Тургенев Иван Сергеевич - Письма (1866-июнь 1867), Страница 11 - Книги

kkunft" - nun ich bin da - und wie wird's mit dem Besuch? Jetzt, da die Kriegsgefahren hoffentlich vorüber sind², ware es doppelt erwünscht, Sie hier zu sehen: auch die Famüie Viardot würde sich sehr freuen. Logiren müssen Sie bei mir - obwohl mein unglückseliges Haus noch immer nicht fertig ist - aber ich habe Zimmer genug.

Es gereicht mir zur besonderen Ehro - meinen Roman (der par parenthèse - Rauch - "fumée" - heisst - ein schlechter Name - wir haben aber keinen bessern gefuu-den - Deutsch heisst es so viel wie: Nebel) - unter Ihre hohe Protection zu stellen. Nun erscheint er aber erst jetzt in Moskau - und die Französische Uebersetzung wird erst im Herbst erscheinen³. Sie bekommen sie gleich - aber vielleicht mach ich eine Anstrengung - und schicke Ihaea einen sogenannten "monstre"⁴- eine wörtliche Ueber-tragnng in's Deutsche - Sie werden daim den Bären stutzen. Allein mach' ich es nicht: find' ich aber einen Heifer, dem ich das Zeug in die Feder dictiren könnte - dann thue ich's. Die Novelle (die heisst: Geschichte des Marinelieutenants Jergunof) - erscheint in Russland erst im künftigen Januar - somit haben wir noch viel Zeit⁵. "J'ai l'idée" - wie die Franzosen sagen - dass sie Ihnen gefallen würde. Darüber sprechen wir noch.

Also - wie ist's? Auf Wiedersehen, nicht wahr? Ich drücke Ihnen herzlichst die Hand und grüsse Ihre liebe Frau,

Ihr

I. Turgeneff.

P. S. Danken Sie Walesrode für die Zusendung des interessanten Aufsatzes in der A. A. Wochenschrift⁶.

1993. H. А. КИШИНСКОМУ

18(30) апреля 1867. Баден-Баден

Баден-Баден.

Schillerstrasse, 277.

Вторник, 30/18-го апр. 1867.

Любезный Никита Алексеевич, сейчас получил Ваше письмо от 8-го апреля (оно шло 10 дней) - и отвечаю немедленно. Радуюсь, что хотя поздно, но дошли наконец до Вас мои московские письма¹. Три дня тому назад я послал Вам ответ на Ваше письмо, в котором Вы мне рассказывали сцену с сельским старостою и т. д., в нем было вложено письмо к дяде². Вы из обоих этих писем могли увидеть мое непреклонное намерение кончить подобные передряги. В теперешнем Вашем письме Вы мне ничего не говорите об этой сцене и ее последствиях, но дядя, вероятно, сам уже теперь окончательно убедился, что оставаться ему в Спасском нельзя, и я надеюсь, что, безо всякого настаивания с Вашей стороны, он воспользуется установившейся дорогой и хорошей погодой, чтобы перебраться в собственную деревню.

Все Ваши распоряжения одобряю и, как Вы усмотрите из прилагаемого Вашего списка, утверждаю выдачу содержания пенсионерам, а также и уплату 3 рублей помесячно старику Афанасию, которого вообще рекомендую Вам за прошедшие его ко мне услуги.

Я предоставил дяде право отобрать всех ему угодных лошадей, коров и т. д., но я не вижу необходимости кормить их всех овсом, сеном и т. д. Это содержание должно идти - пока он в Спасском - на лошадей, нужных собственно ему и его семейству для разъездов; но с какой стати стану я кормить случных жеребцов и 30 штук рогатого скота? Пусть он их либо продаст (в случае нужды мы бы могли несколько штук купить), либо отправит к себе в деревню. Вы можете прочесть ему эту часть моего письма.

Весьма одобряю Ваши экономические реформы: они необходимы. Прежде надо устранить всё лишнее, а там уже начать вводить полезное.

Здоровье мое, то есть нога, поправляется медленно; я отсюда долго не выеду. Кажется, с достоверностью можно сказать, что войны не будет.

Желаю Вам здоровья и терпенья и остаюсь

доброжелатель Ваш

Ив. Тургенев.

P. S. Письмо "бригадира"³ Вы не нашли? Не находится ли оно в шкатулке, между рукописями моих сочинений?

1994. П. В. АННЕНКОВУ

20 апреля (2 мая) 1867. Баден-Баден

Баден-Баден. Четверг,

20 апреля (2 мая) 1867.

Милый Анненков! Я Вам надоедаю, но такая уже Ваша судьба и моя. Если Вы еще не говорили с Краевским, то скажите ему, что я так и не получил двух декабрьских нумеров "Отечественных записок" за прошлый год, на которые был подписан. Вообще в последнее время все журналы, словно по команде, прекратили свое появление ко мне: даже "Русский вестник" за нынешний год изъявил презрение. Я об этом написал Каткову¹, который точно так же не выслал мне отдельных оттисков "Дыма"², хотя я в сегодняшнем нумере "Московских ведомостей" прочел объявление о выходе всей книжки. А Вас опять униженно прошу об "Голосе" и "С.-Петербургских ведомостях" с апреля месяца (деньги у старца Василия)³. У Маркс⁴получают из петербургских журналов один "Journal de St-Pétersbourg". Пожалуйста, обратите внимание на сие мое моленье. Сообщите также несколько известий о Вашем житье-бытье: а то с тех нор, как я выехал из России, мне приходится часто вспоминать о нашем расколе, называемом "глухою нетовщиною"⁵. Здоровье мое немного поправляется, но я всё еще хромаю. В политических делах здесь совершенная царствует неопределенность; вчера приехавшая сюда прусская королева не верит в мир ⁶. Дружески жму Вам руку и кланяюсь Вашей милой жене. Будьте здоровы.

