Тургенев Иван Сергеевич - Письма (1866-июнь 1867), Страница 16 - Книги

тыре прелестные версты, что отделяют Серпухов от станции железной дороги! Они неотступно ждут меня, эти злодейки-версты! Ну что же! остается лишь терпеть!!

Суббота, 18/30 марта.

Guten Morgen, theuerste Freumdinn - und vielen, vielen Dank für den lieben Brief, den Ich eben erhalten hahe. {Доброе утро, самый дорогой друг,- и много, много благодарностей за милое письмо, которое я только что получил (нем.).} Как славно и приятно получать известия оттуда. То, что вы говорите мне по поводу письма, ожидающего меня в Спасском - будит во мне безумное желание отправиться в дорогу... что ж, хотя бы одно приятное впечатление я получу по приезде. Мне решительно лучше - почти что хорошо - вчера я смог выехать в экипаже - а сегодня - я обедаю не дома, очень скромно, как и положено выздоравливающему и подагрику. Заклинаю вас, будьте здоровы все вы там, в Баден-Бадене. Будьте осмотрительны! - Виардо я отвечу; скажите ему, что я благодарю его за доброе письмо⁹. Надеюсь, ему удалось наконец пострелять бекасов. Здесь погода по-прежнему прескверная; корректуры идут вовсю¹⁰.

Тысяча миллионов добрых пожеланий всем; целую с огромной нежностью ваши дорогие руки.

Der Ihrige {Ваш (нем.).}

И. Т.

1948. Полине Виардо

С французского:

Москва,

в доме Удельной конторы,

на Пречистенском бульваре.

Воскресенье, 19/31 марта 1867.

Дорогая и добрая госпожа Виардо, ваше прелестное письмо, с его весенним ароматом, с его травинками и цветочками пришло очень кстати¹. Я был в дурном настроении и нуждался именно в таком ласковом дуновении. Нога моя болит уже целые сутки,- можно было бы подумать, что это рецидив, а между тем я осторожен, как это только возможно - и я получил не письмо, а настоящее рычание от моего дяди², называющего меня убийцей за то, что я не приехал в Спасское,- словно грипп, вцепившийся в меня по дороге, был лишь моим измышлением! Чего бы я не дал за то, чтоб это ужасное путешествие было уже позади! А теперь наступает распутица, снега тают, вскоре нельзя будет проехать ни на полозьях, ни Fia колесах. Что делать, боже мой! Я не могу, однако, подвергать себя опасности, да еще с подагрой, которая снова взялась за меня, с кашлем, который все еще меня не оставляет! С другой стороны, я cвязан с печатанием моего романа - это задержит меня в Москве еще на неделю³. Подумать только, что если бы мне не предстояло это путешествие в Спасское, ничто не помешало бы мне быть в Баден-Бадене уже через две недели! - Я выздоровлю только там...

Понедельник утром. 19 {Так в подлиннике.} марта/1 апреля 1867.

Уверен, что сегодня дети говорили обо мне - и о г-не фон Массенбахе⁴. Увы! Г-н фон Массенбах охромел - и господь ведает, когда он будет в состоянии отвешивать свои изящные поклоны, делающие его образцом для камергеров! Моя мерзкая ступня продолжает причинять мне боль - которая отдает во всей ноге.

Часть ночи я провел за писанием двух длинных писем дяде и новому управляющему⁵, который, должно быть, находится в ужасно затруднительном положении. Есть русская поговорка, сравнивающая бесполезные поучения с отскакивающим от стенки горохом. Я очень боюсь, что мой дядя и есть такая стенка и что мой горох отскочил от нее мне же в нос.

Вчегза утром я потащился на концерт камерной музыки с участием Лауба, Коссмана (который, кстати сказать, повергает себя к нашим стопам) и Н. Рубинштейна. Играли прелестный квартет Моцарта - трио си бемоль мажор Бетховена и октет Мендельсона⁶. Лауб немного слишком однообразно слащав для Бетховена, Н. Рубинштейн играет лучше своего брата⁷, проще и чище. Октет Мендельсона) показался мне слабым и пустым после двух других вещей... Это из области превосходно сделанной музыкальной литературы,- нечто вроде статьи из "Revue des Deux Mondes",- тогда как оба колосса - поэты von Gottes Gnaden {Божией милостью (нем.).}, творцы бессмертных сочинений. Прием со стороны публики был очень теплым. Ко мне подошел Сергей Волков - и спросил о вас; он почти так же сед, как и я.- Как это, однако, странно, что жизнь уходит так быстро, быстро, быстро.

Вчера вечером у Каткова мне пришлось читать мою новую маленькую повесть⁸. Было много публики - малосимпатичной. Я напал и кончил приступом кашля длиной в аршин. Безделица моя, кажется, понравилась. Катков просил меня оставить ее для своего журнала - это главное⁹. Он повторил обещание вручить мне последние корректуры в пятницу. Начиная с воскресенья я мог бы уехать из Москвы - в субботу я должен окончить дела с моим издателем¹⁰. Что буду я делать на следующей неделе? Предвижу, что придется-таки проглотить пилюлю. Ну, вы об этом узнаете заранее.

