="center" >
2186. МОРИЦУ ГАРТМАНУ
18 февраля (1 марта) 1868. Баден-Баден
Gestern habe ich die Nummer der "Ergänzungsblätter" bekommen mit Ihrem Artikel über mich1. Ihre Freundschaft und Liebenswürdigkeit haben meine Thätigkeit natürlich in einem zu rosigen Lichte erscheinen lassen - aber bei alledem hat mir Ihr Urtheil eine recht grosse Freude gemacht: denn wenn ein solcher Mensch wie Sie von einem andren Menschen in der Weise spricht, so ist es ja für diesen andren die beste Bürgschaft, dass in ihm wirklich etwas steckt. Tausend Dank also und einen herzlichen Händedruck.
Ich bin noch immer hier und meine Reise nach Paris ist auf die nächste Woche aufgeschoben. Viardot's Krank-heit zieht sich in die Länge - und die Convalescenz will sich noch immer nicht einstellen. Ich habe nach Paris geschrieben und lasse mir einige Exemplare von "Fumée" kommen, das eben erschienen ist2: das bekommen Sie gleich, wie auch die kleine Novelle, die in der "Revue des 2 Mondes" vom 15-ten März abgedruckt wird3. Was die Biographien einiger russischen Schriftsteller betrifft, so werde ich dienöthigen Materialien ausmeiner Sommerreise in Russland zurückbringen.
Die Uebersetzung des "Gasthauses auf der Heerstrasse" ist ein Meisterwerk, ganz und gar4!
Grüssen Sie Ihre liebe Frau und leben Sie recht wohl.
18 февраля (1 марта) 1868. Баден-Баден
Ce 1-er mars 1868. Dimanche.
J'avais la ferme intention de partir mardi, c'est-à-dire après-demain, mais de nouveaux obstacles se sont' élevés, de faèon que je ne puis plus savoir avec certitude, quand je pourrai quitter Bade. Ainsi faites-le savoir à la "Revue" et agissez en conséquence1.
J'ai fini par savoir la raison du retard dans l'envoi des "Forces perdues". On a publié votre roman en deux parties et la seconde vient à peine de paraître dans le numéro de février, mais à présent je vais l'avoir sous peu de jours et vous l'expédierai immédiatement2.
J'ai prié Hetzel de vous envoyer deux exemplaires dé mon roman, l'un pour vous, l'autre pour Flaubert
3. Je méi recommande à votre bienveillance.
Mille amitiés et au revoir.
19 февраля (2 марта) 1868. Баден-Баден
Любезнейшая Марья Агеевна,
Кажется, Ромео говорит у Шекспира: "Сомневайся в солнце, в боге, но в любви моей не сомневайся!"
1 А я имею честь сказать Вам: не верьте ни во что, не верьте особенно в мои обещания - но верьте, что я непременно сегодня (в день 19-го февраля!!) обедаю с Вами! Земля лопнет - но если мы останемся на одной половинке - и тогда я буду сегодня обедать с Вами
2.
До свидания!
Понедельник.
18, 21 февраля (1, 4 марта) 1868. Баден-Баден
1-го марта (18-го) февраля 1868.
Милый Павел Васильевич! Нумера "Монитера", в которых помещены две статьи Мериме,- следующие: 20 и 27, от 20-го и 27-го января нового стиля. Статьи для француза замечательны1.
Я всё еще здесь и не знаю, когда соберусь в Париж. Мои приятели всё еще здесь хворают, и я не хочу оставить их, не успокоившись совершенно2. Не знаю, сказывал ли я Вам, что в книжке "Revue des Deux Mondes" от 15-го марта появится перевод "Истории лейтенанта"3. Весьма хороший перевод "Дыма" на днях будет издан книгопродавцем Гетцелем4, и Мериме хочет написать статью обо мне в "Монитере"5. Вы видите, что если в России мне приходится плохо, то за границею акции мои еще не совсем упали. "Е sempre bene", говаривал Пушкин6. "Всё едино", осмеливаюсь говорить я. Лишь бы добродушные издатели платили.
4-го марта (21-го) февраля, вторник {Так в тексте публикации.}.
Здоровье Виардо наконец поправилось, и я, вероятно, скоро уеду в Париж. Третьего дня был у Милютина обед в память освобождения крестьян (19-го февраля), я произнес небольшой спич7, и бедняк прослезился,- разумеется, не в силу моего красноречия, а от воспоминаний, которые в нем пробудились, сравнения его прежнего состояния с теперешними т. д. (Между нами, состояние его очень плохо: он не страдает, но медленно и неотразимо впадает в полудремотное отупение; точно болото его всасывает. Он уже не раздражается более, сидит неподвижно и смотрит, как жена пасьянс раскладывает.) Арапетов присутствовал на этом обеде; он сегодня уезжает в Петербург и может рассказать Вам.
