кованных? - и я даже вижу на обложке ваших изданий объявление о выходе этого тома под заглавием "Последние повести". Я не думаю, это он уже вышел; он должен состоять из:
1) "Аннушка" ("Revue des 2 Mondes")4,
2) и 3) "Петушков"6 и "Жид" ("Revue Nationale")6
и 4) Маленькая пьеса, также опубликованная в "Revue des 2 Mondes", под названием "Где тонко, там и рвется"7.
Вот что можно было бы сделать, если вы не отказались от намерения выпустить этот том: дать г-ну П<агонкину> перевести заново повесть, озаглавленную "Аннушка"8, перевод которой оставляет желать много лучшего,- и заменить пьесу, впрочем весьма слабую, моей вещью под заглавием "Призраки" в переводе Мериме9 (он также просмотрел рассказы "Жид" и "Петушков"). Я не сомневаюсь, что он захочет взглянуть на перевод г-на П<агонкина>. Таким образом можно бы составить весьма приличный том.- "Призраки" нигде не публиковались. Мериме намерен приехать в Париж в марте - я постараюсь тоже приехать. Если вы желаете, я поговорю с ним обо всем этом в письме.- Я бы рад быть полезным р-ну Пагонкину.
Я отослал в Лейпциг последнюю корректуру "Сказок" о разрешением на публикацию10 - уже более десяти дней тому назад: теперь от Вольфа зависит завершение этого дела. У него репутация человека себе на уме, но порядочного - т. е. который платит.
Вот адрес художника Людвига Пича в Берлине: Бендлер Штрассе, No 17-а. Закажите ему что-нибудь - он выполнит работу быстро и недорого11.
Я был очень огорчен смертью этого добрейшего Биксио - и я признателен вам, что вспомнили обо мне по поводу обеда, основанного им
12.- Буду весьма счастлив сидеть рядом с вами по приезде в Париж. А пока передайте от меня привет всем приглашенным на обед и примите уверение в моей преданности.
С французского:
Пятница, 16 февраля 1866.
Спасибо за твое милое письмо; что касается меня, то вот уже десять дней, как я соблюдаю режим холодных компрессов, и хотя есть заметное улучшение, не могу еще предсказать, когда смогу воспользоваться "свободой передвижения", гарантируемой Конституцией 48-го года1. Я должен запастись большим терпением - и дождаться событий, как принято говорить у дипломатов.
Я очень рад узнать, что ты здорова, развлекаешься и что твоя любовь к добрейшему Гастону (25-го этого месяца будет год, как ты его жена!) всё растет. В то же время я сожалею о некоторых недоразумениях между тобой и твоей свекровью: вполне ли ты уверена, что с твоей стороны сделано всё, чтобы покончить с ними2?
Ну, а теперь от всего сердца обнимаю тебя, а также милого Гастона - и до свидания, как только это будет возможно. Твой старый однорукий папенька
Уже давно мне следовало бы ответить на ваше последнее письмо, но я всё откладывал, чтобы сделать это устно: вам известно, что к середине этого месяца я собирался приехать в Париж; мы с дочерью назначили там встречу. К несчастью, у меня случилось воспаление мышцы большого пальца на левой руке, и неожиданно дело приняло дурной оборот: вот уже две недели я совсем не выхожу из дому и каждые 10 минут меняю холодные компрессы. Теперь мне лучше, хотя я всё еще не владею рукой; эти болезни, по-видимому, излечиваются не так скоро, и мой врач советует мне набраться терпения. Стараюсь следовать его предписанию.
Это вынуждает меня отложить до весны поездку в Париж - что самое неприятное во всей этой истории. Очень рад, что у вас всё хорошо; мне сообщила об этом дочь, которая не может нахвалиться вашим добрым отношением к ней. Надеюсь, что пройдет не слишком много времени, прежде чем я буду иметь удовольствие войти в прелестную маленькую гостиную на улице Басе, где бывает так приятно во всех отношениях.
