| Главная » Книги |
Вяземский Петр Андреевич - Старая записная книжка. Часть 1, Страница 7
Вяземский Петр Андреевич - Старая записная книжка. Часть 1ной и розовой; таким же ковром был обит и пол. На красивом столе
стояла филигранная курильница, в которой горели аравийские благовония.
Князь обыкновенно носил платье с собольей опушкой, алмазную звезду и
ленты, Георгиевскую и Андреевскую. За столом служили великорослые
кирасиры, одетые в красные колеты. На головах были черные меховые шапки с
султаном. Перевязи их были посеребрены. Они шли попарно и напоминали
театральных солдат. В продолжение ужина, прекрасно устроенный оркестр, при
пятидесяти роговых инструментах, исполнял лучшие симфонии. Но все это
меня не веселило и не занимало, и жила я одной надеждой вырваться из этого
круга.
Однажды пушечная пальба возвестила взятие Килии. Я, не помня себя от
радости, узнав, что мой муж жив и здоров, поспешила к молебствию. Тут
просила я князя приказать мужу моему возвратиться. Князь обещал исполнить
мою просьбу и в самом деле тотчас же отправил ордер спросить графа
Головина, хочет ли он того или нет. Муж был только в ста верстах от нас и
приехал верхом на другой день. Мне хотелось немедленно возвратиться в
Петербург. Но вскоре должны были праздновать день Св. Екатерины. Князь
Потемкин был всегда так приветлив и благосклонен ко мне, что неловко было
бы нам уехать до празднества, и мы выезд свой отсрочили.
В день празднества повезли нас в линейках мимо двухсоттысячной
армии, расставленной по обеим сторонам дороги. Войска нам салютовали.
Подъехали мы к обширной подземной зале, богато и роскошно убранной. В
верхней галерее были музыканты. Звуки инструментов, раздававшиеся в
подземелье, были несколько глухи, но это самое придавало им какую-то
пленительную таинственность. На обратном пути сопровождала нас
непрерывная пальба. Бочки с зажженной смолой, расставленные по дороге,
служили нам фонарями".
Читая эти описания, нельзя не вспомнить, что Державин метко сказал
про Потемкина: "Великолепный князь Тавриды".
***
Князь Платон Степанович Мещерский был при Екатерине наместником в
Казани, откуда приехал он с разными проектами и бумагами для представления
их на благоусмотрение императрицы. Бумаги были ей отданы, и Мещерский
ожидал приказания явиться к императрице для доклада. Однажды на куртаге
императрица извиняется перед ним, что еще не призывала его. "Помилуйте,
ваше величество, я ваш, дела ваши, губернии ваши; хоть меня и вовсе не
призывайте, это совершенно от вас зависит". Наконец день назначен.
Мещерский является к императрице и перед началом доклада кладет шляпу
свою на столик ее, запросто подвигает стул себе и садится. Государыня сначала
была несколько удивлена такой непринужденностью, но потом, разобрав его
бумаги и выслушав его, осталась им очень довольна и оценила его ум.
Павел Петрович, будучи еще великим князем, полюбил его. Однажды
был назначен у великого князя бал в Павловске или Гатчине. Племянник
Мещерского, граф Николай Петрович Румянцев, встретясь с ним, говорит ему,
что надеется видеться с ним в такой-то день. "А где же?" - "Да у великого
князя: у него бал, и вы, верно, приглашены". - "Нет, - отвечает Мещерский,
- но я все-таки приеду". - "Как же так? Великий князь приглашает, может
быть, только своих приближенных". - "Все равно, я так люблю великого князя
и великую княгиню, что не стану ожидать приглашения". Румянцев для
предупреждения беды счел за нужное доложить о том великому князю,
который, много смеявшись тому, велел пригласить Мещерского.
Поговорка: старам стала, плохам стала, ведется от этого Мещерского.
Эти слова сказаны о нем казанским татарином.
При проезде Мещерского через какой-то город Казанской губернии,
городничий не велел растворять ворота какого-то здания, хотел провести его
через калитку. "Это что? - говорит наместник. - Я-то пролезу, но чин мой не
пролезет".
