Одоевский Владимир Федорович - Дневник. Переписка. Материалы

января 1865]

  

   По желанию нашего известного знатока церковного песнопения господина Ст[атского] Сов[етника] Николая Михайловича Потулова честь имею при сем препроводить Вашему Превосходительству рукопись, содержащую в себе: "Литургию Св. Иоанна Златоуста древнего Киевского роспева, положенную на голоса в точности по Нотному Обиходу, изданному с благословения Святейшаго Синода первым тиснением в Москве в 1772 году", - присоединяя мою покорнейшую просьбу о содействии в дозволении (в возможно скорейшем времени) напечатать сию рукопись, на том же основании, как дозволены были к напечатанию переложения Протоиерея Турчанинова и других музыкантов.

   На случай надобности имею честь приложить некоторые печатные и письменные заметки вообще по предмету нашего богослужебного пения и сведений, сохранившихся об оном в рукописях Александра Мезенца и Тихона Макарьевского, главных двигателей в духовных собраниях, учрежденных при Царе Алексее Михайловиче для исправления существовавших тогда нотных рукописей и послуживших впоследствии для напечатания нотных Обихода, Ирмология, Октоиха и Праздников.

   Примите, Ваше Превосходительство, уверение в отличном моем почтении и совершенной преданности.

  

   (ГЦММК, ф. 73, No 359/1-2, л. 1-1 об. Черновик рукой Одоевского.)

  

   9 марта 1865

  

   Присланная при письме Вашего Сиятельства от 24-го минувшего января рукопись "Литургия Св. Иоанна Златоустаго древнего Киевского роспева" в то же время препровождена мною, на основании Высочайшего повеления 4 сентября 1846 года, для предварительного рассмотрения к Директору Придворной Певческой Капеллы, но от него еще не возвращена.

   Уведомляя о сем Ваше Сиятельство, покорнейше прошу принять уверение в совершенном моем почтении и преданности.

  

   (ГЦММК, ф. 73, No 359/1-2, л. 2. На бланке обер-прокурора Св. Синода.)

  

   [8 мая 1865]

  

   Обращаюсь к Вам, многоуважаемый Николай Иванович, с покорнейшею и настоятельною просьбою; она все та же, что и прежде. При сем имею честь приложить "Древне-Церковные песнопения, положенные на 4 голоса Николаем Михайловичем Потуловым" - в редакции, тщательно пересмотренной. Позвольте надеяться, что со стороны Капеллы не будет препятствия к напечатанию этих нот. Затруднение в таком деле было бы нечто в высшей степени странное и непостижимое. Капелла дозволяет напечатание переложений Турчанинова, человека, не знавшего даже правильной гармонизации и со всею дерзостию невежества осмелившегося легкомысленно искажать наши церковные напевы, а труд истинно ученый и добросовестный Потулова и вполне согласный с Синодским изданием должен оставаться под спудом, ради каких причин, неизвестно. Нельзя не обратить внимания на то, что ныне, когда разработываются все отрасли отечественных древностей, церковных и мирских, и по части филологии, и по части архитектуры, и по части иконописания, благочестивые русские люди спрашивают: отчего же не разработываются и не печатаются древние памятники любимого русского искусства - церковного пения? на это ответ один: Капелла не позволяет. Почему? Неизвестно. То же скажет и история, которая не поймет такой аномалии и не похвалит никого за необъяснимые препятствия благочестивому, смиренному народному делу.

   Какой может быть повод к подобному препятствию? неверное воспроизведение церковного напева? неправильное ударение на словах? Но проверкою можно убедиться, что у Потулова за исключением контрапунктных голосов нет ни единой строки, ни единого слова, ни единой ноты не согласных с Синодским изданием - тогда как подобные ошибки, и весьма тяжкие, даже смешные, можно насчитать десятками во всех доныне напечатанных переложениях. Большая или меньшая художественность гармонизации? но это - вопрос спорный и подлежит суду печатной критики, а не административного распоряжения.

   Не станет ли такое издание в конкуренцию с изданиями Капеллы? но отчего же она дозволяет другие подобные издания, которые, конечно, более могут нравиться публике, нежели строгая гармонизация Потулова? Да сверх того, этот труд ни в каком случае не может войти в тот обширный круг, где употребляются издания Капеллы, - ибо труд Потулова посвящается преимущественно ученым кабинетным занятиям, и исполнение этого труда не сделается от напечатания его в партитуре ни для кого обязательным, а подчинится общим для сего установленным правилам.