Советую вам - и весьма настойчиво - прочитать повесть, о которой вам говорила графиня Адлерберг1 - и добавлю, что в своем роде это шедевр. К сожалению - это не мое сочинение; оно принадлежит Гоголю и находится в томе его повестей, выпущенном издательством Ашетт. Называется повесть "Старосветские помещики"2. Как я уже сказал, не могу не пожалеть, что ее автор не я; сожалею об этом и за себя самого и немного за графиню, которая, по-моему, сильнее в музыке, нежели в литературе, что не мешает ей быть очаровательной женщиной.
Я знаю, что вы проявляете интерес к моей литературной работе, и потому могу сказать вам, что роман мой продвинулся уже довольно далеко3, когда этот несчастный случай несколько охладил мой пыл... (охладил - очень подходящее слово, так как речь идет о ледяной воде). Однако я не теряю надежды возобновить прерванное повествование.
А пока прошу вас и всех ваших не забывать меня и принять уверение в моей искренней привязанности и преданности.
С немецкого:
Понедельник, 19 фев. 1866.
Большое спасибо вам за милое письмо1 - жаль только, что в нем прорываются печальные нотки, - было бы совсем неприятно, если б что-нибудь помешало вам приехать этим летом в Баден,- нельзя ли как-нибудь это уладить2? Этцель писал мне, запрашивая ваш адрес, который он снова затерял; может быть, что-нибудь из этого дела и выйдет3. Да и я не слишком весело настроен, и это по физической причине (а такие причины - худшие). Я схватил жестокий мышечный ревматизм в левой руке, осложненный так называемым воспалением надкостницы,- первые проявления показались еще осенью - но в последнее время воспаление приняло злокачественный характер, и вот уже две недели, как я сижу дома и каждые десять минут меняю холодные примочки. Я совсем не могу двигать рукой- каждое движение причиняет мне жестокие боли - а к тому же говорят, что болезнь эта принадлежит к наиболее затяжным,- это очень досадно. О работе, конечно, и речи больше нет. Вы можете оказать мне услугу. Дело в том, что 3 или 4 года тому назад у меня было воспаление надкостницы на ноге - и комиссионер в гостинице "С.-Петербург" в Берлине снабдил меня мазью,- по его словам, она оказала большие услуги владельцу гостиницы, господину Гендтласу. Мне она помогла быстро и основательно. Сделайте милость, справьтесь в гостинице "С.-Петербург" - и, если возможно, пришлите мне рецепт. Кажется, там еще тот же комиссионер.
К счастью, у нас на вилле всё благополучно - а это главное. Г-жа Виардо в хорошем настроении и написала в последнее время несколько прелестных вещиц4. Погода отвратительная. Вот и все наши новости.
Мне становится трудно писать - сердечно жму вам руку, сердечно кланяюсь всему семейству и всем друзьям, с Менцелем à la tête {во главе
(франц.).} и остаюсь
P. S. У Маркс нет "Vossische Zeitung"5; если возможно, пришлите мне фельетоны6.
С французского:
24 февраля 1866. Суббота.
Я не хочу пропустить первую годовщину твоего замужества, не поздравив тебя и не пожелав тебе - "many happy returns of the day" {"многих счастливых лет" (англ.).}. У меня есть основания поздравить и себя, так как, насколько я могу судить, вы оба очень счастливы - и искренне любите друг друга. Поэтому я заключаю Гастона и тебя в одно общее объятие и надеюсь встретить вторую годовщину уже дедушкой.
Моей руке немного лучше - но подобные болезни излечиваются медленно, и сейчас невозможно предсказать с уверенностью, когда я смогу приехать, чтобы вас расцеловать. Всё же я надеюсь, что это произойдет раньше мая месяца.
Через несколько дней Гастон получит твое содержание за первое полугодие (так же как и 100 франков на новогодние подарки) Ч А пока еще раз обнимаю вас обоих и желаю вам радости и благополучия.
С немецкого:
Понедельник, 12 марта 1866.
Ваша мазь так помогла мне1, что я обращаюсь к вам с просьбой прислать мне ее рецепт,- а если нельзя, то хоть еще одну баночку (побольше) - так как этот бальзам уже на исходе. Если за копию этого рецепта хотят денег, я охотно дам их.
Всё остальное тут в порядке - спешу послать вам самый дружеский поклон.
Посылаю тебе при сем вексель на 1250 франков - первую половину твоего содержания за 1866 г.- и в то же время прошу извинить меня, что не сделал этого раньше.
