acht, die ich auch pflichtschuldigst dem Petersburger Verleger zugeschickt habe - der hat sie aber verlegt - proprio sensu - und jetzt kann die Verbesserung erst später kommen
4. Sie müssen leider meine schlechte Waare mit Ihrem schönen
{В копии Боденштедта это слоев отсутствует; введено здесь по тексту публикации.} decken. Mme Viardot ist nach Berlin abgereist - wo sie cïrca 6 Wochen bleiben wird5 - hat mir aber noch vor ihrer Abreise die besten Grüsse fur Sie aufgetragen. Und nun drücke ich Ihnen herzlich die Hand und bleibe
1793. ПОЛИНЕ И ГАСТОНУ БРЮЭР
6(18) ноября 1865. Баден-Баден
Samedi, ce 18 novembre 1865.
Donnez-moi un peu de vos nouvelles. La dernière lettre que vous m'avez écrite m'a tranquillisé; cependant je voudrais savoir quelque chose de positif. Ta santé, Pau-linette, s'est-elle complètement raffermie? Quels sont vos projets? J'espère que vous avez remis votre voyage à Paris jusqu'à la complète extinction de cette cruelle maladie: sans cela j'aurais trop d'inquiétude.
Quant à moi, cela va tout doucement: je vais de temps en temps à la chasse, je me suis remis au travail et je surveille la plantation de mon jardin. On se porte bien à la villa; il n'y a que les nouvelles de Russie qui laissent à désirer - des épizooties, des gelées prématurées, qui tuent les récoltes - et pas d'argent. C'est le moment - ou jamais de prendre patience.
Botkine a passé deux jours chez moi en retournant en Russie: il s'est beaucoup informé de toi; il a bien vieilli.
En attendant un petit mot de réponse, je vous embrasse tous les deux avec tendresse.
18 (30) ноября 1865. Баден-Баден
Donnerstag, d. 30. Nov. 1865.
Mein lieber und werther Gast!
Ich hätte schon seit einer Woche auf Ihr freundliches Schreiben antworten sollen - aber wir sind eben hier im vollsten Jagdfeuer - und da hat man am Tage keine Zeit und Abends ist man so abgespannt und so müde, dass man keine zwei ordentliche Gedanken im Kopf hat - und das wenige, das man etwa zusammenraffen könnte, unmöglich auf's Papier bringen kann, zumal in einer Sprache, die einem doch erne fremde ist. Nun ist aber Hire hübsche Gabe angekommen1 - und da muss ich doch auf's Beste danken und Ihnen sagen, wie sehr ich mich auf Ihre Bekanntschaft gefreut habe und noch freuen werde - denn mein Gast müssen Sie im kommenden Jahre sein - Ihre "graue Stadt am Meere"2 liegt ja so weit! Auch müssen Sie nicht darüber reflectiren, Sie hätten sich hier nicht so ausgesprochen, wie Sie es eigentlich gewünscht hätten: die besten Menschen, wie die besten Bûcher - sind die, wo man vie! zwischen den Zeilen liest - und dass es geschehen ist - dafür bürgt mir das liebevolle Andenken, in welchem Sie hier bei der Familie Viardot - und sonst - geblieben sind. Der Schatten Ihres herben Verlustes lag noch auf Ihrem ganzen Wesen3 - aber die schönen Strahlen leuchteten daranter - und wir wollen auf s nächste Jahr - das besle hoffen. So vie! ich Sie kenne, purpurroth war es und wird es nie - aber es wird mehr des lilafarbigen als des grauen geben.
Ich habe mich noch nicht an Ihr Buch gemacht (das Exemplar, fur Mme Viardot bestimmt, bekommt sie als Weihnach tsgabe zu ihrer Rückkehr aus Berlin)4 - werde es aber am ersten ruhigen, stillen Tag lesen - und verspreche mir viel Vergnügen davon. Ich habe eben an meinen Verleger geschrieben, damit er Ihnen die beiden Bändchen der Bodenstedt'schen Uebersetzung zuschickt - und bitte Sie diese kleine Gegengabe als ein Zeichen wahrer Sympathie anzunehmen5. Ich bin ganz stolz darüber, dass meine Skizzen in Ihrem Hauskreise gelesen werden: das will viel sagen!
Mein Freund Viardot lässt Sie aufs Beste grüssen. Sie haben sich nicht in ihm geirrt: in manchen Puncten ist er kein Franzose. Jedenfalls kein Franzose wie V Hugo, z. B.- mit seinen ganz scheusslich fratzenhaften "Chansons des rues et des bois". Dass solch ein sich Er-brechen der absoluten, ebenso tollen als platten Rohheit nicht gleich mit Unwillen hinausgeschmissen wird - ist doch ein Urtheil über die ganze Nation6!
Und nun leben Sie recht wohl - und empfangen Sie meinen herzlichen Grass.
