Главная » Книги

Вяземский Петр Андреевич - Записные книжки (1813-1848), Страница 12

Вяземский Петр Андреевич - Записные книжки (1813-1848)


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30

государи возвышаются над своим народом так, что могут опереться рукой на его голову; только русский император стоит в одиночестве на высоком столпе и в минуту опасности ему не на кого и не на что опираться (фр.).}. Здесь Красиньского очень ласкают. Я полагаю, что лучи Наполеона на нем, несколько мерцающие, светят им в глаза. А если они в виде его думают обласкать Польшу, то расчет не верен. Красиньского вовсе теперь в Польше не уважают. Кое-какая национальность, которою он пользовался, возвратившись с остатками Польско-французскими, войсками герцогства Варшавского, уже в обрусевшую Варшаву, совершенно выдохлась на Бельведере и в особенности в Сенате по последним делам государственного суда. Впрочем, у нас не узнаешь, чем понравишься. Может быть, в нем то и полюбили, что нация отворотилась от него. А между тем в нем есть какая-то смелость, разумеется, несколько пьяная и вообще никогда не трезвая, то есть нравственно трезвая, обдуманная, основанная. В Петергофе гласно фрондирует он с фрейлинами, за обедом солдатизм; находит сходство в Софии Урусовой с Лавальерой... Le Jacobonisme du despotisme {Якобинство деспотизма (фр.).}: его выражение. J'ai des crapauds qui viennent dans ma chambre, personne ne lesvoit, parce que c'est chez moi qu'ils viennent {В мою комнату являются жабы, никто их не видит, потому что они являются именно ко мне (фр.).} 40.
   Биб[иков] рассказал мне рассказанное ему Б.:41 однажды вбегает к нему жандарм и подает пакет, подкинутый на имя его в ворота. Распечатывает и находит письмо к государю с надписью: весьма нужное. Едет, отдает его. Г[осударь] раскрывает его, и что же находит: донос на сумашествие Муравьева "А в доказательство, что ваш г-н статс-секретарь истинно помешан, прилагаю у сего сочинение его". Госуд[арь] говорит: "Что с этою бумагою делать? Отослать ее к Муравьеву и спросить мнение его". Покойный король Англии еще в молодости был болен. Доктора запрещали ему выезжать, а ему хотелось в маскарад, и на увещание докторов отвечал он версетом Евангельским: "Блаженны умирающие in domino" {Каламбур: во господе (лат.), в домино.}.
  

19-го [июля]. Ревель.

  
   Я приехал 15-го вечером. 16-го, 17-го купался по одному разу в день. 18-го два раза и, надеюсь, впредь также. 16-го был концерт в зале Витта. 17-го бал у Будберга. Ревельские розы по-прежнему свежи и по-прежнему некоторые из них пахнут не розою. Дорогою прочел я "Le connetable de Chester" ["Коннетабль честерский"]. Вальтер Скотт тут немного мелодрамничает. В мае "Revue francaise" ["Ревю франсез"] очень хорошая статья о нынешней Швеции. Кажется, Бернадоте слишком отказывается от прежнего республиканизма своего. Напрасно. Австрия и Россия не спасут его или, по крайней мере, династии его: ему более другого должно прямодушно связаться с народом своим и опереться на том, что он сделает в пользу народа. Наполеона пример перед ним. La legitimite [законность] свое возьмет, и Оскар, если пойдет по следам отца, то есть наперекор сильного, конституционного направления, однажды уже данного Швеции, не усидит. Французские кадрили его в Петергофе и Гатчине не выкупят его в черный день. Главы оппозиции на долгом Сейме 1828-1830: Charles Henri, baron H'Anckarsward [Шарль Анри, барон д'Анкарсуард], сын маршала Сейма, ознаменованного переворотом 1809 года, de Rosenschield, de Hyerta, le comte de Kralich, M. de Rosenquist. M. de Sillen se plaingnit de ce que le son des cloches le matin et le soir, incommodait le public {Де Розеншильд, де Иерта, граф де Кралих, г-н де Розенкист. Г-н де Силлен жаловался на то, что утренний и вечерний звон колоколов мешал обществу (фр.).}.
   В Палате крестьянской оппозиционные главы: Anders Danielson [Андерс Даниэльсон], Gaspard Wikman [Гаспар Викман], Lars Anderson [Ларе Андерсон]. Красноречивый Nils Mausson, paysan de Scanie [Нильс Мауссон, крестьянин из Скании]. "Швеция, - сказал он в одной речи своей,- особенно обязана журналам. Они дали нам знать, что есть французский маршал, соединяющий с смелостию и дарованиями блестящими великодушное человеколюбие к шведским военнопленным: сей маршал ныне наш царь. - Если за двадцать лет пользовались бы мы свободою печатания, думаете ли вы, что Финляндия, треть державы нашей, была бы отторгнута от нас предательством ее защитников. Будет ли зависеть от прихоти царского канцлера лишить нас сего источника познаний? Должно ли будет верить нам непогрешимости его, подобно кафоликам, верующим в непогрешимость папы, предками нашими отверженную. Бог, сотворя мир, сказал: "да будет свет" и бысть. Создатель хотел ли, чтобы сей свет был нам чужд? Когда он послал сына своего спасти мир, сей божественный искупитель запечатлел свой подвиг и свое учение следующим правилом: грядите стезею света, христиане! Как осмелиться нам блуждать во тьме". В начале апреля нын[ешнего] года журнал Medbor Garen [Медбор Гарен], издаваемый Анкарсвердом и Hjerta [Иерта], был запрещен42.
  

20-го [июля].