Спасибо, тысячу раз спасибо за ваши дорогие письма; они мне очень необходимы, они ободряют меня. Целую детей, шлю тысячу приветов Виардо, Луизе, всем и, подобно Коссману, припадаю к вашим стопам.

Будьте здоровы и до свидания.

Der Ihrige {Ваш (нем.).}

И. Т.

1953. Полине Виардо

С французского:

Москва.

В доме Удельной конторы,

на Пречистенском бульваре.

Среда, 3 апреля / 22 марта 1967.

Alea jacta est {Жребий брошен (лат.).}! дорогая госпожа Виардо, я не еду в Спасское. Я мог бы сделать это лишь через две недели - но к тому времени начнется распутица - а я не желаю так долго оставаться в России; - и, кроме того, я начал, наконец, получать от дядюшки рассудительные письма: он смиряется с необходимостью передать бразды правления в другие руки. Мой управляющий сообщает мне, что он начинает чувствовать себя хозяином: по-видимому, застал он там хаос несказанный. Мое присутствие большой пользы не принесло бы. Дядюшке хотелось бы повидать меня - я и сам был бы рад доставить ему эту радость - но это невозможно. Пишу ему каждый день длиннейшие письма и надеюсь, что он этим удовольствуется¹. Вижу, что придется изрядно потрудиться - дядюшка так основательно посадил на мель нашу лодку, что ее не скоро сдвинешь... первые два года придется мне порядком подстегивать свою Музу - благо литература еще дает доход. Думается мне, что в лице моего управляющего - я напал на человека деятельного и толкового².

Итак,- план мой таков - если ничто не помешает, я останусь здесь до понедельника, 8 апреля. Кончаю правку корректур, беру под мышку 10 экземпляров, получаю деньги у Каткова³, читаю две публичные лекции - невозможно было уклониться,- в субботу в пользу галицких русинов⁴, которых наше общество поддерживает против нападок и происков австрийцев и польских панов; в воскресенье в собрании "Любителей русской словесности"⁵;- я уже 10 лет в числе этих любителей - и еще никогда ничего не читал им,- короче - это было необходимо. В понедельник я мчусь в Петербург - куда приезжаю во вторник. В четверг - опять лекция и опять публичная, в пользу нашего общества помощи нуждающимся литераторам⁶ - Анненков взял с меня слово; а в пятницу отправляюсь в Берлин. В воскресенье утром останавливаюсь в гостинице "Англия", вечером снова в путь - ив понедельник, 15 апреля, если бог даст, в 3 1/2 часа - уже буду катить по узкоколейке из Ооса в Баден-Баден... Тише! Тише! Не буди лиха, когда лихо спит, ведь и спит-то оно в полглаза.

Кстати о лихе, должен сказать, что нога моя, с которой я про. мучился двое суток, теперь как будто возвращается в status quo {прежнее состояние (лат.).}... довольно-таки неудовлетворительное - в котором находилась неделю тому назад. Лишь бы мне только как-нибудь добраться до Баден-Бадена! Уверен, что там я скоро выздоровлю - а если и нет - легко утешусь.

Вы добры, как ангел, дорогая госпожа Впардо - вы меня балуете вашими очаровательными маленькими письмами, озаряющими для меня все вокруг. Это - истинное благодеяние - ибо, если вам там грустно - с тем "тремоло", о котором вы пишете⁷, то и мне здесь совсем не весело. Надо, однако, будет принять какие-нибудь меры, если Э<рнест> приедет в июне; чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь в невозможности для Луизы оставаться в Баден-Бадене, где ничто не могло бы смягчить удара⁸.

Да здравствует черепаха Жерар! Благодаря ему музыкальный мир будет иметь возможность наслаждаться маленькими шедеврами - (я настаиваю на этом слове) для скрипки и фортепиано⁹. Стихотворение Ленау, которое вы для меня переписываете - чуть ли не единственное, которое я люблю, и мне очень любопытно услышать, какую музыку навеяли вам эти слова¹⁰. Напишите еще что-нибудь, дабы по возвращении я услышал что-нибудь новое... По возвращении... Я поверю в него лишь два дня спустя после прибытия моего - на Шиллерштрассе, 277.

Тысячу приветов всем, начиная с Виардо. Нежно целую ваши руки.

До свидания 15 апреля!

Der Ihrige {Ваш (нем.).}

И. Т.

1956. Полине Виардо

С французского:

Москва.

В доме Удельной конторы,

на Пречистенском бульваре.

Четверг вечером, 4 апреля/23 марта 1867.

О tbeuerste Freundinn {самый дорогой друг (нем.).}, как же вы добры, что пишете мне так часто! С тех пор, как я здесь, я не могу избавиться от одного странного ощущения: мне кажется, что я нахожусь в тюрьме;- и впрямь, плохая погода, гадкий и грязный снег, заваливший улицы, лишают меня свободы... да еще моя больная нога, из-за которой я еле передвигаюсь по просторным комнатам дома, где я обитаю,- и этот кашель, не отпускающий меня... так вот! ваши письма - словно вестники свободы! Они будто говорят мне, что скоро все преграды падут и я вновь стану таким, как прежде. Я считаю мгновения... еще одиннадцать дней... это очень долго. О! Я сыт по горло этой нескончаемой зимой, всем, что я вижу, всем, что меня окружает!!

