Островский Александр Николаевич - Письма 1842 - 1872 гг.

кажется, они идут из Москвы". Можно ли так писать! Или уж ничего не писать, или писать яснее. Я человек мнительный. Сделай милость, расспроси его потихоньку и напиши мне, чтобы я мог принять свои меры.

  P. S. Перечитай хорошенько "Минина", посылается нечитанный, некогда было.

  

  

  

  

   210

  

  

  

   Ф. А. БУРДИНУ

  

  

  

  

  

  

  7-10 октября 1866 г. Москва.

  Любезный друг Федор Алексеевич, если "Минин" пройдет и его дирекция примет, то первое дело - не просите никакой постановки. Декорации и костюмы все есть; Кремль может итти из "Воеводы", да и все прочее можно набрать. Ты мне пишешь, что я много потеряю в материальном отношении, если оставлю театр. Нисколько. Вот мой расчет: в прошлом году я получил за зиму с двух театров 2 000 руб., в нынешнем, если не поставят ничего нового, менее. 1 000 руб. я всегда получу за старые, уже поставленные пьесы, если вовсе не стану давать новых, - следовательно, много ли я теряю! "Самозванца" я писал не год, - я его начал великим постом и кончил к июню, мною в августе набросана и оставлена другая хроника, а третья будет готова в октябре. Ну положим, я буду писать по две в год, вот 3 000, да 1 000 с театра, да 1 000 с домишков, с мелких статеек, вот стало 5 000, с меня и довольно. Протестовать печатно я никогда не соглашусь, люди не виноваты, при театральной монополии каких людей ни поставь, все то же будет. Года через два, если доживу, я начну печатать скромно и без злобы о своих отношениях к театру (в виде записок), я их понемногу подготовляю - тогда все объяснится. Если переменятся обстоятельства, тогда я опять примусь за свое дело с радостью; а теперь пока это дело конченое. Смета, наконец, послана, похлопочи всеми мерами, чтоб они уж меня не добивали. Прощай! Кланяйся всем знакомым.

  

  

  

  

  

  

  Любящий тебя А. Островский.

  P. S. В Семенове все дело, нельзя ли как на него подействовать. Впрочем, я уверен, что ты сделаешь все, что можно.

  

  

  

  

   211

  

  

  

   В. В. САМОЙЛОВУ

  

  

  

  

  

  

  22-23 октября 1866 г. Москва.

  Многоуважаемый Василий Васильевич, на-днях уведомили меня, что, наконец, мой "Минин" пропущен. Эту пьесу я совершенно переделал, сократил ее так, что остались только самые эффектные места, сверх того я прибавил две новые сцены: "битву под Москвой и возвращение в Нижний". В новом виде хроника обнимает всю деятельность Минина, и публика может видеть на деле, как совершилось спасение Руси. Лицо Минина прямо подходит к Вам; прочтите пьесу, Вы убедитесь в том сами. Я помню картину М. И. Скотти - "Битва под Москвой", которую он писал для Лобкова, там лицо Минина, энергический жест его и вся фигура совершенно напоминают Вас. Переделывая теперь для сцены своего "Минина", я не раз мечтал, что если бог приведет и будем мы живы и здоровы, Вы воскресите Минина в Нижнем, на том самом месте, где воспоминание о нем еще так живо. Это будет полное торжество и мое и Ваше. Мы поставим настоящий памятник Минину, гораздо лучше того, который торчит верстой среди крапивы, вопреки здравому рассудку. В последнее время я перенес столько горького и оскорбительного, что только одна надежда на "Минина" и радует меня. Если Вы с такой верностью изображаете исторические лица других национальностей, то от кого же ждать нам, как не от Вас, изображения наших родных героев. Вы человек, совершенно преданный искусству и в настоящее время дружески расположенный ко мне, в чем я убедился, к Вам я и обращаюсь с моей просьбой! Помогите мне! Возьмите на себя моего "Минина", - без Вас он погиб, а с ним погибли и мои надежды. Если Вы заметите в своей роли какие-нибудь неловкости для себя, переделайте, как найдете удобнее. Сам я, к великому прискорбию, не могу быть в Петербурге, почему и прошу Вас принять на себя мои авторские права.

