Вяземский Петр Андреевич - Записные книжки (1813-1848)

sonne ne vous dira comme au Seigneur: que ta volonte soit faite). N'est il pas vrai que cet archidiacre est un archi-sot et un archifiacre? et que Voltaire a bien eu raison en disatnt:

   L'archidiacre Trublet pretend que je l'ennuie.

   La represaille est juste!

   Ce dernier hemistiche vaut a lui seul cent ouvrages de cent archidiacres. Et puis encore les vers du pauvre diable? Mon pauvre archidiacre, quel diable vous poussait-il d'attaquer Voltaire?

   "Il en est des vers comme de l'accent gascon, qui fait souvent tout le sel des mots gascons" (C'est encore de l'ami Trublet, mais cependant, cela n'en est pas plus mauvais pour cela)⁴.

  

   [Перевод]

   Трюбле, архидиакон Трюбле, в своем очерке о поэзии и о поэтах говорит, что "рифма по отношению к разуму является тем, чем является нуль по отношению к другим цифрам, он прибавляет им значение, а сам по себе значения не имеет. Следует, чтобы разум предшествовал рифме, как цифры предшествуют нулю. Случается, что вся поэма целиком представляет собой лишь подбор нулей". Неплохо сказано для архидиакона, но если вы хотите видеть архидиакона во всей красоте, прочтите следующее: "Телемака читают больше, нежели Генриаду (вы солгали, господин архидиакон), не потому, что он стоит лучшего, но он написан прозой (вы осел, господин архидиакон). Генриада тем более прекрасна, замечательна, удивительна (ах, как это отдает архидиаконом), что она в стихах; Телемак тем более приятен, что он написан прозой! (Для вас, быть может, господин архидиакон, но слава богу, мы не все архидиаконы). Я хотел бы, чтобы господин Вольтер сочинил Генриаду в прозе!" (Ах, друг мой, на этот раз никто не скажет вам, как господу богу: да будет воля твоя). Разве не правда что этот архидиакон является архидураком и архиизвозчиком и что Вольтер был совершенно прав, говоря:

   Архидиакон Трюбле уверяет, что я ему наскучил.

   Возмездие справедливо!

   Это последнее полустишие само по себе стоит сотни трудов сотни архидиаконов. А к тому же еще стихи бедного малого?

   Мой бедный архидиакон, какой чорт толкнул вас напасть на Вольтера?

   "Со стихами бывает то же, что и с гасконским акцентом, который часто составляет всю соль гасконских слов" (Это опять изрек друг Трюбле, но, однако, изречение от этого не стало хуже)⁴ (фр.).

  

   Многие не признают в Вольтере лирического дарования, но ода era на смерть императора Карла VI служит, мне кажется, убедительным опровержением сего несправедливого мнения.

   Il tombe pour jamais, ce cedre, dont la tete

   Defia si long temps les vents et la tempete,

   Et dont les grands rameaux ombrageaient tant d'etats

   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   La mort a dechire ces trente diademes,

   D'un front charge d'ennuis dangereux ornement.

   O, race auguste et fiere!

   Un reste de poussiere

   Est ton seul monument! {*}

   {* Он пал навсегда, этот кедр, глава которого

   Так долго противостояла ветрам и буре

   И чьи большие ветви бросали тень на столько государств,

   Смерть сорвала с утомленного чела

   Опасное украшение - его тридцать диадем.

   О, царственная, гордая раса! Горстка праха -

   Единственный памятник тебе! (фр.).}

  

   И выражение, и самый механизм стихов означают лирика. По мне в сей оде гораздо более лирической поэзии, чем в оде Руссо к Фортуне и всех торжественных одах Ломоносова.

  

   Херасков в одном примечании к поэме "Пилигримы" говорит: Брут, дерзкая трагедия Вольтерова. Его трагедии не имели этой дерзости⁵.

   Озеров за первые свои успехи на театре должен был заплатить терпением и твердостью. Эдип, Фингал, Димитрий навлекали ему постепенно новых врагов. Поликсена вооружила всю сволочь на него, и он был принужден укрыться в Казань от своих бешеных зоилов. Он может сказать с Вольтером: Si je fais encore une tragedie, ou fuirai-je? {Если я напишу еще трагедию, куда мне бежать? (фр.).} ⁶

  

   - Знаете ли вы Вяземского?- спросил кто-то у графа Головина.- "Знаю! Он одевается странно".- Поди после, гонись за славой! Будь питомцем Карамзина, другом Жуковского и других ему подобных, пиши стихи, из которых некоторые, по словам Жуковского, могут назваться образцовыми, а тебя будут знать в обществе по какому-нибудь пестрому жилету или широким панталонам!- Но это Головин, скажете вы!- Хорошо! но, по несчастью, общество кипит Головиными {К этой записи сделана следующая приписка: "Я памятник и пр., и пр., и пр." (Приписка Батюшкова).- Прим. Вяземского.} ⁷.