Но довольно - не будем говорить о грустных вещах... у вас ведь, мои бедные дорогие друзья, сейчас тоже не слишком весело - со всеми этими недомоганиями - да еще всенарастающим горестным и мучительным ожиданием того, что надвигается на вас из Капа¹! Ну, а теперь - я хочу вам кое-что рассказать. Я дважды читал "Историю лейтенанта"²; в первый раз у г-на Каткова, сразу же ее у меня купившего; там меня ужасно раздражала г-жа Каткова, которая беспрестанно почесывала себе нос, прихорашивалась, ерзала, поглаживала себе колени в живот (она беременна пятнадцатым ребенком). Я сидел подле нее и только ее и видел, потому что не отрывался от своей тетради; я нашел, что она очень некрасива и неизящна - впрочем, она и в самом деле такова, независимо от чтения. Во второй раз это было у жены князя Черкасского, того самого князя Ч<еркасского>, который был в Польше министром внутренних дел - и подал в отставку, когда заболел Милютин³. Там были только свои люди, умные, но мало интересующиеся литературными делами, стареющие и набожные, но не желчные дамы и один модный дурак, добрый и восторженный малый. В числе гостей был длинный Васильчиков - но дураком, однако, был не он. Моя маленькая шутка понравилась, хотя и шокировала немного... Должен прибавить, что чтение для меня - сущая мука, я не могу отделаться от тайного чувства стыда. А послезавтра-то!.. публичное чтение со всей шумихой⁴... Я опишу вам все подробно.

Поспешно заканчиваю это письмо - поскольку мне надо сейчас же отослать его на почту. Здоровье мое не блещет... Нога болит, я кашляю... Но что поделаешь! терпение... терпение!

Я напишу вам завтра - сегодня же обнимаю всех ваших домашних и жму ваши руки со всей силой моей неизменной привязанности.

Der Ihrige {Ваш (нем.).}

И. Т.

1964. Полине Виардо

С французского:

Москва.

В доме Удельной конторы,

на Пречистенском бульваре.

Суббота вечером 6 апреля / 25 марта 1867.

Если б я был графом Михаилом Виельгорским, дорогая госпожа Виардо, я был бы твердо убежден в том, что 1867 год - для меня год климатерический - другими словами - скверный год¹. Все идет черт знает как, и я всё время получаю einen Streich durch die Rechnung {расстройство планов (нем.).}. Вы уже знаете, что сегодня я должен был читать отрывок из моего романа в публичном собрании²: так вот! - вчера, около десяти часов вечера, у меня начался такой сильный приступ подагры в большом пальце ноги, что его нельзя сравнить ни с чем из того, что было до сих пор: всю ночь я жестоко страдал - и вот только с час или два как припадок стал утихать. Мое чтение, естественно, полетело кувырком. В половине второго, когда публика "сбегалась толпой" (кажется, там действительно была толпа),- я лежал на спине с поднятой к небу босой ногой. Попросите Диди нарисовать это³. В данный момент припадок проходит - но для меня мучительно то, что он мог случиться после трех с лишним месяцев болезни: когда же это кончится, и на что же я могу рассчитывать? Вот отложен и мой отъезд из Москвы, так как я должен сдержать слово и устроить это злополучное чтение⁴; отложен также и мой приезд в Баден-Баден: теперь уже не 15 числа я смогу вновь увидеть эти любимые места! Если б я мог поставить себе в вину хоть малейшую неосторожность! Ровно ничего - примерная жизнь, жизнь аскета, святого Иоанна Крестителя⁵ и крак! припадок... Как для меня это тягостно - вы легко поймете без всяких объяснений... Ох! скверный, скверный климатерический год!

Воскресенье.

Дело идет на лад, но я не могу еще ходить, то есть наступить ногой на пол, я вынужден тащиться, опираясь коленом на стул - однако я не теряю надежды устроить это чертово чтение в среду с тем, чтоб уехать в четверг⁶... Но я ничего не хочу больше предполагать, не хочу больше употреблять будущего времени; в моих руках всегда все разваливается. Только что у меня был еще один длинный разговор с Катковым, который, после нескончаемых похвал моему роману, в конце концов сказал мне, что опасается, как бы в Ирине не узнали некоей особы⁷... и, соответственно, он советует мне подправить этот образ. Я наотрез отказался по двум причинам; во-первых, потому что мысль его лишена здравого смысла, и я не хочу портить ему в угоду весь мой труд; во-вторых, потому что все корректуры просмотрены и исправлены, и пришлось бы заново проделать всю работу, а это заняло бы еще десять дней. Итак уж довольно этакой Москвы! Клянусь вам, что чувствую себя здесь, как в тюрьме.

Воскресенье вечером.

Только что получил ваше письмо и письмо Виардо... Бедные детки - с их первоапрельской шуткой!.. Я не мог им в этом содействовать, а Массанбах⁸ находится в печальном состоянии... 1867 год будет иметь, вы увидите, то же вредное влияние и на моего второго архитектора, и в одно прекрасное утро - трах! - в Тиргартенской долине послышится сильный шум... Это рухнет прекрасный дом г-на Туркенева или Дурганива⁹... И я не стану проливать слезы.