Ваш Ив. Тургенев.

1995. П. В. АННЕНКОВУ

24 апреля (6 мая) 1867. Баден-Баден

Баден-Баден.

6 мая (24 апреля) 1867.

Милый Павел Васильевич! Всякое письмо мое к Вам должно, по-настоящему, начинаться с благодарственного гимна; я получил Ваше письмо от 19 апреля¹ и кланяюсь Вам земно за исполнение всех поручений. Остается одно, а именно - взять у нашего новоявленного исповедника неред его отъездом нужные на то деньги и подписаться на "С.-Петербургские ведомости" и на "Голос"² с 1 апреля, с высылкой сюда. Прилагаемая записочка послужит Вам легитимацией.

Кишинский довел до моего сведения фантастический поступок дяди³; в ответ на эту выходку я послал ему⁴просьбу об удалении его из Спасского и предоставлении наконец мне моей собственности, а Кишинскому отправил приказ⁵ действовать решительно; мне ничего не оставалось более делать, чтобы выкарабкаться наконец из этого хаоса.

Вы возьмите у Боткина достаточную сумму, чтобы уплатить за подписку, книги и прочие расходы. К великому удовольствию моему, я нашел, наконец, здесь - совершенно случайно - то письмо "бригадира", которое я отыскивал в Спасском и в Петербурге и которое составляло необходимую принадлежность моего рассказа и давало ему смысл⁶. Весь рассказ в оконченном виде будет мною немедленно переписан и через неделю отправлен к Вам. Даю Вам carte blanche продать его, кому вздумается⁷,- Краевскому лучше всего бы. Надо бы получить за него рублей 400 по меньшей мере: полтора печатных листа! Но и это я совершенно предоставляю Вашему благоусмотрению. Если сойдетесь с Краевским, то можно выговорить экземпляр "Отечественных записок" за нынешний год. Кстати, оказалось, что Шемчужников в мое отсутствие пришел ко мне и взял два декабрьские нумера "Отечественных записок" за прошлый год; следовательно, их высылать нечего.

Я не обещал Щебальскому рукопись "Дыма", а он пришел и сказал мне, что выпросил ее у Каткова: тут я, конечно, должен был согласиться. Я ею вовсе не дорожу, но она мне пока нужна, чтобы восстановить в отдельном издании то, что Катков почел за нужное выбросить⁸. Я получил отдельные оттиски и, пробежав один из них, нашел довольно таких усечений. Скажите Щебальскому, что я ему непременно вышлю через Салаева в Москву рукопись, как только она окажется ненужною.

Радует меня то, что Вы говорите о моем романе, и благодарю заранее за обещание сообщать толки⁹; что-то скажет Писарев¹⁰? Не смейтесь! Для меня это довольно важно - как симптом.

Это очень хорошо, что Ваша жена поправляется: а только как же Вы решаетесь жить в таком климате! Здесь у нас совершенный рай с 1 мая. Полагают, что мир упрочен месяца на четыре, во всяком случае¹¹. Ну, а теперь прощайте, будьте здоровы и кланяйтесь всем друзьям.

Ваш Ив. Тургенев.

P. S. В случае, если б Боткин уже отправил ко мне за границу мои деньги, дайте мне знать, и я Вам тотчас доставлю означенную Вами сумму из деревени. Получил ли Ковалевский мое официальное письмо¹², посланное на Ваше имя?

1996. Н. А. КИЖИНСКОМУ

25 апреля (7 мая) 1867. Баден-Баден

Баден-Баден.

Schillerstrasse, 277.

Вторник, 25-го апреля/7-го мая 1867.

Любезный Никита Алексеевич, письмо Ваше от 16-го апреля я сейчас получил¹ и отвечаю безотлагательно. Яичко Вы точно поднесли мне невкусное, но не Вы его снесли и, стало быть, вина не Ваша, а чтобы оно впредь не повторялось, нужно сделать именно то, чем Бы теперь заняты: внести свет в этот хаос и мрак, который назывался моим хозяйством. Векселя были мною точно даны Николаю Николаевичу в виде подарка на случай моей смерти; и если он, подав их ко взысканию, будет требовать по ним уплаты, чего я однако не полагаю, то надо будет покориться этой грустной необходимости. Но я бы желал, чтобы Вы разъяснили некоторые пункты с его помощью, если только он не откажется:

а) Какие это для меня непонятные детские деньги, о которых но временам упоминается? Вексель г-жи Сливицкой был уплочен из суммы, поступившей по выкупу, и только временно, сколько я помню, H. H. представил данный мною ему вексель ей в обеспечение. Что же это за таинственные детские деньги²? Неужели же из скудных доходов, полученных мною в течение 11 лет, должно еще вычесть какие-то (6200) детские деньги?

б) Вам известно из предыдущего моего письма, что я с настойчивостью требую не только сдачи дел от дяди, но и удаления его из Спасского - с присовокуплением, что сдача дел и бумаг должна быть совершена немедленно, не дожидаясь описи; с тех пор он, по-видимому, успокоился. А потому Вы непременно должны стараться прийти к ясному заключению: что наконец заключается в этой фантастической кассе и какие в ней наличные деньги? Всякое официальное положение дяди должно прекратиться; нужно мне знать наконец, в каком я к нему отношении, т. е., говоря другими словами: сколько я ему должен? Он уже не управляющий - он мой кредитор: как же возможно оставлять кредитору в руках капитал, да еще неизвестный? Я ему пишу об этом же. В случае же, если он будет требовать уплаты по векселю, то по крайней мере можно будет указать ему на тот прекрасный дефицит в 13 500 р., которым он наградил меня.

в) Меня от одной Вашей фразы покоробило: "Дядя обещается приняться к сдаче дел поусерднее" - зная нравы и привычки дяди - это может протянуться месяцев на 6 - я от него по 3, по 4 месяца ожидал ответа на мои письма. Вы должны, основываясь на предыдущем моем письме, принять всё в один день-и пусть он живет уже гостем, ни во что не входящим, пока при хорошей погоде не соберется выехать к себе в деревню. Тогда мы по крайней мере положительно узнаем, в каком <мы> положении, и не будем соображать гадательно, есть ли, нет ли капитала в кассе и что он с ним сделает. Гораздо для меня будет успокоительнее знать: долгу на имении осталось - столько-то; г-ну Н. Н. Тургеневу - столько-то; в наличности - столько-то (вероятно: нуль). Из темноты выйдем, по крайней мере.

Засим по-прежнему, желая Вам здоровья и терпенья, прошу не оставлять меня частыми и подробными извещениями.

Доброжелатель Ваш

Ив. Тургенев.

1997. МАКСИМУ ДЮКАНУ

26 апреля (8 мая) 1867. Баден-Баден

Bade.

Schillerstrasse, 277.

Mercredi, 8 mai 1867.

Cher ami, je viens vous ennuyer avec une demande, que j'avais déjà faite il y a un an, comme c'est pour un ami je prends un front d'airain: il y a, à l'exposition de peinture, un portrait de femme par Louis Pomey¹; voyez-le. Si vous croyez qu'il est digne d'une phrase ou d'un mot dans votre salon, nommez-le². Je sais que vous évitez autant que possible les noms, "nomina sunt odiosa", mais enfin, voyez le portrait, et puis agissez comme bon il vous semblera. Pomey est un très excellent garèon que j'aime beaucoup.

Je vais à Paris au mois de juin: je vous y trouverai encore. Malgré la grande baisse d'hier à la Bourse, nous croyons encore ici à la paix. En attendant, je vous serre la main bien cordialement.

J. Tourguéneff.

1998. H. A. КИШИНСКОМУ

26 апреля (8 мая) 1867. Баден-Баден

Баден-Баден.

Schillerstrasse, 277.

Середа, 26-го апр./8-го мая 1867.

Любезный Никита Алексеевич, я вчера Вам писал, но сегодня мне опять пришел в голову наш 13-<т>и тысячный дефицит. Нельзя ли способствовать его уменьшению следующим образом: так как дядя Н<иколай> Н<иколаевич> забрал вперед до 2500 р. доходов нынешнего года, то нельзя <ли> предложить ему возвратить их мне натурой, а именно предоставлением мне забранного скота, сбруи и т. д., который равняется вышеозначенной сумме? Долги купцам и служащим придется взять на себя, а что до 3500 р. долгу в Опекунский Совет, то так как они приходятся на жиздринское, весьма мало полезное имение¹, то не предоставить ли казне продать его с аукционного торгу, так как мы собственно только и получаем с этого-имения, что проценты казенного долга? Впрочем я всё это предоставляю на Ваше благоусмотрение. Но прошу Вас всемерно стараться узнать положительно, что это за детские деньги и считают ли их за мною²? Я положительно не намерен признавать тех 2500 р., которые дядя забрал вперед, и в случае его отказа возвратить мне их - определю на уплату их первые три года его пенсии. Главное: надо прийти в ясность насчет настоящего положения и суммы моего долга дяде.

Кстати, письмо "бригадира", о котором я Вам писал,_;совершенно случайно нашлось здесь в моих бумагах, и следовательно Вам нечего хлопотать о нем: извините за напрасный труд³.

Уведомьте меня пожалуйста, получен ли из Москвы на имя дяди экземпляр моего романа⁴?

Я только тогда вздохну свободно, когда узнаю, что всякого рода дела и счеты прекращены с дядей и он собирается выехать. Совершенное спокойствие водворится только по era выезде.

И Вам и мне нужно терпения и здоровья. Будемте же сидеть у моря и ждать погоды.

Доброжелатель Ваш

Ив. Тургенев.

P. S. Я надеюсь, что при первой возможности проезда и хорошей дороги Вы сбыли всех случных кобыл, жеребцов - словом, всех излишних дядиных лошадей.

1999. П. В. АННЕНКОВУ

29 апреля (11 мая) 1867. Баден-Баден

Баден-Баден.

