Главная » Книги

Фет Афанасий Афанасьевич - Письма, Страница 20

Фет Афанасий Афанасьевич - Письма


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24

оту источником
  своего литературного заработка. Неизменным редактором его переводов был
  Тургенев; у него была привычка (пишет в "Моих воспоминаниях" Фет)
  "пародировать иногда очень забавно не нравящиеся ему стихи. Так, между
  прочим, во время чтения в приятельском кругу моего перевода "Юлия Цезаря"
  Тургенев, пародируя некоторые стихи, придумал:
  
  
  
  
  "Брыкни, коль мог, большого пожелав,
  
  
  
  Стать им, коль нет и в меньшем без препон".
  
  
  Конечно, такие пародии предназначались для приятельского круга, а никак
  не для публики, чего, конечно, не мог не понимать Некрасов; а между тем в
  разборе моего "Цезаря" он напечатал эту пародию, никак не стесняясь". В
  "Современнике" (1859, кн. 6) была помещена издевательская статья за подписью
  "М. Лавренский" (принадлежащая Д. Михаловскому) - "Шекспир в переводе г.
  Фета", в которой использовалась тургеневская пародия.
  
  2 Речь идет о ссоре Тургенева с Толстым 27 мая 1861 г., происшедшей у
  Фета в Степановке; Тургенев признавал себя виновным.
  
  3 Фет намекает на отзыв Тургенева о стихотворении "Я пришел к тебе с
  приветом...". А. Я. Панаева в своих воспоминаниях пишет: "Очень хорошо
  помню, как Тургенев горячо доказывал Некрасову, что в одной строфе
  стихотворения "Не знаю сам, что буду петь, - но только песня зреет!" Фет
  изобличил свои телячьи мозги"
  
  
  
  
  
   Л. Н. Толстому
  
  
  Лев Николаевич Толстой (1828-1910) и Фет были знакомы без малого сорок
  лет; более двадцати лет продолжалась между ними переписка. Хорошо
  сохранившаяся (известны 139 писем Фета и 171 письмо Толстого; находятся в
  Государственном музее Толстого), она представляет собой один из самых
  значительных эпистолярных памятников русской литературы. Первым публикатором
  толстовских писем стал сам Фет, включивший множество их (наряду с письмами
  Тургенева, Боткина и других литераторов) в книгу "Мои воспоминания". (Письма
  Толстого к Фету читатель может найти в Полном собрании сочинений Толстого,
  т. 1-90, М.-Л., 1928-1958.) Первая значительная публикация фетовских писем
  была осуществлена лишь в 1939 году И. А. Покровской ("Литературное
  наследство", т. 37-38, кн. II). Для обнародования писем Фета к Толстому -
  равно как и для изучения их отношений - много сделала С. А. Розанова: ей
  принадлежит не только наиболее полная на сегодняшний день публикация
  переписки двух писателей (Л. Н. Толстой. Переписка с русскими писателями,
  изд. 2-е, дополненное, т. 1-2. М., 1978), но и основательная статья "Лев
  Толстой и Фет. (История одной дружбы)" ("Русская литература", 1963,  2).
  Фет и Толстой познакомились в Петербурге в конце 1855 года. Отношение
  Толстого (независимого в своих суждениях) к Фету началось прямо с самой
  высокой точки - уже в письме 1857 года к В. Боткину Толстой писал: "И откуда
  у этого добродушного толстого офицера берется такая непонятная лирическая
  дерзость, свойство великих поэтов?" Фет в "Моих воспоминаниях" о начальном
  периоде отношений с Толстым ограничивается лишь следующим замечанием: "...я
  в то время еще не читал ни одной его строки и даже не слыхал о нем, как о
  литературном имени... Но с первой минуты я заметил в молодом Толстом
  невольную оппозицию всему общепринятому в области суждений" {MB, I, с.
  106.}. Настоящее сближение между Фетом и Толстым началось с 1858 года: оба
  они вышли в отставку, Толстой жил в Ясной Поляне, Фет приезжал с женой на
  лето в Новоселки к Борисовым, и между Новоселками и Ясной Поляной, между
  Борисовыми, Фетами и Толстыми образовался близкий и дружеский круг общения.
  В этом кругу появлялся и Тургенев; и если отношение к нему Фета стояло под
  знаком "фанатического поклонения" и "отчаянных споров", то существо своего
  общения с Толстым Фет выразил так: "Жгучий интерес взаимного ауканья". "Ау!
  Дяденька! Ауу! <...> не отзоветесь ничем, когда весна и знаете, что все о
  вас думают и что я... алкаю вас видеть и слышать" - так окликает своего
  друга Толстой из Ясной Поляны в мае 1859 года; и во многих письмах Толстого
  слышится этот зов "дяденьки Фетиньки", которого ему "брюхом хочется видеть".
  И потому так предвкушает Толстой их встречу и так ярко рисует образ своего
  желаннейшего собеседника (в письме от 15 февраля 1860 года): "Когда я увижу
  вас, драгоценный дядюшка, - так мне брюхом иногда хочется подразнить вас,
  вызвать на закурдялены и посмотреть, как вы, отмочив пулю, открыв челюсти и
  подобрав язык под зубы, улыбаетесь и думаете: "Вот, на-ка, выкуси!" Толстой
  с наслаждением слушал "закурдялены" своего друга - Фет был "неистощим в
  речах, исполненных блеска и парадоксов" (по словам Н. Страхова). Дочь
  Толстого Татьяна Львовна вспоминала: "Было время, когда папа находил его
  самым умным изо всех его знакомых и говаривал, что, кроме Фета, у него
  никого нет, кто так понимал бы его..." {Т. Л. Сухотина-Толстая.
  Воспоминания. М., 1977, с. 54.}
  
  Взаимная симпатия родственных натур усиливалась одним существенным
  жизненным обстоятельством: вслед за Толстым, оставившим литературное
  поприще, и Фет решил (не без влияния своего яснополянского друга) бросить
  литературу и "сесть на землю". Узнав об этом решении, Толстой писал Фету (23
  февраля 1860 года): "Ваше письмо ужасно обрадовало меня, любезный друг
  Афанасий Афанасьевич! Нашему полку прибудет, и прибудет отличный солдат. Я
  уверен, что вы будете отличный хозяин". Начался период особой близости -
  степановского фермера и яснополянского помещика. "Что же их сблизило?
  Несомненно, в первую очередь общность условий жизни в широком смысле этого
  слова; тут и разрыв с литературными кругами, и неприятие деятельности
  революционной партии, вражда и к либералам, и к бюрократической верхушке, к
  "рассудителям", и апология непосредственности, артистически свободное
  отношение к искусству. Но было еще другое, что в 60-е годы особенно роднило
  и сближало их - неослабевающее влечение к покинутой ими литературе" {С. А.
  Розанова. Лев Толстой и Фет (История одной дружбы). - "Русская литература",
  1963,  2, с. 90.}. У двух "отставных литераторов" сложился своеобразный
  ритуал: с весенним пробуждением природы Толстой ждал от своего друга -
  "певца весны" - нового весеннего стихотворения: "У вас весной поднимаются
  поэтические дрожжи, а у меня восприимчивость к поэзии". "Как вы приняли
  нынешнюю весну? - спрашивает Толстой Фета в одном майском письме 1866 года.
  - Верно, написали весну. Пришлите". И Фет присылал:
  
  
  
  
   Пришла, - и тает все вокруг,
  
  
  
   Все жаждет жизни отдаваться,
  
  
  
   И сердце, пленник зимних вьюг,
  
  
  
   Вдруг разучилося сжиматься.
  
  
  
  
   Заговорило, зацвело
  
  
  
   Все, что вчера томилось немо,
  
  
  
   И вздохи неба принесло
  
  
  
   Из растворенных врат эдема.
  
  
  
   . . . . . . . . . . . . . . .
  
  
  
   Нельзя заботы мелочной
  
  
  
   Хотя на миг не устыдиться,
  
  
  
   Нельзя пред вечной красотой
  
  
  
   Не петь, не славить, не молиться.
  
  
  Весенние стихи Фета менее всего были литературным зудом "упраздненного
  сочинителя" - они появлялись так же естественно и непроизвольно, как
  весенние цветы из-под снега; Толстой недаром называл "живыми" и
  "прекрасно-рожеными" лирические создания своего друга и как раз по поводу
  его стихийного, неиссякаемого, вечно молодого "лирического инстинкта" писал
  ему: "Я свежее и сильнее вас не знаю человека". Сообщив однажды Фету, что
  новое стихотворение пронзило его до слез, Толстой затем подтверждает свое
  первое впечатление: "я его теперь помню наизусть и часто говорю себе".
  Толстой учил наизусть многие фетовские стихотворения - и это, может быть,
  самое очевидное свидетельство его органической потребности в этой лирике:
  она поистине питала его душу и сердце, более того - она входила "в плоть и
  кровь" его собственного творчества.
  
  Проблема творческих связей Толстого и Фета поставлена давно. Б.
  Эйхенбаум писал: "Стихами Фета Толстой заинтересовался еще в 50-х годах и
  тогда же заметил особенности его метода... Эта "лирическая дерзость",
  схватывающая тонкие оттенки душевной жизни и переплетающая их с описанием
  природы, привлекает внимание Толстого, разрабатывающего "диалектику души" во
  всей ее противоречивости и парадоксальности. Знакомство с поэзией Фета
  сообщает этой "диалектике души" особый лирический тон, прежде
  отсутствовавший" {Б. Эйхенбаум. Лев Толстой. Семидесятые годы. Л., 1974, с.
  182.}. Вслед за Б. Эйхенбаумом отмечал связь толстовской прозы и фетовской
  лирики Н. Берковский; говоря о том, что "романы Толстого безмерно богаты
  поэтическими эпизодами", и обращаясь к эпизоду московского утра Левина в
  "Анне Карениной", исследователь писал: "Московское утро, чудеса этого утра -
  голубь, который "затрещал крыльями и отпорхнул, блестя на солнце между
  дрожавшими в воздухе пылинками снега", мальчик, который подбежал к голубю,
  окошко, в котором выставились сайки, посыпанные мукой, - все это подобно
  лирическому стихотворению Фета..." {Н. Я. Берковский. О мировом значении
  русской литературы. Л., 1975, с. 101.} С. Розанова, отмечая, что в "Анне
  Карениной" явственно слышатся отголоски разговоров Толстого и Фета о судьбах
  русского дворянства ("...многое в этом творении близко самым сокровенным
  думам самого Фета: и образ помещика Левина, углубленного в горестные
  размышления о судьбе землевладельческого класса в России... и неприятие
  петербургско-бюрократической каренинской России"), так резюмирует историю
  близости Толстого и Фета: "Совпадение некоторых тем, ситуаций, настроений в
  творчестве обоих писателей в 60-е годы - результат известной общности
  мировосприятия: преклонение перед стихией жизни, утверждение величия,
  истинности и мудрости природы, скептическое недоверие к разуму, поэтическое
  освещение некоторых сторон жизни дворянских гнезд" {С. Розанова. Указ. соч.,
  с. 94.}.
  
  Нельзя не видеть, что особое сближение Фета и Толстого произошло на
  почве их общего "обращения к земле" в конце 50-х годов. Но столь же
  очевидно, что начало их расхождения оказалось прямо связанным с тем, что в
  жизни каждого из них завершился этот - так их роднивший - "земледельческий
  период". У Фета желание отказаться от всепоглощающей хозяйственной
  деятельности выразилось даже в полной смене "жизненного пространства":
  "Затеял и привожу в исполнение совершенную реформу в своих делах. Пора
  концентрироваться и жить для себя. Сегодня были два покупателя на
  Степановку, и "отресите прах от ног ваших..." - писал Фет Толстому 16
  октября 1876 года, и вскоре, продав Степановку, перебрался в приобретенную
  за большие деньги старинную усадьбу Воробьевку. Здесь начался последний,
  "воробьевский" период литературной деятельности Фета - обильной,
  разнообразной и знаменитой мощным взлетом его поэтического гения -
  "Вечерними Огнями". Но, добившись упорным трудом своей жизненной цели, став
  крепким помещиком и законным дворянином, Фет хотя и оставил хозяйствование,
  но продолжал идеологическую деятельность на этом поприще, неустанно развивая
  и защищая свою любимую
  идею
  о
  создании
  в
  России
  "земледельчески-дворянски-классической аристократии" (по
  выражению
  Тургенева). В июне 1879 года Толстой провел один день у Фета в Воробьевке -
  и писал жене: "От Фета, его болтовни устал так, что не чаял как вырваться".
  И это не было проявлением каприза или дурного расположения духа: это была
  реакция нового Толстого, тоже завершившего целый период своей жизни и
  пребывавшего в состоянии мучительного поиска нового жизненного пути. За год
  до этого Толстой писал Фету (6 апреля 1878 года): "Кабы нас с вами истолочь
  в одной ступе и слепить потом пару людей, была бы славная пара. А то у вас
  так много привязанности к житейскому, что, если как-нибудь оборвется это
  житейское, вам будет плохо; а у меня такое к нему равнодушие, что нет
  интереса к жизни..." Это письмо обозначает собой тот рубеж, с которого два
  друга ("родня по уму и сердцу" - слова Толстого) начинают резко расходиться
  в разные стороны. Причина расхождения, по существу, обозначена в этом же
  письме. Если раньше в лице Тургенева фетовскому консервативному
  почвенничеству противостоял убежденный либерал-западник, то теперь Фет в
  своем "непоколебимом уважении к законности, личности и собственности"
  натолкнулся на противостояние Толстого, как раз все это отрицавшего с
  обретенных им позиций патриархально-общинного "мужицкого демократизма" и
  "первоевангельской правды". Толстой отказался от всех своих прежних
  ценностей - и как дворянин, и как художник; не удивительно, что и Фет - как
  мыслитель и поэт - более не представлял для него ценности: как бы
  символизирует это новое отношение Толстого к Фету письмо последнего от 27
  мая 1880 года, которое Толстой разрезал на полосы и употребил в качестве
  закладок. Переписка двух писателей этого времени заполнена
  философско-религиозными спорами - но и они скоро кончаются: в коротком
  письме от 12 мая 1881 года Толстой пишет: "Я очень заработался и очень
  постарел нынешний год; но не виноват в перемене моей привязанности к вам".
  От этого последнего из известных писем Толстого к Фету, обозначающего момент
  кризиса в их отношениях, можно провести прямую линию к отзывам 1889-1890
  годов, представляющих собой крайнюю точку негативного отношения Толстого к
  Фету. Записи в толстовском дневнике 14 января 1889 года: "Жалкий Фет со
  своим юбилеем. Это ужасно! Дитя, но скупое и злое". О "жалком" и "безнадежно
  заблудшем" Фете Толстой записывает в дневнике еще раз, а 20 декабря 1890
  года говорит своему знакомому Жиркевичу: "Человек пятьдесят лет писал только
  капитальные глупости, никому не нужные, а его юбилей был чем-то похожим на
  вакханалию: все старались его уверить, что он пятьдесят лет делал что-то
  очень нужное, хорошее..." {ЛН, т. 37-78, кн. II, с. 420.}
  
  Фет, со своей стороны, неизменно говоря о непреходящей ценности
  художественных созданий Толстого, не скрывал своего резко отрицательного
  отношения к "Толстому-проповеднику": "Я никому не уступлю в безграничном
  изумлении перед могуществом таланта Льва Толстого; но это нисколько не
  мешает мне с величайшим сожалением видеть, что он зашел в терния каких-то
  полезных нравоучений, спасительных для человечества. История человечества
  представляет целый ряд примеров, что наставления приводили людей только к
  безобразным безумствам и плачевному изуверству..." (письмо к Полонскому от
  23 января 1888 года).
  
  Однако некая связь между ним и Толстым продолжала существовать, хотя
  они давно уже "смотрели в разные стороны". В письме к С. Толстой от 14
  сентября 1891 года (см. письмо  57) Фет и пытался передать это ощущение с
  помощью своеобразно перетолкованной эмблемы российского двухглавого орла:
  "...я ощущаю себя с ним единым двуглавым орлом, у которого на сердце эмблема
  борьбы со злом в виде Георгия с драконом, с тою разницей, что головы,
  смотрящие врозь, противоположно понимают служение этой идее: голова Льва
  Николаевича держит в своей лапе флягу с елеем, а моя лапа держит жезл
  Ааронов, - нашу родную палку". В этом же письме Фет послал Толстой свое
  "поэтическое приношение" ко дню ее именин - новое стихотворение "Опять
  осенний блеск денницы..."; чрезвычайно интересен ответ С. Толстой - она
  писала Фету 17 сентября 1891 года из Ясной Поляны: "Какую надо иметь
  настоящую поэтическую силу, чтоб сказать:
  
  
  
  
  
  Дрожит обманчивым огнем.
  
  Мы оба с Львом Николаевичем ахнули от удовольствия, когда прочли этот стих,
  да и все стихотворение. Как он ни отрицай всего - теперь это у него стало
  болезненно, это отрицание, - но он впился в ваше стихотворение, и всегда
  вопьется во все то, что красота, искусство и поэзия, - иначе я не могла бы
  любить его, и вы не признали бы его с собой единым, двуглавым орлом" {ГБЛ.}.
  С. Толстая говорит здесь о той же противоречивости натуры своего мужа,
  которую она так выразительно описала ранее в письме Фету от 10 июня 1887
  года: "...одна сторона живет страстно всеми земными благами; я не знаю
  человека, который мог бы всем существом так страстно наслаждаться всем: и
  природой, и музыкой, и весельем, и всем, всем, что дано для радости. И рядом
  другая сторона, отрицающая все это и мучительно стремящаяся к убиванию
  всего этого, во имя любви к ближнему и разделения благ между всеми..." {Там
  же.} Очевидно, Фет тоже глубоко постиг эту двойственность натуры Толстого, и
  поэтому, спокойно выдерживая толстовскую "проповедь против поэзии", он
  уверенно говорил о неискоренимости в нем художнического начала. В годы
  наибольшего с Толстым расхождения он все-таки писал ему (в письме,
  предположительно датируемом 7 июня 1884 года - см. письмо  47): "Вы сидите,
  сидите, ломаете себя всеми зависящими от человека средствами (я все это
  хорошо понимаю), да вдруг Ваша целостная, могучая природа художника и хлынет
  из Вас, как из напруженного меха". Фету было памятно одно признание
  Толстого, сделанное в письме к нему летом 1880 года, когда Толстой уже
  выходил на свою новую дорогу сурового морализма и отрицания всех
  "искусственных потребностей": "Теперь лето, и прелестное лето, и я, как
  обыкновенно, ошалеваю от радости плотской жизни и забываю свою работу.
  Нынешний год долго я боролся, но красота мира победила меня". И наверное,
  именно фетовская непоколебимая верность "красоте мира" привела к тому, что
  Толстой в конце концов протянул своему противнику руку примирения. В октябре
  1892 года он попросил жену, которая собиралась навестить в Москве больного
  Фета: "Скажи ему, чтоб он не думал, как он иногда думает, что мы
  разошлись..." В ответ на эти слова поэт сказал С. Толстой, что если бы в эту
  минуту вошел Толстой, то он поклонился бы ему в ноги - поклонился бы
  великому художнику (сам Фет, в это время близкий к смерти, был потрясен
  великой правдой изображения смерти у Толстого). Так, почти "на краю могилы",
  состоялось примирение Фета и Толстого. Но может быть, самым знаменательным
  его проявлением оказался отзыв Толстого о Фете, записанный Горьким при его
  общении с писателем в Крыму в конце 1901 - начале 1902 года. Толстой,
  прошедший через полное отрицание поэзии, называвший ее "умственным
  развратом", теперь снова обращается к Фету: "Поэзия - безыскуственна; когда
  Фет писал:
  
  
  
  
   Не знаю сам, что буду
  
  
  
   Петь, но только песня зреет, -
  
  этим он выразил настоящее, народное чувство поэзии. Мужик тоже не знает, что
  он поет, - ох, да-ой, да-эй, - а выходит настоящая поэзия, прямо из души,
  как у птицы" {М. Горький. Лев Толстой. - В кн.: "М. Горький о литературе".
  М., 1953, с. 179.}. Стоит только вспомнить о долгом идейном пути "мужицкого
  демократизма", пройденного Толстым, об исключительной важности для него
  этого критерия, чтобы стала ясна высочайшая степень оценки поэзии Фета в
  этом толстовском высказывании. Толстой как бы с другой стороны вернулся к
  собственной оценке Фета 1857 года, когда в его "лирической дерзости" увидел
  признак великого поэта.
  
  
  
  
  
  
   13
  
  
  1 Николай Николаевич Толстой (1823-1860), брат писателя, владелец
  усадьбы Никольское (Чернский уезд Тульской губернии).
  
  2 Надежда Афанасьевна Борисова, Мария Петровна Фет, Иван Петрович
  Борисов.
  
  3 Издателем нового журнала "Русское слово" был гр. Г.
  Кушелев-Безбородко, редакторами - Я. Полонский и А. Григорьев. Драма
  Шекспира "Антоний и Клеопатра" в переводе Фета была опубликована в
  февральском номере журнала за 1859 г.
  
  
  
  
  
  
   14
  
  
  1 Писатель Д. В. Григорович и молодой помещик И. Раевский (впоследствии
  близкий Л. Толстому).
  
  
  
  
  
  
   15
  
  
  1 В память о Н. Н. Толстом (умершим от чахотки в Гиере 20 сентября 1860
  г.) Л. Толстой заказал в Брюсселе его бюст скульптору Гифсу.
  
  2 Николай Николаевич Тургенев (1795-1881) - дядя писателя, управлявший
  Спасским в 1853-1867 гг.
  
  
  
  
  
  
   17
  
  
  1 Эпиталама - свадебная песнь.
  
  2 Драматическая поэма "Дон-Жуан" и роман "Князь Серебряный" -
  произведения Алексея Константиновича Толстого (1817-1875). "Леймпачный" (по
  объяснению С. Розановой) - словообразование Фета: от нем. "leim" - клей и
  "patch" - сесть в лужу.
  
  
  
  
  
  
   19
  
  
  1 А. К. Толстой и Ф. М. Толстой - писатели, однофамильцы Л. Толстого.
  
  2 Роман "Хижина дяди Тома" американской писательницы Г. Бичер-Стоу
  (1811-1898).
  
  
  
  
  
  
   20
  
  
  1 Таинственное древневосточное заклинательное выражение; у Фета в
  значении "непостижимое для рассудка".
  
  2 В "Холстомере" у Толстого "цыганской темы" нет. "Скорее... всего Фет
  имеет в виду рассказ, слышанный Толстым от А. А. Стаховича, который лег в
  основу его повести и который Фет мог знать от Толстого. В этом рассказе
  Холстомеру приходится возить цыганку Танюшу" ("Переписка", т. 1, с. 366).
  
  
  
  
  
  
   21
  
  
  1 Фет неточно цитирует стихотворение Гете "Четыре времени года": "Кукол
  ребенку хвали, чтоб за них он выбросил грошик; IIСтанешь ты богом тогда для
  торгашей и детей". Перевод С. Соловьева (Гете. Собр. соч. в 13-ти томах, т.
  1. ГИХЛ, М., 1932, с. 237).
  
  2 15 февраля 1860 г. Толстой, уверяя Фета, что он ничего "писать не
  намерен", привел в письме свою шутливую переделку стихотворения Е.
  Баратынского "Не искушай меня без нужды...":
  
  
  
  
   Не искушай меня без нужды
  
  
  
   Лягушкой выдумки твоей.
  
  
  
   Мне как учителю уж чужды
  
  
  
   Все сочиненья прежних дней.
  
  
  3 Фет имеет в виду Тургенева, который писал ему 15 июня 1866 г.: "Роман
  Толстого плох не потому, что он также заразился "рассудительством": этой
  беды ему бояться нечего; он плох потому, что автор ничего не изучил, ничего
  не знает и под именем Кутузова и Багратиона выводит нам каких-то рабски
  списанных, современных генеральчиков".
  
  4 Фет имеет в виду свои воспоминания о службе в уланском полку, которые
  он начал записывать в 1864 г. и которые образовали начало его книги "Мои
  воспоминания".
  
  
  
  
  
  
   22
  
  
  1 Фет цитирует (не совсем точно) стихотворение Гете "Божественное"
  "Чист будь, человек, милостив, добр! Это одно отличает нас от всех созданий,
  нам известных" (пер. Недовича).
  
  2 Цитата из оды Г. Державина (1743-1816) "К Фелице" - одно из любимых
  присловий Фета.
  
  3 Роман Тургенева, вышедший в 1867 году.
  
  4 Напечатанная в "Русском слове" статья Д. Писарева "Базаров" не
  содержала неприятия тургеневского романа - это было сделано в статье
  "Современника" "Асмодей нашего времени", написанной М. А. Антоновичем.
  
  5 Фет излагает свою полемически заостренную интерпретацию тургеневского
  романа.
  
  
  
  
  
  
   23
  
  
  1 Фет написал статью о "Войне и мире", которую отказался напечатать
  сначала "Русский вестник", а затем - "Вестник Европы"; статья до нас не
  дошла.
  
  2 Этот ряд "типов женской красоты" образует дополнение к тому, который
  назван Фетом в "Моих воспоминаниях" (ч. II, с. 378): "...классические
  образцы женской красоты, как Елена, Леда, Алцеста, Эвридика и т. д."
  
  
  
  
  
  
   24
  
  
  1 Фет цитирует слова Тургенева из его "Воспоминаний о Белинском".
  
  2 См. сцену объяснения в любви Левина и Кити в романе "Анна Каренина".
  
  
  
  
  
  
   25
  
  
  1 Федор Федорович Кауфман, бывший воспитатель Пети Борисова, а затем
  детей Толстого.
  
  2 Нирвана - центральное понятие религиозной философии буддизма: полное
  погашение в себе жажды существования, освобождение от тщеты внешнего мира -
  и растворение в неком абсолютном блаженном покое, который есть высшая цель
  духовных стремлений человека. Обманчивый мир земного существования,
  порождающий в человеке нескончаемую цепь ненасытимых желаний, вовлекающий
  его в бесконечное колесо страданий - обозначается в буддизме термином
  "сансара". О том, что для Толстого и Фета понятия "нирваны" и "сансары" были
  исполнены серьезно-жизненного смысла, говорит, в частности, письмо Толстого
  к Фету от 28-29 апреля 1876 г. (посланное в ответ на не дошедшее до нас
  письмо Фета, где он говорил о каком-то угрожающем приступе болезни,
  поставившем его на грань жизни и смерти): "...из одного из последних писем
  ваших, в котором я пропустил фразу: хотел звать вас посмотреть, как я уйду,
  написанную между соображениями о корме лошади, и которую я понял только
  теперь, - я перенесся в ваше состояние, мне очень понятное и близкое, и мне
  жалко стало вас (и по Шопенгауэру, и по нашему сознанию сострадание и любовь
  есть одно и то же) и захотелось вам написать. Я благодарен вам за мысль
  позвать меня посмотреть, как вы будете уходить, когда вы думали, что близко.
  Я то же сделаю, когда соберусь туда, если буду в силах думать. Нам с вами не
  помогут попы, которых призовут в эту минуту наши жены; но мне никого в эту
  минуту так не нужно бы было, как вас и моего брата. Перед смертью дорого и
  радостно общение с людьми, которые в этой жизни смотрят за пределы ее, а вы
  и те редкие настоящие люди, с которыми я сходился в жизни, несмотря на
  здравое отношение к жизни, всегда стоят на самом краюшке и ясно видят жизнь
  только оттого, что глядят то в нирвану, в беспредельность, неизвестность, то
  в сансару, - и этот взгляд в нирвану укрепляет зрение. А люди житейские -
  попы и т. п., сколько они ни говори о боге, неприятны нашему брату и должны
  быть мучительны во время смерти, потому что они не видят того, что мы видим,
  - именно того бога, более неопределенного, более далекого, но более высокого
  и несомненного...
  
  Бог Саваов с сыном, бог попов есть такой же маленький и уродливый,
  невозможный бог, и еще гораздо более невозможный, чем для попов был бы бог
  мух, которого бы мухи себе воображали огромной мухой, озабочен

Другие авторы
  • Соллогуб Владимир Александрович
  • Баратынский Евгений Абрамович
  • Крюков Александр Павлович
  • Галахов Алексей Дмитриевич
  • Селиванов Илья Васильевич
  • Магницкий Михаил Леонтьевич
  • Курочкин Василий Степанович
  • Кичуйский Вал.
  • Скалдин Алексей Дмитриевич
  • Быков Александр Алексеевич
  • Другие произведения
  • О.Генри - Коварство Харгрэвса
  • Аксаков Сергей Тимофеевич - Воспоминания
  • Буслаев Федор Иванович - Трехдневное празднование во Флоренции шестисотлетнего юбилея Данта Аллигиери
  • Лондон Джек - Непреклонный белый человек
  • Григорьев Аполлон Александрович - Явления современной литературы пропущенные нашей критикой. "Псковитянка" Л. Мея
  • Пестель Павел Иванович - Русская правда
  • Воровский Вацлав Вацлавович - В кривом зеркале
  • Лондон Джек - Как аргонавты в старину...
  • Соловьева Поликсена Сергеевна - П. С. Соловьева: биографическая справка
  • Мультатули - Старуха, собиравшая хворост
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (26.11.2012)
    Просмотров: 626 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа