Островский Александр Николаевич - Письма 1842 - 1872 гг.

fy">  Письмо Ваше с рисунком мокшана и прочими приложениями мною получено пред выездом из Кинешмы в Нижний. Я вскоре хотел было ответить Вам, но не успел: то за путешествием, то за собиранием этого путешествия в одно целое. Теперь, имея свободную минуту, уведомляю Вас и благодарю за Ваше содействие.

  Вы обещали сообщить мне историю городов и некоторых сел (Совдога, Решма, Городец и другие). Если у Вас теперь что-нибудь есть об этом, то потрудитесь переслать ко мне. Вы меня крайне обяжете этим и даже всем тем, что Вы по своему усмотрению передадите мне.

  Сделайте милость, если будет случаи, посмотрите рыболовную снасть, называемую "оханом", и уведомьте: во сколько она ячей, какой длины и ширины в посадке и без посадки. Это мне нужно для соображения с оханом, виденным в Деевом городище.

  Свидетельствуя Вам мое искреннее почтение, прошу передать таковое ж Павлу Федоровичу и тетеньке. Гурий Николаевич Вам кланяется.

  

  

  

  

  

  Душевно любящий Вас А. Островский. Москва, 16 октября 1857 г.

  

  

  

  

   102

  

  

  

   П. С. ФЕДОРОВУ

  

  

  

  

  

  

   29 ноября 1857 г. Москва.

  

  

  

  Милостивый государь

  

  

  

   Павел Степанович!

  Дошли до меня слухи, что в Петербурге будет ставиться на сцену моя пьеса "Доходное место". Не имея возможности быть скоро в Петербурге, я покорнейше прошу Вас назначить роли, как я предполагал, когда писал эту пьесу, а именно: Вышневского - Самойлову, Вышневской - Федоровой, Жадова - Алексею Михайлычу Максимову, Юсова - Мартынову, Белогубова - Зуброву, Кукушкиной - Линской, Полины - Шуберт или Натаровой, Досужева - Горбунову, а остальные по Вашему усмотрению.

  Свидетельствуя Вам мое почтение, честь имею быть Ваш покорный слуга

  

  

  

  

  

  

  

  А. Островский. Москва. 29 ноября 1857 г.

  

  

  

  

   103

  

  

  

   Н. А. НЕКРАСОВУ

  

  

  

  

  

  

   2 декабря 1857 г. Москва.

  

  

  

  Милостивый государь

  

  

  

  Николай Алексеевич.

  Посылаю Вам пьеску, она хоть маленькая, а, как мне кажется, серьезная. Теперь я отделал несколько статей для "Морского сборника" и, значит, развязался с ним довольно надолго и могу поработать для "Современника". Я теперь готовлю Вам вещь довольно большую по объему. Сделайте милость, пришлите побольше денег, я очень нуждаюсь, а взять мне больше негде, как у Вас.

  Сделайте милость, пришлите побольше, я в долгу не останусь.

  

  

  

  

  

  

  Преданный Вам А. Островский. Декабря 2 1857.

  

  

  

  

   104

  

  

  

   Н. А. НЕКРАСОВУ

  

  

  

  

  

  

   14 января 1858 г. Москва.

  

  

  

  Милостивый государь

  

  

  

  Николай Алексеевич.

  Посылаю Вам комедию г. С_а_лькова, про которую писал. Она имела в Москве успех. Если понравится, то дайте мне ответ, а если не понравится, то передайте Дружинину или Писемскому, которым я буду писать об этом. Сальков еще очень молодой человек, но бедный и больной. Если он не умрет скоро, то на него много надежды.

  

  

  

  

  

  Ваш покорнейший слуга А. Островский.

  P. S. Не забудьте мне прислать билет "Современника" на этот год. Москва. 14 января 1858 г.

  

  

  

  

   105

  

  

  

   Н. А. НЕКРАСОВУ

  

  

  

  

  

  

   Москва, 24 января 1858 г.

  

  

  

  Милостивый государь

  

  

  

  Николай Алексеевич!

  За что Вы так со мной поступаете? Я в критическом положении, а Вы даже не отвечаете ни на одно мое письмо. Повторяю опять свои просьбы и жду ответа.

  

  

  

  

  

  

  Преданный Вам А. Островский.

  P. S. Я постом окончу "Минина" непременно.

  

  

  

  

   106

  

  

  

   И. И. ПАНАЕВУ

  

  

  

  

  

  

   Москва, 30 марта 1858 г.

  

  

  

  Милостивый государь

  

  

  

   Иван Иванович.

  Я оттого так долго не отвечал на Ваше письмо, что сам сбирался в Петербург. О причинах, которые меня задержали в Москве, расскажет Вам Горбунов. Теперь о деле. Новые условия, которые Вы предлагаете, я считаю для себя неудобными, и вообще, испытавши раз неудачу, мне не хочется себя связывать никакими условиями. Я пишу так мало, что взять 150 рублей за лист мне невыгодно. Потехин взял за "Мишуру" (4 листа) 1200 рублей с "Русского вестника". А так как я живу только литературой, то мне весьма извинительно получать от своих произведений возможно большие выгоды. Одним словом, я хочу стать в совершенно свободные отношения к журналам. Вероятно, Вы согласитесь (если только Вам угодно будет печатать мои произведения) заплатить за мою пьесу столько же, сколько дали бы мне и в другом журнале. Вероятно, я скоро приеду в Петербург, и тогда поговорим об этом подробнее. В настоящее время я готов Вам служить, чем могу. Поклонитесь Некрасову и всем, кого увидите.

  

  

  

  

  

  Ваш покорнейший слуга А. Островский.

  

  

  

  

   107

  

  

  

   Н. А. НЕКРАСОВУ

  

  

  

  

  

  

   Москва, 3 апреля 1858 г.

  

  

  

  Милостивый государь

  

  

  

  Николай Алексеевич.

  Я задумал издать свои мелкие пьесы, которые не были отдельно напечатаны. Их пять: "Семейная сцена", "Утро молодого человека", "В чужом пиру похмелье", "Праздничный сон" и "Не сошлись характерами!", что составит листов 12. Мне хотелось бы продать это издание зараз; но, к несчастью, я не имею никакого знакомства с книгопродавцами и не знаю, как приступить к делу. Поэтому я и обращаюсь к Вам. Сделайте милость, помогите мне в этом деле! В настоящее время я очень нуждаюсь в деньгах. У меня задумано и начато очень серьезное дело, и мне необходимо, хоть сколько-нибудь обеспечить себя на весну, чтобы procul negottis {Здесь - вдали от хлопот.} заняться работой. Сделайте милость, Николай Алексеевич, похлопочите и во всяком случае отвечайте поскорее; я бьюсь как рыба об лед. Я бы сам приехал в Петербург, да здоровье меня удерживает.

  

  

  

  

  

  

  Преданный Вам А. Островский.

  

  

  

  

   108

  

  

  

   А. В. ДРУЖИНИНУ

  

  

  

  

  

  

   Москва, 21 апреля 1855 г.

  С большим удовольствием, многоуважаемый Александр Васильевич, соглашаюсь на Ваше предложение и, мало того, в самом непродолжительном времени постараюсь исполнить Вашу просьбу. У меня начата пьеса "Кошке игрушки, мышке слезки", которую я скоро кончу и перешлю или привезу сам к Вам в Петербург. Об условиях я скажу Вам только одно, что в этом деле я совершенно полагаюсь на Вас. Комедию я кончу и доставлю Вам никак не позже половины мая. Теперь я имею большую нужду в деньгах и потому прошу Вас покорнейше прислать мне пока рублей 400, только, сделайте милость, поскорее; это даст мне возможность и побывать в Петербурге.

  18 числа давали у нас "Ревизора" с новой обстановкой: Городничего - Садовский, Хлестакова - Васильев, Городничиху - Рыкалова, дочь - Колосова, Осипа - Дмитревский. Такого художественного, благоуханного исполнения я не видывал в жизнь свою. Если бы Писемский был с нами в театре, он бы сошел с ума от наслаждения. Завтра повторение, мы посмотрим еще раз и пришлем Вам статейку об этом спектакле.