  "Самозванец" не пойдет не только в Петербурге, но, кажется, и в Москве благодаря каким-то интригам. Вот награда человеку, посвятившему всю жизнь своей родной сцене.

  Засвидетельствуйте мое искреннее уважение Вашей супруге.

  

  

  

  

  

  Душевно преданный Вам А. Островский.

  

  

  

  

   212

  

  

  

   Ф. А. БУРДИНУ

  

  

  

  

  

  

  23-24 октября 1866 г. Москва.

  Спасибо тебе, любезный друг Федя! О "Минине" я написал и Федорову и Самойлову, не знаю, удастся ли их тронуть. Слазь наверх, ты сейчас увидишь, какое действие произвело мое письмо. Отчего Марковецкий отказался от пьесы, даже не уведомив меня? Я боюсь, не грозит ли "Минину" судьба "Грузинки". Если нет, то нельзя ли его пустить в ход поскорее. Это нужно мне для Москвы. Теперь о "Самозванце". Я видел в нашей конторе те бумаги, о которых ты писал мне. Пельт говорит, что он не виноват, жалуется мне по секрету на интриги Чаева и считает себя обиженным. Мне кажется, что все это штуки Семенова. Пельт покажет мне ответ, который он пошлет в Петербург. Я прилагаю здесь письмо к министру; но ты погоди его отдавать, я прежде прочту ответ Пельта и тогда тебя уведомлю телеграммой. Письмо ты запечатай и надпиши: "Его сиятельству графу Владимиру Федоровичу Адлербергу 1-му, в канцелярию Министерства двора его императорского величества", для того, чтобы Тарновский имел право его распечатать и доложить; иначе оно должно попасть прямо в руки министра. Действуй, голубчик!

  Дай тебе бог успеха во всех твоих делах за твои хлопоты о чужих.

  Кланяйся Анне Дмитриевне и скажи ей, что Агафье Ивановне немного лучше.

  

  

  

  

  

  

  

   Твой А. Островский.

  Письмо к министру не успел переписать, пришлю его тебе завтра.

  

  

  

  

   213

  

  

  

   Ф. А. БУРДИНУ

  

  

  

  

  

  

  24-25 октября 1866 г. Москва.

  Благодарю тебя, любезный друг Федор Алексеевич, за приятное известие и за твои хлопоты. Если б у нас было побольше людей таких, как ты, т. е. так же близко принимающих к сердцу драматическое искусство, было бы гораздо лучше и для авторов и для артистов. Московское театральное начальство или не умеет, или не смеет объяснить директору, что если не дадут постановки для "Самозванца", то невозможно будет дать ни одной русской пьесы: мы перерыли весь гардероб; кроме лохмотьев "Русской свадьбы", ничего нет, да и те уж решились выбросить. Если "Минина" пустят на сцену, нам нельзя будет поставить и его; если можно тебе, то поставь на вид это обстоятельство. Отказом меня оскорбят глубоко. Поломай голову, употреби все усилия, чтобы "Самозванца" пустили на сцену, т. е. утвердили смету, у меня только на тебя и надежда!

  

  

  

  

  

  

  Любящий тебя А. Островский.

  P. S. Агафье Ивановне несколько лучше.

  

  

  

  

   214

  

  

  

   Ф. А. БУРДИНУ

  

  

  

  

  

  

  25-26 октября 1866 г. Москва.

  Любезный друг, посылаю тебе письмо к министру, посмотри - годится ли? Когда послать его, я тебя уведомлю. А лучше бы отдать его теперь, если можно условиться так, чтобы доложили при случае, а то уж оставь до уведомления.

  

  

  

  

  

  

  

   Твой А. Островский.

  

  

  

  

   215

  

  

  

   В. Ф. АДЛЕРБЕРГУ

  

  

  

  

  

  

  25-26 октября 1866 г. Москва.

  

  

  

   Ваше сиятельство

  

  

  

  граф Владимир Федорович!

  Прошу милостиво извинить меня, что я своей покорнейшей просьбой осмеливаюсь занимать внимание Вашего сиятельства, посвященное более важным делам. Перед Вашим сиятельством мне может послужить оправданием только то, что, работая более пятнадцати лет для русского театра, поставив более двадцати оригинальных пьес, я до сих пор не беспокоил Ваше сиятельство ни одной просьбой. Предоставляя драматическое дело его естественному течению, я никогда не заявлял своих заслуг и не просил себе исключительных милостей или покровительства, и теперь, вынужденный важными побуждениями, которые буду иметь счастие изложить Вашему сиятельству, я прошу у Вашего сиятельства только справедливости.

