Леонтьев Константин Николаевич - Избранные письма (1854-1891)

истов, возникшее в Голландии в середине XVI в., по которому сущность религии заключается в чувстве божественной любви.

   ³ Михаил Васильевич Авдеев (1821-1876) - литератор. Был сотрудником журналов "Современник" и "Дело". В своих романах подражал М. Ю. Лермонтову и И. С. Тургеневу.

   ⁴ Антропов - неустановленное лицо.

   ⁵ Гончаров - По всей вероятности, имеется в виду писатель И. А. Гончаров (1812-1891). Сведений об упоминаемом эпизоде не обнаружено.

   ⁶ Чайльд Гарольд - герой одноименной поэмы Дж. Г. Байрона.

   ⁷ Рене - герой романа Ф. О. Шатобриана "Реие, или Следствие страстей".

   ⁸ Санд (Жорж Санд; настоящ. имя Аврора Дюдеван, 1804-1876) - французская писательница; пользовалась в России широкой популярностью.

   ⁹ "Лукреция Флориани"- роман Жорж Санд, в котором она изобразила свои отношения с Фредериком Шопеном.

   ¹⁰ Вертер - герой романа И.В.Гете "Страдания молодого Вертера".

   ¹¹ Барбара Юлия Крюднер (1764-1825) - немецкая писательница и религиозная проповедница мистического толка, склонная к мистификациям. Занималась филантропической деятельностью. Была в дружеских отношениях с Александром I.

   ¹² Марко Вовчок (настоящ. имя Мария Александровна Вилииская - Маркович 1834-1907) - украинская и русская писательница. Ее рассказы из народного быта получили высокую оценку Н. А. Добролюбова, А. И. Герцена, Д. И. Писарева, Н. Г. Чернышевского и др. Много занималась переводами научных трудов и художественных произведений.

   ¹³ Павел Васильевич Анненков (1813-1887) - литературный критик и мемуарист. Был близок с В. Г. Белинским, Н. В. Гоголем, А. И. Герценом и И. С. Тургеневым. Сотрудничал в "Отечественных записках" и "Современнике". Подготовил первое научное издание сочинений А. С. Пушкина, опубликовал ценные "Материалы для биографии Александра Сергеевича Пушкина".

   ¹⁴ Франсуа Гизо (1787-1874) - французский историк и государственный деятель. Основные труды: "История английской революции", "Общая история цивилизации в Европе", "Общая история цивилизации во Франции". Возглавлял министерства народного просвещения, внутренних и иностранных дел, недолгое время стоял во главе правительства. Проводил консервативную политику.

   ¹⁵ Молокане - русская рационалистическая религиозная секта. Возникла во второй половине XVIII в. Сами сектанты объясняют это название тем, что их учение есть то "духовное млеко", о котором говорится в Священном писании. Совершенно отрицают православную церковь и признают только Ветхий и Новый заветы.

   ¹⁶ Духоборы (духоборцы) - русская рационалистическая религиозная секта, возникшая в середине XVIII в. По их учению, в душе каждого человека пребывает Бог и наставляет его.

   ¹⁷ Скопцы - последователи религиозной секты, возводящей на степень нравственной обязанности операцию оскопления. В России скопческая ересь появилась в царствование Екатерины II.

   ¹⁸ Двоеверы - люди, которые и после принятия христианства сохраняют языческие обряды и верования.

   ¹⁹ Статья Данилевского...- Николай Яковлевич Данилевский (1822-1885) - публицист, естествоиспытатель и практический деятель народного хозяйства. Сын генерала. Воспитывался в Александровском лицее, учился в Петербургском университете, специализируясь в ботанике. Одновременно увлекался социалистическими утопиями Ш. Фурье и был арестован по делу петрашевцев, но был освобожден от суда. Совершил множество экспедиций почти во все водные бассейны России. Выступал как непримиримый противник дарвинизма. Главный труд Данилевского "Россия и Европа" (1869) посвящен философии мировой истории. Центральная его идея заключается в том, что понятие человечества есть пустая абстракция и поэтому можно говорить лишь об особых, высших, в социальном смысле, общностях людей, называемых Данилевским культурно-историческими типами. Культурно-исторические типы проходят всю цепь эволюционного развития: рост, расцвет, дряхлость и гибель. Полагая, будто европейский тип уже распадается, а на смену ему приходит новый, славянский, Данилевский писал: "Европа не только нечто нам чуждое, ее интересы не только не могут быть нашими интересами, но в большинстве случаев прямо им противоположны <...>. Если невозможно и вредно устранять себя от европейских дел, то весьма возможно, полезно и даже необходимо смотреть на эти дела всегда и постоянно с нашей особой русской точки зрения, применяя к ним как единственный Критериум оценки: какое отношение может иметь то или иное событие, направление умов, та или другая деятельность влиятельных личностей к нашим особенным русско-славянским целям; какое они могут оказать препятствие или содействие им? <...> Без ненависти и без любви, равнодушные к красному и к белому, к демагогии и к деспотизму, к легитимизму и к революции, к немцам и французам, к англичанам и итальянцам, к Наполеону, Бисмарку, Гладстону, Гарибальди, мы должны быть верным другом и союзником тому, кто хочет и может содействовать нашей единой и неизменной цели. <...> Европа не случайно, а существенно нам враждебна: следовательно, только тогда, когда она враждует сама с собою, может она быть для нас безопасной". С резкой критикой "России и Европы" выступил против защищавшего ее Н. Н. Страхова Влад. С. Соловьев, который, впрочем, говоря о личности Данилевского, признавал в нем "человека, самостоятельно мыслившего, сильно убежденного, прямодушного в выражении своих мыслей и имеющего скромные, но бесспорные заслуги в области естествознания и народного хозяйства".

   В данном случае под статьей Данилевского, очевидно, имеется в виду его главный труд "Россия и Европа", печатавшийся в журнале "Заря" (1869. Кн. 5, 6, 8, 9).

   ²⁰ ...племянница моя...- См. примеч. 1 к письму 48.

   ²¹ "Генерал Матвеев" - так, по имени главного героя, Леонтьев называет свой роман "Две избранницы". Опубликована была только первая его часть (Россия. 1885, No 1, 3-10).

  

  

   Ну-с, вот и я Вам собрался ответить, добрейший мой Фабий Кунктатор¹, конечно, не через год, а через полтора месяца. Благодарю Вас за доброе слово Ваше и за бодрость, которую Вы мне придали надолго Вашими двумя строками о том, что, печатая в год по 10 листов, я через два года могу приобрести себе прочную славу.

   В самом деле, было бы странно, если бы я не достиг [нрзб.] хоть не славы, а той известности, которой меня считали достойным все - и Тургенев, и Катков, и Дудышкин², и Краевский, и Феоктистов³, и многие московские и петербургские писатели и ученые тогда, когда еще мне было 21-23 года, и считали не только на словах, но и в письмах ко мне, которые у меня целы. У меня еще борода не росла, когда М<ихаил> Никиф<орович> Катков (тогда еще скромный редактор скромных "Московских ведомостей"⁴, до 53 года) провожал меня домой и подавал мне сам шинель. Краевский писал мне: стыдно Вам так долго ничего не присылать нам, и зарывать в землю Ваш дар Вы не имеете права. Тургенев, сидя (в 52 или 53 году) у мад<ам> Евг. Тур⁵ вместе со мной, сказал при Феоктистове, при Корше⁶, при [нрзб.] Кудрявцеве⁷, что он истинного нового слова ждет только от графа Толстого и от меня. Я тогда еще начал готовить и обдумывать "Подлипки" (и напечатал их в 1861 году, а Вы говорите, надо работать! О! Добрый, милый мой Фабий, Вы ошибаетесь - вины за мной нет никакой; разве только то, что я сразу захотел сесть на козлы, вместо того чтобы ехать на запятках за общественной модой).; вот я помню еще: написал я первое письмо подлинно с восторгом и в тот же вечер прочел это описание зимы в деревне у мад<ам> Тур. Выслушав, она воскликнула: "Quel magnifique tableau du genre! {Какая великолепная жанровая сцена! (фр.).} Самые лучшие из русских поэтов подписали бы под этим свое имя!.." Профессор Кудрявцев сказал: да, это правда! (Мне же теперь это не нравится, ибо много реализма.) Дудышкин писал Тургеневу по поводу одной комедии моей⁸, не пропущенной цензурой (и очень незрелой, как я нахожу теперь), что он, читая ее, хотел заплакать и что он не верит, будто автору всего 21 год.

   Вот как я начинал, добрейший Николай Николаевич! Потом война, в которой я принимал участие как врач военный, искажение таланта научно-философскими ухищрениями мысли (этот период продолжался до 58-59 года, когда я опять стал возвращаться к конкретному и принялся за "Подлипки" и работал [нрзб.], несмотря на медицинские занятия, на бездну чтения и даже несмотря на множество разных личных событий и впечатлений...). <...>

   Я сам, без помощи критики, без похвалы и осуждений, в молчании и забвении, всегда вдали от столиц наших, прежде в русских провинциях, потом в Турции, пробовал разные пути, разные приемы, разные манеры... Хорошо было Пушкину, Ж. Санду, Гёте, Тургеневу и другим меньшим и большим (это все равно) менять направления и приемы, когда 1000 голосов их руководили, увлекали, оскорбляли, радовали и т. д. Нет, Вы попробуйте наедине с самим собою - менять кожу, как я менял ее от 61 до 71 года!

   Это трудно! И душа моя говорит мне, что я бы показал [нрзб.], если бы мне улыбнулось солнце хоть на 1/2, как оно улыбалось мне, когда мне было 22 года в Москве и когда я этой улыбки был еще недостоин. Помню, Катков за маленькую повесть "Благодарность", напечатанную в "Московских ведомостях" (в 52 или 53 году), прислал мне хорошие деньги с Феоктистовым и извинялся, что средств у редакции очень мало и что Грановскому⁹ столько же платят за столбец, сколько и мне. <...>

   <...> ...Я надеюсь, что Майков¹⁰, который начнет издавать другой славянофильский журнал с Нового года в Москве, будет менее гнаться за той доказательностью, которою меня преследует Страхов (хоть Ап. Григорьев был еще не доказательнее и, главное, темнее), но за которою читатели гонятся гораздо менее, чем он думает. Женщинам, я ручаюсь, напр<имер> моя бездоказательность больше нравится, чем слишком пространные статьи, в которых половина содержания заключает вещи либо очень сухие, либо очень известные. Славянофилам вообще недоставало до сих пор легкости, жизненности, картинности в статьях. Чуть-чуть что-то подобное отрывочно мелькает у Хомякова¹¹. Единственный славянофил, который обладает этим теперь, это Кельсиев; и, несмотря на то, что и он иногда бросает посреди рассказов и анекдотов своих смелые, но часто недосказанные мысли,- его статьи, конечно, более полезны для распространения известных чувств, чем даже Евангелие Данилевского¹², которое именно по крайней доказательности и отвлеченности своей немногим доступно.

   Я боготворю его и зову Евангелие, а другие говорят "скука", и многие, которым я доказывал, не хотели кончать, хотя и не враги славянофильства и не совсем пустые люди. А Кельсиева с удовольствием читает и девица, и светский человек, и ученый. <...>

  

   Публикуется по автографу (ГПБ).

   ¹ Фабий Кунктатор - Фабий Максим (275-203 до и. э.), прозванный Кунктатором, то есть медлителем, знаменитый римский полководец. Леонтьев имеет в виду задержки Страхова с ответами на письма.

   ² Степан Семенович Дудышкин (1820-1866) - журналист. После ухода В. Г. Белинского занимал ведущее положение в "Отечественных записках", а с 1861 г. фактически был их редактором.

   ³ Евгений Михайлович Феоктистов (1829-1898) - литератор и государственный деятель. Сотрудничал в "Русском вестнике" и "Отечественных записках". Был редактором "Журнала Министерства народного просвещения". В 1883-1896 гг.- начальник Главного управления по делам печати. С 1896 г.- сенатор. Сохранился отзыв Феоктистова о молодом Леонтьеве в письме к И. С. Тургеневу от 24 декабря 1851 г.: "Он мне решительно не нравится: знаете ли, ведь это тоже губитель женских сердец. <...> Признаюсь Вам, я не вижу даже в нем того ума, который Вы в нем находите" (Тургенев И. С. Письма. Т. 2, М.; Л., 1961. С. 427).

   ⁴ "Московские ведомости" - газета, издававшаяся Московским университетом с 1756 г. Запрещена в 1917 г. Во второй половине XIX в. пользовалась большим влиянием в правительственных кругах.

   ⁵ Евг. Тур - псевдоним писательницы Елизаветы Васильевны Салиас-де-Турнемир (1815-1892), сестры А. В. Сухово-Кобылина. Ее первые произведения получили сочувственные отзывы А. Н. Островского, И. С. Тургенева и Аполлона Григорьева. Герои ее повестей и романов - пустые светские люди. Одна из первых угадала талант Ф. М. Достоевского. Под конец жизни посвятила себя детской литературе.

   ⁶ Корш - по всей вероятности, Валентин Федорович Корш (1828-1893), талантливый журналист и историк литературы. В 1864-1873 гг. издавал "С.-Петербургские ведомости" и сумел упрочить за ними одно из первых мест в тогдашней журналистике. Под его редакцией начала выходить многотомная "Всеобщая история литературы".

   ⁷ Петр Николаевич Кудрявцев (1816-1858) - ученик, друг и преемник Т. Н. Грановского. Профессор истории Московского университета. С 1859 г. был одним из редакторов "Русского вестника". Писал небольшие повести.

   ⁸ ...по поводу одной комедии моей...- См. примеч. 2 к письму 2.

   ⁹ Тимофей Николаевич Грановский (1813-1855) - профессор истории Московского университета. Прославился публичными лекциями по истории средних веков. Один из виднейших западников. Был близким другом А. И. Герцена.

   ¹⁰ Майков - по всей вероятности, Аполлон Александрович Майков (1826-1902), славист, председатель Московского славянского общества, член-корреспондент Академии наук. В журнале "Русская мысль" вел отдел славянской жизни.

   ¹¹ Алексей Степанович Хомяков (1804-1860) - одни из основоположников славянофильства, поэт. Служил в армии, но рано вышел в отставку. Отличался энциклопедическими интересами, в том числе в области богословия, но вследствие цензурных ограничений при его жизни появилось в печати лишь несколько статей. Подобно К. С. Аксакову, много занимался устной пропагандой славянофильства в московском обществе.

   ¹² Евангелие Данилевского - трактат Н. Я. Данилевского "Россия и Европа", который высоко ценил К. Н. Леонтьев (см. примеч. 19 к письму 34).

  

  

   Частное

   Милостивый государь Николай Павлович, сверх моего официального ответа на предписание Ваше за No 843, позволяю себе сказать в этом письме несколько слов горячей и искренней благодарности за Ваши советы и за обещание поддержки, сообщенные в частном ответе Вашем. Ответ этот Ваш немного успокоил то волнение, в котором я был после ультиматума выехать со Святой Горы.

   При всей искренней моей благодарности за Вашу доброту и Вашу ко мне снисходительность, позвольте мне сказать Вашему Превосходительству вот что: я хотел пробыть на Афоне до начала или половины октября, кончить для Каткова (который платит мне недурно за мои восточные повести) довольно большой роман из здешнего быта, так что мне бы проездом через Москву получить около 1000 рублей. Теперь приказание выехать с Афона расстраивает все мои расчеты и с этой стороны. Ваше Превосходительство укоряет меня за мои долги. Согласен, хотя не видал еще, чтобы они хоть какое-нибудь влияние имели на дела службы; согласен, что это нехорошо. Нехорошо для меня, но я не понимаю и никогда не пойму, что службе от этого? Разве бездарность, которой мы так богаты на службе, и без долгов не в тысячу раз вреднее долгов без бездарности? А у нас на константинопольской и вообще на дипломатической службе долги - обычай. Кто же из наших не должен, если говорить правду? Я сказал "бездарность без долгов"; а то еще много есть примеров бездарности с долгами, напр<имер> покойный Байков² и другие. Вообразим себе такой пример (я говорю "вообразим" себе) - М. А. Хитрово, которого я, по моему крайнему разумению, считаю одним из самых блестящих наших деятелей, вообразим себе, что он много должен, что такой человек много должен, но как-нибудь старается платить и не просить казну платить за него; а рядом с ним вообразим себе какую-нибудь жалкую посредственность... назовем какое-нибудь вымышленное имя, напр<имер> Славонравов, Честолюбов, какой-нибудь Унтер-Шустер из наших дипломатов и консулов, не имеет долгов. Кто больше принесет службе пользы - такой человек, как Хитрово, или эти Унтер-Шустеры и Честолюбовы? Простите мне, Ваше Превосходительство, я человек теперь ненормальный, а правильнее - больной. За доброту и за протекцию - благодарность живую, горячую, искреннюю, за упреки - оправдания такие, не лишенные известной vivacité {Живость (фр.).}! Угодить в этих случаях, Ваше Превосходительство, трудно. Я давал жене моей 150 р<ублей> в месяц, когда она жила в Одессе и Цареграде. Она была довольна, я стеснялся - и вдруг узнал, что уже в Петербурге меня обвиняют в том, что я даю ей мало и что она постоянно нуждается. Я в 68-м году послал ей из Петербурга в Тульчу 1000 рублей, чтобы она отчасти уплатила долги и ехала бы комфортабельно до Янины. Она предпочла заплатить как можно больше долгов моих, оставила себе около 100 рублей, и ей недостало на путешествие до Янины. Что же?! Ей выдают из Посольства 10 лир (!!!), и Куманин пишет мне преглупо-наставительное письмо, за которое, конечно, так как против него я не был связан никаким подчинением, я дал ему добрую сдачу. Видите, Ваше Превосходительство, как трудно угодить людям в этом случае: платишь долги - виноват, жене мало дал, говорят; жене много даешь - зачем долги не платишь! Поэтому и на этот раз Ваше замечание о моих долгах больше удивило, чем огорчило меня. Я вынужден даже предупредить Ваше Превосходительство, что так как Вы запрещаете мне жить до октября на Афоне, то я не буду в силах кончить покойно мой труд для г-на Каткова и придется мне именно вследствие этого изгнания занимать где попало еще лир сто, по крайней мере, ибо не могу же я, больной человек, по приезде в Россию me trouver sur le pavé {Оказаться на улице (фр.).}.

   Прошу Ваше Превосходительство рассматривать, если угодно, это письмо как бред ненормального человека.

   Доброту Вашу я ценю, Вы знаете, но о долгах не понимаю никаких замечаний, ибо это дело частное. <...>

   Мы, Николай Павлович, оба с Вами христиане не для восточного вопроса, а настоящие верующие (так я слышал везде об Вас); нас с Вами будет судить Бог, а не презренные газетные фигляры!

   "Яко аще бы враг поносил ми, претерпел бых убо; и аще бы ненавидяй мя на мя велеречевал, укрылся бы от него. Ты же человече равнодуше, владыко мой и энаемый мой; иже купно наслаждался еси со мною брашен, в дому Божий ходихом единомышлениен!" (смотр<ите> час шестый, псалом Давида!)

   Простите мне, Ваше Превосходительство, мне, полумонаху, полуконсулу эти cris de l'âme! {Крики души (фр.).}

   С глубочайшим почтением имею честь быть Вашего Превосходительства покорнейший слуга

  

   Публикуется по автографу (ЦГАЛИ).

   ¹ Афон (Святая Гора) - узкий гористый полуостров в Греции, вдающийся в Эгейское море. Одно из самых святых мест восточного православия - своеобразное иноческое государство: в XIX в. там было 20 больших монастырей, несколько скитов, множество (до 700) отдельных келий. По преданию, русский монастырь св. Пантелеймона, в котором жил Леонтьев, был основан на Афоне во времена св. Владимира.

   ² Байков - неустановленное лицо.

  

  

   Милостивый государь Николай Павлович,

   Я имел честь получить предписание Вашего Превосходительства от 15 августа за No843.

   Из частных моих писем Вам уже известно, что самое здоровье мое (как я этим летом убедился окончательно) требует отъезда в Россию, поэтому я и без того долго бы не мог замедлить на Святой Горе. Теперь же я, конечно, употреблю все мои усилия для скорейшего исполнения воли императорского посольства; но при всем этом я осмеливаюсь просить, чтобы и Ваше Превосходительство благоволили войти в мое положение.

   Во 1-х, во время летних жаров и после неудачного моего путешествия сухим путем в Константинополь здоровье мое ухудшилось и только теперь начало слегка улучшаться. Дальнее путешествие в настоящее еще жаркое время для меня решительно невозможно. К тому же, ко всему прочему, предстоящему мне,- в Одессе, Москве и Петербурге свирепствует холера, а я (как, может быть, Вы изволили слышать) страдаю и крайним малокровием, и совершенным расстройством пищеварения.

   При таких условиях ехать сейчас же было бы безумием.

   До получения Вашего предписания я думал выехать в конце сентября или начале октября. Теперь я употреблю все усилия мои собраться в путь не позднее 10-го или 15-го сентября, когда время будет прохладнее.

   Что касается до греков и до их клевет, то две-три недели больше или меньше, конечно, не ухудшат и не улучшат их политических о нас мнений, и я уверен, что начальство не захочет никогда в угоду им подвергать страданиям и без того изможденного и измученного человека.

   Они преследуют теперь своими криками всех русских без различия, и Ваше Превосходительство, если угодно, можете узнать из частного моего письма г-ну Ону, каким гонениям подвергаются даже беззащитные русские монахини в [нрзб.]. И этим бедным и полуграмотным женщинам приписывают панславистические цели. Греческий гнев не утолится, если и я буду принесен им в жертву.

   Вашему Превосходительству известно также из последних писем моих, что я на службу консулом возвратиться теперь не в силах и намереваюсь просить высшее начальство удостоить меня отставки с какой-нибудь соразмерной пенсией. Поэтому императорское посольство лучше всего в состоянии определить, на каком положении мне ехать в Россию и продлить ли мне отпуск до разрешения вопроса об отставке или принять иные меры, сообразные с законами и с моим положением. Насчет этого я буду ожидать предписаний.

   Наконец, я должен еще сознаться, что именно в настоящую минуту достаточных средств для скорого предприятия столь дальнего пути (у меня нет.- Д. С.). Я мог бы, может быть, получить порядочную сумму от г-на Каткова, но по болезни моей не могу ручаться ни за срочность окончания работы, ни его высылки на Афон и боюсь, как бы, дожидаясь от него денег до октября (как я думал сначала), не возбудить неудовольствия Вашего.

   Поэтому и позволяю себе просить почтительнейше о выдаче мне хотя бы взаимообразно (если иначе нельзя) около ста турецких лир из каких-либо сумм, имеющихся в Посольстве, для того, чтобы я скорее мог удовлетворить выраженным в предписании Вашем требованиям.

  

   Публикуется по автографу (ГМЛ).

  

  

   Нет! Видно, еще искра прежнего сочувствия есть в наших сердцах! Только что я написал Вам, как получил Ваше милое и менее обычного казенное письмо.

   Не могу понять чувств, обуревающих П-ва², и потому, при всей искренней моей к нему приязни, как-то не могу его жалеть душевно. Вообще, я этим бракам, от которых много ждут, не сочувствую. Брак есть разделение труда, тяжкий долг, святой и неизбежный, но тяжелый, налагаемый обществом, как подати, работа, война и пр. Работа и война имеют свои поэтические и сладкие минуты, ими можно восхищаться, но надо помнить, что одна большею частью нестерпимо скучна, а другая очень опасна и тяжела. Отчего же на брак не хотят смотреть как на общественное тягло, которое иногда не лишено поэзии, но от войны и тяжелой работы отличается тем, что война опасна, но не скучна, а работа большею частью скучна, но не опасна физически? Брак же для женщины опасен физически, а для мужчины - скучен большею частью крайне. Я согласен с тем французом, который сказал: L'amour n'a rien à faire avec les devoirs pénibles et sévères du mariage {Нет ничего общего между любовью и тягостными и жестокими обязанностями брака (фр.).}.

   Если я ни разу не каялся, что женился, и если моя брачная жизнь дала мне много хороших минут, то это оттого, что я шел в церковь без очарования и кроме худа для себя от брака ничего не ждал и все мало-мальски хорошее принимал за дар судьбы. Когда П-в написал мне летом свое восторженное письмо, где называл жену ангелом (!), тогда как она гораздо более похожа на бойкого крепостного форейтора, то меня всего перевернуло и я почти предсказал ему, что добра тут не будет. Не понимаю и ревности к законной жене. Это что-то чересчур первобытное... Ну, обнимаю Вас тысячу раз.

  

   Впервые опубликовано в ки.: Памяти К. Н. Леонтьева, СПб, 1911. С. 212, 213.

   ¹ Салоники - крупный портовый город в Греции на берегу Эгейского моря.

   ² П-в - неустановленное лицо.

  

  

   Милейший друг Константин Николаевич, здравствуйте!

   Я жив и даже как будто здоров, чего и Вам желаю (несмотря на то, что Вы своей "Истории" мне все-таки не прислали).

   Ради Бога прошу и умоляю Вас, перешлите немедля и бережно "Генерала Матвеева" в редакцию "Русского вестника" прямо на имя Павла Михайловича Леонтьева¹. Непременно на его имя. Не погубите меня какой-нибудь медлительностью или небрежностью. Помните, друг мой: 1) что у меня другой рукописи нет и 2) что теперь для меня литература есть хлеб, ибо службу я оставил. По правде сказать, ужасно я боюсь за эту рукопись, чтобы она не пропала. Считая по 100 рублей за лист, это ведь, может быть, больше 1000 рублей.

   Не говоря уже о нравственной потере и так далее. Пощадите же! Уж я знаю, как русские друзья способны вредить любя... Отчего?.. Кто знает?

   Великая нация! Ей все нипочем! Что ни день, то великое произведение мысли и поэзии... Можно поэтому второстепенные вещи терять, бросать, не печатать и т. д.

   Ну, обнимаю Вас. Читали ли мои статьи о панславизме в "Русском вестнике"?² Нравятся или нет?

   Ваш забытый Вами друг К. Леонтьев.

  

   Публикуется по автографу (ИРЛИ).

   ¹ Павел Михайлович Леонтьев (1822-1874) - известный филолог и педагог. Занимал кафедру римской словесности в Московском университете. Активно участвовал в "Русском вестнике" с самого его основания. Был соиздателем "Московских ведомостей", где опубликовал огромное количество передовых статей, преимущественно по преобразованию учебной системы. Леонтьев видел спасение от "язвы материализма" исключительно в изучении древних классиков и немало способствовал гимназической реформе 1871 г.

   ² ...мои статьи о панславизме...- статьи о греко-болгарской религиозной распре, в которой Леонтьев склонялся на сторону греков: "Панславизм и греки" (Русский вестник. 1873. Кн. 2) и "Панславизм на Афоне" ("Русский вестник". 1873. Кн. 4). Обе статьи подписаны псевдонимом Константинов.

  

  

   <...> А я тружусь; теперь мне надобно спешить: других средств к жизни нет теперь, кроме пера! Может быть, это принуждение и к лучшему: заставит по нужде больше сделать.

   Я нанял себе целый отдельный домик, очень чистый и какой-то провинциально наивный, à la Turca {На турецкий манер (фр.).}; он высоко на горе, почти совсем особо, и я доволен им; нанял на год за 40 лир: так выгоднее и покойнее. Вот не найдется ли у Вас какой-нибудь мебели лишней дать мне на время, потому что сначала мне очень трудно будет устроиться. Ведь, переезжая в Буюк-Дере, Вы оставите что-нибудь в Пере²? Я постепенно сам все заведу, но именно в начале моего переселения (15-16 сентября) из гостиницы беспорядок и пустота в доме могут отозваться очень невыгодно на моих занятиях. Теперь спех, благо здоровье лучше, дом есть, Вестник³ на все соглашается, и государственные люди даже наши, при всей их недогадливости начинают принимать меня за Кумани. Вот до глухого вести дошли!.. Т. е. до Стремоухова!..⁴ Бог знает, что эти люди думают!

   Как бы то ни было, с практической точки зрения было бы жалко портить пустяками теперь обстоятельства, которые недурны. Между прочим, Вы (если Вы не слишком больны и утомлены, я ведь хорошенько не знаю) спросите у мужа Вашего, о чем я ему пишу, может быть, вместе с ним что-нибудь придумаете для того, чтобы Ваш приятель Леонтьев не стал Сизифом греческой мифологии, который осужден был выкатывать большой камень на вершину крутой горы, и всякий раз в ту минуту, когда он достигал вершины, этот камень падал опять вниз. Вы сами сказали мне раз, что я после стольких страданий имею право надеяться на роздых и улучшение моих дел. Это правда: я надеюсь на милость и покровительство Божией Матери, Которая жребием указала мне два раза путь в Константинополь, и до сих пор, по крайней мере сравнительно с прежним, мне надо радоваться. В Салониках я был лишен вовсе и здоровья, и литературной деятельности, и друзей, и религиозной обстановки. Здесь как-то страшно иногда за хлеб насущный, но все-таки я имею это все!

   Буду надеяться, что Божия Матерь, Которая привела меня сюда, внушит и друзьям моим справедливость и искреннюю охоту поддержать камень Сизифа у самой вершины, хотя на минуту.

   Жалею, что я не монах, не священник и что не имею права, ни возможности благословить Вас от глубины сердца, Катаризм⁵ Ваш есть Catarismus versatilis {Живой катаризм (лат.).}, минутное падение простительно даже и Вашему уму.

  

   Вы поймите одно, что прогресс просто глуп и неостер. Это главное. Это убийственный mauvais... genre {Дурной тон (фр.).}...

  

   Впервые опубликовано в книге: Архимандрит Киприан. Из неизданных писем Константина Леонтьева. Париж, 1959, 14, 15.

   ¹ о. Халки - остров в окрестностях Константинополя.

   ² Пера - европейская часть Константинополя.

   ³ Вестник - журнал "Русский вестник", где печатались произведения Леонтьева.

   ⁴ Петр Николаевич Стремоухов (?-1885) - дипломат, директор Азиатского департамента министерства иностранных дел. По его протекции Леонтьев (через своего брата В. Н. Леонтьева) был принят на дипломатическую службу.

   ⁵ Катаризм - то же, что пуризм, то есть излишняя строгость в соблюдении правил.

  

  

   Madame, ma très chère et bonne amie! C'est aves le plus grand regret que j'apprends que vous êtes toujours souffrante et alitée... Dites moi seulement que vous ferez une exception pour moi; que vous me recevrez dans votre chambre а coucher et j'abandonnerai mes occupations pour venir vous voir. Souvenez vous de ce que je suis médecin, si vous ne voulez pas vous souvenir de ce que je suis pour vous un ami plus sincère et plus dévoué, que toutes ces femelles que vous recevez, sans doute, sans faèon...

   En attendant votre reponce verbale (qui me suffit) je peux me permettre de vous parler un peu sérieusement.

   Ecoutez, vous êtes souffrante. Souvenez vous des signes de croix que vous avez faits lorsque vos chevaux furent un peu trop fringants lors de notre promenade de voiture? Eh bien? Je trouve qu'а ce moment vous aviez bien plus d'esprit que lorsque vous vous aplatissez ignominieusement devant le réalisme.

   Croyez moi, il y avait un temrs où ne pas croire а Dieu, pouvait véritablement être une espèce de prévue de haute intelligence; (égarée ou non, mais haute)... La sciense était nouvelle, elle était jeune alors, elle promettait beaucoup... Qu'a-t-elle tenu? Que nous a-t-elle donné, excepté des sujets pour satisfaire notre curiosité, sujets très attrayants, mais au fond fort vains?

   Toute cette fameuse science n'est qu'un éclatant mirage entre deux abоmes sans fond, entre les premières hypothèses, les mystères improuvables des pseudo-fondements scientifiques et entre l'abоme sans limites du futur, de toute espèce de futur, de l'avenir personnel et de l'avenir du genre humain.

   Toutes ces-sciences, nommées supérieures par cette école positive que professe la racaille contemporaine, sont fondées sur la physique et la chimie. Eh bien, sur quoi sont assises а leur tour ces deux sciences fondamentales? Sur le systиme (sur le mystère) des atomes que personne n'a vu et ne peut jamais voir d'après l'idée de la science elle même. L'atome n'a pas de dimension; c'est donc un zéro. Un zéro multiplié par mille zéros peut il donner une quantité positive? Un rien, une abstraction, une invention toute métaphysique des savants... cet atome (multipliez-le tant qu!il vous plait) - comment peut-il produire des corps étendus, palpable, visibles, immenses quelquefois?

   Pourquoi, ma très chère amie, serait-ce un mystère moins mystérieux que le dogme de la S. Trinité, du péché originel et de la Redemrtion?

   Il y a une différence cependant entre les deux mystères... Le prêtre avoue que la Trinité est une mystère, il s'incline et vous propose sincèrement d'y croire... Le professeur assure que les atomes sont une vérité réelle. "Je sais!", vous dit-il. Lequel des deux est plus honnête ou plus conséquent? Votre bonne petite tête genevoise n'a pas besoin de tout de développement pour le reste. Voilа l'abоme des fondements...

   Quant а l'abоme du présent (que au fond n'existe pas et qui n'est qu'une intersection impalpable dy passé immobile et irrémédiable et du futur inconnu...), disons donc quant а l'abоme du moment qui va suivre... La science qu'a-t-elle fait de positif pour ce présent et cet avenir? Rien que des promesses de bien-être que personne ne peut...

   Ainsi donc une foi, une croyance а l'inconnu, а l'eudémonisme enfin privé et publique. Un mystère pour commencer, beaucoup de fracas et de clinquants avec beaucoup de prose au milieu,- et une croyance а l'inconnu comme but final... Je ne vois pas que cela soit plus logique que le Christianisme. Non! On a plus d'esprit lorsqu'on prie Dieu que lorsqu'on admire un laquais comme celui que je ne veux pas nommer dans cette lettre sérieuse.

   Chère Mdame Onou! Croyez moi - devenez chrétienne et vous serez rétablie.

   Lorsque je vous dis chrétienne, je veux dire orthodoxe sans doute. Vous êtes trop savante et trop pensante pour ne pas savoir vous-même qu un moine comme Luther qui a jeté son froc aux orties et qui a très illogiquement inventé une nouvelle religion, n'était pas conséquent. Pensez-y vous même. Souvenez vous bien de vos lectures, de toute votre connaissance а vous...

   Appelez tout doucement le père Smaragde. Les détails lui sont plus familiers qu'а moi. Et puis un essai... Madame, qui sait?.. Qu'y perdrez vous en tout cas, si rien y est? Rien. Qu'y gagnez vous, si vous êtes dans l'erreur? Tout... Pour votre prompt rétablissement, je vous réponds... J'y crois, j'y crois! Je le sais. Et voila pourquoi.

   Je vous envoie une image de la Sainte Vierge "Утоли моя печали". Je vous envoie aussi une petite livre "Акафист Божей Матери Утоли моя печали" qu'un pauvre ermite du Mont Athos m'a donné en me rencontrant par hasard sur la route. Il me l'a donné en me voyant malade et abattu. Depuis lors je l'ai eu toujours sous mon chevet et je ne m'endors jamais sans lire au moins un passage de ce petit livre.

   Je ne vous fait pas présent de cette image; pour le moment c'est impossible; croyez-moi que ce n'est que pour une personne d'élite comme vous que j'ai le courage de m'en séparer pour quelque temps. Ecoutez moi, écoutez moi, je vous dis. Pendez cette image devant vous pour qu'elle soit toujours а la portée de vos regards. Faite un effort sur vous pour lire le petit livre jusq'au bout une fois. Cela suffit. Vous verrez la poйsie sublime de ce lyrisme chrétien. Faites un effort pour commencer. Je sais que vous l'ouvriez presque avec aversion... Mais je sais aussi que vous changerez d'idées et de goût dans quelques jours...

   Cette image est une copie d'une image miraculeuse qui se trouve au Mont-Athos. Je connais la force... La Divinité, la Sainte Vierge et les saints ont deux manières d'agir sur un homme qui s'incline devant eux - une manière instantanée que l'on nomme miracle et dont j'ai fait moi même une expérience éclatante au Mont-Athos; et une autre naturelle et lente, mais fort sensible pour un esprit attentif. C'est а dire en grouppant les circonstances ordinaires de la vie d'une faèon profitable pour notre rétablissement moral et physigue. Vous en avez aussi un exemple sur moi. J'arrive а Cple dans un état déplorable, sans argent sans aucune chance pour mon avenir, avec une espèce de terreur inférieure qui me dévore presqu'а chaque instant, même au milieu d'une conversation animée et qui semble être fort gaie; avec une santé abimée... Mais j'arrive dans cette capitale avec la ferme conviction que c'est Dieu qui l'a voulu, que c'est la Sainte Vierge qui a bénit ce voyage. Qu'arrive-t-il? La santé se rétablie, les amis sont aimables et hospitaliers, l'argent arrive toujours au moment où je ne sais plus que faire. Tantôt c'est le Ministère qui me donne tout un tierèal (= "Tierèon") d'une manière inattendue, tantôt c'est le "Русский Вестник" qui envoie 1.000 roubles. Maintenant je n'ai que 10 livres turques, je ne sais ce que (je) mangerai dans ma nouvelle maison et ce que j'enverrai а ma femme pour le mois de mai... Mais je ne crainds pas. Je sais que l'argent viendra de quelque part: car Dieu le veut et il rendra les hommes plus intelligents qu'ils ne paraissent, peut-être, dans un moment de doute...

   La santé s'est rétablie la terreur est passée, la femme a été tout bien que mal nourrie et habillée tout le temps, le "Русский Вестник" me fait des avances, Chalky me plait, mes articles ont du succès, j'écris beaucoup...

   Voila ce que je nomme disposer les circonstances en notre faveur, la seconde faèon d'agir. Quant aux miracle, je vous ai raconté ce qui m'est arrive au Mont-Athos avec mon bras malade et avec les deux évangiles.

   Hélas! Dois-je vous l'avouer? J'ai peur... La crainte du ridicule peut-être? Un homme comme tout le monde, un Léontiew que nous connaissons tous, un vieux débauché qui se fait mystique lorsqu'il ne peut plus être débauché (on peut toujours l'être, Madame, on trouve mille moyens de l'être) se prend а faire l'apôtre de l'Orthodoxie... C'est terrible le ridicule, n'est ce pas.

   Allons donc, Madame, allons donc! Je me trompe... C'est vous; c'est а vous que je me adresse... A vous!

   Que la bénédiction de Dieu soit avec vous; quant а mes humbles et mauvaises prières, elles ne manqueront pas...

   Il y a encore de bonnes maisons а Chalky qui ne sont pas louées. Qu'en dites vous, ou qu'en disent les médicins "tou cosmou toutou"?

  

  

   Сударыня, драгоценнейший и добрейший друг мой! С величайшим сожалением узнал я, что Вы все еще больны и не встаете с постели... Но скажите мне только одно: Вы сделаете для меня исключение и примете у себя в спальне. Я оставлю все свои занятия ради того, чтобы видеть Вас. И если Вы забыли, что имеете во мне друга более искреннего и более преданного, чем все те женщины, которых Вы принимаете, конечно же, безо всяких церемоний, вспомните, что ведь я врач...

   А пока, в ожидании Вашего устного ответа (которого мне вполне достаточно), можно поговорить о более важных предметах.

   Так слушайте. Помните, как Вы крестились во время нашей прогулки в коляске, когда лошади вдруг понеслись с излишней резвостью? Ведь так? Мне кажется, тогда Вас нашлось более разума, чем когда Вы недостойно распластываетесь перед материализмом.

   Поверьте, если раньше отрицание Бога еще могло быть в какой-то мере свидетельством умственного превосходства (истинного или нет, но превосходства)... Наука была тогда внове и еще молода, она много обещала... Но что из этого вышло? Что дала она нам, кроме предметов для удовлетворения любопытства, весьма, правда, привлекательных, но, в сущности, призрачных?

   Вся эта хваленая наука есть не что иное, как блестящий мираж между двумя безднами, между начальными гипотезами, непостижимыми тайнами псевдонаучных обоснований и бездной будущего, как личного, так и всего рода человеческого.

   Все эти науки, называемые объединившимся в позитивную школу нынешним сбродом высшими, выводятся из физики и химии. Ну а на чем же основаны сами эти фундаментальн