Миклухо-Маклай Николай Николаевич - Путешествия 1874-1887 гг.

значил срок исполнения своего требования, грозя в противном случае сжечь деревню. Туземцы, перепуганные приходом военного судна, не имея почти никакого правительства, не привыкшие к такой процедуре, не явились в назначенный день с требуемым соплеменником, а попрятались по островам в лесу. Обождав немного и видя, что никто не является, командир счел своею обязанностью внушить туземцам святой страх к приказаниям представителей Ее Королевского Британского Величества и исполнить свою угрозу. Он послал десант на берег, к которому присоединилась часть экипажа находившейся в то время в архипелаге германской шкуны или брига. Соединенные австралийско-германские силы, войдя в покинутую деревню, зажгли хижины и не нашли другого дела, как забрать с собою всех свиней, которых могли словить в деревне. Через несколько дней командиру удалось захватить убийцу шкипера, которого местопребывание в лесу было выдано одним из его соплеменников. Об участи этого последнего, который был увезен канонерскою лодкою, один из рассказчиков уверял, что, чтобы не возиться далее с этим делом, ему была дана нарочно возможность сбежать у о. Амаката (герцога Йоркского на картах), мимо которого проходила на возвратном пути канонерская лодка¹³.

   Прибавлять размышления о поведении шкипера Бёрда считаю лишним, но замечу, что подобное непризнание права туземцев на их собственность и работу - случаи ежедневные на островах Тихого океана и что даже в этом провиняются не единственно полуграмотные или малообразованные шкипера разных мелких судов, а даже командиры военных судов. Мне был передан достоверный факт (к сожалению, без передачи имен), что испанское военное судно на пути в Манилу зашло на группу Улеай и (испанцы), желая запастись дровами для топки машины, вырубили значительное число хлебных деревьев, несмотря на то, что на острове другой растительности было немало. Командир не принял в соображение, что лишает тем туземцев большей части их пропитания, которое на островах Тихого океана не слишком обильно.

   На другой случай я наткнулся в архипелаге Пелау, где в Короре айбадул жалобным тоном рассказывал мне, что недавно (кажется, даже в 1876 г.) немецкое военное судно послало партию матросов на берег, которая перестреляла для доставления свежей провизии экипажу всех коров (за исключением одной), которые были много лет тому назад привезены в подарок туземцам Корора (как мне говорил айбадул) за помощь, оказанную капитану Вильсонуⁱ⁴. Айбадул жалостливо добавил: "Man of ware take, no pay"⁹* (я предполагаю, что в последнем случае вышло какое-нибудь недоразумение, не считая возможным, чтобы военное судно в деле нескольких долларов нарушило бы так явно права собственности).}

   Собиралась гроза и становилось поздно, почему, посмотрев еще на физиономию юноши с Ниниго и сравнив ее с лицами окружающих его, я отправился в обратный путь. Но дождя не избежал и, промокнув, прибыл на шкуну.

   Замечу, что при обеих встречах с туземцами Агомес я не мог убедиться, что есть между ними начальник, который бы пользовался общим послушанием и почетом; хотя тредор, который прежде жил здесь, называл мне одного человека, прибавляя, что это "king", но я думаю (что уже заметил, говоря об о. Тауи), что этот человек ни de jure имеет право на этот титул, ни по выбору, ни по наследству, а пользуется de facto большим влиянием и властью над своими соплеменниками, <выделяясь> своими качествами и энергиею.

   Июня 12. Заметив уже вчера, что на шкуне и около строящейся хижины толпится почти все население архипелага, по крайней мере почти все мужское, я предпочел остаться этот день на шкуне, тем более что из ответов туземцев я не мог убедиться в существовании третьей деревни. Кажется, она теперь покинута, потому что большая часть населения вымерла.

   Наблюдая туземцев, я имел случай констатировать и здесь, как и на о. Тауи, одну характеристическую особенность, о которой буду говорить ниже; смерил несколько голов и сделал несколько эскизов¹³.

   Туземцы здесь, как уже заметил, почти не носят украшений и весьма мало заботятся о своей внешности, что особенно заметно, если посмотреть на состояние волос голов и бороды; волоса принимают вид такой, что поверхностный наблюдатель мог бы объяснить его конституционною особенностью. Известно, что волосы папуасов, вырастая и достигнув известную длину, собираются в мелкие компактные локоны {"Grains de poivre" - французов, "tufs" - англичан.}, которые при дальнейшем росте и при малом уходе за ними (редком расчесывании) принимают вид длинных свертков, которые окружают голову как род толстой бахромы {"Especes des torsades dures qui ressemblent a de grosses frauges" ¹⁰* (Instructions generates pour les recherches anthropologiques. Rediges par M. P. Broca. Paris, 1865. P. 58) или "pipes"¹¹* - у английских авторов.}. Можно было бы написать целый том текста и издать целый атлас рисунков, трактующий и представляющий о росте волос у папуасов и о физиономии, которую они принимают, предоставленные сами себе или подвергнутые разным искусственным манипуляциям. Эти последние, оставаясь часто неизвестными путешественнику, составляют отчасти причину разноголосицы у авторов, писавших о волосах папуасов, меланезийцев, негритосов, готтентотов.

   Туземцы Агомес мало ухаживают за волосами, не расчесывают их довольно часто, хотя классический папуасский гребень обыкновенно торчит спереди или сбоку в их волосах; не разбирают отдельные локоны, так что вышеупомянутая "бахрома" скатывается в очень неравные свертки, между которыми некоторые, достигая значительной длины, висят неравномерно вокруг головы и у подбородка. На спиральных локонах нанизаны щеткообразно или болтаются только на концах их скатанные комки черной массы, состоящей из черной земли {Черная земля "куму", употребляемая на Берегу Маклая для этой же цели, как и для окрашивания кожи, состоит из пиролюзита (MnCb) с примесью незначительного количества окиси железа. Г-н Эвервейн в Батавии был настолько любезен, что сделал для меня химический анализ привезенного образчика "куму".} с примесью кокосового масла, которым тестом папуасы часто смазывают свои волоса. Нередко 3/4 всей куафюры состоит из веществ, посторонних волосам, так как туземцы не жалеют черной земли для такого украшения; иногда вся "бахрома" (длинные спиральные локоны) превращена в массивные привески, часто в палец толщины, состоящие из черной земли, выпавших волос и разных предметов, случайно запутавшихся или прицепившихся к волосам. Так как черная масса ссыхается, то эти привески часто поломаны, и собственно волоса в них играют ту же роль, как тонкий фитиль, сдерживающий куски свечи, сломанной во многих местах. Я сожалею, что не могу приложить к этому описанию эскиз одного такого субъекта, который дополнил бы значительно эти строки.

   Одному из туземцев я обрезал два экземпляра такой бахромы: один, который болтался у него за ухом, другой, который образовался из волос бороды {Первый экземпляр имел длину 47 см и весил 12 г, второй имел длину 22 см и весу 5 г.}. Этот человек, казалось, остался доволен, что я освободил его от двух лишних прибавок его особы, и несмотря на общее здесь попрошайство при каждом случае, не спросил у меня ничего за эти две пробы для моей антропологической коллекции. Я думаю, что во многих случаях неимение удобных средств брить или резать волоса {Сакаи Малайского п-ова, как я сам видел, обжигают длинные концы своих волос горяшею головешкой, рискуя спалить при этом всю свою куафюру. Островитяне Пелау в деревнях, где ножницы еще <не> вошли в употребление, еще и теперь, как в прежнее время, избавляются от слишком богатой растительности около Symphysis pubis, также обжигая их.} влияет значительно на форму и обычай ношения их; так, например, часто встречающиеся здесь длинные бороды и неношение их на о. Тауи может быть всего проще объяснено отсутствием здесь такого подходящего материала для туземных бритв, как обсидиан на последнем острову.

   Толпа различным образом окрашенных, носящих множество разных украшений папуасов или красиво и обильно татуированных полинезийцев производит подобное впечатление, как пестрая толпа разодетых европейцев {Одно из различий то, что между первыми разукрашены более мужчины, у вторых женщины значительно более разодеты.}, делает впечатление довольства и обилия, между тем как растрепанные, грязные, не имеющие никаких украшений группы туземцев Агомес представляют вид нищеты, точно так же, как нищенская одежда и лохмотья в Европе {На Новой Гвинее (на Берегу Маклая) молодежь, особенно в многолюдных деревнях, конкурирует между собою и каждый день, после непродолжительной своей работы, наряжается: надевает множество украшений, окрашивает волоса и тело красною землею. Я много раз наблюдал, как деревня мигом принимает праздничный вид.}.

   Доказательством, что туземцам здесь не особенно хорошо живется, служит то, что они не прочь при случае покинуть архипелаг и даже на европейских судах, которое обстоятельство в свою очередь свидетельствует, что туземцы Агомес уже давно привыкли к виду белых и имеют с ними дело.

   Так как по случаю дурного обращения шкипера шкуны с людьми мы постепенно лишились 4 матросов (из 5), из которых последний, очень деятельный и толковый малаец, сбежал на о. Тауи, то шкиперу было весьма важно пополнить немного комплект рабочих рук даже такими малосведущими моряками, как туземцы Агомес, попадающие в первый раз на европейское судно и не знающие английского языка. При помощи обещаний шкипер нашел двух охотников, которым Бокчо не описал, вероятно, того, что ему пришлось вытерпеть на шкуне, и которые через несколько дней заметят, что если им худо было жить у себя, то, попав на шкуну, попали из огня в полымя.

   Мы снялись к вечеру и направились к группе Ниниго.

  

   ¹* Король (англ.).

   ²* Коньяк (англ.).

   ³* В рукописи: на ещё ночь. Исправлено по черновику.

   ⁴* Да (англ.).

   ⁵* В рукописи неточность: острова.

   ⁶* Люди Ниниго нехорошие, крадут кокосовые орехи (ломаный англ.).

   ⁷* Ажурная (франц.).

   ⁸* В рукописи: ее. Исправлено по черновику.

   ⁹* Военный корабль берет, не платит (ломаный англ.).

   ¹⁰* Ряд твердых витых шнурков, напоминающих толстую бахрому (франц.).

   ¹¹* Трубки (англ.).