28, 29 ноября (10, 11 декабря) 1865. Баден-Баден
Баден-Баден, Schillerstrasse, 277.
Воскресение, 10-го дек./28-го нояб. 1865.
Любезнейший Павел Васильевич.
Вы еще не получали - но получите наверное в скором времени от дяди моего 400 руб. сер. (у него теперь деньги есть - и я ему подтвердительно об этом наказывал)1. Когда Вы их получите, будьте так добры, отдайте H. H. Тютчеву 120 руб. на известное ему употребление; 100 В. Коршу с униженными с моей стороны извинениями - а 180 руб. оставьте у себя - или, лучше сказать, подпишитесь на мое имя - сюда, в Баден-Баден, на: 1) "С.-Пбургские ведомости"; 2) (Отечественные записки" и 3) "Русское слово"2. (Надо и это иметь в виду.) "Русский вестник" здесь получается, и я могу его доставать. Теперь, говорят, можно подписываться в России на русские журналы с высылкой их за границу.
Кстати, попросите Тютчева, чтобы он переслал коему дяде Н. Н. Тургеневу в деревню ту мою бекешь с бобровым воротником, на которую, как он мне пишет, у него имеется билет.
Да что мне делать с письмом графини Блудовой?
Если В. П. Боткин уже вернулся в Петербург, то скажите ему, что я потому не ответил ему на его любезное и пространное письмо3, что не знал, не замешкается ли он в Берлине. Скажите ему, между прочим (и Вам да будет сие известно), что с его легкой руки я принялся за сочинение романа, план которого я ему сообщил вкратце, и написал уже довольное количество страниц. Если этот жар во мне не охладеет, то к марту месяцу весь роман - весьма, к сожалению, большой - будет кончен4. Но прошу Вас хранить сей факт в некоторой тайне.
Сообщите мне известия о себе, о Вашей жене, о прочих знакомых - и вообще о петербургский) жизни. Я всегда радуюсь Вашим письмам, ибо они и приятны, и полезны, и поучительны. А мне Вам что сообщить из здешней глуши? Что я хожу на охоту да убиваю зайцев и фазанов - это интересно собственно только для меня. Здоровье порядочно; дом мой меня веселит и сад, который Боткин видел в плачевном виде. Скажите ему, что мои сажалки (я по скромности не называю их прудами) теперь наполнены чистою как хрусталь водою - и что {Далее в тексте публикации, очевидно по ошибке Тургенева или публикатора: они} у меня в них будут жить форели, которых, богу соизволящу - и Вы и он будете у меня кушать. Из Страсбурга я выписал слишком 500 деревцов и кустов и всё это посадил, и надеюсь под старость, даже пожалуй и раньше, прохаживаться в их тени.
Читали Вы "Chansons des mes et des bois par V. Hugo"5? Господи боже мой, до чего может дойти безобразие и мерзость упадка? Может ли какое бы то ни было рвотное сравниться с этим? Век, в котором такие гады выползают на свет - уже ничего не имеет общего с художеством. Я давно не испытывал подобного негодования.
Ну - а пока прощайте - и дайте о себе весточку. Дружески кланяюсь Вашей жене и крепко жму Вашу руку.
Преданный Вам Ив. Тургенев.
P. S. Еще просьба: меня одна барыня уверила, что по письмам из Петербурга романсы г-жи Виардо имеют там большой успех. Романсы этого вполне заслуживают, и это доказывало бы только улучшение вкуса нашей публики - но барыня эта русская - и соврать ей ничего не стоит. Узнайте настоящее дело стороною - и уведомьте6.
P. S. Подписку на журналы совершите без замедления, разумеется, по получении денег.
Понедельн<ик> 11-го дек./29-го нояб.
Сейчас получил Ваше письмо и благодарю Вас за все известия насчет Пинто7. Вы поступили благоразумно - очень я смеялся Вашему описанию современной каши8. Боткину я напишу особо.
Ноябрь ст. ст. 1865. Баден-Баден
Haben Sie die Gefälligkeit und geben Sie dem Ueberträger dieses die zwei Bände meiner "Erzählungen" in der Bodenstedt'schen Uebersetzung.
Achtungsvoll und ergebenst
Montag.
9(21) декабря 1865. Баден-Баден
Donnerstag, d. 21 Dec. 65.
