C'est avec une surprise très agréable que j'ai lu dans "Le Charivari" l'article que vous avez bien voulu faire sur moi1; mais, je ne connaissais pas votre adresse et ne savais où vous envoyer mes remercîments.
Maintenant que, grâce à votre petit mot, je la connais, je viens vous serrer cordialement la main et vous dire combien j'ai été touché de votre souvenir amical. Il y a évidemment trop de bienveillance dans vos paroles, mais ce n'est pas à moi de vous faire des reproches là-dessus. Merci encore une fois et au revoir.
6 (18) сентября 1867. Баден-Баден
Середа, 6/18-го сент. 67.
Любезный Никита Алексеевич,
Я получил вчера через Ахенбаха и Колли присланные Вами тысячу рублей с небольшим.
На Ваше два письма от 3-го и 20-го августа1 имею ответить следующее:
Сколько я могу заключить из ответов Вам дяди, он не хочет ни высказаться решительно, что требует проценты, не отказаться от них. Я не понимаю, почему он предъявлял губернатору векселя, как будто я их не признавал. Я бы в таком случае не предлагал ему Холодова. Я только нахожу, что требовать с меня проценты - бесчестно. Если Вы можете объясниться с ним, то скажите ему следующее: я могу здесь найти 50 000 франков, под залог дома, немедленно; если он удовлетворяется капитальной суммою, то я вышлю ее ему тотчас; но если он хочет и проценты, то занимать мне здесь эту сумму не для чего, так как она неудовлетворительна" Объясните ему, что я желаю положительного ответа для того, чтобы знать, как поступать, и что держать меня в неизвестности есть просто жестокость, которой я от него не ожидал и не заслуживаю. Очень Вы бы меня одолжили, если б добились положительного ответа.
Новый орловский губернатор, M. H. Лонгинов, мне большой приятель.
Если бы дядя сказал, что он требует один капитал, то деньги бы я сейчас выслал.
Вам нечего беспокоиться насчет дядиных слов и мнений; я человек не легкомысленный, никогда не требовал невозможного и очень хорошо знаю, как нынешний год во всех отношениях тяжел. Главное дело - привести теперь имение в некоторый порядок. Деньги Вы мне высылайте, какие окажутся свободными, а жизнь в Бадене дешевле, чем в России.
Одобряю Ваше намерение насчет Холодова и продажу тамошнего дома.
Анненков уведомил меня, что 200 р. сер. получил.
Желаю Вам по-прежнему терпения и здоровья; и вообще остаюсь
10 (22) сентября 1867. Баден-Баден
Милый В<асилий> П<етрович>, я давно должен бы был ответить на твою записку1 - в этом я виноват,- но насчет post restante распорядился тотчас, дал твой адресс - и ты, вероятно, уже давно получил те письма Фета, которые я видел собственными глазами2. А сам не писал я оттого, что завален работою: мы тут предаемся всякого рода чудо действиям; вторая наша оперетка - "Le dernier Sorcier" - сошла еще благополучнее первой: "Trop de femmes"3 (о которой говорится даже в фельетоне "Journal de Débats")4 - завтра мы даем второе представление, на котором присутствуют король и королева прусские - rien que cela s. Музыка действительно премилая, и я очень жалею, что ты ее не слышал.
Кроме опереток - у нас еще тут охота - так что времени остается мало. - Впрочем я здоров, чего и тебе желаю и дружески жму тебе руку.
Преданный тебе Ив. Тургенев.
P. S. Поклонись всем приятелям, также сделай одолжение, вышли мне через Galignani английский перевод "Отцов и детей" - "Fathers and Sons" - London, Sampsen Low, Son & Marster6. При свидании я заплачу тебе, что будет стоить.
17 (29) сентября 1867. Баден-Баден
Любезнейший Павел Васильевич! Это письмо вручит Вам М. Зарудный, брат статс-секретаря
1,
с которым я здесь возобновил знакомство и которому я обещал доставить случай сблизиться с Вами. Примите его с обычной Вашею любезностью и присовокупите к ней часть того дружелюбного чувства, которое, я знаю, Вы питаете ко мне. Я Вам буду очень благодарен, и Вы мне потом спасибо скажете. Крепко жму Вам руку.
P. S. Г<-н> Зарудный вручит Вам экземпляр перевода "Отцов и детей" на английский язык, напечатанный в Нью-Йорке2.
17 (29) сентября 1867. Баден-Баден
Le porteur de cette lettre, Mr Eugène Schuyler de New-York, récemment nommé au Consulat d'Amérique à Moscou, s'intéresse vivement à tout ce qui est russe, connaît notre langue et a traduit dernièrement mes "Pères et enfants"
1.