  В августе месяце сего года представлена мною в дирекцию императорских театров драматическая хроника "Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский"; по одобрении ее Литературно-театральным комитетом и цензурою я просил о постановке этой пьесы преимущественно в Москве, так как в Петербурге уже была на сцене и шла с успехом пьеса г-на Чаева того же исторического содержания. Теперь я уведомлен, что дирекция предполагает поставить и в Москве пьесу г. Чаева, а не мою. Если драма Чаева имеет заслугою успех в Петербурге, что некоторым образом гарантирует успех ее и в Москве, то и я, с своей стороны, имею успех двадцати двух пьес, поставленных на сцену, и около полумиллиона серебром сбора, если не более, доставленных ими дирекции, и потому отказ в постановке моей пьесы будет для меня оскорблением тем более чувствительным, что оно ничем не заслужено. Я нисколько не имел намерения лишать г-на Чаева его успехов в Петербурге, - справедливость требует, чтобы и я имел в Москве свою долю успеха и нравственного вознаграждения за мой серьезный исторический труд. Я считаю излишним и совещусь повторять перед Вашим сиятельством известную сентенцию, что всякий труд должен доставить хоть какое-нибудь утешение трудящемуся; труд драматический, не поставленный на сцену, есть труд потерянный, отказом в постановке моей пьесы я навсегда буду лишен возможности видеть одно из самых зрелых и дорогих моих произведений - плод пятнадцатилетней опытности и долговременного изучения источников.

  Взяв смелость изложить Вашему сиятельству с полною искренностию и самое дело и свою просьбу, я тем не менее сознаю всю мелочность моего требования ввиду тех высоких обязанностей, которыми занято внимание Вашего сиятельства, и потому считаю непременным долгом еще раз у Вашего сиятельства испросить извинения за то, что я злоупотребляю снисходительностию и драгоценным временем Вашего сиятельства.

  С глубочайшим почтением и совершенною преданностию имею честь быть Вашего сиятельства всепокорнейшим слугою

  

  

  

  

  

  

  

  

  А. Островский. " " октября 1866 г.

  

  

  

  

   216

  

  

  

   Ф. А. БУРДИНУ

  

  

  

  

  

  

  27-28 октября 1866 г. Москва.

  Любезный друг, я едва держу перо в руках, постоянное сиденье за работой, бессонные ночи по случаю нездоровья Агафьи Ивановны расстроили совершенно мои нервы; известие, которое я получил вчера от тебя, добило меня совершенно, хотя оно было для меня не новостью. Поутру я был в конторе, видел там Чаева, слышал от него о постановке его пьесы в Москве, но вечером, когда я получил твое письмо, мне как-то особенно живо представилось все оскорбление, которое мне наносят; со мной сделалось дурно, сегодня я весь разбит и, вероятно, слягу. Письмо теперь у тебя, посылай его или разорви - делай так, как укажет тебе любовь твоя ко мне.

  Я боюсь, чтобы Семенов, узнав о письме, не нагадил еще хуже, мне-то он ничего не сделает, я теперь человек, посторонний театру, он может повредить Садовскому, который хочет поставить в свой бенефис "Минина". Нельзя ли дать ему взятку, узнай, как это делается, а я передам Садовскому.

  

  

  

  

  

  

  

   Твой А. Островский.

  Уведоми меня, когда и каким образом ты думаешь отдать письмо к министру.

  

  

  

  

   217

  

  

  

   Ф. А. БУРДИНУ

  

  

  

  

  

  

   2-3 ноября 1866 г. Москва.

  Любезный друг Федор Алексеевич, спасибо тебе за хлопоты. Я боюсь одного, не поторопились ли мы; предписания ставить пьесу Чаева нет, а велено только составить новую смету, впрочем это почти одно и то же. Дело вот в чем: Бегичев женился на М. В. Шиловской; она очень хороша с графом Борхом, едет на-днях в Петербург и будет говорить Борху о моей пьесе; обо всем этом меня уведомил Бегичев. Если Борх узнает про письмо, то может повредить мне относительно "Минина". Чаев поднял голову, каждый день на сцене и всем актерам обещает по пьесе в бенефис. Здоровье мое из рук вон плохо: я больше недели не выхожу из дома, Агафья Ивановна тоже очень страдает.

  Прощай. Иван Егорович в Москве и тебе кланяется. Не отнимай его у меня, я в таком положении, что мне нужны близкие люди, а могу быть еще в худшем.

  

  

  

  

  

  

  

   Твой А. Островский.

  Надобно вам будет постараться, чтоб "Минин" имел успех в Петербурге. От Самойлова ответа нет еще.

  

  

  

  

   218

  

  

  

   Ф. А. БУРДИНУ

  

  

  

  

  

  

   8-9 ноября 1866 г. Москва.

  Ты плут, Фединька! Ты знаешь, что я не откажу ни в чем брату, и забежал к нему. Отчего ты не просил меня прямо? Чего ты боялся? Или ты не уверен еще в моем расположении? Но ты знаешь, что я не только расположен к тебе, но и люблю тебя. Значит.., но ты сам знаешь, что это значит, и потому вот тебе мой дружеский совет, который ты прими также дружески. Оставь ты свою сентиментальность, брось бабью расплываемость, будь на сцене мужчиной твердым, лучше меньше чувства и больше резонерства, но твердого. Минин не Дева Орлеанская, т. е. не энтузиаст, он также и не плакса; он резонер в лучшем смысле этого слова, т. е. энергический, умный и твердый. Я тебе отдам эту роль, только мне нужен прежде ответ от Самойлова. Если он хочет Юродивого, пусть играет его, как ему угодно, в тексте пьесы нет указания, что он мальчик; но, мне кажется, и старика не нужно. Я пишу к Павлу Степановичу о том, чтобы он замолвил словечко о разрешении для нашего клуба трех спектаклей с благотворительной целью, попроси и ты его за то радушие, с которым тебя там принимали.

  Прилагаю распределение, исключая роли Минина и Юродивого.

  

  

  

  

  

  

  Любящий тебя А. Островский.

  

  

  

  

   219

  

  

  

   П. В. АННЕНКОВУ

  

  

  

  

  

  

  13-14 ноября 1866 г. Москва.

  

  

  

   Многоуважаемый

  

  

  

   Павел Васильевич,

  При всем моем желании участвовать моими посильными трудами в праздновании Карамзинского юбилея я должен отказать себе в этом удовольствии. Я так разбит физически и нравственно, что не могу и подумать тронуться из Москвы в настоящее время. Но все-таки я не теряю надежды быть в Петербурге хотя к концу зимы и послужить Литературному фонду чем могу.

  К оскорблениям от театральной дирекции я уж притерпелся и теперь махнул на все рукой. Что хотят, то и делают.

  Искренно уважающий Вас

  

  

  

  и преданный Вам А. Островский.

  

  

  

  

   220

  

  

  

   Я. К. ГРОТУ

  

  

  

  

  

  

   16 ноября 1866 г. Москва.

  

  

  

  Милостивый государь

  

  

  

   Яков Карлович!

  Получив лестное для меня приглашение Ваше участвовать в юбилейном торжестве в память Карамзина, спешу Вас уведомить, что крайнее расстройство моего здоровья мешает мне исполнить почетную обязанность, которую комитет приговорил возложить на меня.

  Смею Вас уверить, что только одна совершенная невозможность удерживает меня от исполнения возложенного на меня комитетом поручения и что во всякое другое, более благоприятное для меня время я готов с величайшею радостию предложить Обществу для пособия нуждающимся литераторам свои посильные труды.

  С глубочайшим уважением и совершенною преданностию имею честь быть Вашего превосходительства

  

  

  

  

  

   покорнейшим слугою А. Островский. 16 ноября 1866.

  

  

  

  

   221

  

  

  

   Ф. А. БУРДИНУ

  

  

  

  

  

  

  21-22 ноября 1866 г. Москва.

  Благодарю тебя, милый человек! У нас, кажется, хотят сдьяволитъ, т. е. отложить постановку "Самозванца" до будущего года и ставить моего и Чаевского вместе, - в таком случае я возьму свою пьесу. Прилагаю письмо к Воронову - если найдешь нужным, то передай; по-моему, лучше передать, от него много зависит успех пьесы.

  Более писать некогда. Агафья Ивановна тебе кланяется. На-днях напишу еще. Каково идут репетиции? Понатужься, друг.

  

  

  

  

  

  

  

   Твой А. Островский.

  

  

  

  

   222

  

  

  

   Ф. А. БУРДИНУ

  

  

  

  

  

  

   1 декабря 1866 г. Москва.

  Любезнейший друг Федор Алексеевич, вот уж и декабрь, а о "Самозванце" ни слуху ни духу; с неделю тому назад вытребовали от нас по телеграфу обе сметы: мою и Чаевскую, а ответа нет до сих пор.

  Я получил письмо от Самойлова, он жалуется, что Вы ему не дали в "Минине" никакой, даже маленькой, роли. Зачем же вы, т. е. ты и Марковецкий, так поступили? Отчего вы не дали ему Юродивого? Он бы много помог успеху пьесы.

  Что делается с "Мининым"? Как розданы роли? Позаботься, чтоб было лучше срепетировано и чтоб конец 4-го и 5-го актов были поставлены картиннее! О ходе репетиций уведомляй! Агафья Ивановна тебе кланяется, ей стало значительно лучше.

  

  

  

  

  

  

  

   Твой А. Островский.

  

  

  

  

   223

  

  

  

   Ф. А. БУРДИНУ

  

  

  

  

  

  

  5-6 декабря 1866 г. Москва.

  Любезный друг Федя, сегодня в конторе Московской получено официальное известие, и сейчас же приступлено к постановке. Напрасно ты подозреваешь нашу контору, я читал все бумаги, которые шли в Петербург по этому делу; но у нас очень боятся Семенова, и потому слово сдьяволить относится к нему; а наши только должны подчиняться его дьявольству. Но теперь, слава богу, все кончилось благополучно; благодарю тебя, что ты меня надоумил. Еще просьба: не будет ли у вас каких рисунков к "Минину", так поделитесь с нами.

  

  

  

  

  

  

  Любящий тебя А. Островский.

  P. S. Чем же мы виноваты, что явилась какая-то статья в "Голосе"! У нас в клубе писак нет, мы даже не отвечаем на брань, которою нас осыпают. Скажи об этом Федорову.

  

  

  

  

   224

  

  

  

   В. В. САМОЙЛОВУ

  

  

  

  

  

  

  Начало (4-5) декабря 1866 г.

  Многоуважаемый Василий Васильевич, Мне очень жаль, что по случаю моего "Минина" произошло недоразумение, в котором я, впрочем, не виноват нисколько. Дело было вот как: вместе с уведомлением Бур-дина, что "Минин" пропущен, я получил письмо от Марковецкого, в котором он просит, чтоб я отдал ему эту пьесу в бенефис. Разумеется, я согласился, потому что в таком деле никому не отказываю и всегда отдаю первому, кто попросит. Чрез несколько времени я получаю из Петербурга письмо, чтобы скорее высылал распределение ролей; я сейчас же написал Бурдину, чтобы он просил Вас от моего имени взять роль Минина и дал Вам прочесть пьесу; в то же время я написал Вам письмо, в котором я отдавал роль Минина в полное Ваше распоряжение. После этого я был совершенно покоен и рассчитывал, что при Вашем содействии пьеса должна иметь успех непременно. Вдруг получаю короткое уведомление: "День представления приближается, Василий Васильевич положительно отказался от роли". Что мне было делать? Остановить представление пьесы я считал себя не вправе и потому отдал распределение ролей на волю бенефицианта. Я, как честный человек, поступить иначе не мог. Если Вам неприятно, что Вы не участвуете в пьесе, то поверьте, Василий Васильевич, что мне это неприятно гораздо более. С Вашим участием успех был верен, а без Вас бог знает что ожидает мою драму, на которую потрачено столько труда и сердечной теплоты. Я на-днях буду Вам писать о новой моей драме "Тушино".

  Засвидетельствуйте мое глубокое уважение Марье Алексеевне и г-м Квадри.

  

  

  

  

   Искренно преданный Вам А. Островский.