Руке моей много лучше - и я уже предвкушаю момент, когда смогу навестить вас в вашем прелестном домике. Это будет, вероятно, в первых числах мая.
Вернулся ли Гастон из своей поездки? А г-жа Иннис - которой я прошу, кстати, передать мои наилучшие пожелания - всё еще в Ружмоне? Я уверен, что ты была очень рада снова увидеть эту добрейшую женщину.
С моим домом дело продвигается - и с октября месяца в нем всегда будет комната, готовая принять вас обоих1.
А пока целую тебя и Гастона и желаю вам всего самого лучшего.
Вернувшись со скучнейшей охоты на глухарей, сразу же нахожу ваше письмо1 - и, пылая краской стыда, должен сознаться, что я, действительно,- если и не забывчивое - то, во всяком случае, очень ленивое животное. Чем старше становишься, тем быстрее скользит между пальцев жизнь - ни для чего нет времени - хотя ничего, собственно говоря, не делаешь. Но подобные философские рассуждения, собственно, тоже не что иное, как извинения,- и поэтому перестаю углубляться - и начинаю распространяться - т. е. писать.
Из сказанного в начале письма вы можете видеть, что я, благодаря вашей мази, здоров - в руке я больше ничего не чувствую2. Но что гораздо важнее - здоровье г-жи Виардо после долгих колебаний наконец поправилось и как раз сегодня, впервые после месячного перерыва, она пела - на блестящей Matinée {(Музыкальное) утро (франц.).} в Концертном зале с принцессами {Далее зачеркнуто: и}, княгинями и тому подобной мелкотой3. Это было великолепно - особенно одна шубертовская песня - "Двойник"4. От нее по спине словно пробегает легкое дуновение смерти, находящее исход в холодных слезах восторга,- вы должны это услышать! Замечательно пели и Деконе, уезжающая в Лондон, в Шредер.- "Тиргартен" сейчас в цвету - физически и морально5: мой маленький замок быстро воздвигается - 1-го октября я уже поселюсь в нем6. Там есть комната, которую дети окрестили "Chambre de Pietseh" {"Комната Пича" (франц.).}. Но ведь вы приедете раньше, летом - и еще сможете насладиться лицезрением любезней г-жи Анштетт7.
Обе ваши статьи о Г. Доре превосходны - это я называю попасть в точку - и что бы теперь ни говорили, это правда. Скоро вышлю Вам их8.- От всего сердца сожалею, что вам всё еще приходится мыкаться, но о войне, кажется, перестали говорить - а скоро пройдет и страх перед ней со всеми тревожащими вас скверными последствиями. Но от всего этого останется действительно колоссальный "entrechat" {"прыжок" (франц.).} г-на фон Бисмарка. Поистине, никогда ничего подобного еще не было видано; и если этот господин, внутренне издеваясь и иронизируя, совершает всё же эти дела, то в нем несомненно сидит Аристофан с сильной примесью Маккиавелли. Надо надеяться, что этим будет нанесен последний смертельный удар - нет, просто пощечина - достославному suffrage universel {всеобщему избирательному праву (франц.).}. Надо надеяться, сказал я? - Ах! люди ведь жаждут пощечин. Это вызывает в них ощущение реальности9.
Что вы скажете о петербургской истории? Там теперь всё вверх дном. Спасение царя (крестьянином) - большое счастье для нашей страны10.
Засим - до свиданья! Поклонитесь всем милым друзьям и вашей семье.
P. S. Роман стоит на месте11 - но я начал небольшую повесть - идет кое-как, капля по капле12.
Спешу ответить на твое милое письмо (которое по недосмотру несколько дней пролежало на моем письменном столе) - что на сей раз вы можете меня ждать между
10 и 15 мая, и это уже
наверняка, наверняка. Я хорошо себя чувствую -< рука моя действует, как обычно,- и я очень рад узнать, что твое здоровье в цветущем состоянии. Целую вас обоих и повторяю, что не пройдет и трех недель, как вы меня увидите в Ружмоне
1. Я напишу вам за два дня до своего отъезда.