11 мая (29 апреля) 1867.

Милейший Павел Васильевич! Это письмецо будет вручено Вам одним моим хорошим знакомым, К. К. А<хенба>хом, который Вам на словах изложит все незаслуженные несчастия, раз за разом обрушившиеся на его голову¹. Примите его с свойственным Вам благодушием и помогите ему советом, посредничеством между ним и издателями журналов и т. д. Всё, что Вы для него сделаете, я приму за личное мне одолжение и буду Вам искренно благодарен. Нельзя не пожалеть такого человека и грешно не помочь ему. Дружески жму Вам руку и остаюсь преданный Вам

Ив. Тургенев.

2000. Е. Е. ЛАМБЕРТ

29 апреля (11 мая) 1867. Баден-Баден

Баден-Баден.

Schillerstrasse, 1867 {Так в подлиннике, вместо: 277}.

Суббота, 11-го мая/29-го апр. 1867.

Милая графиня,

Я остался так мало времени в Петербурге при обратном проезде из Москвы - что не успел повидаться с Вами - к крайнему моему сожаленью. Мне очень хотелось побеседовать с Вами, чтобы упрочить в себе то хорошее впечатление, которое Вы произвели на меня в наше единственное свидание,- впечатление тишины, спокойствия и здоровья,- притом же и возобновление наших сношений было мне приятно.- Не знаю, застанет ли Вас это письмо еще в России - или в Петербурге: планы Ваши мне вообще неизвестны; но пишу на всякий случай, так как к моему желанию напомнить Вам о себе примешивается еще возможность навести Вас на доброе дело. Что прикажете делать? Изо всех дверей, в которые я - плохой христианин, но следуя евангельскому правилу, толкался, Ваши двери отворялись легче и чаще всех других.- Вот в чем дело:

Быть может, скоро по получении Вами этого письма, явится к Вам один мой знакомый, Карл Карлович Ахенбах. Он был в течение 16 лет преподавателем в Тамбовском кадетском корпусе; по закрытии этого корпуса он лишился места, не получил даже годичного жалованья, на которое имел право, почти ослеп, и к довершению всего, на дороге из Тамбова в Москву - у него украли саквояж со всем его имуществом. Впрочем, прилагаю его письмо ко мне, из которого Вы всё в подробности узнаете¹. Этот вполне достойный и честный человек находится на краю гибели. Он, как Вы увидите из письма, просит меня доставить ему возможность заняться переводами: но, не говоря уже о том, что работа эта весьма неприбыльная,- где ему сидеть над бумагой - с его больными глазами? Как ему помочь - я не знаю - и потому обращаюсь к Вам, милая графиня! Не придумаете ли Вы, не найдете ли что-нибудь? Женский ум изобретателен в деле милосердия - а Ваш - подавно. Подайте ему какой-нибудь совет. Ахенбах принадлежит к числу людей, которые борются с несчастьем до конца; но оно и таких людей отлично умеет побеждать. Помогите ему, если можете: он стоит Вашего участия.

Напишите мне два слова: я живу здесь, как Вам известно, безвыездно.

Не спрашиваю у Вас мнения о моем романе²: Вы его,_;вероятно, не прочли - а если и прочли, то он Вам не понравился - это я знаю.- Напишите мне о себе, о Вашем муже, о Ваших намерениях на лето. Меня всё это интересует - потому что я искренно к Вам привязан - в 4eM_tя надеюсь, Вы не сомневаетесь.

Дружески жму Вам руку и остаюсь

преданный Вам

Ив. Тургенев.

2001. И. И. MACЛОВУ

30 апреля (12 мая) 1867. Баден-Баден

Баден-Баден.

Schillerstrasse, 277.

Воскресение, 30=го апр./12-го мая 1867.

Милый Иван Ильич,

Сделай мне величайшую милость,- а именно,- немедленно вели припечатать прилагаемое "Изъявление благодарности" в "Московских ведомостях": это единственное средство для окончательного прекращения моих деревенских дрязг,- и потому я надеюсь, что ты безотлагательно исполнишь мою просьбу. Деньги для этого при-печатания возьми ты у брата Николая Сергеевича - или же выдай из собственного кошелька, а я тебе с благодарностью возвращу их при первом случае.- Вышли мне один вырезок из "Ведомостей" с припечатанием - и кстати напиши, что это будет стоить¹.

Здоровье мое хорошо - хотя нога всё еще болит и я на ходу хромаю. Погода здесь удивительная: рай воочию совершается. Мир упрочен² - и стало быть тебе еще нечего думать о приобретении недвижимой собственности. Я начинаю понемногу работать. Еще раз благодарю за гостеприимство и дружески тебя обнимаю.

Преданный тебе

Ив. Тургенев.

2Û02. МАКСИМУ ДЮКАНУ

2(14) мая 1867. Баден-Баден

Bade.

Sehillerstrasse, 277.

Mardi, 2/14 mai 1867.

Cher ami,

Envoyez-moi vite mie petite note de tous vos ouvrages publiés: cette donnée statistique m'est nécessaire pour l'achèvement de la préface qui va partir pour Péters-bourg à la fin de cette semaine¹.

Je vais à Paris entre le 5 et le 10 du mois prochain j j'irai vous serrer la main. En attendant "farewell".