Читал я роман Авдеева в "Современном обозрении"8. Плохо, очень плохо! Может быть, он тем неприятнее на меня подействовал, что я не могу не признать в нем некоторое подражание моей манере, и слабые стороны моей манеры тем сильнее бьют мне в нос. Мне кажется, заставь кто меня много читать произведения Авдеева, я непременно и с отвращением брошу собственное перо. Ох, эта литература, которая пахнет литературой! Главное достоинство Толстого состоит именно в том, что его вещи жизнью пахнут.
Кстати о Толстом. Если Вы видаете жену графа А. К. Толстого, Софью Андреевну, можете ли Вы робко напомнить ей о моей просьбе? Она знает, в чем она состоит9. А Елизавета {В тексте публикации ошибочно: Елена} Николаевна Ахматова и "Утраченные силы" Дюкана10? Мне совестно, что я так надоедаю Вам.
Правда ли, что Валуев близок к падению11, если; уже не пал? В таком случае его увлекла злополучная звезда А<хенба>ха12.
Я через восемь дней опять здесь, и потому преспокойно пишите сюда. Дружески Вас обнимаю и кланяюсь Глафире Александровне.
22 февраля (5 марта) 1868. Баден-Баден
Tu peux me croire, sans que j'aie besoin de te l'affirmer par serment que si je n'ai pas quitté Bade, c'est que je n'ai pas pu le faire jusqu'à présent. La maladie de Viardot est grave et traîne terriblement en longueur, avec une alternative de haut et de bas tout à fait désespérante. Je dois à notre ancienne amitié de ne partir que quand la convalescence se sera bien indubitablement établie. Gela peut avoir lieu d'un jour à l'autre; mais une rechute, une mauvaise tournure prise par la maladie peut arriver tout aussi vraisemblablement. Ainsi, ma chère fille, il faut que tout le monde prenne patience: je suis hors d'état, pour le moment, de préciser le jour de mon départ. Des affaires importantes m'attendent à Paris... mais je les laisse attendre. Si tu as quelque chose à me demander qui ne souffre pas de délai, écris-moi ici: je te répondrai immédiatement, Patience! La mauvaise chance ne durera pas éternellement,
Je t'embrasse ainsi que Gaston et au revoir.
22 февраля (5 марта) 1868. Баден-Баден
Четверг, 5-го март./22-го фев. 68.
Вот Вам засвидетельствованная доверенность, любезный Н<икита> А<лексеевич>. Она, вероятно, пользы не принесет, но на всякий случай. Когда Вы получите это письмо, вероятно, первые два векселя будут уже выкуплены (И. П. Борисов из Москвы повез деньги), Ник. Ник. вырвет у нас и третий вместе с глоткой.
Не забудьте прислать мне деньги.
C нетерпением ожидая известий, остаюсь
22 февраля (5 марта) 1868. Баден-Баден
Четверг, 5-го марта/22-го февр. 1868.
Любезный друг Яков Петрович, благодарю тебя за то, что ты вспомнил обо мне - и сожалею только о том, что ты даром потрудился: присланный тобою фельетон мне был уже известен, так как я получаю "С.-П<етер>бургские ведомости"1 (сверх того здесь имеются "Московские ведомости", "Весть", "Русский инвалид"). Что же касается до критик - то я, грешный человек, питаю к ним довольно большое равнодушие, и не потому, чтобы я был убежден, что они неправы: напротив, я почти всякий раз соглашаюсь с моим распекателем - но я слишком уже стар, чтобы переделать себя; те, которым я по вкусу, должны меня глотать вместе с моими грехами.
Штука, которую выкинул с тобой Некрасов, нимало не удивила меня: я его слишком хорошо знаю. У этого мазурика есть между прочим привычка - взваливать всё неприятное на кого-нибудь из сотрудников... "Я - мол, бы рад, да вот такой-то (тебе он говорит: "Елисеев", мне говорил: "Антонович" {Было: Чернышевский}) не согласен". Великая дрянь этот господин! Впрочем, я вижу - твою "Вакханку" поместил Катков в "Р<усском> в<естнике>"2. И очень умно сделал - потому что это одно из лучших твоих стихотворений.