С утра - ничего нового.- Погода отвратительная, перед глазами всё тот же мерзкий снег... Ох! как бы убраться отсюда! Я ни чего больше не говорю - не строю больше планов. Was gescheheu soli, wird geschehen {что должно произойти - произойдет (нем.).}, как говаривал наш глубокомысленный берлинский профессор философии Вердер.

Пока же - бедный подагрик обнимает всех и поручает себя вашим молитвам. До моего отъезда я отвечу В<иардо>; и с самой сердечной приязнью целую ваши руки.

Der Ihrige {Ваш (нем.).}

И. T.

1968. Полине Виардо

С французского:

Москва.

В доме Удельной конторы,

на Пречистенском бульваре.

Вторник, 9 апреля / 28 марта 1867.

Климатерический год¹, климатерический год, дорогая госпожа Виардо, я не могу из него выкарабкаться. Вот и ноге моей лучше, и чтение, расстроившееся в субботу, должно состояться завтра, в среду² - (кстати, в тот же день, когда вы поете в Страсбурге) - а тут новая беда: г-н Катков ставит столь мощные препятствия моему злосчастному роману, что я начинаю сомневаться, можно ли будет опубликовать роман в его журнале,- что, во-первых: лишило бы меня приблизительно 2000 руб. сер.,- и, во-вторых, еще более задержало бы мой отъезд - ведь тогда пришлось бы искать другого издателя либо в Петербурге, либо здесь - что не сделаешь одним махом. Г-н Катков во что бы то ни стало хочет сделать из Ирины добродетельную матрону - а из всех генералов и фигурирующих в моем романе прочих господ - примерных граждан. Как видите, мы далеки от того, чтобы столковаться. Я сделал некоторые уступки - но сегодня в конце концов сказал: "Довольно!" - Посмотрим, уступит ли он. Что касается меня, то я твердо решил не отступать ни на шаг: у художника тоже должна быть совесть, и я хочу обезопасить себя от ее упреков³. Словом - вы сами видите, как все запуталось - но в пятницу, чего бы это ни стоило, я должен уехать. Клянусь вам, что как только я наконец окажусь в Баден-Бадене, я испущу такое уф!, что от него дрогнут все горы Шварцвальда. Дела с моим дядей тоже, конечно, не ладятся. Но поскольку он принял от меня пенсион, то тем самым согласился и на свою отставку - и больше будет волнений или меньше - теперь это лишь дело времени⁴. К тому же погода стоит плохая - и все тот же снег перед глазами. Я от этого заболею! Но поговорим о другом.

Я, право, влюблен в прусскую королеву, и если когда-нибудь она протянет мне руку для поцелуя, я сделаю это с величайшим удовольствием. Невозможно быть любезнее, чем она,- и чувствуется, что она к вам по-настоящему расположена - а это делает ее очаровательной в моих глазах⁵. При всем том возможно, что наш военный марш прозвучит на поле сражения... поблизости от Рейна. Здесь очень встревожены; ужасное падение курсов на парижской бирже, о чем сообщил нам сегодня телеграф, заставляет призадумываться и самых беспечных - и поговаривают, что несмотря на Выставку⁶ французы и пруссаки вполне могут дойти до драки этим летом. Не надо обманывать себя; если бы это случилось - Россия открыто бы встала на сторону Пруссии, как в 1813⁷,- общественное мнение в нашей стране очень настроено против Франции, и посмотрите, какая странность: в этом конфликте пруссак представлял бы прогресс, цивилизацию и будущее, а француз - сын француза 1830 года⁸ - рутину и прошлое⁹!

Я знаю, что переписывать ноты невыносимо долго и скучно - но сделайте это и для Жерара и для берлинского издателя¹⁰. Я уверен, что это будет иметь большой успех и побудит вас продолжать работать.

Спасибо за подробности о ваших ученицах и баденскую хронику... Черт побери! У вас происходит множество необыкновенных вещей. Я не удивлюсь, если строительство моего дома еще не началось¹¹. Климатерический год!

Возможно ли, что я не застану г-жу Анштетт по возвращении? При мне она была более оседлой.

Если бог даст, в этот же час через неделю - я перееду уже через границу¹²... Но заранее точно знать ничего нельзя. Я напишу вам завтра после чтения¹³ - и письмо уйдет в четверг. А пока - тысяча и тысяча приветов всем; нежно целую ваши руки. Завтра вечером я буду аплодировать, чтобы настроиться на соответствующий лад¹⁴. Auf Wiedersehenü

Der Ihrige {До свидания!! Ваш (нем.).}

И. T.

1971. Полине Виардо

С французского:

Москва.

В доме Удельной конторы.

Среда, 10 апреля / 29 марта 1867.

Дорогая госпожа Виардо,- снежная буря с самого утра бушует, плачет, стонет, воет на унылых улицах Москвы - ветви деревьев под моими окнами сплетаются и извиваются, словно грешницы в аду, сквозь этот шум доносится грустный звон колоколов: сейчас середина Великого поста... Ну и погодка! ну и страна! Через час я отправляюсь на свое чтение, публика будет вне себя, что ей пришлось ехать в подобную метель издалека (в Москве все далеко) для того, чтобы выслушать такие пустяки... Только бы не провал! Ну что ж, будем надеяться, что свистать не станут; а если и станут,- то это будет в унисон с тем, что творится на улице. Не думаю, что от этого я буду спать лучше или хуже. Неужели я действительно уеду послезавтра? Это кажется мне невозможным.