Mein Heber Freund, ich habe Ihren Brief mit einem Gefühl wahrer Genugthuung und Freude gelesen und danke Ihnen dafür. Sie haben mir in der That nichts Neues über Mme V gesagt - aber dass Sie die herrliche Frau so gut kennen und so trefflich beschreiben - das war ein Fest für mich. Aucb dass ihr Einfluss und ihre Wirkung in den Berliner Kreisen {Далее зачеркнуто: eine} so mächtig gewesen - war auch nichts Unerwartetes,- und doch höchst Erfreuliches: dieses frohe Sich Entfalten einer wahrhaft genialen Natur - muss ein schemes Schauspiel gewesen sein1. Nun sind wir allé Berlin viel verpflichtet: denn sie ist wirklich ganz anders zurückgekehrt als wir sieentlassen hatten: so Wohlgemuth, rüstig und lebensfroh habe ich sie schon lange nicht gesehen. Sie hat uns vieles von ihrem Berliner Leben erzählt - und da kam Ihr Name oft genug auf ihre Lippen. Nun müssen wir allé tüchtig arbeiten - und im Sommer sind wir wieder allé zusammen in Baden - nicht wahr?
Ich habe einen grossen Roman bei den Hörnern angepackt - weiss aber gar nicht, ob ich das Thier bewältigen werde2. Ich habe so lange nichts geschrieben - und fühle eine innere - ich will nicht sagen - Müdigkeit - aber doch Schlaffheit, die sich nur sehr langsam verliert. Vielleicht geht es doch - denn manchmal kommt es mir vor, ich könnte doch noch etwas sagen.- So ein Glauben - ist nothwendig - obschon ein bischen einfältig.
Ich habe einen lieben Brief von Storm bekommen3, habe ihm auch geantwortet und die Bodenstedtsche Uebersetzung geschickt... Hat er sie bekommen?
Viele Grüsse alien den lieben Berliner Freunden - und einen herzigen Händedruck für Sie.
P. S. Mme V hat mir gesagt, Fräulein Cornelie Meyerbeer4 hätte den Wunsch geäussert eine Photographie von mir zu haben. Uebergeben Sie ihr beiliegendes Exemplar. Es ist nicht besonders gut - ich habe aber kein anderes.
1798. ПОЛИНЕ БРЮЭР (ТУРГЕНЕВОЙ)
18 (30) декабря 1865. Баден-Баден
30 Janvier 1866. {Так в тексте первой публикации.}
Reèois, ainsi que Gaston, mes compliments de bonne année avec les meilleurs souhaits pour ton bonheur - pour votre bonheur à tous deux. Puisse l'année 1866 me rendre définitivement grand-père!
En même temps je te prie de me faire un crédit de cent francs, que tu dépenseras pour tes étrennes et que je te rendrais dès mon premier voyage en France, qui aura lieu dans tous les cas avant la fin de février.
Je reèois dans ce moment ta bonne petite lettre - et je suis tout content des nouvelles qu'elle renferme. Le chemin de fer n'est pas à dédaigner - mais tu ne dis pas où vous comptez aller à la fin de janvier. Serait-ce à Paris? Cela m'arrangerait. J'écris aujourd'hui même à Mme Innis, dont j'ignore l'adresse, mais en mettant rue du Rocher, 49, cela doit parvenir. Quant à Mme Delessert, elle n'a pas encore répondu à ma dernière lettre
1 - elle a été très occupée tout ce temps-ci - avec la noce du duc de Mouchy
2. Je vous embrasse tous les deux de tout mon cœur.
P. S. Tout le monde va bien ici - et moi idem. P. P. S. Mme Anstett t'envoie ses félicitations.
20 декабря 1865 (1 января 1866). Баден-Баден
(1-го января 1866 г.) 19-го {Так в тексте публикации.} декабря 1865 г.
Начинаю бусурманский новый год (с коим Вас поздравляю) обращением к Вам, любезнейший Павел Вас<ильевич>. Я получил Ваше письмо1 вчера - и, разумеется, прошу Вас немедленно выслать сюда брошюру Забелина о "Серебряной вазе"2. Я неоднократно говорил о ней Виардо, и мы поместим статейку в "Gazette des Beaux-Arts"3. Очень было бы хорошо, если б можно было кстати получить фотографию (с двух сторон) этой вазы. Вероятно, в Петербурге можно это найти. От дяди я уже получил уведомление, что деньги Вам высланы4; следовательно Вы скоро их получите, если не получили, и можете распоряжаться ими. А за исполнение комиссии заранее Вам "много, много поклон", как писали наши великие князья татарским ханам5.
Доставленные Вами сведения о тоске по "тоне" прелестны: штука действительно нелегкая6. Хороша тоже распря сотрудников "Русского слова" с редактором7, которого я, помнится, видел только раз, но который произвел на меня впечатление сугубого... В качестве старого литературщина мне, однако, жалко видеть весь этот фейерверк вонючей грязи; мне чудится, как будто каждому из нас попала на лицо капля и запятнала нас. И вообще какое зрелище: Краевский - мученик, Некрасов - реформатор8, Потехин - гений9! Что вы, о поздние потомки, помыслите о наших делах?!!