  
   Вчера отправил большое письмо к жене. Купался в седьмом часу утра и в два. Ездили в Тишерт с Ревельскою публикою. M-lle Benckendorff est la reine de l'Esthonie et M-lle Morenschield le P[rince] royal {Мадемуазель Бенкендорф является королевой Эстонии, а мадемуазель Мореншильд королевским принцем (фр.).}. В самом деле в ней что-то пажеское, херувимское, но не херувима библейского, а Бомаршевского. Жена барона Палена, генерал-губ[ернатора], урожденная Гелъвециус. Она была совоспитанница, бедная, первой жены его, из фамилии Эссен. Ныне первая дама Эстляндского герцогства. Скромность, смирение первой половины жизни сохранились в ней и на блестящей степени. Довольно миловидна, что-то птичье в лице. Баронесса Будберг сказывала мне, что до приезда дона Мигеля в Вену lefils de Fhomme {Сын человека (фр.) (условное обозначение сына Наполеона).} мало знал об отце своем, имел о нем одно темное, глухое предание. Тот ему все высказал. Это несогласно с сказанным мне графинею Фикельмонт, которая уверяла меня, что он был очень хорошо воспитан и полон славою отца43. Не глупо ли, что мы говорим и пишем Гельвеций, по какой-то латинской совести, весьма неуместной в этом случае? Что за латинское слово le fermier-general Helvetius? {Откупщик налогов Гельвециус (фр.).} Об этом латинизме нашем кстати сказать: заставь дурака богу молиться, он себе и лоб расшибет. Следовательно, и живописца нашего, Гипиус, должно перекрестить в Гипия. А графа Брюс, как же? в Брюй, или в Брьий?
  

21-го [июля].

  
   Вчера купался два раза, в 10-м часу утра и в 10-м часу вечера. Море меня подчивает валами. Так и валит. Оно одно здесь кокетствует со мною. Хромота моя не дает сблизиться с царицею и с принцем. Один вальс сближает. Обедал у Будберга: там Пален, Паткуль, комендант, Данилевский небритый и сердитый на ревельский песок, М-me Бланкенагель из Риги. Будберг, адъютант Дибича, был послан из Андрианополя в Константинополь уже по заключению мира с известием, что если через три дня не исполнит Диван условий, ему предписанных, фельдмаршал велит двинуться своему авангарду. Гордон, английский министр, говорил Будбергу: чего хочет ваш фельдмаршал? Истребления Оттоманской империи? От него зависит. - Вечером бал в салоне Витта. Немецкая бережливость: допивали и доедали запасы, оставшиеся от вчерашнего пикника в Тишерте. С Будбергом, губернатором, выгодно пускать шутки в оборот; с одного его берешь сто процентов. Он всему смеется за сто человек. Я рассказывал ему о Ланжероне, слово его Паулуччи при отставке последнего: "Eh bien, general, vous etes dehors. - Oui, mais l'empereur a ete si bon... Ah, oui, je vois, vous etes dedans" {Ну вот, генерал, вы и в отставке.- Да, но император был так добр... - Ах, да, я вижу, вы попали в ловушку (фр.). (Игра слов: dehors - снаружи, dedans - внутри).}. - Слово его же: "Ваше превосходительство, порох_у_ не бойтесь, но ви его и не видумал_и_" - или ответ его государю Александру на вопрос, о чем говорят Милорадович и Уваров: "Pardon, Sire, ces M. Mrs, parlent francais, je ne les comprends pas" {Простите, государь, эти господа говорят по-французски, я их не понимаю (фр.).} - и он так расхохотался, что я боялся за него удара. Весь побагровел и валек на затылке его вздулся пуще прежнего44.
  

22-го [июля].

   Вчера купался в десятом [часу] утра и в десятом вечера в дождь. Дождь помешал мне ехать в Виттов салон. Сегодня писал я коротенькое письмо к жене. Вчера перечитывал несколько глав перевода "Адольфа". Государь в проезд свой через Дерпт был всем очень доволен, но увидел одного студента без галстуха и заметил о том Палену. Пален сделал выговор студенту, наказывая ему, чтобы он впредь так не ходил. Студент с удивлением отвечал, что у него галстуха и в заводе нет. Его посадили в карцер. "Ехаmen critique et resonne de l'enseignement dit universel, ou methode Jacotot, par M. Durivan" {Критическое и обоснованное обследование так называемого универсального обучения, или метод Жакото, сочинение г-на Дюриван (фр.).}. Опровержение методы ("Revue encyclop.", Novem., ["Ревю энсикл.", ноябрь] 1829)45. У нас по ценсурному уставу сочинения автора 25 лет по смерти его обращаются в общественную собственность. У французов после 20 лет. Следовательно, у нас нужен был бы по крайней мере 50-ти-летний срок. По деятельности, урожаю сам-двадцать, сам-тридцать изданий в книжной торговле право давности во Франции не может быть в соразмерности с нами. Возьмите, например, сочинение посмертное, которое наследниками напечатается год или два после смерти автора. Едва успеет выйти два издания, если сочинение огромное, и наследники уже лишатся своего достояния.
  

24-го [июля].

   Купался два раза, в 8-м [часу] утра и в 10-м вечера при луне. Кажется, уж слишком поздно. Обедал у Клюпфелей. После обеда пели Кольбарсы. Была молодая румяная баронесса Сакен; очень умильно и живо на меня поглядывала. Что же вышло? Она сходила с ума именно от любви к мужчинам и осталась одна любовь. Третьего дня был у Россильона, говорили о здешней мануфактурности, которой почти вовсе нет. Стеклянный завод, о коем писал мне Дружинин, уже не существует. Какой-то Унгерн заводит хорошую фабрику суконную; но она еще не в ходу. Есть где-то шляпная фабричка. Вообще, по словам Россильона, здесь нет фабричного движения, а одно рукоделие. По деревням ткут полотна, крестьяне ткут сукно себе на платье, или bure {Грубая шерстяная ткань (фр.).}. Шварц, фабрикант близ Нарвы, имел поставку одного офицерского сукна и получил большие пособия в прежнее царствование. Он был как-то употреблен прежде dans les fonds {В верхах (фр.).} и оказал услуги. Начинают здесь заниматься овцеводством. Эстландия и в особенности Ревель должны, кажется, пользоваться торговою и земледельческою промышленностью. Но порты заперты и хлеб без цены.
  