Император Павел, собираясь ехать в Казань, сказал ему: "Смотри,
Мещерский, не проводи меня через калитку: мой чин еще повыше твоего".
(Рассказано Петром Степановичем Молчановым.)
***
А право, напрасно закидали у нас бедного Тредьяковского такой грязью:
его правила о стихосложении вовсе не дурны. Его мысль, что наш язык должен
образоваться употреблением, что научат нас им говорить благоразумные
министры и проч., очень справедлива. Он чувствовал, что один письменный
язык есть язык мертвый. Здесь он как будто предчувствует и предугадывает
Карамзина. Но как Моисей, он сам не успел и не умел достигнуть обетованной
земли. Надобно когда-нибудь сличить Тредьяковского и Хвостова в переводе их
поэмы Буало: L'art poetique.
Досужных дней труды, или трудов излишки,
О, малые мои, две собранные книжки,
Вы знаете, что вам у многих быть в руках,
сказал Тредьяковский в предисловии к одному из своих сочинений. Чем же это
не нашего времени стихи? В них и ясность, и простота. Наперстничество
употреблено у него в смысле соперничество. Жаль, что в наших словарях не
приводят примеров различного употребления слов и выражений, какими
являются они в разных литературных эпохах и у разных писателей. Наши
словари доныне более или менее полное собрание слов, а не указатели языка,
как французские словари, по коим можно пройти почти полный курс истории
французского языка и французской литературы.
Кажется, мало известна эпиграмма Крылова на переведенную Хвостовым
поэму Буало:
"Ты ль это, Буало? Скажи, что за наряд?
Тебя узнать нельзя; конечно, ты вздурился?"
- Молчи, нарочно я в Хвостова нарядился:
Я еду в маскарад.
***
Говорили о поколенном портрете О*** (отличающегося малорослостью),
писанном живописцем Варнеком. "Ленив же должен быть художник, - сказал
NN, - немного стоило бы труда написать его и во весь рост".
***
Греч где-то напечатал, что Булгарин в мизинце своем имеет более ума,
нежели все его противники.
"Жаль, - сказал NN, - что он в таком случае не пишет одним мизинцем
своим".
***
Бенкендорф (отец Александра Христофоровича) был очень рассеян.
Проезжая через какой-то город, зашел он на почту проведать, нет ли писем на
его имя. "А как ваша фамилия?" - спрашивает его почтовый чиновник. "Моя
фамилия?" - повторяет он несколько раз и никак не может ее вспомнить.
Наконец говорит, что придет после и уходит. На улице встречается он со
знакомым. "Здравствуйте, Бенкендорф". - "Как ты сказал? Да, да,
Бенкендорф", - и тут же побежал на почту.
Однажды он был у кого-то на бале. Бал довольно поздно окончился,
гости разъехались. Остались друг перед другом только хозяин и Бенкендорф.
Разговор шел плохо: тому и другому хотелось отдохнуть и спать. Хозяин, видя,
что гость его не уезжает, предлагает, не пойти ли им в кабинет. Бенкендорф,
поморщившись, отвечает: "Пожалуй, пойдем". В кабинете было им не легче.
Бенкендорф, по своему положению в обществе, пользовался большим
уважением. Хозяину нельзя же было объяснить напрямик, что пора бы ему
ехать домой. Прошло еще несколько времени, наконец хозяин решился сказать:
"Может быть, экипаж ваш еще не приехал, не прикажете ли, я велю заложить
вам свою карету". - "Как вашу карету? Да я хотел предложить вам свою". Дело
объяснилось тем, что Бенкендорф вообразил, что он у себя дома, и сердился на
хозяина, который у него так долго засиделся.
Бенкендорф был один из самых близких людей при дворе их высочеств
Павла Петровича и Марии Федоровны. Отношения эти никогда не изменялись.