   Прекращение этого странного, даже обидного положения зависит от Вас, многоуважаемый Николай Иванович. Позвольте мне верить, что мое настояние будет Вами уважено как настояние человека, посвятившего 25 лет на изучение этой части, сделавшего в ней кое-какие наблюдения и который питает смиренную надежду, что иное из напечатанного им по сему предмету когда-нибудь вспомянется.

   Во всяком случае прошу Вас всепокорнейше, многоуважаемый Николай Иванович, не медлить ответом и отвечать решительным словом: "да" или "нет" - ибо надобно же положить какой-нибудь конец этому столь простому делу, но которое тянется годы.

  

   (ГЦММК, ф. 73, No 359/1-2, л. 7-8 об. Писцовая копия без даты, которая установлена по дневниковым записям.)

  

   10 мая 1865

  

   На отношение Вашего Превосходительства от 27 января сего года за No 463 имею честь уведомить, что во исполнение Высочайших повелений, объявленных в указах 14 февраля 1816, 31 августа, 4 сентября и 10 декабря 1846 года и в мае 1850 года, и предписаний г-на Министра Императорского Двора от 29 апреля и 23 августа 1846 года возложено на Директоров Придворной Певческой Капеллы как цензура всех музыкальных духовных сочинений, так и переложение и печатание всего круга старинного простого Церковного пения и наблюдение за правильным пением, по изданным по Высочайшему повелению нотам, 2-го же марта 1848 года бывшим Министром Императорского Двора Князем Волконским подписан Высочайше утвержденный образец Обихода нотного Церковного пения, с добавлением на нем слов "собственность Капеллы".

   С того времени и до сих пор печатаются все духовные переложения из Обиходов на счет Капеллы и продаются желающим. А так как положенный в правильную гармонию весь Обиход, по смыслу вышеозначенных Высочайших повелений, не может быть изменяем и перелагаем иначе, как по Высочайшему же повелению, то ясно из того, что никакие частные люди не могут ни перелагать простого напева, ни печатать его и обращать в свою пользу, точно так же как и Обиход, взятый с крюкового пения, Евангелия, Деяния Апостольские и прочие издания, употребляемые при богослужениях, не могут быть частным лицом издаваемы, кроме Св. Синода, которого они составляют собственность. Музыкальные же сочинения, конечно, не подлежат этому правилу, и с ними как не входящими в состав Обихода следует поступать, как изъяснено в Высочайших повелениях, выше сего показанных.

   Сверх того, согласно Высочайшему повелению, объявленному г-ном Министром Императорского Двора 5 марта 1847 года за No 726, право обучать пению в церквах простому напеву нотной музыки и сочинять новую может иметь только тот, кто выдержал в Капелле экзамен и получил Высочайше утвержденный аттестат Придворной капеллы, в которой имеется особый класс для регентов, обязанных по аттестатам No 2 и No 3 непременно представлять переложения из Обихода и вообще из всех крюковых изданий, а по No 1 - дается право сочинять. Следовательно, если бы каждому ученику регентского класса дозволить употреблять свои переложения, даже совершенно правильные в гармоническом отношении, а не так как употребляли пение в старину, когда гармонизация была в детстве, и даже, можно сказать, когда предки наши не имели о ней никакого понятия, - то вышло бы, что если бы 414 регентов, даже получивших аттестаты и перелагавших Обиходы, печатали хотя и на свой счет, то было бы 414 различных напевов [примечание Одоевского: "напев один: Синодский"], не считая того бессметного количества сочинений и переложений, которые представляют мне разные самоучки, воображающие каждый о себе, что предмет этот так легок, что он ему может быть так же известен, как и специалисту; а потому такое послабление могло бы быть, между прочим, одною из причин к распространению раскола, точно так же, как и не на своем месте поставленная запятая, тогда как в Высочайших повелениях, объявленных г-ном обер-прокурором Св. Синода 12 марта 1846 года за No 2018 и г-ном Министром Императорского Двора 5 марта 1847 года за No 726, сказано, что Государь Император повелеть соизволил, чтобы пение было повсюду единоообразно, по изданным от Придворной капеллы нотам, и если бы Государь Император не имел этого в виду, то во всех вояжах своих не приказывал бы отправлять вперед своего уставщика, на обязанности которого лежит приготовление как архиерейских, так и других хоров в тех местах, куда его величество изволил приезжать, - что было бы неисполнимо, если бы повсюду пение не было бы единообразно с употребляемым при Высочайшем дворе.

