овлении сделаю Обществу, избравшему меня почетным старшиной,
официальное заявление, копию с которого пришлю Вам, а также и протест против
новых старшин всех лучших членов Артистического кружка; всем этим Вы можете
воспользоваться тогда для своей газеты. Письмо это я пишу собственно для Вас
и прошу поберечь его пока втайне.
Я у Вас попрошу еще высылать мне "Голос" (В Москву, Яузской части в
Серебренском переулке, в собственном доме), за что я Вам пришлю из деревни
некоторые заметки о житье-бытье наших крестьян.
Уважающий Вас и преданный А. Островский.
22 декабря.
284
Ф. А. БУРДИНУ
15-16 января 1870 г. Москва.
Любезнейший друг Федор Алексеевич, благодарю тебя за известие. В
Петербург я быть решительно не могу, впридачу к моей болезни возвратились
прошлогодние ревматизмы, и я уж не выхожу даже из комнаты в другую. Дай бог,
чтоб дело, о котором ты пишешь, устроилось, не пренебрегай им. Подличать
перед Федоровым не надо; но быть с ним в ладах недурно. Я могу на основании
твоих слов послать Федорову письмо, без всяких излияний, разумеется, но
просто учтивое, - отвечай мне, хорошо ли это будет, без твоего совета я не
пошлю.
Любящий тебя А. Островский.
Маша и я тебе и жене кланяемся.
P. S. Если Потехин в Петербурге, спроси у него, отчего он мне не
отвечает об одной моей сценке, он знает о какой.
285
Н. А. НЕКРАСОВУ
21-22 января 1870 г. Москва.
Многоуважаемый Николай Алексеевич, пьеса послана. Вы ее найдете у
брата. Ради бога, пришлите денег поскорее, я без копейки и больнехонек.
Воротились опять прошлогодние ревматизмы. Больно ногам и иногда больно и
руке. Как будет полегче, напишу Вам большое письмо.
Искренно любящий Вас А. Островский.
286
П. С. ФЕДОРОВУ
26 января 1870 г. Москва.
Милостивый государь
Павел Степанович.
Из письма Ф. А. Бурдина, которое меня очень обрадовало, я убедился, что
Вы, Ваше превосходительство, не только относитесь ко мне с прежним
сочувствием, но даже озабочиваетесь о моем обеспечении, которое мне, в
настоящем моем положении, так необходимо. К такому расположению Вашего
превосходительства я не могу относиться бесчувственно: я никогда не был
неблагодарным и теперь спешу засвидетельствовать Вашему превосходительству
самую глубокую и искреннюю признательность за выраженное Вами участие. Если
же я каким-нибудь образом мог подать Вашему превосходительству повод к
неудовольствию, то прошу Вас забыть о том и впредь считать меня человеком,
Вам вполне преданным и не изменяющим своему слову.
Я окончил большую комедию, которую я посылаю в портфеле Московской
конторы. Я убедительно прошу Ваше превосходительство об очень большом для
меня одолжении: если только будет возможно, сделать зависящее от Вашего
превосходительства распоряжение, чтобы моя пьеса возвратилась в Москву
поскорее. Она могла бы пойти в бенефис Шуйского, т. е. в казну, потому что
бенефис его обеспеченный. По болезни я не мог кончить пьесу ранее; если ее
не поставить в этом сезоне, то я боюсь, что Москва меня забудет совсем. Что
касается постановки пьесы в Петербурге, это позвольте мне совершенно
предоставить благоусмотрению Вашего превосходительства.
С глубочайшим почтением и совершенной преданностью имею быть Вашего
превосходительства
покорнейшим слугою А. Островский.
26 января 1870 г.
287
П. С. ФЕДОРОВУ
2 марта 1870 г. Москва.
Милостивый государь
Павел Степанович.
Сегодня отправлена в Петербург из Московской конторы моя переделка с
французского "Рабство мужей". Эта пьеса, живая и интересная у французов, не
лишена интереса и для нас; характеры, изображенные в этой пьесе, и
содержание ее так же близки Петербургу и Москве, как и Парижу.
Ваше превосходительство, я был бы очень счастлив, если б эта пьеса
могла пройти в Комитете и цензуре до Святой. У нас новых пьес нет, артисты,
которых бенефисы весной, могли бы воспользоваться, с разрешения начальства,
этой, хотя и незначительной, новостью.
С глубочайшим почтением и совершенной преданностью имею честь быть
Вашего превосходительства
покорнейшим слугою А. Островский.
2 марта 1870 г.
288
Ф. А. БУРДИНУ
6-7 марта 1870 г. Москва.
Любезнейший друг Федор Алексеевич, не приедешь ли ты в Москву. Если
поедешь, то зайди прежде к Павлу Степановичу и узнай о моем деле. Я
совершенно измучился. В январе захворала Маша и теперь едва только начинает
оправляться и понемножку учится ходить. В продолжение 3-х недель я не
отходил от нее и не спал ни одной ночи, и от отчаяния и бессонных ночей
дошел до того, что был на волос от помешательства.
Нервы мои дошли до крайней степени раздражения, и стали являться
видения. Как это смешно со стороны, и как это страшно, когда испытаешь сам.
Теперь мы оба поправляемся и ждем только весны, чтоб уехать в деревню. Не
приедешь ли ты в Щелыково половить весной рыбки? Если ты в Москву не
поедешь, то напиши мне хоть несколько строк.
Любящий тебя А. Островский.
Поклонись Анне Дмитриевне от меня и Маши.
289
Ф. А. БУРДИНУ
Между 9-12 апреля 1870 г. Москва.
Любезнейший друг Федор Алексеевич, благодарю тебя за совет, хотя, как
ты пишешь, и за последний. Воспользоваться я им не могу по той простой
причине, что здоровье мое со времени твоего отъезда не только не улучшилось,
но стало гораздо хуже. Я не знаю, буду ли я в состоянии даже в мае доехать
до деревни. Беспокоиться мне теперь не о чем, мучительна только
неизвестность; я же, уверившись из твоего письма о неуспехе моего дела, могу
выкинуть его из головы до того времени, пока буду в состоянии энергически
отстаивать свои интересы.
Горбунов приезжал, а Васильева я еще не видал.
Поздравляю вас всех с праздником; Маша тебе и Анне Дмитриевне
кланяется.
Любящий тебя А. Островский.
290
Ф. А. БУРДИНУ
17-21 апреля 1870 г. Москва.
Любезнейший друг Федор Алексеевич, благодарю тебя за известие и за
телеграмму; от первого я до сих пор опомниться не могу. Но вот что для меня
ясно: мне не только показываться не нужно, но и напоминать о мне не следует;
если я окажусь нужным и меня захотят приблизить, то мои личные дела будут
для меня на последнем плане, если я окажусь ненужным, то уж во всяком случае
свои-то дела я при настоящем положении окончу отлично и уйду на покой.
Навязываться теперь и лезть на глаза, сохрани бог. Если дело пойдет
серьезно, без меня не обойдется, если не пойдет серьезно, нечего и вязаться.
Я и тебе советую совершенно притихнуть, как будто бы ничего не случилось, и
быть на страже событий. Следи за каждой малостью и уведомляй меня: дело
слишком большой важности. В этом деле могут открыться такие перспективы,
которых нельзя и предвидеть. Будем пока надеяться. Ради бога, пиши.
Любящий тебя А. Островский.
Маша и Иван Егорович тебе и Анне Дмитриевне кланяются.
291
Ф. А. БУРДИНУ
28 апреля 1870. Москва.
Благодарю тебя, любезнейший друг, за известия. Книги я получил и
просмотрел: "Les faux bonshommes" я знаю давно; переделать на русские нравы
эту пьесу едва ли можно, в ней все парижское: нравы, характеры, биржевая
игра, живописцы. Если хочешь, чтоб я перевел ее для тебя, я, пожалуй,
переведу. Что действительно хорошо в пьесе, это два характера; Peponet и
Bassecourt. "Stare dzieje" пошлость вроде "Русский человек добро помнит".
"La colpa vendica la colpa" лютая мелодрама. "Гражданскую смерть" надо
сильно переделать; из Corrado сделать не убийцу, а политического преступника
или по крайней мере, ради цензуры, только намекнуть и громить не уголовный
кодекс, а монахов; пожалуй, что-нибудь и выйдет; а назвать "Дочь
преступника". Узнай, сделай милость, приняты ли на поспектакльную плату мои
пьесы "Бешеные деньги" и "Рабство мужей"; если не приняты, то похлопочи. Вот
еще к тебе очень важная просьба: зайди в контору "Голоса" и попроси высылать
его мне по новому адресу с мая месяца - в Кинешму, Костромской губернии,
сельцо Щелыково (билет мой 4538); по тому же адресу попроси контору
"Вестника Европы" высылать мне книжки, начиная с июньской. Если нужно что
приплатить, приплати, сделай милость. Уведомь меня, что делается; что
комиссия, что Павел Степанович, уехал ли Гедеонов, не сплетничает ли чего
Федотов? Если сберешься мне писать в четверг или пятницу, то пиши в Москву,
а после - в Щелыково.
Любящий тебя А. Островский.
Маша тебе и жене кланяется.
292
Н. А. ДУБРОВСКОМУ
18 июня 1870 г. Щелыково.
Любезный друг Николай Александрович, наконец у нас, в Щелыкове, погода
улучшилась и гулять стало приятно. И слышал, что и у вас, в Москве, время
стояло не очень завидное. Здоровье мое, любезный друг, плохо; кроме моих
обыкновенных болей, мучила меня еще боль в боку, теперь я понемногу
оправляюсь и начинаю гулять; местность у нас превосходная, и все вообще
хорошо, недостает только приятного общества друзей; брат приехал ненадолго и
скоро уезжает. Ты бы сделал очень доброе дело, если б приехал ко мне
погостить; я думаю, что твое доброе начальство отпустит тебя навестить меня,
болящего. Соберись, мой друг, я тебя буду ждать. Наши все здоровы, Маша тебе
кланяется, детки целуют. Поклонись всем знакомым и не забудь при случае
засвидетельствовать мое почтение уважаемому мной г-ну Агееву.
Любящий тебя А. Островский.
18 июня, Щелыково.
293
Ф. А. БУРДИНУ
23 июня 1870 г. Щелыково.
Любезнейший друг Федор Алексеевич, ты меня упрекаешь в молчании, а я
упрекал тебя; я от тебя не получил ответа на последнее мое письмо и не знал,
куда тебе писать.
Здоровье мое довольно хорошо, хотя я недавно чуть было не умер; рыбная
ловля хуже прошлогодней, чему причиной переменная погода. Иван Егорович
живет у меня, брат Ми-хайло Николаевич приехал недели на три, и мы живем
довольно весело. Домашние все здоровы.
Погода и у нас была плоха в мае месяце, но теперь давно поправилась;
травы и хлеба очень изобильны, земляники неслыханно много и необыкновенно
крупной.
"Les faux bonshommes" я тебе переведу, но, признаться тебе сказать, я
не жду ничего особенного от этой пьесы: в ней, при всех ее достоинствах,
очень много лишнего. Лиц бездна, и все надо сыграть хорошо, а то ничего не
выйдет.
Передай мой поклон, Машин и Ивана Егоровича Анне Дмитриевне.
Любящий тебя А. Островский.
Приезжай! Я тебя попотчую таким салатом, какого ты не только не едал,
но и не видывал.
294
Ф. А. БУРДИНУ
Щелыково, 18 июля 1810 г.
Любезнейший друг Федор Алексеевич, очень мы соболезнуем о вашей утрате.
Разделяем с вами ваше горе, но утешить вас не умеем.
Приезжай к нам хоть ненадолго; у нас живется довольно хорошо, и на
погоду мы не жалуемся. Миша и Иван Егорович уехали, теперь гостит у меня
Дубровский, но ненадолго. Право, приезжай, может быть вдвоем мы придумаем
что-нибудь хорошее. Не узнал ли ты чего интересного в Петербурге, так
сообщи. С комедией Барьера я не знаю, что и делать, переводить скучно,
переделывать почти невозможно; лучше бы над ней подумать вместе.
Передай мой и Машин поклон Анне Дмитриевне и уверь ее в нашем искреннем
и родственном участии.
Обнимаю тебя.
Твой А. Островский.
295
Ф. А. БУРДИНУ
29 августа 1810 г. Щелыково.
Любезнейший друг Федор Алексеевич, у нас умерла старушка, управлявшая
нашим имением; это обстоятельство и задерживает меня в Щелыкове и отвлекает
от дела. Хлеба уродилось довольно, на старосту вполне положиться нельзя, и
за уборкой и за молотьбой надо присмотреть самому. Если б не такое дело, я
бы рано кончил новую пьесу, впрочем и теперь я полагаю, что к концу сентября
она будет готова. Если поспеет к твоему бенефису, я буду очень рад.
Напиши мне, что директор, чувствуется ли, что он в силе. О моем деле я
желал бы, чтобы ему не напоминали, иначе можно надоесть.
Поклонись от меня и Маши Анне Дмитриевне.
Любящий тебя А. Островский.
29 августа.
296
Н. А. ДУБРОВСКОМУ
3 сентября 1870 г. Щелыково.
Милейший Николай Александрович, благодарю тебя за память и за письмо
твое; я читал его в присутствии всей семьи, и даже Шарик слушал и мотал
хвостом. Я не знаю, когда приеду в Москву, хлопот мне по горло, хлеба
уродилось очень довольно, надо за уборкой самому посмотреть, потому что
старушка наша умерла. Наконец-то Наполеон "за все свои невежества" получил
что ему "следовает". Что касается до второй половины твоего письма, то ты
ошибся, адресовав его ко мне, его следует адресовать Бисмарку или Горчакову.
Сделай милость, передай прилагаемое письмо Василью Васильевичу; его
можешь застать дома каждый вечер часу в девятом. Дети все тебя целуют и
просят сказать, что уж теперь они все почтительные.
Маша тебе кланяется.
Любящий тебя А. Островский.
3 сентября.
297
Ф. А. БУРДИНУ
20 сентября 1870 г. Щелыково.
Любезнейший друг Федор Алексеевич, я буду в Москве 29 или 30-го
сентября, если позволит здоровье, которое от дурной погоды расстроилось
очень. Пьесу я пишу прилежно, но к октябрю едва ли кончу. Во всяком случае,
если пьеса не попадет в твой бенефис, то будет тебе хорошая роль. Мне ужасно
мешают хозяйственные хлопоты, а без них нельзя: или бросить совсем имение,
или хлопотать самому. Сделай милость, сообщай мне новости, которые могут
меня касаться. От Васильева всегда можно было ожидать свинства, и с ним я
вперед буду руководствоваться текстом: "Не мечите бисера..."
Маша тебе и Анне Дмитриевне кланяется.
Любящий тебя А. Островский.
20 сентября 1870 г.
298
Н. А. ДУБРОВСКОМУ
Около 20 сентября 1870 г. Щелыково.
Любезнейший друг Николай, сделай милость, передай как можно скорее это
письмо Наталье Александровне. Попроси Давыдова, чтобы к моему приезду можно
мне было получить деньги с театра. Я приеду с почтительными и
непочтительными детьми 28 или 29 числа вечером и приеду яко наг, яко благ,
потому мне и нужны будут деньги сейчас же. Все тебя целуем.
Твой А. Островский.
299
Н. А. ДУБРОВСКОМУ
Начало октября 1870 г. Москва.
"Николка! Что же ты не ведешь Ветлицкого и где тебя самого черти носят?
Будешь ли ты меня слушаться! Ну, погоди ж ты!"
Так нельзя писать, это я только так думал, а писать надо вот как:
Милостивый государь
Николай Александрович,
Не угодно ли будет Вам пожаловать ко мне сегодня прямо из конторы к
обеденному столу, чем премного обяжете
Глубоко уважающего Вас и преданного А. Островского.
300
Н. А. ДУБРОВСКОМУ
Вторая половина октября 1870 г. Москва.
ДРУЖЕ!
Я за песню все ту же!
Мне час от часу хуже,
И дела идут туже,
К довершению бед
Архитектора нет.
Планов тоже!
На что это похоже!
А подрядчик там ноет
И дома не строит.
Помоги, Дубровский!
А. Островский.
301
Ф. А. БУРДИНУ
24 октября 1870 г. Москва.
Любезнейший друг Федор Алексеевич, извини, что так долго не отвечал на
твое письмо: мне было не до писем. Как приехал из деревни, так и захворал,
потом детки, все до одного; ты знаешь мой несчастный характер, я замучился
совершенно. Драма "Семья преступника" (La morte civile) переписывается и
на-днях пошлется через контору. Я всю ее перевел снова; столько там пустого
и не драматического красноречия, столько глупых, детских возгласов, что я
насилу с ней справился. Она будет иметь успех, возьми роль _Арриго_.
Похлопочи, чтобы она поскорее прошла в цензуре, и пришли в Москву один
экземпляр, но главное условие, чтобы ни под каким видом не было на ней моего
имени.
"Бешеные деньги" у нас имели очень большой успех. Говорят, что в Москву
приедет директор, и надолго, напиши мне, правда ли это. Нет ли каких слухов
о моем деле и новостей по театру? Как отразилось на театре назначение
Шидловского?
Поклонись всем знакомым. Кажется, и эту зиму не суждено мне видеть
Петербурга.
Поклонись Анне Дмитриевне от меня и от Маши.
Любящий тебя А. Островский.
24 октября.
302
Ф. А. БУРДИНУ
4 ноября 1870 г. Москва.
Любезнейший друг Федор Алексеевич, когда я тебя спрашивал о моих делах,
я выразился неясно. Дело вот в чем: я прочел в прибавлениях к "Московским
ведомостям" статью об авторских правах - Родиславского, человека, близкого к
дирекции; в этой статье сказано, что есть слух о пересмотре "_Положения 13
ноября 1827 г._", я и вообразил, что пересмотр, вероятно, производится по
поводу моего письма к директору - вот и все.
Пьеса "Семья преступника" послана в Петербург; похлопочи, чтоб ее
поскорей пропустили.
Пьесу оригинальную я оканчиваю, но едва ли будет расчет ставить ее в
настоящий сезон.
Гедеонова я ждал вот почему: из Дворцовой конторы я слышал, что в
Москву приедет на месяц вся царская фамилия и министр, а из Театральной
конторы был слух, что ищут квартиру для Гедеонова.
Я вижу из газет, что мои пьесы совсем не идут у вас; хоть бы ты спросил
у Федорова, за что меня обижают.
Поклон мой и Маши Анне Дмитриевне и всем вашим.
Любящий тебя А. Островский.
4 ноября 1870 г.
303
И. И. ШАНИНУ
27 ноября 1870 г. Москве.
Любезнейший друг
Иван Иванович,
Сделай милость, приезжай к нам в четверг вечером или в воскресенье
утром. Нам желательно тебя видеть.
Искренне любящий А. Островский.
304
ПАВЛОВУ
30 ноября 1870 г. Москва.
На представление пьесы "Василиса Мелентьева" в Костромском театре
труппою г-на Павлова я, с своей стороны, изъявляю согласие.
Автор А. Островский.
305
Н. А. ДУБРОВСКОМУ
Конец первой половины декабря 1870 г. Москва.
ПАНЕ!
Кончил я работу;
Но не в субботу,
А в воскресенье
Будет чтение.
Приезжай обедать и заезжай кстати в Кремль за Елагиным. Он вчера был у
меня и принес план. Приезжай непременно, если не хочешь быть проклят в
Сборное воскресенье вместе с Отрепьевым и Стенькой Разиным.
Твой А. Островский.
306
А. А. НИЛЬСКОМУ
15 декабря 1870 г. Москва.
Любезнейший друг Александр Александрович, извините, что долго не
отвечал Вам. Руки болели так, что пера не мог держать и теперь едва держу.
Пьеса моя не только не была, послана брату, но и до сих пор еще не совсем
кончена. С перепиской она будет готова не ближе праздников, потом Комитет,
цензура, когда же ее ставить? Она может пройти раза три не более и на
следующий сезон будет уже старая! Я так мало получаю с театра, что мне, имея
четырех детей, терять свои выгоды непростительно. Вот единственная причина,
по которой я Вам должен отказать, иначе я с удовольствием бы дал свою
комедию в Ваш бенефис, зная Вашу любовь к делу и Ваши старания при
постановке, которые всегда бывают в пользу автора.
Не рассердитесь и будьте уверены, что вперед я готов служить Вам чем
могу.
Преданный Вам А. Островский.
15 декабря 1870 г.
307
Ф. А. БУРДИНУ
Вторая половина декабря 1870 г. Москва.
Любезнейший друг Федор Алексеевич, у нас морозы лютые, руки болят,
оттого я и замедлил ответом. Ты мне пишешь, что вместо Гедеонова будет
директором Дурново, - это теперь для меня решительно все равно. Михаил
Иванович уж давно мне писал о "Василисе", и тогда же по его письму мною
послано было дозволение; а теперь уж я дозволить не имею права. Если у них
цело мое прежнее дозволение, пусть играют, а если нет, то им нужно
обратиться за дозволением к уполномоченному от драматических писателей,
Владимиру Ивановичу Родиславскому, живущему в Москве в доме
генерал-губернатора. Мы все дали ему доверенности для защиты наших прав и
обязались не давать лично никаких дозволений. Спасибо ему, он это дело начал
и ведет ловко и с успехом. На-днях явится в газетах публикация: "Мы,
нижеподписавшиеся, объявляем всем содержателям театров в России и всем
обществам, дающим спектакли, что представление наших пьес, оригинальных и
переводных, никому не дозволяется, под опасением взыскания на основании 1684
ст. Уложения о наказаниях (издание 1866 г.). За дозволением обращаться к
нашему уполномоченному В. И. Родиславскому". Под этою публикацией более 20
подписей, в числе их моя, гр. А. Толстого, Чаева, Дьяченки, кн. Кугушева,
кн. Мещерского, Вильде, Владыкина, Тарновского и др. Из Петербурга обещали
свои подписи Крылов и Аверкиев. Пришли свою подпись я предложи: Григорьеву,
Каратыгину, Жулеву, Яблочкину, Горбунову, М. Федорову, Н. Курочкину, А.
Похвисневу, Зуброву и другим, кого знаешь. С антрепренерами уже заключаются
условия, во всех губерниях назначены агенты (в Воронеже Дьяченко),
московские клубы уже обложены таксой. В случае согласия каждый из вас должен
представить список всех своих пьес, оригинальных и переводных, с означением
числа актов, свой адрес, доверенность на имя Родиславского (форма
доверенности будет выслана) и 15 рублей единовременно (на наем адвокатов и
жалованье агентам, пока не составится известная сумма) - деньги могут быть
рассрочены.
Все это можно сделать после, а подписи ваши нужны сейчас, потому что в
условия с антрепренерами нужно включить всех, кто желает воспользоваться
своим правом