J. Tourguéneff.

2003. МОРИЦУ ГАРТМАНУ

3(15) мая 1867. Баден-Баден

Baden-Baden. Schillerstrasse, 277.

Mittwoch, d. 15 Mai 1867.

Mein lieber Freund,

Madame Rachette ist hier gewesen und wird Ihnen schon berichtet haben, wie es in Baden aussieht.- Das Wetter ist herrlich, der Frieden ist gesichert¹ und mit meinem Fuss geht es besser.- Ich darf nicht hoffen - Sie bald hier zu sehen; aber wenn Sie kommen sollten - auch mit Ihrer lieben Frau, der ich Ihren Gruss erwiedere - müssen Sie bei mir wohnen. Ich bin ein alter Junggesell - habe aber schon einige "ménages" bei mir beherbergt². Reflectiren Sie darüber!

Es ist fur mich eine grosse Ehre - ein Artikel von Ihrer Feder über mich in den "Ergänzungsblättern"³! Eine specielle Arbeit über meine litterarische etc. Wirksamkeit kenn' ich leider nicht - es gibt viele zerstreute Artikel In den Russischen Zeitschriften⁴, aber ieh habe sie nicht unter der Hand - und mit solchem Gefasel - das {В подлиннике ошибочно: den} Lamartine über mich expectorirt hat (er hat mir näm-lich die Ehre erzeigt {В подлиннике ошибочно: erzeugt}, eine ganze Nummer seiner "Entretiens" mir zu widmen)⁵ - wird Ihnen wenig gedient. Was die biographischen Data betrifft, so sind seit drei Jahren eben keine neue(n) hinzugetreten - glücklicher-weise - "pas de nouvelles - bonnes nouvelles" - ich habe ein Paar neue Sachen geschrieben - das ist Ailes⁶. Sie besitzen doch die Französische Uebersetzung der "Pères et Enfants"⁷? Das kleine Buch hat von alien meinen Sachen den meisten Einfluss auf die neueste sociale Gestaltung der Gesellschaft - wenigstens eines Theils davon in Russland - gehabt - und ich bin der Taufpathe des in der letzten Zeit so vielbesprochenen "Nihilismus" gewesen.

Ich habe mich über Catherinens Glück herzlich gefreut: das ist ein wahrer Segen für die ganze Familie⁸. Die schändliche, jetzt aber glücklicherweise verschossene Verleumdung bestand nämlich darin - Cath(erine) sei die maîtresse des Königs der Belgier gewesen (!!) und das Kind sei sein Kind, da Orloff impotent sei (!!?). Es ist so infam - der Prinz Dolgorukow ware werth so etwas auszuhecken.

Also - vielleicht auf Wiedersehen und den wärmsten Händedruck - Ihnen und Ihrer lieben Frau.

Ihr

I. Turgeneff.

2004. А. И. ГЕРЦЕНУ

5(17) мая 1867. Баден-Баден

Баден-Баден.

Schillerstrasse, 277.

Пятница, 17-го мая 1867.

Любезнейший Александр Иванович - ты наверное удивишься - а пожалуй, и вознегодуешь, получив от меня письмо. Но "alea jacta est", как говаривал бесстыдный старец Ламартин¹. Мне вздумалось послать тебе экземпляр моего нового произведения? - да кстати сказать тебе два слова.

Хотя ты совершенно справедливо заметил в своем последнем письме ко мне, что мы никогда очень близки друг к другу не были³,- однако и особенного отчужденья между нами не произошло - так как великие вины мои до сих пор ограничились (дай бог памяти!) тремя фактами: 1) Мое имя было выставлено в числе лиц, подписавшихся в пользу раненых во время польской войны⁴; 2) Я не узнал тебя, встретившись с тобою в Париже на улице⁵,- и 3) "Московские ведомости" назвали меня дорогим гостем⁶. Больше ничего, при всех усилиях, я - пока - припомнить не могу; ибо то, в чем упрекает меня республиканец князь Долгоруков,- а именно: что я ему не отдал визита - и будто бы умолял о спасении на горящем пароходе,- не может, кажется, причитаться мне в политический грех⁷.- Итак, посылаю тебе свое новое произведение. Сколько мне известно, оно восстановило против меняв России - людей религиозных, придворных, славянофилов и патриотов. Ты не религиозный человек и не придворный - но ты славянофил и патриот⁸,- и, пожалуй, прогневаешься тоже; да сверх того и Гейдельбергские мои арабески тебе, вероятно, не понравятся {Далее зачеркнуто: нисколько }⁹. Как бы то ни было - дело сделано. Одно меня несколько ободряет: ведь и тебя партия молодых рефюжиэ пожаловала в отсталые и в реаки¹⁰; расстояние между нами и поуменьшилось. Если ты не считаешь меня пришедшим в такое положение, что и переписываться со мною нельзя,- то погроми меня или поперсифлируй - а главное, уведомь о себе и о своем семействе¹¹: это меня интересует. Если же сообщения со мною ты считаешь невозможными - то прими от меня прощальный поклон и искреннее пожелание всего хорошего - и {Далее зачерпнуто: прощай} "наслаждений ею, сей легкой жизнию" и¹² т. д.

Ив. Тургенев.

2005. Н. А. КИШИНСКОМУ

6(18) мая 1867. Баден-Баден

Баден-Баден.

