Миклухо-Маклай Николай Николаевич - Путешествия 1874-1887 гг.

sp;   Шкипер потирал себе руки. Результатом сегодняшнего дня была покупка за несколько десятков фунтов обручного железа и несколько фунтов стеклянного бисера не менее тонны трепанга, ценностью, при самом умеренном расчете, не менее 100 фунтов стерлингов.

   6 ноября. Считая поездку в Суоу предприятием довольно рискованным и не желая подвергнуться расспросам и советам, я предпочел не говорить никому из белых на шкуне о моем намерении. На всякий случай, однако, я оставил записку капитану Б., в которой сообщил, куда и зачем я отправлюсь, прося его, в случае моего невозвращения, поддержать шкипера В. в точном исполнении нашего уговора.

   Часов в 9 я отправился на большой остров в пироге Кохема; с нами был также и мой старый знакомый (1876 г.) Подако, житель деревни Суоу. Без приключений пристали мы к пристани деревни Суоу. Я предпочел остаться в пироге, а послать Подако в деревню, находящуюся на холме, и привести Ахмата сейчас же. Не прошло и пяти минут, как Ахмат, который, вероятно, ожидал меня, окруженный толпой жителей Суоу, подошел к пироге. Хотя на нем был костюм туземцев, т. е. простой пояс, но сравнительно с туземцами светлый цвет кожи и отросшие прямые волосы резко отличали его от прочих - темнокожих и курчавоволосых. Ахмат робко подошел ко мне и сперва не смог ничего сказать (не знаю, от робости ли или возбуждения). Несколько малайских слов, сказанных мною, ободрили его. Он мне ответил, что его содержат здесь вроде пленника и что он желает, если только возможно, отправиться со мною; что это будет, однако же, зависеть от меня, так как туземцы Суоу не отпустят его без выкупа, а что у него ничего нет. Я утешил Ахмата, сказав, что выкуп я заплачу и намерен это сделать сегодня же, не зная наверное, когда шкуна снимется.

   Я пошел затем, сопровождаемый всею толпой, в деревню и расположился в том же "камале", где был три года тому назад. Мне несколько раз пришлось остановить Ахмата, который порывался рассказать мне свои приключения, сказав, что выслушаю его с интересом вечером на шкуне и что он теперь переговорил бы обстоятельно с туземцами и узнал от них, какой выкуп они за него потребуют. Для нас, меня и моих спутников из Андры, жители Суоу приготовили завтрак. Я воспользовался этим временем, чтобы сделать несколько набросков, нарисовал между прочим портрет одной из девочек. Никогда не видев белого, смущение, страх ее при виде меня сделали ее совершенно неподвижною. Она даже боялась моргнуть. Сходство портрета (сделанного при помощи камеры-люциды) вышло поэтому очень удачное. От вернувшегося Ахмата я узнал, что за него требуют, и обещал ему и жителям Суоу вернуться с выкупом за Ахматом к трем часам. Время дня легко объясняется туземцам указанием на приблизительное положение солнца. Я поспешил на шкуну. При прощании Ахмат был очень растроган, чуть не плакал, хотел целовать мне руки и т. п. Он просил меня привезти с собою со шкуны пару старых панталон и какую-нибудь рубашку, потому что, говорил он, ему было бы совестно явиться на шкуну в костюме дикарей.

   Я сдержал слово и, несмотря на усталость, отправился за бывшим пленником, как обещал, к трем часам. Выкуп за него состоял в следующих предметах: большой американский топор, шесть сажен красной бумажной материи, три больших (1/2 м длины) ножа, двенадцать больших кусков железа, пол-кокосовой скорлупы бисеру, 2 ящика спичек. Все это я передал Ахмату, который в свою очередь отдал каждый предмет, один за другим, одному из людей Суоу. "Они поделятся в деревне",- пояснил мне Ахмат, поспешно переодеваясь в европейские штаны и рубашку. Некоторые из жителей Суоу подошли к нему проститься, потрепали по плечу, сказали несколько слов; Ахмат оказался очень равнодушен, оставляя местность, где провел более трех лет.

   На шкуне я узнал от него несколько интересных подробностей из жизни туземцев (к сожалению, далеко не так много, как ожидал) {Зная, что Ахмат человек неглупый, я был убежден, что смогу получить от него немало сведений о туземцах, с которыми ему пришлось прожить 3 года и 5 месяцев. От него туземцы не скрывались, а в рассказах о них Ахмату не было причины утаивать что-либо или выдумывать. Все сообщаемые ниже заметки о туземцах, узнанные от Ахмата, заслуживают, по моему мнению, полного доверия.} и несколько дополнений к истории жизни тредора О'Хары на островах Андра и кое-что об участи другого тредора, С. Пальди, убитого в деревне Пуби. Начинаю с первых.

   Власть начальников в деревнях островов Адмиралтейства показалась Ахмату очень незначительною и зависела более от личности и характера начальника, чем от его положения. Хотя Ахмат порядочно знал диалект деревни Суоу, но за все время своего пребывания там он не узнал названия (титула) начальника на туземном языке. Что некоторые туземцы пользуются между своими большим авторитетом, чем другие, он часто замечал, но это было более вследствие личных качеств этих некоторых²⁴.

   Людоедство - явление здесь очень нередкое. Туземцы предпочитают мясо людей свинине. Едят его вареным в пресной воде; тело режется на небольшие куски так, чтобы можно было поместить их в горшки. Внутренности, за исключением мозга, сердца и печени, выбрасывают. Человеческое мясо дается есть женщинам и детям. После стычек привозят на пирогах или приносят убитых издалека с целью есть их. Ахмат уверял меня, что хотя и был очень много раз свидетелем людоедства, но никогда не принимал в нем участия. Туземцы обыкновенно предлагали ему порцию людского мяса, но не сердились на него, когда он отказывался. Черепа, которые нередко бывают выставлены в "ум-камалях", в большинстве случаев принадлежат людям, съеденным в этих "камалях". Пленников, забранных во время набегов, нередко убивают и съедают, иногда после того, как последние прожили несколько месяцев в деревнях. Исключение из этого правила составляют те из пленников, которые сумеют найти себе в деревнях победителей между молодыми девушками жену. Ахмат уверял меня, что туземцы здесь не очень разборчивы, какими средствами или каким образом добывают человеческое мясо. Он рассказал мне случай, которого он сам был свидетелем.

   Несколько недель до первого прихода шкуны "Сади Ф. Каллер" в порт Андра (т. е. в августе этого года), во время отлива, когда все рифы были оголены, из деревни Суоу, находящейся на высоком мысу, была замечена девушка, собиравшая там морских животных. Никто из жителей Суоу, обративших на нее внимание, не признал ее за живущую в соседних береговых деревнях, а некоторые подробности ее костюма и украшений свидетельствовали, что она принадлежит к одной из горных деревень. Все же горные деревни находятся на большом острову во враждебных отношениях к жителям береговых. Это обстоятельство решило участь девочки. С общего согласия один из жителей Суоу отправился за легкой добычей. Ахмат, понимавший, в чем дело, остался смотреть, что будет. С выступа скалы, покрытого зеленью, можно было все видеть, что происходит на рифе, и не быть замеченным оттуда.

   Житель Суоу выехал в пироге один, как бы на рыбную ловлю. Девочка, хотя и заметила его, но не испугалась и продолжала собирать раковины. Охотник, обогнув риф, чтобы сделать бегство его добычи невозможным, вышел на риф и стал мало-помалу приближаться к неосторожной, не подозревавшей ничего девочке. Подойдя к ней, он схватил ее поперек тела и скорыми шагами направился к своей пироге. Добравшись туда, он с силой бросил несчастную на острые кораллы спиной вниз. Пока она была еще ошеломлена от падения, ушибов и боли, людоед хладнокровно перерезал ей горло небольшим европейским ножом и здесь же на рифе принялся за распластание своей добычи. Ахмат видел затем, как ее принесли в деревню. Все внутренности были вынуты, но тело, помимо длинного разреза вдоль linea alba и нескольких ран на спине от ушибов, было цело. Оно принадлежало девочке лет четырнадцати или пятнадцати. "Я бы взял ее себе в жены,- добавил Ахмат,- а не съел бы ее". Не так думали люди Суоу: жена достанется одному, между тем как все жители деревни получили, вероятно, по крайней мере по кусочку от сваренной девочки. Этот пример людоедства, по словам Ахмата, в Суоу не считается ничем особенным. Неосторожные женщины и неопытные дети горных деревень нередко достаются легкою добычею жителей береговых деревень или побережных островков.

   Многоженство. По словам Ахмата, у весьма немногих туземцев более пяти жен, у большинства их две, нередко - одна. Особенной покупки женщин в жены не существует - это дело соглашения с родственниками. Все жены, хотя бы их было и пять, живут в одной хижине {Приведу здесь несколько строк из моего дневника 1876 г. "В одной из хижин я застал четырех молодых женщин, из которых две нянчились с грудными детьми, а две были беременны. Пригласивший меня в эту хижину туземец, еще очень молодой человек, представил мне этих женщих как своих жен. Я не сейчас понял, что человек по своей воле может жить в хижине, которая состоит из одной комнаты, с четырьмя женщинами и их детьми; хозяин же, полагая, что я сомневаюсь в том, что эти женщины его жены, повторил, поочередно подходя к каждой из них, ту же мимику, весьма недвусмысленную, которая стала причиной общей веселости женщин. Скоро вошла в хижину еще пятая женщина - мать хозяина или одной из его супруг - она жила также в этой хижине" (Известия ИРГО. 1878. Т. XIV. Вып. 5. С. 31). <Страница неточна; правильно: 439. См. наст. том, с. 127>.}. Когда мужчина берет себе новую жену, то он уводит ее на несколько дней с собою в лес, оставаясь иногда там недели две и более. Потом парочка возвращается домой, и новой жене приходится знакомиться со старыми. Без побоев и брани не обходится.

   Сначала, когда Ахмат только что появился между туземцами, когда имел еще достаточно вещей разного рода, нравившихся туземцам, он был встречаем по деревням с большим почетом: везде его кормили исключительным образом и, когда он отправлялся спать, клали около него по обе стороны молодых девушек, до которых он, с его стороны, однако же, не должен был прикасаться. При малейшей фамильярности с его стороны они с криком убегали. Я узнал также от Ахмата, что девушки при наступлении зрелости и женщины после родов носят здесь специальный костюм из "кадьяна", вид которого меня так изумил при посещении деревни Пургасси {См. первую часть: Островок Андра <см. выше, с. 260>.}.

   "Руен-римат" - кость, украшенная перьями крыльев орла (Pandion spec.?), замеченная мною уже в первое мое пребывание на островах Адмиралтейства в 1876 г., оставалась для меня проблематическим украшением {В моем письме имп. Русскому географическому обществу о путешествиях 1876 г. о руен-римат находится следующее замечание: "Я заметил у многих пожилых людей аппарат, которого значение осталось для меня темным; он состоял из пучка тонких ветвей, на которых засохшие листья были сохранены; эта метелка имела рукоятку из верхней части человеческого humerus. Эту метелку туземцы носили на шнурке вокруг шеи, так что она болталась у них то на груди, то на спине. Я не узнал, для чего она служит, заметил только, что туземцы неохотно с нею расстаются" <см. наст. том, с. 105>.}. Профессор Мозелей, также описавший ее {Н. N. Moseley. Op. cit. P. 22.}, называет его просто общим названием "charm"²⁴*. Значение руен-римат было уяснено для меня Ахматом. Руен-римат не что иное, как кость (обыкновенно humerus) отца или дяди, и носится только теми из туземцев, отец или дядя которых был начальником или известным почему-либо человеком. Иногда случается, что туземец носит два таких руен-римат, что значит, что не только отец, но и дед его был значительный человек, всеми признанный за такого; одним словом, руен-римат - род вещественного знака хорошего происхождения, род патента на дворянство. Руен-римат носится только при особенных случаях, и Ахмату несколько раз случалось видеть, как носителям этого знака предоставлялись особенные преимущества.

   Раз, например, Ахмат был свидетелем следующего случая. В Суоу пришло несколько гостей из соседней береговой деревни. Между ними находился один туземец, державший себя очень важно и на спине у которого болтались два руен-римат. После обычного угощения, когда гости собирались уходить, им были поднесены жителями деревни Суоу, сообразно общему папуасам обычаю, подарки. Эти подарки состояли, во-первых, из свертка недоеденного угощения {Каждому гостю на островах Меланезии подносится при угощении большое деревянное блюдо с едой, которой обыкновенно так много, что за один раз одному человеку невозможно съесть более 1/5 или 1/4 поднесенного. Все недоеденное связывается после угощения в свежие листья (хлебного дерева, банана и т. п.) и отдается гостю со словами: "на дорогу", или "съешь потом", или "дашь детям", или что-нибудь в этом роде.}, а затем из нескольких предметов, которые не составляют редкости в деревне Суоу, но не встречаются в таком изобилии {Каждая деревня производит обыкновенно что-нибудь с избытком: в одной делаются, например, горшки, в другой растет много арековых пальм, третья богата красною охрою, четвертая - съедомою землею и т. п. В каждой деревне гостям при уходе подносятся по горшку, по нескольку связок орехов арековой пальмы, охра и т. д., одним словом, то, что находится в ней в изобилии.} в деревне посетителей. Все гости молча приняли подарки, но важный человек с двумя руен-римат насупился и, отложив подле себя подарки, начал речь, в которой высказал мнение, что подарки эти достаточны были бы для простого человека, но не для него. Перекинув оба руен-римат себе на грудь, он указал на один из них, требуя прибавки подарков. Их принесли. Он этим, однако же, не удовольствовался и, показывая на другой руен-римат, потребовал: "И для этого". И это было исполнено как что-то должное. Ахмат уверял меня, что туземцы, обладатели руен-римат, очень нередко прибегают к подобным вышеописанным мерам или основывают свои права на что-нибудь простым указанием на руен-римат.

   В последние годы туземцы, заметив желание европейских тредоров, собирающих этнологические коллекции, приобретать экземпляры руен-римат, прибегли к подделке настоящих. В некоторых случаях они просто делают их из куска дерева, вырезывая его в виде кости или вставляя между перьями какую-нибудь человеческую кость (не humerus), иногда даже птичью.

   Правосудие. По словам Ахмата, если кто убит или что украдено, третье лицо не вмешивается. Обиженный или обиженные мстят, как могут. Если кто открыл что-нибудь у него украденное в хижине соседа, то он берет свое и отправляется в "ум-камаль" бить в "мраль". Если вор молчит - делу конец; если произойдет драка и один убит - посторонние не вмешиваются.

   О своей жизни между туземцами Ахмат сказал, что хотя ни разу туземцы не покушались убить его, но что он никогда не чувствовал себя вполне безопасным между ними. Одно казалось ему верным, что его не убьют из-за желания съесть его, так как он не раз слышал от туземцев выражение отвращения есть мясо светлого человека. Ему много раз предлагали жен, обещая в таком случае построить для него отдельную хижину. Но все предлагаемые женщины были стары, и это обстоятельство заставляло Ахмата отказываться. Лишних молодых девушек в Суоу не было или туземцы берегли их для себя. Он обыкновенно жил в одном из ум-камаль и не может вообще жаловаться, что с ним туземцы обращались нехорошо.

   О тредоре О'Хара Ахмат рассказал мне многое, что объясняет плачевную участь этого человека. По уходе шкуны "Sea Bird" О'Хара, которому, как и другим тредорам, был оставлен небольшой запас красного вина и брэнди, находился почти ежедневно в полупьяном состоянии и нередко в положении полной невменяемости. Разумеется, такое состояние не могло поставить этого человека высоко в глазах туземцев. От полной фамильярности туземцы мало-помалу перешли к самым нахальным требованиям. Смотря по состоянию, в котором находился О'Хара, он то упрямо отказывался от исполнения желаний туземцев, то, смеясь, раздавал им больше, чем требовали. Хижина его была днем, а иногда и ночью полна народу. В одно прекрасное утро, наконец, полутрезвый О'Хара отправился купаться в море, оставив в хижине и около нее множество туземцев. Когда он вышел из воды, ему представилось зрелище общего разграбления его имущества: без всякой церемонии, как бы не видя его, туземцы вытаскивали ящики с товаром и каждый брал, что хотел. Когда О'Хара вздумал что-то сказать, несколько туземцев, схватив копья, так серьезно пригрозили ему, что он не стал далее препятствовать. У него было взято положительно все, и, если бы не нашелся между туземцами действительно добрый человек, который сжалился над ограбленным, О'Хара остался бы без крова и пищи. Я поспешил узнать имя этого доброго туземца, приютившего О'Хару, намереваясь познакомиться с ним и дать ему несколько подарков. "Его имя Мана-Салаяу,- ответил Ахмат,- он совсем старый человек и живет один; жены его умерли, а дети уже все взрослые. Приютить, кормить и поить О'Хара старику не было никакой выгоды; напротив, над ним смеялись, иногда даже ругали за О'Хару",- прибавил Ахмат.

   Так и между людоедами встречаются сострадательные люди.

   Об участи Пальди от Ахмата узнал я следующее. Немного месяцев (три или четыре) по уходе шкуны "Sea Bird" до деревни Суоу дошла молва, что белый, оставленный судном в деревне Пуби на южном берегу большого острова, был убит и все вещи его забраны туземцами. Защищался ли Пальди перед смертью или был убит во сне, Ахмат не слыхал, знает только, что, когда труп его был раздет и хотели приступить к приготовлению из него разных кушаний, никто не захотел его есть. Тогда голова его была отрезана для сохранения как трофей в "камале", а тело, изрезанное на куски, сложено в пирогу, отвезено и брошено в море на съедение рыбам. Эту историю Ахмат слыхал несколько раз и не сомневался в ее верности {*}.

   {* При этом рассказе мне вспоминался разговор с Пальди накануне ухода шкуны "Sea Bird" с рейда у деревни Пуби, где последний остался, а потом был убит. Разговор был приблизительно следующий:

   - Что вы думаете о моем новом местожительстве, о решении жить здесь между дикими и вероятном результате этого плана? Прошу очень сказать мне совершенно откровенно! - обратился ко мне Пальди.

   - Зачем мне вас разочаровывать? - ответил я.- Мои слова будут лишними, так как вы решились остаться здесь.

   Пальди стал настоятельно просить сказать, что я думаю.

   - Если вам жизнь дорога, если вы когда-нибудь надеетесь жениться на вашей возлюбленной, о которой вы как-то мне говорили, то, по моему мнению, не оставайтесь здесь! - были мои слова.

   - Это почему? - вскричал Пальди.

   - Потому что вы проживете здесь месяц, может быть два, а возможно также только день или другой по уходе шкуны.

   - Что же вы думаете, меня убьют туземцы? - спросил Пальди недоверчиво.

   - Да,- ответил я решительно.

   - Отчего же убьют меня?... Вас же не убили папуасы на Берегу Маклая! Почему же убьют меня? Вы же ужились с туземцами Новой Гвинеи! Разве люди здесь другие?- стал спрашивать Пальди каким-то обиженным тоном, в котором слышались также досада и недоверие.- Вам же удалось, отчего это не может удасться другому? - добавил он.

   - Причин тому много. Лучше прекратим этот разговор,- возразил я.

   Пальди, однако же, настаивал, чтобы я договорил, что начал. Он был прав, почему я продолжал.

   - Ставные причины следующие: вы - горячекровный житель юга, я - северянин. Вы считаете вашим другом и помощником, вашею силою ваш револьвер; моя же сила на Берегу Маклая было хорошее и справедливое обращение с туземцами; револьвер же мне никогда не казался там нужным инструментом. Вы хотите, чтобы туземцы вас боялись благодаря револьверу и ружью; я же добивался и добился их доверия и дружбы. Вот главнейшие различия наших воззрений относительно обращения с туземцами. Есть еще второстепенные причины трудности вашего успеха; вот одна: вы остаетесь жить в самой деревне туземцев, не зная ни их языка, ни их обычаев; не думаете ли вы, что вы будете для них скоро "как бельмо в глазу", от которого они постараются избавиться? Оставаясь в Новой Гвинее, я поселился в лесу, в местности, до меня никем не занятой, на которую никто до моего прибытия не предъявлял ни прав, ни притязаний, построил себе хижину в одной миле от одной и двух милях от другой деревни... Есть еще одна серьезная причина трудности вашего успеха: все туземцы, при которых были перевезены вещи ваши со шкуны, знают, какие сокровища, по их мнению, будут находиться в вашей хижине; думаете вы, никому из них не придет мысль, что одним удачным ударом пущеного копья все эти сокровища могут сделаться их? Вы скажете: не очень вероятно, чтобы первое пущеное копье попало бы в цель, что ваш револьвер положит нахала на месте, заставит остальных разбежаться! Согласен, верю даже, что, будучи, как вы говорите, хорошим стрелком, вы положите не одного, а шестерых на месте, что каждая пуля найдет своего человека. Тем хуже для вас. Все разбегутся, но вы прибавите к желанию завладеть вашими сокровищами еще чувство, даже долг (обязательный у туземцев) мести!... Но довольно, хотя это далеко не все, что можно бы сказать. Но я сказал нарочно более, чем хотел сперва, думая, время еще есть, и вы можете переменить ваше решение.

   Хотя мои слова заставили, кажется, Пальди очень призадуматься, но он остался в Пуби.

   Убийство его показало, что я был прав; как долго он прожил, как я уже сказал выше, мне не удалось узнать; смерть его в глазах туземцев была блистательно отомщена белыми, так как шкипер X. положил на месте 50 или 60 человек...}

   На мои вопросы, есть ли между южными и северными берегами Большого острова постоянное прямое сообщение и есть ли внутри острова деревни, было отвечено Ахматом, что он слыхал положительно, что такого сообщения не существует; для того чтобы из Суоу прямо попасть на южный берег, приходится перебраться через значительное пространство соленой воды, род большого озера. Сообщение, однако же, существует вдоль берега или где-то через остров, но весьма непрямым путем.

   7 ноября. Отправился с Ахматом на островок Андру, чтобы отыскать туземцев Пакау и Мана-Салаяу, которым О'Хара главным образом обязан своею жизнью и некоторым комфортом во время пребывания здесь. Обоим я дал по нескольку подарков и при помощи Ахмата, который служил переводчиком, объяснил, что даю эти вещи им как друзьям О'Хары. Старик Мана-Салаяу очень расчувствовался, даже заплакал.

   Мне хотелось узнать, чем натирают корзины, здесь называемые "кур", чтобы обратить их в непромокаемые сосуды. При помощи Ахмата туземцы хорошо поняли, что я желаю знать, но заявили, что "апис" (растение какое-то) растет только на большом острове.

   Проходя через деревню Андра мимо новых хижин и припоминая ночное приключение 27 августа (несостоявшееся нападение "уссия"), мне вздумалось спросить Ахмата, знает ли он что-нибудь о нем. "Как же! Все деревни кругом много говорили о нападении на туан {"Туан" - по-малайски значит господин.} Маклай и людей со шкуны, живущих на берегу. Некоторые хотели даже попытаться завладеть и шкуной; предлагали и мне присоединиться в этом случае к ним",-сказал Ахмат.- "Отчего же это все не состоялось?" - спросил я.- "Да оттого,- ответил Ахмат,- что все боялись европейских ружей, которых, говорят, на шкуне много; а жители Андры боялись, что туан Маклай не сжег бы их деревни".

   8 ноября. Шкипер В. послал шлюпку с тредором к деревне Суоу скупить там кокосовое масло. Я воспользовался этим случаем, чтобы снова побывать там, надеясь с Ахматом как переводчиком разузнать о многих меня интересующих вопросах по антропологии и этнологии. Ахмат, между прочим, сказал мне, что в "ум-камале", где меня принимали, сохраняется 5 черепов жителей большого острова и что туземцы за несколько кусков железа отдадут их мне. Такую краниологическую добычу несомненно верного происхождения не следовало упускать.

   Добравшись в деревню, я сейчас же захотел видеть эти черепа. Сперва туземцы немного церемонились, но показанные большие куски железа очень оживили их, и все пять черепов были положены к моим ногам. Через Ахмата я спросил туземцев, указывая на первый попавшийся череп, кому принадлежал он. Взглянув на него внимательно, один из присутствующих ответил: "Камаль Ругуль" (человек из деревни Ругуль); другой был из Рембат, третий - из Терлоу, а четвертый и пятый - из Терлут (все эти деревни находятся на северо-восточном берегу большого острова). Каждый из черепов имел кое-какие особенности, так что туземцы, вероятно, не ошибались, обозначая их. Все черепа были совершенно черны от копоти. Ахмат дополнил историю происхождения их, сказав, что эти пять человек уже мертвыми были привезены в Суоу и все съедены в этом же камале.

   Я вспомнил о растении апис, употребляемом при выделке так называемых "кур". Ахмат отрядил двух мальчиков принести мне из леса листья, цветы и плоды апис. Немного погодя я получил желаемое, за исключением цветов. Один из туземцев принес в камаль плотно сплетенную корзину - будущий "кур". Взяв один из плодов апис и сдернув ногтями довольно плотную кожу с одной стороны, он принялся натирать корзину мякотью плода. Последняя очень волокниста, но довольно сочна. Сок этот, проникая в скважины плетения, быстро застывал, так что через некоторое время дно корзины, несколько раз смазанное соком апис, сделалось непромокаемым. На одну небольшую корзину требуется несколько плодов апис, потому что внутри плода находится большое зерно. Апис формою и величиною напомнило мне манго (Mangifera indica) {}Сохраненные плоды и листья апис я препроводил, при возвращении в Австралию, известному ботанику, барону Ф. Мюллеру в Мельбурне, прося его определить растение, от чего другие ботаники, к которым я обращался, за отсутствием цветка отказывались. Громадное знакомство с туземной флорой этой части света (Австралии и островов Тихого океана) барона Мюллера делало исполнение моей просьбы возможным. Определение аписа в систематическом отношении на этот раз, однако же, не состоялось. Письмо мое было получено г. Мюллером, но приложенные образчики листьев и плода каким-то образом были затеряны в ботаническом музее в Мельбурне. Я полагаю, что апис может оказаться важным и для европейской мануфактуры. Ахмат натер, по моему желанию, мои парусинные штиблеты соком апис - они стали непромокаемы, остались мягкими, и я их проносил года два или даже более., почему я захотел узнать, едят ли апис, на что туземцы, делая разные гримасы, как бы съев что-то очень кислое и невкусное, отвечали: "Пый" (Нет!). Мне были показаны кур разной величины и формы, и Ахмат уверял меня, что для холодной воды эти сосуды могут быть употребляемы долго, даже несколько лет, если покрывать их новыми слоями сока апис.

   Выйдя на площадку, я заметил некоторое оживление у входа в одну из хижин. В ней я увидел лежащую на циновке мертвую женщину, около которой несколько баб голосили. Никаких плясок не было. Ахмат сказал мне, что пляшут только вокруг покойников-мужчин; при смерти женщин ближайшие родственники, вымазавшись черным, а иногда и белым красильным веществом {Перекисью марганца (пиролюзитом), глиною или пеплом.}, только причитают и воют, сидя вокруг покойницы, которую затем зарывают близ хижины. От трупа сильно пахло, почему я не остался долго в хижине. Не дошел я <еще> до "камаля", как меня и моих провожатых обогнали несколько мужчин странного вида. Все тело их было вымазано белою глиною, даже головы были смазаны ею. На них не было никаких украшений, и костюм их состоял единственно из раковины Ovula ovum. Быстро пройдя мимо нас, они вошли в камаль, где стали бить в мраль. Они то же повторили и в другом камале и, наконец, направились в хижину покойницы, которая приходилась им родственницею. Эти вымазанные белым люди были жители другой деревни и пришли, чтобы присутствовать при похоронах умершей.

   Проходя мимо хижины моего старого приятеля (1876 г.) Подако, я не узнал его, потому что ему явилась фантазия выбрить себе всю голову, за исключение узкой полоски волос на затылке. Мне пришли сказать, что шлюпка, на которой я приехал, скоро отвалит, так как все кокосовое масло в деревне скуплено тредором. Собрав мои покупки, которыми нагрузил Ахмата, я спустился к пристани и нашел в шлюпке, кроме полного бочонка кокосового масла, несколько бамбуков, наполненных им. По отзывам Ахмата туземцы здесь не умеют приготовлять его. Хотя это делается здесь, но не с помощью гниения, а кипячения.

   9 ноября. Ночью и утром шел сильнейший дождь, почему я остался на шкуне. Торг трепангом продолжался, но последний оказался уже мелким; шкипер неохотно его брал, уговаривая туземцев привозить ему крупного.

   У одного из жителей Андры, приехавших на шкуну, я заметил привешенные к его орежелью из собачьих зубов несколько характерных бус, употребляемых на островах Пелау как деньги {См. мои письма с архипелага Пелау, напечатанные в "Известиях ИРГО", 1878. Т. XIV <см. т. 3 наст. изд.>.}. Каким образом они попали сюда, был бы хитрый вопрос для этнолога, малознакомого с новейшей историей островов Адмиралтейства. Эти бусы довольно редки и на островах Пелау, и туземцы там только при крайней нужде расстаются с ними. Здесь же человек, украсившийся ими, не придавал им особенного значения. Загадка уяснилась для меня простым образом. Ахмат сказал мне, что эти бусы были найдены между вещами О'Хары.

   Это наглядный пример, указывающий, как следует быть осторожным при рассмотрении этнологических коллекций островов Тихого океана {"Сепа", который войдет, вероятно, здесь в употребление, представляет другой пример этого же рода <в "Северном вестнике": Употребление "сепа">.}. Вкус туземцев, на одной ступени развития, относительно украшений будучи довольно сходным, имеет следствием, что туземцам одних островов нравятся туземные украшения жителей других гораздо более, чем европейские произведения {Я много раз убеждался в этом же на Берегу Маклая в Новой Гвинее, где предметы моей этнологической коллекции, собранные на других островах, очень ценились туземцами, гораздо более, чем европейские бусы, бисер и т. п.}. Этим обстоятельством шкипера торговых шкун и тредоры давно уже воспользовались, скупая на одних группах разные туземные украшения для меновой торговли на других островах.

   Не подумав о возможности такого обстоятельства, член какой-нибудь ученой экспедиции, заходящий на военном судне на несколько дней на какую-нибудь группу, мимолетный путешественник, попадающий на несколько часов на какой-нибудь остров, видя одинаковые украшения, может быть очень характерные, в обеих местностях, иногда очень отдаленных, невольно приходит к разным гипотезам о тождестве рас, сношениях между островами и т. д. Только продолжительное пребывание в одной местности, знакомство с языком, а иногда просто случай могут оградить путешественника-этнолога от подобных "невольных" ошибок.

  

   ¹* Одна из серьезнейших задач нашего времени состоит в том, чтобы как можно точнее установить особенности еще существующих естественных народов, тщательно собрать все сохраняющиеся остатки их культуры и оставить потомкам, которые вскоре будут лишены этого средства исследования, литературу, которая сохранит источники для сравнительной науки о человеке богаче и полнее, чем это сделала для нас классическая литература (Рудольф Вирхов).

   ²* Ласточка (англ.).

   ³* Исследование (франц.).

   ⁴* Надежда (франц.).

   ⁵* Неточность: д'Антркасто был адмиралом.

   ⁶* Неточность; правильно: в мае 1876 г., т. е. спустя год после экспедиции "Челленджера". См. наст. том, с. 124-125.

   ⁷* В "Северном вестнике": Я прожил.

   ⁸* Неточность; правильно: в 1876 г.

   ⁹* За неимением лучшего (франц.).

   ¹⁰* Неточность; правильно: в 1876 г.

   ¹¹* Неточность; правильно: в 1876 г.

   ¹²* Неточность; правильно: в 1876 г.

   ¹³* В "Северном вестнике": я повязывал, поверх локтя, обыкновенно носимого туземцами плетеного браслета.

   ¹⁴* Сладостное ничегонеделание (итал.).

   ¹⁵* В "Северном вестнике": т. е. "большая хижина".

   ¹⁶* В "Северном вестнике": Ovulum ovum.

   ¹⁷* В "Северном вестнике": перешел.

   ¹⁸* Неточность; правильно: в 1876 г.

   ¹⁹* В "Северном вестнике": не потушил.

   ²⁰* Пожеланий (лат.).

   ²¹* См. наст. том, с. 202.

   ²²* В "Северном вестнике": между о. Герцога Йокгского существует довольно правильное почтовое сношение с Куктауном в Австралии.

   ²⁴* В "Северном вестнике": занялись.

   ²⁵* Амулет (англ.).

  

  

   17 октября. Несмотря на значительное расстояние (около 11 миль) от о. Сорри, полдюжины пирог прибыли к шкуне, которая лавировала с трепангом. На одной из пирог я заметил небольшую акулу, которую приобрел; это был [...]¹*. Между прибывшими я увидал многих, которые приезжали на островок Андру. Громадные зубы одного были очень замечательны. Когда лицо было совершенно спокойно, зубы торчали между губами, когда же он улыбался, размеры зубов казались положительно невероятными. Мне не удалось привлечь этого человека на палубу. Заметив, что я обратил на него особенное внимание, он никак не хотел выйти из своей пироги. Я его оставил в покое при виде трех людей, очень отличных от остальных туземцев островов Адмиралтейства. Поглядев на них, мне нетрудно было заметить их сходство с жителями архипелага Ниниго.

   Подойдя к ним и только назвав имя их родины, как двое из них, ударяя себя рукою в грудь, стали повторять: "Ниниго, камаль Ниниго" (человек с Ниниго), третий сказал, что он туземец островов Луб. Вероятно, все они в пироге были занесены ветром или течением сюда. Как давно это было, мне не удалось узнать. Они казались знающими хорошо здешний язык, и с ними обращались здешние туземцы хорошо.

   При маловетрии шкуна плохо подвигалась. Мы проходили, идя с запада, мимо островков порта Нарес. Я стал спрашивать туземные названия. О. Д'Антркасто (английских карт) туземцы называют Пелланган¹ [...]²*. Было уже темно, когда пироги, одна за другой, отвалили от шкуны.

   18 октября. Утром перебывало на шкуне много туземцев, и когда мы бросили якорь у входа [...]³*, я стал собираться на берег. Одному из туземцев, физиономия которого мне понравилась, по имени Каду, я дал позавтракать (бисквит, вареного риса с сахаром и банан), а затем предложил ему ехать с ним в Сорри, который находился по крайней мере в 2 1/2 милях от нашего якорного места. Захватив необходимое, чтобы провести ночь в деревне, я спустился в пирогу Каду, которому, очевидно, понравилось мое доверие к нему. Всем встречающимся пирогам мои спутники сочли нужным объявлять мое имя и известие, что я отправляюсь жить в Сорри.

   Островок Сорри немного больше островка Андры, и на нем живут, кажется, значительно больше людей, чем на последнем. Как и там, хижины разбросаны группами. Мы подъехали к одной, более значительной, которую туземцы называют здесь Совай. В этом месте недалеко от берега находились несколько изгородей; то были род акварий, где сохранялись черепахи живыми. Пирога была вытащена на берег близ площадки, представляющей центр деревни Совай. Хижины были очень скучены. Только перед ум-камаль, который здесь называется "ум-каман", было оставлено больше места кругом. Семейные хижины были большею частью обнесены забором.

   Поручив мои вещи Каду, я отправился в сопровождении нескольких человек по тропинке осматривать другие части острова. Побывал⁴* в двух деревнях, в которых не нашел ничего особенного, кроме выделки ожерельев, так называемого здесь "соуль"², а в другой мне повстречалась какая-то больная (вероятно, страдавшая лепрой) с закрытым листьями лицом. При моем приближении сопровождавшие меня люди прогнали ее, говоря при этом, что она "релан" (нехороший), и затыкая себе нос, старались объяснить, что от нее пахнет. Мне хотелось посмотреть ее ближе, но окружающие не допустили этого, повторяя: "релан, релан".

   У одной хижины молодая женщина весьма странным образом укачивала ребенка. Последний находился в мешке, которого снурок обхватывал лоб женщины, а сам лежал на спине. Мешок был просторный, так что несколькомесячному ребенку, лежащему на дне его, места было довольно. Тело ребенка приходилось как раз над задним фартуком женщины. Убаюкивание состояло в том, что мать, придерживаясь одной рукой за изгородь, раскачивала среднюю часть тела, надеясь толчками усыпить свое кричащее чадо. Это ей действительно удалось, но только при самой усиленной гимнастике. Забыв захватить с собою конденсированное молоко (мою главную пищу в настоящее время), я ничего не мог найти в деревне, чтобы поесть. Таро, вареный и печеный в золе, я не мог тронуть, достаточно спелых бананов не нашлось, полусырые не годились. Пришлось удовольствоваться несколькими глотками воды кокосового ореха и лечь голодным на "кэяу" (род широкой скамьи).

   19 октября. Проспал⁵* очень скверно, так как циновка, покрывавшая кушетку, не делала досок ее более мягкими, а задние перекладины ее представляли довольно неудобную подушку. Первым делом надо было подумать о лучшем помещении, и, осмотрев деревню, я остановился на небольшой хижине рода небольшого камана и решил переселиться туда. Пришлось отправиться на шкуну за вещами, и к вечеру я устроился довольно удобно в моем новом помещении. Все туземцы были очень заняты варкою трепанга и устройством коптилки. Заметил, между прочим, очень рослого туземца, который с сознанием собственного достоинства позволил себя смерить. Он оказался 1765 мм вышины. Мой приятель Каду только немногим ниже его. Видел вчера, проходя по деревням, несколько крупных экземпляров женщин, но они убежали при моем приближении.

   20 октября. Ходил на охоту, чтобы добыть несколько свежей провизии. Голубей, как на о. Андра, здесь много. Мне попались два экземпляра голубя [...]⁶* Очень толковый мальчишка лет двенадцати по имени Варай сопровождал меня на охоту. Проходя мимо окруженного плетнем места позади деревни, я захотел знать, для чего оно. Варай стал показывать на резанье горла, но я не мог добиться, кого здесь режут - людей или свиней. Суп, сваренный мной из голубей, оказался очень хорошим, несмотря на то, что пришлось есть его без соли: забыл захватить ее на шкуне. Но прожив в Новой Гвинее целых десять месяцев без нее, это обстоятельство не уменьшило мой аппетит. В продолжение дня я сделал несколько рисунков, смерил несколько голов и выучился нескольким словам здешнего диалекта. Перед заходом солнца пролежал с полчаса в море, наслаждаясь теплотою воды и воздуха. Никого из белых со шкуны целый день не видал и радуюсь, что устроился почти вне деревни.

   21 октября. В одной из хижин недалеко от моей всю ночь плакали и выли две или три женщины, иногда слышен был голос и мужчины. Я думал, что кто-нибудь умер или умирает. Утром, однако же, узнал, что причиной этого вытья была случайная смерть свиньи, принадлежавшей хозяевам. Здесь, как и в Новой Гвинее, женщины нередко вскармливают поросят собственным молоком, которое обстоятельство может отчасти служить поводом большой нежности женщин к свиньям, вскормленным таким образом.

   Отправился рисовать фигуры у входа в каман деревни Совай. Одна изображала мужчину, другая - женщину; обе были почти что в рост человека и довольно примитивно вырезаны из дерева. Около мужской фигуры на небольшой подставке лежал череп с шапкою обстриженных волос. Обе фигуры, которые назывались: мужчина - Нянро, женщина - Нидитан, были изображения двух неприятелей, убитых и съеденных при постройке этого камана. Череп и волосы принадлежали Нинро. На обеих фигурах была изображена татуировка, на женщине очень полная. Эти фигуры описаны профессором Мауслей³.

   Что фигуры, описанные экспедицией "Челленджера" и виденные мною, несомненно те же самые, доказывается описанием подробностей, из которых некоторые довольно характеристичны, например изображение рыбы между ногами женщины.

   Другие два камана не имели фигур у входа, зато один из столбов внутри был покрыт обильною резьбою. Осмотрев основательно все хижины деревни, я пришел к заключению, что туземцы здесь проявляют значительную самостоятельность в постройке и внутреннем устройстве своих жилищ, они <не> слепо следуют обычаю. Постройка семейных хижин (так называемых ум) гораздо разнообразнее, чем устройство каманов.

   Пребывание европейского судна и постоянные торговые сношения с ним значительно изменяют образ жизни туземцев, так что наблюдение обычаев и характера их делается весьма нелегким. Одну общую черту легко, однако ж, заметить: что туземцы здесь очень склонны к торгу и проявляют при этом значительную ловкость и большое корыстолюбие.

   Мне хотелось составить словарь диалекта Сорри, который немало отличается от диалекта островка Андры. Найдя подходящего человека, я стал записывать слова, но ему не сиделось, он, видимо, желал избавиться от меня. Подумав, что, может быть, работа ему более понравится, если она окажется не даровая, я начал отсыпать ему немного бисеру за каждый десяток слов. Он превратился в очень внимательного и терпеливого учителя. Диалект островка Сорри оказался значительно схожим с диалектом архипелага Луб; к последнему он подходит даже ближе, чем к диалекту островка Андры.

   22 октября. При самом рассвете, лежа еще на моей постели, я заметил женщину, вышедшую из-за кустов с большой пачкой листьев. Оглядываясь кругом, она вырыла в песке небольшую ямку и, оставив себе только два или три листика этого перечного растения, положила остальные в ямку и сравняла песок. Оглянувшись еще, не видал ли ее кто-нибудь, она направилась в деревню.

   Этот примитивный способ сохранения собственности встречается нередко (как я слыхал потом) на островах Адмиралтейства. Между женщинами здесь встречаются некоторые, гораздо тщательнее татуированные, чем в других виденных мною местностях этой группы, хотя татуировка совершенно одинакова, как и там (те же небольшие надрезы осколком обсидиана), но расположение рисунка на теле гораздо симметричнее. Мне удалось нарисовать татуировку девушки лет двадцати.

   Вечером пришла пирога с островка Бонен и привезла известие, что неприятели напали на жителей островка Андры и убили из последних человек десять, которых увезли с собою и съели.

   23 октября. Здешние жители не находятся в настоящее время в хороших отношениях с туземцами о. Пелланган (о. Д'Антркасто на английской карте), почему мне невозможно было найти здесь пироги отправиться на островок Пелланган, шкипер же не мог уделить несколько человек экипажа шкуны, так как все были заняты копчением трепанга. Пришлось отложить этот план.

   Сегодня произошла ссора между туземцами и тредорами, которым первые просто предложили забрать весь трепанг из временной коптилки на берегу и отправить на шкуну. Шкипер В. был настолько благоразумен, что не стал настаивать и решил собираться в путь. С четырех часов шел проливной дождь, так что все туземцы, как и я, сидели по хижинам.

   24 октября. Мне удалось, наконец, заманить к себе туземца с громадными зубами. Я не только смерил и осмотрел их, но и нарисовал рот этого человека en face⁷* и в профиль. Приложенные рисунки и размеры делают длинное описание лишним. Этот образчик [...]⁸* окончательно убедил меня, что мы имеем дело здесь не с увеличением собственно зубов, а с чрезмерным отложением конкремента, особенного рода винного камня. Жевание бетеля находится в прямой связи с этою аномалиею. Здесь жуют куски ореха арековой пальмы, как обыкновенно, с негашеной известью, но кроме листьев бетеля, нередко жуют также обрезки корня Piper. О пропорции каждой составной части я, к сожалению, не могу дать точных сведений. Она, мне кажется, главным образом зависит от вкуса потребителя. Некоторые из туземцев жуют бетель здесь не в меру; весь день они, кажется, заняты этим жеванием. Заслуживает интереса, что, когда европейцы в первый раз познакомились с жителями островов Адмиралтейства, жевание бетеля не было во всеобщем употреблени