  

  

   <Июня> 13-го. К рассвету открылся небольшой низкий остров Ла Ванделла милях в 30 от группы Агомес. Ветер был весьма слаб, так что мы еле подвигались вдоль северо-восточной стороны группы. Проходя медленно мимо множества маленьких низких островков, которых в продолжение для я насчитал 58 (это число только приблизительное, так как при низкости и однообразности островков я весьма легко мог ошибиться), на одном только заметил кокосовую пальму, на других (на северной стороне группы) их не было, и также, несмотря на внимательный осмотр помощью хорошего бинокля, я не мог рассмотреть ни одного селения, ни одной хижины, хотя вдали между островами мы заметили несколько парусов, которые все направлялись на противоположную сторону лагуны; очевидно, что туземцы при виде приближающейся шкуны искали безопасности в бегстве. (Несколько месяцев тому назад шкипер одной американской шкуны увез насильно 3 туземцев, забрав их вместе с их пирогою. 4 женщин, также вывезенных немецким шкипером несколько лет тому назад и оставленных в архипелаге Пелау, я видел в Короре. Одним словом, похищение жителей этой группы европейскими судами - дело часто повторявшееся и повторяющееся).

   Зная, что Бугенвилю не удалось достать дна, что, по его словам, <лоты>¹ между коралловыми рифами опускаются в чрезмерную глубину², я думал, что нам придется искать якорную стоянку, и удивился, когда к 3 часам, подойдя к северной оконечности группы, без долгих поисков мы стали на якорь на 10 саженях глубины. При нашем приближении две пироги отплыли от обращенной к лагуне стороны ближайшего островка. В одном месте у оконечности острова виднеется дым около нескольких низких хижин. Я отправился к тому месту, не надеясь застать жителей, но чтобы видеть их жилища.

   Шкипер рассказывал мне, что туземцы этой группы живут в пещерах и при приближении европейского судна скрываются под землею. Этот рассказ, напомнивший мне, что я слышал на о. Таити об островитянах Помоту ³, не оказался - по крайней мере для островов, которые я посетил - верным.

   В нескольких шагах от берега [...] {На этом текст рукописи обрывается.}

  

  

   Читая мои письма, многие читатели подумают, как ¹* приятно переезжать с одного острова на другой, прогуливаться по деревням, осматривать жилища туземцев, мерить их головы или зубы.

   Я не скажу, чтобы моя работа была бы сложна и требовала бы такого терпения и внимания, но и собственно переезды с одного острова на другой могут предст[авить] иногда такие компликации, что читатель даже из самых кратких описаний может убедиться, что мой путь не был усыпан розами.

   Не желая надоедать длинным повествованием, скажу в нескольких словах самую суть приключившихся неприятных случайностей²*. Шкипер шкуны¹ оказался человеком весьма жестокого и грубого характера³*. Обращение его с тредорами, доходи[вшее] иногда до драки, заставило меня почти не выходить из каюты. Раз даже ссора приняла такой характер, что я мог предположить, что последние (их было 4) выкинут его за борт, хотя такого купания он бы стоил во многих отношениях, и принял⁴* на себя роль миротворца. Я уже не говорю о его обращении с туземцами, между которыми ходят рассказы о нем самого серьезного свойства.

   Меня уверяли туземцы о. Япа, что во время его последней поездки с целью ловли трепанга, когда истощенные работой и недостаточной пищей их соотечественники были больны и много больных умерло во время перехода, был случай, что одного больного этот шкипер выбросил живым за борт². Разумеется, плавание с таким шкипером представляет столько неприятностей⁵*, что нетрудно себе представить, что план⁶* путешествия по берегам Новой Британии, Новой Ирландии и Соломонову архипелагу канул в воду; ежедневность и назойливость таких столкновений разного рода между населением шкуны и шкипером, чего я поневоле должен быть свидетелем, мне так надоела и опротивела, что мне серьезно пришла мысль остаться на одном из островов и выждать другого судна, чтобы продолжать бы путь⁷*. Но физиономии островов Агомес и Ниниго заставляли предполагать нездоровый климат и вместе с тем весьма мало шансов скоро выбраться оттуда.

   Я решил, собрав последнее истощившееся терпение, дотянуть еще несколько дней и добраться до моего Берега⁸*.

   Передавая письма для доставки их в Сингапур такой личности, как шкипер, было весьма неприятно, не имея полной уверенности, что они действительно достигнут назначения.

   Но особенно досадно мне было быть в необходимости отложить на неопределенное время⁹* предположенное путешествие на острова Меланезии. Итак, мне кажется, читатель бы не сомневался, что при моем путешествии я частенько должен был найти между интересным и новым, что non sono tutte rosse¹⁰*.

  

   ¹* Далее было: легко и.

   ²* Далее было: во время этого путешествия.

   ³* Далее было: Обращение его с матросами (яванцами) заставило их при удобных случаях сбежать и считать себя счастливыми, лишаясь даже заслуженного жалования.

   ⁴* В рукописи: принять.

   ⁵* Далее было: хотя мелочных.

   ⁶* Далее было: продолжения.

   ⁷* Далее было: или даже не отступить перед денежными жертвами.

   ⁸* Далее было: хотя особенно неприятно было мне.

   ⁹* Далее было: мое.

   ¹⁰* Не все было прекрасно (итал.).

  

  

   Июнь. Прибыл 27 июня на маленькой шхуне под английским флагом по имени "Sea Bird"¹. Заметил значительное изменение физиономий высоких вершин гор.