27-го [июня].

  
   Вчера купался утром в 8-м. часу и перед обедом в третьем. Обедал у Будберга. Говорили о фабрике записок, между прочими Gabrielle d'Estres [Габриэль д'Эстре], которая, вероятно, и грамоты не знала. Я говорил, что, восходя таким образом выше и выше, дойдут до записок Адама и Евы. После был у Левенштерна, виц-губер[натора]. Перед его дачею Христинский луг, так называемый потому, что был подарен царицею Христиною городу. Видел Магницкого, разговорчив и взглядывающий украдкою. Странная мысль сослать его в Ревель. Сказывают, Сперанский сказал: как можно послать Магн[ицкого] в Ревель? Туда посылают для здоровия, а он присутствием своим отравит воздух46. Вечером в салоне. Была царица. Написал я письмо к Россильону о здешних фабриках. Сегодня кончил я мой пересмотр "Адольфа".
  

26-30 [июля].

  
   Вчера купался два раза, утром и перед обедом. Вечер плясовый у Новосильцевых. La Reiney etait {Царица там была (фр.).}.- Старик Бенкендорф] отец жандармского] был очень рассеян и ленив. Он должен был писать раз в год императрице и так тяготился этою обязанностью, что перед наступавшим сроком говаривал: "J'aimerai presque plutot aller moi-meme" {Я бы скорей согласился пойти туда лично (фр.).}. А жил он в Ревеле. О нем же рассказывают, что он у кого-то засиделся на бале, долго после конца бала и удивлялся и досадовал, что хозяин не едет.- Сегодня писал к жене47.
  

27-го [июля].

  
   Купался вчера два раза до обеда. Вечером был у Тизенгаузен и потом с ними у Будберг. Старик Бенкендорф рассказывал Будбергу о времени волокитства Павла за Нелидовою в Гатчине осенью. Однажды пришел он в гостиную: перед маленьким столом, на котором стояли две свечи, сидел велик[ий] к[нязь] с Нелид[овой]. В глубине комнаты догорал огонь в камине. Разговор между двумя лицами был жив и вполголоса. Третьему лицу было тут неловко. Не смел он молчать всегда и слушать, не смел вмешиваться в разговор. Наконец Пав[ел] Петр[ович] говорит ему: "Eh bien, M-r de Benkendorff, vons ne vous occupez plus de politique? - Et pourquoi non, votre Altesse? - Mais voici sur la cheminee la gazette de Hamburg et vous n'en prenez pas connaissance" {- Что же, г-н Бенкендорф, вы больше не занимаетесь политикой?- Почему же нет, Ваше высочество?- Но на камине лежит гамбургская газета, а вы с ней не знакомитесь (фр.).}. Бенкендорф отправился к камину и на беду его лежало на нем одно прибавление к газете. Делать нечего: читать должно при мерцающем свете потухающего камина. Чтение его продолжалось более часа. - Это напоминает сцену Папатачи в "Италианке в Алжире". - Вот французам дать бы эту оперу в Алжире при дее. Cela va devenir une piece de circonstance d'a propos a Paris {Это будет пьесой на злобу дня, и она придется очень кстати в Париже (фр.).}.
  
   Уж через час ее не будет между нами:
   Светило милое, которым небосклон
   Пред нашим взором был так пышно озарен,
   Сокроется от нас густыми облаками 48.
  
   Был я сегодня в эстляндской церкви. В темной глубине ее живописно пестреют разноцветные шапки эстляндок. Приятно видеть эту чернь грамотную с молитвенниками в руках. Перед выходом две старухи подходили друг к другу, приветствовались рукопожатием и одна у другой поцеловала руку. Я говорю, если привелось быть русским подданным, зачем бы уж не родиться эстляндцем, лифляндцем, курляндцем? Все же у них есть какое-то минувшее, на котором опирается настоящее c правами своими. Мы по пословице французской между минувшим и будущим - - - на землю49. Сказывают, и ныне существует во всей древней силе своей вражда между курляндцами и лифляндцами.
  

28-го [июля].