  Не хочу скрыть от Вас, что несколько строк, помещенных в "Библиотеке" (Апрель. Смесь, конец 136 и начало 137 стр.) о Садовском, подействовали на нас очень неприятно. Садовский точно иногда в приятельском кругу рассказывал несколько смешных анекдотов и сцен, но он никогда им не давал никакого значения.

  О _зеленой краске и старшине Рафаиле_ он и не слыхивал никогда Кто это выдумал, неизвестно. Сравнение его с Левассором и Горбуновым(!!), который назван вторым юмористом(!!), более чем неудачно. Извините, что я Вам пишу так бесцеремонно, но, по-моему, уж лучше сказать, чем держать на сердце. Поклонитесь Писемскому. Будьте здоровы.

  

  

  

  

  

  Душевно преданный Вам А. Островский.

  

  

  

  

   109

  

  

  

   И. Ф. ГОРБУНОВУ

  

  

  

  

  

  

  

  Москва, мая 10 1858 г.

  Я слышал, любезнейший Иван Федорович, что граф Кушелев-Безбородко приобрел у А. Майкова стихотворения и отлично их издал. Он бы сделал для меня совершенное благодеяние, если бы купил у меня мои не напечатанные отдельно сочинения, о которых я Вам говорил. Наши книгопродавцы, зная, что я живу только литературой и, следовательно, постоянно нуждаюсь в деньгах, предлагают мне ничтожную цену и вполне уверены, что я в одно прекрасное утро отдам им свои сочинения почти даром. Вы сделаете для меня большое одолжение, если предложите графу это дело. Книга теперь разойдется скоро, я это знаю; но напечатать сам не имею средств, а продать - значит взять 10 коп. за рубль. Я бы и сам написал к графу, но, к сожалению, не имел случая с ним познакомиться. Сделайте милость, любезнейший Иван Федорович, похлопочите и уведомьте меня об успехе. Я еще могу быть полезен графу, когда он будет издавать журнал. Я скоро приеду в Петербург и пробуду до июня, а теперь пока прощайте.

  

  

  

  

  

  

   Любящий Вас А. Островский.

  

  

  

  

   110

  

  

  

   И. Ф. ГОРБУНОВУ

  

  

  

  

  

  

   13 июня 1858 г. Москва.

  Письмо Ваше, любезнейший Иван Федорович, я получил и сейчас же отвечаю. Предложение графа Кушелева участвовать в его журнале я принимаю с большим удовольствием, о чем и уполномочиваю Вас передать графу. Относительно же моих сочинений писал к графу А. Н. Майков, а мне самому писать как будто неловко, да я и не умею, да и не знаю адреса. Сделайте милость, обхлопочите, Вы сделаете для меня большое одолжение. Если Вы забыли, какие именно сочинения желаю я продать, то я Вам напомню: "Семейная сцена", "Утро молодого человека", "В чужом пиру похмелье", "Праздничный сон", "Не сошлись характерами!". Вы знаете, что о цене своих произведений я говорить совсем не могу. Я признаю за лучшее предоставить это самому графу Кушелеву и наперед объявляю, что его предложением буду доволен. Если же почему-нибудь мне будет нужно писать к нему лично, то напишите мне поподробнее его адрес и имя. Отвечайте мне поскорее. Наши Вам кланяются.

  

  

  

  

  

  

   Любящий Вас А. Островский. Москва. 13 июня 1858 г.

  

  

  

  

   111

  

  

  

   И. Ф. ГОРБУНОВУ

  

  

  

  

  

  

   16 июня 1858 г. Москва.

  Сделайте милость, любезнейший Иван Федорович, хлопочите! Надо ковать железо, пока горячо. Желание графа купить все мои сочинения меня чрезвычайно обрадовало; этот случай даст мне, наконец, средство как-нибудь устроиться. Отвечайте поскорее, что я должен делать, писать ли графу, или приехать сам? Хотя, признаться сказать, мне теперь некогда, да и не хотелось бы ехать. Если можно, то постарайтесь обделать без меня. Назначить цену я во всяком случае предоставляю графу, но нельзя ли подействовать на него так, чтобы он дал побольше. Вы знаете, как мне нужны деньги. Если Майков еще не уехал, то попросите его похлопотать в мою пользу. Наши все Вам кланяются и ждут Вас.

  

  

  

  

  

  

   Любящий Вас А. Островский. Москва, 16 июня 1858 г.

  

  

  

  

   112

  

  

  

   П. С. ФЕДОРОВУ

  

  

  

  

  

  

   27 июля 1858 г. Москва.

  

  

  Милостивый государь Павел Степанович!

  Посылаю Вам изуродованное, но все-таки дорогое сердцу детище. Теперь у меня только и надежды что на Вас. При письме я прилагаю записку для цензуры, может быть, она и понадобится. Сделайте милость, Павел Степанович, похлопочите! Вся русская публика будет Вам благодарна. Впрочем, я так уверен в Вашем попечении о русской сцене, что и просить считаю лишним. Вы, вероятно, представите пьесу Тимашеву. По словам Василия Васильевича Мещерского, он обещал пропустить, если будет изменено название и пьеса по замечаниям цензуры будет переделана. Все это мною сделано; теперь остается только ждать от них милости. Если нужно будет о чем-нибудь меня уведомить, то прикажите Горбунову, он мой адрес знает. Теперь я еду в Нижний, а в сентябре буду в Петербурге; вероятно, до тех пор судьба моя решится.

  

  

  

   Всегда готовый к услугам Вашим А. Островский. Москва. 27 июля 1858 г.

  

  

  

  

   113

  

  

  [В С.-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ЦЕНЗУРНЫЙ КОМИТЕТ]

  

  

  

  

  

  

   27 июля 1858 г. Москва.

  Представляемая ныне пьеса была уже мною представлена в 1850 году в Московский цензурный комитет, которым и одобрена для печатания. В том же году я получил от господина министра народного просвещения, князя Ширинского-Шихматова, через г. попечителя Московского учебного округа, генерал-адъютанта Назимова, замечание, что хотя пьеса не содержит в себе ничего противного Цензурному уставу и нравственности, но производит тяжелое впечатление и порок остается не наказан. Теперь пьеса во многих местах значительно изменена и переделана, резкие и энергические выражения сглажены или совсем уничтожены, прибавлена заключительная сцена, в которой порок, с лице Подхалюзина, наказан, изменено даже самое название пьесы - и я смею надеяться, что комедия моя, которая и прежде, по отзыву г. министра народного просвещения, не заключала в себе ничего противного цензуре и нравственности - в этом новом виде будет одобрена цензурою.

  

  

  

  

  

  

  

  Александр Островский.

  

  

  

  

   114

  

  

  

   И. Ф. ГОРБУНОВУ

  

  

  

  

  

  

   Москва, 27 июля 1858 г.

  Любезнейший Иван Федорович, письмо Ваше я получил и благодарю за него. Деньги я получил от Вашего брата давно. Я графу послал комедии и еще письмо о деньгах. Сделайте милость, наблюдайте! Вы можете сообщить графу по секрету, что пишется "Минин" и что он может попасть в "Русское слово". К Федорову я послал "Свои люди". Вот где нужно хлопотать. Прилагаемую записку свезите В. В. Мещерскому и попросите его постараться. До пятницы я в Москве. В Нижний пишите мне на имя кн. Владимира Федоровича Голицына. Главное - бывайте чаще у Федорова и подстрекайте его. Поклонитесь и поцелуйте от меня Мартынова. Действуйте, Иван Федорович, действуйте, я в долгу не останусь. Да понукайте графа.

  

  

  

  

  

  

  

   Ваш А. Островский.

  

  

  

  

   115

  

  

  

   А. В. НИКИТЕНКО

  

  

  

  

  

  

   4 карта 859 г. Петербург.

  Александр Николаевич Островский и Александр Васильевич Дружинин желают знать - в котором часу завтра (в четверг) они могут застать Александра Васильевича дома? 4-го марта 1859 г.

  

  

  

  

   116

  

  

  

   М. П. ПОГОДИНУ

  

  

  

  

  

  

   11 ноября 1859 г. Москва.

  

  

  

  Милостивый государь

  

  

  

   Михаило Петрович.

  В воскресенье читать пьесу нельзя, потому что она идет в понедельник на театре, да я и не совсем здоров, простудился дорогой. Во всяком случае чтение надо отложить до более удобного времени; я теперь очень занят репетициями. В Петербурге нового хорошего ничего не слыхать. Я постараюсь побывать у Вас на-днях, если поправлюсь.

  

  

  

  

  

  Душевно преданный Вам А. Островский. 11 ноября 1859 г.

  

  

  

  

   117

  

  

  

   П. И. ВЕЙНБЕРГУ

  

  

  

  

   Вторая половина марта 1860 г. Москва.

  Хорошо. С удовольствием буду играть Абдулина, только репетируйте без меня, я приеду на две последние репетиции.

  

  

  

  

   118

  

  

  

   И. Ф. ГОРБУНОВУ

  

  

  

  

  

  

  

  5 мая 1860 г. Москва.

  Любезнейший Иван Федорович, как это Вам не совестно! Ни слуху ни духу от Вас! Лизавета Константиновна мне писала, что Вы мне подробно напишете обо всем случившемся в Петербурге, но до сих пор от Вас нет ничего. Я, при всем моем желании, никак не мог приехать в Петербург хоть на денек и теперь скоро уеду в Одессу; а ведь Вы знаете, что меня многое очень интересует в Петербурге; так сделайте милость, сообщите мне до отъезда подробные сведения о Лизавете Константиновне, о болезни Писемского и о прочем. Да зайдите к Печаткину и попросите его выслать мне деньги поскорее, а то они меня не застанут. Это Вы сделайте непременно! У нас все обстоит благополучно. Мартынова принимают как нельзя лучше, и театр всегда полон. Что у Вас Шуйский? Наши Вам кланяются.

  

  

  

  

  

  

  

   Ваш А. Островский.

  

  

  

  

   119

  

  

  П. М. САДОВСКОМУ, С. С. КОШЕВЕРОВУ

  

  

  

  

  

  

   27 июня 1860 г. Одесса.

  Любезнейшие друзья, Пров Михайлович и Сергей Семенович!

  

  

  

  Живу теперь в Одессе пыльной,

  

  

   Там долго ясны небеса,

  

  

   Там хлопотливо торг обильный

  

  

   Свои подъемлет паруса;

  

  

   Там все Европой дышит, веет,

  

  

   Все блещет югом и пестреет

  

  

   Разнообразностью живой.

  

  

   Язык Италии златой

  

  

   Звучит по улице веселой,

  

  

   Где ходит гордый славянин,

  

  

   Француз, испанец, армянин

  

  

   И грек, и молдаван тяжелый,

  

  

   И сын Египетской земли,

  

  

   Корсар в отставке..."

  Так писал Пушкин слишком 30 лет тому назад. Одесса и теперь та же. Но об Одессе после, прежде расскажу вам всю нашу дорогу по порядку. В Тулу мы приехали на другой день поутру и отдыхали целые сутки. О Туле много распространяться нечего, вы ее знаете. Ефремов жалости подобен, хотя стоит довольно красиво. Первый город, который произвел на нас сильное впечатление - это Елец; тут мы от души пожалели, что наши живописцы пренебрегают такими местностями. С Ельца можно снять много хороших видов, и каждый проезжий с удовольствием купил бы их на память. За Ельцом ни Дол, ни Задонск не представляют ничего любопытного. За Тулой начинается чернозем, и для нас, северных жителей, очень странно видеть поля и дорогу точно облитые чернилами; но еще страннее пыль, которая имеет цвет сажи. Между Тулой и Ефремовым нам попался очень веселый ямщик, Матвей Семенович Раззореный, который водку называл гарью, шкалик - коробочкой, и на мои вопрос, жива ли у него жена, отвечал: "Да зачем же ей умирать-то, чудак! Она еще ума не прожила".

  Под Воронежем растительность заметно изменяется, а в самом Воронеже мы были поражены роскошною зеленью кленов и пирамидальными тополями. Приняли нас там с распростертыми объятиями. Нашлось много знакомых: Кулебякин с женой, Владимиров с женой, Востоков с мнимой женой, Милославский, г-жа Гец, Люция Шмитгоф (пальчики оближешь). А Евелина умирает в Пензе в сильной чахотке. Там я познакомился с Мочаловой (которая хотя состарилась, но еще играет молодых и держит при себе молодого человека для яко бы), с Крыловой (дура, но хорошенькая), с Розановой (совсем красавица). Мартынов играл три спектакля пополам с дирекцией и взял около 800 руб.; принимали отлично. Но лучше всего в Воронеже губернатор, он же и главный директор театра. Граф Толстой, человек он очень добрый и с оттенком славянофильства; кроме моих пьес, ничего не смотрит, знает их наизусть и поправляет актеров, когда те соврут. Он сейчас же с нами познакомился в театре, попросил нас пообедать с ним запросто в трактире и задал великолепный обед в гостинице Покатилова (самая лучшая гостиница, недавно открытая). В той же гостинице актеры и актрисы сделали для нас прощальный ужин, и на другой день все нас проводили за заставу, где выпили полдюжины шампанского (уж нашего), расцеловались и распростились. Воронеж нам очень понравился, такого миленького, чистенького города я не видывал! Мы так провели там восемь дней, что выезжать не хотелось, особенно мне. Долго я буду помнить о Воронеже! Познакомился я с Никитиным, он очень дельный и милый, но болезненный господин. От Воронежа до Харькова дорога идет через Курскую губернию живописнейшими местами. Деревни и села расположены или в лощинах, или по склонам высоких гор и, в полном смысле слова, тонут в густых садах, хаты и самые бедные хатки тщательно выбелены. Города тоже живописны (Нижнедевицк, Старый Оскол, Белгород). Живописнее всех стоит город Короча; по крутому спуску он сбегает в глубокую лощину, сплошь покрытую садами, со всех сторон его окружают высокие меловые горы. Женщины отличаются красотой и самым живописным костюмом, начиная от Воронежа и до Белгорода. В Харьков мы приехали 30-го мая в полдень, на улице встретили Турбина, который и влез к нам в тарантас. Вечером были в театре, где в этот день давали "Бедность не порок". Мы сидели в закрытой директорской ложе; но, благодаря Турбину, вся публика знала о нашем присутствии, и по окончании пьесы я должен был из своей ложи при громе рукоплесканий раскланиваться с публикой. В Харькове мы встретили Живокини и Владислав-лева, которые дают литературные вечера. Здесь мы в первый раз увидали белую акацию, которая растет не кустами, а большими деревьями, мы ее застали в полном цвету - благоухание неописанное! Из Харькова мы выехали на другой день утром и ввалились в самую центру Малороссии. Что за народ хохлы! Просто прелесть! Я с каждым ямщиком пускался в разговоры, и им, видимо, нравилось, что я говорю по-ихнему. Вот вам несколько фраз, которые я запомнил. На мой вопрос, каков у него пан, ямщик отвечал: "Такий шарлатан, що бида!" Другой кричал встречному чумаку: "Зачепи, сукину сыну, так я тебе вбью!" (Зацепи, сукин сын, так я тебя убью!) Одному плохо взвозжали лошадей: "Нехай вас лихорадка або короста возьме, прохвистив!" (Пусть вас лихорадка или короста возьмет, прохвостов!) В Полтаве виделся с братом Сергеем, он вам кланяется. Мы проехали Малороссию насквозь, она кончается Кременчугом, далее пойдут новороссийские степи, аисты, ковыль, трава, жиды и проч. О Малороссии и Новороссии я расскажу вам по приезде, для этого нужно исписать целую книгу. В Одессу мы приехали в субботу 4 июня во 2-м часу утра. Александр Евстафьевич стал играть с середы и был принят великолепно. Живем мы в лучшей гостинице (Donatti), на самом бульваре. С бульвара к морю ведет единственная в своем роде лестница, она разделена на 10 уступов по 20 ступенек каждый. Кажется, 200 ступеней, а входишь легко. Я каждый день утром купаюсь в море, а вечером гуляю на бульваре, где всегда увидишь несколько матросов разных наций в разнообразных и живописных костюмах. Красивее всех турки, хороши также старые греки, в больших красных колпаках с четками в руках. А какие стройные и красивые женщины гуляют по этому бульвару; и повсюду слышен благородный итальянский язык. В полдень здесь жара страшная (впрочем я 22 июня простыл); но зато в 6 часов уж жар кончается и начинается восхитительный вечер. Здесь кроме бульвара, есть два сада и несколько загородных гуляньев, в которых играет музыка. В садах есть хорошие трактиры на европейскую ногу, а содержат их, разумеется ярославцы. Здесь знакомство у нас небольшое: только профессора лицея, редакторы "Одесского вестника" и семейство Вейнбергов. Недавно моряки нам давали обед на море, на пароходе "Эльбрус", который только что вернулся из Франции. Александр Евстафьевич взял отличный бенефис, и публика поднесла ему различные подарки. Обо всем этом вы, вероятно, скоро прочтете в газетах, если уж не прочли. Если бы Одесский театр был вдвое больше, и то был бы всегда полон в представления Мартынова, а теперь продаются места даже в оркестре, а ложами чередуются. Неделю мы пробудем еще в Одессе, а потом едем в Крым. Из Крыма я вам пришлю подробный отчет о плавании и о своих впечатлениях. Мы объедем на пароходе почти весь Крым и будем останавливаться в Евпатории и в Севастополе. В половине августа мы надеемся быть в Москве.

  Теперь дело касается Вас, Пров Михайлович. Здесь преобразуют драматическую труппу и потому хотят пригласить несколько новых актеров и, во-первых, Вашего племянника (по моему указанию). Если Миша согласится, то пишите ответ и об условиях: Его высокородию (статский советник) Александру Васильевичу Самойлову в Одессу. По получении Вашего ответа сейчас же будут высланы прогоны. Сюда приехал Чернышев и навязывается играть, несмотря на то, что скоро начинают итальянцы.

  До свидания! Поклонитесь, если увидите, Ивану Егоровичу, Борису и проч. Александр Евстафьевич кланяется.

  

  

  

  

  

  Душевно преданный вам А. Островский.

  Начал письмо 27, а кончил 29 вечером.

  

  

   "Уж поздно. Тихо спит Одесса;

  

  

   И бездыханна и тепла

  

  

   Немая ночь. Луна взошла.

  

  

   Прозрачно - легкая завеса

  

  

   Объемлет небо. Все молчит,

  

  

   Лишь море Черное шумит".

  

  

  

  

   120

  

  

  П. М. САДОВСКОМУ, С. С. КОШЕВЕРОВУ

  

  

  

  

  

  

   Вторник 19 июля 1860 г.

  

  

  

  

  

  

   Южный берег Крыма. Ялта.

  Любезнейшие друзья мои, Пров Михайлович и Сергей Семенович!

  Наконец я в Крыму. Был в несчастном Севастополе. Без слез этого города видеть нельзя, в нем положительно не осталось камня на камне. Когда вы подъезжаете с моря, вам представляется большой каменный город в превосходной местности, подъезжаете ближе - и видите труп без всякой жизни. Я осматривал бастионы, траншей, был на Малаховом кургане, видел все поле битвы; моряк, капитан нашего парохода, ходил со мной и передавал мне все подробности, так что я видел перед собой всю эту бойню.

  Посылаю Прову Михайловичу цветок, который я сорвал для него на Малаховом кургане, он вырос на развалинах башни и воспитан русской кровью. На южном берегу рай! Описывать я его не стану, да и нельзя, а лучше расскажу при свидании. Но так как и в самом раю "не добро быти человеку едину", то и мне здесь становится скучно, и я рвусь в Москву. Если бог даст доехать благополучно, то числа 12 августа, или около того, я увижусь с вами. И как приятно будет увидеться после такой долгой разлуки! Мартынов вам кланяется. Он плох и очень похудел, но кашляет меньше. Поклонитесь всем знакомым. Будьте здоровы и счастливы! Целую вас.

  

  

  

  

  

   Душевно преданный А. Островский.

  

  

  

  

   121

  

  

  

   П. С. ФЕДОРОВУ

  

  

  

  

  

  

  12 августа 1860 г. Харьков.

  

  

  

  Милостивый государь

  

  

  

   Павел Степанович.

  Очень грустное известие принужден я сообщить Вам. Александр Евстафьевич плох - очень плох. Крым, на который он так надеялся, не помог ему нисколько, и болезнь его

  80

  ивается быстро. По возвращении из Крыма в Одессу он^е захотел там лечиться, да и доктора не советовали, считая одес