Среда вечером.

Ну так вот! должен сказать - с полной откровенностью: я имел очень большой успех. Читал я главу "У Губарева" - вы ее знаете¹: там куча людей обсуждает революционные сплетни - потом первую беседу моего героя с Потугиным, русским философом². Много смеялись, хлопали, встретили и проводили меня громкими и дружными аплодисментами. Было человек триста-четыреста. Более всего меня удивило, что я, кажется, очень хорошо читал; со всех сторон я получал комплименты. Все это доставило мне удовольствие - в особенности же мне приятно было думать, что обо всем этом я расскажу вам. А вы, дорогая госпожа Виардо, что вы делали сегодня в Страсбурге? Устроили ли вам овацию по всем правилам³? Вы сами расскажете мне обо всем. О, как приятно, что я могу сказать себе это!.. Если нам не будут вставлять палки в колеса, я выеду отсюда послезавтра, в пятницу⁴; и клянусь вам, что не задержусь в Петербурге ни на секунду дольше, чем будет необходимо.

С Катковым дело улажено; я пожертвовал одной сценой - впрочем, маловажной⁵ - и спас остальное. Главное осталось нетронутым, но все это и есть оборотная сторона медали в литературе. В конце концов надо утешаться мыслью, что могло бы быть еще хуже - и что 2000 рублей при мне. Я продал также мое новое издание⁶ - сделал множество дел и выручил немало денег. Это было тем более необходимо, что я не могу рассчитывать на их получение в ближайшее время из Спасского: мой новый управляющий нашел там - в точном смысле слова - хаос; есть долги, о которых я не подозревал⁷. Надо будет продолжать ковать железо, пока оно горячо; то есть надо будет работать, писать - пока я чувствую себя в настроении: к новому изданию я обещал огромное предисловие в сотню страниц, где изложу свои литературные и житейские воспоминания за четверть века⁸, правда, стихи, которыми я дебютировал в 1843 году, были весьма посредственными⁹. Так или иначе, но это повод изложить свои воспоминания.- Тот же 1843 год напоминает мне о дате, много более для меня памятной и дорогой: ведь в ноябре 1843 года я имел счастье познакомиться с вами - как видите - это тоже произошло четверть века тому назад¹⁰. Будем надеяться, что наша дружба отпразднует свое пятидесятилетие... Ох! ох! а что скажет моя подагра?

Четверг утром.

Вьюга прекратилась, но повсюду оставила снежные сугробы. Этот снег тает, так как температура - 3 или 4 градуса выше нуля,- но в данный момент можно подумать, будто зима у нас в самом разгаре. Ноге моей решительно лучше, но поскольку климатерическому году не подобает лишаться своих прав¹¹, ко мне вернулся сильный кашель. Однако он не помешает мне уехать завтра. Я напишу вам сразу же по приезде в Петербург. Через неделю - быть может! я буду уже в Баден-Бадене. А пока обнимаю всех и припадаю к вашим стопам.

Der Ihrige {Ваш (нем.).}

И. Т.

1975. Полине Виардо

С французского:

Санкт-Петербург,

Караванная, No 14.

Суббота, 1/13 апреля 67.

Итак, дорогая госпожа Виардо, я здесь, у старины Боткина¹- я приехал сегодня утром в снежную бурю - как в Москве - ничего подобного здесь никогда не видели - настоящее царство зимы. Моим первым вопросом по приезде было: "Когда мое чтение?"²Надобно вам сказать, что я должен читать здесь отрывки из моего романа в пользу нашего Литературного фонда - невозможно было отказаться. Я узнал, что чтения состоятся в понедельник вечером - послезавтра - это значит, что я смогу уехать начиная со вторника. Это на день позднее, чем я надеялся... Но терпение! Если со мной не случится ничего плохого, берега Оос вновь увидят меня в пятницу 19 апреля³. Я пошлю телеграмму из Берлина⁴.

Знаете, что, пожалуй, первым обитателем моего дома вполне может стать какой-нибудь французский генерал? Здесь убеждены в неизбежности войны⁶ - и это убеждение выражается, в частности, в страшном понижении денежного курса. Сегодня я с большим трудом обменял 1500 рублей из расчета по 3 фр. 25 сант. за рубль - а неделю назад давали по 3 франка 36-38 сантимов. Говорят - правда - что все эти слухи о войне всего лишь проделки Биржи и что недели через две курс повысится... Ma chi lo sa? {Но кто знает? (итал.).} Я вручил остальные мои деньги - 2000 рублей - Боткину с тем, чтобы он выслал мне их в более подходящий момент. Если война разразится, она будет ужасной - и никто не может знать, где и когда она кончится. Будем надеяться, что мы в Баден-Бадене услышим гром пушек лишь издали. Россия выступит на стороне Пруссии - в этом нет никаких сомнений - или, вернее, она будет сдерживать Австрию⁶. Вот достойное завершение Выставки⁷.