  
   Сейчас ходил осмотривать сахарный завод. Клеменс сдал его Гартману за 2500 р. в год (по словам подмастерья, поляка из Минска, а вероятно жида: за 5000), он же получает часть в привилегированной плате от казны на 140 тыс. пудов, на десять лет, данной Клеменсу. Но зато песок должны они получать из Петербурга]. Гартман говорит, что ему было бы выгоднее получать из Гамбурга или прямо из Лондона. Вываривается 25 000 пудов. Можно бы и более по устройству завода, до 100 тыс., по словам хозяина, до 300 тыс., по словам подмастерья; но нет выгоды выработывать более, нежели количество, требуемое Ревелью, Дерптом, Пернау. Производство по-старинному. Гартман не доверяет паровому производству. Берт предлагал Петербургским] заводчикам купить у них секрет за 400 тыс. и с тем, чтобы у него же заказать все машины, всего около на миллион. Они просили доказать им прежде на опыте, что производство его выгоднее, и тогда купят они секрет. Но он на испытание не согласился. В доказательство, или в подтверждение своему неверию, показал мне Гартман патоку, купленную у Берта, в которой еще хранятся частицы чистого сахара, так что из 60 пудов купленной им патоки надеется он выварить еще пудов 20-ть сахару, чего быть не должно и чего нет в его патоке, уже очищенной от сахара. По словам его, Берт с досады на заводчиков, не купивших у него секрета, завел свой завод и продает сахар свой в убыток и в подрыв другим. Заводчики жаловались, но правительство не могло помешать Берту продавать сахар по цене, какая ему угодна. Дали другие привилегии (но, по словам Гартмана, вероятно, на то же производство с легкими изменениями) Мольво и другим. Он замечает и то, что если паровое производство было бы признано лучшим, то в Англии, в Гамбурге покинули бы старинную методу, а между тем некоторые ее держатся. Нужно около 200 тыс. для устройства завода по Бертовской методе. Содержание завода здесь не дешевле Петербурга ни по части дров, ни по части работы. Одна выгода, что он дешевле нанимает завод. Он говорит, что довольствуется рублем барыша на пуд. По мнению его, свекловичный песок не выгоден. Можно составить из него лучший рафинат, но другие переработки уже не доставляют такого хорошего сахара, как из другого песка; так что фунт сахара, обходящийся поэтому в 80 гривен, по свекловичному обойдется в рубль. Из пуда песка выходит около 36 фунтов сахара. В свекловице много кислых частиц, которых совершенно отделить нельзя и которые портят нижние сахары.
   Вчера купался два раза перед обедом. Обедал у Будберга. Вечером был у Дивова, прежде у витрификатора. Шалунья Россети писала: "a Marie Cluet [?]: exploitez Wiasemski, il est aimable qnand il ne le veut pas trop" {Марии Клюэ: "Используйте Вяземского, он может быть любезным, если сам не слишком к тому стремится" (фр.).}. Дам же я ей за это. - У Нелидовой сундук с письмами Павла и своим журналом. - Сегодня Матвей просился у меня пойти посмотреть Барона, которого здесь держат в церкви на место святого (due de Croy [Герцог де Круа]). По его мнению, он сохранился от прохлаждения тела на счет здешних купаний. Карамзины платят по 10 коп. за каждую змею, которую поймают около дома. Солдаты-сенокосы приносят их. Однажды дали одному 20 копеек за змею. На другой день приносят новую и получив 10 копеек солдат говорит: "Нет, пожалуйте 20 коп. - Да ведь вам сказали, что будут давать по 10. - Нет, воля ваша, а нам по этой цене ставить нельзя".
  

31-го [июля].

  
   Эти дни купался по два раза. Сейчас возвращаюсь из моря в десятом часу вечера на прощание.
  
   В твои <холодные> прохладные объятья
   Кидаюсь я в последний раз.
   Облобызаемся, как братья,
   О, море! в сей прощальный час.
  
   Впечатления этих дней: прибытие флота - обстроилась пустыня моря. Вчера 30-го ездили на корабль "Император Александр". Капитан Сущов. Говорил: что был Христос для христиан, Петр Великий был для русских. На одном маневре морском на днях корабль, на котором находился император, был вслед за кораблем "Петр Великий". Замечено флотом. Кивера - ведра для залития в пожар. 28. Блестящий салон: девицы Краузе из Петербурга]. M-me Knoring [Г-жа Кноринг] из Дерпта, что называется по-польски przystoyna kobieta {Красивая женщина (польск.).}. Вчера пир в Вимсе. Через два часа сажусь в коляску. Еду в Петерб[ург]. Отправил письмо Софии к царице50.
  

4-го августа. С.-Петербург.

  
   Выехал я из Ревеля во втором часу ночи на 1-е число. Приехал в Нарву часу в первом ночи. Ночевал, на другой день утром ездил я с управляющим Нарвскою полициею осмотривать фабрики суконную, уксусную, где, между прочим, подчивали меня хорошим сотерном, рейнвейном и шампанским. Выехал я из Нарвы в два часа днем и прибыл в Петерб[ург] в 5 утра. Нарва пользуется своими правами. Правители его избираются из купечества. Кнутом не секут, а есть розги в известную меру, которые считаются парами, так что за смертоубийство дается не более 120 удара. В Нарве сад порядочный и сам садовник махровая роза или махровый розовый пион. Город очень падает, а прежде процветал торговлею. Придв: апт: сод: в к. около 7 л. каждые 3 м. долж. б. дон. о н. ц. Жил он очень смирно {Расшифровываем: Придворный аптекарь содержался в крепости около 7 лет, каждые 3 месяца должны были доносить о нем царю.} 51. В Ревеле 31-го знали уже о делах Франции. Француз de Vienne [Вьенн] или что-то на это похожее получил о том письмо от брата. Что может быть нелепее le Rapport au Roi [Доклада королю] 25 июля? О печатании везде говорится тут, как о каком-то существе, забывая, что оно орудие. Разве одна оппозиция выдает журналы? И министерство имеет свои. Если оппозиционные более действуют на мнение, то доказательство неопровергаемое, что министерство не симпатизирует с мнением. Таким образом, можно и о даре слова qu'il est dans sa nature de n'etre qu'un instrument de desordre et de sedition {Что его свойство - быть только орудием беспорядка и мятежа (фр.).}. При Нероне язык был орудие проклятий, при Тите орудием благословения52.
  

6-го [августа].

  
   Писал я к жене 4-го и сегодня, и Карамзиным сегодня.
  

18-го[августа], Остафьево.

