Островский Александр Николаевич - Письма 1842 - 1872 гг.

  

   329

  

  

  

   Н. А. ДУБРОВСКОМУ

  

  

  

  

  

   Щелыково, 6-го августа 1871 г.

  Любезнейший друг Николай, откликнись, жив ли ты! Стыдно тебе молчать, теперь такое время, что, не получая вести, всего надумаешься. Если ты не исполнил моих поручений, так нужды нет, уведомь только о себе и об наших общих знакомых. Мы все живы и здоровы; о нашем житье расскажет тебе Дриянский, который у нас гостил.

  Не можешь ли ты сам, или через своих знакомых, справиться у _Бутенопа_, что стоит _ручная веялка и сортировка_?

  Маша тебе кланяется, дети целуют.

  

  

  

  

  

  

  Любящий тебя А. Островский.

  

  

  

  

   330

  

  

  

   Н. А. ДУБРОВСКОМУ

  

  

  

  

  

  

  Щелыково, 21 августа 1871 г.

  Любезнейший друг Николай Александрович, благодарю тебя за твои хлопоты; поблагодари за меня архитекторчика; рисунки его очень милы и легко исполнимы.

  Все мы живы и здоровы по сей день. Холера кругом нас щипала люто; в небольшой деревне Агишине (в 4-х верстах от нас) умерло 11 человек. Но странно то, что холера ограничивалась некоторыми, как бы избранными местами (деревнями 5-ю, или 6-ю), где и умирало очень много; зато в других не было ни одного случая.

  Насчет грибов не знаю, что тебе сказать; пока их еще очень мало. Приеду я не ближе 1-го октября; хочется пописать здесь, на досуге.

  Поклонись Дюбюку и прочим, кого увидишь.

  Маша тебе кланяется, дети целуют.

  Дуняша, которая становится час от часу милее, свидетельствует тебе свое почтение.

  Абрам Иванов после того, как я писал к тебе, раза два приползал к стопам, а третьего дня выкинул новое колено: лишился молвы (как говорят здесь) {*}. Это удивительное происшествие случилось следующим образом: в полдень я вышел на стройку, куда явился и Абрам (он ездил в свою деревню для порядку, а воротился пьян); целый час он ходил за мной, желая побеседовать, ходил бодро, подперши руку в бок; но как ни старался, какие жесты ни делал другой рукой, как ни шевелил губами, ни одного звука не вылетало из уст. К вечеру бог его простил, заговорил он опять.

  

  

  

  

  

  Искренне любящий тебя А. Островский. --------------------------------------

  {* Впрочем, здесь говорят: "потерял молву". (Примечание А. Н. Островского.)}

  

  

  

  

   331

  

  

  

   Ф. А. БУРДИНУ

  

  

  

  

  

  

  Щелыково, 3 сентября 1871 г.

  Любезнейший друг Федор Алексеевич, извини, что долго не отвечал на твое письмо; это случилось оттого, что письмо твое долго пролежало в Кинешме, куда мы, по случаю сильных дождей, давно не посылали.

  Благодарю тебя за сообщение известий, интересных и важных для меня, и с нетерпением жду от тебя продолжения.

  Хотя мне и не совсем приятно, что "Не все коту масленица" пойдет вслед за "Лесом", но для тетки я сделать готов. Скажи ей, чтобы она написала мне поскорей такое письмо, которое бы я мог препроводить к Павлу Степановичу вместе с моим согласием и распределением ролей. Я узнал из газет, что в "Грозе" дебютировала Левкеева 2-я, это не дочь ли ее? _Мать_ я отдал бы Левкеевой, _старуху_ - Громовой, а дочь - не знаю кому. Посоветуй! _Купца_ - тебе, _приказчика_ и отдал бы Горбунову, да боюсь, не выучит; не отдать ли Сазонову?

  Из деревни я выеду к 1-му октября, а в Петербург думаю приехать числу к 20-му октября же. Впрочем, только в таком случае, если кончу новую комедию, над которой теперь страдаю, пригоняя свою мысль в рамки действий и явлений. Только б справиться с этой каторжной работой, а писать уж мне недолго. Сделай для меня великую милость: поищи в книжных лавках "En attendant" - комедия или водевиль Баяра и Фуше - 1836 года. Ищи и, если найдешь, храни посекретней до моего приезда. Мы все здоровы. Маша тебе и Анне Дмитриевне кланяется.

  

  

  

  

  

  

  Любящий тебя А. Островский.

  

  

  

  

   332

  

  

  

   Ф. А. БУРДИНУ

  

  

  

  

  

  

  Щелыково, 14 сентября 1871 г.

  Любезнейший друг Федор Алексеевич, жду и не дождусь твоего другого письма; первым письмом ты только раздразнил мое любопытство. А между тем вот к тебе покорнейшая просьба: сделай милость, употреби все силы, чтобы "Не все коту масленица" как можно скорее выслали в Москву. Я тебя покорнейше прошу об этом. Я отдал эту пьесу Дмитрию Живокини, его бенефис скоро, и он в отчаянии. Сделай милость, пиши почаще, только через тебя я и имею сообщение с Петербургом, а у меня там очень много близких мне, известных тебе интересов. Я сижу за работой; погода у нас ужасная; после жаркого и сухого лета с 1-го сентября начались дожди и холода постоянные, а теперь идет снег. Когда я выберусь из Щелыкова, одному богу известно, в такую погоду и по нашей дороге нельзя пуститься с детьми.

  Поклон от меня и Маши Анне Дмитриевне.

  

  

  

  

  

  

  Любящий тебя А. Островский.

  

  

  

  

   333

  

  

  

   Ф. А. БУРДИНУ

  

  

  

  

  

   18 сентября 1871 г., Щелыково.

  Любезнейший друг Федор Алексеевич, я думаю, что лучше будет, если Адлерберга подождут, впрочем это только в том случае, если Кирилин может иметь при докладе какое-нибудь влияние и если он не против нашего дела. А между тем ты всеми мерами умасливай Дзюбина.

  "Самозванец" хоть и в январе, только бы пошел. В начале будущего года исполнится двадцатипятилетие моей драматической деятельности, - постановка "Самозванца" была бы некоторой наградой за мои труды. Я уж ни на что больше не имею никакой надежды, ужли и этой малости не сделает для меня дирекция за 25 лет моей работы.

  Что новая актриса играет прежде в "Паутине", это хорошо; если она действительно с талантом, я бы желал, чтобы она не играла моих пьес, не послушав меня.

  О пьесе "Не все коту масленица" я буду писать Федорову через два дня. Но на каком же основании я назначу роль дочери Левкеевой 2-й? Да и принята ли еще она? Может выйти такая же история, как с Самойловым 2-м. Авторское право 'Назначать роли основывается на том, что он лучше всех знает, кому и что дает, а [я] Левкеевой в глаза не видал. Тут ясно обнаружится постороннее влияние, а я не хочу слышать упреков от кого бы то ни было, что не честно отношусь к своему делу и злоупотребляю своим правом.

  Я роль дочери никому не назначу; письмо мое к Федорову с распределением ролей придет в пятницу; пусть Левкеева побывает у него и попросит эту роль для своей племянницы. Еще раз прошу тебя, распорядись, чтоб "Не все коту масленица" как можно скорее выслали в Москву. О "Лесе" я тебе напишу в следующем письме.

  Я пробуду в деревне до 3 или 4-го октября.

  Передай мой и Машин поклон Анне Дмитриевне.

  

  

  

  

  

  

  Любящий тебя А. Островский.

  

  

  

  

   334

  

  

  

   Н. А. ДУБРОВСКОМУ

  

  

  

  

  

  

  Щелыково, 27 сентября 1871 г.

  Любезнейший друг Николай, давно я не писал к тебе: но надеюсь, что ты меня извинишь, у меня дела по горло, - и новая пьеса, и возня с пьяным Абрамом, который то уползает от стоп, то приползает к стопам, а дела не делает и только задерживает меня в Щелыкове в эту раскаторжную погоду. По его милости я попаду в Москву не ранее 6 или 7 октября. Вот моя покорнейшая просьба: попроси неоднократно воспетого тобою в стихах Н. И. Давыдова похлопотать о том, чтобы мне можно было, немедленно по приезде, получить с театра деньги за лето и даже за август и сентябрь. Сделай милость, попроси его хорошенько, и не один раз, он сделает для меня; он так мил, что всегда исполняет мои просьбы. Мне деньги нужны: я приеду, яко наг, яко благ...

  До скорого свиданья! Ты пока учись у Дюбюка играть (не на фортепьяно, а в преферанс), а то я по приезде задам тебе феферу.

  Маша тебе кланяется, дети целуют.

  

  

  

  

  

  

  Любящий тебя А. Островский.

  Дуняша посылает тебе воздушный поцелуй.

  

  

  

  

   335

  

  

  

   Ф. А. БУРДИНУ

  

  

  

  

  

  

  Щелыково, 2 октября 1871 г.

  Любезнейший друг Федор Алексеевич, ты, видно, плохо понял мое письмо; иначе ты не сердился бы и не писал мне, что не возьмешь "Лес" в бенефис (как будто я тебе его навязывал). Из моего письма ясно, что я нисколько не хлопочу ни о себе, ни о пьесе, а боюсь только за тебя; если же ты думаешь, что тут для тебя опасности не предстоит и что эта роль в твоих средствах, то сделай милость, играй Несчастливцева. Ты мне приводишь в пример Вильде; но Вильде играл и Велизария и Гамлета, и усвоил мой тон; но и он играет по необходимости.

  Не пиши мне более в Щелыково; я думаю, что к 7-му или 8-му числу я буду в Москве. Лучше подожди моего письма из Москвы, в котором я пришлю и распределение ролей.

  Маша тебе и Анне Дмитриевне кланяется.

  

  

  

  

  

  

  Любящий тебя А. Островский.

  

  

  

  

   336

  

  

  

   Ф. А. БУРДИНУ

  

  

  

  

  

  

   Москва, 13 октября 1871 г.

  Любезнейший друг Федор Алексеевич, вчера я со всей своей ордой приехал в Москву и нашел твои письма, - спешу отвечать. За сообщенные сведения благодарю. Приехать к постановке "Леса" я едва ли могу как по состоянию здоровья, так и потому, что весь занят теперь новой пьесой, которую хочется отделать наславу. Распределение ролей на обороте. Свою роль сокращай, как и сколько хочешь, сокращения для всей пьесы пришлю на-днях. "Не все коту масленица" имела большой успех и, говорят, шла очень хорошо, чему я не совсем верю, потому что роль Ипполита играл Митос Живокини. Действительно хорошо играли только Садовский и Акимова; брат Петя говорит, что Садовский играл на удивление; это и сделало большой разговор в Москве, оттого и пьеса идет каждый день и нет додору до билетов.

  Писать, больше некогда, я нашел дома десять писем, на которые надо отвечать.

  Поклон от меня и Маши Анне Дмитриевне.

  

  

  

  

  

  

  Любящий тебя А. Островский.

  

  

  

  

   337

  

  

  

   Ф. А. БУРДИНУ

  

  

  

  

  

  

   Москва, 21 октября 1871 г.

  Любезнейший друг Федор Алексеевич, я не знаю, что у вас в Петербурге называется поддевкой. Если ты называешь поддевкой кафтан со сборками сзади, который застегивается на одну сторону на крючках, то именно так должны быть одеты Восмибратов и Петр. Сукно на кафтанах должно быть новое, черное, глянцевитое, сапоги бутылками, отлично вычищенные. Восмибратову нужно шляпу, обыкновенную, но не модную, а Петру фуражку, черную суконную, с широким донышком и с широким бархатным околышем, формой вроде тех белых фуражек, в которых катаются по Невскому офицеры. Носить ее он должен ухарски, сколько возможно набекрень.

  По делу с Собранием художников я написал ругательное письмо Микешину, а Родиславский уж знает, что делать.

  Так как постановка "Самозванца" будет зависеть от Гедеонова, то попроси Лукашевича, чтоб он на него подействовал, и я, с своей стороны, напишу Гедеонову, когда он приедет.

  Шаховской у меня не был. Поклонись от меня и Маши Анне Дмитриевне.

  

  

  

  

  

  

  Любящий тебя А. Островский.

  

  

  

  

   338

  

  

  

   Ф. А. БУРДИНУ

  

  

  

  

  

  

   Москва, 26 октября 1871 г.

  Любезнейший друг Федор Алексеевич, вот сокращения:

  Стр. 135. От 14-й строчки, после слов Гурмыжской: "всякий несчастный" - _вон_ до конца страницы.

  Стр. 136. 1-я строчка - и реплика Бодаева после слов Милонова: "ее добродетелями" и начало речи Гурмыжской - она начинает прямо: "Но мы удаляемся...

  Стр. 137 - _вон_ у Милонова: "Кто же смеет" и следующая реплика Бодаева.

  Стр. 140 все _вон_: после слов Бодаева: "плут большой руки" - до _Гурмыжская_ (Карпу): "Зови, поди".

  Стр. 142 в конце, после слов Бодаева: "Где это?" _вон_: вся реплика Милонова и

  Стр. 143. В начале реплика Бодаева до: "(встают, раскланиваются)".

  Стр. 147. В начале у Гурмыжской после "(Карп уходит)" _вон_ до "(Входит Аксюша)".

  Во втором действии сокращений нет. 3-е действие.

  Стр. 182. Внизу после слов Восмибратова: "за то и продаю" - _вон_ до: _Гурмыжская_: "Нет, нет, не хочу".

  Стр. 183. В начале после слов Восмибратова: "убью" - _вон_ до: _Гурмыжская_: "Так как же" - и все начало 9-го явления до: - _Гурмыжская_ (сходя с террасы).

  Стр. 186. Внизу, после слов Несчастливцева: "что мне угодно! А! Ха-ха-ха!" _вон_ - до _Восмибратов_: "Петрушка, поди сюда!"

  В четвертом действии сокращений нет.

  5-е действие.

  Стр. 220. В конце у Гурмыжской то, что она говорит в двух речах _про себя - вон_.

  Вот и все сокращения, но если ты найдешь нужным сократить что-нибудь в своей роли, то я тебя на это уполномочиваю.

  С Собранием художников пусть, как хочет, ведается Родиславский, я теперь занят новой пьесой. Вышли нам, ради бога, цензурованный экземпляр "Леса", здесь его тоже скоро будут ставить. Извести меня телеграммой только о крупном успехе или неуспехе пьесы, а если пройдет так себе, то телеграммы не посылай.

  Мой и Машин поклон Анне Дмитриевне.

  

  

  

  

  

  

  Любящий тебя А. Островский.

  

  

  

  

   339

  

  

  

   Ф. А. БУРДИНУ

  

  

  

  

  

  

   Москва, 6 ноября 1871 г.

  Любезнейший друг Федор Алексеевич, от души благодарю тебя; по отзыву брата, ты исполнил дело так хорошо и так старательно, как только мог; большего никто не вправе требовать. Сокращения делай какие угодно, особенно у Читау, которая, как пишет брат, затянула роль немилосердно.

  О "Самозванце" хлопочи, а в декабре я приеду сам, будем хлопотать вместе.

  С клубом художников, сделав им приличный нагоняй, помирись, разумеется в том только случае, если они подпишут условие и согласятся на все наши требования.

  Поклон от меня и Маши Анне Дмитриевне.

  

  

  

  

  

  

  Любящий тебя А. Островский.

  

  

  

  

   340

  

  

  

   С. В. МАКСИМОВУ

  

  

  

  

  

  

   Москва, 6 ноября 1871 г.

  Любезнейший друг Сергей Васильевич, на книгопродавцев, как видно, надежда плоха; но бог не без милости, казак не без счастья. Мне предлагают на издание деньги на условиях, довольно выгодных для меня; но я возьмусь за это не ранее как посоветовавшись с Вами обо всех подробностях этого дела. Я очень, рад, что овчинка с издания достанется не книгопродавцам, которые дерут ее, не жалея мяса. Между тем _шестой_ том я желал бы продать поскорее. Пьесы в него войдут: "Горячее сердце", "Бешеные деньги", "Лес", "Не все коту масленица", что составит более 25 листов. Все эти комедии имеют в Москве большой успех, и их давно уж спрашивают. Если Кожанчиков даст за 6-й том 2000 руб., то, не спрашивая меня, отдавайте, но с непременным условием 1000 руб. сейчас же. Получать по грошам надоело. Если бы Вы мне это устроили, я был бы Вам несказанно благодарен. Потолкуйте со старцем и уведомьте меня. Надоумьте Звонарева дать мне несколько экземпляров моих переводов для подарков артистам, которые играли в этих пьесах.

  Маша Вам кланяется.

  

  

  

   Искренно любящий и уважающий Вас А. Островский.

  

  

  

  

   341

  

  

  

   Ф. А. БУРДИНУ

  

  

  

  

  

  

   Москва, 10 ноября 1871 г.

  Любезнейший друг Федор Алексеевич, сделай милость, съезди немедленно к Некрасову и попроси его от моего имени как можно скорее подписать и заявить у маклера одну из посылаемых мною доверенностей. Другие две отдай тоже кому-нибудь из живущих в Петербурге литераторов и наблюди, чтобы доверенности были сейчас же совершены, и вышли их нам обратно. Не слыхать ли чего про наш устав и в каком положении дело об авторской собственности?

  

  

  

  

  

  

  Любящий тебя А. Островский.

  

  

  

  

   342

  

  

  

   Н. А. ДУБРОВСКОМУ

  

  

  

  

  

  

   20 ноября 1871 г. Москва.

  

  

  

  

  Дубровин!

  Я завтра читаю новую пьесу. Имеяй уши слышати да слышит! Заезжай непременно к архитектору и оповести его.

  

  

  

  

  

  

  Любящий тебя А. Островский. Суббота, 20 ноября 1871 г.

  

  

  

  

   343

  

  

  

   Ф. А. БУРДИНУ

  

  

  

  

  

  

   Москва, 26 ноября 1871 г.

  Любезнейший друг Федор Алексеевич, я не могу достаточно надивиться тому, что столько времени не получаю от тебя ни строчки.

  В воскресенье, 28 ноября, я буду в Петербурге; прошу тебя навестить меня поскорее, потому что я, по нездоровью, вероятно, не буду в состоянии выехать из дому в этот день, а может быть, и в следующий.

  Поклонись Анне Дмитриевне.

  

  

  

  

  

  

  Любящий тебя А. Островский.

  

  

  

  

   344

  

  

  

   М. В. ОСТРОВСКОЙ

  

  

  

  

  

  Пятница 3 декабря 1871 г. Петербург.

  Милая Маша, что это значит, что ты мне ничего не пишешь? Я до вчерашнего дня сидел безвыходно дома и занимался исправлением пьесы; вчера она была совсем кончена и переписана. Вечером я читал ее у Феоктистовых, где было очень много народа. Пьеса всем понравилась чрезвычайно. Сегодня я обедаю и читаю у Некрасова. Федоров и Гедеонов со мной любезны необыкновенно. "Самозванца" приказано ставить. Завтра поеду к Гедеонову, у него что-то есть; это будет дело очень хорошее. Если столкуюсь с Некрасовым, то ты деньги получишь очень скоро. Максимова и Кожанчикова еще не видал, увижу их в воскресенье. В театрах еще нигде не был. На будущей неделе в русской опере идут "Гугеноты", посмотрю непременно.

  Пиши чаще. Целую тебя, всех деток и Прасковью Николаевну.

  Миша тебе кланяется.

  

  

  

  

  

  

  

   Твой А. Островский.

  

  

  

  

   345

  

  

  

   М. В. ОСТРОВСКОЙ

  

  

  

  

  

  

  Петербург, 11 декабря 1871 г.

  Милая Маша, деньги тебе посланы. Скорее этого сделать было нельзя, потому что я переделывал пьесу и потом она долго переписывалась. Пьеса производит впечатление необыкновенное, меня чуть не носят на руках. С Кожанчико-вым пива не сваришь; но, кажется, сочинения мои купит Звонарев, и знаешь ли, милая, за какую сумму? Ты, пожалуй, не поверишь! Тысяч за двенадцать. Об этом стоит похлопотать, и это, может быть, меня задержит еще на недельку. Вчера по именному повелению уничтожено старое Положение о вознаграждении авторов, и мы теперь будем получать с императорских театров гораздо больше. Перецелуй деток и окажи им, что папа привезет всем хорошие подарки.

  Целую тебя.

  

  

  

  

  

  

  

   Твой А. Островский.

  Миша и все знакомые тебе кланяются.

  

  

  

  

   346

  

  

  

   М. В. ОСТРОВСКОЙ

  

  

  

  

  

  

  Петербург, 15 декабря 1871 г.

  Милая Маша, ты пишешь, чтоб я поговорил с Некрасовым о продаже своих сочинений; да через него-то я и веду разговор с Звонаревым. Звонарев рад купить, но у него на покупку нет денег, и Некрасов дает ему свои. Теперь все дело остановилось оттого, что Некрасов уехал на охоту. Мебель погоди покупать до меня. У Миши денег нет, и он очень нуждается. Мы с ним считались; у него можно будет взять, когда он получит поспектакльные деньги. О пенсии опять говорили Краббе, и, кроме того, Гедеонов хочет войти с особым представлением. Дело о постановке "Самозванца" остановилось оттого, что Федоров вдруг опасно занемог, у него воспаление легких.

  Когда я приеду, я и сам еще не знаю. Мне нужно: 1-е) Прочесть корректуры своей комедии. 2) Продать сочинения. Все это я надеюсь кончить на этой неделе. Остальное меня не остановит. Я думаю, что мне можно будет выехать в понедельник или вторник. Я еще не был ни в одном театре, то некогда, то нездоровится; погода у нас мокрая.

  Целую тебя и детей

  

  

  

  

  

  

  

   Твой А. Островский.

  Миша тебе кланяется.

  

  

  

  

   347

  

  

  

   М. В. ОСТРОВСКОЙ

  

  

  

  

  

  

  Петербург, 19 декабря 1871 г.

  Милая Маша, что за печальное письмо ты мне написала! Поверь мне, что я в Петербурге недаром и уж более мы никогда в деньгах нуждаться не будем. Завтра я кончаю с Звонаревым. С Кожанчиковым нельзя иметь никакого дела; он давал мне за все сочинения 3500 руб., и я на него плюнул. Звонарев сразу предлагал хорошие деньги, 8000 руб.; но мне хотелось взять 11 тысяч, и стали мы с ним торговаться; при помощи Некрасова я у него еще тысячу вытяну и возьму 9 тысяч, и это, Маша, очень хорошо. Я кончу с ним непременно и завтра же возьму с него задаток и привезу тебе к празднику около 2000 руб. "Самозванец" пойдет 4-го февраля. С Мишей мы считались, он будет брать по 400 руб. в год, да и то уж скоро совсем будем в расчете. Карт и детям подарки привезу. Пенсию я получу почти наверное, за меня многие хлопочут. Кроме того, _Положение_, по которому мы получали поспектакльные деньги, государь _именным повелением_ отменил, и мы будем получать больше. Вот до чего мы добились. Бегичеву я напишу завтра. Сделай милость, съезди к Родиславскому и попроси его, чтоб он меня извинил, что я ничего не писал ему. Я по нашему делу сильно хлопочу; а сведения передать удобнее по приезде на словах, чем на письме. Ты мне больше не пиши. Я приеду в четверг или в пятницу, о чем тебя извещу. Целую тебя и детей.

  

  

  

  

  

  

  

   Твой А. Островский.

  Миша и все знакомые тебе кланяются.

  

  

  

  

   348

  

  

  

   А. А. НИЛЬСКОМУ

  

  

  

  

  

  

   31 декабря 1871 г. Москва.

  

  

  

  Милостивый государь

  

  

  

  Александр Александрович!

  Письмо, которое я получил от Вас, меня очень удивило.

  Дело о постановке "Самозванца" происходило на моих глазах и не совсем так, как Вы его излагаете.

  По приезде в Петербург я был у Павла Степановича, от которого узнал, что постановка "Самозванца" разрешена директором; затем я поспешил видеться с режиссером. На вопрос мой, когда можно будет поставить мою пьесу, г. Яблочкин отвечал, что времени для постановки нет, что пьесу поставить иначе как в бенефис некогда. Узнав, что Ваш бенефис назначен 4-го февраля и что выбор пьесы еще Вами не сделан, я сказал г-ну Яблочкину (передаю Вам слово в слово): "Я постараюсь увидать, как можно скорее, г-на Нильского и переговорить с ним. Я очень рад, что могу предложить ему пьесу и роль Самозванца". На это г-н Яблочкин отвечал мне (передаю слово в слово), что этого не нужно, что он увидит Вас в тот же вечер и что лучше он сам переговорит с Вами и о последствиях разговора сейчас же меня уведомит. Ответа я ждал довольно долго; а между тем я всем своим знакомым говорил, что пьеса пойдет у Вас в бенефис и что Самозванца будете играть Вы. Я был в этом почти уверен, тем более что и Павел Степанович, когда я с ним советовался, кому отдать роль Самозванца, прежде всего указал мне на Вас. Наконец, прождав напрасно несколько дней уведомления от г-на Яблочкина, я отправился к нему на репетицию. Там я услышал от него, что Вы уже имеете пьесу для бенефиса и от моей отказываетесь, но что за Вашим бенефисом следует бенефис г-жи Жулевой, которая, вероятно, согласится взять мою пьесу. Вследствие этого я и обратился к г-же Жулевой. О прежних ее правах на мою пьесу, современных гр. Борху, я узнаю в первый раз из Вашего письма.

  Роли Самозванца я не назначал; я написал Вас и Монахова, предоставляя назначение репертуарному начальству. Вот причины, почему я так поступил: 1-е. Предлагая Вам пьесу для бенефиса, я предлагал Вам и роль Самозванца; г-н Яблочкин, передавая мне Ваш отказ, такой сухой, не сказал мне, что Вы желаете по крайней мере удержать за собой роль. И в Вашем отказе и в самой форме его я видел какую-то, совершенно необъяснимую для меня, неприязненность с Вашей стороны и потому вправе был предполагать, что Вы откажетесь и от роли. Я никогда не навязывал своих пьес, их артисты всегда брали охотно; Ваш отказ, согласитесь сами, мне был не совсем приятен; чтобы не подвергать себя новой неприятности, я должен был искать кого-нибудь, кто бы мог заменить Вас в случае Вашего отказа от роли. 2-е. - на Монахова, как артиста, я не знаю, я не видал его ни разу на сцене, только вследствие разговора с Павлом Степановичем, который для роли Самозванца указал мне, во-первых, на Вас, а потом на Монахова, я поставил и его в распределении.

  Последние строки Вашего письма для меня совершенно непонятны. Вы пишете, что Вы думали, будто Ваше участие в моей пьесе мне будет не совсем приятно. По какому поводу Вы могли так думать, когда я предлагал Вам главную роль? Если я не сделал этого сам, лично, то единственно потому, что был удержан г-м Яблочкиным, который хотел предварительно переговорить с Вами. Вы пишете, что уступили мою пьесу г-же Жулевой! Каким образом Вы _теперь_ уступаете пьесу, от которой еще _прежде_, когда я был в Петербурге, отказались решительно? Иначе как же я мог бы предлагать пьесу г-же Жулевой. Притом же это последнее предложение сделано мною по совету г-на Яблочкина, который мне передал о Вашем отказе и который, без всякого сомнения, подтвердит Вам справедливость всех моих слов. Если для Вас этого свидетельства мало, то я могу представить и другие, самые убедительные.

  Я понимаю, что артист, любящий свое дело, встречает иногда и огорчения и досады; но позвольте в этом случае посоветовать Вам найти действительных виновников Вашего огорчения и на них обратить свое негодование. Я же, с своей стороны, сделал все, что может сделать автор для уважаемого им артиста, т. е. с радостью предлагал Вам и пьесу для бенефиса и главную роль в ней.

  Я никогда не имел ничего против Вас и теперь не имею. Вы пишете, что в последнее время не играете в моих пьесах; уверяю Вас, что это произошло совершенно случайно, а главное - то, что Вам и жалеть об этом не стоит ни в отношении артистического самолюбия, ни даже просто в материальном отношении. В последнее время каждая моя пьеса на петербургской сцене падает и автор получает за них не более 300 рублей в год; что же за радость артистам играть в них! Мне очень жаль, уважаемый Александр Александрович, что я, хотя без всякой вины с моей стороны, подал Вам повод заключать о моем нерасположении к Вам. Как доказательство противного я теперь же, заранее, предлагаю Вам роль в моем новом произведении так же охотно, как делал это и всегда.

  Я никак не ожидал, что ко всем неприятностям, которые я в последнее время постоянно испытываю от петербургской сцены, присоединятся еще и упреки артистов, совершенно мною незаслуженные.

  Примите уверение в моем искреннем уважении.

  

  

  

  

  

  

  

  

  А. Островский. 31 декабря 1871 г. Москва.

  

  

  

  

   349

  

  

  

  

  В. Л. ЮНГЕ

  

  

  

  

  

   Между 8-10 января 1872 г. Москва.

  Милостивый государь Виктор Лукич, Несмотря на все мое желание, я сам лично исполнить Вашу просьбу не могу. Передав защиту и охранение наших драматических прав одному уполномоченному, мы, драматические писатели, обязались не входить от своего имени ни в какие соглашения с антрепренерами и обществами, дающими спектакли.

  Чтобы получить разрешение на представление моих пьес и других драматических писателей, Вам следует обратиться к нашему уполномоченному, Владимиру Ивановичу Родиславскому, живущему в Москве, в доме генерал-губернатора. Прекрасная цель Вашего Общества может служить для Вас ручательством, что желание Ваше будет удовлетворено.

  С глубоким почтением имею честь быть Вашим, милостивый государь, покорным слугою.