В последние годы жизни своей переехал он на житье в Ригу. Ежегодно в день
именин и в день рождения императрицы Марии Федоровны писал он ей
поздравительные письма. Но он был чрезвычайно ленив на письма и, несмотря
на всю преданность свою и на свои сердечные чувства, очень тяготился этой
обязанностью. Когда подходили сроки, мысль написать письмо беспокоила и
смущала его. Он часто говаривал: "Нет, лучше сам отправлюсь в Петербург с
поздравлением. Это будет легче и скорее".
***
Граф Остерман, брат вице-канцлера, тоже славился своей рассеянностью.
Однажды шел он по паркету, по которому было разостлано посередине
полотно. Он принял его за свой носовой платок, будто выпавший, и начал
совать его в свой карман. Наконец общий хохот присутствующих дал ему
опомниться.
В другой раз приехал он к кому-то на большой званый обед. Перед тем
как войти в гостиную, зашел он в особую комнатку. Там оставил он свою
складную шляпу и вместо нее взял деревянную крышку и, держа ее под руку,
явился с нею в гостиную, где уже собралось все общество.
За этим обедом или за другим, зачесалась у него нога, и он, принимая
ногу соседки своей за свою, начал тереть ее.
***
В наше время отличается рассеяньеми своими граф Михаил
Вьельгорский. Против воли своей, но по необходимой обязанности, отправился
он к кому-то с визитом. И когда лакей, возвратясь к дверцам кареты, сказал ему,
что принимают, поспешно выговорил он ему: "Скажи, что меня дома нет".
***
К Державину навязался сочинитель прочесть ему произведение свое.
Старик, как и многие другие, часто засыпал при слушании чтения. Так было и в
этот раз. Жена Державина, возле него сидевшая, поминутно толкала его.
Наконец сон так одолел Державина, что, забыв и чтение, и автора, сказал он ей с
досадой, когда она разбудила его: "Как тебе не стыдно: никогда не даешь мне
порядочно выспаться".
***
Толковали о несчастной привычке русского общества говорить
по-французски. "Что же тут удивительного? - заметил кто-то. - Какому же
артисту не будет приятнее играть на усовершенствованном инструменте, хотя и
заграничного привоза, чем на своем домашнем, старого рукоделья?"
Французский язык обработан веками для устного и письменного
употребления. Богатое родовое латинское наследство еще обогатилось многими
благоприобретенными сокровищами, открытиями и удобствами деятельной
умственной промышленности, доведенной и развитой до роскоши. Недаром
французы слывут говорунами: им и дар слова, и книги в руки. Французы
преимущественно народ разговорчивый. Язык их преимущественно язык
разговорный. На других языках говорят, а не разговаривают. Слово causerie
исключительно французское слово: оно не имеет равнозначительного
выражения на других языках.
Шатобриан говорит где-то, что французские переселенцы в
американских пустынях ходят за 30 и 40 миль и более, чтобы наговориться
досыта со своими единоземцами, поселенными в других местах. Подобное
преимущество французского языка рождает и владычество его. Пожалуй, оно и
грустно, и досадно, а пока делать нечего. Тут кстати применить довольно
непонятную русскую пословицу: нужда научит калачи есть. Французский язык
- калач образованного и высшего нашего общества.
***
Известно, что не только Бонапарт, но и Наполеон на вершине
могущества своего, не пренебрегал журналистикой. И она была в руках его
броненосным орудием, которое он обращал на противников своих, готовясь их
поработить или застращать. Он и сам нередко писал газетные статьи или
заставлял писать других под своим вдохновением.
В Англии издавалась газета Лондонский Курьер, вероятно, на
французские деньги. В ? 14, в парижской корреспонденции, от 18 февраля 1802
г., напечатана статья против графа Маркова, бывшего тогда посланником в
Париже. Из этой статьи видно, что какой-то Фульо (Foilleau) рассылал по
Европе скорописные вести (nouvelles a la main), неблагоприятные первому
консулу и французскому правительству. Он был арестован. В министерстве
полиции производили следствие над ним. По следствию оказалось, что он
получал денежные пособия за эти бюллетени, и справедливо или нет, но
французское правительство подозревало, что тут замешаны и Марковские
деньги.
