча камней, чтобы указать путь, мало проторенный.
Около 2 часов дня наш караван был у очень крутого щебнистого косогора, которым предстояло подниматься к самому перевалу. Тропа взвивалась зигзагами, но все-таки была так крута, что одна вьючная лошадь упала и покатилась вниз, но ее скоро задержали двое проводников и подняли на ноги. Подъем с необходимыми остановками длился около часа, а сзади от нас оставалось темное ущелье, беспорядочно заваленное камнями.
В 3 часа мы выбрались на плоскую седловину (3 025 м), откуда на юго-юго-западе открылся обширный вид с грядами и холмами на первом плане, за которыми громоздились снежные вершины Цаган-гола в Монгольском Алтае, доставившем мне столько открытий за четыре лета {В течение экспедиции 1905, 1906, 1908 и 1909 гг. В. В. Сапожников открыв большое современное оледенение в группах Табын-богдо-ола и Мустау и установил размеры значительного древнего оледенения (см. ниже). - Прим. ред.}.
Спокойный спуск по отлогому, задерненному склону через полтора часа привел нас к юртам первого китайского караула в долине р. Харь-яматы системы Суока.
Итак, мы ступили на монгольскую почву и вверили свою судьбу "высокому покровительству" богдыхана.
Лишь только мы раскинули палатки в стороне от караула, как явились два дербета в красных башлыках. Начались взаимные приветствия и объяснения о цели путешествия. Один из них даже повертел в руках мой паспорт, но, очевидно, оказался не силен в грамоте и скоро вернул мне его назад. Пришлось и мне отвечать визитом, сидеть в юрте и пить соленый монгольский чай, сваренный на молоке с овечьим маслом. Оба дербета [по чину] не выше наших стражников, настойчиво советовали мне проехать к начальнику караула Суок, китайскому чиновнику, говоря, что иначе он обидится; но я наотрез отказался, так как он жил за 30 верст восточнее в стороне от моего маршрута.
Монголия встретила нас неприветливо. С вечера поднялся западный ветер, перешедший ночью в настоящий ураган. До часу ночи нам пришлось бодрствовать и держать колья палатки, чтобы ее не сорвало. Палатка выдержала, а несколько юрт в карауле было перевернуто. Под утро выпал снег, от которого побелели не только вершины хребта, но и самая долина. Впрочем, утром же снег растаял, - обнажил красноватую щебнистую почву, на которой редкими кустиками разбросаны низкорослые степняки.
В истоки Цаган-гола, открытие ледника Потанина и девяти других
В истоки Цаган-гола. 27 июня утро было пасмурное, но ветер прекратился. Один из стражников караула, по имени Насын Джиргыл, взялся проводить нас до следующего караула на Ойгуре, и мы выступили в полдень. В юго-западном направлении перешли невысокую пологую гриву и через час спустились в широкую степную долину р. Шарьяматы, которая ниже сливается с Харьяматы и впадает в Суок. Миновав ничтожный брод, мы начали постепенно подниматься широким безводным логом. Сухие монгольские лога удивительно типичны по общему виду и составу растительного покрова. На красноватой щебнистой почве торчат низкие кустики кипца (Festuca ovina) и полыни (Artemisia obtusiloba), кое-где белеет мохнатая Panzeria lanata, между ними раскиданы низкие коврики, белые и синеватые, степных астрагалов (A. brevifolius и A. argutensis). По сухим склонам торчат колючие подушки неизменной Oxytropis tragacanthoides.
К вершине лога почва делается более влажной; дерн - плотнее; к прежним формам присоединяются Triticum cristatum и краснофиолетовая Oxytropis eriocarpa. Картину довершают часто попадающиеся на дороге черепа аркаров с громадными круто завитыми рогами. В таких долинах также часто попадаются дзерены (Antilope gutturosa); но это быстроногое животное удивительно осторожно и редко дает увидеть себя вблизи.
Подъем длился около часу, после чего мы также постепенно спускались другим сухим логом, впрочем, с маленьким ручьем, в более глубокую долину Ойгура, где он сливается с р. Джиргаланты. При слиянии стоит китайский караул из нескольких юрт, вблизи которых мы и встали около 4 часов дня.
Местность эта также называется Калгутты (2 240 м). По обе стороны прозрачной реки, достигающей 5 сажен ширины, раскинулась широкая равнина с громадными стадами овец. На запад долина делается холмистой и уходит к перевалу Улан-даба, ведущему на русский Укок. С юга протянулся хребет с двумя снежными вершинами; это - отрог Монгольского Алтая. По южную сторону отрога находится долина р. Цаган-гола, главного притока р. Кобдо.
Едва мы поставили палатки, как явился верхом начальник караула в чине "тайчжи" в сопровождении солдата, одетого в нагольную шубу и красный башлык. На самом "тайчжи" был надет синий кафтан и китайская форменная шляпа с синим шариком и двумя лентами. Это был уже чин офицерский.