Кстати, эта последняя фраза напомнила мне следующий анекдот: француз, с которым я путешествовал по железной дороге во время оппозиционных выходок Московского дворянского собрания, поговорив со мной, заметил: "eh bien, monsieur! cet Orlof-Dawidof est peut-être votre Mirabeau futur". Припомните... физиономию будущего Мирабо10...- и умилитесь душой. Получили Вы книгу Э. Кине: "La Révolution"? Это большая, капитальная вещь11. Прочтите непременно.
Так как, по Вашим словам, высылка книг за границу облегчена, то доставьте мне, пожалуйста, сочинения Слепцова, изданные при конторе "Современника"12. У этого юноши больше таланта, чем у всех остальных "молодых".
А теперь главное: Салаев выслал мне остальные деньги за мое издание, так что теперь наши счеты с ним кончены. В своем письме13 он просит меня передать наше условие Кожанчикову, как совершенно оконченное. Сколько я помню, условие это находится у Кожанчикова; в случае же, если оно у Вас, то передайте его Кожанчикову, а я с своей стороны напишу Салаеву, что все следуемые деньги с него я получил14. Приведите, пожалуйста, этот пункт в ясность, так как я очень был доволен моими сношениями с Салаевым и желал бы сделать ему всё угодное. Вы ничего мне не пишете о Боткине, но ведь он в Петербурге?..
21 декабря 1865 (2 января 1866). Баден-Баден
La lettre que je vais vous écrire est grave et je vous prie de la lire avee attention.
Il s'agit de ces bruits absurdes qui ont couru et qui, à ce qu'il paraît, courent encore sur le compte de Mme Viardot1. Les mépriser plus longtemps serait dangereux et voici ce qu'on est décidé à faire:
1) Rompre immédiatement et sans retour avee Mme N.2 (c'est déjà fait).
2)
Ecrire à des amis de Paris comme J
Simon, Legouvé, etc., pour demander leur conseil et leur avis (Viardot a écrit hier deux lettres).
3) Venir à Paris dans le courant de l'hiver, y rester un mois à peu prèsr s'y montrer partout (je parle naturellement de Mr et de Mme Viardot). Ce serait bien le diable si après cela on continuerait encore de parler de procès, séparation, etc.
Mais pour remplir cette troisième clause, on a besoin de vous. Vous savez combien Viardot est difficile à remuer, combien il prend racine. Il faut donc que vous m'écriviez une lettre dans laquelle, après avoir parlé sans réticence aucune des bruits courant et de leur origine, vous donneriez, comme venant de vous, et inspiré par votre amitié (ce qui, du reste, est parfaitement vrai) le conseil aux époux Viardot de venir passer quelque temps à Paris. Vous pouviez ajouter que vous aviez regretté que Viardot ne fût pas venu à Nancy lors de votre noce. Votre lettre doit être combinée de faèon à pouvoir être montrée par moi à Viardot (il sait que je connais les bruits qui courent); je tâcherai alors d'appuyer de mon côté sur la nécessité de son voyage. Rien ne vous empêche de m'inviter d'être aussi de la partie: il est probable que je ne le ferai pas, mais vous ferez bien de l'écrire, pour concentrer l'attention de Viardot sur le seul point important - les rapports supposés de Mme Viardot avec cette autre affreuse personne3. Vous rendriez par là un très grand service à notre amie commune, qui, certes, de toutes les femmes, est celle qui devrait être le moins exposée à de pareilles éclaboussures. Je m'adresse à votre amitié, à votre bon sens et à votre cœur: je suis sûr qu'ils vous dicteront une lettre excellente et qui produira l'effet désirable. Ne tardez pas, car il faut que cette idée de voyage ait le temps de mûrir dans la tête de Viardot. J'attendrai votre réponse avec impatience4.
Tout le monde va bien ici - le voyage de Berlin a fait le plus grand bien à Mme V5. Sa santé revient à vue d'œil - malheureusement ces dernières tracasseries - ces pénibles préoccupations l'ont troublée de nouveau, il faut à tout prix lui rendre le repos.
Mme Viardot m'a dit que vous êtes fort content de votre nouvel appartement
6, que vous avez de grands projets de travail, tant mieux! Je voudrais pouvoir en dire autant de moi-même! En attendant, je vous embrasse cordialement tous les deux, Jeanne et vous^ et vous prie de croire à mon inaltérable attachement.
ПЕРЕВОДЫ ИНОЯЗЫЧНЫХ ПИСЕМ
С французского:
Четверг, 14 апреля 1864 г.
Дорогая и добрая госпожа Виардо, только что получил вашу записочку1 и должен вам сказать, что я рад тому, что вы едете в Карлсруэ; мне кажется, что любая перемена нарушит это оцепенение, эту ужасную неподвижность нынешнего состояния2. В любом случае, добрый д-р Фриссон - рядом, а Карлсруэ в двух шагах от Баден-Бадена. Не могу понять отчего - но со вчерашнего дня у меня несколько лучшие предчувствия. Я так много думаю об этом, что подобные смены настроений неизбежны. Но в конечном счете у меня добрые надежды.
Париж я покидаю в среду или четверг на будущей неделе, самое позднее: то есть через неделю3. Эти дамы4 устроются без меня: я оставлю им все необходимые наставления и, в особенности, деньги. Кстати о деньгах, у меня следующая просьба к Виардо. Мой друг Анненков, которому я поручил продать (за 20 000 франков) государственные облигации, полученные от выкупа моих земель, пишет мне, что он сможет выслать их лишь к середине мая; что он мог бы их продать незамедлительно, но за 84 1/2 вместо 90, что означало бы весьма значительные потери5. Не будет ли Виардо так добр одолжить мне 2200 и еще сколько-то франков, которые вместе с семьюстами и еще сколькими-то франками составили бы три тысячи6? Позавчера Поме сказал мне, что он вынужден был взять деньги, выплаченные в счет найма дома на улице Дуэ7 за 3 месяца. Виардо было бы достаточно написать ему или его банкиру. Тем самым он вывел бы меня из затруднения, а я был бы ему весьма признателен и вернул бы всё после 15 мая. В том случае, если он надумает это сделать, попросите его написать мне незамедлительно.
Та же просьба к вам относительно поручений: я бы не хотел задерживаться в Париже больше ни на один день. Вот уже два дня, как стоит прекрасная погода - но я не хочу смотреть на распускающиеся зеленые листья и оставляю это до Бадена.
Вчера вечером я был у Ламартина. Он не преминул сделать мне несколько ужасных комплиментов, на которые не знаешь, что и отвечать. Он настаивал на восхищении (!), которое испытывает по отношению ко мне. Не помню, говорил ли я вам, что он собирается опубликовать целую беседу обо мне8... В этой связи я сказал ему, что считаю себя мухой, а его янтарем, и что таким образом я сохранюсь в его славе и т. д. Поскольку я заранее заготовил эту фразу, не думаю, чтобы мне удалось произнести ее с желательной непосредственностью; боюсь даже, что я сбился. Но в конечном счете, с его стороны это все-таки большая любезность. Более чем когда-либо он производит впечатление бедного старого свергнутого короля, скажу больше: короля легендарного: Хильперика или Дагобера9. Там я встретил Рея10, более елейного и вкрадчивого, чем когда-либо, говорившего об ужасных испытаниях, через которые ему пришлось пройти - и потолстевшего; однако во всем черном и в черных перчатках.
Недавно я читал свою последнюю безделицу одному моему бедному соотечественнику11, говорю бедному, так как он умирает от ужасной язвы в боку (у него костоеда и т. д. и т. д.). Моя вещица понравилась и вызвала смех; думаю, что она не так уж плоха. Мы ведь прочитаем ее, не так ли?
P. S. Тысяча добрых приветов всем; завтра я напишу вам в Карлсруэ в гостиницу "Наследный принц". Очень сердечно пожимаю вам руки.
Der Ihrige {Ваш (нем.).} И. Т.
С французского.
Пятница, 15 апр<еля> 1864.
И сегодня нет письма, дорогая и добрая госпожа Виардо! А ведь вы обещали мне сегодня сообщить ваши поручения! Свершилось ли наконец столь долгожданное событие1. Может быть, днем я получу телеграмму. А пока я уже готовлюсь к отъезду.
Вчера вечером г-жа Делессер водила мою дочь и меня на "Мирейль"2. Эта добрая дама взяла ложу бенуара - чтобы облегчить молодому человеку беседу3. И действительно - он подошел - его место было совсем рядом в партере - и поговорил с нами, Поскольку моя дочь вчера вечером после возвращения хранила и хранит сегодня упорное молчание, не могу сказать, какое впечатление он на нее произвел. Признаюсь, однако, что это весьма мало меня беспокоит: это ее дело, и теперь, когда эти дамы будут иметь постоянную квартиру в Пасси, пусть они делают все, что им заблагорассудится4. Со своей стороны, я объявил, что я ни на су не увеличу назначенной ренты.
Впечатление мое от "Мирейль" не меняется: то, что прелестно - остается прелестным - то, что мне показалось слабым - производит то же впечатление. Отношение публики ледяное - на бис не вызывают совершенно - аплодисментов нет - и уже немало пустых мест. Если Гуно не внесет значительных изменений, эта замечательная опера обречена на гибель5.- А этот жалкий "Лара"5 торжествует во всех отношениях! Тем не менее я привезу вам арабскую песню7.
Сегодня стоит прекрасная погода... Это солнце, кажется, зовет меня в Баден-Баден. В среду вечером я приеду... Что я там найду? Ах! До чего же тягостно это ожидание!
Я прождал до часу - собственно не знаю чего... Теперь собираюсь отправить это письмо - и напишу вам еще одно завтра в Карлсруэ8. Надеюсь получить сообщение завтра утром.