   Я не люблю людей, которых душою бывает ум: я хочу, чтобы умом человека была душа. Первые способны только блистать в обществе и занимать ваши скучные досуги своим остроумным лепетанием: последний близок вам во всякое время и тогда, когда плодовитые речи первых возбуждают ваше внимание, и только пока ударяют в ваш слух, часто одно слово последнего врезывается навсегда в вашу память и в ваше сердце. Вовенарг сказал: les grandes idees viennent ducoeur {Великие мысли исходят из сердца (фр.).}. Можно прибавить, что и принимаются в сердце⁸.

  

   Язык нашей Библии есть Сербской диалект 9-го века. У них и до сей поры говорится: хлад, град, глад,

   У нас прежде говорилось: воевать неприятеля, воевать землю, воевать город; воевать кого, а не с кем. Принятое ныне выражение двоесмысленно. Воевать с пруссаками может значить вести войну против них и с ними заодно против другого народа. Желательно было бы, чтобы изгнанное выражение получило снова право гражданства на нашем языке. Сколько еще подобных выражений, слов значительных, живописных, оторванных от нашего языка неприхотливым, своенравным употреблением, но просто слепым невежеством. Мы не знаем своего языка, пишем наобум и не можем опереться ни на какие столбы. Наш язык не приведен в систему, руды его не открыты, дорога к ним не прочищена. Не всякой имеет средство рыться в летописях, единственном хранилище богатства нашего языка, не всякой и одарен потребным терпением и сметливостию, чтобы отыскать в них то, что могло бы точно дополнить и украсить наш язык. Богатство языка не состоит в одном богатстве слов: Шихматов, употребив несколько дюжин или вовсе новых, или не употребляемых слов в своей лирической поэме, не обогатил нимало казны нашего языка. Бедняк нуждается хлебом, а скупец отдает ему лед, оставшийся у него в погребе. Мне кажется, что Николай Михайлович, познакомивший нас со славою предков, должен был бы, оставя на время блестящее свое поприще для поприща тернистого и скучного, но не мене полезного согражданам, утвердить наш язык на незыблемых столбах не одним практическим упражнением, но теоретическим занятием. Критически исследовав деяния предков, исследовал бы он критически и язык их. Светильник истории осветил бы ему и мрак словесности и, озаряя нас двойным сиянием, рассеял бы он ночь невежества, в которой бродим мы по отечественной земле, нам незнакомой⁹.

  

   В женщинах мы видим торжество силы слабостей. Женщины правят, господствуют нами, но чем? Слабостями своими, которые нас привлекают и очаровывают. Они напоминают ваяние, представляющее амура верхом на льве. Дитя обуздывает царя зверей¹⁰.

  

   Un excellent critique, dit Voltaire, serait un artiste qui aurait beaucoup de science et de gout, sans prejuges et san senvie. Cela est difficile a trouver {Прекрасный критик,- говорит Вольтер,- должен был бы быть художником, обладающим большими знаниями и вкусом, без предрассудков и без зависти. Такого критика трудно найти (фр.).}. О критике такого человека нельзя бы сказать:

   La critique est aisee et Tart est difficile {Критика легка - искусство трудно (фр.).} ¹¹.

  

   Английской министр при дворе Екатерины, присутствующий ее похоронам, сказал: On enterre la Russie {Хоронят Россию (фр.).}.

   Недвижима лежит, кем двигалась Вселенна! - сказал о ней же Петров в одном своем стихотворении¹².

   Война 1812 года была так обильна спасителями Москвы, Петербурга, России, что истинному спасителю пришлось сказать: Parmi tant de sauveurs, je n'ose me nommer {Я не осмеливаюсь присоединить имя свое к такому количеству спасителей (фр.).} ¹³.

  

   Лафонтен, как иные полагают, создал слово fabuliste [баснописец]; сам же был причиною создания слова fablier, qui porte des fables, comme un pommier des pommes {Сборник басен (басенник), плодоносящий баснями, как яблоня яблоками (фр.).}. