23; тогда пребывалъ владыка. Прилагаемъ здѣсь старинный видъ этой церкви Спаса Преображен³я или Спаса на Бору.
Вмѣстѣ съ постройкою храма здѣсь былъ тогда же основанъ и знатный монастырь со степенью архимандр³и.
При церкви Спаса и прежде существовалъ монастырь, по всему вѣроят³ю, самый древнѣйш³й изъ всѣхъ монастырей Москвы, такъ какъ онъ находился возлѣ первоначальнаго ея городка вблизи первой ея церкви Рождества ²оанна Предтечи, и былъ построенъ въ самомъ Кремлевскомъ бору.
Поздн³я предан³я отъ древнихъ старцевъ разсказывали, что первоначально этотъ монастырь былъ устроенъ за Москвою-рѣкою съ небольшимъ верстахъ въ 4-хъ отъ Кремля еще отцомъ Ивана Даниловича, Дан³иломъ Александровичелъ, у церкви св. Дан³ила, имъ же поставленной во имя своего тезоименитства, и что Иванъ Даниловичъ въ этомъ 1330 году перевелъ Даниловскую архимандр³ю въ Кремль.
Однако Даниловск³й монастырь остался монастыремъ же на своемъ прежнемъ мѣстѣ и предан³е, по всему вѣроят³ю, относило перемѣщен³е монастыря къ перемѣщен³ю въ Кремль Даниловскаго архимандрита и избранной брат³и.
Любомудр³я желатель и иноческаго жит³я ревнитель Иванъ Даниловичъ избралъ въ архимандриты отца ²оанна, "мужа сановитаго и словеснаго и любомудраго сказателя книгамъ, и учительнаго божественныхъ писан³й". Само собою разумѣется, что монастырь, находивш³йся вблизи Великокняжескаго двора, былъ надѣленъ значительными вкладами, имѣн³ями и различными льготами.
Учрежден³е монастыря возлѣ своихъ хоромъ и водворен³е въ немъ архимандрита, разумнаго и словеснаго сказателя книгамъ, показывало, что Иванъ Даниловичъ высоко цѣнилъ книжное учен³е и любилъ бесѣдовать съ книжными людьми. Существенное значен³е монастыря въ нашей древности зяключалось именно въ просвѣтительномъ его вл³ян³и на тогдашнее общество. Въ своемъ родѣ монастырь являлся академ³ей или вообще школой, гдѣ можно было услышать многое отъ добраго церковнаго учен³я на пользу доброй жизни и душевнаго спасен³я. Поэтому учрежден³е монастыря въ стѣнахъ Кремля равнялось въ извѣстномъ смыслѣ учрежден³ю просвѣтительнаго училища.
Спустя съ небольшимъ два года, въ 1333 г., Иванъ Дан. заложилъ новую, уже пятую, каменную церковъ во имя Михаила Архангела на набережной сторонѣ тогдашней площади Кремля, вѣроятно на мѣстѣ древней деревянной, которая могла быть построена еще Московскимъ княземъ Михаиломъ Ярославичемъ Хоробритомъ, братомъ Невскаго (т 1248).
Новый каменный храмъ былъ въ то же лѣто и оконченъ и освященъ 20 сентября митрополитомъ Ѳеогностомъ. Этотъ храмъ воздвигнутъ Иваномъ Даниловичемъ не безъ мысли о вѣчномъ упокоен³и въ его стѣнахъ и самому его строителю. Послѣ его кончины онъ и послужилъ общею усыпальницею для Московскаго княжескаго рода, какъ и Спасск³й монастырск³й храмъ послужилъ въ то же время усыпальницею для великихъ княгинь.
Въ Архангельскомъ храмѣ первымъ былъ погребенъ самъ его создатель Иванъ Даниловичъ, а въ Спасскомъ-первою его супруга Елена, скончавшаяся въ 1332 году и погребенная марта 4.
Такимъ образомъ въ течен³и четырехъ лѣтъ (1329-1333) въ Великокняжеской Москвѣ было построено четыре каменныхъ храма (въ томъ числѣ одинъ предѣльный) и каждый изъ нихъ строился въ одно лѣто не болѣе четырехъ мѣсяцевъ.
Одно это обстоятельство даетъ уже свидѣтельство, что храмы были не велики и образцомъ ихъ можетъ служить существующ³й до сихъ поръ храмъ Спаса на Бору, нынѣ во дворѣ Новаго дворца, о которомъ хотя и есть свидѣтельство Лѣтописи, что онъ вновь построенъ въ 1527 г. и съ предѣлами, но, по всему вѣроят³ю, это свидѣтельство относится только къ постройкѣ предѣловъ съ южной его стороны, главный же храмъ по своимъ очень малымъ" размѣрамъ напоминаетъ первоначальную постройку при Иванѣ Даниловичѣ Калитѣ.
Всѣ так³я постройки обнаруживали значительную бѣдность Московскаго князя и вообще бѣдность всего населен³я Суздальской Земли, столько разъ опустошенной Татарскими нашеств³ями изъ конца въ конецъ. Теперь уже не было возможности вел. князю создавать так³е храмы, какъ былъ воздвигнутъ при Андреѣ Боголюбскомъ въ маленькомъ же Владим³рѣ великолѣпный дивный Успенск³й Соборъ.
Въ Твери, успѣвшей обогатиться раньше, чѣмъ Москва, каменный храмъ во имя Спаса заложенъ еще въ 1280 г. и окончень въ 1290 г., а въ 1292 г. украшенъ стѣнописью. Судя по употребленному времени на его постройку, это былъ храмъ болѣе обширный, чѣмъ даже Московск³й соборный храмъ Успен³я, Москва съ малыми средствами могла строить изъ камня только малые храмы, которые оставались ея украшен³емъ почти цѣлыя полтораста лѣтъ.
Но кромѣ упомянутыхъ каменныхъ храмовъ, въ городѣ Кремлѣ не мало было храмовъ деревянныхъ, о количествѣ которыхъ мы узнаемъ изъ лѣтописныхъ извѣст³й о пожарахъ.
Какъ только Москва стала устроиваться твердымъ гнѣздомъ, такъ и начались пожары, происходивш³е и отъ несчастныхъ случаевъ, и, вѣроятно, также и отъ злодѣйскихъ поджоговъ. Въ течен³и 13 лѣтъ случилось четыре большихъ пожара, о чемъ, какъ бы съ недоумѣн³емъ и намекомъ, отчего они могли происходить, замѣтилъ и лѣтописецъ. Первый пожаръ случился 3 мая 1331 г., при чемъ лѣтописецъ впервые наименовалъ: погорѣлъ городъ Кремникъ, Кремль. Второй пожаръ былъ въ 1335 г. Трет³й - въ 1337 г. ³юня 13, когда сгорѣло 18 церквей, а Новгородск³й лѣтописецъ къ этому присовокупляетъ, что тогда вся Москва погорѣла, послѣ чего случился сильный дождь, такъ что все спрятанное въ погребахъ или вынесенное на площадяхъ, "все потопло что было гдѣ выношено отъ пожара".