Последний день в Москве я спокойно провел дома - и только вечером получил от Каткова последние корректурные листы в окончательном - я хочу сказать исправленном - виде⁸. Эти неприятности удручающе на меня подействовали. Некоторые изъятые места будут восстановлены в отдельном издании⁹. Некий господин Чаев, принимавший, вместе с графом Соллогубом, участие в публичных чтениях в Москве, навестил меня и прочел мне отрывки из драматической хроники, героем которой является наш знаменитый разбойник из народа Стенька Разин¹⁰. Г-ну Чаеву недостает поэтического воображения - но он превосходно осведомлен в истории России и в совершенстве владеет языком. И потом это милейший, очень симпатичный человек. Я все же весьма рад, что нахожусь за пределами Москвы; но знаю, потому ли что я приблизился к Европе, но у меня больше нет тоскливого чувства, будто мен" окружают тюремные стены¹¹. A между тем в Москве ко мне были очень добры¹². А Маслов... какой превосходный и славный малый... малый лет пятидесяти, имеющий титул "его превосходительство"! Разгадка этой "Räthsel" {загадки (нем.).}¹³ состоит, я полагаю, в том, что Москва - дальше от Баден-Бадена, нежели Петербург.

Я напишу вам послезавтра в понедельник - это будет мое последнее письмо¹⁴. Билеты на чтения все уже разобраны: будет много народу. Об этом событии расскажу вам пои встрече. Я пишу Виардо¹⁵. Тысяча приветов всем и shakehands {рукопожатие (англ.).} самое сердечное - вам.

Der Ihrige {Ваш (нем.).}

И. Т.

1977. Людвигу Пичу

С немецкого:

С.-Петербург.

14/2 апреля 1867.

Воскресенье.

Любезнейший друг, вчера я приехал сюда из Москвы и нашел ваше сердечное письмо. В ответ сообщаю только, что я совершенно подавлен делами, посетителями и т. п.: послезавтра еду - и если не случится ничего особенного, то в четверг утром я в Берлине. Сделайте милость - тотчас по получении этого письма сходите в гостиницу "С.-Петербург" и закажите мне комнату. В четверг вы, конечно, завтракаете со мной. Мы тогда наговоримся досыта. Мне есть что рассказать вам. Нога моя все еще не в порядке, и об охоте пока и думать нечего.

Итак - до скорого свидания! Кланяюсь вашей семье и друзьям.

Ваш И. Тургенев.

1983. Людвигу Пичу

С немецкого:

Баден-Баден.

Шиллерштрассе, 277.

Воскресенье, 21 апр. 67.

Ну вот я и снова здесь, мой дорогой друг, и весело гляжу на мир, высунувшись из моего гнезда. Если даже французы и придут, им не спугнуть меня¹. В Тиргартене всё благополучно, чего он а вам желает. У госпожи Виардо прекрасный вид, даже железное лицо Луизы стало мягче. К тому же здесь намного зеленее и милее, чем у вас, в ваших бранденбургских песках. Я еще хромаю, но уж начинаю ковылять по улицам. Вкладываю 2 фотографии для милейшего доктора Ю. Шмидта - пусть выберет ту, которая ему больше понравится. Тут ждут войны, настроение решительно в пользу Пруссии. А ведь в прошлом году так охотно склонялись на сторону Австрии²!

Крепко жму вашу руку и прошу вас поклониться всем друзьям.

Ваш

И. Тургенев.

1989. Полине Брюэр

С французского:

Баден-Баден.

Шиллерштрассе, 277.

Понедельник, 29 апреля 67.

Моя дорогая Полинетта, Вот я и вернулся после множества хлопот и неприятностей: это была отвратительная поездка. В конце концов я сделал почти всё, что хотел сделать - и теперь отдыхаю. К несчастью, с моей ногой не всё так благополучно, как мне хотелось бы: хожу с трудом и не выношу обуви хоть сколько-нибудь тесной. Будем надеяться, что хорошая погода меня излечит. А вы с Гастоном - как себя чувствуете? Поскорее дайте о себе весточку. Всё это время я часто думал о вас: должно быть, война причинила вам немалое беспокойство¹. Вот уже два дня, как слухи о мире как будто подтверждаются. Но еще нельзя быть ни в чем уверенным. Я отправляюсь во Францию в мае или июне - в Париже почти не задержусь: буду торопиться обнять вас².

Здесь всё идет хорошо - за исключением моего дома. Мой архитектор - негодяй, обманувший меня самым недостойным образом, и разумнее было бы вообще все разрушить. Ну, да ничего не поделаешь! Приходится расплачиваться за совершенную глупость³. Дружески обнимаю вас обоих. Пишите мне.

И. Тургенев.

1990. Максиму Дюкану

С французского:

Баден-Баден.

Шиллерштрассе, 277.

Понедельник, 29 апреля 67.

Мой дорогой друг,

Я вернулся сюда уже неделю тому назад,- и должен сообщить вам, что именно я сделал для "Утраченных сил". У нас в Петербурге есть предприятие, выпускающее переводы иностранных романов: их выходит двенадцать выпусков в год - наподобие журнала. У них насчитывается 5-6000 подписчиков; существует это лет десять; переводы очень хороши¹.