   Не касаясь в настоящее время ни системы, предпринятой при переложении доставленной мне Литургии Иоанна Златоуста Киевского роспева, ни верности напева согласно с напевом, доставленным его Высокопреосвященством бывшим Митрополитом Киевским [примечание Одоевского: "NB. См. мнение о сем Митрополита Московского"] Филаретом бывшему Директору Придворной Капеллы, и Обиходом, издаваемым от Синода, наконец ни правильности гармонии, присовокупить честь имею, что и я не имею права делать ни малейшего изменения в простом обиходном пении без испрошения на то Высочайшего разрешения, и многие перемены Государь Император, изволив прослушать, разрешал их, и бывали случаи, что Его Величество и отказывал в разрешении и даже не позволял петь ни в возвышенном, ни в пониженном тонах, что в последнее время подтверждено мне предписанием г-на Министра Императорского Двора от 25 ноября 1862 года за No 5359, в коем сказано, что по воле блаженной памяти Императоров Александра и Николая Павловичей, сохраненной во всей силе и при царствующем ныне Государе Императоре, решительно воспрещено употреблять иное пение, как только давно уже введенное и утвержденное. Присланное переложение Литургии при сем возвратить честь имею.

   Прошу Ваше Превосходительство принять уверение в совершенном моем к Вам уважении и преданности.

   (ГЦММК, ф. 73, No 359/1-2, л. 3-6. На бланке директора Придворной певческой капеллы (копия - No 356, л. 21-24).)

  

   В этом документе, помимо всего прочего, удивительно заявление, будто регенты, выпускаемые Придворной капеллой, должны представлять переложения "из всех крюковых изданий". Как известно, таковых к 1865 году просто не существовало. Малопонятно и заявление о киевском роспеве, "доставленном бывшим Митрополитом Киевским Филаретом": Потулов делал свои переложения киевского роспева по синодальным изданиям. Может быть, имеется в виду тот этап деятельности предыдущего директора Капеллы А.Ф. Львова, когда в 1840-е годы по его распоряжению в Капеллу присылались рукописи, содержащие местные роспевы, и соответственно образцы киевского роспева могли быть присланы митрополитом Филаретом (Амфитеатровым).

   О примечании Одоевского относительно "мнения митрополита Московского" (имеется в виду, по-видимому, его мнение о певческих книгах синодального издания) см. ниже, в документах Комиссии по церковному пению.

   Что касается утверждения Бахметева, будто государь (имеется в виду, конечно, Николай I; его наследник церковным пением не интересовался) "не позволял петь ни в возвышенном, ни в пониженном тонах" и "во всех вояжах" приказывал отправлять вперед представителя Придворной капеллы для обучения местных хоров придворному пению, то оно имеет под собой почву. Поскольку Николай I вообще стремился к порядку и единообразию, то требовал этого и от церковного пения. Известны случаи, когда уставщики и учителя пения от Капеллы посылались и в Успенский собор Кремля, и в саму Троице-Сергиеву лавру для обучения певцов придворному пению и даже чтению за службой. Пытался "отрегулировать" московское церковное пение и предыдущий директор Капеллы А.Ф. Львов, но встретился со стойким сопротивлением московского духовенства во главе с самим митрополитом (см. подробнее: Рахманова М.П. Митрополит Филарет и церковное пение в Москве XIX столетия // Труды Московской регентско-певческой семинарии. Вып. 1. М., 2002. С. 165-173).

  

  

   17 мая 1865. С.-Петербург

  

   Сверху надпись рукой Одоевского: "Посмотрим".

   Присланное мне Алексеем Петровичем Ахматовым переложение Литургии Киевского роспева я возвратил ему 10 мая, почтеннейший и любезнейший Князь Владимир Федорович, при отношении довольно пространном и которое, прочитав, Вы, наверное, убедитесь в том, что я делал все что в моих силах и что лежит на моей обязанности, и найдете все мною сказанное совершенно справедливым и ясным.

   (ГЦММК, ф. 73, No 359/1-2, л. 9.)

  

   15 июля 1865

  

   Ваше Сиятельство изволили относиться к предместнику моему о разрешении напечатать рукопись, содержащую в себе Литургию Св. Иоанна Златоустаго древнего Киевского роспева.

   Партитура эта, по установленному порядку, препровождена была к Директору Придворной Певческой Капеллы на рассмотрение.

   Ныне Действительный Статский Советник Бахметев сообщает, что на основании Высочайших повелений, объявленных 14 февраля 1816, 31 августа, 4 сентября, 10 декабря 1846 и в мае 1850 года, переложение и печатание всего круга старинного простого церковного пения предоставлено исключительно Придворной Певческой Капелле и потому не может быть сделано никакого распоряжения к удовлетворению ходатайства Вашего Сиятельства.

