Леонтьев Константин Николаевич - Избранные письма (1854-1891)

о еще на месте и все-таки писать, но у литературного вдохновения, видно, есть свои законы, с которыми разум не справляется. Необходимы, видно, от времени до времени для освежения мысли и труда впечатления извне, и одним терпением, твердостью в желании трудиться ничего в иные дни не сделаешь, если почерпаешь все только из самого себя. Мыслей множество, но все это не стройно и не живо! Это я говорю, конечно, с точки зрения только технической (понятно?), но если это воля Божия, то да будут благословенны и эти дни мрака, раздражения, невольного бездействия и сердечной пустоты.

  

   Публикуется по копии (ЦГАЛИ).

  

  

   Маша, посылаю тебе 12-ю и конец 13-й главы "Одиссея". Никак не могу с ним сладить. Или в самом деле при всей доброй воле отречений всякого рода в иные минуты только какая-нибудь перемена или разнообразие могут освежить мысль.

   Ради Бога, кончай скорей это и, главное, возвращайся скорей. Я не знаю, какое сегодня число, но чувствую что-то страшное близко, а у меня все не кончаются эти главы. Целые дни я думаю о них, и все что-то мне не нравится. Не знаю, что будет! Из Москвы - ни слова! Денег всего два рубля. У кого займу - не знаю; завтра еду в Щелканово. Ни на жалование, ни на провизию; это удивительно! Этого-то еще никогда со мной не бывало! Так что именно одна надежда на Бога, и, вероятно, от Бога я так спокоен, что жду с любопытством, что же это выйдет, когда послезавтра не будет ничего... А la lettre! {Буквально (фр.).} Я не шуча предупреждаю всех людей, что на сентябрь они хоть побирайся. А они все смеются.

   Варька собирается даже водить меня самого как слепого. Что она выделывает... ты себе вообразить не можешь, передо мной... Конечно, по-детски. Но все-таки... Например, политикой интересуется, когда слышит, что я говорю о ней с Яковом Семеновичем¹ или с Прокофием²; садится и вдруг спрашивает: "А греки за нас?"

   Ходили мы за грибами <...>. Аукается со мной разными голосами, а когда я убираю грибы на поднос, оборачивается и с кокетством: "Ишь вы, любите все красиво!" Наконец, до того уже развернулась и начала так шуметь и стучать и громко при мне крикицу делать, что я должен был остановить ее и сказал: "Девушка должна все делать тихо и нежно, а не грубо"... Вообрази, она после этого замечания присмирела и до того выразительно тихо стала класть грибы на подносы, что мне стоило много труда, чтобы сохранить серьезный и строгий вид. Беда!

   Ну, прощай. Не опаздывай, мой друг, с рукописью.

   Что буду делать без денег - не знаю!

  

   Публикуется по копии (ЦГАЛИ).

   ¹ Яков Семенович - кудиновский крестьянин.

   ² Прокофий - один из кудиновских слуг.

  

  

   Ах, Марья Владимировна, дай мне хоть с тобой отвести душу сегодня! Мне очень тяжело... на любой лад тяжело... Во вторник я все-таки до известной степени очертя голову еду в Москву через Калугу. (Сегодня - пятница.) Батюшка¹ не запрещает, конечно, но не особенно и советует хлопотать о месте земского врача. К несчастью, в их советах мне есть все какая-то нерешительность и даже противоречивость; но это я говорю не в виде ропота на них, а, видно, на то воля Божия, чтобы я был в этих делах опять на свой собственный разум предоставлен. Тяжело это, когда ни в свой, ни в чужой разум уже давно не веришь, а остается руководиться им... <...>

   Ради Бога, пойми меня... (Притворись понимающей... Ах! Обмануть того не трудно, кто сам...) Ни молиться правильно, ни читать, ни писать, ни думать... Нет! В таком положении ты меня еще не видала! Мне кажется, что это похоже на то состояние озлобления и растерянного ужаса за эту материальную будущность, которое испытывала мать моя, когда начались реформы... <...>

   И как трудно, сознаюсь тебе, в эти минуты не презирать таких друзей, например, как хоть бы этот самый Губастов... Ведь он, жалкий человек, какой-нибудь сестре своей или зятю дал бы на выкуп имения 2000... Отчего же он мне их дать не может, мне, которого он будто бы так любит и так восхваляет? Скажи, можно ли воздержаться в такие минуты от сердечного и глубокого презрения ко всем этим, которые могут и сами не знают, почему не хотят. Часто это даже и не от скупости, а от какой-то мерзкой плоскости, от неспособности к какому бы то ни было порыву.

   Ну, и эти о. о. Исаакии тоже хороши... и я не знаю теперь, не было ли это искушением с моей стороны, что я не вернулся к Пимену тогда осенью. Нет, право, он еще умнее других... Вот какой круг совершили мысли мои за эти последние, почти безумные от озлобления и горести дни... <...>

  

   Публикуется по копии (ЦГАЛИ).

   ¹ Батюшка...- духовник Леонтьева о. Амвросий Оптинский.

   ² О. о. Исаакии,- кого имел в виду К. Н. Леонтьев, не выяснено.

  

   <...> Всего в письме не выскажешь, но я бы многое, многое бы сказал тебе! И о Карманове¹, и о бедном (истинно бедном) Кудинове, которое нынешний год стало для нас уже не опорой, а бременем, и не доходной статьей, а предметом расхода... Маша! Маша! Эти туманные лунные ночи! Эти могилы наши без памятников... Эти красные листья вишен и осин... Эта Джальма с новыми щенятами, эта Варька... Эта щелкановская церковь на краю земли... Эти портреты... Неужели Бог не поможет нам сохранить все это? А жить там постоянно и безвыездно и даже без прилива кармановских, так сказать, начал... можно... Все возможно... Но это хуже всего. Верь моему теперь опыту и вспомни иные свои минуты... Все лучше - и Мещовск, и Сапожок², и твоя боль спины в Сапожке, и моя боль спины в Оптиной... чем это одиночное заключение навеки с каким-то немым рыданием прошлого вокруг. Этого не вынесет никто! <...>

  

   Публикуется по копии (ЦГАЛИ).

   ¹ Карманово - соседнее с Кудиновым имение Раевских.

   ² Сапожок - уездный город Рязанской губ.

  

  

   Я вчера вечером приехал из Мещовска. Сегодня поутру сделал невозможные усилия, чтобы писать, и написал только 2 страницы. Не лень (избави Боже теперь лениться, когда все висит на волоске), а мысли спутаны, и нет никакой возможности сосредоточиться. Нет, видно, или мне нельзя в Кудинове писать без верного и надежного человека, который бы так, как ты или даже Людмила, понимал бы, как и когда устранить от меня вещественные заботы, или это потому, что будущее и близкое уж очень неверно и страшно! <...>

   <...>...Меня очень обрадовало, что ты больше веришь в литературу мою, чем в должность по Земству. И батюшка относится к этой должности не совсем отрицательно. Он боится за мое здоровье и, как видно, за близость <...>, и я рад удалиться от нее, но теперь не столько от искушения, сколько от неприятности и нового бремени какого-нибудь; она выдумала еще не слушаться сразу, и ты понимаешь, что после этого я должен чувствовать... Чувство мое улетело так быстро, что я не найду его! Она забыла то, что я столько раз говорил ей: "помни, что ты мила мне, пока это приятно, и больше ничего!" <...>

  

   Публикуется по копии (ЦГАЛИ).

  

  

   <...> Твои взгляды на Ренана¹ хороши, да не [нрзб.]. Есть вещи там исторические, которые очень хороши и которые ты, по обычаю, вероятно, упустила из виду. Например, поняла ли ты, как хорошо изображено у него брожение умов и томление сердец в греко-римском и азиатском обществе того времени? Как все бросается на новые верования, как радуется всему новому. Римские дамы еще до принятия христианства субботствуют, как еврейки, и т. п. С лихой собаки хоть шерсти клок... то есть с Ренана. Фаррара² ты будешь читать с наслаждением и религиозным чувством, но этой талантливой исторической картины всего умирающего греко-римского мира у него не найдешь. Довольно об этом.

   О моих делах что сказать? Вчера была неделя, как я в Москве. Денег, как всегда, вначале вышла бездна; теперь все слаживается понемногу. Но вообрази, до какого мужества я дошел. Сам варю каждое утро кофе на спирту, конечно, варю так, как никаким Варькам не сварить. Или это не мужество? Может быть, это, напротив того, все большее и большее падение в детство? Во всяком случае, можно воскликнуть: "Les jours se suivent et ne se ressemblent pas!!!" {Дни сменяются, но не походят друг на друга (фр.).} Год тому назад я не поверил бы, что это возможно. Варю и благоденствую! Не сержусь! <...>

   Что касается до улучшения кудиновской земли, то об этом пока и думать не надо, как я из разговоров со многими убедился. Ты была права, кроме скотного двора нет средства возвысить доход с полей и не дать им изнуриться. Что делать! Дача - и больше ничего! и что ж, мои друг, если Богу угодно, чтобы мы, утомившись наконец оба, продали бы его и на 3000 остатку построили бы домик около Оптиной, чтобы забыть там вся и все, разве это не благодать была бы Господня? Сама знаешь, мы от многого отреклись, если придется отречься и от священных кудиновских воспоминаний, то ведь это было бы о Христе? И священны эти воспоминания не по-христиански, а весьма по-плотски, не духовны, а душевны и наполовину даже очень грешны. Самые приятные-то и грешны большею частию!..

   Кудиново - это очень опасно... Ты сама знаешь... Или слишком цветистые картины, или убийственное уныние. Середины нет. Впрочем, до продажи еще, слава Богу, далеко, а лучше приучить себя и к этой горькой мысли, чтобы она стала не так горька. Я перестал теперь вовсе почти о земных делах молиться и прошу Господа только душу мою несчастную спасти!.. И еще, чтобы телу не было уж очень тяжело, а так, как эти года все,- ничего. Если будет верный кусок хлеба, то пусть будет и хуже... Только поближе к Церкви...

  

   Публикуется по копии (ЦГАЛИ).

   ¹ Эрнест Ренан (1823-1892) - французский филолог и историк. Автор многотомной "Истории происхождения христианства", из которой громкую известность получила "Жизнь Иисуса" (1863), подвергавшаяся резкой критике за очеловечение образа Христа и за легковесность. Влад. Соловьев так отзывался о Ренаие: "Познакомился я с известным Ренаном,- пустейший болтун с дурными манерами" (Соловьев Вл. Письма. П., 1923. С. 147). В 1889 г. он пишет: "Из романов пробежал оба тома "Истории израильского народа" Ренана" (Там же. С. 213).

   ² Фредерик Вильям Фаррар (1831-1903) - популярный в России английский духовный писатель. Автор "Жизни Иисуса Христа" (1874), выдержавшей множество изданий, и других книг по истории раннего христианства.

  

  

   <...> Не знаю, что мне делать со своим сердцем! Не проходит дня почти, чтобы я именно против этой стороны моего характера не молился. Знаешь, кто теперь, мой друг Маша, не сходит у меня с ума? Это дочь Т.¹... Хотя она очень занята и еще не успела быть у меня, и сама мать простодушно уверяет меня, что она боится за дочь, потому что я могу еще нравиться, и не подозревая даже, как подобные слова подстрекают и дурно действуют на воображение, к тому же она еще прибавляет: "Саша очень хочет прийти к вам со мной, да очень много работы..." Искушение! <...>

   Я все-таки молюсь об одном земном деле, чтобы Бог сподобил меня жизнь кончить не в миру, а в монастыре. И мне бы очень хотелось именно от добра, а не от худа уйти в Оптину совсем; спокойно перешагнуть порог, так спокойно и просто, как я еду теперь гостить туда на время. Шевелится змея честолюбия, не скрою; но лишь бы было благословение старцев, а этой-то змее растоптать голову с помощью Божией легче именно тогда, когда сознаешь, что достиг незаметно того, чего давно желал,- правды в литературном мире <...>.

   Хотя, конечно, и то сказать - мысли о монастыре все-таки более земная забота, чем простая молитва о спасении души, где бы то ни было... Молитва о жизни в монастыре есть молитва о средстве спасения, а не о самом спасении, которое доступно и в миру... Но что делать - мы люди. И от земли оторваться не можем!

   Хорошо! Положим, и теперь можно разбить голову змею честолюбия, тем более что змей и без того уже издыхающий; положим, что мы и Кудиново можем о Христе на карту поставить, но где наше с тобой вместе жилье около Оптиной? Меня примут в скит с пенсией, а ты?

   И еще - как же в принципе отказаться от платежа долгов? Это и о. Климент² говорит: ни один хороший духовник не скажет вам - не платите!.. <...>

  

   Публикуется по копии (ЦГАЛИ).

   ¹ ...дочь Т.- неустановленное лицо.

   ² О<тец> Климент (Константин Карлович Зедергольм, ок. 1828-1878) - сын реформатского пастора в Москве. Окончил историко-филологический факультет Московского университета. Под влиянием Т. И. Филиппова и И. В. Киреевского в 1853 г. принял православие. Служил в Синоде. В 1862-1863 гг. поступил послушником в Оптину Пустынь, где и оставался до конца жизни. Леонтьев сам постригся в монахи под именем Климента и написал его биографию. (Православный немец. Оптинский иеромонах отец Климент (Зедергольм). Варшава, 1880. Книга была дважды переиздана: в 1882 и 1908 гг.).

  

  

   <...> А то, что Кошелева¹ тебе сказала, это такой вздор и так маловажно, что не нужно было бы и внимания обращать на это. Ты говоришь, что не нашла сказать ей на это ничего умного, так это ты правду говоришь. Умнее было бы сказать: "Да, это правда, дядя больше виноват, чем жена его; впрочем, не сужу и т. д." Ведь правда, что корень зла был во мне, а она была прекрасная жена! Ты это знаешь.

   О Людмиле сказать нечего больше. Написал ей письмо. Не знаю, как ты найдешь его. Посылаю его тебе, если что-нибудь уж слишком ясно - зачеркни хорошенько. Как твой инстинкт? В практических делах инстинкту и я верю. В нравственных вопросах не надо слушать слишком сердца тому, кто хочет быть христианином; а в делах житейской мудрости, так сказать, инстинкт иногда вернее умственных расчетов.

   Я вынужден буду не дописать это письмо, которое грозит быть очень длинным. Времени нет, а мне бы хотелось поскорее утешить бедную Людмилу, если только твой инстинкт не противится отправке моего письма. Только, пожалуйста, без того слабодушия, которым ты так страдала последние года. И доброте есть предел - польза и вред того, кого жалеем. Мало ли что ей приятно! Но надо прежде всего тайну - ты ее знаешь, она, пожалуй, в иные моменты и не прочь компрометировать нас, чтобы больше нас с собой связать. Но этому не надо потворствовать. Помолимся за нее Богу, и пусть терпит, а при первой возможности материально помочь - поможем. Вот и все!

   Прилагаю еще письмо Лизы, сегодня получил. Отвечать ей не буду. Хотя, по правде сказать, до сих пор не знаю, прав ли я или нет... Больно иногда и совестно, когда подумаешь о том, как живу я и как живет она... Но как быть, когда и при такой жизни я едва справляюсь со всем тем, с чем нужно справиться, чтобы не было еще хуже всем нам и ей в том числе... Вот и знакомства все увеличиваются, отнимают время, вводят в расходы, а без них и доходов не будет, не говоря уже о вдохновении...

   Что за безвыходный, заколдованный круг!..

   Вчера был вечером у Иониной²; по воскресеньям у них богатые жиды и скучные немцы играют в карты, а мы с ней беседуем. Она исправилась много у меня. Ужин только в этот день бывает, оттого я и езжу по воскресеньям. Т. с дочерью тоже часа три сидели, пили чай, она очень подурнела от работы, бедная, но это для меня лучше и полезнее.

  

   Публикуется по копии (ЦГАЛИ).

   ¹ Кошелева.- См. примеч. к письму 81.

   ² Ионина - жена дипломата А. С. Ионина.

  

  

   <...> Писать ли Вам о себе? Право не знаю. Разве очень мало. По внешности все то же: Иверская¹, Катков, Лоскутная², Неклюдовы, "Одиссей" и т. д. Но все лучше и лучше. Иногда я очень этого боюсь, и, несмотря на то, что с точки зрения практической лучше всего бы в декабре или январе ехать на Восток (Катков почти согласен дать мне рублей тысячу вперед на эту поездку с целью писать о болгарах), несмотря на этот шанс и на прекрасное (сравнительно с прежним) состояние здоровья, мне по мере приближения декабря все приходит более и более в голову надеть опять хоть небольшой, но добровольный терновый венец поста, от которого болит спина моя нестерпимо, тесной кельи, принудительной и сухой молитвы, словом, хочется поехать снова до лета в Оптину Пустынь ("Ччерт! Помешательство! Жалость какая, пропадает этот чччерт Леонтьев!"). Дай Бог, чтобы это чувство у меня укрепилось, хотя и очень будет в сердце жаль такого единственного случая поправить вообще дела мои этой поездкой на Дунай.

   Больно будет, но что же и за расплата без добровольной боли. Не от горя, а от радости надо удалиться в монастырь. А может быть, и в Болгарию поеду. Все в руце Божией, а мне все равно, было бы здоровье <...>.

  

   Публикуется по копии (ЦГАЛИ).

   ¹ Иверская - чудотворная икона Божией Матери, одна из величайших святынь Афона. Находится в Иверском монастыре, отчего и получила свое название. Точный список с нее был доставлен в Москву в 1648 г. Находилась в особой часовне у Воскресенских ворот.

   ² "Лоскутная" - название московской гостиницы.

  

  

   <...> Я все стою на том, что не все сохраняющие долго места свои равно добросовестны; и так как обучение французскому языку русских девочек из разночинцев есть вещь вовсе в патриотическом смысле не полезная и даже презренная, то с лихой собаки (т. е. с О. Ф.¹) хоть шерсти клок! Если можно без вреда для твоих выгод, надувай всех, дружок, не на живот, а на смерть! Не утомляйся! <...>

   Наши в Турции продолжают свершать подвиги. Делают в самом деле удивительные дела. Этот ночной штурм Карса² - такой сильной крепости, которую в 55-м году так долго осаждал такой храбрый генерал, как Муравьев³... и взятие редута около Плевны солдатами Гурко (прочти корреспонденцию князя Шаховского в No 283, особое прибавление ноября 15). Это удивительно! Сколько ума у солдат, кроме храбрости! И что же, если все это приведет только к большему распространению европеизма и хамства?..

   Впрочем, и мы сами (т. е. прежде всего я) хамы стали. По железным дорогам то и дело лечу, в электрической звонок без умолка звоню, цилиндр есть, пульверизатор есть, чуть-чуть было воздушной подушки не купил. Опомнился! Хоть только православного исповедания, а не деист либеральный. Вот и все. <...>

  

   Публикуется по копии (ЦГАЛИ).

   ¹ О. Ф.- неустановленное лицо.

   ² ...ночной штурм Карса...- Карс, город и крепость в Турции на границе с Арменией. Во время русско-турецкой войны 1877-1878 гг. после осады был взят штурмом в ночь на 6 ноября 1877 г. Русские войска потеряли более 2000 человек. Падение Карса имело огромное значение для дальнейшего хода войны в азиатской Турции. Руководивший осадой и штурмом М. Т. Лорис-Меликов был возведен в графское достоинство.

   ³ Николай Николаевич Муравьев (1794-1866) - генерал от инфантерии. Участвовал в войне 1812-1814 гг. Был наместником Кавказа. Один из самых образованных генералов русской армии. Во время Крымской войны руководил осадой Карса. Первый штурм 17 сентября 1855 г. был отбит с огромными для русских потерями (около 6,5 тыс. человек), но вследствие тесной блокады 16 ноября 1855 г. крепость была вынуждена сдаться.

   ⁴ ...взятие редута около Плевны солдатами Гурко...- Иосиф Владимирович Гурко (1828-1901), генерал-фельдмаршал, член Государственного Совета, кавалер всех российских орденов. Во время русско-турецкой войны 1877-1878 гг. командовал передовым отрядом. Преодолевая величайшие трудности, перешел Балканы. Разгромил турок под Горным Дубняком. Запер Осман-пашу в Плевне, после чего совершил достопамятный зимний переход через Балканы, в результате которого были заняты Филиппополь и Адрианополь. Упоминаемое Леонтьевым "взятие редута" - это знаменитый бой под Горным Дубняком 12 октября 1877 г., когда после жестокого штурма (потери русских - около 3,5 тыс. человек) было взято важное предместное укрепление плевненской крепости.

   ⁵ Лев Владимирович Шаховской - князь, автор книги "С театра войны (1877-78). Два похода за Балканы" (М., 1878). Был женат на дочери M. H. Каткова, Варваре Михайловне.

  

  

   <...> Теперь о чем же?

   Положим, хоть о Фефёле Федоровне Кошелевой¹. И мое дело с ней нейдет что-то; обещала дать знать, ничего не пишет. Чтобы больше не томить тебя законным любопытством, скажу, что дело это не что иное, как чтения публичные или беседы об Афонской горе в связи с Восточным вопросом в пользу Красного Креста (¹/₂) и ¹/₈ - в пользу черногорцев. Фефела предлагала мне делать это в пользу воспитания болгарских сирот. Но я извинился и сказал, что другое дело раненый мужик, другое дело варвар черногорец - для них я готов, а уж на европеизацию юго-славянских девиц не дам ни гроша! Она очень вежливо, робко и глупо улыбнулась. Она ничего не понимает. И, верно, Аксаков вооружил меня против нее. Ничего, и на нашей улице с помощью Божией будет праздник, а если Господь захочет, то я и до Аксакова тогда доберусь! Бюффон² сказал: "Le génie c'est la patience!" {Гений - это терпение (фр.).} Оно хоть и неправда, но я люблю это изречение вспоминать (ах, обмануть того нетрудно, кто сам...) <...>

  

   Публикуется по копии (ЦГАЛИ).

   ¹ Фефела Федоровна Кошелева - Ольга Федоровна Кошелева, урожденная Петрово-Соловово (1816-1893), жена публициста-славянофила, общественного деятеля и предпринимателя А. И. Кошелева (1809-1883), которая могла помогать мужу в благотворительной деятельности. "Фефела" (то есть простофиля), несомненно, не что иное, как ироническое прозвище.

   ² Жорж Луи Бюффон (1707-1788) - французский естествоиспытатель, автор обширной (36 томов) "Естественной истории", в которой описал множество животных и выдвинул идею единства растительного и животного мира.

  

  

   Не дождусь я тебя, Марья Владимировна, очень хочу тебя видеть. Оптинские старцы и знать меня не хотят, не пишут, на жгучие вопросы не отвечают. Здесь меня теперь многие любят, я это вижу, но никто моих духовных чувств не понимает... С тобой бы отвести душу!.. Нет! Душе моей через меру довольно двух удачных месяцев в Москве! Чем удачнее и покойнее, тем глубже тоска по монастырской сухости, по монастырской скуке... Хочу опять их отвратительной пищи, принудительных молитв, жесткой постели, безмолвия в окне... Скуки! Скуки! Но чистоты и всего этого искусственного строя, которого действие, однако, так глубоко... Хочу даже боли в спине от телесных неудобств, если это неизбежно. <...>

   Если ты спросишь, что я думаю дальше делать? Не знаю. Что выйдет само собою. Оптинские старцы меня не поддерживают, забывают. Ты счастливее меня в духовном отношении, ты чище, у тебя есть скучное принудительное послушание, а я почти в роскоши и предан на растерзание демонов блуда, честолюбия, празднословия и объедения!.. Господи! Господи!

   Вообрази себе, какое у нас Православие. Недавно было совещание у Неклюдовых о том, чтобы переменить законоучителя Верочке¹. Она учится не одна у него, а по складчине с двумя другими девицами. Мать этих девиц пришла в негодование, услыхав, что священник говорит барышням: "Креститься поутру необходимо, ибо само знамение креста уже изгоняет бесов". Я не вытерпел и начал с этой дамой спорить; мад<ам> Неклюдова² (которая всех больше понимает), не особенно разделяя мнение идеальной дамы (которая находила такое объяснение мужицким, детским и т. д.), сказала, однако, что вообще этот священник прост и что нужно поискать человека потоньше, советовалась со мною. Я вспомнил, что сама Неклюдова недавно перед этим говорила прекрасно о том, что ей женатое духовенство кажется вещью все-таки не совсем благопристойной и что ее идеал это худой иеромонах (а что он там делает - я, мол, знать не хочу!). Я предложил: "Не хотите ли, я поищу ученого, старого и худого монаха?". Она - ничего, но он, старик, воскликнул: "Избави Боже! Монаха! Нет! Нет!" А другая дама: "Non, non, les moines sont trop mystiques!" {Нет, нет, монахи слишком уж мистичны (фр.).} Да что же за вера без мистицизма - т. е. без чудес, без символов, без веры во все эти символы (т. е. в крест, даже в машинальный, например)? Заметь, что Неклюдов вообще-то монахов любит объективно: и в политике был за власть патриарха и против своеволия болгар³. А когда дошло до дочери, так и перепугался.

   Не сказать ли, Маша, еще раз: "О, Господи! Господи!" <...>

  

   Публикуется по копии (ЦГАЛИ).

   ¹ Верочка - дочь В. С. Неклюдова.

   ² Мад<ам> Неклюдова - М. Г. Неклюдова, жена В. С. Неклюдова.

   ³ ...за власть патриарха и против своеволия болгар.- Речь идет о раздорах между Болгарией и константинопольским патриархатом. В 1870 г. султан издал фирман о Болгарском экзархате, которым была создана самостоятельная болгарская церковь. Это произошло без благословения патриарха, что требовалось каноническими правилами. Вселенский патриарх Анфим на соборе 1872 г. объявил болгар раскольниками и отлучил от вселенской православной церкви.

  

  

   <...> Завтра мне предстоит все утро посвятить принудительной корреспонденции: К...Й, Ф-в, Д-й, Соррос-в¹ и даже Людмиле. Мне и некогда, и не хочется вовсе писать ей. И нечего сказать, кроме дела и слов милосердия. Увы! Как времена переходят, и как скоро помог мне Господь избавиться от теплого, но вредного чувства. Холодный грех не так страшен, противу него легче бороться. Итак, завтра дело. А сегодня вечером я хочу доставить себе удовольствие поговорить с тобою. О чем сказать. Сказать так много... <...>

   Начну с того, что после того разлагающего давления, которое вы все, Николай Яковлевич², ты и Катя³, производили на меня на Святках, я воспрянул, как зверь, оставшись один, и чуть-чуть было в самом деле не начал трудиться у Каткова. Воскобойников⁴ предложил было мне ходить читать немецкие газеты в редакцию (рублей за пятьдесят в месяц, и это во внимание к моим и т. д., а молодежи - не угодно ли по 25 руб<лей>), сверх того, я было сунулся составить по "Московским ведомостям" за декабрь политическое обозрение к январской книжке. Коридорный Василий даже сшил мне газету за весь декабрь... Два утра я читал и ничего не мог начать. Написал: "Падение Плевны и геройский штурм Карса..." и остановился. Смотрю, Англия, пустые фразы, осторожные, скучные, все одно и то же. Не знаю, кто такой Карнарвон⁵, Форстер⁶ какой-то, кажется, за нас, а я ему за это вовсе не благодарен; гляжу - Франция, Италия, Австрия. Все скука и пустота. Во Франции знаю только Мак-Магона⁷, какой-то Дюфор⁸ еще тут явился; хоть убей, не знаю, что об нем сказать, кажется, министр юстиции... Но на что он мне? Этот буржуа? Виктора-Эммануила⁹ нисколько мне не жаль; а Осман-Пашу¹⁰ жалею... И т. д. А книжка должна скоро выйти, и боюсь, Михаил Никифорович¹¹ скажет: "Леонтьев опять капризничает!" Евгения¹² тут же скрипит башмаками, денег в виду нет. Не знаю, как быть... Не умею, не умею себя принудить не свое писать! Но Бог все помогает и разными путями. От напряжения моего ума и раздражения или от сухости воздуха в гостинице, от духовых этих печей сделалась бессонница и такое возбуждение нервов, что сказать не могу... Поэтому, заснувши в 5 часов, проснулся в 11 с тяжелою головою, заниматься нельзя. Ну, тем лучше! Сел, поехал в редакцию и с жаром искреннего раскаяния отказался <...>.

   Миру я все еще не верю, и в Москве никто его не желает, иначе как с временным занятием Константинополя. Я очень желаю в Угреш¹³ и для молитвы, и для экономии при тех особенных обстоятельствах, в которых мы все теперь находимся. Но боюсь, что день за день дела и самое безденежье задержат меня надолго.

   Буду молиться и надеяться, что Бог помилует нас всех. Больше всего я рад, что борьба серьезная во мне утихла, хотя, конечно, и сегодня у Ази¹⁴ что-то пронеслось на миг благоуханным и ядовитым вихрем... Она еще очень хороша и гораздо свободнее и откровеннее, чем тогда, когда она была счастлива в Петербурге. Много мне улыбалась, говорила немало и очень прямо. Дочь ее очень мила. Но у Ази самой есть еще минута задумчивости и внезапной рассеянности, которая беспокоит родных. Она сказала: "Что я буду делать в Спасском? Нельзя все вязать тамбурной иголкой?" Хочет в Швейцарию и переводами заниматься, чтобы не брать много денег у отца, и жалуется, что швейцарцы очень глупы. Да, кстати, и Булгаков-Незлобин¹⁵ говорит о Германии и о немцах так дурно, что я не нарадуюсь. Турок он немножко понимает <...>.

  

   Публикуется по копии (ЦГАЛИ).

   ¹ К...й, Ф-в, Д-й, Соррос-в - неустановленные лица.

   ² Николай Яковлевич - Н. Я. Соловьев, драматург.

   ³ Катя - племянница Леонтьева, Екатерина Васильевна Самбикина, впоследствии игумения Шамординского монастыря под Козельском.

   ⁴ Николай Николаевич Воскобойников (1838-1882) - публицист, постоянный и деятельный сотрудник "Московских ведомостей".

   ⁵ Генри Джон Карнарвон (1831-1891) - английский государственный деятель. Занимал пост министра колоний. Во время русско-турецкой войны 1877-1878 гг. был противником поддержки Турции.

   ⁶ Вильям Эдуард Форстер (1818-1886) - английский политический и государственный деятель.

   ⁷ Мари Эдм Мак-Магон (1808-1893) - французский маршал и политический деятель. Во время осады Севастополя командовал дивизией, взявшей Малахов курган. После начала франко-австрийской войны 1859 г. отличился в битвах при Мадженте и Сольферино. Был главнокомандующим в Алжире, где жестоким и неумелым управлением вызвал восстание. Во время франко-прусской войны 1871 г. был разбит при Седане. Командовал войсками против Парижа, захваченного коммунарами. В 1873-1879 г. президент Франции.

   ⁸ Жюль Арман Дюфор (1798-1881) - французский политический деятель. Возглавлял министерства публичных работ, внутренних дел и юстиции. В 1876 г. премьер-министр.

   ⁹ Виктор Эммануил II (1820-1878) - король сардинский, с 1861 г.- король Италии. Наряду с Гарибальди и Кавуром один из главных деятелей объединения Италии. Оставался верным своему обещанию строго соблюдать конституцию, за что и получил прозвание "король-джентльмен".

   ¹⁰ Осман-паша (Осман-паша Нури-Гази, 1837-1900) - турецкий генерал и военный министр. Во время русско-турецкой войны 1877-1878 гг. прославился искусной и упорной обороной Плевны и сдался лишь после неудачной попытки прорыва. За бой 18 июля под Плевной получил титул "Гази" (победоносный).

   ¹¹ Михаил Никифорович - M. H. Катков.

   ¹² Евгения - неустановленное лицо.

   ¹³ Угреш-Николо-Угрешский монастырь под Москвой.

   ¹⁴ Азя - в замужестве Скуратова, вероятно, дочь или родственница барона Д. Г. Розена, в чьем нижегородском имении Спасское Леонтьев был домашним врачом после Крымской войны.

   ¹⁵ Булгаков-Незлобин - московский литератор Булгаков, писавший под псевдонимом Незлобии. Других сведений о нем не найдено.

  

  

   <...> В субботу еду в Петербург представляться светлейшему¹ с 200 руб<лями>, и с двумя рекомендательными письмами весьма надежного источника. От дамы², которая знатна и когда-то, видимо, была красива. Она в постоянной переписке с князем Горчаковым <...>.

   Статьи мои газетные так и пекутся; посмотрим только, будут ли подавать их на стол. <...>

  

   Публикуется по копии (ЦГАЛИ).

   ¹ ...еду в Петербург представляться светлейшему...- Имеется в виду светлейший князь Александр Михайлович Горчаков (1798-1883), дипломат, государственный канцлер, воспитывался вместе с А. С. Пушкиным в Царскосельском лицее.

   ² От дамы...- неустановленное лицо.

  

  

   Вот откуда Вам пишет Ваш придирчивый, но искренний друг, Ваш "чччерт - ретроград и ханжа!", который с монахами умеет разговаривать только о "молоке", вот откуда он шлет Вам привет и новую статью "Голоса" о "Женитьбе Белугина". Я очень горжусь тем, что я первый понял ясно, какие залоги драматического успеха таятся даже и в незрелой и грубой "Разладице" Вашей. <...>

   Меня в "Голосе" тоже отделал Е. Марков² за то, что "Одиссей" без завязки и движения, и поделом. Я с ним согласен, но что Тургенев и Достоевский выше меня, это вздор. Гончаров, пожалуй. Л. Толстой, несомненно. А Тургенев вовсе не стоит своей репутации. Быть выше Тургенева - это еще немного. Не велика претензия. Один язык его для человека понимающего, что такое язык сильный (Гоголь, Щедрин) или язык изящный (Пушкин, Грановский, старик С. Аксаков, Марко Вовчок), один язык Тургенева, никогда ни сильно-грубый, ни изящно-простой, ни увлекательно-цветистый, а какой-то мелочный и дряблый, может вызвать отвращение. Особенно "Записки охотника" <...>.

  

   Публикуется по автографу (ГЛМ).

   ¹ Любань - дачное место и железнодорожная станция в 77 верстах от Петербурга. Отвыкший от городской жизни, а также по экономическим соображениям, Леонтьев после нескольких недель пребывания в Петербурге переехал в Любань и поселился там на одной из дач.

   ² Евгений Львович Марков (1835-1903) - писатель, публицист и земский деятель. Его статьи в "Голосе" имели шумный успех. Один из первых оценил талант Л. Н. Толстого.

  

  

   <...> Губастов находит, что мои акции в Министерстве¹ стоят очень высоко. И мне самому это кажется; все очень любезны, и все влиятельные лица выражают готовность дать мне хорошее место. Не будь я так привередлив и разборчив, то и разговору бы не было. Но я стал на одном, что, кроме Константинополя, ничего бы не желал. А в Константинополь нелегко. Впрочем, я решился принять и другое что-нибудь в случае крайности. Теперь дело остановилось на мысли, чтобы сделать меня 2-м драгоманом для дел с патриархией²; жалованья 4 500 и квартира. Главная трудность в том, что дела политические таковы, что никто сам не знает, что завтра будет, мир или война³... <...> Скажу еще, что место в Константинополе для дел с патриархией я сочту за истинный дар Господень. И Т. И. Филиппов придать готов этому духовное значение, а он не менее нас с тобой православен. Поэтому, голубчик, помолись ты поусерднее за это дело, я в твою честную и трудовую молитву ужасно верю и... даже боюсь ее, так что не знаю, как приступить к описанию тебе некоторых других моих дел и событий дня. Впрочем, слава Богу, опасного в них мало; вероятно, и не будет, ибо, с моей стороны, есть все-таки знакомая тебе честность речи, а с той, если не ошибаюсь, много воли и "себе на уме"... Ты угадала или нет? Ну, конечно, ямщичок⁵. Дело пошло очень скоро, но мы оба спешим каждый по-своему, ставим себе тесные рамки и не хотим выходить из них. Она удивительно мила; и хитра, и смела донельзя. Ее "развивать"- куда! Едва ли уж не она меня развивает. По крайней мере, она заставляет меня упражняться в такой тончайшей дипломатии, что мне и передать себе трудно, как это делается. <...>

   Одним словом, всего тебе не передать. Впрочем, я еще одно скажу. Мне кажется, и мать⁶, и 20-летний брат⁷ догадываются. И отчасти мешают, отчасти - нет. Мать либеральна, обожает детей и слаба противу них, а брат, не знаю, что думает. Вчера мы с ней при них заспорили. Мать вступилась за дочь, а брат говорит: "Оставь, мама! Il ne faut pas mettre le doigt entre l'arbre et l'écorce {Не суй палец под кору дерева (фр.).}. Может быть, люди находят удовольствие в пререканиях, и им очень досадно, что другие мешают ссориться".

   А на днях я у них обедал, мать собиралась на вечер, Ольга должна была остаться дома одна. Я взял перчатки. А мать говорит: "Куда вы? Сидите. Я скажу там, что Ольга потому не поехала на вечер, что мосье Леонтьев проповедует ей православие..." И мы пробыли одни от 9 до половины 2-го часу ночи... Вообрази, что это был за рай земной! <...>

   В Петербурге оттепель, тиф, дифтерит, ужасная смертность, а я все это время редкий день ложился раньше 3-х часов ночи и вставал все в 8, и при этом так бодр и лицом свеж, что удивляюсь. Такова милость Божия ко мне грешному за молитвы Батюшки! А я, грешный, до 3-х часов все у нее сижу, никак не насыщусь. Однако пора опомниться! Великий пост близко. Хочу дешевизны, покоя, молитвы и труда. Буду, впрочем, стараться скрывать от всех калужских и московских, что я в Любани. И ты это знай. Кажется, мы с тобой скоро простимся надолго (если не навсегда!) с Россией и начнем по воле Божией опять какую-то новую жизнь! <...>

  

   Публикуется по копии (ЦГАЛИ). Частично опубликовано в журнале: "Русская мысль". 1917. Ноябрь - декабрь. С. 17, 18.

   ¹ В Министерстве - то есть в министерстве иностранных дел.

   ² ...для дел с патриархией...- подразумевается Константинопольская патриархия.

   ³ ...что завтра будет, мир или война...- 19 февраля 1878 г. в главной квартире русской армии в местечке Сан-Стефано, расположенном в 15 км от Константинополя, был подписан мирный договор, предусматривавший создание автономной Болгарии, а также независимость Сербии, Черногории и Румынии.

   ⁴ Тертий Иванович Филиппов (1825-1899) - государственный и общественный деятель, писатель. Окончил курс историко-филологического факультета Московского университета. Входил в кружок Ап. Григорьева, А. А. Фета и А. Н. Островского. Исповедовал славянофильство, русским идеалом считал церковный строй жизни допетровского времени. Одним из первых показал художественное значение народных преданий и песен. Служил в Синоде и Государственном контроле, где достиг министерского поста. Как вспоминал С. Ю. Витте, "Тертий Иванович был церковник; он занимался церковными вопросами и вопросами литературными, но литературными определенного оттенка, вопросами чисто мистического направления. Он был человек неглупый, но как государственный контролер и вообще как государственный деятель он был совершенно второстепенным. Т. И. Филиппов, собственно, не занимался теми делами, которыми он должен был заниматься, то есть контролем над всеми государственными, экономическими и хозяйственными функциями" (Витте С. Ю. Воспоминания. В 4 т. Т. 1, М., 1960. С. 307).

   ⁵ ...ямщичок...- О. С. Карцева (см. примеч. к письму 88).

   ⁶ ...мать...- Е. С. Карцева (см. примеч. к письму 88).

   ⁷ ...20-летний брат - Ю. С. Карцев (см. примеч. к письму 88).

  

  

   Николай Яковлевич, я был так занят и озабочен все это время, что большого письма не мог Вам написать и несколько раз уже хотел было написать маленькое с эпиграфом: "Не сули журавля в небе, дай синицу в руки!" Я понимаю по опыту, что такое ждать долго в уединении дружеского слова и не дождаться. Но это не для Вас только. Для меня самого истинное удовольствие писать к Вам именно не 2 слова, а 222. Зато уж и скажу я Вам сегодня слова! Сперва приятные, такие, каких Вы еще не слыхивали, а потом, если успею, то грозные и отеческие.

   Во-первых. Вы сразу перешли рубикон. Вы - известность. Вы сразу получили имя. В Петербурге я пробыл теперь около 3-х недель, и не проходит дня и нет дома, когда бы и где бы не гов