Соскочив с лошади шагов за пятнадцать, - ближе подъезжать считается невежливым, - тайчжи с комичными приседаниями подошел ко мне, прокричал обычное приветствие "амыр-сайн" и протянул мне своеобразную табакерку в виде плоской фляжки желтого стекла, вынутую из длинного красного шелкового мешка. На этот раз я сделал понюшку табаку добросовестно, но, как потом оказалось, этикет разрешает просто понюхать горлышко табакерки, не открывая пробки.
Я пригласил тайчжи в палатку, угостил его чаем и водкой; к последней он относился особенно любезно. Начался разговор через переводчика, прерываемый громкими возгласами гостя: "эхеу", "тима" (да, верно).
Через полчаса гость был сильно выпивши, получил от меня подарок: серебряный рубль, завернутый в платок в обмен на поднесенный мне, тоже с приседаниями, дешевенький шелковый "хадак" (узкий платок), подержал вверх ногами мой паспорт и очень довольный отбыл домой. Он обещал дать мне проводника до Цаган-гола и вьючную лошадь вместо моей, сбившей спину.
28 июня я сделал ответный визит начальнику караула - тайчжи - в его маленькую грязную юрту. Очень некрасивая хозяйка-дербетка91 угощала нас монгольским чаем и аракой. Она показала нам и своего наследника, родившегося дней десять назад и заботливо зашитого в шкуру ягненка мехом внутрь.
В 10 часов караван выступил в южном направлении. Сначала мы шли параллельно течению р. Джиргаланты до того места, где она меняет восточное направление на северное. Высокая, холодная степь покрыта редкой приземистой травкой, среди которой видны кустики Dontostemon perennis, красные розетки Statice congesta, Trifolium eximium, Oxytropis Saposchnikovi, Primula sibirica, Hutchinsia alba. Ближе к речке трава много сочнее.
В 12 часов, оставляя вправо верхнюю долину Джиргаланты, мы вступили в ущелье Улан-узюр, обставленное скалами, красными от одевающего их лишайника. В ущелье просачивается небольшой ручей, который внизу совсем пересыхает. Через полчаса мы вышли из ущелья и, оставляя слева истоки ключа, довольно долго поднимались пологим косогором, дающим три некрупных уступа. Склоны покрыты плотно стоящими кустиками высокого кипца (Festuca ovina), не тронутого скотом. Это - корм, сберегаемый на зиму.
В 1 час 10 минут мы достигли пологого седла, одетого густым дерном злаков и бобовых (2 738 м). Дальше идет пологий спуск в безводную долину Цаган-кобу, тоже одетую травой. По сухим склонам собраны Chamaerodos erecta, Vicia costata, Aslragalus hypogeus, A. brevifolius, Gentiana decumbens и сюда же спустились Saussurea pygmaea и Раpaver alpinum. Несмотря на отсутствие воды, в долине видны следы зимовок.
По мере движения на юг долина делается теснее и склоны круче; наконец, она переходит в наклонное скалистое ущелье, заваленное большими окатанными гранитными глыбами. Кое-где по склонам остались карнизы беловатых озерных осадков.
Все это нагромождение производит впечатление переслоенных морен.
Крутым, крайне неудобным логом мы спустились в широкую долину, р. Цаган-гол, замкнутую с противоположной стороны невысокой грядой,, за которой с юга течет р. Кату, приток Цаган-гола. На дне долины у самого спуска нас встретил громадный холм гранитных валунов.
Молочно-белый Цаган-гол до 10 сажен ширины быстро стремится между низменными берегами, одетыми зеленой травой, образуя протоки и маленькие озерки. Местами по самому берегу растут кусты белого тальника. Зеленая кайма представляет резкий контраст с бесплодным щебнем морен и сухих склонов. Здесь я впервые нашел Oxytropis microphylla с длинными красноватыми бородавчатыми бобами, распластанными на земле. Потом по всем соседним долинам я встречал эту форму очень часто совместно с упомянутой уже О. trichophysa.
Вниз по течению Цаган-гола долина расширяется и принимает пустынный характер, причем невысокий хребет правой стороны заметно понижается. Как показали исследования 1906 г., типичные морены встречаются гораздо ниже, а именно - около впадения справа р. Кату.
Мы направились левой стороной Цаган-гола вверх по долине на запад, причем я имел в виду достигнуть самых истоков реки, интересовавших меня давно.
Долина надолго остается широкой и прорезана крутыми извилинами реки. С небольшими перерывами моренные холмы выполняют долину и оттесняют тропу ближе к северному хребту. На правом берегу кое-где видны моренные холмы с белыми ярами, сложенные из одного ледникового ила. Хребет южной стороны повышается весьма постепенно; северный хребет гораздо выше; склоны его очень круты, порой обрывисты и покрыты крутыми полосами ползущих каменных осыпей. За осыпи он получил название "Кочкын", т. е. "кочующий". Наибольшей крутизне и возвышению северного хребта со стороны Джиргаланты соответствуют два уже упомянутых снежных языка.
Вскоре после спуска в долину Цаган-гола мы перешли небольшой левый приток Дезь, образующий обширный конусообразный галечниковый вынос, который удобнее объехать ближе к берегу Цаган-гола. В 6 часов перешли второй приток, по имени Талды. Речка скатывается из крутого тесного ущелья и пробирается между моренами. Она внизу разбивается на много естественных арыков и орошает значительное луговое пространство и тальник в рост человека.
Остановились уже в сумерки около 8 часов вечера у раздвоения долины. Немного выше нашего стана справа впадает значительный приток Харсала.
Раскинули палатки под крупными моренами, над которыми громоздятся недоступные скалы и осыпи хребта Кочкын.
Морены покрыты редкими кустиками приземистых растений Peucedanum vaginatum, Veronica pinnata, Pulsatilla albana, Oxytropis pumila и др.
29 июня. Утром обнаружилась пропажа проводника-дербота, данного мне с караула Калгутты. Рано утром под предлогом поисков ушедшей лошади он скрылся и больше не объявлялся. Наскучило ли ему итти со мной или он стеснялся незнанием местности, - осталось невыясненным, но уход был умышленный, так как исчезли обе лошади, взятые с караула.
Дав отдохнуть каравану, сам я решил,сделать экскурсию в верховье притока Харсалы. В 9 1/2 часов мы выехали. Предстояло прежде всего найти брод через Цаган-гол на его правую сторону. Сначала мы прошли высокие нагромождения морен, выполнивших заметно стесненную долину. Брод нашли выше впадения Харсалы у восточной подошвы массива горы, отделяющей Цаган-гол от Харсалы. Брод оказался удобным, с мелкой галькой, которую, впрочем, не было видно от молочной белизны воды. У входа долины Харсалы показались редкие колки лиственичного леса, но они не заходят глубоко в боковую долину.
Харсала в нижнем течении пробивается в глубокой промоине между сплошными высокими моренами, которые засыпали всю долину; даже места впадения Харсалы в Цаган-гол не видно из-за них.
Среди морен не мало озерков, на которых копошатся утки. Местами из-под камней выступают буроватые сланцы, прекрасно отполированные и округленные ледником; есть и ледниковые шрамы.
Постепенно поднимаясь уступами морен,- громоздящихся одна над другой, мы скоро вышли в более ровную долину, оставляя течение реки слева. В моренах спугнули семью волков, из которых взяли двух волчат. Выше морены исчезают. Красноватая почва из дресвы покрыта кустиками травы.
В 11 1/2 часов мы достигли раздвоения долины Харсалы. Левое по пути ответвление уходит на юг.
В тылу долины верстах в семи от развилины возвышается плоская вершина, покрытая снегом; с нее спускаются три небольших ледника. Впрочем, правый от меня, т. е. западный, я видел лишь отчасти; может быть он и значительнее. Впоследствии от одного дербета я слышал, что из Харсалы можно прямо перевалить в истоки Аксу. Второе ответвление направляется на запад; эта почти безводная широкая долина постепенно поднимается к широкой седловине; по моему расчету, она должна была привести опять в Цаган-гол, но ближе к его истокам. Преследуя главную цель, т. е. истоки Цаган-гола, я оставил Харсалу и направился к седловине второго ответвления долины. Мой расчет не обманул меня. Я обогнул с юго-запада массив, разделяющий Цаган-гол и Харсалу, и через час езды поднялся на седло, за которым открылся обширный вид на верхнюю долину Цаган-гола и его истоки. Для обозрения получился вид весьма поучительный. С севера на юг протянулась высокая гряда Монгольского Алтая с целым рядом то остроконечных, то закругленных снежных вершин. С них спускается много ледников в восточном направлении; наиболее удаленный от нас к северу - самый крупный. Цаган-гол, протекая сначала в юго-восточном направлении, отбирает дань со всех ледников, потом поворачивает на восток и хорошо сформированной рекой проходит белою лентой глубоко внизу против нашего пункта.
Отлагая детальное исследование до следующих дней, я предпринял с этого пункта общую инструментальную съемку истоков Цаган-гола и фотографирование. Результаты этой съемки и других более детальных выражены в карте истоков Цаган-гола, Аксу и Канаса.
Седло находится на значительной высоте (2 794 м), и потому и флора принимает типичный характер альпийской тундры. Кроме полярной березки и низкорослых тальников, покрывающих весь склон к Цаган-голу, здесь собраны: Parrya microcarpa, Dryas octopetala, Potentilla nivea, Oxytropis alpina, Hedysarum obscurum, Saxifraga sibirica и S. flagellaris, Gymnandra Pallasii, Dracocephalum imberbe, Eritrichium villosum, Senecio resedaefolius и др.
В 4 1/2 часа мы все покончили, сложили на память кучу камней и отправились домой, но не старой дорогой, а вниз по долине Цаган-гола. Спуск к реке довольно продолжителен и без тропы по густому кустарнику не везде удобен. Немного ниже по правому склону протянулась полоса листвениц, где мы захватили с собой немного дров. Удобный брод против этого перелеска привел на левую сторону Цаган-гола, где имеется довольно торная тропа в степном расширении долины. Недалеко от тропы я видел курганы и могильники, состоящие из длинных камней, воткнутых в землю около небольших прямоугольников, уложенных из таких же камней в уровень с поверхностью почвы.
Через два часа езды от седла мы достигли морен в узкой части долины и еще через полчаса были на стану против устья Харсалы.
Вечером с прибрежного болота показались было комары, но скоро надвинулось ненастье, и они пропали; на главной гряде белков легли тяжелые облака, а потом и у нас пошел дождь.
30 июня. Вопреки уверениям проводника-монгола, наш стан оказался слишком удаленным для посещения ледников Цаган-гола; поэтому я решил передвинуться поближе, и в середине дня мы перешли всем караваном по левому берегу знакомой дорогой верст восемь выше и остановились недалеко от упомянутых выше могильников при впадении чистой речки, выходящей из тесного ущелья северного хребта. Названия этой речки я не узнал и буду называть ее Проходной, так как потом мы нашли здесь дорогу и перевал через хребет в верхнюю долину Джир-таланты.
После полудня я съездил на правую сторону реки, чтобы собрать флору в колке листвениц. Небольшие группы листвениц начинаются почти у берега реки, но не высоко поднимаются по довольно крутому склону, скоро достигая верхней предельной линии, где деревья принимают уродливую форму. Эта узкая полоса леса протянулась вдоль Цаган-гола каких-нибудь шесть-семь верст; снизу его отсекает сухость пустынной каменистой почвы, а сверху неблагоприятные условия температуры. Выше леса тянутся крутые осыпи, а над ними обрывистые скалы вплоть до вершины горы, которая представляет довольно ровное плато с уклоном к западу. В области леса травяной покров резко изменяется; здесь вы видите сочный луг из высоких, частью лесных трав: Polemonium coeruleum, Atrsgene alpina, AsLragalus frigidus, Hedysarum obscurum, Libanotis condensata, Saxifraga hieracifolia, S. sibirica, S. hirculus, Myosotis sylvatica var. alpestris, Swertia obtusa, Pedicularis tristis, Pyrola rotundifolia, Aster flaccidus и др. Между деревьями растут группы тальников и такие кустарники, как Rosa pimpinellifolia, Spiraea alpina, Lonicera hispida. Лиственицы привели с собой совершенно особую растительность, которая резко отличается от редкого сухого покрова морен и степных площадей долины. Покров сухих площадей долины состоит из: Pulsatilla albana, Silène viscosa, S. repens, Gypsophila desertorum, Potentilla multifida, P. sibirica, P. sericea, Chamaerodos erecta, Trifolium eximium, Statice speciosa, Androsace maxima Eritrkhium obovatum, Galium verum, Linaria odora, Veronica spicata, Panzeria lanata, Ziziphora clinopodioides, Thimus serpillum, Dracocephalum, origanoides, Taraxacum bicolor, Crepis chrysantha, Matricaria ambigua, Triticum cristatum, Hordeum pratense, Stipa orientalis, Ephedra vulgaris.
Солодовников, посетивший ущелье р. Проходной, принес оттуда опять частью лесные, частью альпийские формы; между прочими: Ranimculus frigidus, Delphinium elatum, Gerastium lithospermifolium, Camarum Salessovii, Papaver alpinum, Ribes nigrum, R. graveolens, Primula nivalis, Polygonum polymorphem, P. bistorta, Erigeron uniflorus, Juniperus sabina и др.
Под вечер мы сделали попытку порыбачить и при впадении светлой Проходной в белый Цаган-гол добыли несколько мелких харюзов.
Открытие ледника Потанина и девяти других. 1 июля нас встретило безоблачное утро, и такая погода продержалась до вечера. Эту погоду я использовал великолепно, сделав экскурсию к большим ледникам Цаган-гола. Левым берегом реки мы подвинулись верст восемь, пересекая многочисленные старые морены. Тропа, ясная на степных площадках, в моренах терялась среди камней; но здесь помогали кучи камней, сложенные рукой человека, чтобы указать дорогу. Говорят, это старая дорога урянхайцев, которые раньше кочевали в этой долине. Меня удивляло отсутствие кочевников в долине Цаган-гола с ее хорошими кормами, особенно в верхней части. Сопровождавший меня проводник Хабаров сообщил мне следующее.
Раньше Цаган-голом владели урянхайцы, но несколько лет тому назад киргизы-киреи, при содействии русского купца, дали кобдоскому амбаню крупную взятку, после чего урянхайцы были выселены из Цаган-гола, и долина была отдана киргизам. Жалобщики от урянхайцев явились в г. Кобдо, но были посажены в тюрьму. Вся эта история дошла до центрального правительства в Пекине; амбань был смещен и, кажется, посажен в тюрьму, а Цаган-гол возвращен урянхайцам. Впоследствии этот рассказ мне подтвердил один китайский чиновник, занимавший видное место в кобдоском ямыне.
Выехав из стана в 8 часов, мы, миновав седло в Харсалу, в 9 часов были против правого притока, текущего из небольшого ледника, а немного дальше увидели второй приток с озером на верхнем уступе; он тоже питается ледником, лежащим глубоко в ущелье. Я назвал эту речку Озерной. Против нее на северной стороне склон хребта поднимается до широкого седла, за которым идет обширная высокая котловина, отделенная от верхней долины Цаган-гола скалистой гривой из рассыпающихся зеленых и красных сланцев. В котловине начинается прозрачный ключ, который течет в глубокой промоине по склону, а ближе к Цаган-голу временно выходит на зеленую площадку, чтобы перед впадением опять исчезнуть в красных скалах. Буду называть его Холодным ключом. Несколько ниже из этой же котловины течет второй ключ поменьше, тоже орошающий плоские луговинки.
Пологим каменистым склоном в 10 часов мы поднялись в котловину и достигли юго-восточной оконечности скалистой гривы. Мой план был - подняться на хребет гривы и оттуда вблизи осмотреть ледники и сделать инструментальную съемку. Дальнейший подъем на лошадях оказался невозможным вследствие крутизны скал; поэтому мы спешились, взяв с собою инструменты, а лошадей я послал к противоположному, северо-западному, концу гривы, куда можно было проехать котловиной.
Карабкаясь по скалам, мы выбрались на гребень гривы, состоящий тоже из громадных рассыпающихся камней угловатой формы. На самом гребне я сделал интересные находки, а именно: на сплошной россыпи из темных и красных сланцев лежат несколько отдельных гранитных валунов; единственное вероятное объяснение, которое можно дать этим находкам, - это допущение, что они моренного происхождения. Следовательно, ледник Цаган-гола прежде был, по крайней мере, в уровень с верхним гребнем скалистой гривы, а сейчас гребень возвышается над долиной реки не меньше 500 м. Такова была мощность этого ледника.
Скалистая грива протянулась на северо-запад версты на четыре; она круто падает к северо-востоку в котловину и стеной обрывается на юго-запад, в долину Цаган-гола. Подвигаясь по гриве вперед, мы имели прямо перед собой целый ряд ледников с вершинами главного хребта, но самый большой ледник еще был закрыт от нас подъемом гривы у северо-западного конца ее. Когда, наконец, около 1 часа дня мы дошли до конца гривы, перед нами открылся во всю длину и главный ледник. У этого конца гривы расширяются ровные площадки, на которых я нашел удобный базис и принялся за съемку теодолитом. Высота базиса 3 225 м. Погода благоприятствовала; облаков почти не было; только упорный северо-западный ветер несколько мешал делу. Впрочем, к 3 часам дня я покончил съемку, взяв все главные растояния и возвышения, и сделал фотографии. Описание начну с главного Первого ледника (рис. у стр. 272).
Первый ледник был передо мною в ракурсе; он тянется полосой с северо-запада-запада на юго-восток-восток, достигая 2 верст ширины и более. Начинаясь с белой вершины в виде шатра, он принимает справа (с юго-запада) два больших притока и близ нижнего конца третий меньший. На этот раз я не видал вершин, образующих боковые притоки, потому что они были скрыты за поворотом, но познакомился с ними в следующую экскурсию. Мощный ледниковый поток, считая от белого шатра, имеет 19 верст длины и падает с большой постепенностью, не образуя крутых ледопадов. По поверхности ледника протянулись три широкие извилистые морены, средняя сильнее остальных. Нижний язык окаймлен целой системой высоких морен, по которым скатывается так пышно родившийся Цаган-гол. Правый берег ледника образует недоступные скалистые обрывы, выше переходящие в острые снежные вершины. Левый берег (северо-восточный) гораздо положе; только в верхней половине ледника и с этой стороны к нему подходит обрывистая скала не особенно высокой сопки. Вершины главного хребта, питающие ледники, достигают 4 000 - 4 360 м. Наибольшее возвышение имеет куполообразная сплошь белая вершина с юга от верхней части ледника. Описание Первого ледника я дополню деталями из следующей экскурсии по самому леднику.
Ледники у местного населения не носят специальных названий, а потому я намерен воспользоваться принадлежащим мне правом и крестить их. Воздавая день моего глубокого уважения русскому путешественнику, давшему нам [первое] обстоятельное описание пути через Монгольский Алтай, и учитывая то, что описание ледника выходит в год семидесятипятилетия выдающегося сибиряка, я называю первый, самый крупный, ледник именем Григория Николаевича Потанина.
Второй ледник отделен от ледника Потанина скалистой обрывистой гривой, на которой возвышается острая белая вершина (3 963 м). В тылу ледника на главном хребте есть несколько вершин; считая с севера - двойная с седловинкой, а потом острая справа и плоская с левой стороны, наконец, белая пирамида. Вершины большею частью в снегу, но очень крутые скалы чернеют, не покрытые снегом. Ледник, зажатый с обеих сторон крутыми скалами, выползает в виде языка прямо на восток. Общая длина его около восьми верст. Своими конечными моренами ледник выходит в самую долину Цаган-гола и едва не соприкасается с рекой.
Третий ледник, приблизительно такой же длины, отделен от Второго довольно узкой скалистой гривой. Обтекая гриву, ледники почти соприкасаются нижними концами и, во всяком случае, смешивают свои конечные морены, как смыкаются и своими верхними концами.
В область Третьего ледника и дальше на юго-восток хребет не образует особенно выдающихся вершин, а имеет форму гряды с плоскими возвышениями, хорошо покрытой снегом.
Четвертый ледник небольшой; он выполняет высокую котловину за широким выступом переднего склона хребта. Общая длина его едва ли превышает три версты (рис. на стр. 415).
Пятый ледник приблизительно такой же длины; он залегает в глубине соседнего бокового ущелья и нижним концом близко подходит к четвертому.
Шестой, маленький, залегает в высокой котловине выступающего отрога.
Седьмой, более значительный, лежит в глубине ущелья. Его поток образует два озера: верхнее еще в ущелье (оно было частью покрыто льдом) и нижнее - на террасе, уже в уширенной долине Цаган-гола.
В той же долине, но с южного бока лежит Восьмой, меньший; он падает в ту же долину; интересен тем, что на средине перерван высокой отвесной ступенью, по которой лед падает в нижний этаж.
Наконец, в последнем с юго-востока углублении хребта лежат два небольших ледника Девятый и Десятый, оба хорошо сформированы.
Река Цаган-гол мощным потоком выходит уже из ледника Потанина и потом подкрепляется справа потоками всех остальных меньших ледников. Таким образом, она обсасывает северо-восточный склон хребта на протяжении более 30 верст, подобно тому, как Чеган-узун отбирает воду от многих ледников северного склона главной Чуйской гряды в Русском Алтае. Отсюда понятно, что Цаган-гол с самого начала так полон водой; понятна и белая молочность воды, наполненной массой ледникового ила {Один из спутников П. К. Козлова, не видевший лично ледников Цаган-гола совершенно ошибочно объясняет белизну воды размыванием каких-то проблематических белых глин. Изв. РГО, 1899 [стр. 616].}.
Скалистая грива, на которой я работал по съемке, имеет больше 3 200 м и там, где есть мелкий щебень, покрыта соответствующей растительностью {Claytonia Ioanneana, Papaver alpiimm, Viola altaica, Hutchinsia calycina, Pflraya excapa, Cerastium lithospermifolium, Potentilla gelida, Pachypleurum alpinuis, Saxifraga flagellaris, Sedum quadrifidum, Eritrichium villosum, Pedieularis versicolll Chrysanthemum pulchrum, Senecio Jrigidus и др.}.
Из птиц мы встретили на этой высоте только уларов; бабочки Painassius тоже залетают сюда в хорошую погоду. Относительно последних я заметил, что утром хорошего дня они поднимаются из долин к верхним склонам, а перед вечером кочуют назад в глубь долины.
После трех часов мы круто спустились в котловину, где нас поджидали лошади. Котловина в свое время тоже служила руслом ледника, но она раньше освободилась от него, и потому выпахивание здесь меньше. В настоящее время она занята обширным болотом, среди которого есть даже озерко; поэтому проезжать можно лишь у самой Скалистой гривы по краю котловины, частью старыми моренами. В котловине формируется Холодный ключ, упомянутый выше, который впадает в Цаган-гол против Седьмого ледника с озером.
Здесь пролегает мало торная дорога в северо-западном направлении, которая трудным перевалом выводит в русские пределы на плоскогорье Укок, в области течения р. Калгутты. Вероятно, этим путем проехал единственный встреченный нами в Цаган-голе киргиз. Перевал этот находится восточнее вершины ледника Потанина и называется Эльбесин.
Старой дорогой к 7 1/2 часов вечера мы вернулись к стану близ устья р. Проходной.
2 июля. Сушили растения, приводили в порядок материалы, вообще отдыхали на стану. Наш лагерь находился все-таки далеко для ближайшего исследования ледников, поэтому я решил на завтра перекочевать поближе.
3 июля мы подвинулись верст восемь вверх уже знакомой дороге и разбили стан близ впадения в Цаган-гол Холодного ключа. Здесь нашлось удобное место в виде площадки с зеленой травой у самого ключа, закрытой с запада и юга невысокими скалами. С севера у нас было вблизи седло, ведущее в котловину под Скалистой гривой, а с юга возвышалась вершина у Седьмого ледника. Площадка носила следы прежних стояний в виде пятен синеватых злаков, выросших на унавоженных местах. Правда было неудобство - отсутствие древесного топлива, но зато было много кизяку, который на случай непогоды был собран в кучи и прикрыт брезентом. Можно бы еще подвинуться вперед и стоять в ближайшем соседстве ледника; вода и корм для лошадей найдется, но я опасался не найду топлива.
Вторую половину дня я провел за съемкой этой части долины и видимой части хребта и экскурсировал вокруг стана. Цаган-гол протекал саженях в сорока от наших палаток. Берег реки здесь почти недоступен, так как река сжата отвесными и даже местами нависшими скалами красного сланца до десяти сажен высоты.
Холодный ключ перед впадением проваливается в узкую трещину и образует здесь тонкую струю водопада.
Скалы, окружавшие наш лагерь, буроватого цвета, великолепно округлены, отполированы работой льда и сохранили на себе черные полосы ледниковых шрамов.
На другой день была предположена экскурсия на ледник Потанина; поэтому мы пораньше завалились спать. Барометры стояли хорошо, и можно было надеяться на успех.
4 июля проснулся в 3 часа на свету и принялся за сборы. В 5 часов выехали. Поднялись на знакомое седло-котловину, окружили слева котловину и в 7 часов достигли северного конца Скалистой гривы. У нас под ногами под крутым откосом был конец ледника Потанина с его громадными моренами, а влево остались Второй и Третий ледники. Ради экономии времени я решил проехать дальше; поэтому, после короткой остановки для фотографирования, мы двинулись дальше вдоль левого берега ледника. Склон к леднику довольно пологий, и езда была бы удобна, если бы не постоянные топи с камнями, где лошади увязали выше колена. Выбирая дорогу, приходится то подниматься по склону, то опускаться ближе к леднику. Здесь повторяется то же правило, что я наблюдал и в Русском Алтае на Укоке: чем выше по отлогому склону, тем больше воды. Кажется, мы и здесь сделали ошибку, что ехали в стороне от края ледника; на обратном пути мы нашли тропу, которая держится почти у самых боковых морен, и она оказалась суше.
По мере движения вперед перед нами открывался вид на хребет в тылу правого бокового притока ледника Потанина. Там возвышаются две вершины: севернее - скалистая с белой острой верхушкой и рядом с юга белая пирамида с продолжением в виде прямой гряды. Длина этого притока определяется верст в шесть, а средняя ширина не меньше версты.
В 9 часов мы остановились на берегу ледника на зеленой лужайке, проехав от конца ледника верст пять. Далее начинался крутой косогор с осыпями красных сланцев, и езда была бы труднее. Место нашей остановки приходится как раз против нижнего большого притока. Наскоро подкрепившись чаем и оставив здесь лошадей, мы отправились на ледник; из проводников с нами пошел только Хабаров. Вышли около 10 часов дня.
Сначала мы вскарабкались на высокую и крутую боковую морену, воспользовавшись для этого ее местным понижением. Еще раньше под мореной пришлось перейти поток, текущий между ней и косогором берега. За мореной ступили на ледниковое поле, имеющее небольшой уклон к концу ледника. Поверхность льда покрыта побелевшими конусами от одной четверти до аршина высоты и кучами щебнистого мусора. Лед с поверхности протаял под лучами солнца в виде острых иголок, которые хрустели под подошвой. Местами попадались колодцы, протаянные камнями. Ледник у правого берега мне показался издали более пологим, и я решил сначала пересечь его в косом направлении, а потом уже повернуть вверх. Мы прошли почти до берега правой стороны в по пути пересекли несколько светлых потоков воды, текущих по льду. Широкая средняя морена у нас осталась по левую руку, так как она отходит от скалистого мыса между главным ледниковым потоком и его притоком.
Для того, чтобы пересечь ледник, нам потребовалось больше часу ходьбы. Ледник, казавшийся издалека в этом месте плотным и ровным, оказался во многих местах разорванным трещинами: волна левой стороны отозвалась и здесь. Трещины не широки, но глубоки; края их увешаны громадными сосульками. Фотографируя трещины, я нечаянно уронил свою кирку, и она укатилась в трещину. Хабаров вызвался достать ее; мы обвязали его веревкой, и он исчез в темной щели под навесом льда. Слышен был металлический звук падающих сосулек и глухой голос: "отпускайте веревку", "еще веревки". Наконец, послышался приказ: "поднимайте". Момент, когда Хабарова вытаскивали из трещины, я увековечили фотографией; он вернулся с киркой, которая зацепилась где-то по пути. О достижении дна здесь и говорить нечего, так как мощность ледника в этом месте во всяком случае очень значительна.
Лавируя между трещинами, мы двинулись вверх к второму большому правому притоку ледника. Перед ним (около 12 часов) на льду все чаще появлялись поля нерастаявшего снега, а против притока снег сделался сплошным и глубоким. Утопая по колено, мы медленно подвигались вперед, к тому же и подъем сделался круче. Отыскивая меньшую глубину снега, мы понемногу отходили к середине ледника. Временно было лучше, мы ближе чувствовали твердый лед под снегом, но дальше пришлось проваливаться по пояс. Лишь изредка лед обнажался и давал отдохнуть. В одном таком обнажении льда мы набрели на какое-то темное тело. Приблизившись, я увидел труп аркара (каменного барана). Нижняя половина его корпуса вмерзла в лед, а голова с большими рогами, грудь и передние ноги торчали сверху. Шкура еще сохранилась, но уже лезла, рога тоже легко снимались с пеньков.
Было около 3 часов дня; путь делался все труднее, в глубоком снегу появились трещины, куда кирка исчезала без остатка. Все-таки я ней терял надежды выбраться на гребень близ Белого шатра в тылу ледника, и все подвигался вперед. Наконец, около 4 часов мы, порядком утомившись, встали против небольшого единственного левого притока. Дальше итти было безрассудно, потому что нужно было засветло выйти из ледника, если мы не хотели заночевать на льду, совершенно к этому не подготовленные.
Досадно, но пришлось смириться. Отсюда я сделал последнюю фотографию куполообразной вершины с правой стороны ледника, дающей наибольшее повышение, а именно в 4 360 м, т. е. близкой по высоте к Белухе Катунских белков. Неве ледника частью загибается на северный и даже на северо-западный склон этого громадного снежного массива.
Так нам и не удалось выбраться на гребень около Белого шатра, откуда я рассчитывал увидеть Укок и Калгутты.
В том, что вершина ледника Потанина на северной стороне соответствует ледникам р. Калгутты, я нимало не сомневался; в этом я убедился, осматривая те же снежные вершины со стороны Укока. Те же шатры и куполы, то же взаимное расположение и та же высота. Вершины, стоящие в тылу ледника Потанина, окружают его подковой и представляют выпуклую кривую по направлению Калгутты. Кроме того, в Цаган-голе есть ниже целый ряд вершин, принадлежащих только ему и не имеющих склона в Калгутты; вот чем объясняется, что в Калгутты снега образуют семь небольших ледников, лежащих рядом, а в Цаган-голе залегает один большой ледник, превосходящий самые большие ледники Русского Алтая. Что касается до юго-западных склонов вершин главного хребта, стоя по правую сторону ледника Потанина и в тылу его правых притоков, то, по моему расчету, они должны падать в Монгольский канас {Это я подтвердил исследованием 1909 г.}. Вершины Второго и Третьего ледников соответствуют Белой Кобдо. Но об этом подробнее потом.
Итак, в 4 часа мы остановились на высоте около 3 625 м, отдохнули полчаса, съели по маленькой плитке шоколада и пошли назад. Шли, конечно, быстрее и при этом держались середины ледника. Под скалистым обрывом левого берега ледника образуется сложный лабиринт трещин, но мы легко обходили его справа. Через три часа мы были у лошадей, порядком уставшие.
Обратный путь к нашим палаткам я выбрал ближе к берегу ледника. У конца ледника мы спустились крутым склоном к самому истоку Цаган-гола. Здесь протоки реки образуют кочковатое топкое болото, но дальше дорога совершенно сухая и каменистая. Осмотреть верхнюю долину реки мне удалось плохо, потому что мы запоздали. Надвинулась темнота, и только зоркие глаза проводников отыскивали тропу среди скал и россыпей. Помню, что по дороге спускались в глубокие овраги, вновь поднимались, то шли над шумящим внизу Цаган-голом, то приближались к подошве Скалистой гривы; но все это мало отчетливо, хотя проводник говорил, что почти все время была тропа, наторенная кочевниками. Куда только они не забираются! Была, если хотите, и луна, но она освещала только верхушки хребта и мало света давала вниз, в долину.
Наконец, уставшие и озябшие, в 11 часов мы достигли палаток и чувствовали себя необыкновенно уютно и комфортабельно у костра из кизяку.
Я не люблю писать о своем настроении, но теперь позволю себе заметить, что такие дни, полные напряженной работы, сопровождаемой новыми открытиями, чувствуются не даром прожитыми. Несмотря на крайнее физическое утомление, где-то глубоко внутри живет и радуется существованию другой, бодрый и не уставший человек. Эту здоровую радость бытия в исследовании завещаю моим молодым друзьям и ученикам.