"Новые места" - я, признаюсь, не читал - но прочту и обещаюсь сказать свое откровенное мнение, хотя, вероятно, Данилевскому хочется не мнения, а комплиментов3.
Толстая "восторженница" Новикова4 представляет малоразработанный и, в сущности, нелюбопытный тип. Не знаю, каковы были твои опыты по этой части - но я, к сожаленью, заметил, что у нас все любительницы литературы принадлежат к разряду рыл и мордемондий. Ты ей этого, однако, не говори, а, напротив, поддерживай священный жар.
Пиши, работай - и когда вздумается, присылай мне свои стихи, которыми я всегда искренно интересуюсь.
P. S. Прозаическую статью твою я в течение прошлого года получил5. Как результат моего чтения - сообщу тебе совет: писать стихи, непременно стихи.
25 февраля (8 марта) 1868. Баден-Баден
Je viens de recevoir l'exemplaire de "Fumée"1: c'est charmant comme type, impression, papier, etc.- et vous faites magnifiquement les choses. Reste à savoir ce qu'en dira le lecteur.
Vous m'enverrez - n'est-ce pas - les cinq autres exemplaires par le chemin de fer - pour ne pas vous ruiner" J'espère que vous avez envoyé les deux exemplaires demandés à Ducamp. Voici une liste de douze personnes auxquelles vous seriez bien gentil et bien aimable de faire parvenir par la petite poste des exemplaires:
1.) Mme Delessert - Passy, rue Basse, 9.
2.) Mr L. Pomey - 25, quai Bourbon.
3.) Mr L. Aignan - 74, boulevard Malesherbes.
4.) Le prince A. Galitzine - Bureau du "Correspondant", rue Tournon, 29.
5.) Mr P. Lanfrey - rue Chaptal, 20.
6.) Mr H. Martin - rue du Montparnasse, 36,
7.) Mr Albert Wolff - au "Figaro".
8.) Mr L. Depret - au "Charivari".
9.) Mr Sainte-Beuve | Je ne connais pas leur adresse -
10.) Mr de Lamartine | mais c'est facile à savoir.
11.) Mr Prévost-Paradol - aux "Débats",
12.) Mr L. Buloz (à la "Revue des 2 Mondes").
Puis il faudra que vous ayez l'obligeance d'envoyer un exemplaire à Mérimée à Cannes - et un au docteur A. Frisson, à Jouy-le-Châtel, Seine-et-Marne. Avec les 6 que j'aurai à Bade cela m'en fera 22. Quand je viendrai à Paris, je vous en demanderai probablement encore 2 ou 3.
Viardot ne va toujours pas assez bien pour que je puisse quitter Bade. C'est une maladie obstinée et qui montre par son obstination même qu'elle a été plus grave qu'on ne l'avait cru d'abord.
Mille amitiés et compliments.
26 февраля (9 марта) 1868. Баден-Баден
Bade. Schillerstrasse. 7.
On a dû vous remettre hier, de ma part, un exemplaire de mon dernier roman qui se nomme "Fumée"1; j'avais espéré pouvoir vous le porter moi-même, car je devais faire un voyage à Paris; mais la maladie d'un de mes amis m'a retenu ici2 et je ne puis encore fixer avec certitude le jour de mon départ.- Je sais, par ma fille, que vous avez lu "Fumée" dans le "Correspondant"; je le regrette presque, car cette traduction fourmillait de fautes. J'ai dû faire des changements dans des centaines d'endroits. Cette fois-ci, c'est au moins très exact.
Vous avez eu beaucoup de chagrin, chère Madame, dans ces derniers temps - et votre santé en a été fort éprouvée
3; j'espère pourtant que vous donnerez à vos amis la joie de vous voir bientôt rétablie. Mon voyage n'étant que remis, je compte bien aller dans peu de temps m'assurer par moi-même des progrès de votre santé; et, en attendant, veuillez croire à l'affection inaltérable et sincère que vous a vouée votre.
P. S. Mille amitiés à tous les vôtres, Mon volume a paru chez J. Hetzel.
27 февраля (10 марта) 1868. Баден-Баден
Вторник, 10-го марта/27-го февр. 1868.
Добрый друг мой Иван Петрович, вчера получил! я от брата моего Николая Сергеевича телеграмму с извещением, что все три векселя выкуплены за 20 000 р. сер.1 Гора свалилась у меня с плеч! Правда, Ник. Ник. взял куш порядочный - но ведь он мог содрать с меня; все 26 т. и этими спасенными шестью тысячами я, конечно, обязан Вам, за что и приношу Вам самое искреннее спасибо. Одна Ваша дружба ко мне могла заставить Вас возиться с такими дрянными дрязгами - и этого я не забуду. Крепко, крепко жму Вам руку - и ожидаю, но уже более с литературной точки зрения, описание подробностей сделки. Я воображаю - Ник. Ник. чуть; не задыхался от сознания своего великодушия!
Я всё еще нахожусь в Бадене по милости болезни Виардо, которая только теперь начинает терять свой, опасный характер,- мне не хотелось уехать в Париж до его выздоровления и оставить всё его семейство в тревоге. Теперь я полагаю скоро съездить на свидание с моей дочерью.
Я с великим наслаждением прочел роман Толстого2 - хотя многим не совсем остался доволен. Вся бытовая сторона (и военная) удивительна: есть тут вещи, которые не умрут, пока будет существовать русская речь" Но вся историческая сторона - извините за выражение-кукольная комедия. Не говоря уже о том, что настоящего воспроизведения эпохи и помина нету; что мы узнаем об Александре, Сперанском и пр., как только самые мелочи, капризно выбранные автором и возведенные в характерные черты? Это своего рода шарлатанство: публика, которой с таким эффектом подносятся эти {Далее зачеркнуто: мелочи} "острые носки Александровских сапогов" и т. п., невольно должна подумать, что автору самые личности должны быть у! как хорошо известны - коли он даже мелочи такие знает... а автору, вероятно, только эти мелочи и знакомы. Прочтите очень умную (хотя, по обыкновенью, несколько темноватую) статью Анненкова по поводу романа Толстого в "Вестнике Европы"3. И настоящего развития характеров нет - все они подвигаются вперед прыжками - а зато есть бездна этой старой психологической возни ("что, мол, я думаю? что обо мне думают? люблю ли я или терпеть не могу? и т. д.") - которая составляет положительно мономанию Толстого. Но со всем тем - в этом романе столько красот первоклассных, такая жизненность, и правда, и свежесть - что нельзя не сознаться, что с появления "Войны и мира" - Толстой стал на первое место между всеми нашими современными писателями. С нетерпением ожидаю четвертого тома.
Засим еще раз горячо благодарю и обнимаю Вас и до свидания через два месяца с небольшим.
P. S. Фету от меня поклонитесь,- а в успехе его чтения сомневаюсь5.
27 февраля (10 марта) 1868. Баден-Баден
Вторник, 10-го марта/27-го февр. 1868.
я вчера получил твою телеграмму1 и душевно благодарю тебя. Слава богу, я вышел из неизвестности - и хотя Ник. Ник. отвалил себе куш порядочный, но так как он мог содрать с меня гораздо более - то я уж и это считаю великим счастьем. Я обязан этим доброму Борисову - и жду теперь от него подробностей2.
Я пока еще здесь - но на днях съезжу в Париж - а в конце апреля старого стиля отправляюсь в Россию. Надеюсь застать тебя еще в Москве. Здоровье мое порядочно - подагра не трогает меня в нынешнем году. А ты как можешь? Теперешнее время - невеселое на Руси - но ты не унывай и не верь слишком пессимистам. Коли уж дело с дядей уладилось, то и другое всё как-нибудь поправится.
Дружески обнимаю тебя и кланяюсь Анне Яковлевне. За выражение твоего участия благодарю тебя искренно и не сомневаюсь в твоих братских чувствах.
28 февраля {11 карта) 1868. Баден-Баден
11-го марта/28-го февр. 1868.
Любезный Никита Алексеевич, сейчас я получил Ваше большое письмо от 17/29-го февр<аля>, а третьего дня, т. е. 9-го марта/27-го февр<аля>, брат Николай Сергеевич прислал мне из Москвы телеграмму, в которой извещает меня, что все три векселя выкуплены за 20 000 р. сер. и что подробности сделки мне сообщатся после1. Жду их с нетерпением, но, признаюсь, вздохнул уже теперь свободно, когда узнал, что это гадкое дело наконец прекратилось, с сохранением в моем кармане около 7 000 р. Приписывая успех влиянию Ивана Петровича, я уже благодарил его письменно2, а Вас поздравляю, так же как и себя, с развязкою узла. Так как Вы мне пишете, что в кассе находилось всего 5 тыс., то предполагаю, что Вы должны были достать где-нибудь недостающие две тысячи. (С векселем Ротшильда всего в Вашем распоряжении было 18 т.) Между тем в двух тысячах или двух тысячах пятистах к 10/22-му апреля я нуждаюсь, и надо будет извернуться, прибегнуть к продаже по высланной доверенности. Словом, я на Вас надеюсь.
Известите меня, пожалуйста, имеется ли у меня порядочный экипаж - вроде коляски, что ли - для моих разъездов, так как мою каретку Ник. Ник. тоже забельшил. Я непременно прибуду в Спасское в начале мая и проживу там с месяц3. Надо будет к тому времени подыскать какого-нибудь порядочного поваренка. Впрочем, такой субъект скорее сыщется в Петербурге или Москве.
О просьбе Афанасья Зуева я не потому сообщил Вам, что желаю ее исполнения, а для порядка4.
Повторяю, я в Ваши распоряжения вмешиваться не намерен и весьма сам был бы не рад распространению дворовой язвы.
Засим прощайте, желаю Вам всего хорошего.
28 февраля (11 марта) 1868. Баден-Баден
Ich habe lhnen vorgestern zwei Exemplare des "Fumée" geschickt - eins für Sie - das andere für J. Schmidt - lassen Sie mich wissen, ob Sie sie bekommen haben - und antworten Sie mir, ob Auerbach, Paul Heyse und G. Preytag, denen ich auch "Fumée" schicken möchte, in Berlin sind oder wo? Oder wenn sie nicht in Berlin sind, würden Sie dennoch die Gefälligkeit haben, die Exemplare ihnen zu expediren? Dann würde ich sie Ihnen schicken.
Hier geht es endlich gut. Viardot ist auf dem Wege der entschiedenen Besserung. Mme Viardot ist genesen - die alte Bertha ist allein noch krank, aber das hat nicht viel zu sagen. "Frühling lässt sein blaues Band leise flattern durch die Lüfte" etc.1 In 5-6 Tagen gehe ich nach Paris (also Zeit haben Sie noch - um eine Antwort auf meine Frage zu geben) - bleibe aber dort nicht lange. Vom 20-ten April an wohn' ich in meinem neuen Hause... à bon entendeur salut!
Viel Grüsse alien Freunden und einen tüchtigen Hän-dedruck Ihnen.
1 (13) марта 1868. Баден-Баден
Ta lettre n'est pas gaie; mais je pressentais jusqu'à un certain point ce que tu m'annonces. Dans des positions pareilles - ce qu'il y a de plus important - c'est de savoir en même temps persévérer jusqu'au bout - et prendre résolument un parti décisif quand il le faut. Je ne doute pas de votre courage à vous deux; mais vous ne devez pas vous faire des illusions non plus1. Voyons ce que je puis faire, moi.
Je commence par te dire que je vous paierai avant la fin du mois tous mes arriérés de rente; vous pouvez compter là-dessus - ainsi que sur mon arrivée aux environs du 20 mars, car Viardot va décidément de mieux en mieux et sa convalescence s'établit franchement.- Simon oncle n'avait pas agi aussi indignement avec moi, j'aurais été en mesure d,e vous payer vos 50 000 fr-s, mais je viens d'en dépenser 75 000 pour racheter les lettres de change que je lui avais données il y a onze ans (sans avoir reèu un sou de lui) pour être présentées en cas de ma mort; et lui, non seulement il les a présentées, moi vivant, mais il s'est fait payer les intérêts et les intérêts des intérêts!! - c'est-à-dire plus du double. Ce coup m'a été bien sensible - et avec l'état présent des affaires en Russie, ma fortune en a été passablement ébranlée. J'espère me remettre à flot sous peu de temps: mais tu vois bien toi-même que je ne puis songer à faire des dépenses - puisque le retard du paiement de ta rente n'a pas eu d'autre cause2.
Quant à caser Gaston, je ne demande pas mieux que de faire tout ce qui sera en mon pouvoir - et je profiterai de mon séjour à Paris pour frapper à toutes les portes: malheureusement je n'habite plus la France - et c'est naturellement en France qu'il faut trouver quelque chose. Tu vois que tout cela n'est pas chose facile. Dans tous les cas, sois bien persuadée que votre bien-être à tous les deux me tient à cœur et que je ferai tout mon possible pour y contribuer.
Ainsi - au revoir
avant dix jours: je vous écrirai dès mon arrivée à Paris. Soigne-toi bien et sois prudente. Je vous embrasse tous deux.
1 (13) марта 1868. Баден-Баден
...Ce qui me touche surtout - c'est l'idée de contribuer à répandre dans le public anglais des notions plus exactes sur la société et la littérature russe l* Je serai très heureux de voir que la tendance prononcée de la meilleure partie de notre public vers l'Angleterre rencontrât quelque chose d'analogue chez vous. Vous pouvez m'écrire en anglais, Monsieur. Je connais très bien cette langue; j'éprouve seulement quelque difficulté à l'écrire.
Recevez, Monsieur, l'expression de mes sentiments distingués.
1 (13) марта 1868. Баден-Баден
Il s'est passé plus de six mois depuis la lettre que vous m'avez fait l'honneur de m'e'crire - et je ne sais pas si vous ave& accompli le dessein que vous aviez pris de visiter la Russie dans le courant de décembre et de janvier1. Dans tous les cas je vous suppose de retour à Londres et je me permets de me, rappeler à votre souvenir.
La mort d'Arthur Benni, notre intermédiaire, qui a péri si misérablement à la suite d'une blessure reèue à Men-tana, m'a causé un vif chagrin. J'étais en train de solliciter pour lui la permission de retourner en Russie - il était plein d'espérances quand je l'ai vu pour la dernière fois - tout cela a maintenant disparu dans la tombe. J'ai reèu une lettre de lui écrite de la main gauche et datée d'un hôpital de Rome - la veille de l'amputation; je n'ai eu depuis aucuns détails; si vous pouviez m'en donner - je vous serais très reconnaissant2.
Les projets de traduction d'ouvrages russes que Benni avait formés - ont aussi disparu avec lui; mais j'espère que l'intérêt que vous portiez à notre littérature, n'a pas diminué. Je me permets - dans cette prévision - de vous envoyer sous bande une traduction franèaise de mon dernier ouvrage: "Дым" qui a paru tout récemment à Paris et que j'ai revue moi-même avec soin3; je ne sais pas si vous en possédez un exemplaire russe. Si vous en désirez un, vous n'avez qu'à me le dire - et je vous l'enverrai aussitôt.- J'ai reèu une proposition de Londres d'y traduire et publier cet ouvrage; me permettrez-vous de vous consulter là-dessus, dès que je saurai positivement le nom du traducteur et de l'éditeur? - Vous m'écriviez dans votre dernière lettre que vous aviez des intentions à l'égard de: "Дворянское гнездо"; les avez-vous encore4? Je vous demande bien pardon de toutes ces questions, qui peuvent paraître indiscrètes.
Vous seriez bien aimable de m'écrire quelques mots en anglais: je reste ici jusqu'à la fin d'avril; puis je fais un voyage de deux mois en Russie pour revenir de nouveau ici vers le milieu de juillet.- N'auriez-vous pas des idées de voyage dé ce côté?
Acceptez, Monsieur, l'expression de mes sentiments les plus distingués.
4 (16) марта 1868. Баден-Баден
Любезный Алексей Михайлович,
Мази у меня больше нет - но вот адресс ее творца: Herr Zimmermann (Barbier - Chirurg und Heilgehülfe) - Rosenthalerstrasse, 20, Berlin. A называется мазь - Salbe für Überbein,- впрочем, Вы можете ему напомнить, что в прошлом и предпрошлом году ее выписывали в Баден1.
Мне очень будет приятно увидеть Вас в Бадене - но я боюсь, что Вы не застанете меня, так как я всю будущую неделю проведу в Париже.
Я прочел в газетах, что Ваши "Сны" помещены в "От<ечественных> зап<исках>"2. Подписались ли Вы на этот журнал? Я с своей стороны подписан на "Современное обозрение" - и уже получил два номера с романом Авдеева, который доставил мне весьма мало удовольствия3.
Н. А. Милютин всё в том же положении. Во всяком случае, до свидания. Передайте мой дружеский поклон Вашей супруге.
4 (16) марта 1868. Баден-Баден
J'ai renvoyé les épreuves à Buloz avec un tas de corrections1; j'espère que cela suffira comme cela, mais si le hasard voulait que ces trois feuilles et demi vous tombassent sous la main, vous seriez bien gentil de les parcourir du coin de l'œil, tout en fumant votre cigare.- Mais ne faites pas un pas de plus pour cela, vous savez2?
Viardot est en pleine voie de guérison - et moi je pars enfin pour Paris samedi3. Je serais capable d'aller vous demander à déjeuner dimanche. Je nicherai à l'hôtel Byron, rue Laffitte.
Avez-vous reèu les deux exemplaires de ma machine
4?
5 (17) марта 1868. Баден-Баден
19 {Так в тексте публикации.} (5)-го марта 1868.
Милый Павел Васильевич! В ответ на Ваше письмо1 имею сообщить Вам несколько сведений и, как водится, кой о чем попросить Вас.
Здоровье Виардо восстановляется быстро; я передал ему выражение Вашего участия, и он благодарит Вас искренно. В пятницу или в субботу я уезжаю на неделю в Париж. Дней пять тому назад я Вам послал, потехи ради, один экземпляр французского перевода "Дыма"; не знаю, дойдет ли он до Вас. В апрельской книжке "Revue des Deux Mondes" будет помещена "История лейтенанта"2; я уже поправил корректуру. Кстати, Вы мне не говорите, какое мнение существует в публике по поводу этой шалости3. Вероятно, никакого нет. В немецких журналах довольно много попадалось статей обо мне; иные выходили даже чересчур хвалебные. Весной, быть может, привезу Вам кое-что - статью Юлиана Шмидта обо мне4. Я Вам потому говорю только о себе, что, к сожаленью, о других русских литераторах я никогда ничего не встречал, даже о Пушкине нет ничего, кроме весьма поверхностных отзывов. Это пока делает {Так в тексте публикации.}, что Германия, в сущности, гораздо меньше занимается нами, чем даже Франция.
Ахматова доконает меня своею неаккуратностью; мне бог знает как совестно перед М. Дюканом; по получении этого письма сделайте одолжение - подпишитесь на ее глупое "Собрание", вырежьте оттуда роман Дюкана с моим предисловием5 и немедленно пришлите сюда.
Вы пишете, что в наш век ничего нельзя понять: я вспомнил о Вас, то есть о Вашем изречении, читая речь министра Руэра, который с пеной у рта ругает и попирает ногами тот самый закон (о свободе собраний), который предлагает от имени правительства и обязан защищать6. Наполеон уверяет, что исполнен либеральных стремлений, а держит у себя такого отлично выправленного бульдога, каков Динар. "Кого тут обманывают?" - спрашивает Фигаро у Бомарше7.
Итак, В. П. Боткин одержим лихорадкой... Представьте себе, что я нисколько не сожалею о нем! Кстати, по приезде в Петербург я уже у него останавливаться не намерен и попрошу Вас взять мне комнату у Клея {В тексте публикации ошибочно: Олея} или у Демута. Об этом мы еще спишемся.
С дядей я разделался по русской пословице: "Наша взяла, а рыло в крови". Я выкупил мои безденежные посмертные векселя за 20 000 р. сер. наличными денежками: хороший куш в нынешнее голодное время для злополучного старца! Прощайте, обнимаю Вас и кланяюсь Вашей милой жене,
6 (18) марта 1868. Баден-Баден
Сейчас получил от Вас письмо (от 25-го февр<аля>), любезный друг Иван Петрович,- и обнимаю и благодарю Вас Ч Экую я ношу навалил на Вас - и каким нравственным мучениям, какой душевной истоме подверг Вас1. Поверьте мне, что этой услуги я никогда не забуду. Ну! наконец разделался я с этим изолгавшимся, фальшивым и дрянным патриархом-ростовщиком2! Дорогонько мне это стало - но я утешаюсь мыслью, что я мог бы заплатить еще дороже, не будь Вашего дружеского вмешательства и Вашей помощи! Воображаю себе всю сцену! Зато есть черты превосходные: блюдечко с водой для счету ассигнаций и боязнь рака на губе - это перлы в своем роде! Выходит, что я не совсем в накладе: я из моей передряги с Ник. Ник. извлек ту выгоду, что имел случай изучить тип степного седовласого Тартюфа, которым, быть может, поделюсь с читателями, для их потехи и назидания3.
Кстати, я твердо убежден, что представленная им копия с моего последнего письма была подложная: оно так было резко написано, что сообщать его без нужды - другому - никто бы не стал.
Вообразите Вы себе: на этом месте моего письма почталион принес мне письмо от моего дяденьки, посланное 27-го февр<аля> 4 - т. е. два дня спустя получения им денег... и представьте мое изумление: не только об этом не имеется никакого упоминовения - чего, кажется, требовало бы самое простое чувство долга,- но всё письмо исполнено ругательствами, клеветами, ложью самой наглой - наконец, вызываньем тени моей матери, которая должна чуть не проклясть меня за то, что я "пустил по миру, раззорил и угнетаю" безвинного старца, всегда непоколебимого в чувствах чести и любви!! Тут же Кишинский обозван нигилистом и предсказывается мне скорое разорение от этого злодея, который "отовсюду тащит деньги"!!! (Как будто эти деньги не для его Ник. Николаевичьей утробы были назначены!!) И это всё писано тою рукою, которая еще не успела отдохнуть и высохнуть от перелистывания ассигнаций!!! Вот, батюшка, где должен ум за разум зайти! Если Ник. Ник. не рехнулся, то что же это за непроходимый... уж я и слова не приберу!
Что касается до его нефинансовых угроз - то Вы можете быть спокойны: это не имеет никакого смысла и пущено было в ход для ради надбавки!
Хотелось бы всё это выплюнуть изо рту, как тухлое лекарство.
Ну - а Вас я еще раз благодарю искренно и крепко жму Вам руку. Извещу Вас тотчас по получении векселей.
6 (18) марта 1868. Баден-Баден
Любезнейший Яков Петрович, твое последнее письмо проникнуто таким унынием, что я бы, кажется, деньги дал, чтобы найти слова, способные ободрить и развеселить тебя1.
Одно разве скажу тебе: подобно тому, как, в конце концов, никто не может выдать себя за нечто большее, чем он есть в самом деле, точно так же не бывает, чтобы что-нибудь действительно существующее не было признано... со временем; твой талант тобою не выдуман - он существует действительно - и, стало быть, не пропадет. А что в теперешнее антистихотворное время тебе подчас приходится плохо - с этим делать нечего: не следует только унывать. Не истребляй человек самого себя, никто его не истребит.
Вот с Вольфа надо постараться получить побольше2,- а там, сидя у моря, ждать погоды - да не скрестив руки, а продолжая работать. Что бы ни говорили, а ты автор - ну хоть "Кузнечика"3; а этот "Кузнечик" будет читаться, когда много современных многоумных имен и вещей давным-давно поглотится забвением.
Я очень рад, что в отношении к моей "Истории" ты скорее поверил своему впечатлению, чем приговору г-на П. Ковалевского4. Сей последний (и это я говорю не потому, что он меня критикует, а вследствие наблюдений, над ним произведенных) - после смерти некоего русского эмигранта, В. И. Касаткина5, поступил - в моих глазах - на очистившуюся вакансию тупейшего человека изо всех современников. Действительный тайный тупец первого класса с портретом богини идиотизма в петлице! Во всяком случае, он со свойственным ему чутьем залез в грязь, уверяя, что моя безделка написана мною второпях и фельетонно; я ни над одной вещью так не бился, три раза переписал ее, подлую! Но довольно о сем.
В "Русском вестнике" никакой критики Анненкова на "Войну и мир" нет - а есть в "Вестнике Европы" - и всё, что он говорит там, очень умно и дельно - хотя иногда запутанно в выраженьях6.
Роман Толстого - вещь удивительная; но самое слабое в нем - именно то, чему восторгается публика: историческая сторона - и психология. История его - фокус, битье тонкими мелочами по глазам; психология - капризно-однообразная возня в одних и тех (же) ощущениях. Всё бытовое, описательное, военное - это первый сорт; и подобного Толстому мастера у нас не имеется.
Выписанные тобою строки обо мне могут также служить тебе пользительным примером: ты видишь, какой-то барин, нисколько не стесняясь, уверяет, что я для своего оскорбленного самолюбия пожертвовал... честью7, точно так же как Чернышевский печатно заявил, что меня подкупили деньгами, чтобы изменить к худшему характер Рудина8. Что же из этого? Всё это, как весенние воды: сбежит - и следа не останется. И тебе не из чего огорчаться.
Дружески жму тебе руку и желаю тебе всего хорошего, начиная с бодрости духа.
7 (19) марта 1868. Баден-Баден
Lieber Freund, Sie bekommen mit der heutigen Post 3 Exemplare des "Fumée" - fur Heyse, Auerbach und Freytag. Der Name steht in jedem Buch geschrieben1. Das Wort "Dank" in Heyses Exemplar bezieht sich darauf, dass er mir vor einigen Jahren ein Buch gewidmet hat und es mir nach Russland geschickt2. Sagen Sie ihm das, wenn Sie ihn sehen. Dem Auerbach {Далее зачеркнуто: Schick} musste ich {Далее зачеркнуто: nient} auch wohl mein Buch schicken, da er mir aile seine Werke gegeben hat3 und dem Frey