Спасибо за ваше доброе письмо1. Тут все в общем благополучно - здоровье госпожи Виардо совершенно восстановилось.- Здесь только очень холодно - и к тому же эта изматывающая нервы неизвестность относительно войны или мира2, да еще вероятный отказ от твердо принятого решения провести зимний сезон в Берлине3 и отвратительный курс денег в России5, грустные мысли о положении некоторых друзей6 - всё это мало способно поддерживать хорошее настроение. Но всё еще может измениться,- итак - нечего вешать голову! Ведь жить все-таки надо - и не стоит труда жить малодушно и бесцветно.
Я и мысли не допускаю, что вы не будете этим летом моим гостем; г-жа Анштетт - подумайте - что сказала бы она? Итак, это должно состояться - хотя бы даже ежедневно разыгрывалось по четыре сражения! Дождитесь только настоящих хороших летних дней6!
Работа моя по обыкновению ползет улиткой7; с нетерпением жду вашей книги8. Вашу статью (о Доре)9 я пошлю вам только тогда - когда вы пришлете мне точный адрес известного берлинского продавца мазей10; это средство ведь снова творит чудеса - оно совершенно излечило руку одного малыша, парализованную в течение года. Не забудьте же!
Кланяюсь всем добрым приятелям, начиная с Менцеля - и крепко жму руку вам.
P. S. 22-го этого месяца я поеду на неделю во Францию к моей дочери.
Я испытал настоящую радость, получив ваше письмо, переданное мне княгиней Львовой1; нет необходимости говорить вам, что я сохранил о вас очень теплое воспоминание и счастлив, что наши отношения не совсем прерваны2. Признаюсь откровенно, что я не удержал твердо в памяти обещание, данное мною княгине относительно "Православного календаря"3 но это нисколько не меняет моего желания быть полезным в деле, которым вы интересуетесь и которое возглавляет великая княгиня?. Не могу все же не признаться самому себе - то, что требуется от меня, как мне кажется, не вполне соответствует моим способностям: я никогда ничего не умел писать для народа4 - так смогу ли я сделать это теперь, окостенелый от трехлетнего бездействия5? Вы говорите мне о шедевре в три страницы: но видите ли, я что-то не знаю такого (в прозе) - разве что одно из писем г-жи де Севинье6? Спешу прибавить, что это не отказ, а сомнения, которыми я с вами делюсь. Я могу только сказать, как говорят наши солдаты: "рад стараться" {Эти слова в подлиннике написаны по-русски.} - они совершают чудеса с этими двумя словами; что же касается меня, то, увы, я очень боюсь, что равняться с ними мне не дано. Примите во внимание, что намерение мое помочь вам, уверяю вас, вполне серьезно.
Вы ничего не сообщаете о себе; надеюсь, что у вас всё благополучно. Не будете ли вы в этом году проезжать через Баден-Баден? Что касается меня, то я отсюда никуда не двинусь: кончено - я пустил здесь прочные корни. Я был бы очень рад снова увидеть вас, а пока прошу вас принять уверение в моих лучших чувствах.
На конверте:
а В С.-Петербург. В Михайловском дворце.
фрейлине ее и. в. великой княгини Елены,
а Эти слова в подлиннике написаны по-русски.
Дорогая госпожа Виардо, я приехал сюда вчера к обеду после путешествия, продолжавшегося 5 и 3/4 часа. Я нашел всех в добром здравии. Мой зять растолстел2, а Полина, которая находится "in a family way" {в интересном положении (англ.).} уже почти месяц, приобретает внушительные размеры3. Ее свекровь, которая теперь совсем не так смешна, как раньше - тоже находится в Ружмоне. Что до старого доброго господина (кстати, вовсе не такого уж доброго), то позавчера утром я видел его в Париже и он немного посетовал на сына и его бесполезные путешествия (одно из них явилось причиной выкидыша) и т. д. Но поскольку молодые, кажется, действительно любят друг друга, ничего не скажешь, надеюсь, что в дальнейшем они будут осмотрительнее. Я рад, что все налаживается, но мне не верится, чтобы у людей, которым до такой степени чужда была всякая "идеальность", мог быть богатый внутренний мир: там наверняка ничего не читают. Это, если угодно, не такая уж беда, но меня немного удивляет, что так устроена моя дочь, я бы подох со скуки, если бы мне пришлось долго жить столь шумной и молодой, но исключительно материальной жизнью4. К слову сказать, я смогу выехать лишь послезавтра утром, в четверг (а рассчитывал сделать это завтра вечером),- г-н маркиз де Надайак (владелец стекольной фабрики) сегодня обедает у нас, а завтра мы обедаем у г-на маркиза де Надайака. Так что я смогу приехать в Баден-Баден лишь в субботу утром в 10 нас. Разрази меня гром, если я не буду присутствовать в этот день на вашем утреннике5.
Должен поблагодарить вас за милое, доброе письмо6, я читал и перечитывал его с совершенно особым удовольствием. Решительно, прусская королева завоевала все мои симпатии, и мне очень любопытно услышать "Долину"7. Что касается вашей ноги, то не сомневаюсь, что к моему приезду вы будете в состоянии танцевать. Мне кажется, что прошел год с тех пор, как я покинул Баден-Баден! На сей раз в Оосе служащему железной дороги нелегко будет избежать моих объятий.
Я приехал сюда вместе с г-жой Иннис и увезу ее с собой обратно в Париж.
В воскресенье утром я ходил к М. Дюкану с просьбой упомянуть, хотя бы одним-двумя словами, картину Поме в своем отчете о Салоне. Но его статья уже готова и появится в номере от 1 июня8. Флобер уехал из Парижа совсем недавно. Он рассчитывает провести несколько дней в Баден-Бадене9. Все поручения для Жерара10 и т. д. будут в точности исполнены.
Места здесь довольно красивые - для Франции - но в общем - жалко и безлико. Дом хорошо устроен, огород - превосходный, куда лучше моего. Вот уже два дня, как стоит довольно приятная погода.
Когда же я окажусь в Баден-Бадене! Я изнываю от нетерпения и, как могу, берегусь, чтобы не подцепить какую-нибудь хворь.
Напишу вам еще раз из Парижа; пока же - тысяча добрых пожеланий всем дорогим домочадцам, а вам - нежнейшее shake-hands {рукопожатие
(англ.).}.
Я здесь со вчерашнего дня и возвращаюсь в Париж в четверг1. Ввиду того что мне не хотелось бы вернуться в Баден-Баден, не повидав вас, прошу разрешить мне быть у вас к завтраку в Вербуа утром в пятницу.
А пока прошу передать Николаю Ивановичу и всему вашему семейству мои наилучшие пожелания и принять уверение в моей совершенной преданности.
P. S. Полинетта чувствует себя хорошо и просит меня передать вам самый сердечный привет.
Любезнейший друг, очень тороплюсь, а потому буду краток. Итак:
1) Г-жа Виардо (к общему нашему огорчению, нога ее всё еще не совсем поправилась) просит передать вам следующее: в понедельник утром одна из ее учениц, ф<рей>лейн Хольмсен из Норвегии, приедет на 2 дня в Берлин, чтобы Рёдер мог ее прослушать и ангажировать. Она совершенно чужая в вашем большом городе на Шпрее, и г-жа Виардо просит вас встретить ее во вторник утром на вокзале (поезд приходит в 8 часов) - и предоставить себя в ее распоряжение.- Ф<рей>лейн Хольмсен высока ростом, стройна, у нее светлые волосы, северное лицо с правильными чертами, желтовато-бледный цвет кожи и водянисто-серые глаза; она будет в сером пальто. Вы узнаете ее. Мы рассчитываем на вашу испытанную, неизменную любезность. Да к тому же фр<ей>лейн Хольмсен очень хорошая и достойная уважения девушка и обладает очень красивым голосом.
2) Большое спасибо за адрес чудо-доктора.
3) С 10-го июля мой дом к вашим услугам - и госпожа Анштетт раскроет вам свои "материнские объятья"1.
Итак, до скорого свиданья, дружески кланяюсь!
Я только что получил письмо от милого и доброго Мериме, который, с присущей ему благожелательностью, согласился, чтобы его имя значилось на томе, который вы намереваетесь издать1; с другой стороны, г. де Марс пишет мне, что рассказ, о котором я вам говорил ("Призраки"), будет напечатан в номере журнала от 15 июня2. Это может задержать (по крайней мере я так думаю: ваших свычаев и обычаев я не знаю) отдельное издание. Во всяком случае, вам известно, что у меня уже совершенно готовы следующие вещи: 1) "Жид", 2) "Петушков", 3) "Аннушка" (Мерпме вместе с г. Шишкиным прочитал. их и остался доволен)3 и 4) рассказ, который я раньше забыл упомянуть, под названием "Собака", его переводит сейчас Мериме. С "Призраками", которые следует туда же включить, это составит довольно объемистый том. Таким образом, вам стоит сказать лишь слово, и я вышлю вам рукопись. Но, может быть, лучше всё это отложить до зимы. В общем, вы поступите, как сочтете нужным4.
Дети Виардо горячо благодарят вас, нет, дети не могут благодарить горячо, словом, они вас очень, очень благодарят за прелестные книжки, которые я передал им от вашего имени.
Здесь со страхом ожидают первого пушечного выстрела. Но где он раздастся5?
1844. Фридриху Боденштедту
С этим письмом посылаю вам 125 талеров (половину той суммы" что я еще должен,- к сожалению, как раз теперь я не располагаю большим - но остаток последует по возможности скоро)1, если я до сих пор этого не сделал, то на это имеется простая причина - я не получил вовсе вашего первого письма2 - оно, должно быть {Далее зачеркнуто: из-за}, затерялось в то время, когда я совершал три недели тому назад небольшое путешествие во Францию. Я потребую, чтобы его разыскали. Мне это было очень неприятно, но я надеюсь, что задержка не будет иметь плохих последствий.
Скоро я опять напишу вам
3, а пока жму от всего сердца вашу руку.
1846. Максимилиану Фредро
Сообщите мне, если знаете, тонный
адрес г-жи Мухановой в настоящее время; он нужен одному лицу
1.
Тысяча приветов.
Вторник утром.
Не стану говорить вам, как рад я был бы увидеть вас: но должен просить вас несколько отсрочить ваш приезд. Последние события вызвали здесь такое озлобление, что я опасаюсь, как бы оно не отравилось на вас,- особенно ввиду того, что в ближайшие дни, вероятно, произойдет столкновение армии Союза (в которую входят баденские войска) с пруссаками - и результат предстоящего боя можно уже предсказать1. Я думаю, разумнее переждать исхода событий, который - по всему судя - не заставит себя долго ждать. Пока, во всяком случае, не приезжайте - как только это станет возможным, я немедленно сообщу вам2.
Госпоже Виардо лучше - но нога ее еще не совсем залечена - и ей надо щадить себя; я здоров, в остальном всё идет сносно,- но в странные мы живем времена. Надеюсь до скорого свидания.
Мне следовало давным-давно ответить на ваше письмо, и я ничего не могу сказать в свое оправдание; секите мою повинную голову! Словом, если вы сами и не ленивы, то, уверен, поймете, что им можно быть.
Пять-шесть дней тому назад я послал Мериме два рассказа: "Петушков" и "Жид"; естественно, что рукопись сделанного им перевода "Собаки" находится у него, "Призраки" появились в "Revue", "Ася" же в переводе г. Пагонкина, должно быть, имеется и у вас, и у Мериме. Вот, следовательно, и весь состав нашего томика. Вы издадите его, когда пожелаете, и расположите эти пять вещей в том порядке, в каком захотите. Быть может, следовало бы начать "Призраками", чтобы поставить этот довольно броский заголовок на обложку. Но всё это зависит от вас1.
От Вольфа нет решительно никаких известий. А вам он что-нибудь пишет? Кажется, скоро будет заключен мир. Трудно сказать, что из этого получится, но в любом случае - огромная Пруссия и сильно разросшаяся Италия. Если это и есть та цель, к которой стремилось французское правительство, то оно может радоваться, что вполне ее достигло 2.
Собираетесь ли вы в этом году в Баден-Баден? Мы здесь живем тихо и мирно, и холера нас пока милует3.
Позволяю себе горячо рекомендовать вам моего хорошего знакомого, нового профессора виолончели в Московской консерватории, г-на Б. Коссмана. Вы не можете не радоваться тому, что приносит пользу России,- вы слишком ее любите,- я же не сомневаюсь, что г-н Коссман, выдающийся артист и профессор, может принести много пользы нашему музыкальному образованию. Надо, чтобы он прижился в Москве - и я не сомневаюсь, что вы предоставите в его распоряжение все возможности ваших обширных связей1.
Позвольте мне заранее поблагодарить вас и примите, сударь, уверение в самом глубоком моем уважении.
Спешу ответить на твое милое письмецо, чтобы попытаться искупить свое долгое молчание. Я в восторге от добрых вестей, которые ты сообщаешь - и надеюсь, что всё будет так, как мы все этого желаем; заботься прежде всего о своем здоровье и веди себя благоразумно.
Что касается меня, то я чувствую себя превосходно - и Баден-Баден всё это время наслаждался глубочайшим покоем; никто не сказал бы, что в двух шагах от нас убивали друг друга1. Когда я говорю в двух шагах - это следует понимать в двухстах километрах. Теперь мир будет установлен - и если Франция останется в стороне, то всё войдет в свою обычную колею. Устройство моего дома продвигается с разумной неторопливостью: я начинаю думать, что поселюсь в нем не раньше будущей весны.
Я не могу еще уточнить срока моей поездки во Францию
2, но это будет несомненно до конца года: я сообщу вам заранее и на этот раз обещаю быть точным, как шварцвальдская кукушка
3. Передай от меня привет г-же Иннис, а также всей вашей семье; Гастона, так же как и тебя, обнимаю от всего сердца.
Я уже давно известил бы вас, что вы можете приехать в Баден и что я жду вас,- но у меня поселился один русский. (Я в этом случае держался пассивно) - и он уедет только в конце этой недели1. Стало быть, с будущего вторника я жду вас непременно, и останетесь вы, конечно, сколько вам понравится2.
С г-ном Виардо всё хорошо - и вообще со всем домом,- только погода постоянно плохая и охота мало удачна. Итак, до скорого свидания! Дружеский поклон всем друзьям и крепкое рукопожатие от вашего
Ты права - я должен был тебе написать на другой же день после своего выздоровления. Я виноват и спешу исправить свою забывчивость, сообщив тебе, что чувствую я себя хорошо, что уже побывал на охоте - и что моя болезнь - впрочем, не очень серьезная - удержала меня в постели только пять дней. Сейчас уже всё хорошо.
Что касается тебя, то я рекомендую тебе быть благоразумной,- а главное - поскучай. Это похоже на шутку, но на самом деле - совершенно серьезно. Обрекая себя на несколько недель скуки, ты действуешь в интересах маленького существа, которое носишь в себе - и которому суждено, быть может, доставить тебе самые большие радости - равно как и всем своим родным. Неподвижность и покой - вот необходимые вещи,- и я не сомневаюсь, что ты сама убедишься в этом.
Я глубоко благодарен г-же Иннис за ее намерение провести с тобой октябрь - оно достойно этой прекрасной женщины - и встретиться с ней было для нас действительно большим счастьем.
Я также рад видеть, что Гастон становится столь деятельным: богатейте, если это возможно,- но при всех обстоятельствах - работайте1.
Сердечно обнимаю его и тебя - и прошу передать мои наилучшие пожелания г-ну и г-же Брюэр.
Вы - сама доброта, и ваше письмо меня необычайно умилило. Поверьте, что я весьма тронут вашим дружеским ко мне расположением. Спешу сообщить вам - согласно вашему желанию - что я совершенно поправился, уже ходил на охоту и рассчитываю завтра отправиться снова. Припадок был довольно сильный - но продолжался недолго. Впрочем, я нахожусь в очень хороших руках - у нас здесь превосходный доктор,- и лечат меня так, как только можно пожелать. Время от времени приходится платить такого рода должки, иначе жизнь была бы слишком приятной.
Я часто думал о вас этим летом - мне было известно, что вы чувствуете себя не так хорошо, как того хотят ваши друзья - к тому же меня тревожит ваша простуда, о которой вы мне писали. Я был бы счастлив видеть вас в Баден-Бадене и думаю, что при иных обстоятельствах это путешествие принесло бы вам большую пользу - но нынче у нас был столь неудачный сезон - столь неизменно скверная погода, что, по совести говоря, я не могу сожалеть о том, что вы так и не покинули вашего уютного дома в Пасси. Будем надеяться, что эта поездка только отложена, а пока берегите свое здоровье.
Я получаю письма от Полинетты - она как будто довольна ходом дел на стекольной фабрике - но немного скучает. Впрочем, кажется, она с этим совершенно примирилась - ведь в прошлом году необдуманные поступки имели столь печальные для нее последствия1. Должен же я наконец стать дедом. Я очень рад, что г-жа Иннис будет находиться при ней.
Я вновь принялся за работу - и в этом отношении всё идет отлично. Роман мой выйдет в России в начале года2.
Благодарю вас за сведения о ваших детях; мне дорого всё, что вас касается, а к г-же де Надайак я искренне привязан.
Прощайте, сударыня,- и еще раз спасибо. Я рассчитываю быть в Париже к концу ноября, и, как обычно, мой первый визит нанесу вам. А пока целую вам руки и остаюсь
Воскресенье утром, 13 {Так в подлиннике.} окт. 66.
Немедленно отправьте назад эту несносную мадемуазель Лину п отнесите, пожалуйста, дорожные расходы на мой счет. Мы уладим всё это с г-жой Анштетт, которая сейчас больна. Совершенно очевидно, что вы не должны оплачивать поездку этой юной швабки.
Мне очень жаль г-жу Маркович, но такой исход был почти неизбежен; этот бедный г-н Пассек был похож на живой скелет. Какое грустное для нее путешествие! Семейство г-на Пассека обвиняло ее в том, что она убила его... своей любовью, но это совершенно несправедливо, так как чахоточные обычно ненасытны и не нуждаются в том, чтобы их возбуждали, и вот теперь она, сильная и здоровая, приехала вместе с этими жалкими останками. Не могу понять, зачем нужно перевозить тело, чтобы похоронить его не там, где его настигла смерть. Во всяком случае г-жа М<аркович> делает это не из религиозных побуждений1. Ну да что об этом говорить!
Что касается м-ль Лины, то больше о ней не думайте. У вас достаточно неприятностей и без этого булавочного укола.
Здесь все здоровы и передают вам тысячу наилучших пожеланий. Дружески жму вам руку.
Я получил письмо, которое вы мне написали, а вместе с ним номер "Fortnightly Review". (Я просил бы у вас разрешения писать по-французски: я хорошо знаком с литературой вашей страны, довольно бегло говорю по-английски, но мне было бы затруднительно писать на этом языке.) - С величайшим интересом прочел я вашу превосходную статью о Кольцове1; лично я знал его мало, встречался с ним всего раз или два в Петербурге2, но я был близок со многими его друзьями, в особенности с Белинским, который также заслуживает, чтобы его лучше знали и чтобы оказанное им влияние и его общественная роль получили должную оценку. Кольцов был подлинно народным поэтом, в той мере как это возможно в наш век - и если для него слишком большая честь сравнение с Бернсом, натура и дарование которого значительно богаче и ярче,- то у них имеются всё же и черты сходства - и десятка два из его стихотворений не умрут, пока будет жив русский язык3.
Я не могу не порадоваться вашему намерению более широко знакомить ваших соотечественников с нашей литературой. Не говоря уже о Гоголе, я полагаю, что произведения графа Льва Толстого, Островского, Писемского, Гончарова могут представить интерес, поскольку в них отразилось новое понимание поэтического начала и способов его выражения; нельзя отрицать, что со времени Гоголя наша литература приобрела оригинальный характер; остается лишь выяснить, достаточно ли отчетливо выражен этот характер, чтобы привлечь внимание других наций. Ваша нация именно та, чье одобрение и симпатия представили бы особенную ценность,- вы ведь знаете, насколько сильно у нас английское влияние и как ценят у нас ваших писателей - повторяю, я не могу не приветствовать ваше намерение и радуюсь за свою страну.
Мне было бы очень приятно установить с вами личную связь - и я охотно предоставил бы себя в ваше распоряжение, сообщая все те сведения, которые могли бы вам понадобиться. В любом случае прошу вас рассчитывать на меня.
Февраль, март ж апрель я намерен провести в России; но опасаюсь, что вы уже не застанете меня там, когда приедете. Я не сомневаюсь в дружеском приеме, который вас там ожидает - и был бы счастлив в нем участвовать4<