   Туземцы были очень обрадованы, но нисколько не изумлены моему приезду, будучи вполне уверены, что я сдержу слово². Когда я съехал на берег в Горенду, в непродолжительном времени туземцы соседних деревень, не исключая женщин и детей, сбежались приветствовать меня. Многие плакали, и все население казалось очень возбужденным моим возвращением. Я не досчитался нескольких стариков - они умерли в моем отсутствии, но зато многие мальчики были уже почти что взрослыми людьми, а между молодыми женщинами, ожидавшими быть скоро матерями, я узнал нескольких, которых оставил маленькими девочками.

   Жители ближайших деревень упрашивали меня поселиться в их деревне, я же, как и в 1871 г., предпочел не жить в одной из деревень, а устроиться в некотором расстоянии от них. Осмотрев местность около Торенду, а затем около Бонгу, я остановился на мыске у самой деревни Бонгу, и на другой же день туземцы, под руководством моих слуг и плотника со шхуны, стали расчищать место для моего дома и широкую дорогу от улеу к площадке, выбранной мною³. В этот раз небольшой деревянный дом в разобранном виде был привезен мною из Сингапура; но сваи, на которых он должен был стоять, весь остов его, а также и крыша были сделаны уже на месте, в Новой Гвинее. К сожалению, нежелание задержать слишком долго шхуну и вместе с тем воспользоваться услугами плотника принудило меня не обращать достаточно внимания на качество дерева, почему оно очень скоро пришло в негодность, главным образом от белых муравьев, больших врагов деревянных построек в этой части света⁴. Здесь, однако ж, на Берегу Маклая, немало видов деревьев, которые противостоят этому насекомому, но достаточного количества их нельзя было добыть за короткое время.

   Июль. На 6-й день дом мой был окончен (в постройке его, кроме меня, принимали участие двое европейцев, двое из моих слуг, несколько десятков папуасов, переносивших срубленные стволы деревьев и крывших крышу, а также несколько десятков женщин, очень усердно расчищавших мелкий кустарник вокруг дома). Вследствие того, что сваи, на которых стоял дом, были около 2 м вышины, я обратил нижний этаж в большую кладовую, в которую были перенесены мои вещи (около 70 ящиков, корзин и тюков разной величины), и я мог отпустить шхуну 4 июля. При помощи моих трех слуг, из которых один был малаец и служил поваром, а при случае и портным, а двое - микронезийцы, туземцы Пелау, и нескольких жителей Бонгу я скоро привел мою новогвинейскую усадьбу в надлежащий вид и устроился довольно комфортабельно. Очень интересные сведения я получил от туземцев о бывших в мое отсутствие землетрясениях. Как я уже сказал выше, изменение вида вершин Мана-Боро-Боро (горы Финистер) поразило меня при моем возвращении на этот берег. До моего отъезда (в декабре 1872 г.) растительность покрывала самые высокие вершины; теперь же во многих местах вершины и крутые скаты оказываются совершенно голыми. Туземцы рассказали мне, что во время моего отсутствия несколько раз повторялись землетрясения на берегу и в горах, причем немало жителей в деревнях было убито упавшими кокосовыми деревьями, которые, падая, разрушали хижины. Береговые деревни пострадали главным образом от необыкновенно больших волн, которые следовали за землетрясением, вырывали деревья и уносили с собою хижины, более близкие к берегу.

   При этом я узнал далее от туземцев, что давно, еще до моего приезда в 1871 г., целая деревня, по имени Аралу, находившаяся недалеко от морского берега, между реками Габенеу и Коли, была совершенно смыта громадною волною вместе со всеми жителями. Так как это случилось ночью, все жители погибли, только несколько мужчин, бывшие случайно в гостях в другой деревне, остались в живых, но не захотели вернуться жить на старое место и переселились в Гумбу, которая избежала разрушения, будучи построена далее от берега, чем Аралу⁵. Разрушение этой деревни хорошо помнят даже не очень старые люди, и я полагаю, что это случилось около 1855-1856 гг. {Мне сказали на молодого туземца, который только что родился, когда случилась катастрофа в Аралу; ему не могло быть более 20 лет.} После этой катастрофы в соседних местностях случилось много заболеваний, окончившихся смертью. Это последнее обстоятельство произошло, я полагаю, от разложения органических остатков, выброшенных на берег волнами и гнивших на солнце {Подобный же пример случился на о. Луб в 1875 г. и был сообщен мною в моем письме имп. Русскому геогр. обществу, напечатанном в "Известиях" общества в томе XV, стр. 43⁶.}.

   Это было время, когда туземцы Берега Маклая жгут унан. Вместе со множеством экземпляров Perameles мне принесли один экземпляр тиболя (Macropus tibol Mel.), для которого я устроил род клетки, желая сохранить его живым. Туземцы различают два вида тиболя, называя одного "и-тиболь", а другого - "валь-тиболь". (речного и приморского тиболя). Первый из них, т. е. речной тиболь, должен быть больше ростом и редко достается туземцам. Последние уверяют, что тиболь ест иногда рыбу⁷.

   Август. 2-го собрался идти в Марагум-Мана⁸, а затем 5-го в деревню Рай⁹. Везде в горах заметны были следы землетрясений в виде длинных довольно глубоких трещин, расселин и обвалов. 8-го предпринял экскурсию вверх по реке Габенеу. После 4 часов ходьбы русло поднимается приблизительно на 300 ф. выше уровня моря¹⁰.

   12-го экскурсия на Пик Константин¹¹.

   23-го отправился на о. Били-Били, где туземцы построили мне хижину, темную, но прохладную, на месте, называемом Аиру, и куда я думаю приезжать от времени до времени¹². Вернувшись в Бонгу, я посетил деревни Энглам-Мана, Сегуана-Мана и Самбуль-Мана. Все эти деревни не отличаются значительно друг от друга ни характером построек, ни типом и внешним видом жителей. Собрал при этой экскурсии значительное число черепов, а также разузнал довольно много интересных данных по этнологии горных жителей¹³.

   Сентябрь. Экскурсия в Бан-Мана, Сандингби-Мана, Бурам-Мана, Манигба-Мана и Колику-Мана. Результатом этих экскурсий было прибавление материалов по этнологии, черепов папуасских для коллекций и несколько дней лихорадки¹⁴.

   20 сентября. Был в Гарагасси, где все очень заросло¹⁵. Из посаженных кокосовых пальм только 6 принялись. На большом кенгаре еще крепко держится оставленная клипером "Изумруд" медная доска, хотя красное дерево съедено отчасти муравьями. Я укрепил ее, вбив несколько гвоздей¹⁶. Все сваи моей хижины были до того изъедены муравьями, что легкого толчка ногою было достаточно, чтобы повалить их. В Гарагасси гораздо больше птиц, чем около моего нового дома близ Бонгу, и знакомые крики их живо напомнили мне мою жизнь в этой местности в 1871-1872 гг. Распорядился, чтобы Мбыу, мой слуга из Пелау, и несколько жителей Горенду расчистили бы площадку на месте моей бывшей хижины и около растущих там кокосовых пальм.

   Октябрь. Благодаря моему теперешнему помещению, гораздо более удобному, чем в Гарагасси, я могу заниматься сравнительно-анатомическими работами. Вообще комфорт (лучшее помещение и трое слуг) благоприятно действует на здоровье. В конце сентября и в начале октября был снят первый сбор кукурузы, которую я посеял в июле месяце. Затем я посеял ее снова и множество семян разнообразных полезных растений, привезенных в этот раз. Вокруг моей хижины я посадил 22 кокосовые пальмы, которые все принялись¹⁷.

   Небольшие ранки на ногах, вследствие ушибов о пни, камни, трения обуви и т. п., превращаются здесь при небрежности обращения с ними, а главное от действия на них морской воды, от которой нельзя уберечься, мало-помалу в значительные, хотя и поверхностные раны, которые долго не заживают и часто очень болят. Они не раз удерживали меня от экскурсий и заставляют частенько сидеть дома.

   Кроме письменной работы, я нахожу возможным заниматься антропологическими измерениями. В Гарагасси это было немыслимо, теперь же туземцы достаточно привыкли ко мне и не видят ничего опасного для себя при этих манипуляциях над их личностями. Не нахожу, однако ж, удобным мерить женщин; мужчины здесь ревнивы, а я не желаю с моей стороны подать повод к недоразумениям, к тому же измерения женщин сопряжены с слишком большой возней: уговариваниями, глупыми возражениями и т. д. Одним словом: в этом случае le jeu ne vaut pas la chandelle¹*.

   В Бонгу был большой "ай", в котором принимали участие и женщины (что я увидал в первый раз); процессия возвращения "ая" в деревню представляла очень характерное зрелище, которое стоило бы нарисовать¹⁸.

   Узнал подробности операции "у-ровар", или "мулум" (обрезание). Почти все "улео-тамо" следуют этому обычаю (за исключением некоторых из островов архипелага Довольных людей), но почти что все горные жители не признают его¹⁹.

   Ноябрь. Часто хворал лихорадкой, и раны на ногах плохо заживают. Когда было возможно, занимался сравнительно-анатомическими работами, а то читал. Боль от ран бывает по ночам так значительна, что приходится принимать хлорал, чтобы спать.

   Когда температура по утрам спускается до 21°, то я ощущаю положительно холод, совершенно, как и туземцы, которые дрожат при этом всем телом.

   5 декабря. После многодневных приготовлений сегодня начался "мун" в Бонгу, самый значительный, который мне пришлось до сих пор видеть, почему я постараюсь описать его²⁰.

   Декабрь. Состояние моих ног заставляет сидеть дома.

   22 декабря. Курьезная сцена произошла сегодня в Бонгу. Как я уже не раз говорил, днем по деревням людей в обыкновенное время не бывает: мужчины или в других деревнях, на охоте, на рыбной ловле, в лесу или на плантации; женщины с детьми, большими и малыми, также на плантациях. Возвращаются они перед заходом солнца. Зная это, а также и то, что мун уже кончился несколько дней назад, мы были удивлены, услышав несколько громких поспешных ударов в барум, который сзывал людей с плантации в деревню. Я отправился также туда и был там один из первых.