  
   Все мое пребывание в Петербурге, до 10-го числа было отдано на съедение хлопотам об отъезде, выправке нужных бумаг от министра, департамента etc. Однажды обедал я у министра: он был ласков, но, кажется, озабочен французскими делами. При всей холодной сухости его в нем много внимательности. Говоря о Шатобриане, он сказал: касетчик (газетчик) и министр как-то вместе не ладят, и, как будто спохватись, прибавил: "хотя, разумеется, литература весьма благородное дело"63. Далее, замечая, что свобода французов есть только желание сбить министров с места и заместить их, прибавил он: "хотя истинную свободу я очень почитаю".
   Французская миссия показалась мне жалко глупа в эти важные обстоятельства. Лагрене даже сдуру танцевал с детьми у [графин]и Бобринской. У меня были два спора, прежарких с Ж[уковским] и П[ушкиным]. С первым за Бордо и Орлеанского. Он говорил, что должно непременно избрать Бордо королем и что он верно избран и будет. Я возражал, что именно не должно и не будет. Si un diner rechauffe ne valut jamais rien, une dynastie rechanffee vaut encore moms {Если подогретый обед никуда не годится, то подогретая династия - того менее (фр.).}. В письме к Карамзиным объяснил я и расплодил эту мысль54. С П[ушкиным] спорили мы о Пероне. Он говорил, что его должно предать смерти и что он будет предан pour crime de haute trahison {За государственную измену (фр.).}. Я утверждал, что не должно и не можно предать ни его, ни других министров, потому что закон об ответственности министров заключался доселе в одном правиле, а еще не положен и, следовательно, применен быть не может. Существовал бы точно этот закон и всей передряги не было, ибо не нашлось бы ни одного министра для подписания <пяти> знаменитых указов. Утверждал я, что и не будет он предан, ибо победители должны быть и будут великодушны. Смерть Нея и Лабедоиера опятнали кровью Людовика XVIII. Неужели и Орлеанский, или кто заступит праздный престол, захочет последовать этому гнусному примеру. Мы побились с П[ушкиным] о бутылке шампанского. Говорят о каком-то завещательном письме Люд[овика] XVIII, в котором предсказывал всю эту развязку55.
   10[-го] выехали мы из Петербурга] с Пушкиным в дилижансе. Обедали в Царск[ом] Селе у Жуковского. В Твери виделись с Глинкою. 14-го числа утром приехали мы в Москву. Жена ждала меня дома. Был я у к[нязя] Дмит[рия] Владимировича] и у Дмитриева. Голицын видит во французских делах второе представление революции. Смотрит он задними глазами. Денис говорит о нем, что он все еще упоминает о нынешнем, как об XVIII веке, так затвердил он его. Поехали мы с женою в Остафьево. 15-го праздновали имянины Маши. 16-го были в Валуеве у молодых Пушкиных. Графиня Эмилия шутя поцеловала у меня левую руку. Все ахнули и расхохотались. 17-го писал я в Ревель к Карамзиным 56.
  

Остафьево, 25-го [августа].

  
   Бедный Василий Львович скончался 20-го числа в начале третьего часа пополудни. Я приехал к нему часов в одиннадцать. Смерть уже была на вытянутом лице и в тяжелом дыхании его. Однако же он меня узнал, протянул мне уже холодную руку свою и на вопрос Анны Николаевны: рад ли он меня видеть? (с приезда моего из Петерб[урга] я не видал его) отвечал он слабо, но довольно внятно: очень рад. После того, кажется, раза два хотел он что-то сказать, но уже звуков не было. На лице его ничего не выражалось, кроме изнеможения. Испустил он дух спокойно, безболезненно, во время чтения молитвы при соборовании маслом. Обряда не кончили, помазали только два раза. Накануне был уже он совсем изнемогающий, но увидя Александра, племянника, сказал ему: "как скучен Катенин!" Перед этим читал он его в "Литерат[урной] Газете". Пушкин говорит, что он при этих словах и вышел из комнаты, чтобы дать дяде умереть исторически. Пушкин был, однако же, очень тронут всем этим зрелищем и во все время вел себя, как нельзя приличнее. На погребении его была депутация всей литературы, всех школ, всех партий: Полевые, Шаликов, Погодин, Языков, Дмитриев и Лже-Дмитриев, Снегирев. Никиты Мученика протопоп в надгробном слове упомянул о занятиях его по словесности и вообще говорил просто, но пристойно67. Я в Пушкине теряю одну из сердечных привычек жизни моей. С 18-ти летнего возраста и тому двадцать лет был я с ним в постоянной связи. Сонцев таким образом распределил приязни Василья Львовича: Анна Львовна, я и однобортный фрак, который переделал он из сюртука в подражание Павлу Ржевскому. Черты младенческого его простосердечия и малодушия могут составить любопытную главу в истории сердца человеческого. Они придавали что-то смешное личности его, но были очень милы.
   У Веревкиных 22-го вечером виделся я с вел[иким] кн[язем]. Он был ко мне очень внимателен, в первый раз после Варшавской моей истории. За ужином говорил, что ему все равно ночью не спать только с тем, чтобы днем были indemnitee {Вознаграждения (фр.).}, упомянул он о indemnitee Ланжерона, прибавя, что хороши они теперь. И тут, обратясь ко мне, говорил о делах Франции. Le principe qui a amene ces consequences, говорил он, est fautif, il n'y apasle mot a dire: il faut maintenir ce qu'on a jure une fois, mais aussi tout ce qui s'est fait apres est odieux. Tout cela n'est que du jacobinisme {Слов нет, виновен первоисточник, который повлек за собой ряд последствий. Следует поддерживать то, что скреплено клятвой, но вместе с тем все, что произошло потом - отвратительно. Все это только якобинство (фр.).}. Хороша его коронация, говорил он об Орлеанском57.
   Вообще трудно судить заранее об этих происшествиях. Если все обдержится, усядется и укоренится, то, разумеется, революция эта будет прекрасною страницею в истории Парижа, но можно ли надеяться на прочность содеянного? Est-ce une grande pensee qui est venue du coeur? {Действительно, ли это великая мысль, которая идет от сердца? (фр.).} Тогда хорошо, но если тут одно личное честолюбие, то прока не будет. Впрочем, о многом и превратно судят: например, ужасаются трехцветной кокарде, забывая, что она знаменье не одной гильотины, а двадцатилетней славы, двадцатилетнего имперского господства Франции в Европе. Как французам отказаться от этого достояния из угождения к Бурбонам, которые доказали не раз, что они не умеют царствовать. Доселе все случившееся, за исключением нескольких театральных выходок Орлеанского, законно и свято, если святы права народа, искупившего их своею кровью и бедствиями разнородными; но по мне Орлеанский что-то ненадежен. Он не герой этой революции, а актер ее: следовательно, может силою обстоятельств быть вынужден играть и другую ролю или пересолить нынешнюю; а может быть и лучше, что в этой драме нет героя, pour-vu qu'il у aye de l'ensemble {Лишь бы только действовал в ней ансамбль (фр.).}. Революции на одно лицо суть революции классические: эта Шакеспировская 59. 21 [-го] обедали мы у Дмитриева с слепцом Молчановым. В министерстве они не ладили. Одно утро собрались у нас с Пушкиным: Бартенев-Костромской, Сергей Глинка, Сибилев, Нащокин Павел Воин[ович]. Возвратился я сюда 23-го. Вчера обедали у нас двое Олениных. Contes d'Espagne et d'ltalie par Mr. Alfred de Musset.
  