В "Le Nord" (в одном из театральных обозрений) помещено несколько очень хвалебных слов о вашем "Орфее" в Карлсруэ; речь идет также и о "Пророке" 9.
Я слишком обеспокоен, чтобы добавить еще что-либо к этому письму; тысяча приветов всем - жму вам руки изо всей силы.
Вот уже два часа, как я встал, дорогая и добрая госпожа Виардо; ожидание письма, которое не может не прийти сегодня, не дает мне спать. Какие новости принесет оно мне?
Вчера мы с Ожье обедали у Мериме. Говорили о многом. Там были еще две старые девицы - англичанки, у которых Мериме живет в Каннах и которые превратились в настоящих пуделей1. Они мало оживляли беседу. Ожье все тот же: он очень умен, и ум его очарователен. Он рассказал о Вивье, который начал за ним по-настоящему ухаживать после того, как он, Ожье, совершил прогулку с императором: как мало это вяжется с тем презрением ко всему на свете, которое исповедует Вивье. (Император сказал Ожье, что Вивье умен, но слишком однообразен и с ним не стоит видеться два раза подряд... Эти слова тоже противоречат некоторым утверждениям Вивье.)
Не могу продолжать... лучше примусь ждать.
8 1/2 ч.
Два письма2... Это вновь заставило биться мое сердце; я уже подумал, что все свершилось. Но нет; все остается по-прежнему, и тем не менее новости более утешительные. Я очень рад, что вы будете петь "Пророка" в Карлсруэ только в следующее воскресенье3; я рад прежде всего за вас, а потом за Луизу и за себя; я, конечно, буду на этом представлении (если ничего со мною не случится), так как уезжаю из Парижа в среду вечером или в четверг утром. Все ваши поручения и поручения Виардо будут в точности исполнены; я надеюсь, что он будет так добр, что сделает то, о чем я его просил в позавчерашнем письме, и пришлет мне несколько слов либо для Поме, либо для его банкира4. Сегодня я обедаю с Поме, а потом мы идем смотреть Фр. Леметра в новой пьесе "Граф де Соль" - кажется, он в ней превосходен5.
Деревья в Тюильри почти совсем оделись листвой, но я хочу испытать весенние чувства только в Баден-Бадене. Воздух еще прохладный, и та медлительность, с которой наступает весна, кажется несколько жалкой нам, русским, привыкшим к стремительному, почти внезапному пробуждению остановившейся и в течение пяти месяцев погребенной подо льдом и снегом жизни. Я уверен, однако, что там весна покажется мне прелестной.
Что вы скажете о встрече, устроенной Гарибальди в Лондоне? Это величественное зрелище, единственное в наши дни, к которому можно было бы применить название "религиозного"6. Несмотря на все свои слабости, это святой, и именно как святого его приветствуют и ему рукоплещут. В конечном счете, он стоит Св. Кукуфена или этого непостижимого Св. Иосифа7. Читайте подробности в "Times": это стоит того. Думаю, что газета эта имеется у м-ль Маркс.
Когда я представляю себе, что через неделю пойдет уже второй день после моего приезда в Баден-Баден, мне хочется сделать в комнате пируэт, и только опасение, что дом обрушится, останавливает меня.
До скорого свидания. Тысяча приветов Виардо и всем. С глубочайшей нежностью целую ваши руки.
Мой дорогой Рудольфи
1, я только что получил письмо от госпожи Скобелевой - она просит меня вместе с вами прийти к ней либо сегодня вечером в 9 часов, либо завтра до обеда. Сегодня мне невозможно - и потому прошу вас завтра прийти ко мне между 12 и 1 ч<асом>, и мы пойдем туда вместе. Но кто будет вам аккомпанировать?
Глубоко уважающий и преданный
Ура! Да здравствует республика! Слава богу! Наконец-то свершилось! Уф! браво! точнее брава! Вот все, что я могу сказать. В воскресенье, 17 апреля 1864 г. в 8 ч. 35 мин. утра! Бегу к Поме, чтобы отнести ему благословенную телеграмму... Я же говорил вам, что будет мальчик1. Впрочем, вы это тоже говорили. Да здравствует республика!
10 1/2 ч.
Я застал этого толстого эпикурейца в постели, грубо разбудил его и вы можете себе представить, что он на меня за это нисколько не рассердился. Он поднялся, чтобы написать вам, я же отправил телеграмму бабушке, а возвратившись домой, нашел милое и прелестное письмо от этой самой бабушки. Что до юного Эритта, который, я уверен, уже произнес пропасть остроумнейших вещей или хотя бы намекнул на них, то он постарался стать Sonntagskind {воскресным ребенком (нем.).}, прекрасно зная, что немцы не зря связывают с этим мысль о счастливой судьбе и удаче2. Теперь особенно следует хорошо отдохнуть, не наделать глупостей, проспать наконец 10 часов кряду; а после, когда силы совершенно восстановятся - честное слово! сплясать полечку со своим старым другом и крестным отцом! Впрочем, При той заботе, которой окружена Луиза, и добром докторе Фриссоне, все пойдет, как по маслу. Я надеюсь завтра узнать подробнее о великом событии, которое, если судить по вашему сегодняшнему письму, произошло почти внезапно; надеюсь также узнать имя молодого человека, ведь не будут же его звать Катрин3! (Кстати, сегодня же напишу в Бельфонтен, где, несомненно, очень порадуются4.)