Ваш роман будет издан в течение лета, а я обещал предисловие, в котором скажу много дурного о вас, попутно обрисовав в общих чертах современное состояние романа во Франции. Это предисловие должно быть готово к 1 июня, и я уже написал несколько начальных страниц². Когда перевод появится, о нем будут писать в критических статьях, и писать благожелательно. Как видите, дело поставлено основательно.

Моей проклятой ноге все еще довольно плохо, и думаю, что мне придется полечиться в Вильдбаде³. Здесь совсем было поверили в неизбежность войны, но вот уже два дня, как ветер подул в сторону мира⁴. Я, разумеется, за мир: помимо всего прочего, он хорош тем, что позволит вам вернуться сюда. Не знаю хорошенько, когда поеду во Францию: если же поеду - то лишь ради свидания с дочерью. Если вы тогда еще будете в Париже, приду пожать вам руку. Когда вы появитесь?

Виардо просит передать вам тысячу приветов, а я сердечно жму вам руку.

И. Тургенев.

1992. Морицу Гартману

С немецкого:

Баден-Баден.

Шиллерштрассе, 277.

Вторник, 30 апр. 1867.

Мой дорогой друг,

Мне следовало давно написать вам - но, во-первых, я большой лентяй - во-вторых, во время моей предосадной поездки в Россию у меня была пропасть дел, так что у меня буквально не было свободной или беззаботной минуты, что в сущности одно и то же¹. Ну, вот я теперь снова здесь, сижу уютно в своем гнезде, хотя и хром - моя нога всё еще не вполне поправилась. Г-жа Рашетт только что написала мне письмо - разумеется, она говорит о вас - она полюбила вас и всю вашу семью, что вполне естественно,- и потому я знаю, что у вас все благополучно. Вы говорите в письме о вашем желании приехать в Баден - "сразу после моего возвращения",- я уже здесь - а как обстоит дело с вашим посещением? Теперь, когда можно надеяться, что миновала военная опасность², вдвойне хочется увидеть вас здесь; также и семья Виардо будет очень рада. Вы обязательно должны остановиться у меня - хотя мой злосчастный дом еще не готов, но у меня комнат достаточно.

Для меня будет большой честью отдать мой роман (который, говоря между нами, называется "Дым" - "fumée",- неудачное название - мы не нашли лучшего - по-немецки это то же, что туман) под Ваше высокое покровительство. Но он выходит в Москве только сейчас, а французский перевод появится только осенью³. Вы получите его сразу - но, быть может, я решусь сделать усилие и пошлю вам так называемую "monstre" {"образчик" (франц., муз. термин).}⁴ - дословный перевод на- немецкий язык, и вам придется тогда подстричь и причесать этого медведя. Один я с этим не справлюсь, но если найду помощника, которому смогу диктовать эту вещь - тогда я это выполню.- Новелла (она называется: "История лейтенанта флота Ергупова") появится в России только в будущем январе - таким образом, у нас еще много времени⁵. "J'ai l'idée" {"У меня есть мысль" (франц.).}, как говорят французы, что она понравится вам. Об этом мы поговорим еще.

Итак, как обстоит дело? Не правда ли, до встречи? Я сердечножму вам руку и шлю привет вашей жене.

Ваш

И. Тургенев.

P. S. Поблагодарите Валесроде за присылку интересной статьи из "A. A. Wochenschrift"⁶.

1997. Максиму Дюкану

С французского:

Баден-Баден.

Шиллерштрассе, 277.

Среда, 8 мая 1867.

Дорогой друг, хочу побеспокоить вас просьбой, с которой я уже обращался к вам год тому назад, поскольку дело касается приятеля, я действую напористо: на художественной выставке есть женский портрет работы Луи Поме¹; взгляните на него. Если вы найдете его достойным хотя бы одной фразы или одного слова в своем обзоре выставки - упомяните о нем². Я знаю, что вы по возможности избегаете называть имена - "nomina sunt odiosa" {"имена ненавистны" (лат.).},- но только взгляните на портрет, а там поступайте, как вам будет угодно. Поме - чудесный малый, которого я очень люблю.

В Париж я поеду в июне: я еще застану вас там. Несмотря на вчерашнее сильное падение курсов на бирже, мы еще верим в мир. А пока очень сердечно жму вам руку.

И. Тургенев.

2002. Максиму Дюкану

С французского:

Баден-Баден.

Шиллерштрассе, 277.

Вторник, 2/14 мая 1867.

Дорогой друг,

Пришлите мне поскорее краткий список всех ваших изданных трудов: эта статистическая справка необходима мне, чтобы окончить предисловие, которое я должен послать в Петербург в конце недели¹.

Между 5 и 10 числом будущего месяца я поеду в Париж; приду пожать вам руку. А пока "farewell" {"прощайте" (англ.).}.

И. Тургенев.

2003. Морицу Гартману

С немецкого:

Баден-Баден.

Шиллерштрассе, 277.

Среда, 15 мая 1867.

Мой дорогой друг,

Госпожа Рашет была здесь и, вероятно, сообщила вам, что делается в Бадене.- Погода великолепна, мир упрочен¹, и моя нога выздоравливает.- Я не смею надеяться увидеть вас здесь в скором времени; но если вы приедете, и со своей милой женой, которой я в свою очередь отвечаю на ее приветствие, вы должны остановиться у меня. Я старый холостяк, но мне уже случалось давать у себя приют целым "ménages" {"семьям" (франц.).}². Подумайте-ка об этом!

Для меня большая честь - статья вашего пера в "Ergänzungs-blättern"!³ Специальной работы о моей литературной и т. д. деятельности, к сожалению, я не знаю, в русских газетах разбросано много заметок⁴ - но я не имею их под рукой,- и такая болтовня, которую обо мне извергнул Ламартин (он оказал мне честь, посвятив мне целый номер своих "entretiens") {"бесед" (франц.).}⁵ - вам даст мало. Что касается до биографических фактов, то за три года новых не появилось - к счастью, "pas de nouvelles - bonnes nouvelles" {"вестей нет - хорошие вести" (франц.).}. Я написал несколько новых вещей - это всё⁶. У вас имеется французский перевод "Отцов и детей"⁷. Эта маленькая книга из всех моих произведений имела больше всего влияния на новейшее формирование общества, по крайней мере части его, в России,- и я являюсь крестным отцом "нигилизма", о котором в последнее время так много говорят.

Я сердечно порадовался счастью Катерины, это действительно благо для всей семьи⁸. Постыдная, к счастью, уже ныне опровергнутая клевета состояла именно в том, что Кат<ерина> якобы была любовницей бельгийского короля (!!) и что ребенок - его ребенок, потому что Орлов импотентен (!!?). Это столь бесчестно - только князь Долгоруков был бы способен такое высидеть.

Итак, возможно, до встречи, и самое горячее рукопожатие - вам и вашей милой жене.

Ваш

И. Тургенев.

2018. Полине Брюэр

С французского:

Баден-Баден.

Шиллерштрассе, 7.

Пятница, 7 июня 1867.

Дорогая девочка,

Я получил твое письмо одновременно с письмом от г-жи Иннис; она сообщает мне, что сняла для меня комнату в гостинице "Байрон", на улице Лаффитт, как я ее и просил, с 15-го числа. Я рассчитывал пробыть в Париже {Далее зачеркнуто: потом} три дня, а потом навестить тебя в Ружмоне. И вот узнаю, что ты также собираешься приехать в Париж к этому времени. Сообщи мне в гостиницу "Байрон", не изменила ли ты своего намерения: я был бы этому очень рад - мы смогли бы вместе побывать везде¹. Не хочу оправдываться в том, что пренебрег возможностью обнять тебя, но я невольно улыбнулся твоим словам о празднествах в Баден-Бадене: со времени своего возвращения твой светский отец не только в Конверсацьон² ни ногой, но и решительно никого не видит. В любом случае - мы вскоре увидимся - а пока обнимаю тебя от всего сердца и шлю тысячу приветов всем твоим.

И. Тургенев.

P. S. В субботу, 15 июня, в 6 часов утра я буду в гостинице Байрон".

2021. Людвигу Пичу

С немецкого:

Баден-Баден.

Шиллерштрассе, 7.

Вторник, 11 июня 1867.

Мой дорогой друг, Ваше письмо пришло сюда слишком поздно, и ответ мой не застал бы вас уже в Берлине. Поэтому пишу в Париж¹ - чтобы сказать вам, что в пятницу 14-го я еду туда же и остановлюсь в гостинице "Байрон" на улице Лаффит. Приходите туда в субботу к 8 1/2 часам утра - или же в 12 часов в русский ресторан на территории выставки². Я вручу вам тогда все необходимые рекомендации³.

Итак, до скорого свидания.

Ваш И. Тургенев.

2025. Полине Виардо

С французского:

Париж,

Гостиница "Байрон",

улица Лаффит.- Суббота,

15 июня 1867. 8 ч. утра.

Дорогая госпожа Виардо,

Ровно в 5 часов мы вошли в вокзал; в 6 я расположился в комнатке, где едва могу повернуться; в 7 принимал ванну и думал о м-ль Берте¹ - поскольку, надо признаться, только в Париже можно получить подобные удобства. Сейчас я вернулся и через полчаса отбываю².

Я нашел: 1) письмо от Полинетты, извещающее о ее приезде сегодня вечером и о том, что я буду находиться в ее распоряжении весь завтрашний день; 2) записки от Мериме, Дюкана, г-жи Делессер, Таля³ - но ничего от Поме и никакого билета на "Ромео"⁴. Таким образом, я не еду в Ружмон, и ничто не помешает мне уехать отсюда в четверг.- Надо вам сказать, что в настоящий момент я задыхаюсь: бутылка вишневой водки разбилась у меня в чемодане, и все мои вещи пропитались запахом алкоголя, так что можно подумать, будто я закоренелый пьяница. Мне не удалось найти подходящей шляпы - придется пугать парижан и впредь.

3ч.

Я встретил Таля и моего друга Григоровича на Выставке⁵, это походило на ураган - я пробыл там совсем мало, чтобы сохранить себя на завтрашний день. Таль заставил меня поесть икры, которая, несмотря на все ее достоинства, вызвала у меня б