Это свидѣтельство любопытно въ томъ отношен³и, что, стало быть, Новгородцы были свои люди въ Москвѣ и заносили въ свою лѣтопись даже так³я обстоятельства, о которыхъ друг³я лѣтописи совсѣмъ не упоминаютъ. Второй пожаръ Москвы, случивш³йся въ 1335 г., записанъ только въ одной Новгородской лѣтописи {"Того же лѣта, по грѣхомъ нашимъ, бысть пожаръ въ Руси: погорѣлъ городъ Москва, Вологда, Витебскъ и Юрьевъ Нѣмецк³й весь погорѣлъ". Это вмѣстѣ съ тѣмъ указываетъ, какъ торговые люди хорошо знали, что дѣлалось во всѣхъ городахъ, куда заходили ихъ неутомимые торги.}.
Четвертый большой пожаръ случился черезъ два-три года послѣ кончины Ивана Даниловича, при его сынѣ Симеонѣ, 31 мая 1343 г., когда также погорѣлъ весь городъ, однѣхъ церквей сгорѣло 28, по другимъ свидѣтельствамъ только 18.
Число церквей должно указывать и на численность городского населен³я, которое, кромѣ Великокняжескаго двора, состояло главнымъ образомъ изъ сослов³я дружины и богатыхъ гостей-купцовъ, имѣвшихъ какъ тѣ, такъ и друг³е значительные достатки и потому строившихъ и на своихъ дворахъ особые домовые храмы. Одинъ изъ такихъ храмовъ, какъ увидимъ, оставался въ Кремлѣ до послѣднихъ годовъ ХV²²² ст., именно Воздвижен³е во дворѣ Головиныхъ.
Что касается пожаровъ, то необходимо припомнить, что они бывали особенно часты въ тѣ годы, когда политическая сила Москвы обнаруживала свое неуклонное возрастан³е, конечно, всегда сопровождаемое обидами и насил³емъ для тѣхъ, кто не хотѣлъ идти по слѣдамъ московской политики, крѣпко державшей въ своихъ рукахъ идею государственнаго единен³я. Очень замѣтно, что пожары, это пер³одическое выжиган³е Москвы, совершались въ извѣстныхъ случаяхъ изъ ненависти и мести.
У оскорбленныхъ и обездоленныхъ людей, какихъ не мало могло явиться при первомъ усилен³и Москвы, пожаръ былъ единственнымъ самымъ удобнѣйшимъ средствомъ нанести обидчику и насильнику желанное возмезд³е. Вотъ почему пер³одическ³е пожары при первоначальномъ устройствѣ города Москвы въ княжен³е Ивана Калиты, а потомъ въ государствован³е Ивана Третьяго, когда происходило еще болѣе сильное и болѣе богатое переустройство города, ряды такихъ пожаровъ невольно останавливаютъ вниман³е изслѣдователя и заставляють отыскивать, раскрывать ихъ причины въ тѣхъ обидахъ, какими особенно было богато время Ивана Третьяго. Горѣла Москва и отъ воли Бож³ей, и отъ воли обиженныхъ ею людей и по правдѣ, и по неправдѣ.
Заботливо устроивая свой родной городъ и утвердивъ въ немъ каменными храмами вѣковѣчныя мѣста и донынѣ существующихъ главнѣйшихъ здан³й Кремля, Иванъ Калита года за два, по другимъ свидѣтельствамъ за 4 мѣсяца, до своей кончины, 25 ноября 1339 г., заложилъ градъ Москву дубовый, который былъ срубленъ тою зимою и оконченъ великимъ постомъ 1340 г., когда 31 марта послѣдовала и кончина строителя {П. С. Л. ПИ, 79 и Никон.; Кар. IV, пр. 318. По другимъ лѣтописямъ онъ скончался въ то же число 1341 г. П. С. Л. I, 230. Княжилъ 18 лѣтъ, слѣд. съ 1323 г., когда Юр³й Дан. ушелъ на погибель въ Орду (П. С. Л. V, 222).}.
Поздн³е лѣтописцы къ этому присовокупляютъ: "Такоже и посады въ ней (въ Москвѣ) украсивъ и слободы, и всѣмъ утверди" {Описан³е Рукоп. Сборниковъ Имп. Публ. Библ., Бычкова I, 154.}.
При постройкѣ Новаго дворца и его отдѣльныхъ апартаментовъ со стороны рѣчки Неглинной были найдены остатки упомянутыхъ дубовыхъ стѣнъ, состоявш³е изъ большихъ дубовыхъ деревъ, толщиною въ отрубѣ почти въ аршинъ, наполовину уже истлѣвшихъ и лежавшихъ въ землѣ на протяжен³и болѣе семи саженъ (22 арш.) и въ разстоян³и отъ стѣны Кремля на три слишкомъ сажени {Описан³е Новаго Императорскаго дворца въ Кремлѣ Московскомъ, А. Вельтманъ. М., 1851 г., стр. V.}.
Какое пространство занималъ этотъ дубовый Кремникъ, на это мы не встрѣтили свидѣтельствъ ни въ лѣтописяхъ, ни въ другихъ письменныхъ памятникахъ. Но по нѣкоторымъ указан³ямъ можемъ съ вѣроятностью предполагать, что его предѣльная лин³я съ восточной стороны на ровной площади доходила до Малаго (Николаевскаго) дворца со включен³емъ мѣстности самаго дворца и Чудова монастыря. При обновлен³и дворца въ 1874 году ва его дворѣ, по направлен³ю къ его воротамъ, подъ слоями жилаго мусора материкъ оказывался на глубинѣ отъ 9 и до 13 арш., что явно свидѣтельствовало, что здѣсь въ древнее время проходилъ глубок³й ровъ, направлявш³йся къ Москвѣ-рѣкѣ подъ гору на Подолъ вблизи существующей церкви Константина и Елены, гдѣ на Подолѣ и въ ХV²² ст. пролегала особая улица между старинными боярскими дворами и стоявшими тамъ церквами. Въ то время одна изъ этихъ церквей во имя Рождества Богородицы обозначалась что на Трубѣ, слѣд. стояла какъ можно полагать надъ древнимъ рвомъ, который потомъ былъ обдѣланъ трубою для стока съ площади весеннихъ и дождевыхъ водъ. Эта труба проходила и подъ Кремлевскою стѣною къ Москвѣ-рѣкѣ.
Съ западной, то-есть съ С. 3. стороны, по течен³ю Неглинной, межа дубоваго города оканчивалась у грота въ Александровскомъ саду или съ внутренней стороны у главныхъ воротъ Арсенала, противъ улицы Никитской. Именно эта Никитская улица, не имѣющая теперь своего продолжен³я въ Кремль, должна указывать, что нѣкогда она служила большою дорогою отъ Волока-Ламскаго, откуда шелъ торговый путь изъ Новгорода къ древнему Москворѣцкому торговому пристанищу, въ первое время существовавшему еще на Подолѣ самаго Кремля, почему и дорога пролегала возлѣ восточной стѣны Кремника.
Съ южной стороны по течен³ю Москвы-рѣки дубовый городъ оканчивалъ свою межу надъ упомянутымъ рвомъ или трубою XVII ст., противъ которыхъ направлялась изъ Замоскворѣчья также нѣкогда большая дорога Ордынская, превратившаяся въ улицу Большую Ордынку. Эта дорога подходила къ берегу рѣки прямо противъ низменной подольной части Кремля, гдѣ стоитъ церковь Константина и Елены и гдѣ, какъ упомянуто, существовало древнѣйшее торговое пристанище Москвы, передвинувшееся впослѣдств³и къ теперешнему Москворѣцкому мосту.
Со стороны теперешнихъ Никольскихъ воротъ или отъ С. Востока стѣна дубоваго Кремника направлялась черезъ Арсеналъ къ Чудову монастырю и Малому дворцу, гдѣ, какъ упомянуто, открыты были слѣды древняго рва. Предположительно таковъ былъ объемъ дубоваго города Москвы.
Иванъ Калита въ течен³и своего не особенно долговременнаго княжен³я настолько успѣлъ устроить городъ Москву въ ея строительныхъ частяхъ, что его наслѣдникамъ оставалось продолжать его дѣло уже только съ художественной стороны, какъ это и было выполнено его сыномъ Симеономъ Гордымъ. Повидимому, послѣдн³й пожаръ, истребивш³й не то 18, не то 28 церквей, не распространился на новые каменные храмы, или же не повредилъ ихъ значительно, потому что на другой же годъ (1344) эти каменные храмы не только были обновлены,но ихъ стали украшать и стѣнописан³емъ.
Иконописному художеству въ Москвѣ начало могъ положить еще митрополитъ Петръ, самъ хорошо знавш³й это художество оставивш³й въ Успенскомъ соборѣ икону Богоматери своего письма, именуемую Петровскою, которая, какъ великая святыня Москвы, въ ознаменован³е святой охраны, всегда выносилась въ крестныхъ ходахъ вокругъ города.
Но главнымъ насадителемъ иконописнаго художества въ Москвѣ былъ преемникъ св. Петра, митрополитъ Ѳеогностъ. При немъ, несомнѣнно по его призыву, появились въ Москвѣ Греческ³е иконописцы, которые своимъ мастерствомъ и основали въ Москвѣ знаменитую впослѣдств³и школу этого художества, послужившую образцомъ даже и для послѣдующихъ вѣковъ. Греческ³е мастера въ 1344 г. украсили стѣнописью, подписали митрополичью соборную церковь Успен³я, окончивъ работу въ одно лѣто. А вел. князь Симеонъ Иван. тоже повелѣлъ росписать у своего двора церковь Архангела Михаила, несомнѣнно въ память своего отца, въ ней погребеннаго. Этотъ храмъ росписывали Русск³е иконники, старѣйшинами и начальниками у которыхъ были Захар³й, Деонис³й, ²осифь и Николай. Въ то лѣто эти мастера не успѣли докончить стѣнописан³я, "и половины не подписаша", по случаю обширности храма и мелкаго письма.
Въ слѣдующемъ 1345 г. и вел. княгиня Анастас³я (Августа, Литовка), супруга вел. князя Симеона, также пожелала украсить стѣнописью монастырскую церковь Спаса на Бору, гдѣ въ тотъ родъ по кончинѣ своей и была погребена. И здѣсь работали Русск³е же мастера, у которыхъ старѣйшинами были Гойтанъ {Гойтанъ почему-то названъ Карамзинымъ (IV, 172) иностранцемъ. Къ этому г. Иловайск³й (II, 39) прибавилъ, что "судя по имени, едва ли не былъ этотъ Гойтанъ выходцемъ изъ юго-западной Руси, можетъ быть, привезенный или вызванный оттуда первою супругою Симеона Литовско-Русскою княжною. И самый Петръ митрополитъ, родомъ Волынецъ, искусный въ иконномъ письмѣ, покровительствовалъ развитiю этого искусства въ Москвѣ и призыву мастеровъ изъ юго-западной Руси". Карамзину, повидимому, имя Гойтанъ доказалось иностраннымъ, а оно давнее Русское слово, означающее снурокъ, на которомъ носили кресты тѣльники, стало быть, это было только простое прозвище иконописца. По назначен³ю и усерд³ю супруги Симеона онъ росписывалъ церковь Спаса въ качествѣ старѣйшины, при чемъ названъ ученикомъ Грековъ, а главное Русскимъ родомъ (Ник. III, 181. Кар. IV, пр. 372).}, Семенъ и Иванъ, ученики Грековъ, какъ обозначилъ ихъ лѣтописецъ.
Затѣмъ было приступлено къ стѣнописан³ю и въ церкви ²оанна Лѣствичника. Работы во всѣхъ, этихъ церквахъ были окончены уже въ 1346 г.
Но зарождавшаяся Москва водворила у себя не одно иконописное художество, она завела у себя и колокольное литье. Въ этомъ 1346 г. вел. князь Симеонъ съ братьями Иваномъ и Андреемъ, значитъ на общ³й братск³й счетъ, слили три колокола большихъ и два меньшихъ. Лилъ ихъ мастеръ Борисъ Римлянинъ, который еще въ 1342 г. уже слилъ колоколъ велик³й (вседневный) въ Новгородѣ къ св. Соф³и по повелѣн³ю владыки Новгородскаго Васил³я, призвавшаго для этого дѣла мастеровъ изъ Москвы и во главѣ ихъ упомянутаго Бориса, человѣка добра (по мастерству), замѣчаетъ лѣтописецъ. Русское имя Борисъ обнаруживаетъ, что Римлянинъ былъ уже православнымъ.
Такимъ образомъ и богатый и знатный Новгородъ, процвѣтавш³й торговлею, воспользовался художествомъ колокольнаго литья все-таки изъ Москвы, успѣвшей начать самостоятельную независимую работу и на этомъ поприщѣ народнаго развит³я.
Художники Греки появились въ ней съ митрополитомъ Ѳеогностомъ, который самъ былъ родомъ Грекъ и несомнѣнно призвалъ къ своему двору мастеровъ различныхъ художествъ, какихъ недоставало въ Русской странѣ.
Художники Итальянцы появились въ Москвѣ по случаю торговыхъ сношен³й съ южными Черноморскими краями, особенно съ Сурожемъ и съ Генуэзскою Кафою, съ тамошнимъ богатымъ торгомъ. О прибывшихъ въ Москву гостяхъ - Сурожанахъ лѣтописцы упоминаютъ подъ 1356 г. Но по всему вѣроят³ю и раньше этого года Генуэзск³е торговцы уже хорошо знали дорогу въ Москву, такъ какъ сѣверный торгъ, направлявш³йся прежде, до XIII ст., на К³евъ по Днѣпру, теперь измѣнилъ это направлен³е и шелъ уже черезъ Москву по Дону, чему еще до нашеств³я Татаръ очень способствовали именно тѣ же Итальянск³е генуэзск³е торги, сосредоточивш³е свои дѣла въ устьяхъ Дона и въ Крымскихъ городахъ Сурожѣ и Кафѣ. Сурожцы въ качествѣ Итальянскихъ торговцевъ упоминаются въ 1288 г. по случаю кончины Волынскаго князя Владим³ра Васильковича, когда по немъ во Владим³рѣ Волынскомъ плакали Нѣмцы, Сурожцы, Новгородцы и Жидове.
Надо вообще замѣтить, что первая Москва, какъ только начала свое историческое поприще, по счастливымъ обстоятельствамъ торговаго и именно итальянскаго движен³я въ нашихъ южныхъ краяхъ, успѣла привлечь къ себѣ, повидимому, особую колон³ю Итальянскихъ торговцевъ, которые подъ именемъ Сурожанъ вмѣстѣ съ Русскими заняли очень видное и вл³ятельное положен³е во внутреннихъ дѣлахъ Великокняжеской столицы и впослѣдств³и много способствовали ея сношен³ямъ и связямъ съ Итальянскою, Фряжскою Европою. Къ концу XV вѣка эти связи завершились весьма важнымь событ³емъ - бракосочетан³емъ ²оанна III съ Софьею Палеологъ, устроеннымъ непосредственно одними Итальянцами и еще съ большею силою водворившемъ въ Москвѣ Фряжское вл³ян³е не только въ политикѣ, но главнымъ образомъ въ области разнаго рода художествъ.
Однако участь Русскаго художническаго развит³я въ течен³и всей нашей древней Истор³и была очень бѣдственна, постоянно встрѣчая неодолимыя препоны въ нашемъ же древнемъ коснѣн³и, которое цѣлые вѣка заставляло насъ обитать въ деревяннъ³хъ городахъ, молиться въ деревянныхъ храмахъ, благо дремуч³е и непроходимые лѣса доставляли дешевыя средства для скорѣйшаго устройства жилищъ и укрѣплен³я городовъ. А дерево постоянно съѣдалъ вольный огонь безъ остатка. Съ деревомъ погибало все, и богатое, и бѣдное въ обстановкѣ быта. Цѣлыя столѣт³я надъ Русскою землею изъ конца въ конецъ ходилъ неустанно Бож³й батогъ, Бож³й бичъ съ страшнымъ именемъ пожара.
Москва только что устроилась послѣ четвертаго великаго пожара и вотъ, спустя толъко 10 лѣтъ, въ 1354 году она опять горитъ: погорѣлъ Кремникъ весь, церквей сгорѣло 13. Затѣмъ, спустя еще 10 лѣтъ, въ 1365 г., снова "загорѣся городъ Москва оть (церкви) Всѣхъ Святыхъ съ верху (рѣки Москвы) отъ Черторьи (такъ прозывался глубок³й оврагъ и ручей у нынѣшнихъ Пречистенскихъ воротъ) и погорѣ Посадъ весь и Кремль и Заречье". Эта церковь стояла близь новаго храма Христа Спасителя, почти на томъ мѣстѣ, гдѣ нынѣ сооружается памятникъ Императору Александру III.
Страшное было это лѣто! "Было тогда знамен³е на небеси, солнце являлось аки кровь а по немъ мѣста черны, и мгла стояла съ поллѣта, и зной и жары были велик³е, лѣса и болота и земля горяше, рѣки пересохли и былъ страхъ и ужасъ на всѣхъ людяхъ и скорбь великая".
Пожаръ Москвы въ этотъ сухменъ и зной велик³й сопровождался сильною бурей и вихремъ, разносившимъ за 10 дворовъ головни и бревна съ огнемъ, такъ что не было возможности гасить: въ одномъ мѣстѣ гасили, а въ десяти загоралось и никто не успѣвалъ спасать свое имѣн³е, - огонь все поѣдалъ. Въ два часа времени весь городъ погорѣлъ безъ остатка. Такъ этотъ пожаръ и прослылъ-отъ Всѣхъ Святыхъ "Всесвятск³й пожаръ". Прежде таковъ пожаръ не бывалъ, замѣтилъ лѣтописецъ.
Въ тотъ же годъ, очень вѣроятно, что послѣ пожара, митрополитъ Алексѣй по откровен³ю Бож³ю заложилъ каменную церковь шестую въ городѣ, во имя Чуда Архангела Михаила въ Хонѣхъ съ мыслью основать здѣсь митрополич³й монастырь.
Небольшая церковь была выстроена въ одно лѣто на восточномъ краю дубоваго города неподалеку отъ его стѣны, на мѣстѣ, гдѣ до того времени находился Царевъ Посолmск³й дворъ или подворье Ордынскихъ пословъ. Очень вѣроятно, что митрополитъ Алексѣй, исцѣливъ отъ болѣзни царицу Тайдулу, выпросилъ у ней это мѣсто для учрежден³я монастыря и конечно съ цѣлью выселить изъ Кремля татарскихъ пословъ.
Можно полагать. что эта каменная церковь построена на мѣстѣ прежней деревянной, сгорѣвшей во Всесвятск³й пожаръ. На другой же годъ послѣ этого бѣдств³я митрополитъ Алексѣй озаботился вмѣсто обгорѣвшихъ стѣнъ дубоваго города построить городъ каменный. По его совѣту и благословен³ю, не медля нимало, стали готовить камень, по всему вѣроят³ю въ подмосковныхъ Мячковскихъ и другихъ тамошнихъ каменоломняхъ; зимою 1366 г. возили его къ городу, а весною 1367 г. заложили городъ и началась постройка съ великимъ поспѣшен³емъ, для чего отовсюду собраны были во множествѣ мастера каменнаго дѣла. Причины такой торопливости по всему вѣроят³ю скрывались въ недобрыхъ вѣстяхъ со стороны враждебной Твери.
Пространство города въ это время было увеличено. Съ восточной стороны, къ торговой площади, оно было отодвинуто по крайней мѣрѣ саженъ на 30, къ теперешней лин³и Кремлевской стѣны. Должно полагать, что и въ другихъ мѣстахъ городъ раздвинулся шире прежняго дубоваго. Выше упомянуто, что дубовыя стѣны стараго города находились уже въ чертѣ каменныхъ.
Поспѣшность, съ которою воздвигались каменныя стѣны, оправдалась на другой же годъ (1368-й), когда побуждаемый врагомъ Москвы, Тверскимъ княземъ, Литовск³й князь Ольгердъ, недуманно, негаданно, внезапно явился подъ этими стѣнами со множествомъ своихъ полковъ. Москва успѣла только выжечь свой посадъ, дабы не дать врагу способовъ устроить изъ деревянныхъ строен³й приметъ къ городу, то-есть своего рода мосты къ его сгѣнамъ. Литовск³е полки стояли около города трое сутокъ, но взать его не могли. Въ окрестностяхъ Ольгердъ произвелъ великое опустошен³е, пожегъ остатки посада, монастыря, церкви, попалилъ села и волости, пограбилъ всякое имущество и даже отогналъ съ собою всю скотину. Это было первое зло Москвѣ отъ Литвы, то-есть въ сущности отъ Твери, съ которою борьба не утихала, а все болѣе разгоралась.
Со временъ Ивана Калиты цѣлыя сорокъ лѣтъ Москва наслаждалась общеземскою тишиною и теперь поплатилась за свои грѣхи противъ Твери.
Спустя два года Ольгердъ, опять побуждаемый Тверскимъ княземъ, снова явился подъ каменною Москвою (6 декабря 1370 г.), стоялъ безъ успѣха 8 дней, наконецъ началъ просить мира, даже вѣчнаго мира, но получилъ только перемир³е до Петрова дня будущаго года. Онъ, защищая Тверь, тянулъ для своихъ выгодъ и къ Москвѣ, желая выдать дочь свою Елену за князя Владим³ра Андреевича, что и устроилось въ 1372 г.
Такимъ образомъ, каменная твердыня Москвы очень помогла Московскому княжеству устоять противъ нападен³й Твери и удержать въ своихъ рукахъ и Великокняжескую власть.
Если всѣ наши лѣтописцы почитали какъ бы своимъ долгомъ упоминать о постройкѣ каменныхъ церквей, находя так³е случаи не совсѣмъ обыкновенными, то постройка каменнаго города, какъ случая въ то время рѣдчайшаго, должна была произвести въ народѣ большое впечатлѣн³е именно въ пользу Москвы, въ пользу ея политическаго могущества. Каменныя стѣны у самихъ Москвичей подняли, возвысили чувство независимости и стойкости въ борьбѣ съ врагами, укрѣпили вѣрован³е въ непобѣдимую силу Московскаго великаго князя, въ самомъ князѣ укрѣпили самодержавное направлен³е его отношен³й къ другимъ князьямъ; говоря вообще, каменныя стѣны города породили въ населен³и естественное чувство твердой опоры и безопасности, когда вокругь стояла нескончаемая вражда и усобица. Вообще можно сказать, что каменныя стѣны Москвы явились тою славною опорою, которая тотчасъ же обозначила крутой и прямой поворотъ къ идеямъ государственнаго единен³я, такъ что черезъ десятокъ лѣтъ это единен³е достославно выразилось сборищемъ въ Каменной Москвѣ всенародныхъ полковъ для похода на Куликово Поле. Но еще прежде, въ 1375 году, оно не первый разъ выразилось тѣмъ, что въ походѣ на Тверскаго князя, какъ на главнаго сопротивника Московскимъ цѣлямъ, собрались подъ предводительствомъ Московскаго князя всѣ удѣльные князья со включен³емъ Новгорода; вся Русская земля въ ея Московской области возстала на Тверскаго слушника, крѣпкаго и горячаго борца за свои Тверск³я цѣли.
Лѣтописецъ замѣтилъ государственное значен³е каменныхъ стѣнъ и въ своей книгѣ обозначилъ его такими словами: "Князь Велик³й Дмитр³й Ивановичь заложи градъ Москву камену и начаша дѣлати безпрестани; и всѣхъ князей Русскихъ привожаше подъ свою волю, а которые не повиновахуся волѣ его, и на тѣхъ нача посягати"
Однако чѣмъ сильнѣе становилась Москва, благодаря своимъ каменнымъ стѣнамъ, тѣмъ грознѣе собирались надъ нею тучи и Русской и Татарской вражды. Небесныя знамен³я сулили ей да и всему народу страшныя бѣдств³я. Еще въ 1370 г., въ годъ второго Ольгердова нашеств³я, осенью и зимою, являлись на небѣ кровавые столпы (сѣверное с³ян³е), все небо являлось кровавымъ, такъ что и снѣгъ видѣлся кровавымъ и люди ходили красные, аки кровь, и хоромы представлялись какъ бы въ крови. "Се же проявление, замѣчаетъ лѣтописецъ, проявляетъ скорбь великую и хотящу быть ратныхъ нашеств³е и кровопролит³е и междуусобныя брани, еже и бысть". А лѣтомъ 1371 г. проявилось знамен³е въ солнцѣ: "явились на немъ мѣста чорны, аки гвозди, и почти два мѣсяца стояла по землѣ великая непроглядная мгла, нельзя было и за двѣ сажени видѣть человѣка въ лицо; птицы не видѣли летать, ударялись о головы людей, падали на землю и ходили только по землѣ; звѣри, не видя свѣту, ходили по селамъ и по городамъ, мѣшаясь съ людьми, медвѣди, волки, лисицы и пр. звѣри. Сухмень былъ необычайный, зной, жаръ; хлѣбъ и трава погорѣло, озера и болота пересохли, лѣса и боры и высохш³я болота горѣли, насталъ голодъ вел³й".
Во всѣ семидесятые годы мало-по-малу скоплялась великая гроза Мамаева и разразилась его нашеств³емъ въ 1380 году. Въ это время Москва впервые явилась уже не княжествомъ, а самымъ Государствомъ, успѣвши на общее дѣло собрать народъ на Куликово Поле, гдѣ Татарской Ордѣ впервые данъ былъ богатырск³й отпоръ. Однако такая борьба съ Татарами была еще не подъ силу разрозненной Русской Землѣ. Татаринъ Мамай побѣжалъ съ Куликова Поля безъ оглядки и погибъ; но на его мѣсто появился новый Татаринъ-Тохтамышъ. Онъ появился мстителемъ за разгромъ Орды, такъ какъ Мамаева дружина, перешедшая къ нему на службу, не могла забыть своего безславнаго поражен³я на Куликовомъ Полѣ и повела новаго Мамая къ Москвѣ, чтобы улусника, Московскаго князя Дмитр³я, какъ слѣдуетъ поустрашить и наказать за его враждебный подвигъ противъ Орды. Тохтамышъ все-таки побаивался Московской силы и именно того единен³я, съ которымъ Москва стала на Куликовомъ Полѣ. Теперь этого единен³я уже не было. Услыхавши походъ Тохтамыша, велик³й князь началъ было собирать ратныхъ и хотѣлъ идти противъ врага, но отовсюду встрѣтилъ въ князьяхъ и боярахъ разньство и распрю, еще же и оскудѣн³е воинства. Отъ Мамаева побоища оскудѣла вся Русская Земля, говоритъ лѣтописецъ. Велик³й князь удалился къ Костромѣ, Владим³ръ Андреевичъ къ Волоку, все-таки для сбора ратныхъ, какъ всегда бывало въ такихъ случаяхъ.
Москва осталась безъ руководителя и попечителя, какъ разсказываетъ единственный въ этомъ случаѣ лѣтописный свидѣтель, особая повѣсть о нашеств³и Тохтамыша, составленная по-видимому церковникомъ, не знавшимъ всѣхъ настоящихъ обстоятельствъ событ³я. Въ этой повѣсти Москвичи являются глупыми малолѣтними дѣтьми, чего по здравому разсудку невозможно допустить.
Удаляясь изъ Москвы, велик³й князь необходимо долженъ былъ устроить осадное положен³е города и оставить начальство кому-либо изъ бояръ, тѣмъ болѣе, что въ городѣ оставались, какъ указываетъ одинъ лѣтописецъ, и великая княгиня Евдок³я и митрополитъ Кипр³анъ. Повѣсть главнымъ образомъ описываетъ только возмущен³е черни и совершившееся неизобразимое бѣдств³е, упоминая по именамъ о погибели двухъ архимандритовъ и одного игумена и ни слова не сказывая о томъ, былъ ли кто въ городѣ изъ боярской среды, въ качествѣ ли начальника или въ качествѣ обывателя. Внезапно появляется какой-то внукъ Ольгерда, Литовск³й днязь Остѣй, который и устроиваетъ должный порядокъ среди взволнованнаго народа. Откуда онъ появился, по какому случаю сталъ руководителемъ обороны, объ этомъ повѣствователь ничего не знаетъ.
Когда пронеслась страшная вѣсть о походѣ Тохтамыша, окрестный народъ толпами повалиль въ городъ за каменныя стѣны, сѣсть въ осаду, какъ тогда говорили, неся съ собою всякое имущество, что кому было дорого. Сбѣжались въ городъ крестьяне изъ окрестныхъ волостей, люди иныхъ городовъ, которыхъ застала у Москвы эта напасть, и свои люди, бояре, сурожане, суконники и проч³е купцы, и архимандриты, игумены изъ монастырей, протопопы и попы отъ загородныхъ посадскихъ церквей, вообще приходское духовенство, а также и монашество, всякiй возрастъ и полъ, и съ младенцами.
Затѣмъ посады всѣ вокругъ города были пожжены, стало все чисто, ни одного тына или бревна не осталось. Это и въ Москвѣ и во всѣхъ городахъ всегда дѣлалось, дабы спасти городъ оть примета {Приметъ составлялъ особый способъ приступа при осадѣ городовъ, всегда окруженныхъ по обычаю глубокимъ рвомъ. Чтобы подойти черезъ ровъ къ стѣнамъ города и зажечь его, требовалось соорудить своего рода мостъ. Когда въ 1489 году Московск³е воеводы осаждали на Вяткѣ городъ Хлыновъ, то велѣли всей рати готовить приступъ и приметъ, каждому человѣку по беремени смолъ да бересть, да на 50 человѣкъ по двѣ сажени плетеня, и къ городу плетени поставляли (Устюж. Лѣтоп. 167).}.
Изъ множества собравшагося народа способные люди, заборольники, стали по всѣмъ стѣнамъ на заборолахъ {Заборолами назывались зубцы каменныхъ стѣнъ, промежутки которыхъ заставлялись, забиралиоь толстыми досками въ видѣ забора для безопасности оть стрѣлъ осаждавшихъ. На деревянныхъ стѣнахъ это былъ передвижной дощатый заборъ.}, для защиты оть осаждающихъ, заготовивъ всяк³я оруд³я для этой цѣли: больш³е каменья, каменныя ядра, самострѣлы, тюфяки, пороки и самыя тѣ пушки. Наготовлены были также и котлы съ водою, которую во время осады кипятили и поливали кипяткомъ осаждающихъ, если они лѣзли на стѣны.
Но еще задолго до появлен³я Татарскихъ полчищъ въ городѣ произошла великая смута и замятня по тому поводу, что нѣкоторые не захотѣли оставаться въ осадѣ и намѣревались по добру, по здорову уйти отъ предстоявшей опасности. Повидимому, первый объ этомъ подумалъ митрополитъ Кипр³анъ, только дня за два до того прибывш³й въ Москву изъ Новгорода. За нимъ, конечно, пожелала выбраться изъ осады и великая княгиня Евдок³я. Святитель былъ вѣдь руководителемъ на всякое добро. Само собою разумѣется, что за такими первыми лицами потянулись и ихъ приближенные и мног³е изъ другихъ чиновъ, болѣе или менѣе знатныхъ и богатыхъ. Это обстоятельство до крайности возмутило всю собравшуюся чернь и всѣхъ патр³отовъ города, потому что, по старымъ понят³ямъ народа, не должно было уходить изъ осады именно великимъ людямъ, каковъ былъ митрополитъ и великая княгиня, да и всѣмъ сколько-нибудь значительнымъ людямъ не должно было оставлять и бросать городъ на произволъ судьбы. Таковъ былъ искони вѣчный обычай, соблюдавш³й древнерусск³я правила добраго и честнаго поведен³я. Митрополитъ былъ пришлецъ, вновѣ, родомъ Сербъ и Русскаго обычая еще не зналъ.
Повѣсть объ этомъ событ³и, написанная по всѣмъ признакамъ какимъ-нибудь клирикомъ митрополита, возлагаетъ всю вину на возмутивш³йся народъ. "Гражданск³е люди возмятошася и всколебашеся, яко пьяни", говоритъ повѣствователь, "и сотвориша вѣче, позвониша во вся колоколы и всташа вѣчемъ народы мятежники, недобрые человѣки, люди крамольники: хотящихъ изыти изъ града не токмо не пущаху, но и грабляху; ни самого митрополита постыдѣшася, и Великую Княгиню преобидѣша; ни бояръ нарочитыхъ не устрашишася, не устрамишася сѣдины старецъ многолѣтныхъ, но на всѣхъ огрозишася; ставши на всѣхъ воротахъ городскихъ, сверху камен³емъ шибаху (на бѣглецовъ), а внизу на землѣ съ рогатинами и сулицами и съ обнаженнымъ оруж³емъ стояху, не пущающе вылезти вонъ изъ града; и потомъ уже едва умолены быша великимъ молен³емъ, выпустили ихъ (т.-е. митрополита и великую книгиню) изъ града и то ограбивши"...
Мятежъ народа, стало быть, поднялся только противъ бѣглецовъ изъ города. Явился князь Остѣй и укротилъ волнен³е тѣмъ, что затворился со всѣми въ осаду, чего и требовали мятежники-патр³оты, истые Москвичи.
Наконецъ появилась сила Татарская августа 23 въ понедѣльникъ въ полобѣда. Граждане вострубили, давая тѣмъ вѣсть всему городу о приближен³и супостатовъ.
Въ это время добрые люди, готовясь къ смерти, постились и молились Богу день и ночь. А нѣк³е недобрые человѣки начали обходить по богатымъ дворамъ, вынося изъ погребовъ меды господск³е въ сосудахъ серебряныхъ и стеклянныхъ дорогихъ, и упивались даже допьяна, а къ шатан³ю и дерзость прилагали, говоря: "не устрашаемся нашеств³я поганыхъ Татаръ... Твердъ городъ нашъ, стp3;ны каменные, врата желѣзныя, не потерпятъ враги долго стоять подъ нашимъ крѣпкимъ городомъ; два страха надъ ними будетъ: изъ внутри города бойцы, а со внѣшней стороны придутъ собранные полки нашихъ князей".
Похмельные люди хотя и горделиво, но говорили сущую правду. Отсидѣться въ городѣ противъ Татаръ было вполнѣ возможно. У Татаръ, кромѣ стрѣлъ и сабель, никакихъ стѣнобитныхъ оруд³й не было. Они, дѣлая приступы, осыпали городъ стрѣлами, какъ дождемъ, но вреда отъ этого было не много; погибали нѣкоторые заборольники или же горожане на открытыхъ мѣстахъ, и только. Вь первый день показались только передовые отряды Татарской рати. Не начиная дѣла, они приблизились къ городу на разстоян³е одной или двухъ стрѣльбищъ и кликнули: Есть ли въ городѣ князь Дмитр³й?
Нѣту, отвѣтили съ заборолъ заборольники. Татары поскакали вокругъ города, обозрѣвая и разсматривая приступы, рвы, врата, заборолы, стрѣльницы. Долго потомъ они смотрѣли на твердыню города, махая голыми саблями, давая тѣмъ знать, что такъ будутъ побиты горожане, и затѣмъ исчезли. Повѣсть при этомъ усердно описываеть пьяное поведен³е Москвичей, которые, видя не особенно многочисленную Татарскую рать, подумали, что враговъ только и есть налицо, и стали безстыднымъ образомъ ругать Татаръ, поносить ихъ царя и всячески оскорблять ихъ.
На другой день утромъ приступилъ къ городу съ силою великою самъ царь Тохтамышъ. Началась перестрѣлка съ обѣихъ сторонъ. Татарск³я стрѣлы затмевали свѣтъ, летѣли на городъ, аки дождь велик³й. Вмѣстѣ съ тѣмъ появились лѣстницы и враги полѣзли на стѣны, но тотчасъ же были отбиваемы или камнями, или обливаемы готовымъ кипяткомъ; на подступавшихъ къ стѣнамъ происходила съ заборолъ стрѣльба изъ разныхъ махинъ:- изъ самострѣловъ, тюфяковъ, пушекъ, которыя въ это время быля вь употреблен³и даже и у Волжскихъ Болгаръ. Еще въ 1376 г., когда Московская и Нижегородская рать осаждала Болгарск³й городъ, то съ города громъ пущаху, чтобы устрашить Русск³е полки.
Цѣлые два дня Москва давала крѣпк³й отпоръ Татарскому натиску. Враги то отступали для отдыха, то снова набрасывались къ стѣнамъ, но всегда безъ успѣха. Заборольники работали безъ устали и вотъ одинъ изъ нихъ Москвитинъ суконникъ, по имени Адамъ, стоя на Фроловскихъ воротахъ, примѣтивъ одного знатнаго Татарина, натянулъ стрѣлу самострѣльную и угодилъ ему прямо въ сердце. Это былъ нарочитый и славный Татаршъ, сынъ нѣкоего князя Ординскаго. И самъ царь опечалился объ его смерти. Взять городъ силою оказывалось невозможнымъ.
На четвертый день съ утра 26 августа къ городу подъѣхали съ миромъ больш³е Ординск³е князья, а съ ними и два князя Суздальск³е, сыновья тестя Московскому вел. князю Димитр³ю, Васил³й и Семенъ, работавш³е для своихъ цѣлей тайною враждою къ Москвѣ.
Начались миролюбивые переговоры съ осажденными. "Царь хочетъ васъ жаловать, говорили Татарск³е князья. Онъ не на васъ пришелъ, вы ни въ чемъ неповинны. Онъ пришелъ на своего ослушника, на князя Дмитр³я. Царь ничего не требуетъ отъ васъ. Только выдте изъ города для его встрѣчи и по обычаю дары принесите. Хочетъ царь видѣть вашъ городъ и побывать въ немъ, чтобы даровать вамъ миръ и любовь, и для того отворите ему ворота города".
Русск³е князья, эти два доброхота Москвы, подтвердили клятвою, что такъ все будетъ, какъ повелѣваетъ царь. "Вѣрьте намъ, мы вѣдь ваши же Христ³анск³е Православные князи", сказали доброхоты, при чемъ князь Семенъ снялъ съ себя крестъ и поцѣловалъ его Москвичамъ.
Ворота отворили, духовенство вышло съ крестами и иконами, а за нимъ и народъ съ княземъ Остѣемъ во главѣ. Татары того только и ожидали и тутъ же начали свою кровавую расправу съ несчастныки осажденными.
Перваго они убили князя Остѣя, передъ самыми Фроловскими (Спасскими) воротами. Такъ разсказываетъ упомянутая повѣсть, свидѣтельствующая по другому списку, что Остѣя убили, тайно взявши его въ полкъ свой.
Вообще же повѣестъ разсказываетъ, что Остѣй былъ обольщенъ "лживыми рѣчами и лживымъ миромъ".
Къ этому надо припомнить и то, что Рязанск³й князь Олегь, обводя Тохтамыша мимо своего княжества, дабы спасти себя и направить его походъ прямо къ Москвѣ, научалъ его своими совѣтами, какъ безъ труда можно взять каменный городъ Москву, какъ побѣдить и издобыть князя Дмитр³я. Немудрено, что эти совѣты и были выполнены при помощи еще и Суздальскихъ князей.
Кровавая расправа съ горожанами началась тотчасъ же, какъ были отворены Фроловск³я ворота. Татары ворвались въ городъ и безъ пощады побивали встрѣчнаго и поперечнаго, очищая себѣ дорогу къ грабежу церквей и богатыхъ хоромъ. Въ немногое время весь городъ былъ очищенъ, все было пограблено или пожжено. Между прочимъ, книгъ было многое множество отовсюду снесено со всего города и изъ селъ, въ соборныхъ церквахъ до сводовъ наметано, сохранен³я ради спроважено, то все погибло безъ остатка. Казна вел. князя и многихъ бояръ старѣйшихъ, многихъ купцовъ богатыхъ, сурожанъ, суконниковъ и прочихъ, всѣ собранныя многими годами сокровища были разнесены до нитки. Церковная святыня разграблена, ободрана, поругана, кресты, иконы, драгоцѣнныя облачен³я и всякая утварь...
"Былъ дотолѣ Москва-градъ великъ, градъ чуденъ, градъ многолюденъ, кипѣлъ богатствомъ и славою, превзошелъ чест³ю многою всѣ города Русской Земли, и что же: въ одинъ день или въ полдня мгновенно измѣнилась вся доброта его, и слава его изчезла, повсюду пусто, одна горѣлая земля, дымъ и пепелъ, да лежатъ во множествѣ трупы мертвыхъ". Когда вел. князь возвратился въ опустѣвш³й городъ, расплакался горько и повелѣлъ хоронить трупы, назначивъ по полтинѣ оть сорока погребенныхъ, вышло 300 руб., стало быть было погребено 24 тысячи, конечно не въ одномъ только каменномъ городѣ, но и по всѣмъ окрестностямъ. Новгородск³й лѣтописецъ, сводя счетъ всѣмъ потерямъ и убыткамъ отъ этого Татарскаго нашеств³я, замѣтилъ, что "мало сказать и тысяча тысячь".
Удалившись отъ Москвы, Тохтамышъ распустилъ свои полки по всѣмъ городамъ Московскаго только Княжества, такъ какъ приходилъ наказывать только Московскаго улусника за его дерзость на Мамаевомъ побоищѣ. До другихъ большихъ Княжествъ онъ не коснулся: Тверь Богъ помиловалъ, съ Суздальскими князьями Татаринъ дружилъ и досталось только одному Рязанскому Олегу, не добывшему спасен³я и за то, что показалъ Татарину добрый, легк³й путь на Москву. Тохтамышъ по дорогѣ въ Орду опустошилъ Рязанское Княжество, а Москва тотчасъ же и съ своей стороны послала рать на Олега и отомстила такъ, что было ему злѣе и Татарской рати.
Другой виновникъ несчаст³я, спасавш³йся отъ нашеств³я въ Твери, митрополитъ Кипр³анъ, былъ уволенъ изъ Москвы и на его мѣсто призванъ Пименъ, живш³й дотолѣ въ заточен³и. Вел. князь разгнѣвался на Кипр³ана именно за то, что онъ не сидѣлъ въ Москвѣ въ осадѣ. Но одинъ лѣтописецъ оправдываетъ его текстомъ писан³я: "Нѣсть бо грѣха, еже бѣгати бѣдъ и напастей". Не такъ мыслилъ Московск³й Посадъ.
Москва-городъ своею добротою, то-есть своимъ благосостоян³емъ и славою этого благосостоян³я, исчезла, разграблена, опустошена, сожжена; Москвичи-горожане всѣ порублены татарскими саблями, друг³е сгорѣли, иные потопли въ рѣкѣ; Москва-городъ превратилась въ печальную пустыню, въ отчаянную пустоту. Она мало-по-малу могла и на самомъ дѣлѣ запустѣть и захирѣть, какъ бывало со многими городами Старой Руси, какъ случилось даже съ старою матерью Русскихъ городовъ, съ К³евомъ. Но съ Москвою этого не случилось, потому что вокругъ Москвы-города уже существовала Москва-народъ, именно та сила, которая впослѣдств³и заставила именовать и все народившееся Русское Государство- Москвою, Московскимъ Государствомъ. А всего съ небольшимъ пятьдесятъ лѣтъ прошло съ той поры, какъ Московск³е князья укрѣпили за собого титулъ и власть великихъ князей. Нарожден³ю, наростан³ю, накоплен³ю Москвы-народа послужила конечно сорокалѣтняя тишина, которую такъ умно и настойчиво содержали вел. князья города Москвы. И вотъ теперь, когда городъ разоренъ до запустѣн³я, его быстро возстанавляетъ, обновляетъ и снова населяетъ Москва-народъ. Оставш³яся крѣпк³я каменныя стѣны города и въ этомъ случаѣ оказываютъ свою притягательную силу на окрестное и близкое, и дальнее населен³е Московской области.
Князь велик³й Дмитр³й Иван. поплакалъ вельми слезно надъ пепелищемъ разореннаго города и повелѣлъ дворы ставить и градъ дѣлать. Насталъ уже сентябрь и потому жилыя помѣщен³я были построены вскорѣ, какъ и деревянныя заборола на каменныхъ стѣнахъ. Какъ послѣ обычныхъ пожаровъ, такъ и теперь деревянныя постройки сооружались съ необычайною скоростью. Въ недѣлю времени ставился цѣлый дворъ. Окрестности Москвы богаты были непроходимыми строевыми лѣсами, остатки которыхъ, наприм. Сокольники и Лосинный Островъ, и теперь еще хорошо напоминаютъ, какъ было за 500 лѣтъ тому назадъ. Посему съ достовѣрностыо можемъ судить, что городъ был