   Две записки Ваши о необходимости улучшить Азбуку первоначального пения, находящуюся при Сокращенном Обиходе, и о поручении, при новом издании богослужебных нотных книг, корректуры лицам опытным в этом искусстве предложены на рассмотрение Св. Синода.

   Переложение г-на Потулова при сем возвращается.

   Примите уверение в совершенном моем почтении и преданности

   (ГЦММК, ф. 73, No 359/1-2, л. 10-10об. На бланке обер-прокурора Св. Синода)

  

   11 мая [1865 или 1866?]

  

   При сем посылаю "Капелльные" переложения. Пересмотрев их со вниманием, я не нашел прибавок в напевах противу синодского издания, а скорее сокращение; о изменениях фигур согласно предназначенной тональности нечего говорить, это встречается на каждом шагу, например если назначен тон d moll, а встречается фигура re, mi, re, si, то ее заменяют другою: re, mi, re, do # и т. п. Точно так же на каждом шагу встречаются упрощения и сокращения напева - так что выписывать их нет даже возможности.

   За тем прошу сохранить в памяти душою уважающего Вас

   (ГЦММК, ф. 73, No 359/ 1-2, л. 1.)

  

   Речь в письме идет о сравнении подлинного напева, напечатанного в синодальных книгах на квадратной ноте, с тем, каким он предстает в изданиях Капеллы. Подобными сравнениями Одоевский и Потулов занимались длительное время, о чем свидетельствуют многочисленные дневниковые записи, особенно частые в начале 1866 года, когда Одоевский работал над своим "Мнением..." (см. далее). Результаты сопоставления упоминаются едва ли не во всех публикациях Одоевского по церковному пению. Был даже произведен подсчет "неверностей" в трудах Капеллы сравнительно с традиционными напевами: 2074!

  

   Концерт славяно-русского песнопения Одоевский предлагал устроить с первых дней существования Общества древнерусского искусства, то есть с января 1865, думая также сопроводить концерт публичной лекцией. К этому времени относятся и публикуемые ниже материалы. Однако идея не была осуществлена. Она ожила в 1867, в связи с приездом в Москву "славянской делегации" (повод, по которому были сочинены "Сербская фантазия" Римского-Корсакова и "В Чехии" Балакирева), однако и тогда концерт в Москве дан не был, а вместо него устроили пение литургийных переложений Н.М. Потулова за службой в храме Успения на Покровке (храм был определен распоряжением митрополита Филарета). Эта служба состоялась 21 мая, регентовал B.C. Лебедев, и, как пишет Одоевский, "пение 8-голосное Потулова" произвело глубокое впечатление.

   Еще одна попытка Одоевского организовать духовный концерт - но уже по иной программе - относится к последнему месяцу его жизни, когда с подобной просьбой к князю обратились члены московского Славянского комитета, желавшие почтить память святых Кирилла и Мефодия (см. ниже последнее письмо Одоевского к Разумовскому). Этот концерт, спетый соединенными синодальными и чудовскими певчими под управлением В.И. Зверева, благополучно состоялся 14 февраля 1869 в зале Дворянского собрания, но по вполне традиционной программе: Бортнянский, Львов, Турчанинов, Ломакин. Одоевский посетил репетицию 13 февраля, остался доволен музыкой и особенно регентом и даже позаботился заказать для Зверева "капельмейстерскую палочку", ибо тот, по старой традиции, дирижировал смычком, - однако сам в концерт не поехал. На следующий день, 15 февраля, князь был принужден выслушивать критику музыкантов и журналистов по поводу "консервативной" программы духовного концерта. К этому относится одна из последних записей в его Дневнике: "Кому я могу рассказать, что хотел только помочь Погодину, который уведомил меня лишь дней за 10 до 14 февраля - а наши певчие и в 10 месяцев нового порядочно не разучат".

   Можно заметить, что предлагаемая Одоевским программа является ранним прототипом тех исторических программ духовных концертов, которые спустя три десятилетия начал петь в Москве Синодальный хор.

  

  

   Трехголосие Тихона Макарьевского

  

  

   Ектения 1 1/2 минуты

   Светилен (безгласный) 2 минуты

  

   Бог Господь 2-го гласа

   Тропарь Благообразный Иосиф 2-го гласа

  

  

   Стихи 140-го псалма - Господи воззвах 2-го гласа

   Богородичен на стиховне "О чудесе новаго" 2-го гласа

  

  

   Хор чешский - Петела

   Из сербской обедни

  

   Турчанинова

   Бортнянского Тебе Бога хвалим

  

   (ГЦММК, ф. 73, No 452. Черновик.)