Изложив ход всего дела, лондонская газета прибавляет, что "никто не
мог ожидать, что имя графа Маркова будет упомянуто по этому делу. Смешно
было бы серьезно опровергать подобные небылицы и смотреть на них, как на
государственные дела. Но нужно указывать на должность посла, соблюдая
большую осторожность, строгое приличие и достоинство во всех поступках
своих, чтобы не нарушить уважения и доверенности правительства, при коем он
аккредитован".
Тут же рассказывается, что вскоре после этого дела первый консул,
встретясь с Марковым, спросил его: не по бюллетеням ли дает он двору своему
сведения о положении Франции? Марков, смущенный и пристыженный, не мог
от замешательства ничего сказать на выходку Бонапарта. Спустя несколько
секунд собрался он что-то сказать, но улыбка первого консула показала ему, что
он не придает никакой важности этому делу.
Графа Маркова обвиняют некоторые в недостатке твердого и
самобытного характера. Он очень умен и остер, но в дипломатии и вообще в
государственных делах этого недостаточно. Главное дело: способность умно
вести себя, что гораздо мудрее и реже встречается, чем способность умно
говорить. Маркова еще в царствование Екатерины обвиняли в неудаче
переговоров со шведским королем, перед помолвкой его с великой княжной
Александрой Павловной. Во время посольства его в Париже упрекали его, что
он иногда слишком мирволит Бонапарту, то досаждает ему вздорными и
задорными выходками, вследствие коих и вынужден он был выехать из Парижа
и за что, впрочем, награжден был Андреевской лентой.
Стакельберг, старик царствования Екатерины, сказал о нем: "C'est un fat
d'orgueil et de mechancete" (он нахал надменности и злости).
***
Меттерних говорил в Вене, во время конгресса, что он был бы
совершенно счастлив, когда бы не долгие обеды Стакельберга и не широкие
шаровары лорда Стюарта.
Гнев Меттерниха не был ли в нем бессознательным предчувствием, что
из всего, что было и делалось на Венском конгрессе, едва ли не одни широкие
панталоны Стюарта удержатся, получат авторитет и войдут в законную силу и в
общее употребление. (Должно знать, что тогда панталоны не были еще в
употреблении, что не иначе старики и молодежь являлись в общество, как в
коротких штанах. Общее уничтожение головной пудры тоже состоялось уже
после Венского конгресса.)
***
Кстати о пудре. Андрие был плохой актер и муж знаменитой по
дарованию актрисы и певицы Филис Андрие. Император Александр и
петербургская публика очень к ней благоволили, а потому были
снисходительны и к мужу.
Назначен был спектакль в Эрмитаже. Утром того дня Андрие, встретясь
с государем на Дворцовой набережной, спросил его, может ли он вечером
явиться на сцене ненапудренный.
"Делайте, как хотите", - отвечал государь.
"Oh! Je sais bien, Sire, que Vous etes bon enfant; mais que dira la maman?"
(О, я знаю, государь, вы добрый малый, но что скажет маменька?)
***
"Вы готовите себе печальную старость", - сказал князь Талейран
кому-то, кто хвастался, что никогда не брал карты в руки и надеется никогда не
выучиться никакой карточной игре.
Если определение Талейрана справедливо, то нигде не может быть такой
веселой старости, как у нас. Мы с малолетства приучаемся и готовимся к ней
окружающими нас примерами и собственными попытками. Нигде карты не
вошли в такое употребление, как у нас: в русской жизни карты одна из
непреложных и неизбежных стихий. Везде более или менее встречается в
отдельных личностях страсть к игре, но к игре, так называемой азартной.
Страстные игроки были везде и всегда. Драматические писатели
выводили на сцене эту страсть со всеми ее пагубными последствиями.
Умнейшие люди увлекались ею. Знаменитый французский писатель и оратор
Бенжамен Констан был такой же страстный игрок, как и страстный трибун.
Пушкин, во время пребывания своего в южной России, куда-то ездил на
несколько сот верст на бал, где надеялся увидеть предмет своей тогдашней
любви. Приехав в город, он до бала сел понтировать и проиграл всю ночь до
позднего утра, так что прогулял и все деньги свои, и бал, и любовь свою.