   Rafael
  
  
  
  
  
  ...La poesie
   Voyez-vous c'est bien... mais la musique c'est mieux.
   La langue sans gosier n'est rien - voyez le Dante;
   Son Seraphin dore ne parle pas - il chante!
   C'est la musique, moi, qui m'a fait croire en Dieu.
   (Les marrons du feu) {*}.
   {* Сказки Испании и Италии, соч. г-на Альфреда де Мюссе.
  
  
  Рафаэль Поэзия прекрасна,
   Но только музыка - наперсница души.
   Язык без горла - нем. Того же Данте мненья:
   У ангелов его в устах не речь, а пенье.
   Уверовать в творца мне музыка дала.
   (Каштаны из огня)
   Перевод Ю. Корнеева.}
  
   Мне также приходило в голову утвердить превосходство музыки над живописью тем, что ангелы не живописуют, а воспевают славу Всевышнего. В этих сказках много бюрлескного, много шалостей, но много и прелестного, совершенно нового. Строфы "Mardoche" ["Мардоша"] напоминают строфы "Don Juan" ["Дон Жуана"]60.
   23-го отдал молодому Озерову письма в Варшаву: к Нессельроде, Тимирязеву.
  

Сентября 3-го дня, Остафьево.

  
   Последние дни августа провел в Москве. Был бал 26-го у к[нязя| Сергея Михайловича. Странно, что был бал у него, но и то странно, что у куратора не было ни одного члена университетского. Наши вельможи думают, что ученость нельзя впускать в гостиную. Голицын, как шталмейстер, который конюшнею заведывает, но лошадей к себе не пускает. Велик[ий] к[нязь] был на бале. 28-го был бал подписной в доме Дурасова.- Говоря о возможности войны и о том, что будто предложен был вопрос: нужно ли объявить войну? слепец Молчанов сказал мне, что если он был бы в этом совете, то отвечал бы, что задача самого вопроса заключает в себе ответ и отрицание. Когда спрашивается, что должно ли начать войну, то уже верно, что не должно; ибо в случаях обязательства воевать в силу договора или в случаях вторжения неприятельского в границы, тут нечего и спрашивать. Писал я с Бартеневым к Ланскому в Кострому. В Остафьеве написал к Мещерской, к Толмачову, к Жуковскому, к Хитровой, Дмитр[ию] Бибикову. В последних трех письмах о Глинке: с письма к Биб[икову] оставлена копия.- 28-го ездил представляться велик [ому] князю 61.
  

Остафьево, 3-го октября, пятница.

  
   Сегодня минуло две недели, что я узнал о существовании холеры в Москве. 17-го вечером приехал я в Москву с Николаем Трубецким. Холера и Парижские дела были предметами разговора нашего. Уже говорили, что холера подвигается, что она во Владимире, что учреждается карантин в Коломне. Я был убежден, что она дойдет до Москвы. Зараза слишком расползлась из Астрахани, Саратова, Нижнего, чтобы не проникнуть всюду, куда ей дорога будет. 18-го меня давило какое-то предчувствие. Вечером был я у Кутайсова, где нашел Льва Перовского, возвращающегося из Казани и далее: он следовал за болезнью, которую настигал в разных губерниях и по наблюдениям своим уверял, что она наносная. Вообще все думали, что она поветрие, и потому и дали ей ход. Мнение его еще более подтвердило мое. На другой день поехал я к Николаю Муханову, чтобы узнать о действиях холеры и Закревского, проехавшего через Москву, и о средствах защищаться против неприятеля, если он приступит. Нашел я у него Маркуса и узнал, что неприятель уже в Москве, что в тот же день умер студент, что умерло в полиции несколько человек от холеры. Меня всего стеснило и ноги подкосились. Отсутствие жены, поехавшей <в Москву> к матушке, неизвестность, что благоразумнее: перевезти ли детей в Москву, или оставаться в деревне, волновали и терзали меня невыразимо. Наконец, решился я на Остафьево: запасся пиявками, хлором, лекарствами, фельдшером и приехал вечером в деревню. До нынешнего дня лихорадка сомнений, тоска держат меня.- Я писал к Карамзиным 2 раза, к Бибикову, к Дружинину, к Хитровой о Глинке, к Жуковскому, к Толмачеву раза два.- В день отъезда моего из Москвы, я забежал к Яру съесть кусок на дорогу, нашел тут Веневитинова, Зубкова, Аника и московского откупщика Мартынова. Говорил с первым о моих сомнениях, что делать: перевезти ли детей в Москву или нет, и о сожалении, что мой дом внаймах, говоря, что, кабы не это, я переехал бы с детьми тотчас в Москву. После обеда откупщик этот мне предложил верхний этаж дома Киндяков а, им нанимаемого, если я только соглашусь подвергнуться строжайшим карантинным мерам, которые он в доме своем предпримет, если болезнь установится в городе.- После получил я в Остафьеве записку от Веневитинова, предлагающего мне также несколько комнат в доме своем. Это происшествие доказало мне, что я не мог бы быть нигде правителем. У меня много решимости в предначертании плана, но в самую минуту эту чувствую, что недостает силы, чтобы поддержать исполнение оного, не в отношении к себе, а в отношении к другим. У меня нет силы повелительной. Впрочем, и то сказать, что в службе, вероятно, имел бы я более энергии, имея более средств принудить к повиновению. Теперь нет у меня никого, кому мог бы я передать свои приказания с уверением, что они будут в точности исполнены: и эта неуверенность расслабляет волю. Приехав в Остафьево, горячо принялся я за учреждение предохранительных мер всякого рода, но не все выдержал. Повиновение не внушается разом: нужно взрастить его в привычках повинующихся. Мы с женою ездили к Четвертинским и на Калужской дороге встретили мужиков, возвращающихся из Москвы; они кричали нам: мор 62.
  