  

  

  

  

   225

  

  

  

   П. В. АННЕНКОВУ

  

  

  

  

  

  

  18-19 декабря 1866 г. Москва.

  

  

  

  Милостивый государь

  

  

  

   Павел Васильевич,

  Брат передал мне переговоры свои с г. Стасюлевичем о моем "Самозванце". Я очень рад, что это дело, наконец, устроилось. Рукопись для доставления г. Стасюлевичу я отдам брату, когда он будет возвращаться в Петербург, о чем мы просим Вас уведомить г. Стасюлевича, чтобы он мог считать это дело конченным. Извините, что беспокою Вас.

  Глубоко уважающий

  

  

  и искренно преданый Вам А. Островский.

  

  

  

  

   226

  

  

  

   Ф. А. БУРДИНУ

  

  

  

  

  

  2-я половина декабря 1866 г. Москва.

  Любезный друг Федор Алексеевич, я слышал, что ты при следующих представлениях "Минина" был гораздо сдержаннее, и за это тебе большое спасибо. Вся ошибка твоя была в том, что ты переиграл. Из тона твоего письма я замечаю, что ты как будто сердишься; если это так, то напрасно. Поверь, что я гораздо более желал тебе добра, чем ты думаешь. Я не самолюбив и пьес своих очень высоко не ставлю. Другой бы литератор говорил или думал: "Я боюсь, чтобы Бурдин не испортил мою пьесу!" А я, с Иваном Егоровичем и с Агафьей Ивановной, совершенно забывая о пьесе и точно так же относясь к ней, как к чужой, говорил вот что: "Дай бог, чтоб Федя сыграл эту роль хорошо, я первый буду рад за него". Значит, у меня на первом плане был ты, а не пьеса, т. е. любовь к тебе, а не самолюбие.

  Сделай милость, уведоми меня, кто будет на месте Семенова, и опиши мне его, каков человек и как можно с ним сойтись. Вот еще просьба: пришли мне ноты для слепых, которые я послал вам с братом.

  Все тебе кланяются. Агафье Ивановне немножко получше.

  

  

  

  

  

  

  Любящий тебя А. Островский.

  P. S. Совсем было забыл. Вот еще просьба: я просил Хана доставить несколько оттисков моего "Тушина" брату; но так как он долго пробудет в отлучке, то возьми ты у Хана 2 экземпляра и представь по начальству! Я прилагаю письмо к Хану. На оттисках ты надпиши чернилами: над 1-й сценой "Действие I-е", над 2-й "Действие II-е", над 4-й "Действие III-е", над 6-й "Действие IV-e" и над 8-й "Действие V-e". Торопиться не нужно, если придет к посту, так и хорошо. А между тем напиши мне поскорее письмо (фальшивое), что ты хотя и старался представить оттиски в цензуру гораздо ранее, но никак не мог, потому что тебя задерживал Хан, и что ты представил только теперь. Мне это письмо нужно показать Живокини, который просит у меня "Тушино", а мне не хочется ставить рядом три новые пьесы.

  P. S. На-днях ты получишь от меня цензурованную рукопись "Самозванца". Сделай милость, сейчас же свези ее в Академию, я очень боюсь, чтобы не опоздать и не потерять верных 1500 р. Последний срок 31 декабря.

  

  

  

  

   227

  

  

  

   Ф. А. БУРДИНУ

  

  

  

  

  

  

   2 февраля 1867 г. Москва.

  Я тоже очень рад, любезнейший друг, что мой "Самозванец" нейдет у вас; его или надо ставить хорошенько, или совсем не ставить. Уведомь, сделай одолжение, что сделает Самойлов в "Грозном"! "Самозванец" в Москве имел огромный успех. Шуйский, сверх ожидания, был слаб, зато Вильде был превосходен. Меня вызывали даже среди актов, в 3-м после сцены с матерью, в 5-м после народной сцены и потом по окончании пьесы, и вызывали единодушно, всем театром и по нескольку раз. Васильевой в 1-е представление был поднесен золотой венок большой цены, а Вильде вчера (в повторение) после сцены в золотой палате поднесен лавровый венок. Агафье Ивановне стало лучше, - вот уже две недели я отдыхаю душой. Иван Егорович и прочие тебе кланяются. Что увидишь или услышишь интересного, сделай милость, отпиши нам.

  

  

  

  

  

  

  Любящий тебя А. Островский.

  

  

  

  

   228

  

  

  

   Н. А. ДУБРОВСКОМУ

  

  

  

  

  

   Начало февраля 1867 г. Москва.

  Любезный друг! К Катерине Николаевне я поеду. Если хочешь, приходи пораньше; туда привезу я и письмо к Кожанчикову. Здоровье Агафьи Ивановны удовлетворительно.

  

  

  

  

  

  

  

   Твой А. Островский.

  

  

  

  

   229

  

  

  

   Ф. А. БУРДИНУ

  

  

  

  

  

  

  Конец февраля 1867 г. Москва.

  Любезнейший друг Федор Алексеевич, мы все очень рады, что ты приедешь, и ждем тебя. Поцелуй лишний раз Анну Дмитриевну и поздравь ее от меня и от всех моих близких, которым твой поступок очень понравился. Иван Егорович просит написать тебе, чтобы ты уведомил его с первой почтой, поедешь ли ты в Киев, или нет; это, как он говорит, ему очень нужно. Не знаю, о чем он хлопочет, неужели он не видит, что меня может постигнуть одиночество и тогда он будет мне необходим, чтобы не дать мне сойти с ума. Отвечай ему, что знаешь, но по приезде в Москву переговори прежде со мной, у меня есть свои предположения о том, как провести лето.

  

  

  

  

  

  

  Любящий тебя А. Островский.

  Агафья Ивановна плоха.

  

  

  

  

   230

  

  

  

   Е. П. КОВАЛЕВСКОМУ

  

  

  

  

  

  

   1 марта 1867 г. Москва.

  

  

  

  Ваше превосходительство

  

  

  

   Егор Петрович!

  Сердечно сожалею, что на обязательное письмо Вашего превосходительства я в настоящее время не могу дать положительного ответа. Хотя здоровье мое настолько улучшилось, что дает мне возможность говорить и читать довольно продолжительно и громко, но вообще оно так еще непрочно и переходы от лучшего к худшему так быстры и неожиданны, что никак нельзя поручиться за день вперед. Я не стану уверять Ваше превосходительство, до какой степени я сам желаю прочесть в Петербурге своего "Самозванца", до какой степени я рад, что всегдашняя готовность моя служить интересам Общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым находит теперь удобный случай проявиться на самом деле; но я боюсь, что внезапные припадки или волнения могут мне помешать в исполнении моего намерения.

  Я могу быть в Петербурге на _третьей_ неделе поста, с начала зимы и до сих пор я питаю эту приятную надежду, и если в продолжение двух первых недель я буду чувствовать себя хорошо, то приеду _непременно_; если же что-нибудь случится, то я уведомлю Ваше превосходительство заранее и тогда попрошу Алексея Антиповича Потехина заменить меня, в чем он, вероятно, по старой дружбе мне не откажет.

  С чувствами глубочайшего уважения и совершенной преданности имею честь быть Вашего превосходительства

  

  

  

  

  

   покорнейшим слугою А. Островский. Москва, 1-е марта 1867 г.

  

  

  

  

   231

  

  

  

   Ф. А. БУРДИНУ

  

  

  

  

  

  

  Конец апреля 1867 г. Москва.

  Любезнейший друг Федор Алексеевич, очень жаль, что ты не едешь, а я было уж рассчитывал половить с тобой рыбки в Казани. Под городом по разливам Казанки отличная ловля язей; но я человек неподвижный и один не решусь ни на что, я и в прошлый раз, как был в Казани с братом и с Горбуновым, ездил на извозчике на дамбу любоваться, как другие ловят, а сам не ловил, хоть и удочки были со мной.

  У меня теперь главная надежда на Чухломское озеро, в этом озере самая крупная рыба во всей Костромской губернии; да как буду на Унже, поучусь сомов ловить, там их пропасть. Нынешним летом я буду вести подробный журнал своей охоте.

  Ты, должно быть, не говорил Варпаховскому, о чем я тебя просил, наше дело не решено еще и до сих пор. Сделай милость, поговори. Наши все тебе кланяются. Поклонись Анне Дмитриевне.