Богатый граф Сергей Петрович Румянцев, блестящий вельможа времен
Екатерины, человек отменного ума, большой образованности, любознатель по
всем отраслям науки, был до глубокой старости подвержен этой страсти,
которой предавался, так сказать, запоем. Он запирался иногда дома на
несколько дней с игроками, проигрывал им баснословные суммы и переставал
играть впредь до нового запоя.
Подобная игра, род битвы на жизнь и смерть, имеет свое волнение, свою
драму и поэзию. Хороша и благородна ли эта страсть и эта поэзия, это другой
вопрос. Один из таких игроков говаривал, что, после удовольствия выигрывать,
нет большего удовольствия как проигрывать.
Но мы здесь говорим о мирной, так называемой коммерческой игре, о
карточном времяпровождении, свойственном у нас всем возрастам, всем
званиям и обоим полам. Одна русская барышня говорила в Венеции: "Конечно,
климат здесь хорош; но жаль, что не с кем сразиться в преферанс". Другой наш
соотечественник, который провел зиму в Париже, отвечал на вопрос, как
доволен он Парижем: "Очень доволен, у нас каждый вечер была своя партия".
Карточная игра в России есть часто оселок и мерило нравственного
достоинства человека. "Он приятный игрок" - такая похвала достаточна, чтобы
благоприятно утвердить человека в обществе. Примеры упадка умственных сил
человека от болезни, от лет не всегда у нас замечаются в разговоре или на
различных поприщах человеческой деятельности; но начни игрок забывать
козыри, и он скоро возбуждает опасение своих близких и сострадание общества.
Карточная игра имеет у нас свой род остроумия и веселости, свой юмор с
различными поговорками и прибаутками. Можно бы написать любопытную
книгу под заглавием: физиология колоды карт.
Впрочем, значительное потребление карт имеет у нас и свою хорошую, и
нравственную сторону: на деньги, вырученные от продажи карт, основаны у нас
многие благотворительные и воспитательные заведения.
***
После несчастных событий 14 декабря разнеслись и по Москве слухи и
страхи возмущения. Назначили даже ему и срок, а именно день, в который
вступит в Москву печальная процессия с телом покойного императора
Александра I. Многие принимали меры, чтобы оградить дома свои от нападения
черни; многие хозяева домов просили знакомых им военных начальников
назначить у них на этот день постоем несколько солдат.
В это время какая-то старуха шла по улице и несла в руке что-то
съестное. Откуда ни возьмись мальчик, пробежал мимо нее и вырвал припасы
из рук ее. "Ах ты бездельник, ах ты головорез, - кричит ему старуха вслед. -
Еще тело не привезено, а ты уже начинаешь бунтовать".
***
Дмитриев съехался где-то на станции с барином, которого провожал
жандармский офицер. Улучив свободную минуту, Дмитриев спросил его, за что
ссылается проезжий?
- В точности не могу доложить вашему высокопревосходительству, но,
кажется, худо отзывался насчет холеры.
***
По какому-то ведомству высшее начальство представляло несколько раз
одного из своих чиновников то к повышению чином, то к денежной награде, то
к кресту, и каждый раз император Александр I вымарывал его из списка.
Чиновник не занимал особенно значительного места, и ни по каким
данным он не мог быть особенно известен государю. Удивленный начальник не
мог решить свое недоумение и наконец осмелился спросить у государя о
причине неблаговоления его к этому чиновнику.
"Он пьяница", - отвечал государь. "Помилуйте, ваше величество, я
вижу его ежедневно, а иногда и по несколько раз в течение дня; смею
удостоверить, что он совершенно трезвого и добронравного поведения и очень
усерден к службе; позвольте спросить, что могло дать вам о нем такое
неблагоприятное и, смею сказать, несправедливое понятие?" - "А вот что, -
сказал государь. - Одним летом, в прогулках своих я почти всякий день
проходил мимо дома, в котором у открытого окошка был в клетке попугай. Он
беспрестанно кричал: "Пришел Гаврюшкин - подайте водки".