4-го [октября].

  
   В эти две недели прочел я "Записки кардинала Ретца". Что за imbroglio {Путаница (ит.).}, что за scene a tiroir {Сцена, лишенная всякой связи (фр.).}, вся эта драма de la Fronde [Фронды]. Волокитство и пронырство, de la galanterie et des intrigues {Галантность и интриги (фр.).} были душою ее. Под конец так запутаешься в множестве лиц, в многосложности мелких действий и побуждений, что потеряешь и нить. Всего замечательнее в этой книге политические и характеристические апофегмы автора. Из них можно составить катехизис в пользу возмутителей a l'usage des factieux. Парижское население действовало против Мазарина, как ныне против Полиньяка. Но ныне более благоразумия в поколении. Тогдашнее и самые главы возмущения действовали, как дети. Определяли начала, учреждали меры, приводили их в действие самыми крутыми способами и пугались последствий. Самый Ретц не знал, чего хотел, не говоря уже о принцах63. Прочел я и "Granby, roman fashionable" ["Гренби, фешенебельный роман"]. В самом деле, читая этот роман, думаешь, что переходишь из гостиной в гостиную. Нет ничего глубокого, нового в наблюдениях, но много верности. Кажется, если написать мне роман, то в этом роде 64: тут нет и ткани плотно сотканной, а просто перемена лиц и декораций. В переводе сказано, что роман сочинения лорда Норманди, а в "Globe" ["Глоб"] (из коего есть выписка в начале моего журнала) сказано, что он лорда Ribblesdale [Риблесдэла].- Вчера писал я к Карамзиным, к Дельвигу с отрывками к[нягини] Зенеиды, к Николаю Муханову и к Васильевой в Москву.
  

6-го [октября].

  
   Вчера писал я Жихареву, Ник[олаю] Муханову, к Д. В. Голицыну о грабительстве кордонных казаков, которые за деньги пропускают из города и впускают.- Приезд государя в Москву есть точно прекраснейшая черта. Тут есть не только небоязнь смерти, но есть и вдохновение, и преданность, и какое-то христианское и царское рыцарство, которое очень к лицу владыке. Странное дело, мы встретились мыслями с Филаретом в речи его государю. На днях, в письме к Муханову, я говорил, что из этой мысли можно было бы написать прекрасную статью журнальную. Мы видали царей и в сражении. Моро был убит при Александре, это хорошо, но тут есть военная слава, есть point d'honneur {Дело чести (фр.).}, нося военный мундир и не скидывая его никогда, показать себя иногда военным лицом. Здесь нет никакого упоения, нет славолюбия, нет обязанности: выезд царя из города, объятого заразой, был бы, напротив, естествен и не подлежал бы осуждению. Следовательно, приезд царя в таковой город есть точно подвиг героический. Тут уже не близ царя близ смерти, а близ народа близ смерти 65.
   Я прочел "Mes pensees" ["Мои мысли"] Лабомеля, которого знал доныне по щелчкам Вольтера. Он совсем умный человек: многие из политических мыслей удивительны по тогдашнему времени, в них есть предвидение. К тому же он знал тогда, чего не знали французы: Европы. Он говорит о Пруссии, Швеции, Англии. Вот некоторые из его мыслей: Le gouvemement militaire est tout nerf: mais s'il en a la force, il en a aussi toute l'aridite; le gouvernement commence par elever un Empire et finit par l'aneantir, semblable a ces remedes qui redonnent d'abord de la force au malade et qui finissent par lui oter la vie.- On peut juger de la puissance d'un Etat par le nombre d'hommes qu'il peut mettre sur pied et de l'affai-blissement de cet Etat par le nombre d'hommes qu'il met sur pied [?] (не в бровь, а в самый глаз).- Les grands sont comme les Hotentots: nous les trouvons admirables, quand nous leur trouvons le sens commun.- Les louanges d'un sot ne devraient pas me flatter et cependant me flattent pres-qu'autant que celles d'un homme d'esprit: un sot, dans le moment qu'il me loue devient homme d'esprit; l'homme d'esprit qui me loue n'est qu'un juge equitable.- M. de Fontenelle a dit: le naif est une nuance du bas. La Fontaine aurait dit: le naif est le sublime du naturel.- On sait qu'on est habile homme: on sent qu'on est grand homme.- Le sang froid est au politique ce que la verve est au poete.- Он оправдывает суд над Карлом и Кромвелем. Говорит о России. Параграф о Петре Великом: II batit pour l'eternite.- La Russie n'est qu'un geant enchaine; on la craint plus qu'elle n est a craindre.- Le merite de la plupart des rois est de l'etre, le defaut de quelques uns est de l'etre. - Les Anglais ont une excellente maxime: un prince vertueux n'a pas besoin d'un grand pouvoir: un prince vicieux n'en est pas digne.- On peut definir la constitution d'Angleterre: une constitution ou tous peuvent tout.- Il faudrait a la plupart des Etats un bon banquier pour roi (это сказано было за сто лет).- Il у a peu de belles vies en detail: les grands hommes ne le sont qu'en gros.- Много сильных истин о могуществе торговли на судьбы государств и народов.- Je voudrais bien savoir de quel droit les petits princes, un due de Gotha, par exemple, vendent aux grands le.sang de leurs sujets pour des querelles ou ils n'ont rien a voir. On s'est donne a eux pour etre defendu et non pour etre achete.- Il n'est pas possible qu'il у ait de bonnes tetes dans un pays, ou il n'est pas permis d'avoir le coeur haut.- Tel homme est irregulier dans sa conduite uniquement parce que sa position ne lui permet pas meme les plats plaisirs du mariage.- La premiere reflexion conduit les hommes au plaisir; с'est la seconde qui у conduit les femmes.- В некоторых местах возражения на Вольтера, но умеренные. В одном месте: И у a eu de plus grands poetes que Voltaire; il n'y en eut jamais de si bien recompenses, parce que le gout ne met jamais de bornes a ses recompenses. Leroi de Prusse comble de bienfaits les hommes a talent precisement par les memes raisons, qui engagent un prince d'Allemagne a combler de bienfaits un bouffon ou un nain.- Aujourd'hui tout est marchand. L'interet est le principe de tous les Etats. Si vous en exceptez la Turquie et un autre pays encore soumis a la crainte, le commerce est partout le supreme legislateur (за сто лет).- La religion chretienne adoucit les moeurs: mais n'a-t-elle pas enerve les courages? C'est le clerge qui a toujours confondu l'obeissance avec la servitude, с'est la religion qui a fait evoquer le clegre. C'est depuis J[esus] C[hrist] que l'univers a ete etonne de se voir esclave. Наполеон говорил, что он посадил бы Корнеля в свой Государственный совет: здесь почти та же мысль: un etranger, arrivant a Paris, fut fort surpris d'apprendre, que Corneille n'est pas ministre d'etat и проч.- Si j'etais roi!... "Si vous etiez roi, vous gou-verneriez l'Etat aussi mal que votre maison".
  