Schillerstrasse, 277.

Суббота, 6-го/18-го мая 1867.

Любезный Никита Алексеевич, сию минуту получил Ваше письмо от 25-го апр.¹ - как медленно ходит почта, так что около месяца нужно, чтобы списаться и получить ответ. Я еще не знаю, какие были Ваши последние распоряжения после получения Вами моего письма отсюда, в котором я объявлял решительное мое желание, чтобы дядя долее в Спасском не оставался. Ныне же, после желанного им пропечатания моей якобы благодарности в "Московских ведомостях"², нет никакой причины ему долее оставаться - и Вы, вероятно, уже получили все бумаги и распоряжаетесь всем, как хозяин. Отвечаю на Ваши запросы:

1) Сливицкой Вы можете ответить от моего имени, что хоть я вовсе не виноват в ее убытках, но готов заплатить ей в счет вознаграждения 200 р. в будущем году.

2) Языкову³ отвечайте отказом по причине нездоровья.

3) Книгу Пинто оставьте при библиотеке⁴.

4) В Елатьму, я думаю, Вам нельзя ехать раньше удаления дяди из Спасского.

5) Я уже писал дяде, что мне непременно нужно знать, какие это детские деньги⁵, которые он будто бы за мною считает. Что же касается до лошадей и скота, то объявите ему от моего имени, что я подарил ему заводских лошадей, но нисколько не рабочих и не скот, и что я удивляюсь, с какой стати он их берет. Положите твердой рукою конец этому дележуj ни на чем не основанному, и доведите до его сведения, что в противном случае я буду вынужден отнести всё это в сумму пенсии и вычесть.

Пожалуйста, берегите свое здоровье: Ваша болезнь совсем бы на мель меня посадила. Прошу Вас действовать вежливо и терпеливо, но с неуклонной твердостью. Пребывание Ник<олая> Ник<олаевича> в Спасском стало невозможным, и я настаиваю на его отъезде, как только наступят красные дни.

По доходящим известиям, кажется, нельзя надеяться на хороший урожай в нынешнем году; видно, надо запастись терпением.

Не знаю, писал ли я Вам, что письмо "бригадира" найдено мною здесь в старых бумагах.

Прощайте и будьте здоровы.

Доброжелатель Ваш

Ив. Тургенев.

P. S. Еще раз повторяю о недопускании дележа скота и лошадей.

2006. H. A. КИШИНСКОМУ

8(20) мая 1867. Баден-Баден

Баден-Баден. Schillerstrasse, 277. Понедельник, 20/8-го мая 1867.

Любезный Никита Алексеевич, пишу Вам, по обыкновению, немедленно по получении от Вас письма¹. Во-1-х, Вы должны от моего имени настаивать на немедленной передаче Вам дел и бумаг от дяди; Вы можете объявить, что имеете на это письменное и формальное предписание; во-2-х, после 20-го мая, срока, назначенного Николаем Николаевичем, прекращается всякая поставка натурой, всякое содержание на него и на его людей; в-3-х, я решительно не понимаю, с какой стати H. H. претендует на лошадей не заводских и не происходящих от них, а также и на коров; в-4-х, немыслимо, чтобы у меня не было столового и прочего белья, так как я, до переселения Ник. Ник-а в Спасское, жил целым домом; что же до серебра, то из Петербурга был прислан целый ящик с моими начальными буквами на каждой отдельной штуке; если не Захар, то Захарова жена должна это знать. В-5-х, я нахожу Вашу мысль купить землю у Сливицкой и перевезти на нее амбар весьма дельной - и потому так и поступайте, а 200 рублей поступят в число уплаты. В-6-х, конечно, было бы лучше, если б Римский-Корсаков купил бы имение Холодово²; уведомьте меня о последствиях. Кстати, если впредь Вам нужна будет какая-нибудь особая доверенность на продажу или покупку, Вы тотчас присылайте мне образец, по которому я бы мог здесь совершить доверенность и выслать Вам: я могу принять или не принять, но таким образом избегается большая трата времени.

Берегите себя и не простужайтесь. Вам нечего и думать покидать Спасское до отъезда дяди, хотя нет сомнения, что что-то неладное происходит в елатомских имениях³: прежде они платили оброк исправно. Там дядя посадил какого-то приказчика, который, быть может, напоследях бог знает что наделает. Я только тогда вздохну свободно, когда узнаю об отъезде дяди.

Желаю Вам здоровья и терпения; я₅ слава богу, поправляюсь.

Доброжелатель Ваш

И. Тургенев.

2007. П. В. АННЕНКОВУ

9(21) мая 1867. Баден-Баден

Баден-Баден. Schillerstrasse, 7

(теперь уже не 277).

(9) 21 мая 1867.

Милый Павел Васильевич! Сию минуту получил Ваше письмо с приложенной статьей о "Дыме" в "С.-Петербургских ведомостях"¹. Благодарю искренно, а также и за подписку на "С.-Петербургские ведомости", которыми пренебрег великий Боткин². Я сегодня же напишу в деревню Кишинскому о высылке Вам немедленно 100 рублей; это будет несколько скорее, чем во времена дядина управления. (После долгих колебаний и неправдоподобных дрязг дядя выезжает из Спасского 20 мая.)

Посылаю Вам в этом же пакете копию с "Бригадира". Поместите эту вещь - на всё Ваша воля - в какую Вам заблагорассудится богадельню. Выйдет полтора листа печатных, по меньшей мере; примите это к сведению. Я сейчас пробежал статью о "Дыме" в "Голосе" (последний нумер), в котором меня разобрали сильно³. Это ничего,- то ли еще будет! Но теперь предоставляю Вашему благоусмотрению: можно ли предлагать "Бригадира" Краевскому⁴? Если Вы найдете, что можно, то я с своей стороны протестовать не стану; как отец Ирины⁵, j'ai l'humeur facile. Повторяю, это от Вас зависит, и я только для сведения сообщу Вам, что когда Писарев приходил ко мне⁶, он от имени редакторов "Дела" просил меня: нет ли у меня чего-нибудь для них? Писарев, Дмитрий Иванович, живет на Петербургской стороне, в Малой Дворянской, в доме Зуева. Если вздумаете, пошлите за ним: он придет наверное, а человек он любопытный - помимо всяких соображений на помещение моего "детища". С другой стороны, г. Благосветлов, издатель "Дела", судится за нанесение побоев каким-то работникам... фу! фу!.. Словом, как знаете.

Вы мне ничего не пишете о здоровье Вашей жены: раз de nouvelles, bonnes nouvelles. Поклонитесь ей от меня и не говорите ей, что у нас здесь рай: к чему дразнить напрасно? Ни от Боткина, ни от Милютиных⁷ никаких нет известий, а, пожалуй, так и квартиры здесь не найдешь,потому что, по случаю мира, народу наедет множество.

А посмотрел бы я на Михаила Никифоровича в мундире и при шпаге⁸! То-то величественно! Напишите мне два слова о получении этого пакета, чтобы я знал, что труды не пропали даром; да кстати скажите мнение Ваше о самом "Бригадире"⁹. Письмо его, по-моему,- chef d'œuvre; к сожалению, не я - его автор¹⁰. Засим обнимаю Вас и желаю Вам всяких благ.

Ваш Ив. Тургенев.

2008. А. И. ГЕРЦЕНУ

10(22) мая 1867. Баден-Баден

Баден-Баден.

Schillerstrasse, 7 (не 277).

Середа, 22-го мая 1867.

Я послал тебе мою повесть по прочтении твоей заметки в "Колоколе"¹, любезный А<лександр> И<ванович>: из этого ты можешь видеть, как мало я осерчал.- Ты в письме твоем к И. С. Аксакову говоришь, что тебе минуло 55 лет², мне в будущем году стукнет 50. Это лета смирные - да и что там ни говори, мы, благодаря нашему прошедшему, времени нашего появления в свет и т. д.- все-таки ближе стоим друг к другу - легче понимаем друг друга,- чем разногодники³.

А счеты свести мне очень легко. Единственная вещь, которая меня самого грызет,- это мои отношения с Катковым, как они ни поверхностны. Но я могу сказать следующее: помещаю я мои вещи не в "Московских ведомостях" - эдакой беды со мной, надеюсь, никогда не случится,- а в "Русском вестнике", который не что иное как сборник и никакого политического колорита не имеет; а в теперешнее время "Русский вестник" есть единственный журнал, который читается публикой - и который платит. Не скрываю от тебя, что это извинение не совсем твердо на ногах,- но другого у меня нету⁴. "Отечественные записки"- единственный соперник "Русского вестника" - и половины денег дать не могут. А мнение мое о "Московских ведомостях" и об их редакторе остается то же самое, которое я высказал Авдееву.

Тебе наскучил Потугин, и ты {Далее зачеркнуто: мне} сожалеешь, что я не выкинул половину его речей⁵. Но представь: я нахожу, что он еще не довольно говорит,- и в этом мнении утверждает меня всеобщая ярость, которую возбудило против меня это лицо⁶. Иосиф II-ой говорил Моцарту, что в его операх - слишком много нот,- "Keine zu viel" - отвечал тот⁷.- Я не Моцарт - еще гораздо меньше, чем ты не Иосиф II-ой,- но и я осмеливаюсь думать, что тут "Kein Wort zu viel". To, что за границей избито как общее место,- у нас может приводить в бешенство своей новизной.

Под Гейдельбергскими арабесками я разумел сцены у Губарева.

Письмо твое к Аксакову я прочел уже прежде - но с удовольствием перечел его... Я нахожу, что ты - делаешь слишком много "Kratzfüsse vor den Slavophilen", которых по старой памяти носишь в сердце. Мне кажется, что если бы ты понюхал то постное масло, которым они все отдают, особенно с тех пор, как Иван Сергеич женился на первой Всероссийской лампадке,- ты бы несколько попридержал свое умиление⁸.

Меня радуют добрые вести о твоей семье⁹, сам же я точно был сильно болен продолжительным припадком подагры (увы и ах!) - но теперь я почти совсем здоров. Награждение меня подагрою - это решительное поощрение всем кутилам и пьяницам: уж на что, кажется, был я трезв и тих!

Ну - а засим жму тебе руку - "in alter cordialer Freundschaft".

Ив. Тургенев.

2009. H. А. КАШИНСКОМУ

10(22) мая 1867. Баден-Баден

Баден-Баден.

Schillerstrasse, 7 (теперь не 277).

Середа, 10/22-го мая 1867.

Любезный Никита Алексеевич,

Я писал Вам третьего дня, но сегодня я получил письмо от дяди и от Вас¹ и отвечаю вкратце.

Дядя присылает мне опись принадлежащей ему мебели, я утвердил ее своим подписанием, и он будет иметь право ее вывезти, согласно с описью. Также просит он сроку до 1-го июня. Срок этот мною допущен, и потому прошу Вас отпускать всё для него нужное по этот день.

В письме моем к нему я упоминаю о необходимости выдать также денежные отчеты (я имею только самые краткие выписки, и то не за все годы; впрочем, я перешлю Вам их, переписав на почтовую бумагу). Но Вы должны держать в уме, что попали в Спасское как бы после пожара: что уцелело - хорошо, а что сгорело - ясно, не вернешь. Вам придется всё начинать снова. Оттого-то я Вам так часто желаю терпения. Что же касается до Лобанова, то я не сомневаюсь в его распущенности и лени; в других начальниках Вы, вероятно, найдете еще худшие свойства, и потому-то я Вам предоставил полное право менять их,удалять, замещать другими. Но <это> уже совершенно от Вас зависит.

Дядя в своем письме говорит только о кобылах, мною ему подаренных; но кобылы те, вероятно, уже с того времени поколели, и я предоставляю ему заводский приплод, но только не рабочих лошадей. Кобылы были упомянуты для возбуждения жалости.

Прошу Вас выслать от моего имени сто рублей серебром Павлу Васильевичу Анненкову в С.-Петербург по следующему адрессу: Его Превосходительству Ивану Васильевичу Анненкову, у Красного моста, в доме Мешникова - для передачи Павлу Васильевичу Анненкову.

Собственно мне деньги раньше шести недель не будут нужны, и то небольшие.

Будьте здоровы и держитесь крепко.

Доброжелатель Ваш

Ив. Тургенев.

P. S. "Письмо бригадира" мною здесь найдено².

2010. Д. И. ПИСАРЕВУ

10(22) мая 1867. Баден-Баден

Баден-Баден.

Schillerstrasse, 7.

Середа, 22/10 мая 1867.

Милостивый государь,

Дмитрий Иванович,

Я пробыл в Петербурге так мало времени на возвратном пути из Москвы, что не успел повидаться с Вами. Я сожалею об этом - потому что - по разрушении того"что французы называют первым льдом, мы бы, я уверен, если не сошлись бы - то поговорили бы откровенно. Я ценю Ваш талант, уважаю Ваш характер - и, не разделяя некоторых Ваших убеждений, постарался бы изложить Вам причину моего разногласия - не в надежде обратить Вас - а с целью направить Ваше внимание на некоторые последствия Вашей деятельности. Я не знаю, когда я попаду в Петербург; если бы Вам случилось выехать за границу и добраться до Бадена, я бы с истинным удовольствием увиделся с Вами.

Я себе на днях поставил вопрос, какое впечатление произвел "Дым" на Вас и на Ваш кружок - рассердились ли Вы по поводу сцен у "Губарева" и эти сцены заслонили ли для Вас смысл всей повести¹? По всем до меня доходящим известиям - "Дым" возбуждает чуть не ненависть и презрение ко мне в большинстве читателей; две, три статьи, которые мне удалось прочесть,- в том же духе². Я могу отдать себе справедливость, что -

"Mit keiner Arbeit hab' ich geprahlt -

Und was ich gemalt hab'- hab' ich gemalt"³-

а потому и не смущаюсь; я наперед знаю, что не почувствую смущения, если б и Вы отозвались неодобрительно, но приму этот факт к сведению - ибо хотя я, с одной стороны, очень хорошо знаю, что всякий талант, как всякое дерево, дает только те плоды, которые ему приличествуют, однако, с другой стороны, я не делаю себе никаких иллюзий насчет моего таланта - моего дерева - и вижу в нем весьма обыкновенную, едва привитую, российскую яблоню. Во всяком случае Ваше мнение - если оно выскажется и мотивируется, будет для меня интересно {Вместо интересно было: а. мотивировано б. лестно всё равно}.

Я бы желал здесь получать "Дело"⁴ - и потому прошу Вас сделать мне одолжение и распорядиться высылкою ко мне этого журнала по вышеозначенному адрессу - а деньги Вы получите от Павла Васильевича Анненкова, отправивши к нему прилагаемую записку.

Засим - желаю Вам всего хорошего и прошу принять уверение в совершенной моей преданности.

Ваш покорнейший слуга

Ив. Тургенев.

2011. П. В. АННЕНКОВУ

11(23) мая 1867. Баден-Баден

Баден-Баден.

23(11) мая 1867.

Любезнейший Павел Васильевич! Вероятно, вскоре после получения Вами этого письма Вам пришлют записку, в которой я Вас прошу выдать нужные деньги для получения мною здесь журнала "Дело". Будьте так добры, выдайте эти деньги, а 100 руб. к Вам, наверное, поступят из деревни в самое скорое время. Кстати, купите для меня и вышлите сюда первый выпуск "Невского сборника" В. Курочкина. Судя по оглавлении, он напичкан всяким вздором, но в нем помещается самоновейшее молодое поколение, и мне это непременно нужно к. сведению¹; стоит он три рубля. Судя по