   Подоспевший ко мне Буа рассказал мне следующее, а в это время из хижины Лако неслись крики его жены. Дело было вот в чем: Лако, вернувшись раньше обыкновенного в деревню, застал затворенной в своей хижине жену, но не одну, а в обществе Калеу, молодого неженатого человека лет 22. Туземцы вообще ходят так тихо, что виновные были застигнуты совершенно врасплох. Калеу, побитый или нет, не знаю, выбрался из хижины Лако, который начал тузить жену. Он на минуту оставил ее, чтобы созвать с помощью барума своих друзей. Когда я пришел, Калеу стоял, потупившись, около своей хижины, а Лако продолжал чинить расправу в своей. Наконец, он выскочил, вооруженный луком и стрелами, и, оглядев кругом присутствующих, которых уже набралась целая толпа, увидел Калеу; тогда он остановился и стал выбирать стрелу для расправы. В то же время один туземец подал и Калеу лук и несколько стрел.

   Смотря на Лако и на крайнее его возбуждение, я не думал, что он в состоянии попасть в противника, и действительно стрела пролетела далеко от Калеу, который стоял, не шевелясь, ожидая экзекуции. И другая стрела не попала в цель, так как Калеу вовремя отскочил в сторону, после чего Калеу не стал ждать третьей и быстро скрылся. Стрелял ли он в Лако или нет, я сам не заметил, я следил за первым. Мне, однако ж, сказали, что он выстрелил раз и не попал. По уходе Калеу ярость Лако обратилась на хижину последнего. Он стал рвать крышу и ломать стены ее; здесь туземцы нашли подходящим вмешаться и постарались отвести его в сторону.

   На другой же день я застал противников дружелюбно сидящих у берега моря и курящих одну и ту же сигару. Увидя меня, оба захохотали: "А ты вчера видел?" - спросил меня Лако. "Видел",- отвечал я. "А что ж сегодня Калеу - хороший или дурной человек?" - захотел я знать. "О, хороший, хороший",- заявил Лако, между тем как Калеу говорил то же о своем сопернике.

   На тропинке в Бонгу я встретил Унделя и указал ему на сидящих Лако и Калеу. Ундель сказал мне, что Лако прогнал свою жену, которая живет теперь в хижине Калеу, причем он прибавил известную пантомиму и громко рассмеялся.

   Однако ж такие случайности происходят очень не часто; это всего третья, о которой я узнал.

  

  

   Январь. Мои наблюдения по антропологии подвигаются довольно хорошо. Волоса новорожденных не курчавы. До сих пор измерил 102 головы мужчин, 31 - женщин и 14 - детей. Ноги, руки и ногти туземцев²¹.

   Пример, как европейские произведения легко вытесняют туземные традиционные украшения. Экскурсия в Бурам-Мана²².

   Февраль. Пребывание в Аиру и экскурсия в архипелаг Довольных людей, а также в деревню Эремпи²³.

   Тревога людей Бонгу вследствие "Булу-Рибут" около моей хижины²⁴.

   Ноги все еще сильно болят.

   Март²⁵. Свадьба Мукао²⁶. Разговор с Бугаем "тамо-муен-муен сен гена арен!"²⁷.

   Апрель. Забрал "пат Горенду", потому что "тамо Горенду дигар таталь" (Дигу жаловался, что Бугай забрал "пат Горенду")²⁸.

   Убеждение о моей глубокой старости²⁹.

   Западня для диких свиней³⁰.

   Отвращение к пище³¹.

   Май. Экскурсия в Аиру и на острова Довольных людей³².

   Смерть жены Моте³³.

   Июнь. Экскурсия в Гориму³⁴.

   Трепанг оказывается действительно очень вкусным³⁵.

   Июль. Экскурсия вдоль берега до деревни Телят, а затем на гору Сирул³⁶.

   Смерть Вангума, а затем неожиданная смерть маленького Туя.

   Туземцы хотят войну. Мой отказ³⁷.

   Август. Мой второй дом кончен³⁸.

   Большие бананы, так наз. мога-биган, весят около 500 grm.

   Кусок каменного угля из реки и отзывы Буа о его нахождении³⁹.

   Сентябрь. "Мун" в Богати. Головные украшения⁴⁰.

   Привезенные семена, посеянные на плантациях туземцев, хорошо растут. Плавающие крокодилы часто переплывают большие расстояния залива.

   Октябрь. Похороны Танока в Гумбу⁴¹. Люди Горенду действительно думают выселиться.

   Ноябрь. Недобросовестность моих людей, которые крадут вещи для вымена на них разных предметов туземцев; не будучи в хороших отношениях друг с другом, один день М. приходит сказать, что С. крадет, на другой С. показывает, что М. обкрадывает⁴².

   6 ноября. Приход шхуны "Flower of Yarrow".

   9 ноября. Смерть и похороны матроса Абу.

   10 ноября. Около 6 часов вечера подняли якорь. Оставил много вещей в доме, который я запер и предоставил охранять людям Бонгу.

  

  

   12 августа. Когда к 9 часам утра в своей дынге⁴⁴ я отправился в Богати, вся гора Тайо с пиком Константин была ясно видна. Нигде ни облачка.

   При порядочном ветре в полтора часа прибыл в Богати. Встретившие меня туземцы перенесли вещи в хижину Коды-Боро. Они мне сказали, что уже слишком поздно, чтобы идти на гору, и следует подождать до завтра.

   13 августа. Поднял людей в 3 часа утра. Напившись кофе и распределив вещи между несколькими носильщиками, отправился при свете неполной луны сперва по лесной тропинке, а затем по высохшему ложу реки Иор. Хотя было темно и дорога неудобна, я, однако ж, ни разу не споткнулся. Начинаю делаться в этом отношении папуасом. Когда рассвело, я записал имена моих спутников, которых оказалось 34 человека⁴⁵.

   Не взяв провизии, пришлось зайти в деревню Ярю (810 ф. над уровнем моря).

   Моим спутникам очень не хотелось идти далее в горы, но я не обратил на это внимания, тем более что людей у меня было раз в пять более, чем было нужно. К каравану присоединилось несколько человек из деревни Ярю. Мы продолжали следовать по ложу реки, т. е. по булыжникам; в некоторых местах (у порогов) пришлось карабкаться вверх по гладким мокрым камням. Вообще дорога была не особенно хороша. В третьем часу пошел дождь, и все горы были покрыты облаками; идти поэтому вперед было не к спеху. Я сказал туземцам, чтобы они строили шалаш, а сам расположился на ночлег. Сварил себе суп и смерил высоту местности помощью аппарата Реньо, которого результат был почти что одинаков с показанием моего анероид-барометра. Высота оказалась равною 860 футам над уровнем моря. Было очень прохладно, вероятно вследствие дождя. Всю ночь дождь лил как из ведра. Крыша из непромокаемого одеяла, растянутого над моею койкою, оказалась очень удачно расположенною. Несмотря на ливень, я остался совершенно сух, но воздух был весьма сыр, и я не был уверен, что день пройдет без лихорадки.

   Я поднялся в 6 часов и, видя, что не все мои люди готовы, не стал их ждать, а объявил, что тамо-билен {В слове "билен" ен произносится в нос, как французское i и in.} могут следовать за мной, тамо-борле могут оставаться. Это подействовало, почти все последовали за мной.

   Вследствие дождя ночью в реке было гораздо больше воды, чем вчера, камни были очень скользки, и надо было быть весьма осторожным в некоторых местах.

   Пройдя немного, пришлось лезть по скату направо, без малейшего следа тропинки. Мои спутники стали уверять, что здесь дороги нет, почему мне пришлось идти или, вернее, лезть вперед. К великой моей досаде, я почувствовал, что вчерашний дождь, от которого я промок, и ночная сырость оказали свое действие и что пароксизма лихорадки мне не миновать. Голова сильно кружилась, и я подвигался как бы в полусне. К счастью, скат был покрыт лесом, так что можно было, придерживаясь и цепляясь за лианы, сучья и корни, подвигаться вперед. При одной крутизне помню, что потянул руку к лиане, что произошло после этого - положительно не знаю...

   Проснулся я как будто от человеческих голосов. Я открыл глаза - вижу кругом лес, и не мог ясно представить себе, где я. От общего утомления я снова закрыл глаза и при этом почувствовал значительную боль в разных частях тела и отдал себе отчет, что нахожусь в очень странном положении: голова лежит низко, между тем как ноги гораздо выше. Я все-таки не мог уяснить себе, где нахожусь.

   Когда я опять открыл глаза, то недалеко от меня послышался возглас: "А я тебе говорил, что Маклай не умер, а только спит". Несколько человек туземцев выглянули из-за деревьев. Вид этих людей возвратил мне память. Я вспомнил, что с ними я лазил в гору, вспомнил, как схватился за лиану, чтобы удержаться. Мой вес оказался несоответственным ее крепости, и вот каким образом я очутился на десяток шагов ниже и в таком неудобном положении. Я недоверчиво пощупал ноги, бок и спину, а затем приподнялся. Ничего не было сломано, хотя бок и спина болели, и кажется, что я почувствовал себя бодрее, чем когда свалился. Хотел посмотреть на часы - оказалось, что, вероятно, от толчка при падении они остановились. Солнце было уже высоко, так что я имел основание думать, что пролежал в не особенно комфортабельном положении более 2 часов, а может быть, и еще дольше.

   Времени нельзя было терять, а то к 3 часам, пожалуй, опять пойдет дождь, и с вершины ничего не будет видно. К счастью, один из моих анероидов оказался в полной исправности. В этом месте высота горы была 1500 ф. Немного пошатываясь, спустился я к неглубокой долинке и сошел, а затем взобрался снова на холм, который туземцы называют Гумугуа и вышина которого была 1880 ф. После него следовала опять неширокая долина, а затем возвышенность в 2400 ф. Идя все далее, мы пришли к вершине горы Тайо, к куполообразной возвышенности, которая с моря придает этому пику такую характерную форму. На небольшой площадке росло много высоких деревьев; высота здесь была 2680 ф. Мои спутники, чтобы показать жителям окрестных деревень, что мы добрались до вершины, зажгли костер.

   Двум из них, более ловким, я передал белый флаг из толстой холстины, могущий противостоять некоторое время разрушению и прикрепленный к палке, с приказанием привязать его у вершины самого высокого дерева, обрубив сперва сучья. Когда это было сделано, мы отправились вниз. Я был разочарован этою экскурсиею, потому что по случаю растительности вокруг площадки на вершине пика панорама была очень ограниченная, а я не подумал взять с собою несколько топоров, чтобы вырубить кругом деревья. Мы сошли вниз до места нашего ночлега благополучно и, пообедав здесь, направились в Богата. Из ближайших деревень сходились люди, так что к вечеру моя свита состояла более чем из 200 человек. Хотя я чувствовал значительную усталость, я не захотел нигде останавливаться, и при свете многих десятков факелов мы вошли в Богати в 9 1/2 часов вечера⁴⁶.

  

  

   Так как Каин не знал дороги в эту деревню, мы заехали на о. Сегу и забрали там двух людей как путеводителей. Из бухты мы вышли в речку Аюн-Монгун. Проехав незначительный приток ее, мы очутились в небольшом, почти что круглом, окруженном лесом озерке, называемом Моут-Монгун. Здесь пришлось оставить пирогу и идти по узкой тропинке, очень неудобной по причине множества пересекающего ее ротанга, цепляющегося за платье. Замечательно высокий дикий бананник обратил на себя мое внимание; плоды были маленькие, зеленые, полные зерен. Их нельзя было есть. Листья были также сравнительно с другими видами очень узки.

   Мы продолжали наш путь на W и после более чем часовой ходьбы пришли в деревню Бомассия. Жители ее были очень испуганы моим неожиданным появлением и, вероятно, моим видом, так как они до сих пор, как мне сказал Каин, не видали белых. Несколько протяжных ударов в барум созвали жителей деревни, которые работали на плантациях, и окружных селений (люди эремпи⁴⁸ живут в небольших, разбросанных в лесу хижинах, приходя от времени до времени в главную деревню). Хижины в Бомассии были почти все на сваях, а люди внешностью ничем не отличались от других папуасов Берега Маклая. Я смерил несколько голов и записал несколько слов их диалекта. Хотя люди здесь положительно людоеды, но в своих украшениях не имеют ни одного человеческого зуба или кости и последние никогда не употребляются ими как орудия. Каин мне сказал, что остатки костей выбрасываются в море. Я здесь видел щиты другой формы, чем на островах Довольных людей; они не круглы, а продолговаты.

   Возвращаясь на другой день рано утром, я с удивлением услыхал очень громкий голос, который я не мог отнести никакому мне известному животному; во всяком случае, можно было думать, что животное это должно быть значительных размеров. Я был очень удивлен, узнав, что это был голос взрослого казуара. Каин уверял, что их здесь, в этом лесу, особенно много и что он часто слышал их.

  

  

   Мне как-то не спалось и подумалось мне, что хорошо было бы послушать музыку, которая всегда освобождает от различных назойливых размышлений. Ряд дальнейших соображений навел меня на мысль о том, что, путешествуя на Малайском полуострове, я не раз в селениях и даже в лесу засыпал под звуки своеобразной заунывной музыки т. н. малайских булу-рибут.

   Надеясь, что Сале сумеет их сделать, я заснул, очень довольный своей идеей. Узнав на другой день, что Сале действительно умеет делать булу-рибут, я приказал ему заняться ими и сделать мне 4-5 штук различной величины.

   Объясню в двух словах, что такое булу-рибут, по крайней мере та форма, которая в употреблении у малайцев Иохора (южной оконечности Малайского полуострова) и Явы. Они состоят из стволов бамбука различной длины (до 60 ф. и более), внутренние перегородки которых удалены, а затем в разных местах и в различных расстояниях друг от друга сделаны продольные щели, широкие и узкие. Такие бамбуки укрепляются у хижин, на деревьях, в деревне, а иногда и в лесу; ветер, проникая в щели - в одну или несколько зараз - производит весьма курьезные звуки. Так как отверстия расположены с разных сторон бамбука, то различный ветер приводит в действие эти оригинальные эоловы арфы. От длины и толщины стенок бамбука, степени сухости его и положения булу-рибут (т. е. находится ли он посреди дерева или на вершине его) зависит характер звуков.

   Дня через три Сале показал мне 5 штук сделанных им булу-рибут; два из них имели более 40 ф. в вышину. С помощью моих людей я распределил их по вершинам стоящих около хижины деревьев, укрепив один из них на самой вершине моего дома. Так как полагается - как объяснил мне Сале - чтобы булу-рибут стоял перпендикулярно, то нам стоило немалого труда прикрепить их к деревьям надлежащим образом, тем более что их нужно было привязывать во многих местах, для того чтобы их не сдуло ветром.

   Я с нетерпением ждал вечера, чтобы убедиться, удались ли Сале его булу-рибут, так как днем ветер слишком силен и шелест листьев окружающего леса и шум прибоя на рифе вокруг мыска заглушают звуки малайской эоловой арфы.

   Заботы и разнообразная деятельность в течение дня совершенно отвлекли меня от мысли о бамбуках, и только когда я уже лег и стал засыпать, я услышал какие-то протяжные меланхолические звуки, а затем был озабочен резким свистом, раздавшимся у самого дома; свист этот повторялся неоднократно. Несколько других трудноопределяемых звуков - не то завывание, не то плач - слышались близ дома. Я услыхал голоса Сале и Мёбли, толкующих о булу-рибут, и вспомнил о нашем утреннем занятии. В течение ночи меня раза два будил резкий свист на веранде; также явственно слышал я звуки и других бамбуков. Вся окрестность казалась оживленною этими звуками, которые перекликались, как разноголосые час