- Je suis heureux de lui procurer la bonne fortune de vous connaître et je compte sur notre vieille amitié pour répondre de la cordialité de votre accueil
2.
Je vous en remercie d'avance - et vous prie de recevoir l'assurance de mes sentiments affectueux et dévoués,
17 (29) сентября 1867. Баден-Баден
Воскрес. 29/17-го сент. 1867.
М. Зарудный заезжал сюда, любезнейший мой Яков Петрович, и вручил мне твое письмецо1. Оно меня очень обрадовало - как новое доказательство твоей старинной дружбы. Не знаю, исполнил ли ты твое обещание и написал ли статью о "Дыме"; если да, так не поцеремонься ее прислать, даже в случае (весьма вероятном), если б моя штука тебе не понравилась. Она почти никому не понравилась. Всё равно: мне будет приятно узнать твое мнение2. Я здесь живу припеваючи. Хожу на охоту, сочиняю французские оперетки, которые г-жа Виардо прелестно кладет на музыку. Одна из них имела 8 представлений (!) и была почтена посещением короля и королевы прусской (!!) и т. д. Театр устроен в моем доме, в котором я пока не живу3. В Петербург я попаду в конце марта и пробуду там около 2-х недель.
А ты когда пожалуешь в Баден? Дружески тебя обнимаю. Кланяюсь всем твоим и остаюсь
любящий тебя Ив. Тургенев.
Р. S. Отчего ты не прислал мне каких-нибудь своих стихов? Из всех ныне пишущих российских поэтов - ты один меня еще интересуешь - и весьма сильно.
17 (29) сентября 1867. Баден-Баден
Le porteur de cette lettre, Mr Eugene Schuyler
l de New-York, récemment nommé au Consulat d'Amérique à Moscou, désire vivement connaître à fond la Russie, dont il possède la langue - il a traduit mes "Pères et enfants"
2 - et pour laquelle il ressent un intérêt véritable. Je n'ai pas voulu qu'il traversât Pétersbourg sans faire votre coimaissaeee et je ne doute pas de la bienveillance de votre accueil. En vous en remerciant d'avance, je vous prie de croire à mes sentiments dévoués.
17 (29) сентября 1867. Баден-Баден
Cher Monsieur, Le porteur de cette lettre, Mr Eugene Schuyler de New-York, se rend à Moscou, où il vient d'être nommé au Consulat d'Amérique. Il possède notre langue, a étudié notre littérature et désire faire la connaissance personnelle de nos hommes, les plus marquants. Il était tout naturel que je pensasse à vous
1 - et je ne doute pas que vous le receviez avec la bienveillance cordiale, qui vous est propre.- Je vous en remercie d'avance très sincèrement et vous prie de recevoir l'assurance de mes sentiments les plus distingués.
P. S. Mr Eugene Schuyler vient de faire paraître une traduction de mes "Pères et enfants"2.
17 (29) сентября 1867. Баден-Баден
Mr. Eugene Schuyler de New-York, récemment nommé au Consulat d'Amérique à. Moscou, vous remettra cette lettre. Il connaît notre langue, vient de faire paraître une traduction de mes "Pères et enfants" et désire étudier notre pays, qui lui inspire un vif intérêt. A ce titre, je le recommande à votre bienveillance et vous remercie d'avance de l'accueil que vous lui ferez
1. - Agréez en même temps l'expression de mes sentiments les plus affectueux"
20 сентября (2 октября) 1867. Баден-Баден
Любезный Никита Алексеевич, получил я Ваше письмо1 и отвечаю немедленно:
1) Контракты с моею подписью по Вашему желанию возвращаю. Сколько могу судить, продажа леса состоялась на условиях довольно выгодных.
2) Доверенность будет Вам выслана послезавтра, так как ее необходимо здесь утвердить официально при посольстве.
3) Я получил на днях сообщение от посланника нашего - копии с прошения Ник. Ник. о наложении запрещения и прочих документов, векселей и т. д. Ни наш посланник, ни я, мы не можем понять цели этого сообщения, но дело не в том. Оказывается, что по двум выданным мною Николаю Николаевичу векселям 11-го июля 1856-го года я состою должным 10 500 рубл., но Ник. Ник" означил на векселях полученными им 800 р.- остается 9700. Да кроме этого Ник" Ник. требует еще с меня будто бы им выплаченные 4000 р. г-же Сливицкой, ссылаясь на передаточную запись, сделанную на его векселе (данном мною в 4500 р.). Но Ник. Ник. забывает, что деньги эти были выданы г-же Сливицкой из выкупной суммы по Любовше, на что я имею собственноручное его извещение, и что г-жа Сливицкая с своей стороны об этом мне писала - и, как Вам известно из сообщенного Вами письма, которое, надеюсь, Вы сохранили - даже жаловалась на медлительную высылку этих свидетельств, причинившую ей убыток в 400 р. по причине понижения на них курса. Так как Ник. Ник. объявил, что на мои письма отвечать не намерен, то прошу Вас явиться к нему и сообщить ему от моего имени:
а) Что капитальный долг - 9700 р. я признаю и всегда признавал, а также и проценты с него (кои прошу тут же аккуратно вычислить) готов выплатить, если Ник. Ник. решается их требовать.
б) О долге же Сливицкой 4000 р. и упоминать не позволяю, так как он давно выплачен моими же деньгами; если же Ник. Ник. будет настаивать на этом, то объявить ему, что я не отступлю от процесса, который может иметь дурные последствия для репутации самого Ник. Ник., и что поэтому лучше ему одуматься заранее и удовлетвориться тем, что он получит от меня. В ответе моем г-ну посланнику я изложил вкратце всё дело, как оно было; впрочем, и без моих слов всем известно, что Ник. Ник. владеет безденежными и подаренными мною векселями,
Прошу Вас изложить всё это хладнокровно и осторожно, и скажите от меня Ник. Ник., что хотя он со мной поступил слишком не по-родственному, но едва ли предстоит необходимость - а для него выгода - доходить до вражды. Вы бы чрезвычайно меня обязали, если б добились наконец настоящей цифры всего моего долга Ник. Ник. Я бы мог, повторяю, зная эту цифру, найти даже здесь нужную сумму и тем скорее удовлетворить Ник. Ник. Объясните ему это, если только он способен принять какое-либо объяснение.
в) От Афанасья Зуева я получил длинное письмо, он просит возвращения на квартеру при конном заводе и т. д. Всё, что я могу для него сделать - это прибавить к его месячине месячину для его жены.
P. S. Особенно старайтесь не запущать казенные долги, а я пока здесь уже буду перебиваться.
Ив. Тургенев {Так в подлиннике: подпись после постскриптума.}.
21 сентября (3 октября) 1867. Баден-Баден
3-го октяб./21-го сентяб. 1867.
Любезнейший Фет, о как приятно вести дружескую - но ругательную переписку! Оно и освежительно и согревательно и носит несомненный отпечаток истины - словом, очень хорошо. Будем же по-прежнему любить и ругать друг друга.
Погляжу я на Вас - ловкий Вы мальчик! Видите лиг мне предоставляет утилитарность, политику - а себе берет бесполезность, пену, искусство1... т. е. высочайшее, la part du lion - ибо не бесполезное искусство есть г...о собачье, бесполезность есть именно алмаз его венца. Каков добренький? Я сосчитал, сколько у меня политических, тенденциозных страниц,- оказалось на 160-29,- а остальное такая же бесполезная чепуха, как любое лирическое стихотворение автора "Вечеров и ночей"?"2.- Но, скажут мне, оно не только бесполезно, оно плохо: положим - но тут уж не теория виновата - а нестояние поэтического члена - причина беды. Ведь вот и присланное стихотворение - разве оно только бесполезно? - Оно плохо - и новый оборот, что судьбина дает не "в рыло" - а в "блаженство",- да мокротные рифмы: "заглохнет" "иссохнет"3 - не вознаграждают за недостаток той поэтической прелести, которой были так богаты те самые "Вечера и ночи". Да, милейший собрат мой - не говорите с кажущимся уничижением и действительной надменностью: ты полезен - а я бесполезен; скажите: мы оба плохи - и поцелуемтесь. Вот, напр.: дядя мой - тот настоящий художник, жрец чистого искусства. Прислал сюда, через посланника, требование описать здешнее мое имущество - 12 листов грубейшей серой бумаги, за которую пришлось заплатить чуть не 2 руб. весовых,- и совершенно бесполезно! зато прелестно! Посланник сделал мне официальный запрос: что мол, сей сон значит? Я отвечал, что ничего не понимаю; и посланник согласился, что понять ничего нельзя. А бедному Кишинскому тот же дядя и ответа не дает: "что, мол, изволите ли Вы драть с моего доверителя проценты? Или удовлетворяетесь капиталом?". "А, говорит дядя - сие в моей воле". И как истый художник, оставляет всё возведенным в перл создания. Вот, батюшка, с кого надо пример брать. Борис Федорович Годунов, Николай Николаевич Тургенев - извольте идти царствовать, извольте получать Холодово, которое стоит вдвое больше Ваших безденежных векселей4. - "Нет, отвечает Годунов XIX века - мои седины обесчещены - а вот я всё из дому у племянничка выскреб, да благодарность в газетах выканючил5 - а теперь я подожду, не выйдет ли возможность Спасское с аукциону приобрести". Великий художник! Только одно худо: оказывается, что первая просьба о том, что я не плачу и что следует наложить запрещение - была подана - когда Выдумаете? - 12 опт. 1866-го г.- т. е. в самый разгар моей, слепой доверенности к орловскому Фидиасу. Учитесь, учитесь, Аф<анасий> Аф<анасьевич>!
Ну, засим можно обнять Вас дружески, поклониться Вашей милой жене - и пожелать Вам всевозможных успехов на судейском поприще. Только с условием: dunkele Drang - в нужник... вода к воде.
Любящий Вас Ив. Тургенев.
23 сентября (5 октября) 1867. Баден-Баден
5 октября (23 сентября) 1867.
Любезнейший Павел Васильевич! Ваше письмо1 меня обрадовало, так как первое время после родов для женщины всегда опасно, а то, что происходит с Вашею супругой, есть довольно неприятный, но обыкновенный случай; надеюсь, что теперь скоро всё войдет в настоящую колею.
Великое Вам спасибо за продажу, весьма блистательную, "Бригадира"2, Кстати, если Вы находитесь в сношении с Катковым, то узнайте стороною от сего потентата, продолжает ли он питать желание иметь у себя в "Русском вестнике" "Историю лейтенанта"3, так как о ее безнравственности заранее раструбили в публике! Я месяца три тому назад делал ему на этот счет запрос, но, разумеется, никакого ответа не удостоился. Насчет А<хенба>ха попридержите Вашу дающую руку. Благодетельный мой дядюшка не только подал ко взмоканию выданные мною ему безденежные векселя, не только наложил запрещение на мое имение, но даже другой вексель, уплоченный моими деньгами, перевел на свое имя и требует вторично уплаты. Результатом всех этих трудов - крайне стесненное положение моих финансов, мешающее мне перейти в мой новый, совсем отстроенный дом, и пр. и пр. Не время теперь мне другим благодетельствовать: пускай А<хенба>х удовлетворится полученным. Кстати, я до сих пор "Дела" не получал. Но Вы, может быть, подписались на второе полугодие.
Если к Вам отъявится одна очень любезная моя знакомая, О. Д. Н<елидова>, то дайте ей случай, если только это возможно, получить обратно из редакции "Отечественных записок" ее забракованную повесть "Русалку"4.
Вы, по Вашему письму, благоденствуете; и мы тоже здесь жуируем жизнью. Не знаю, писал ли я Вам, что я пустился писать французские либретто, которые г-жа Виардо восхитительным образом кладет на музыку. Исполняют эти оперетки ее дети и воспитанницы. В числе зрителей мы имели прусскую королеву, короля и т. д. Прошу не шутить с нами. Музыка действительно прелестна, особенно последняя оперетка "Le dernier Sorcier" - чудо! "Так в ненастные дни"
5 и т, д. А дни действительно ненастные! Представьте, у нас сегодня ночью на горах выпал снег! Никто этого не запомнит, Если не слишком дорого, вышлите мне "Тысяча восемьсот пятый год" Л. Толстого
6. За сим дружески кланяюсь Вам и Вашей супруге,- и до свидания, бог даст, в конце марта. Преданный Вам
P. S. Милютин здесь всё в том же положении: есть улучшение, но ничтожное. Ждут Черкасского, Самарина, Поклонитесь от меня Ковалевскому,
23 сентября (5 октября) 1867. Баден-Баден
5-го окт./23-го сент. 1867.
Любезный Никита Алексеевич, мой хороший знакомый, князь М. Волконский, вчера повез отсюда засвидетельствованную доверенность, которую придется еще раз васвидетельствовать в Петербурге, в Министерстве иностранных дел. Он берется всё это сделать и вышлет Вам ее немедленно по данному мною адрессу в Спасское. Известите меня о получении.
Засим желаю Вам всего хорошего.
P. S. Не оставьте сообщить мне ответ Ник. Ник.
24 сентября (6 октября) 1867. Баден-Баден
Воскресение 6-го окт./24-го сент. 1867.
Любезнейший Иван Петрович, получил я Ваше большое и, как водится, чрезвычайно интересное письмо. Надеюсь, что Вы уже успели успокоиться насчет Пети и что известия, доходящие до Вас теперь из Москвы, поддерживают Вашу решимость расстаться с ним на зиму1. Этот первый перелом в деле воспитания - труден, но необходим,- и зная характер Пети, я убежден, что он вынесет кризис молодцом. Пришлите мне его московский адресс: я хочу написать ему прямо в пансион - и уж разумеется, стихами2.
О делах моих с дядей распространяться не стоит. Я смотрю на всё это {Далее зачеркнуто: дело} как на пожар или на крупный проигрыш: помочь нельзя - должно стараться загладить убыток. К изумлению здешнего посланника3, он прислал ему целую груду серых копий с различных своих просьб, с векселей и пр. Для чего он это сделал - неизвестно: или он полагал, что в силу этих бумаг посланник належит запрещение на здешнее мое имущество? Замечательно то обстоятельство, что первая просьба против меня, в которой он жалуется, что я ему не плачу, была подана 12-го окт. 1866,- то есть, когда о Кишинском не было ни слуха ни духа! Сверх того, он пользуется передаточной надписью, сделанной на уплаченном моими выкупными деньгами векселе г-же Сливицкой, чтобы требовать с меня вторичную уплату - уже в собственную пользу, как будто он удовлетворил ее своими деньгами4. Это уже чистое воровство - но к счастью у меня сохранилось его письмо, где он говорит об этой уплате из выкупных денег, да и в представленном отчете за последние два года - обозначено то же.- А Кишинскому он по-прежнему не дает никакого ответа. Я велел ему сказать, что я могу найти здесь сумму денег под залог моего дома,- но я должен знать по крайней мере - до какой цифры доходит его претензия,- так как одна капитальная сумма равняется 9700 р. сер.? Но дядя не отвечает... Борис Годунов - да и всё тут5!
Охота у нас здесь идет помаленьку: куропатки уродились плохо. До нынешнего дня убито мною - 138 штук: 75 куропаток, 6 фазанов, 9 перепелов и 48 зайцев. Немного - но главные зимние охоты еще впереди, а главное - я доволен своею стрельбой: я записываю всякий раз число выстрелов. Мною их сделано 233 (на 138 убитых штук) - это очень и очень хорошо. Дай бог всегда так! Пес, по-прежнему, совершенство.
Здоровье пока недурно - и подагра молчит. Литературная деятельность молчит тоже. Я занимаюсь сочинением опереток на французском языке, на которые г-жа Виардо пишет прелестнейшую музыку. Особенно одна из них, под названием "Последний колдун" - имела громадный успех. (Король и королева прусские были в числе зрителей и т. д.) Представления происходят в моем новом доме, в который я пока не могу перебраться - тоже по милости благодетельного дядюшки,- а исполнителями - дети и воспитанницы г-жи Виардо.
Сообщите мне несколько сведений о Вашей охоте и о прочем житье-бытье. Известие о построении железной дороги меня очень радует: в апреле месяце будущего года я, если не умру, буду в Спасском и, конечно, увижу Вас" До тех пор будьте здоровы, крепко жму Вам руку,
P. S. Фету я писал на днях6.
24 сентября (6 октября) 1867. Баден-Баден
Воскресение, 6-го окт./24 сент. 1867.
Любезнейший В<асилий> П<етрович!> - Сам г-н Скайлер, мой американский переводчик, был проездом здесь и вручил мне 4 экземпляра "Отцов и детей" - а потому хлопотать о них нечего1. По переводу заметно, что он сделан с французского и что знания в русском языке г-на Скайлера довольно ограничены. Он назначен северо-американским консулом в Москву и уже уехал туда.
То, что ты говоришь об оперетках, справедливо,- но вторая: "Le dernier Sorcier" - именно принадлежит к тому роду, который ты рекомендуешь2,- и я ничего не знаю поэтичнее той музыки, которую написала на нее г-жа Виардо. Все, которые видели эту оперетку (а в числе их находились отличные музыканты - как-то г-жа Шуман, Рубинштейн, Розенгайн, Леви, директор оркестра в Карлсруэ)3 - советуют ей инструментовать свою партитуру - и нет никакой причины, чтобы "Последний колдун" не появился на какой-нибудь сцене4. Я убежден, что он будет иметь большой успех. Музыкальный критик "Атенеума", Чорлей, того же мнения. Там есть, между прочим, любовный дуэт, подобных которому я знаю весьма мало во всей оперной музыке5. Ты услышишь всё это, если на будущий год приедешь в Баден. Представления происходят в моем доме. Я в нем пока не живу - да и вряд ли поселюсь в нем раньше весны, так как мой дядюшка окончательно подкусил меня, сдирая даже проценты - за 10 лет - со своих безденежных векселей. Зарекомендованную тобою брошюру Амброза я непременно себе достану и прочту6.
А впрочем всё здесь идет тихо и мирно: только погода уж больно скверна стала. Холодно как зимой. Никто такого октября не запомнит.
Убеждение, что весною вспыхнет война, здесь сильно распространено; к нему присоединяется страх перед финансовым кризисом во Франции. Дела, действительно, принимают там скверный оборот.
Милютину чуть-чуть легче; он в состоянии был присутствовать на одном вечере у Виардо. Сюда ждут кн. Черкасского, Самарина и даже самого Ивана Павлыча, Где ты намерен провести зиму?
17 (29) сентября или 24 сентября (6 октября) 1867. Баден-Баден
Cher ami,
Il y a un proverbe russe qui dit! "Le glaive ne frappe pas la tête qui s'incline" - en d'autres termes je viens vous faire mon mea culpa. Hélas! non, je n'ai pas fait la traduction1 - j'ai été obligé d'apprendre les deux rôles de l'ami Pomey dans des reprises des opérettes en question (je n'ai pas chanté, j'ai hâte de le dire). Ces répétitions etc. ont pris tout mon temps. Il ne me reste plus qu'à vous envoyer cette traduction quand elle sera faite - je vois d'ici le pli ironique de vos lèvres... et en même temps je vous prierais de m'envoyer de Paris le manuscrit de la traduction du "Chien" par Mérimée; ne la possédant pas, je ne saurais lui indiquer les 2 ou 3 endroits où il y a des fautes?.
J'espère encore pouvoir rendre cette publication possible cette année. Quant à vous, soyez généreux: que voulez-vous que fasse un homme qui a un trou à la place de la bosse de la volonté?
Mille amitiés et compliments,
Dimanehe matin.
Середина мая - начало октября ст. ст. 1867. Баден-Баден
Любезная Мария Агеевна, сейчас вернулся с охоты,- н плел Ваше письмо - и можете себе представить мое положение! Я действительно никуда не годный человек - однако, если позволите, буду у вас завтра обедать и зайду поутру - а теперь я едва дышу от усталости.- Поклонитесь Самарину.
Четверг веч.
Середина мая - начало октября ст. ст. 1867. Баден-Баден
Любезнейшая Марья Агеевна! Позвольте мне прийти обедать
сегодня вместо завтрашнего дня. Виардо был не совсем здоров и отправляется на охоту только
завтра. Надеюсь, что это не расстроит Ваших планов.
Schillerstrasse, 7.
Четверг.
Середина мая - начало октября ст. ст. 1867. Баден-Баден
Извините меня пожалуйста, любезнейшая Мария Агеевна, и позвольте - вместо сегодняшнего дня прийти к Вам обедать завтра: я совсем позабыл, что сегодня я не свободен.- Впрочем я забегу завтра утром узнать о здоровье Николая Алексеевича.
Дружески кланяюсь Вам и всем Вашим.
Понедельник 4 часа п<о>п<олудни>.
7 (19) октября 1867. Баден-Баден
Дорогой Павел Васильевич! Здесь живет французский писатель mr Дюкан, с которым я дружен и которому до некоторой степени обязан. Он написал роман "Les Forces Perdues" и, узнав, что он мне понравился, попросил меня способствовать его переводу на русский язык, что я и обещал (всё это происходило зимой). В марте месяце я виделся с Е. Н. Ахматовой, издательницей "Собрания переводов" и т. д., и согласился написать предисловие к переводу, который должен был явиться в ее издании1 в который, сколько мне известно, давно готов. Но по свойственной мне лени предисловие окончено мною только теперь (Дюкану я, тайно краснея, сказал, что давно его послал)2 и теперь препровождается к Вам. Прочтите (ел продукт и, по исправлении, если понадобится, отнесите к г-же Ахматовой и вручите ей оный с великими извинениями от моего имени. Я, с своей стороны, пишу к ней3 об этом предисловии и о том, что даю Вам право, в случае надобности, кое-что изменить. Не теряйте, пожалуйста, времени и попросите г-жу Ахматову поспешить печатаньем, так как я здесь пропадаю со стыда перед Дюканом. Очень и очень Вы меня этим обяжете.
Прилагаемая афиша даст Вам понятие о моей деятельности. Это 41-е представление было удостоено присутствия короля и королевы прусских, наследного принца и наследной принцессы прусских же, великого герцога и герцогини баденских, герцога и герцогини дармштадских, принца и принцессы Вильгельма баденских (дочери Марьи Николаевны) и иных чрезвычайных особ, министров, генералов и т. д. Каково-с? Вся эта компания, разумеется, была привлечена музыкой прелестнейшей г-жи Виардо; спешу прибавить, что я не пел, а только играл, и не так скверно, как можно было ожидать. Гости остались довольны, а спич Кракамиша4, в котором слегка пародировались спичи его величества Наполеона III, вызвал даже густой смех на августейшие уста короля Вильгельма. Шутите с нами после этого!!
Впрочем, всё обстоит благополучно; только погода продолжает стоять скверная, и охота почти невозможна. Пришлите мне "Подлиповцы" Решетникова
4 и "Записки охотника Восточной Сибири"
5, если возможно. А "Дела" я всё не получаю. Кланяюсь Вашей милой жене и всем друзьям и крепко жму Вам руку.
7 (19) октября 1867. Баден-Баден
Bade, Schillerstrasse, 7.
J'ai reèu les trois premières feuilles de "Fumée", mais je ne sais pas si vous êtes décidé à continuer la publication de votre traduction dans "Le Correspondant", malgré les obstacles qui paraissent surgir1. Je me permets seulement de vous rappeler que je n'ai pas eu toutes les épreuves! les placards de la fin ne m'ont pas été envoyés, et que si la publication doit eontinuer ou s'achever dans le n° du 25 octobre, je vous serais bien obligé de ne rien faire paraître que je n'eusse parcouru.
Agréez, Monsieur, l'expression de mes sentiments distingués,
7 (19) октября 1867. Баден-Баден
Bade. Schillerstrasse, 7.
Si je n'ai pas répondu plus tôt à votre bonne et affectueuse lettre - n'allez pas croire que je suis resté insensible à tout ce que vous m'y dites : j'ai voulu - non pas le mériter - ce serait impossible - mais vous montrer ma reconnaissance et mon zèle en vous envoyant avec ma réponse cette infortunée traduction que je vous promets depuis si longtemps. Mais j'ai été véritablement (par exception) accablé de besogne tout ce temps-ci et je ne peux pas attendre que cette traduction se fasse enfin1 - pour vous dire combien vous m'avez touché. Des témoignages d'amitié de votre pari sont d'autant plus précieux que je les sens plus rares - non pas que vous ayez l'âme peu expansive - mais parce que vous êtes arrivé (comme moi) à cette époque de la vie, où l'on se refourre et se blottit dans son nid. Je saisis avec empressement la main que vous me tendez et la secou, de toutes mes forces: èa a été un de mes bonheurs de cett, année. Mes amis - les Viardot - auxquels j'ai montré votre lettre - en ont été aussi émus que moi - et me chargen, de vous dire qu'ils comptent bien vous voir plus souven, que cette fois-ci, l'année prochaine, car vous nous reviendrez, n'est-ce pas?
Vous aurez cette traduction - et plus tôt que vous ne pensez - quand le diable y serait! Quant au théâtre du Thiergarten?, le voilà clos pour l'hiver - mais on va travailler à Paris (à) de nouvelles choses et à compléter les anciennes: il faut pouvoir vous montrer de l'ouvrage.
Je compte bien vous revoir à Paris avant la fin de l'année: en attendant je vous prie (de) dire mille choses de ma part à Mme Hetzel et je vous embrasse aussi moi - et sur les deux joues.
8 (20) октября 1867. Баден-Баден
Diesmal schick' ich Ihnen bloss die Photqgraphien der Kinder1 - die Sie wünschen - übermorgen bekommen Sie einen grossen Brief, wo ich Ihnen manches erzählen werde2.
9 (21) октября 1867. Баден-Баден
Любезный Павел Васильевич, Обращаюсь к Вам как к неизменному и старинному приятелю в следующей просьбой. Прилагаемое письмо к граф. П. А. Шувалову писано тем самым А. И. Бенни, которого, помнится, и Вы когда-то знали и с которым я встретился здесь после его высылки из С.-Петербурга. Он возбудил во мне искреннее участие своим нелицемерным желанием загладить свои прошлые, в сущности неважные юношеские увлечения - действительным и усердным служением России, которую одну он признает своим отечеством и вне которой ему решительно не живется. Милость, оказанная нашим добрым царем Кельсиеву1 - тем более с бодрила Бенни и возбудила в нем надежду, что главное обвинение против него состояло в недоведении до сведения правительства приезда этого самого Кельсиева в Петербург2.
Жизнь Бенни действительно тяжела: здешние наши réfugiés и поляки отворачиваются от него с негодованием - да и он сам избегает их - не имея уже ничего с ними общего,- а доступ в Россию ему запрещен.
Письмо его к графу Шувалову проникнуто самой несомненной искренностью и откровенностью3. Я очень был бы рад, если б оно достигло своей цели; я сам бы с великим удовольствием обратился к графу, если б я знал его лично - и если бы я мог полагать, что он захочет принять мое ручательство в совершенной надежности и благонамеренности Бенни. Он хотел было отправить свое письмо прямо к графу; но я подумал, что послать это письмо через Ваши руки имеет ту выгоду, что Вы, быть может, найдете удобный случай довести просьбу Бенни до графа посредством какого-нибудь близко стоящего к нему лица - и таким образом снимется с нее тот официальный оттенок, который неизбежно ложится на все подобные заявления. В справедливости графа я не сомневаюсь - так же как и в его прозорливости,- но боюсь именно этого официального оттенка. Повторяю, Бенни вполне заслуживает умоляемого им снисхождения; я уверен, что он всей своей будущей полезной деятельностью докажет свою благодарность4.
Еще раз прошу Вас похлопотать по этому делу и заранее благодарю Вас за Вашу доброту, крепко жму Вашу руку.
P. S. Ответ может быть прислан по моему адрессу; Бенни не живет в Бадене - но я всегда буду знать, куда ему доставлять письма.
9 (21) октября 1867. Баден-Баден
Любезный Никита Алексеевич,
Я давно не получал от Вас писем - предполагаю, что Вы, быть может, находитесь в отъезде. Прошу Вас не замедлить дать весть о себе и о Ваших переговорах с H. H. Я получил два просительных письма - одно от Александры Михайловны Медведевой, которая требует от меня уплаты 280 р., которые я ей еще остаюсь должен, так как покойница матушка дала ей письменное обещание в 3000 р. асс.1 Половина пришлась на мой счет. Я написал г-же Медведевой, что в теперешнюю минуту всех денег ей заплатить я не в состоянии, но заплачу только половину, а именно 140, а остальные около Нового года. Она Вам напишет об этом (она живет в Белеве) - и Вы выдайте ей эти 140 р., взявши с нее расписку.
Второе письмо от Евпраксии, сестры жены Леона Лобанова. Она просит меня, во-1-х, о том, чтобы ее не тревожили в ее помещении, а во-2-х, она желала бы, чтобы ей отрезали где-нибудь на границе Спасской дачи клочок земли, на котором она со временем могла бы поселиться с сестрой и зятем.
У меня есть особенные причины обращать внимание на просьбы Евпраксии
2, и потому я прошу Вас: во-1-х, оставить ее во флигеле и снабжать, как это делалось доселе, всем нужным; во-2-х, если окажется возможным отрезать ей кусок земли, то представить мне свои на этот счет соображения,
14 (26) октября 1867. Баден-Баден
Ich habe auf zwei Briefe zu antworten1 - und werde es, der grösseren Genauigkeit wegen, punct per punct tliun. Also:
1) Die beigelegte Photographie der Kinder in ganzer Gestalt und im Elfenkostüm mögen alle Fragen über Kleiderschnitt u. s. w. beseitigen, und hoffe ich, dass Sie sie gut anbringen werden2.
2) Leonard's Profil wird zugleich geschickt3.
3) Ihre Commissionen an Madame Viardot und an Frau Anstett habe ich besorgt.
4) Auf der Post ist, meinem Wunsche gemäss, ein Laufzettel dem Briefe (dem verlorenen nämlich) nachgeschickt worden. Haben Sie aber das Geld - wenn nicht ganz vollständig bekommen - desto besser!
5) Die "Rigasche Zeitung" ,gibt die vollständige Uebersetzung von "Rauch", und so weit ich nach einem paar Feuilletons, die ich gelesen habe, urtheilen kann, scheint diese Uebersetzung eine ziemlich gelungene zu sein