Бесконечно благодарю доброго Виардо за его любезность: он вывел меня из весьма значительного затруднения5. Ваше описание позавчерашнего концерта и всего, что за ним последовало, доставило мне самое большое удовольствие; признаюсь, однако, что, как бы я ни был доволен услышать "Героическую симфонию" такою, какой задумал ее создатель,- я был бы особенно рад увидеть, как вам надевают этот самый венок, и услышать все эти рукоплескания6. Не могу вам сказать, до какой степени я счастлив при мысли, что услышу вас в "Пророке" и особенно в "Норме", в которой не слышал вас с Петербурга, очень, очень давно7. Что до "Иосифа" Мегюля 8, то послушать его я не смогу: как раз когда его будут исполнять, то есть в среду в 8 часов вечера, я уезжаю и приеду на другой день утром в дорогой и возлюбленный Баден-Баден, si Dios quiere {если бог даст (исп.).}. Я привезу в точности все, о чем вы просили.
Я вижу вас сидящей перед колыбелькой; о! как должны быть приятны уху матери первые крики ребенка! Не правда ли, дорогая крестница? Целую вас всех без исключения и говорю вам - до скорой встречи - до свидания!
С французского:
Париж, улица Риволи, 210.
Понедельник, 18 апреля 1864.
Дорогая госпожа Виардо, сегодня утром я сажусь за стол не для того, чтобы поесть, как подумали бы некоторые, а чтобы написать вам (что намного приятнее) - с гораздо более спокойным сердцем, чем все эти дни, и ожидаю прихода слуги с письмом - с нетерпением - с очень большим нетерпением - но без боязни.
Ну вот, он вернулся, принес два письма - но от вас нет ничего. Я хорошо понимаю, что весь вчерашний день у вас были другие заботы, да и почта из Баден-Бадена иногда запаздывает... и всё же! Я так жаждал подробностей; и потом... ведь письмо - в любом случае вещь превосходная. Но, возможно, оно еще придет.
Полдень.
Увы, его нет, видно, сегодня на нем придется поставить крест... Оно придет завтра.
Вчерашний вечер я провел у г-жи Скобелевой; я привел туда господина Рудольфи, вы помните, это тот молодой немецкий баритон, послушать которого я как-то раз вас заставил. Он сделал большие успехи и хотел бы поехать в Италию. Но у него нет денег, для него хотят сделать сбор и т. д. Он произвел хорошее впечатление1. Г-жа С<кобелева> пригласила человек пятнадцать, среди которых я встретил и старых знакомцев. Г-жа С<кобелева> спела, честное слово, очень хорошо: диапазон ее голоса сильно увеличился; но нижние ноты она берет немного горлом. Она только и мечтает о Баден-Бадене и о счастье снова брать у вас уроки, Она даст мне письмо, которое я вам привезу. У г-жи С<кобелевой> я видел длинного Васильчикова2, рассказавшего мне некоторые очень интересные подробности о вашем выступлении в "Орфее" в Карлсруэ3. Надо бы послать Поме какую-нибудь статейку о вашем последнем концерте: но поговорим об этом в Баден-Бадене.
Я по-прежнему рассчитываю уехать послезавтра вечером или самое позднее в четверг утром. Боже! Как приятно писать это, но еще приятнее будет это сделать!
Позавчера мы с Поме ходили в Амбигго посмотреть Фредерика Леметра в "Графе де Соль"4. Этот старый, совершенно облезлый лев все еще способен подчас издавать мощный рык. У него от старости обвисли щеки, это очень грустное зрелище. Сама по себе пьеса хороша; в ней есть сцены оригинальные и правдивые: она написана неким г-ном Плувье.
Вчера я видел Шелле; кажется, он был очень рад добрым вестям, которые я сообщил ему о Луизе.
Вы получите это письмо завтра, напишите мне сразу же несколько ответных слов, которые я смогу еще получить в среду утром. Вы можете еще дать мне поручения. Кстати, вы мне ничего не сказали о Милле. Я еще смог бы передать ему ваше пожелание5.
Сегодня мы обедаем с Поме и вместе проведем вечер. Это прощальный вечер.
Ну, до свидания через три дня, si Dios quiere {если бог даст
(исп.).}! Тысяча приветов всем; сердечное shakehands {рукопожатие
(англ.).} вашим дорогим рукам.
Я приходил к вам поговорить о переводе одной русской поэмы Лермонтова, просмотренном Мериме
1,
который я отдаю в ваше распоряжение, так же как и перевод одного из моих рассказов, только что появившегося в России
2.- Сожалею, что не застал вас дома, ибо завтра вечером я уезжаю в Баден-Баден. Если вы пожелаете меня визеть, вам будет достаточно сегодня дать мне знать, когда я смог бы прийти завтра.
Среда, 1 ч.
С французского:
Воскресенье, 24 апреля 64.
Я толстый и отвратительный лентяй: я должен был бы написать вам еще вчера1. Увы, делаю это сегодня и надеюсь, что вы не будете на меня слишком сердиться. Я нашел всех в добром здравии. Г-жа Виардо чуть-чуть похудела, г-же Луиза еще в постели2 (вчера она встала в первый раз на полчаса), прекрасная, как день, очаровательная, со смягченным взглядом, словом, очаровательная! Малыш, которого назвали Лун Жав Полем и чьим крестным буду я, чрезвычайно милый, спокойный и прелестный. До сих пор все вдет превосходно, и очень вероятно, что через полтора месяца Луиэа сможет отправиться в путешествие3, Баден-Баден восхитителен, в особенности сегодня, в солнечную погоду. Я занимаю две донельзя чистенькие комнаты в верхнем этаже: "прочем, весь дом устроен заново.
Я намереваюсь работать, как негр: и вам желаю того же. Кстати, забыл вам сказать, что через две недели г. Ланн, переплетчик с улицы Дофин, 42, занесет вам две (не толстых) книги, переплетенные для меня. Оплатите, пожалуйста, этот небольшой счет, который и вправду будет небольшим, поскольку я плачу только за одну книгу, и привезите их сюда. Расскажите также о вашем свидании с этим тупицей Шарпантье.
Тысяча приветов и до свидания.
P. S. Когда будут идти "Пророк" и "Норма" - еще не решено4!
Мой дорогой, добрый друг, письмо ваше к г-же Виардо1 поразило меня, как ножом в сердце. И прежде всего - эта суровая, горькая утрата, этот немилосердно жестокий удар! Об утешениях, конечно, и речи быть не может - хочу вам. только сказать, как глубоко я сочувствую вам и вашей жене2. Да, жизнь вообще тяжела - и всего тяжелее в ней эта равнодушная необходимость, эта естественность страдания и утрат. Она разбивает самые пленительные и прекрасные образы, даже не замечая их - как колесо, которое раздавило цветок. Работать, работать, насильно втиснуть себя в какой-нибудь труд - как сломанный член в тугую повязку,- вот лучшее средство для вас: оно старо и испытанно. Да не покажется оно вам слишком горькими
И в другом отношении причинило мне боль ваше письмо - во тут я сам виноват. Ваши дружеские расспросы обо мне заставили меня почувствовать, как неправ я был, не написав вам уже давно. Для этого нет извинений,- без оговорок сознаюсь - "peccavi" {"грешен" (лат.).}. Скажу вам только, почему не разыскал вас в Берлине: я и часа там не пробыл - и немедленно отправился на Дрезденский вокзал, потому что в Дрездене ждал меня мой брат. Он был очень болен. Из Дрездена я поехал в Баден-Баден - оттуда в Париж - теперь я снова здесь - и за всё это время не было у меня спокойного дня. Теперь я снова в старом гнезде и спешу крепко и преданно пожать руку старому другу.
Г-жа Виардо, вероятно, писала вам, сколько забот и волнений причинило ей разрешение Луизы от бремени. Теперь всё в порядке- малютка (это сын) растет и преуспевает - мать еще слаба и лежит в постели, но всё идет нормально. Живут они в моей квартире - я занял две комнатки в том же доме. В конце июня они уедут - в у меня окажется три лищнил комнаты, лучше всего было бы поселить в них друзей. Понимаете ли намек? Право, для меня было бы большой радостью видеть вас летом у себя. Сделайте это - и если только есть какая-нибудь возможность, приезжайте3. Мое русское дело кончилось наилучшим образом4, и я свободен, насколько {Далее зачеркнуто: возможно} вообще может быть свободен русский.
Я сделал несколько предварительных набросков и готовлюсь начать большое произведение5 - но, увы, ленился я тоже порядком. Недавно появился небольшой мой очерк - но он незначителен6.
Несколько дней тому назад г-жа Виардо великолепно спела в одном концерте почти всего Орфея - на следующей неделе она поет Норму в Карлсруэ7. Жду этого с нетерпением.
Итак, дорогой друг, до свидания! Еще раз жму вам руку и сердечно кланяюсь вашей жене.
P. S. Сделайте милость, сохраните ружье, которое я у вас оставил. Я продал его одному русскому, он зайдет за ним с моей запиской8.