   [Перевод]
  
   Военное правительство полно энергии, но если оно и отличается силой, оно также отличается и бесплодностью; правительство начинает с того, что возвышает империю, и кончает тем, что сводит ее на нет. В этом оно подобно лекарствам, которые сперва придают больному силу, а затем отнимают у него жизнь. О могуществе государства можно судить по тому числу людей, которых оно может выставить (в армии), а о слабости этого государства по числу людей, которых оно выставляет. Вельможи подобны готентотам; они кажутся нам замечательными, когда мы находим у них здравый смысл. Похвалы глупца не должны были бы льстить мне и, однако, они льстят мне почти так же, как и похвалы умного человека: расточая мне похвалы, глупец становится умным человеком; если же меня хвалит умный человек, он является лишь справедливым судьей. Г. де Фонтенель сказал: наивность является оттенком низости. Лафонтэн сказал бы: наивность это верх естественности. Можно знать за собой качества ловкого человека; свое величие можно только чувствовать. Хладнокровие для политика является тем же, что вдохновение для поэта... [о Петре:] Он строил для вечности. Россия представляет собой гиганта в оковах; ее боятся больше, чем она того заслуживает.- Заслуга большей части царей в том, что их боятся, недостаток некоторых из них в том же. Англичане обладают превосходным правилом: добродетельный князь не нуждается в большой власти, князь порочный недостоин ее.- Можно определить конституцию Англии: конституция, при которой все - могут все. Большинству государств следовало бы иметь на месте царя хорошего банкира. О жизни достойных людей известно мало подробностей: о великих людях знаешь только в общем и целом...- Я бы очень хотел знать, по какому праву мелкие князья, какой-нибудь герцог де Гота, например, продают более крупным князьям кровь своих подданных за ссоры, в которых эти подданные не участвуют. Эти люди стали их подданными, потому что искали у них защиты, а вовсе не для того, чтобы их покупали. В стране, где не позволено иметь благородное сердце, не может быть и умных людей. Какой-нибудь человек проявляет непостоянство в своем поведении только потому, что в его положении ему не разрешены даже такие заурядные удовольствия, которые даются браком. Мужчины предаются удовольствиям при первом побуждении; женщины снисходят до них уже после вторичного размышления... Существовали поэты более крупные, нежели Вольтер; не было ни одного, кто получил такие же вознаграждения, ибо вкус никогда не ставит преград к своим наградам. Прусский король осыпает благодеяниями талантливых людей в силу тех побуждений, которые заставляют какого-нибудь немецкого принца осыпать щедротами шута или карлика. В настоящее время все продажно. Выгода - вот принцип, которым руководятся все государства. Если вы исключите из них Турцию и одну страну, еще находящуюся под гнетом страха, то всюду высшим законодателем является торговля. Христианская религия смягчает нравы: но разве она не приводила в отчание мужество? Духовенство всегда смешивало понятие покорности с рабством. Религия вызвала духовенство к жизни. Со времени И[исуса[ Х[риста] вселенная не переставала изумляться, видя себя в рабстве...
   Один иностранец, приехавший в Париж, был чрезвычайно удивлен, узнав, что Корнель не является государственным министром (и проч...) "Если бы я был королем..." "Если бы вы были королем, вы управляли бы вашим государством так же плохо, как вашим домом" (фр.).
  
   - Это напоминает слово Бороздина Шепелеву: "Если я имел бы счастие заседать в Государственном совете,- говорил Шепелев,- я государю сказал бы..." "Глупость", - прервал его тот наотрез66.

Категория: Книги | Добавил: Armush (26.11.2012)
Просмотров: 609 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа