scou.
Je me suis permis de faire envoyer un exemplaire de "Fumée" à Mr Carlyle sous votre adresse, ne connaissant pas la sienne.
Agréez, Monsieur, l'expression de mes sentiments les plus affectueux.
27 марта (8 апреля) 1868. Баден-Баден
Il y a juste une semaine que je suis arrivé ici - j'ai trouvé mon monde en bonne santé - et je suis maintenant plongé jusqu'au cou dans les tracas de mon émigration qui doit se faire avant le 15. J'ai reèu ta lettre avec tes photographies - et je suis heureux d'apprendre que tu vas bien1. Je continue à te recommander la plus grande prudence et fort peu de mouvements.
J'ai remis à Mme Delessert le petit feuillet de Gaston; elle l'a pris en considération; mais elle a dû s'arrêter dans ce qu'elle voulait faire pour lui, du moment que vous vous êtes décidés - et fort raisonnablement, je crois - à tenter la fortune encore cette année2.
Et maintenant permets-moi de te soumettre quelques réflexions qui me sont dictées par l'affection que je te porte et que j'ai puisées en partie dans une longue conversation que j'ai eue avec tes beaux-parents - et en partie dans mes propres observations.
Il est indubitable que le mauvais succès de la fabrique dans les deux premières années de ton mariage - vient de vous deux, de toi surtout. Ces voyages inutiles, cette crainte perpétuelle d'être seule dans laquelle tu vis - et qui fait que tu retiens constamment ton mari à tes côtés - l'abandon de beaucoup de clients qui en a été la conséquence - voilà où a été le mal. Tes préoccupations de portes fermées, de verrous - m'ont fait un peu sourire - comme une manie; mais c'est pis qu'une manie ou un ridicule - c'est un symptôme fâcheux d'une disposition d'esprit, dont il faut se défaire absolument. Je ne doute pas que les soins sérieux et sains de la maternité ne chassent toutes ces puérilités qui sont beaucoup plus graves qu'on ne le croit. Le manque d'occupations te fait sentir le vide de ta vie; ce vide - tu désires le remplir par la présence de ton mari - tu paralyses son activité; puis tu te laisses aller à des terreurs, dignes d'une vieille demoiselle. Tout cela n'est pas bon et n'a pas raison d'être. J'ai remarqué aussi que tu es bien exigeante et tracassière pour tes domestiques - ce qui ne manque jamais d'arriver quand il y a absence d'occupations.
Tu m'excuseras de te dire aussi crûment les vérités - mais tu ne peux douter du sentiment qui me fait agir ainsi.
Mr Aignan doit venir à Bade vers le 15 avril - et il retourne à Paris cinq ou six jours après; je le prierai d'emporter le nouveau poids du coucou que j'ai échangé chez Stuffer; s'il était un peu trop lourd et faisait aller lea aiguilles trop vite - il n'y aurait qu'à changer un peu de place le balancier du pendule.
Je te prie de faire mes meilleurs compliments à Me Bruère et je t'embrasse cordialement. Porte-tei bien - c'est l'essentiel.
27 марта (8 апреля) 1868. Баден-Баден
Je vous ennuie encore une fois - mais c'est bien décidément la dernière. - Il m'est venu en tête que je n'ai pas envoyé d'exemplaire de mon roman
1 à Taine; envoyez-le lui - je ne connais pas son adresse, mais elle doit être facile à trouver. Excusez-moi, s'il vous plaît. Il fait ici un temps superbe et chez vous? Tout verdoie et fleurit - le mois d'avril est le plus joli mois à Bade. Quand viendrez-vous? On fera des feux de joie à Thiergarten à cette occasion.
28 марта (9 апреля) 1868. Баден-Баден
28-го марта (9-го апреля) 1868.
Любезнейший друг Павел Васильевич! Я с неделю тому назад вернулся из Парижа, где пробыл дней восемь, видел много знакомых (побывал и у дочери) и теперь погружен в хлопоты переселенья в мой новый дом, который, как Вам известно, по милости дядюшки стал Уже не моим и который я теперь нанимаю у Виардо1. Отныне прошу писать ко мне по адресу: Thiergartenstrassee, No 3. Нашел я здесь Ваше письмо2. Не без уныния, но и без философической твердости узнал я о судьбе, постигшей "Историю лейтенанта", которая так провалилась, что даже деятельность мою литературную отбросили на три года назад (я начал сочинительствовать не в 1840, а в 1843 году)3. Со всем тем, перевод этой самой "Истории" помещен в апрельской книжке "Revue des Deux Mondes", честь, которая, если уже дело пошло на хвастовство, досталась, кроме меня, одному Г, Гейне, Но это в сторону, как неважное.
В той же книжке "Revue des Deux Mondes" напечатана статья, вероятно, вычеркнутая нашей цензурой, о России в последние два года; достаньте ее, если можете, и прочтите: интересно больно. Подписана она: Ch. de Mazade. но это - prête-nom, и статью писал непременно русский или поляк, знающий всю нашу подноготную4. Кстати, можете ли Вы сообщить какие-либо сведения о происходящей, по слухам, у нас ломке в верхних административных и политических сферах? До нас, людей мелких да еще живущих за границей, в крошечном городке, доходят самые противоречащие сплетни. Очень бы одолжили сообщением хотя мелких намеков.
Я получил наконец два великолепно переплетенных экземпляра дюкановского романа от г-жи Ахматовой и один уже препроводил ему5. Поблагодарите ее от моего имени: лучше поздно, чем никогда.
Графически описали Вы чтение трагедии у графа А. К. Толстого6; но увы! видно, мне не получить рукописи моей комедии, обещанной его супругой7. Я и сам писал, и через других старался действовать... не берет! Увидите ее,- сообщите от меня одно унылое и безнадежное восклицание!
К чему относятся таинственные слова в конце Вашего письма: "Посылаю расписки"? В письме ничего не было.
Прочел я в "Русском вестнике" комедию "Говоруны"
8. Вяловато, холодновато, а недурно. Сам я пишу теперь - и уже окончил - третью оперетку для г-жи Виардо
9. Приезжайте в Баден - попотчуем. Кланяюсь Вашей жене и дружески жму Вашу руку.
28 марта (9 апреля) 1868. Баден-Баден
Посылаю Вам обратно Ваши Записки, любезнейшая Марья Агеевна - и прошу у Вас позволения вместо сегодняшнего дня явиться к Вам завтра к 7 часам. Не могу не сказать, что давно не был так заинтересован чтением, как в этот раз. Не говорю уже о важности содержания; но самое изложение, исключительно Вам принадлежащее - столь же отличается ясностью и живостью красок, сколь теплотою и искренностью чувств1.
Поздравляю молодого Юрия с днем его рождения.
Кланяюсь Николаю Алексеевичу и дружески жму Вам руку.
Schillerstrasse, 7.
Четверг,
29 марта (10 апреля) 1868. Баден-Баден
Lieber Auerbach, Ihr Brief hat mich sehr erfreut ale ein Zeichen Ihres Andenkens1; auch haben die guten Worte, die er enthält - mich nicht wenig geschmeichelt; mag das Buch, das ich Ihnen geschickt habe2, einen eben so günstigen Eindruck auf Sie machen, als die früheren!
Nnn an die Sache. Dass es keine litterarische Convention zwischen Deutschland und Russland gibt (wie z. B. zwischen Russland und Frankreich) - ist eine höchst fatale Sache, wie ich es Ihnen schon im vorvorigen Jahre gesagt habe3: denn da jeder das Recht hat, seinen Autor zu übersetzen, ja zu verstümmeln - wie kann man da auf ein Honorar rechnen? Das ist Piratenwirtschaft - und von keinem Eigenthum die Rede4! Dass Stassülewitsch Ihnen dennoch ein so hohes Honorar vorgeschlagen hat5 - ist der beste Beweis der grossen Popularität Ihres Namens bei uns6; wenn seine Mittel ihm nicht erlauben, ein zu umfangreiches Werk von Ihnen ebenso zu honoriren, so, glaub ich, würde er es dennoch mit einer kleinen Preisherabsetzung, gern an sich bringen: haben Sie ihn nicht darüber gefragt? Es würde mir zu einer besonderen Freude und Ehre gereichen, einen Artikel über Sie zu schreiben - nicht als Empfehlung: denn die brauchen Sie bei uns in Russland längst nicht - aber als Vorwort - und um den Nachdrukkern vorzubeugen - denn meinen Axtikel hätten sie nicht das Recht wiederzugeben7. In diesem Sinne können Sie dem Stassülewitsch schreiben8 - und da ich selbst bald (in 6 Wochen) nach Petersburg reise und mich ein paar Tage in Berlin aufhalten werde, können wir das Ailes besprechen; {Далее зачеркнуто: selbst eine} zum Uebersetzen Ihres Romans hab' ich selbst leider nicht die Zeit - werde aber gern die Uebersetzung revidiren. Schreiben Sie mir, wie lange Sie noch in Berlin bleiben: ich reise von hier spätestens am 1-ten Juni ab.
Ich drücke Ihnen herzlich die Hand und bleibe in alter Freundschaft
Ihr ergebener I. Turgeneff.
P. S. Frau Viardot erwiedert {Так в подлиннике.} Ihren Grass bestens.
Wir arbeiten jetzt an einer dritten Opérette. Sie haben wahrscheinlich von den zwei ersten gehört9.
P. S. S.
Wann erscheint Ihr neues Werk? Bei meinei? Reise nach Russland könnte ich das
Manuscript mitnehmen
l0 - und man könnte dann dem Verleger - sei es St
oder ein anderer - die Bedingung zugestehen, das Werk in Deutschland und Russland zu gleicher Zeit erscheinen zu lassen11.
29 марта (10 апреля) 1868. Баден-Баден
10-го апр./29-го марта 1868. Пятница.
Любезнейший Никита Алексеевич,
Спешу уведомить Вас, что я сегодня получил вексель от Ахенбаха на 1000 р. сер. Если через месяц Вы без отягощения можете собрать еще 500 р., то вышлите их. Они придут к самому времени моего отъезд1.
Пишите вперед не Schillerstrasse, 7. a Thiergartenstrassee, 3 - я на днях туда переезжаю - в новый свой дом, который я теперь уже принужден нанимать у того, кому я его продал2.
У меня в Спасском был ящик с столовым серебром - ложками, вилками и т. д. с моим гербом. Существует этот ящик или H. H. утащил его к себе? Так как до меня доходят слухи, что он переезжает в свое карачевское имение, то - в случае нахождения этого ящика у него - обратитесь к нему от моего имени с требованием немедленного возвращения.
Засим остаюсь истинно Вам доброжелательствующий
P. S. По получении остальных двух векселей извещу немедленно"
30 марта (11 апреля) 1868, Баден-Баден
Неожиданная быстрота моего отъезда из Парижа лишила меня удовольствия видеть Вас еще раз, любезнейший Николай Владимирович; надеюсь вознаградить себя во время Вашего приезда в Баден, потому что Вы должны непременно посетить нас и пожить в моем новом доме, куда я в течение недели переезжаю. Только Вам надобно переждать эту безобразную зиму, которая вдруг на нас свалилась и покрыла нас саваном снега.
Теперь обращаюсь к Вам с просьбой: прилагаемый отрывок из "С.-П<етер>бургских ведомостей" может Вам указать, в чем она будет состоять. Сходите, пожалуйста, к Галиньяни и подпишитесь на мое имя с высылкою сюда на этот "Intelligencer of Europe", о котором я слышу впервые,- надобно же поощрить таких великодушных переводчиков1. Деньги, Вами на сие долженствующие быть употребленными (уф!), Вы получите немедленно от одного моего приятеля (L. Pomey, quai Bourbon, 25), у которого находится некоторая принадлежащая мне сумма; Вы только известите меня о цифре Вашей выдачи. А за всё это примите заранее поясной поклон.
Кстати, черкните мне несколько слов о том, что поделывается в Париже, и поклонитесь всем знакомым, которых увидите, не забывая гр. Киселева, Милютину теперь как бы лучше, чем перед моим отъездом.
Я переезжаю, как уже доложил Вам, в новый дом, и будущий мой адресс: "Thiergartenstrasse, 3"; но ответ Ваш благоволите еще пустить по теперешнему адрессу,
Р. S. Подпишитесь на весь 1868-й год.
3 (15) апреля 1868. Баден-Баден
Vous serez bien aimable de transmettre à Mr Thomas Carlyle avec mes meilleurs remerciements et souvenirs la photographie ci-jointe; la sienne m'a causé le plus grand plaisir et, je le répète, je serai toujours très fier des sentiments qu'il veut bien avoir pour moi1.
Puis-je me permettre de vous offrir - à vous aussi - ma photographie et de demander la vôtre? On aime à se rendre compte des traits des personnes, avec lesquelles on se sent des liens sympathiques.
En attendant le plaisir de faire votre connaissance personnelle - soit à Moscou soit peut-être à Londres
2, je vous prie d'accepter l'assurance de mes sentiments les plus distingués.
5 (17) апреля 1868. Баден-Баден
Позвольте поручить Вашему - можно сказать всей России известному - радушию и Вашей доброте подателя этого письма Николая Михайловича Стромилова, молодого человека и начинающего литератора. Обстоятельства его тесны и затруднительны, но он готов трудиться и просит одного: работы. Но и работу не всегда легко достать - и Вы, как один из патриархов Москвы, в которой он желает поселиться, можете оказать ему великую услугу Вашими советами и Вашей помощью
1. Заранее благодарю Вас за всё, что Вы сделаете для этого молодого человека, и прошу Вас, а также и любезнейшую княгиню принять уверение в нелицемерной моей дружбе и преданности.
5 (17) апреля 1868. Баден-Баден
Податель этого письма, Николай Михайлович Стромилов, по моему совету отправился в Москву для приискания себе литературной работы. Он человек безо всяких средств - но хороший и дельный и заслуживает участия и помощи. Прими его со свойственным тебе добродушием - и будь, по мере возможности, ему полезен; ты этим искренно обяжешь
1
душевно любящего тебя брата
6 (18) апреля 1868. Баден-Баден
Любезнейшая Марья Агеевна, очень Вам благодарен за присылку 4-го тома "Войны и мира"1 и не сомневаюсь в верности Вашего впечатления. Примусь за чтение тотчас.
Я вчера наконец переехал в свой дом и испытываю впечатления вышедшей замуж юной девицы: что-то неловко и даже грустно - всё мне кажется, что вот-вот разобью какую-нибудь мебель.
Я сегодня буду у Вас, а до тех пор крепко жму Вам руку,
31 марта, 6 апреля (12, 18 апреля) 1868. Баден-Баден
31-го марта/12-го апр. 1868.
Пишу тебе в самый день пасхи, любезнейший Яков Петрович, и представь, что мы завалены снегом! А с неделю тому назад уже было всё зелено, листья распустились и деревья цвели! Это очень безобразно - и наводит уныние.
Но всё же это уныние чисто физическое, а не то, моральное, которым дышит начало твоего письма1: надеюсь, что оно уже давно исчезло или ослабело. История с Вольфом - неприятна, так как она должна на тебе отразиться,- но все-таки мне кажется, что он тебя облапошить хочет2. Если б ты мог дождаться моего приезда, то я бы мог поговорить о твоем издании с Салаевым; я должен сказать, что в сношениях со мною он выказал большую деликатность и услужливость.
Продолжаю свое письмо уже в новом доме, куда я переехал вчера: хлопот была бездна, но, кажется, пойдет хорошо. Надо привыкнуть: я еще никогда не жил в таких больших хоромах. Ты знаешь, что комната всегда у меня к твоим услугам.
Жалею, что не могу - по причине, как ты говоришь, длинноты - прочесть твою новую пьесу: но Боткин хороший судья - и скорее пессимист; если он похвалил - знак хороший. Я перечел твою "Зимнюю невесту" в "Русском вестнике" и повторяю: вещь славная?. Переменил бы я одно выражение: "влажно-темные" глаза. В живой женщине - это вещь хорошая; но в фантастической невесте "Зиме" представляются другие глаза. Что касается Ковалевского, то прошу меня извинить: я не желал тебя огорчить. Я его также считаю честным и хорошим человеком, но, что делать! тупым... Я, конечно, могу ошибаться. Между прочим, как человеку, уже не молодому, возможно продолжать писать такие стихи, какие он пишет, и не чувствовать, что лучше уж прямо голую задницу показывать: это хоть рассмешит кого-нибудь! Впрочем, я его не довольно знаю и составил себе о нем понятие по некоторым слишком быстрым впечатлениям... великий грех многих из нас - ив котором я первый каюсь!
Гр. А. К. Толстой читал мне несколько отрывков "Федора Ивановича", довольно замечательный психологический этюд - но где же драма? И притом мне его стихи просто в рот не лезут! На них так и лежит печать риторики даже не 30-ых, а 20-ых годов. Безжизненно величаво; правильно - и неверно. Какой он поэт! Что он сделал из бедной "Коринфской невесты" Гёте4!
Снег у нас давно сошел, опять всё зелено - а всё нет настоящего "праздника" весны.
Мне самому очень хочется с тобой поболтать - да и нужно мне это. Работу я затеял точно довольно большую, но из времени прежнего барства, которое мне хорошо известно5.
Непременно напиши мне сюда адресе твоей дачи и как к ней из Петербурга доехать.
Кланяюсь твоей жене и крепко жму тебе руку.
6 (18) апреля 1868. Баден-Баден
Боже мой, боже мой милостивый, чем я заслужил такой позор! Вот какое восклицание вырвалось у меня из груди при прочтении Вашего письма, любезнейшая Наталья Николаевна! Вы полагаете, что я рассердился на Вас за то, что Вам (вместе со всею Россией) не понравилась "История лейтенанта" - и что Вы мне это высказали?!!1 Да мои друзья за литературные грехи меня наотмашь по щекам валяли - и я только ручки у них целовал! Что бы я был за идиот, если б мог питать мысли, которые Вы, по незнанию сердца человеческого, мне приписываете?
Я просто оттого не писал Вам, что тотчас после получения Вашего письма уехал в Париж - а оттуда в деревню к моей дочери - и 10 дней провертелся там, как в омуте; а возвратившись сюда, попал в другой омут, в перехождение из бывшей моей квартиры в новый мой дом - где я окончательно поселился третьего дня. Удобства много - но я ко всему этому не привык - и мне всё кажется, что я у кого-то в гостях - и меня сейчас выгонят вон за неопрятность. А впрочем, ничего, привыкну.
Здоровье мое хорошо - и здоровье моего приятеля Виардо совсем поправилось; через месяц я еду в Россию на 6 недель.
Спасибо за статью в "Spectator'e"2; нуждаетесь Вы в этом журнале? Я Вам его вышлю обратно.
Высылаю Вам также приобретенную для Вас в Париже "Histoire de la Littérature franèaise" de Demogeot s, a другую не купил: не успел побывать у Галиньяни.
Надеюсь, что в новой квартире Вашей Вам будет удобно и покойно и что Вы не пустите туда никакой англичанки. Очень рад, что Ваша Леночка выздоровела: болезнь ее была опасна. Целую ее и Маню - а Вам крепко жму руку и прошу Вас не подозревать меня в чувствах, которые недоступны даже г-ну Курочкину.
6 (18) апреля 1868. Баден-Баден
Hetzel a dû vous remettre un exemplaire de "Fumée", corrigé et revu par moi, car la traduction que vous aviez lue et qui vous avait, fait m'écrire une lettre si charmante fourmillait de fautes1. Je me sens tout confus à l'idée que je ne vous ai pas répondu de suite; j'espérais vous rencontrer à Paris pendant le court séjour que j'y ai fait et vous remettre mon volume moi-même; depuis mon retour à Bade, j'ai été plongé dans tous les affanni d'un changement de domicile; enfin, me voilà installé et je me hâte de m'acquitter de ma dette.
Ce que vous me dites de mon petit roman m'a fait le plus grand plaisir. Je connais votre bienveillance et l'art aimable que vous avez de "lire entre les lignes", de compléter la pensée de l'auteur; mais je connais aussi votre goût aussi fin que sûr et votre jugement éclairé. Ce livre m'a fait beaucoup d'ennemis en Russie2, et j'avoue que je l'ai mérité jusqu'à un certain point t mon misanthrope a une amertume qui va trop loin peut-être; pourtant je crois que le résultat général peut-être utile, et, si mon nom en a souffert, eh bien! je répéterai (si licet parva componere magnis)3 le mot des gens de 93.
Vous avez la bonne habitude de venir chaque année à Bade; j'espère que vous en ferez autant cette fois-ci et que vous nous donnerez un peu plus de votre temps. Vous entendrez de la bonne musique chez Mme Viardot et nous aurons de ces bonnes causeries qui me laissent toujours cet "aiguillon" dans l'âme dont parlent les Anciens,
Je dis ïout cela dans la prévision que la France, tout en s'armant jusqu'aux dents, voudra bien se tenir tranquille; car, enfin, si l'on ne peut plus dire qu'on ne tire pas un coup de canon en Europe sans la permission de la France, dès qu'il en part un, sa main a été sur la mèche. Enfin, espérons encore. On fait ici des préparatifs brillants qui prouvent une confiance absolue4.
Je fais un court voyage en Russie et je serai de retour ici dès la fin de juillet. En attendant le plaisir de vous revoir, je vous serre bien cordialement la main et vous prie de croire à la sincérité de mes meilleurs sentiments pour vous.
P. S. Je ne sais si j'ai bien mis l'adresse. Veuillez me a donner complète.
8 (20) апреля 1868. Баден-Баден
Третьего дня переехал я наконец в мой (бывший) дом1 - любезный и дорогой Иван Петрович! Никогда я ие был еще обстановлен таким комфортом... так что даже совестно немножко и неловко, точно я молодая дама, только что получившая свое приданое. Впрочем - к этому легко привыкнуть. Три отличные комнаты ждут приятелей.., Нечего и говорить, что ни один из них не получил бы более сердечного привета, чем Вы... Но где Вас дождаться! И потому - так как гора не отправляется к Магомету - то Магомет отправится к горе - а именно: я выезжаю отсюда непременно через месяц - и на крыльях... на каких? - ну просто на крыльях - лечу в Спасское - и "немедленно" в Новоселки. Очень, очень мне хочется повидать Вас и потолковать с Вами - кстати же мое гнусное дело с "старцем"3 прекратилось - и мне не будет уже никакой нужды улицезреть его. Надо, надо понюхать родного воздуха, чем бы он ни отзывался. Привезу Вам ружье и патроны нового фасону - и хоть по перепелам постукаем.
Четвертый том Толстого получил, но не успел еще прочесть: по отзывам журналов боюсь, что он вдался в философию - и, как это тогда с ним водится, закусил удила и понес бить и лягать зря.
У нас всё уже давно зелено и цветет, но настоящей весны всё еще нет. Прелести пока еще нет - и желания расстегнуть жилет и потянуться на теплом воздухе...
Фету пишу, по его желанию, на Алисовскую станцию. Экий, однако, хитрый кавалерист - и как он ловко распорядился с своим чтеньем4!
В Москве придется пробыть несколько времени - и я непременно навещу моего друга Петю, так как вакан-ционное время, я полагаю, начинается гораздо позже.
В газетах что-то замолкло о голоде; скажите мне правдивое слово - как у нас в действительности?
Дружески обнимаю Вас и остаюсь
P. S. Здесь толкуют опять о войне; но это вздор: войны-в нынешнем году - не будет5.
8 (20) апреля 1868. Баден-Баден
Lieber Freund, die obige Adresse besagt Ihnen, dass ich endlich in das neue Haus eingezogen bin - und mich hier ganz wohl - nur ein Bischen zu grandios und "endimanché" fühle. Das wird sich schon geben. "La chambre de Pietsch" ist fix und fertig und erwartet den Bewohner. An der dritten Oper wird tüchtig gearbeitet1 - vorgestem hatten wir schon die erste Repetition zweier Chore. Soviel man schon jetzt urtheilen kann, wird dieses neue Werk - den "Dernier Sorcier" vveit überflügeln. Eine Quelle der frischesten, süssesten Mélodie hat sich förmlich in unserer Freundin Seele aufgethan - und es strömt ganz herrlich und frei. Sie werden das Allés noch erleben - werden auch vielleicht als "stummer Gast" mitwirken müssen2.
Tausend Grüsse alien guten Freunden, Menzel, Schmidt u. a. (was macht Lessing, der hier ein sehr angenehmes Angedenken hinterlassen hat). Schmidt's Litteraturgeschichte ist meine Lieblingslectüre3.
Grüssen Sie herzlich Frau und Familie - ich drücke Ihnen cordialiter die Hand.
12 (24) апреля 1868. Баден-Баден
Une absence de quelques jours m'a empêché de vous répondre immédiatement et je m'empresse de le faire tout en vous priant de recevoir mes excuses.
Si je ne vous ai pas envoyé le "Бригадир", c'est qu'au dernier moment de mon séjour à Paris, on m'a demandé de le traduire pour le mettre dans le feuilleton d'un journal1: je l'ai promis - et n'ayant qu'un seul exemplaire à ma disposition, je n'ai pu remplir ma promesse envers vous; mais je vous l'enverrai dès qu'il sera disponible.
J'écrirai aujourd'hui même à Hetzel - et je lui parlerai du roman du c-te A. Tolstoï2 - comme il convient de parler de cette œuvre consciencieuse et remarquable. Je serais très heureux que votre idée se réalisât - mais il faut avouer qu'en général les éditeurs ne doivent pas mettre beaucoup d'ardeur à la publication d'œuvres étrangères j aucune d'elle n'a encore dépassé la seconde édition et ceci même est un cas exceptionnel - tandis que "Mr, Madame et Bébé"3 en est à la quarantième.- Du reste Hetzel n'est pas un éditeur comme les autres.
Agréez, mon prince, l'expression de mes meilleurs sentiments
P. S. Je vous enverrai les vingt pages du "Бригадир" détachées - par la poste; vous aurez la bonté de me les renvoyer plus tard.
12 (24) февраля, 12 (24) апреля 1868. Баден-Баден
12/24-го февр. 1868. Понедельник.
Ну-с, добродетельнейший и милейший А<фанасий> А<фанасьевич>, будем мы Вам писать на Алисовскую станцию. С великим удовольствием вижу я, что дух Ваш покоен и как-то мягко и важно снисходителен, как оно и подобает служителю Фемиды1. Скверно только, что геморрой атакует Вас à la Ржевский2, a posteriori. Но придет весна, а там лето - земляника,- а в мае месяце вместе с ландышами - meine Wenigkeit (общего у меня с ландышами только то, что я теперь так же бел, как они),- и Редерер выйдет на свет божий и произойдет питье ве-лие - назлэ геморрою и всяким недугам. Кстати, можно будет ездить к Вам по железной дороге? Сколько мне помнится, Степановка не должна лежать далеко от тракта. О деле с Ник. Ник. мы - если только будет стоить труда - поговорим лично; теперь ограничусь одним словом, которое, уверяю Вас, я бы не решился употребить легкомысленно3: он поступил как бесчестный подлец. Мне жутко говорить так о человеке, которого я так долго и так искренно любил и уважал - но истина вынуждает меня именно так выразиться: "Николай Николаевич Тургенев - бесчестный подлец".
Ровно два месяца протекло с тех пор, как я начал это письмо к Вам - которое я только потому не кончил и не отправил, что не знал, где Вы находитесь: в Москве ли, в Петербурге ли и т. д. Теперь я знаю, что Вы снова в Степановне, увенчавшись добропорядочным успехом в Москве,- и вот я берусь за перо.
Что произошло в эти 2 месяца?
Дело с дядюшкой, слава богу, кончено. Он ободрал меня как липку - я получил векселя. К сожалению - нет никакой причины изменить хоть бы одну букву в вышеупомянутом отзыве о нем. Впрочем, я никогда его более не увижу - и пусть он добреет с награбленных денег!
Я был в Париже - а теперь поселился в своем, т. е. в нанятом мною у Виардо доме (я принужден был продать этот дом) - и помещением доволен. Есть две-три комнаты для друзей - avis au lecteur, Signore!
Я еду в Россию через месяц от нынешнего дня и в Спасском буду непременно в конце мая. Опять-таки avis au lecteur! Не сомневаюсь в том, что Вы приедете ко мне с Борисовым4. То-то мы поспорим! Впрочем - бог знает: я очень стал тихенький.
Я только что кончил 4-й том "Войны и мира". Есть вещи невыносимые - и есть вещи удивительные; и удивительные эти вещи, которые в сущности преобладают, так великолепно хороши, что ничего лучшего у нас никогда не было написано - никем: да вряд ли было написано что-нибудь столь хорошее. 4-й и 1-й том слабее 2-го и особенно 3-го; 3-й том - почти весь - chef d'œuvre. Засим говорю Вам до свидания и прошу передать мой дружеский поклон Вашей жене. Будьте здоровы!
13 (25) апреля 1868. Баден-Баден
Thiergartenstrasse, 25 (13)-го апреля 1868.
Смело и решительно заявляю Вам, любезнейший Анненков, что я неизменно - если только буду жив - в двадцатых числах мая, то есть через пять недель, явлюсь в Петербург и к Вам - на Итальянскую ли улицу, на дачу ли,- это уже будет зависеть от Вас. Меня влекут на родину две безотлагательные вещи: 1) мое условие с Салаевым, в силу которого я должен вручить ему в мае месяце в Москве предисловие к новому изданию моих сочинений1; 2) мои деревенские дела, которые также безотлагательно требуют моего присутствия. С почтеннейшим дядюшкой я, к счастью, покончил: ободрал он меня как липку; но не могу же я не посмотреть, как действует мой новый управляющий. Словом, в конце мая Вы меня увидите. Это верно.
А графиня Толстая так-таки и не прислала мне мою рукопись2, и за этим придется ехать в деревню. Я Вам привезу кое-что прочесть.
"Пуатринный" ut - точно нота затруднительная, и мы, по Вашему совету, не без некоего злорадства будем смотреть в газеты под рубрикой назначений и перемещений3. Коли Боткина не будет в Петербурге, я на его квартире остановлюсь, а то уже в прошлом году отзывало от него трупом, да еще ядовитым.
Доставили мне 4-й том Толстого4... Много там прекрасного, но и уродства не оберешься! Беда, коли автодидакт, да еще во вкусе Толстого, возьмется философствовать: непременно оседлает какую-нибудь палочку, придумает какую-нибудь одну систему, которая, по-видимому, всё разрешает очень просто, как например исторический фатализм, да и пошел писать! Там, где он касается земли, он, как Антей, снова получает все свои силы: смерть старого князя, Алпатыч, бунт в деревне всё это - удивительно. Наташа, однако, выходит что-то слабо и сбивается на столь любимый Толстым тип (excusez du mot) <- - ->.
В новом доме очень хорошо и уютно; жаль только что не придется в нынешнем году предложить Вам комнату... а как она чудесно убрана! За расписки благодарю; вероятно, до получения этого письма к Вам являлся некто С<тромило>в
5 и взял с Вас 40 р. Я не знаю, имеете ли Вы столько моих денег? Увидимся - сочтемся. Сей С<тромило>в меня и здесь наказал. Кланяюсь всем Вашим и остаюсь.
P. S. Прилагаю новую карточку; вот я теперь какой молоденький6!
13 (25) апреля 1868. Баден-Баден
Любезнейший Никита Алексеевич, по перемене моего адреса Вы можете заключить, что я переехал в бывший мой дом, который я теперь - по милости дядюшки - занимаю, как постоялец. Впредь пишите мне: Thiergartenstrasse, 3.
Не помню, отвечал ли я Вам на Ваше письмо от 20 мар<та>/1-го апр<еля>1, в котором Вы присылали мне последние два "осколка",- они получены и хранятся у меня на память2. Деньги я тоже получил.
Распоряжения я Ваши все одобряю - насчет уплаты мценским купцам и в Опекунский совет. Оставшиеся 1000 (рублей) храните до моего прибытия.
Также Вы хорошо сделали, что пришли на помощь бывшим спасским моим крестьянам.
Стрелять, я полагаю, мне много с стариком Афанасием не придется: и время тогда будет не охочее - да и мне не будет до разъездов.
Самый последний срок моего прибытия - 25-е мая ст. стиля, но Николаю Николаевичу дожидаться меня нечего: я не желаю свидеться с ним. Впрочем, я ему написал такое письмо, после которого он, вероятно и не рассчитывает на свиданье.
Ивану Петровичу я пишу сам сегодня; Вам желаю всего хорошего - и до свиданья.
P. S. Еще раз рекомендую Вам старуху Евпраксею; есть особенные причины, которые побуждают меня по мере возможности ее успокоить3.
13 (25) апреля 1868. Баден-Баден
Любезная Наталья Николаевна, и насчет Валлен-рейтера предположенья несправедливы: его не только г-жа Виардо не уговаривала оставить Стуттгарт - но всячески удерживала - и только в ответ на его решительное намерение {Далее зачеркнуто: оста<вить>} покинуть театр согласилась дать ему несколько советов и рекомендаций в Лондон. Впрочем, он там имеет успех в концертах: какой же он актер! А поет он умно - особенно классические вещи1.
Дом свой я точно продал - гг. Виардо - для уплаты векселей моего почтенного дядюшки,- но они, по дружбе своей ко мне, согласились отдать мне его в наем, рассчитывая всего 5 процентов с затраченной ими суммы.
Мне очень жалко, что Ваша Леночка опять занемогла,- и я бы не советовал переезжать теперь на новую квартеру, но уже это, вероятно, сделано, и мне остается только надеяться, что дурных последствий не будет.
Я, если хотите, подпишусь в Петербурге на Ваше имя и на последние 6 месяцев на "С.-П<етер>бургские ведомости" - и на "Отечественные записки". В "О<течественных> з<аписках>" меня ругают наповал - но это ничего не значит2. Журнал, кажется, будет недурен.
Еду я в Россию и по литературным делам (по новому изданию, к которому я пишу большое предисловие), и по хозяйственным - в деревне3.
Засим желаю Вам всего хорошего и остаюсь
13 (25) апреля 1868. Баден-Вадеп