Разумеется, государь кончил тем, что дал более веры начальнику, чем
попугаю, и что опала с несчастного чиновника была снята. (Слышано от Петра
Степановича Молчанова; но, может быть, фамилия чиновника немножко
искажена.)
***
У многих любовь к отечеству заключается в ненависти ко всему
иноземному. У этих людей и набожность, и религиозность, и православие
заключаются в одной бессознательной и бесцельной ненависти ко власти папы.
***
Иной и не прямо лжет, и лжецом слыть не может, но мастерски умеет
обходить правду. Некоторого рода обходы иногда нужны для вернейшего
достижения цели; но опасно слишком вдаваться в эти обходы: кончишь тем, что
запутаешься в проселках и на прямую дорогу никогда не выйдешь.
Один барин не имел денег, а очень хотелось ему деньги иметь. Говорят,
голь на выдумки хитра. Наш барин запасся двумя или тремя подорожными для
разъезда по дальним губерниям и на этих подорожных основывал он свои
денежные надежды. Приедет он в селение, по виду довольно богатое,
отдаленное от большого тракта и, вероятно, не имевшее никакого понятия о
почтовой гоньбе и о подорожных; пойдет к старосте, объявит, что он чиновник,
присланный от правительства, велит священнику отпереть церковь и созвать
мирскую сходку. Когда все соберутся, он начнет важно и громко читать
подорожную: "По указу его императорского величества", - при этих словах он
совершит крестное знамение, а за ним крестится и весь народ. Когда же дойдет
до слов: выдавать ему столько-то почтовых лошадей за указные прогоны, а где
оных нет, то брать из обывательских, - тут скажет он, что у него именно
оных-то и нет, т.е. прогонов, т.е. денег, а потому и требовал от обывателей
такую-то сумму, которую назначал он по усмотрению своему. Получив такую
подать, отправляется он далее в другое селение, где повторяет ту же проделку.
***
Когда побываешь в Англии, то убедишься, что в нравах, обычаях и
условиях английского общества и общежития есть довольно много гнилых
посадов, буквальный перевод Rotten Boroughs, что, впрочем, и у французов
переводится bourg pourri {Гнилым посадом до избирательной реформы в
Англии называлась местность, которая пользовалась старыми избирательными
привилегиями, хотя народонаселение этой местности и значительно убавилось:
таким образом ограниченное число обывателей, поддаваясь влиянию или
подкупу, располагало назначением члена в нижнюю палату.}.
Легкомысленно было бы признавать за несомненное следствие
образованности все, что здесь видишь. Напротив, много ускользнуло от
образованности и осталось в первобытной своей неуклюжести и дикости:
потому что англичане упрямы, самолюбивы и сознательно, и умышленно
односторонни. Они преимущественно консерваторы в домашнем быту и во
внутренней политике. Позволяют они себе ломать и очень смелы в ломках
своих только во внешней политике.
Французский писатель Сюар где-то рассказывает, что на Гебридских
островах присутствие иностранного путешественника заражает воздух и дает
кашель всем обывателям. Нет сомнения, что и присутствие иностранца в
английском обществе, пока он себя не совершенно выанглизирует, должно
производить в англичанах раздражение, как присутствие разнородной и даже
противородной стихии. Кашель не кашель, а должно кожу их морозом
подирать: так все привычки жизни и весь день их тесно вложены в законную и
тесную мерку и рамку. Оттого в английской жизни нет ничего нечаянного
(imprevu), скоропостижного. Оттого общий результат должен быть скука.
Недаром сказано: l'ennui naquit unjour de l'uniformite {Скука некогда родилась от
единообразия.}.
Нечего и говорить, что некоторых слов и выражений нет ни в английском
языке, ни в английских понятиях. Например, как-нибудь, покуда, по-домашнему,
по-дорожному, запросто и т.п. В Англии все вылито в одну форму или в
известные формы. Англичанин в известные часы входит в эти формы, которые
переносит с собой, или, лучше сказать, благодаря общему благоустройству в
Англии, находит готовыми из одного края Англии до другого: дома, в Лондоне,
у себя в деревне, в гостях, на больших дорогах, в гостиницах.
Между Парижем и провинцией лежат столетия. В некоторых отношениях
вся Англия есть продолжение Лондона. Англичане никогда не скажут: "Что же
нам теперь делать? За что приняться?" Давным-давно уже внесено в общее
уложение, что делать в такой-то час и в такое-то время года.
"Прошу вас, не беспокойтесь" - для меня континентальное выражение,
которое иностранцу не приведется и не придет на ум сказать англичанину: ибо
англичанин ни для кого не беспокоится и не женируется; а если он что и сделает
похожее на учтивость, на уступчивость и общежитейское жертвоприношение,
но вовсе не для вас, а для себя, как исполнение обязанности, и потому, что так
заведено и так быть должно. Ваша личность перед ним всегда в стороне, и если
вздумается вам ее выставить, то англичанин вытаращит глаза на вас и вас не
поймет.
Англичанина никак не собьешь с родной почвы, как ни переноси его на
чужую, в Париж, Рим, Петербург. Француз податливее и сговорчивее. Русский,
с легкой руки Петра I, легко поддается чужим обычаям, где бы он ни был.
Англичанин везде одевается, завтракает, ходит и мыслит по-английски. Это
почтенно, но вчуже досадно и обидно. Смотря на англичанина, особенно в
Англии, чувствуешь его нравственное достоинство и силу. И этим, хотя и с
грустью пополам, объясняешь себе превосходство и тяжеловесность английской
политики в делах Европы и всего мира.
Английский деспотизм обычаев превосходит всякое понятие. В оперную
залу не впустят иностранца, если у него серая шляпа в руках. Если едешь в
омнибусе и поклонишься знакомому на улице, он примет это за неприличие и за
обиду. За обедом есть не как едят другие, ставить рюмку не на ту сторону где
должно, резать, а не ломать свой ломоть хлеба: все это может погубить человека
в общественном мнении; и как ни будь он умен и любезен, а прослывет
дикарем.
Что за прелесть английская езда! Катишься по дороге, как по бархату, не
зацепишься за камушек. Колес и не слыхать. Дорожную четырехместную
карету, в которой покойно сидят шесть человек, везет пара лошадей, но зато
каких! Около 35 верст проезжаешь в два часа с половиной. У нас ездят скорее,
но часто позднее доезжаешь до места. Здесь минута в минуту приезжаешь в
известный час. Здесь на деле сбывается пословица: тише едешь, дальше будешь.
К тому же нет мучительства для лошадей. Не слыхать кучерского ругательства
и голоса. Бичом своим он лошадей не погоняет, лошади пользуются также
личными и гражданскими правами. Огромная машина словно катится сама
собою.
Из Брайтона ездили мы в близкий городок Левис. После моря и голых
Брайтонских берегов глаза отдыхают на зелени пригорков, деревьев и лугов,
окружающих Левис. В Англии зелень имеет особую свежесть и прелесть. Мы
попали на скотский рынок или ярмарку. Коровы, бараны, свиньи и мясники все
были налицо в движении. Английский скот имеет также свое особенное
дородство и достоинство.
Во время нашего luncheon (завтрака) в гостинице подъезжает к крыльцу
четвероместная карета, очень красивая, пара хороших лошадей, кучер одет
порядочно. Вылезают четыре человека также весьма пристойной наружности по
виду и по одежде. Кто это? Джентльмены ли они, или поселяне, т.е., по-нашему,
мужики? Зашел о том спор между нами. На поверку вышло мужики, но мужики
вольные хлебопашцы, т.е. фермеры. Выпив по стакану портера, отправились
они на свой скотский базар. Эти господа могли нам дать мерку и образчик всего
того, чем Англия отличается от других государств.
Когда и видишь солнце в Англии, то не иначе, как сквозь туман и дым:
словно парная и испаряющаяся репа.
***
Извлечение в переводе из неизданных на французском языке
собственноручных записок польского короля Станислава Понятовского.
&n 
| |
| Просмотров: 499 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры