"justify"> мне... ммммм... хорошую постель... и больше ничего.
И долго, мыча в промежутках между своей речью, Фет перечислял все
необходимые для его благополучия предметы, а мы с Ильей... сдерживая
душивший нас смех, шепотом добавляли от себя еще разные необходимые
потребности.
- И дайте мне по коробке конфет в день - и больше ничего, - шептал
Илья, захлебываясь от смеха.
- И дайте мне хорошей зернистой икры и бутылку шампанского - и больше
ничего, - подхватывала я тоже шепотом" {Т. Л. Сухотина-Толстая.
Воспоминания. М., 1976, с. 54-55.}. Однако "... выросши, - вспоминает
Татьяна Львовна, - я полюбила истинное поэтическое дарование Афанасия
Афанасьевича и научилась ценить его широкий ум" {Там же.}.
Старшей дочери Софьи Андреевны Толстой Фет однажды "открыл свою душу" -
как делал он это в письмах к ее матери. Правда, это было не письмо и не
разговор - это была запись в "Альбом признаний", принадлежавший Тане
Толстой. В этом альбоме был эпиграф: "Младенец может спросить то, на что и
мудрец не ответит", но Фет ответил на 46 (из 47) вопросов. Биографическая
ценность этого документа исключительно велика; и поскольку он был
опубликован лишь однажды, шестьдесят лет назад (в виде приложения к статье
Г. Блока "Фет и Бржеская"),то целесообразно воспроизвести его снова, тем
более что многие "признания Фета" представляют собой важный комментарий к
печатаемым здесь письмам. "Альбом признаний" Татьяны Толстой хранится в
Отделе рукописей ГМТ; дата записи Фета в нем - неизвестна; ее порядковый
номер - 12; записал себя поэт так: "А. Шеншин".
1. Главная черта вашего характера? - Заботливость.
2. Какую цель преследуете вы в жизни? - Полезность.
3. В чем счастье? - Видеть плоды усилий.
4. В чем несчастье? - В безучастии.
5. Самая счастливая минута в вашей жизни? - Когда надел студенческий
мундир.
6. Самая тяжелая минута в вашей жизни? - Когда узнал, что все мое
достояние расхищено.
7. Чем или кем желали бы вы быть? - Вполне достойным уважения.
8. Где бы желали жить? - В сочувственном кругу.
9. К какому народу желали бы вы принадлежать? - Ни к какому.
10. Ваше любимое занятие? - Знакомство с поэтами.
11. Ваше любимое удовольствие? - Охота.
12. Ваша главная привычка? - Бранить тупость и пить кофе.
13. Долго ли бы вы хотели жить? - Наименее долго.
14. Какою смертью хотели бы вы умереть? - Мгновенной.
15. К чему вы чувствуете наибольшее сострадание? - К незаслуженным
мукам.
16. К какой добродетели вы относитесь с наибольшим уважением? - К
терпению.
17. К какому пороку вы относитесь с наибольшим снисхождением? -
Скупость не глупость.
18. Что вы всего более цените в мужчине? - Ум.
19. Что вы более цените в женщине? - Красоту.
20. Ваше мнение о современных молодых людях? - Что они в общем
образованней нас.
21. Ваше мнение о современных молодых девушках? - Что в них мало
прочного.
22. Верите ли вы в любовь с первой встречи? - Верю Шекспиру (Ромео и
Юлия).
23. Можно ли любить несколько раз в жизни? - Конечно.
24. Были ли вы влюблены и сколько раз? - Два раза.
25. Ваше мнение о женском вопросе? - Что это праздный вздор.
26. Ваше мнение о браке и супружеской жизни? - Что это естественная
тягота, которую надо уметь носить.
27. Каких лет следует жениться и выходить замуж? - От 20 до 50 и от 17
до 35.
28. Что лучше: любить или быть любимой? - Одно без другого плохо.
29. Покоряться или чтобы вам покорялись? - Без первого второе
отвратительно.
30. Вечно подозревать или часто обманываться? - То и другое глупо.
31. Желать и не получить или иметь и потерять? - Первое.
32. Какое историческое событие вызывает в вас наибольшее сочувствие? -
Отмена революции Наполеоном I и казнь Пугачева.
33. Ваш любимый писатель (в прозе)? - Гр. Л. Н. Толстой.
34. Ваш любимый поэт? - Гете.
35. Ваш любимый герой в романах? - Лукашка в "Казаках".
36. Ваша любимая героиня в романах? - Осинка в "Трех смертях".
37. Ваше любимое стихотворение? - "В последний раз твой образ
милый...".
38. Ваш любимый художник? - Лизипп.
39. Ваша любимая картина? - Дрезденская Мадонна.
40. Ваш любимый композитор? - Шопен.
41. Ваше любимое музыкальное произведение? - Одна из его мазурок.
42. Каково настроение души вашей в настоящее время? - Пустыня.
43. Ваше любимое изречение? - Medio tutissimus ibis {Из всех путей
безопаснейший - средний (лат.).}
44. Ваша любимая поговорка? - "Что же делать?"
45. Следует ли всегда быть откровенным? - Не всегда возможно.
46. Искренно ли вы отвечали на вопросы? - Не желал лгать. Вопрос:
"Расскажите самое выдающееся событие в вашей жизни" - Фет оставил без
ответа.
48
1 Филарет (1783-1867) - митрополит Московский, составитель
православного "Катехизиса" (учебного руководства, излагающего в популярной
форме догматы веры).
2 Речь идет о сочинениях Л. Толстого, издававшихся С. Толстой.
49
1 Слова Устеньки из пьесы "Праздничный сон - до обеда" (1857).
2 Цитата из стихотворения Е. Баратынского "Две доли".
50
Письмо впервые опубликовано Н. Пузиным: "Яснополянский сборник", Тула,
1970.
1 Цитата из стихотворения А. Пушкина "Желание славы".
2 Герой Толстого из повести "Смерть Ивана Ильича".
3 Во время медвежьей охоты в декабре 1858 г. на Толстого напала
медведица.
4 Слова из церковного песнопения, исполняемого на последней неделе
великого поста ("Чертог твой вижду, Спасе мой, украшенный, // И одежды не
имам, да вниду в онь...").
51
1 Приведенные строки из стихотворения Н. Огарева "Исповедь"
принадлежали к любимейшим поэтическим изречениям Фета; многократно цитируя
их (см., например, предисловие к "Моим воспоминаниям"), он упорно приписывал
их Лермонтову. Эта "ошибка памяти" знаменательна - как свидетельство
чрезвычайно важной роли (еще не исследованной в литературоведении)
Лермонтова в духовном становлении Фета.
2 Т. е. в усадьбе Клейменово, принадлежавшей в это время племяннице
Фета Ольге Шешниной-Галаховой (1858-1942).
3 Очевидно, речь идет о книге Н. Страхова "Критические статьи об И. С.
Тургеневе и Л. Н. Толстом (1862-1885)". СПб., 1885 (второе издание - 1887).
52
1 14 марта 1887 г. в заседании Московского психологического общества
Толстой выступил с чтением реферата "Понятие жизни" (переработанного им
затем в книгу "О жизни").
2 Философы В. Соловьев и Н. Грот полемизировали с Н. Страховым в связи
с его книгой "О вечных истинах" (СПб., 1887).
54
1 Строка из стихотворного обращения Фета к Ф. Е. Коршу ("Член Академии
больной").
2 Корш Евгений Федорович (1810-1897) - переводчик и журналист; в 1840-е
гг. - участник московского литературного кружка, куда входили Герцен,
Белинский, Грановский, Боткин и др. В 1858-1859 гг. редактировал журнал
"Атеней". Переводил фундаментальные работы зарубежных ученых по вопросам
античной истории и истории искусства. Его сын Федор Евгеньевич Корш
(1843-1915) - филолог широкого диапазона (римская литература, древние и
новые литературы Европы и Азии, санскритское стихосложение и др.).
Академик Яков Карлович Грот (1812-1893) - выдающийся русский лингвист и
литературовед, автор многих фундаментальных работ о русских писателях
XVITI-XIX вв., главный редактор академического "Словаря русского языка". Его
сын Николай Яковлевич Грот (1852-1899) - профессор философии Московского
университета, председатель Московского психологического общества, создатель
и редактор журнала "Вопросы философии и психологии".
Соловьев Сергей Михайлович (1820-1879) - русский историк, автор
многотомной "Истории России с древнейших времен". Его сын Владимир Сергеевич
Соловьев (1853-1900) - поэт, философ, публицист и критик.
3 Граф Олсуфьев Алексей Васильевич (1831-1915) - кавалерийский генерал,
знаток римской литературы (см. в т. 1 наст. изд. посвященное ему стих.
Фета).
4 Немецкая пословица; синоним легкомысленного поведения.
55
Письмо впервые опубликовано Н. Пузиным: "Яснополянский сборник". Тула,
1970.
1 Усадьба Никольское-Вяземское (Чернского уезда Тульской губернии)
принадлежала Н. Н. Толстому, с которым был дружен Фет.
2 Александр Михайлович Кузминский (1843-1917), муж Т. А. Кузминской.
56
1 Жиркевич А. В. (1857-1927) - военный юрист и литератор-дилетант. О
его общении с Толстым и Фетом см.: "Литературное наследство", т. 37-38, кн.
II. М., 1939, с. 417-442; "Русская литература", 1971, 3, с. 94-101.
57
Письмо впервые опубликовано Н. Пузиным: "Яснополянский сборник", Тула,
1970.
1 Екатерина Владимировна Федорова - секретарь Фета в 1886-1892 гг.
59
1 Какое-то недоразумение, произошедшее между Фетом и С. Толстой,
относится к последним дням их общения. В октябре - ноябре 1892 г. С. Толстая
навещала тяжело больного поэта в его доме на Плющихе. Вот ее запись в
дневнике от 21 октября 1892 г.: "...Вчера Лева мне сказал, что Афанасий
Афанасьевич очень плох. Сегодня, разложив кое-что, я пошла в четыре часа к
ним на Плющиху. Хотя я и застала старика за столом, обедающего, но он не
может почти совсем говорить, дышит ужасно тяжело, кашляет, задыхается,
стонет. Руки холодные, глаза серьезные, строгий взгляд такой,
страдальческий. Скажет тихо, почти шепотом, слово, другое, - и замолчит:
передышит, опять скажет. Тяжело и слушать, и смотреть".
2 Остроумов Александр Александрович (1844/45-1908) - известный русский
терапевт, лечивший Фета.
3 Это было последнее письмо, посланное Фетом С. Толстой (и, кажется,
вообще последнее письмо в его жизни). К этому письму сделана приписка рукой
Софьи Андреевны: "Писано 20-го а на другой или на третий день Афанасий
Афанасьевич Фет-Шеншин - умер ".
В мемуарах "Моя жизнь" С. Толстая писала: "...Фет не дожил до дня
своего рождения и скончался 21 ноября 1892 года .
Я была на похоронах Фета. Отпевали его в университетской церкви. Народу
и венков было немного. Положили лфанасия Афанасьевича в гроб в его
камергерском мундире по его желанию. Странно было видеть в гробу этот
золотом шитый шутовской наряд и тут же бледное, строгое лицо покойника с
горбатым носом и впалыми губами и этим озабоченным, неземным выражением
всего облика.
Я близко подошла к гробу и положила Фету на грудь пышную живую розу, с
которой его и похоронили. "Подари эту розу поэту..." - вспомнила я его стих"
{С. А. Толстая. Моя жизнь. - "Новый мир" 1978, 8, с. 108}.
Н. Н. СТРАХОВУ
Знакомство с критиком, философом и публицистом Николаем Николаевичем
Страховым (1828-1896) относится к самому концу "степановского" периода жизни
Фета (1876). Регулярное и интенсивное общение их - и личное, и письменное -
развернулось уже в "воробьевскую" эпоху жизни поэта, когда он обрел в своей
новой усадьбе "поэтический приют", вернулся к активной литературной
деятельности и часто принимал здесь Страхова, ставшего в это время его
основным "литературным советником". Страхов был близок Фету по своим
основным мировоззренческим установкам: естественник по образованию, он
(подобно некоторым другим мыслителям этой эпохи - например, Н. Данилевскому)
свой "биологизм" - то есть научный подход к живой природе - сделал основой
широкого философского миропонимания - "органицизма", своеобразной "философии
жизни", рассматривающей каждое явление как органический рост и развитие
индивидуальных живых целостностей. В лице Страхова - философски глубоко
образованного мыслителя, тонкого и вдумчивого литературного критика - Фет
нашел себе достойного собеседника; их переписка (из которой сохранилась
преимущественно страховская часть; из 26 дошедших писем Фета опубликовано 12
- "Русское обозрение", 1901, вып. 1) заполнена обсуждением философских и
литературных вопросов.
Печатаем четыре письма Фета к Н. Страхову (автографы хранятся в РО ГБЛ)
из числа уже опубликованных в 1901 году.
Страхов неоднократно писал о поэзии Фета; о содержательности и ценности
этих его работ могут дать представление некоторые фрагменты (берем их из
издания Фета 1910 г.). Вот портрет Фета из биографического очерка о поэте:
"Он обладал энергиею и решительностью, ставил себе ясные цели и неуклонно к
ним стремился. Ему всегда нужна была деятельность; он не любил бесцельных
прогулок, не любил оставаться один или молча погружаться в книгу; когда же
имел собеседников, был неистощим в речах, исполненных блеска и парадоксов.
Переписка с друзьями и знакомыми составляла для него не тягость, как для
большинства писателей, а наслаждение. Стихотворения его были не плодом
обдумывания и труда, а прямыми дарами вдохновения. В них обыкновенно нет
никаких вступлений, а прямо изливается чувство, возникшее в известную
минуту, в известной обстановке" {Страхов, с. XXXVI).
Страхова глубоко захватила фетовская поэзия: "Я теперь хожу всегда с
Вашими стихотворениями в кармане и читаю их везде, где только можно. Прежние
уже знаю наизусть и не могу начитаться", - писал он Фету 23 января 1879
года. А еще раньше он сказал поэту: "Вы обладаете тайной удивительных
звуков, никому другому не доступных" (письмо от 13 мая 1878 года). В
"Заметках о Фете" критик развивал это свое представление о поэте, у которого
"все становится музыкой, все преображается в пение". "Поэт как будто доволен
только тогда, когда может вполне облечь свое настроение в певучие слова,
когда найдет формы и звуки для самых ускользающих и тайных движений,
проснувшихся в его душе. <...> Какие чудеса! Кто любит и понимает Фета, тот
становится способным чувствовать поэзию, разлитую вокруг нас и в нас самих т
е научается видеть действительность с той стороны, с которой она является
красотою, является попыткой воплотить смысл и жизнь осуществить идеал. <...>
Недаром он питает такую великую любовь к Горацию и вообще к древним; он сам
отличается совершенно античною здравостью и ясностью душевных движений...
Поэтому чтение Фета укрепляет и освежает душу" {Страхов, с. XLIV-XLVII).
Приведенная характеристика взята из статьи 1889 года "Юбилей поэзии Фета"; и
хотя критик в ней вполне искренно высказал свое мнение о "несравненном
поэте", каким он считал Фета, однако безоговорочно-хвалебный и даже
восторженный тон этой статьи был лишь данью "юбилейному жанру" и совсем не
отражал действительного, весьма сложного отношения Страхова к Фету, в
котором он видел "несравненного поэта, никуда не годного по образу мыслей, и
очень недурного человека" {"Переписка Л. Н. Толстого с Н. Н. Страховым.
1870-1894. СПб., 1914, с. 443. - В дальнейшем извлечения из писем Страхова к
Толстому даются по тексту этого издания.}. После появления в печати статьи
"Юбилей поэзии Фета" Страхов писал Толстому 13 апреля 1889 года: "Своею
статейкою о Фете я очень доволен, и меня не мало огорчило, что и Фет не
особенно меня благодарил, и Софья Андреевна, которая, в сущности, заставила
меня понатужиться, ничем не заявила, что она довольна и прощает мне мои
нападки на Фета. Но больше этого я ничего не мог сделать, и - поверите ли
моему самолюбию? - я думал, что моя статейка обрадует Фета не меньше, чем
камергерство". Судя по всему, звание камергера (пожалованное поэту в связи с
его юбилеем) обрадовало Фета больше, чем статья Страхова, почему последний и
писал Толстому в том же письме: "... я Вам нажалуюсь на Фета, который так
испортил себя в моих глазах..." Однако причины критического отношения
Страхова к Фету были гораздо глубже, чем недовольство его камергерством;
равно как и история отношений поэта и критика была не ровной, а имела свои
драматические повороты. После пятилетнего периода взаимной симпатии и
близкого общения появились первые нотки недовольства; 6 августа 1881 года
Страхов писал С. Толстой из Воробьевки: "Равнодушно смотрю я на пышную
Воробьевку; как будто я вижу ее на картине, а не живу в ней. Боюсь, что
Афанасий Афанасьевич, встретивший меня с такою радостью, разочаровался во
мне, с утра до вечера испытывая мое скучное настроение..." В этом же письме
слегка приоткрывается причина нового настроения Страхова: "В Воробьевке все
по-старому, и Афанасий Афанасьевич - тот же и то же и так же говорит. <...>
Все как-то смешно обесцветилось в моих глазах, и поделом - не живи праздным,
ничему не преданным, никому не жертвующим человеком. Если будете бранить
меня, то припомните, прошу Вас, что я сам себя браню несравненно больше".
Страхов находился в состоянии глубокого недовольства собой, поисков нового
нравственного оправдания своей жизни, что с особой силой влекло его к
Толстому (переживавшему такой же кризис) и отталкивало от Фета, который не
хотел знать никакой "переоценки ценностей".
Однако отношения Фета и Страхова продолжались: поэт неизменно обсуждал
со своим "литературным советником" новые стихи и писал ему длинные письма на
философские темы: но на фетовском горизонте появилась в это время новая
фигура - поэта и философа Владимира Соловьева, который приобретал все
большее значение в жизни Фета. Именно из-за Соловьева отношения Страхова и
Фета едва не кончились разрывом в 1887 году: вышедшую в этом году
страховскую книжку "О вечных истинах" Соловьев назвал "лживой и лукавой", и
Фет в письме к Страхову, по существу, согласился с этой оценкой.
Страхов не порвал своих отношений с Фетом; однако его критическое
отношение к хозяину Воробьевки все нарастало - пока не достигло кульминации
в 1889-1890 годах, сразу после юбилея поэта. Существо позиции Страхова
вполне определенно высказано в двух письмах к Толстому, которые заслуживают
того, чтобы быть процитированными. 21 июня 1889 года критик писал из
Петербурга в Ясную Поляну: "Если, однако, сравнить знаменитую эпоху
сороковых годов, остатки которой мы видим в Григоровиче, Фете, Полонском, с
нынешним временем, то как не сказать, что мы с тех пор много выросли и
поумнели. Нигилизм и анархизм - ведь это очень серьезные явления в сравнении
с тою болтовнёю, которая составляет верх человеческого достоинства для
Григоровичей и Фетов. И вся эта борьба, все мучительное брожение умов
разрешилось и завершается Вашею проповедью, призывом к духовному и телесному
исправлению..." Летом 1890 года Страхов из Ясной Поляны попал в Воробьевку и
писал Толстому 24 июля: "Сейчас был у меня предлинный разговор с Фетом, и
мне яснее прежнего стала удивительная уродливость его умственного
настроения. Ну, можно ли дожить до старости с этим исповеданием эгоизма,
дворянства, распутства, стихотворства и всякого язычества! А посмотрите, как
он верно держится за известные стороны древних, Гете, Шопенгауэра. В
сущности, он всеми силами старается оправдать себя, то есть ту жизнь,
которую вел и до сих пор ведет. <...> В разговоре мне стало также ясно,
почему он пишет всё любовные стихотворения. Он их придумывает по ночам, во
время бессонницы или во сне. Его жизнь проходит перед ним, и в ней самым
важным и сладким оказываются заигрывания с женщинами. Он их и воспевает".
Фет до конца жизни продолжает писать письма, по его выражению,
"елейному Страхову", а тот жалуется Толстому на "умственное уродство" Фета и
называет его письма "бесстыдными". Что касается поэзии, то главным
"литературным советником" Фета в это время становится В. Соловьев, которому
поэт и доверяет работу по подготовке своего итогового сборника; и этот факт
выразительно характеризует степень отчуждения Фета и Страхова последних лет
жизни поэта. Нельзя, однако, не упомянуть еще одного документа - который
играет роль финала в истории отношений Страхова и Фета. Это письмо Страхова
к С. Толстой, написанное вскоре после смерти поэта -28 ноября 1892 года:
"Все тяжелее и тяжелее мне думать о смерти Фета. <...> ... не перестаю
вспоминать покойного, и тоска не убывает, а растет. Обидно мне было видеть,
как равнодушно встретили печальное известие даже те, кого оно больше всего
должно было тронуть. Какие мы все эгоисты! Но мне в таких случаях всегда
кажется, что часть моего существования, часть моего мира вдруг куда-то ушла
и исчезла, и я начинаю чувствовать, что сам я с душою и телом распускаюсь в
туман и пропаду бесследно. Этого уже недолго ждать, и, как говорит Лев
Николаевич, нужно последние дни проводить как следует, не отдаваясь пустякам
и легкомыслию. Для Фета смерть была, конечно, избавлением... Последние годы
были ему очень тяжелы; он говорил мне, что иногда по часу он сидит
совершенно одурелый, ни о чем не думая и ничего не понимая... Он был сильный
человек, всю жизнь боролся и достиг всего, чего хотел: завоевал себе имя,
богатство, литературную знаменитость и место в высшем свете, даже при дворе.
Все это он ценил и всем этим наслаждался, но я уверен, что всего дороже на
свете ему были его стихи и что он знал - их прелесть несравненна, самые
вершины поэзии. Чем дальше, тем больше будут это понимать и другие. Знаете
ли, иногда всякие люди и дела мне кажутся несуществующими, как будто
призраками и тенями; но, встречаясь с Фетом, можно было отдохнуть от этого
тяжелого чувства: Фет был несомненная и яркая действительность" {"Новый
мир", 1978, 8, с. 133.}.
Если это письмо представляет собой как бы "посмертное примирение"
Страхова с Фетом, то последняя оценка фетовской поэзии сделана критиком в
статье "Несколько слов памяти Фета", напечатанной в декабре 1892 года в
газете "Новое время" (перепечатано в "Полном собрании стихотворений А. А.
Фета" 1910 года, к которому и отсылаем читателя). Эту статью, вместе с
другими своими сочинениями, Страхов послал С. Толстой, которая позже в
мемуарах "Моя жизнь" вспоминала о своей переписке со Страховым конца 1892
года: "Когда по просьбе Страхова я написала ему подробности смерти Фета, он
писал мне 10 декабря: "Получил ваше письмо, где вы рассказываете о смерти
Фета, драгоценное письмо, заставившее меня столько думать и удивляться его
энергии... Он 6 дней ничего не ел, не мог или не хотел? Но вообще смерть его
прекрасная {Очевидно, Страхов (а может быть, и С. Толстая) знал не все
подробности смерти Фета; см. об этом: Садовской, с. 75-83; В. С. Федина. А.
А. Фет (Шеншин). Материалы к характеристике. Пг., 1915, с. 47-53.}, и жизнь
по-своему очень хороша... Фет был в сношениях твердый, ясный человек,
жестокий только на словах..." Прислал мне Страхов и свои книжечки и статью о
Фете, очень хорошую, и я, прочитав их, написала ему свое мнение. Вскоре
получила от него и ответ. Между прочим, он пишет: "Благодарю Вас за внимание
к моей книжечке, и к стихам, и к повести. Как опасно вообще писать! Мне
кажется, чуткий человек сейчас и увидит все мои недостатки, всю мою слабую
душу, в которой хорошо разве только чувство идеала..." {"Новый мир", 1978,
8, с. 108-109.}
60
1 Речь идет о переезде из Степановки (Мценский уезд Орловской губернии)
в Воробьевку (Щигровский уезд Курской губернии).
61
1 С 1878 по 1892 г. Фет неизменно около семи месяцев (обычно с марта по
октябрь) проводил в Воробьевке. Его почтовый адрес был сначала:
"Московско-Курской железной дороги, станция Будановка"; затем стал:
"Московско-Курской железной дороги, станция Коренная Пустынь" - по
одноименному названию известного монастыря, находившегося неподалеку от
Воробьевки.
2 В биографическом очерке о Фете Н. Страхов писал: "В 1877 году
Афанасий Афанасьевич решился бросить Степановку и купил за 105 тысяч руб.
Воробьевку (так называемую Ртищевскую Воробьевку, по фамилии давнишнего
владельца) в Щигровском уезде Курской губернии, на реке Тускари, в десяти
верстах к востоку от известной Коренной Пустыни. Деревня Воробьевка стоит на
левом, луговом берегу реки, а господская усадьба на правом берегу, очень
высоком. Каменный дом окружен с востока каменными же службами, а с юга и
запада огромным парком на 18-ти десятинах, состоящим большею частью из
вековых дубов. Место так высоко, что из парка ясно видны церкви Коренной
Пустыни. Множество соловьев, грачи и цапли, гнездящиеся в саду, цветники,
разбитые по скату к реке, фонтан, устроенный в самом низу против балкона, -
все это отразилось в стихах владельца, писанных в этот последний период его
жизни" {Страхов, с. XXXIII-XXXIV.}.
3 Фет цитирует строки из стихотворения Гете "Границы человечества"
(Гете. Собр. соч. в 10-ти томах, т. 1. М., 1975, с. 168).
4 Н. Страхов отговорил Фета переводить "Критику чистого разума" Канта,
указав, что русский перевод этой книги уже существует. После этого Фет
обратился к переводу Шопенгауэра.
62
1 Откликаясь на предложение Фета приехать к нему летом в курскую
усадьбу, Страхов писал поэту 24 ноября 1877 г. из Петербурга: "Непременно,
глубокоуважаемый Афанасий Афанасьевич, и с величайшей радостью. Я родился в
Белгороде, и для меня до сих пор Курская губерния есть то место, где всего
лучше жить людям, где времена года имеют надлежащую продолжительность, где
небо, земля, трава и деревья имеют свой надлежащий вид, тот самый, который
подразумевается под этими словами. Я не могу привыкнуть к Петербургу..."
После первого посещения Воробьевки летом 1878 г. Страхов захотел излить
свое впечатление в стихах, которые послал в письме Фету от 26 октября:
&n