  

   Программа концерта была написана Одоевским и Потуловым 22 февраля 1865, после того как накануне в заседании Общества древнерусского искусства им было поручено устроить духовный концерт в пользу Общества.

   Под "Петелом" имеется в виду композитор XVI века Якоб Галлус: Одоевский был уверен в его славянском происхождении и потому переводил латинскую фамилию композитора на "общеславянский" язык (галлус - петел - петух) и включал его произведения в программу "славяно-русского" концерта.

  

  

  - Часть распорядительная, или административная

   Испрошение дозволений от духовного и светского ведомства

   Распоряжение по напечатанию объяснительной брошюры - сношение с цензурой

   Ассигнование сумм на первоначальные издержки

  

  - Часть музыкальная, или певческая

   Составление окончательной программы

   Редакция объяснительной брошюры

   Редакция объявления в газетах

   Переписка нот

   Редакция билетов

   Сношение с певчими: синодальными и чудовскими

   Наблюдение за репетициями

  

   3. Часть хозяйственная и казначейская

   Выбор залы и хлопоты для получения в назначенный день

   Напечатание объявления в газетах

   Напечатание билетов и нумеровка их (если будет признано нужным)

   Цена билетов

   Места раздачи и отчетность по билетам

   Надзор за тем, чтобы не входили без билетов

   Надзор внутри залы - и указание мест, особливо если билеты будут нумерованы

   Наем и подвязка стульев

   Устройство эстрады для певчих

  

   (ГЦММК, ф. 73, No 451. Черновик.)

  

   "Распределение занятий..." составлено, вероятно, 12 марта 1865, ибо 13 марта Одоевский послал его Ф.И. Буслаеву как секретарю Общества древнерусского искусства. В Дневнике указывается, что устроители концерта собирались "прежде частным образом испросить согласия [митрополита] Филарета", однако неизвестно, обратились ли они к митрополиту, а если да, каков был его ответ.

  

  

   Общество древнерусского искусства, по отделу музыки, предполагает исполнить публично посредством соединенных хоров Синодального и Чудовского в числе 150 певчих некоторые древние и новейшие песнопения, коим может быть присвоено название славянских и славяно-русских, насколько то дозволяют существующие памятники. <...>

   Предоставляя дальнейшие подробности жизни сего замечательного мужа [Тихона Макарьевского] будущему изысканию, Общество предложит слушателям самые исполнения трехголосного пения, в точности списанные с Ключа Тихона Макарьевского, не изменяя в сем голосовом положении ничего кроме явных писцовых ошибок и сохранив даже то, что по западным понятиям считается неправильностями. Для разъяснения, в чем состоят сии неправильности и действительно ли они суть неправильности, потребовались бы технические подробности, здесь неуместные и о коих речь будет в особых трудах членов Общества.

   Таким образом слушатели впервые в наше время получат понятие о нашей древней гармонизации в самом исполнении.

   Вслед за трехголосным положением последует исполнение четырехголосных положений некоторых статей из Киевского, Греческого и Знаменного распевов в точности по нотному Синодскому изданию, положенных на четыре голоса по образцам древней гармонизации Николаем Михайловичем Потуловым.

   За сим для сравнения будут предложены некоторые образцы из обедни Православных Сербов. При сем должно заметить, что у Сербов не сохранилось записанных церковных напевов, но сии напевы сохранились по преданию благочестивых сербских семейств и были собраны известным сербским музыкантом Станковичем. В его голосовых положениях уже заметно западное влияние.

   Чтобы дать понятие о духовной музыке других наших сородичей славян, будет исполнен кант чеха, известного в истории музыки под именем Gallus (вероятно Петел). Сей замечательный композитор родился в Кройте и был современником Палестрины (1550-1591), но вероятно не имел никакого понятия о сем знаменитом итальянском композиторе, ибо характер духовной музыки Петела совершенно отличен от музыки Палестрины и более приближается к тому характеру, который мы находим у Тихона Макарьевского.

   При исполнении слушатели яснее получат понятие о степени их сближения.

   Вторая часть, дабы представить по возможности все роды нашего Славяно-русского песнопения в разные эпохи, будет содержать в себе произведения новейших духовно-музыкальных сочинителей: Березовского, Бортнянского, Турчанинова, Львова.

  

   (ГЦММК, ф. 73, No 452. Черновик.)

  

   Того же 13 марта 1865 Одоевский продиктовал "объяснительную брошюру" к концерту, а на следующий день прочел ее Н.М. Потулову. Первым марта 1865 датировано письмо к Одоевскому Д.В. Разумовского, содержащее подробные сведения о Тихоне Макарьевском: возможно, этот текст тоже должен был войти в "брошюру" (см. ниже). Купюра в настоящей публикации связана с точным повторением мнения Одоевского о синодальных печатных книгах на квадратной ноте, изложенного в материалах предыдущего раздела. О переложениях К. Станковича см. в разделе "Разные письма".

  

  

   В этом разделе публикуется переписка Одоевского с крупными государственными деятелями: великим князем Константином Николаевичем (братом императора Александра II), министром народного просвещения А.В. Головниным, а также старым другом Одоевского и приближенным к великому князю лицом - князем Д.А. Оболенским. Основная тема переписки - деятельность Комиссии по церковному пению, точнее, Особой комиссии для рассмотрения предложений министра народного просвещения относительно обучения церковному пению в начальных народных училищах.

   Комиссия была учреждена по высочайшему указу от 22 декабря 1865 под председательством великого князя Константина Николаевича и в составе принца Петра Георгиевича Ольденбургского, министров императорского двора графа В.Ф. Адлерберга и народного просвещения А.В. Головнина, а также сенатора и гофмейстера князя В.Ф. Одоевского, статс-секретаря, управляющего московским главным архивом Министерства иностранных дел князя Д.А. Оболенского, обер-прокурора Св. Синода графа Д.А. Толстого, митрополита Московского Филарета, с приглашением директора Придворной капеллы Н.И. Бахметева. Комиссия работала несколько месяцев и в марте 1866 представила свое заключение на рассмотрение императора, который утвердил журнал комиссии и выразил желание, чтобы великий князь Константин Николаевич председательствовал в имеющем быть учрежденном, по предложению Комиссии, специальном Комитете (Комиссии) для составления учебника церковного пения и нотных переложений для народных школ. С работой первой комиссии связаны два весьма важных для истории русской духовной музыки текста: "Мнение кн. В.Ф. Одоевского по вопросам, возбужденным министром народного просвещения по делу о церковном пении" (датировано 19 февраля 1866, днем освобождения крестьян, написано в январе того же года) и "мнение" митрополита Филарета Московского под названием "О нотном церковном пении в начальных народных училищах и о правах Придворной капеллы в отношении к оному" (датировано 24 января 1866). Оба эти развернутых текста опубликованы в третьем томе серии "Русская духовная музыка...", однако неопубликованными оставались до настоящего момента переписка по делам Комиссии и еще один большой текст Одоевского: его ответ на записку министра императорского двора, которая являлась возражением Капеллы против основных тезисов обоих указанных выше "мнений" - и самого Одоевского, и митрополита. Этот текст, фигурирующий в архиве князя под названием "Логомахия, сиречь словопрение", публикуется в следующем разделе настоящей подборки.

   Поскольку утверждение императором журнала первой комиссии повлекло за собой образование новой комиссии под председательством великого князя Константина Николаевича, целью которой было создание учебника церковного пения и переложений древних роспевов для народной школы, Одоевский вошел и в эту вторую комиссию.

   В публикуемом ниже письме к Д.А. Оболенскому от 9 декабря 1866 он объясняет, что, желая показать другим пример, сам взялся за составление программы учебника для народных училищ и лишь крайняя занятость служебными делами мешала завершению этой работы. Имеется также протокол о собрании второй комиссии 16 февраля 1867 в доме Одоевского на Смоленском бульваре, в составе: Д.А. Оболенский, Д.В. Разумовский, протоиерей И.М. Богословский-Платонов, с приглашением Н.М. Потулова (судя по Дневнику Одоевского, присутствовало также духовное лицо, которое он именует "Иларионом"; скорее всего имеется в виду викарий Игнатий - см. о нем в комментариях к Дневнику). Рассматривался представленный Одоевским "Проект объявления о конкурсной задаче на составление певческого учебника для народных училищ". К протоколу приложен черновик программы учебника (копия его имеется и в архиве Разумовского). Кроме того, комиссия рассмотрела два поступивших предложения: от А.Ф. Львова - сделать и издать переложения отдельных номеров из Обихода Капеллы, приноровленные к однородным хорам; от Н.М. Потулова - о дозволении напечатать на свой счет сборник его переложений, выполненных точно по синодальным книгам, начиная с литургии киевского роспева. В итоговом документе Одоевскому поручается доработать и опубликовать программу конкурса на учебник, а Богословскому-Платонову - представить план сборника переложений для народной школы. На этом, собственно, деятельность обеих комиссий была прекращена.

   Много лет спустя Д.В. Разумовский утверждал, что после составления программы руководства по церковному пению и назначения условий конкурса на таковое руководство никаких "последствий" не возникло. Как объясняет о. Димитрий, потому что "возникло сильное разногласие, по каким именно линейным нотам должно происходить все обучение пения: по старым - квадратным или новым - круглым. Да к тому же помешали и разные другие обстоятельства".

   Под "другими обстоятельствами" можно подразумевать прежде всего кончину Одоевского, который был главным инициатором и "мотором" обеих комиссий.

   Публикуемая в этом разделе переписка интересна прежде всего тем, что церковное пение и обучение ему рассматриваются здесь как государственное дело и реформы в данной области ставятся в один ряд с другими важнейшими реформами первой половины 1860-х. Недаром в письмах Одоевского вопросы пения постоянно соседствует с вопросами судебными, которыми ему тоже доводилось повседневно заниматься.

   Роль главы Комиссии по церковному пению великого князя Константина Николаевича в реформах этой эпохи была очень значительна (кстати, в отличие от императора, он проявлял живой интерес к музыке, владел виолончелью и фортепиано). Многие современники считали именно Константина Николаевича истинным инициатором российских преобразований. Морское ведомство, руководимое великим князем, было одним из самых передовых и либеральных учреждений; из этой среды вышла целая плеяда новых деятелей, в том числе близких знакомых Одоевского.

   Среди таковых упоминаемый в публикуемых письмах начальник князя по его службе в Сенате, министр юстиции Дмитрий Николаевич Замятнин, назначенный на этот пост в 1862, оставивший его в 1867 и за короткое время замечательно энергично проведший судебную реформу. Еще один крупный деятель, упомянутый в письмах - министр внутренних дел Николай Алексеевич Милютин, под руководством которого был составлен первый проект по введению в России земских учреждений. К той же когорте принадлежал основной адресат писем Одоевского - министр народного просвещения Александр Васильевич Головнин, который ранее являлся личным секретарем великого князя Константина Николаевича. Современники считали Головнина человеком талантливым, широко образованным и незаурядным во всех отношениях. Заняв в 1862 пост министра, он "сумел поставить свое традиционно периферийное ведомство в один ряд с ведущими министерствами империи". За недолгий период правления (до весны 1866, когда после выстрела Каракозова ушли в отставку многие либеральные министры) Головнин успел сделать многое: "Сельские училища, учительские семинарии (педагогические училища), Комитет грамотности, Педагогическое общество, новые уставы гимназий и университетов - таковы любимые детища Александра Васильевича" {Ляшенко Л. Александр II, или история трех одиночеств. М., 2003. С. 211.}. Занимался Головнин и еще одним близким Одоевскому вопросом - новым цензурным уставом. Вполне понятно, что такой человек мог оценить идеи князя относительно церковного пения и его значения в образовании и воспитании народа. Понятно и то, что отставка Головнина, на смену которому пришел человек совершенно иного направления Д.А. Толстой (совместивший этот пост с постом обер-прокурора Синода), "обрушила" реформаторские планы, сочинявшиеся Одоевским в расчете на поддержку дружественного министра.

   Примечательна интонация, в которой выдержаны письма Одоевского и Головнина. Письма, собственно, делятся на два вида: официальные, где соблюдаются необходимые формы, и конфиденциальные - непринужденные по тону, написанные так, как могут писать друг другу люди, понимающие друг друга с полуслова.

  

  

   Петербург, 25 декабря 1865

  

   Примечание Одоевского: "Получено 27 декабря вечером".

   Многоуважаемый Князь Владимир Федорович. Вы получили от меня официальное уведомление о назначении Вас Государем членом одной Комиссии под председательством Великого Князя Константина Николаевича. Между тем спешу доставить Вам экземпляр всеподданнейшего доклада моего, послужившего поводом к такому назначению, и выразить радость мою: 1) по случаю, что Государь избрал Вас защитником Министерства народного просвещения, 2) потому что это обстоятельство доставит мне удовольствие видеть Вас и добрейшую Княгиню в Петербурге.

   Вышеупомянутая Комиссия начнет свои занятия только в январе по возвращении из Венеции Принца Ольденбургского.

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

   Преданный

  

   (ГЦММК, ф. 73, No 349а.)

  

  

   Москва, 30 декабря 1865

   Его Высокопревосходительству А.В. Головнину

   Я имел честь получить отношение Вашего Высокопревосходительства от 25 сего декабря за No 10613, где Вы изволите меня уведомлять, что Государю Императору благоугодно было назначить меня членом Комиссии Высочайше учрежденной для рассмотрения предположений Министерства народного просвещения о введении в народные школы обучения церковному пению.

   С благоговением принимаю Монаршую волю к исполнению и потщусь, в границах сил моих, принять деятельное участие в трудах Комиссии.

   С другой стороны, я долгом считаю поздравить Ваше Высокопревосходительство с тем в особенности, что Ваше управление Министерством народного просвещения ознаменовано положительными мерами для введения наконец церковного пения в народное преподавание. Художественный элемент вообще, почти забытый в деле нашего образования, по моим многолетним наблюдениям может быть сравнен с тою каплею масла, без которой самый совершенный механизм остался бы бездейственным, - но лучший и удобнейший проводник у нас этого элемента, данный и историею и естественною склонностию русского человека, есть именно наше исконное церковное пение; оно действует прямо на внутренняя души. Здесь не место распространяться об этом предмете, - может быть Вам встречались мои печатные о нем статьи и Вам известно, что это пение я считаю одним из самых могущественнейших рычагов для религиозно-нравственного образования народа. В сем отношении у нас доселе не сделано - ничего, церковное пение в школах долго считали даже роскошью, каким-то придатком, который может быть и не быть.

   Вы посмотрели на этот предмет иначе, и с религиозной и с государственной точки зрения, и я уверен, что при Вашем энергическом участии это дело, достойное настоящего благодатного царствования, не ограничится по-прежнему одним бумагописанием, но достигнет конечного совершения.

   Из этих строк Ваше Высокопревосходительство может заключить, с каким усердием я буду работать в Комиссии, несмотря на мою Сенатскую службу, которая теперь сделалась втрое тяжелее. Дело в том, что у меня много работ и материалов по этому предмету, ибо занимаюсь им более двадцати лет; я следил за ним и в чужих краях, садясь на скамью в каждой маленькой школе и стараясь изучить разные тамошние методы, которые в Германии можно считать десятками, если не сотнями.

   Спешу прибавить, что это дело - далеко не легкое; по общему сознанию всех германских педагогов, при всех трудных задачах педагогии, труднейшее есть обучение пению в народных школах. И это - в Германии, где церковное пение соединено с органом, который руководят поющих в самой церкви. У нас задача эта делается вдвое труднее, ибо никакой инструмент в нашей церкви не может поддерживать поющих, - хотя, наперекор здравому смыслу и по невероятному невежеству, наших регентов учат пению по скрипке или по фортепианам, - auf dem traurige Wege der Nachtigall {в печальное подражание соловью (нем.).} - как говорят немцы, так что поющие, выходя на клирос, не поддерживаемые привычной скрипкой, или поют как попугаи или козлогласят и приходят в полное замешательство.

   В наших школах надобно достигнуть следующего: каждый поющий должен уметь петь по Обиходу, Ирмологию и другим нотным книгам Синодского издания так же свободно, как бы он читал буквы книги, не полагаясь ни на какую скрипку. В каждой церкви находятся экземпляры нотных книг Синодского издания, содержащего в себе высокохудожественные, доступные всякому голосу и весьма удобные для пения напевы, более 700 лет бережно сохранявшиеся церковным преданием; но эти экземпляры остаются почти без употребления, ибо ныне, при превратном нашем музыкальном образовании, немногие даже из причетников знают, как следует, церковную ноту.

   Словом в школах надобно учить: певческой грамоте - это возможно - разумеется не тем путем, каким у нас учат доныне - и которым только сбивается с толку природное дарование русского человека к музыке.

   Почему и как это возможно и отчего всякий другой путь лишь будет вводить в пагубу, - объяснить нельзя, не входя в весьма мелкие, чисто технические подробности, что в заседаниях Комиссии едва ли было бы удобно; преждевременные теоретические о сем толки и споры не поведут ни к чему; чтобы начать это дело, надобно прежде всего его сделать и притом так, чтобы сделанное послужило определительною материею для суждений и оценки Комиссии. Я с радостию возьму на себя эту подготовку, смиренно подчиняя себя критике Комиссии. Предвижу много борьбы и затруднений, но это меня не смущает; было бы дело.

   На первый случай я бы просил Ваше Высокопревосходительство приказать сообщить мне самые предположения Министерства народного просвещения по сему предмету (если они подробнее изложенного в Вашем всеподданнейшем докладе) и испросить мне у Его Императорского Высочества Председателя дозволения представить мои предварительные соображения о самом ходе работ Комиссии, от которого будет зависеть успех всего дела.

   Примите, Ваше Высокопревосходительство, уверения в отличном моем уважении и преданности.

  

   (ГЦММК, ф. 73, No 3496 - полный черновик, No 349в - писцовая копия с утратами текста.)

  

   Письмо является официальным ответом Одоевского на уведомление о назначении его членом Комиссии.

  

  

   Петербург, 30 декабря 1865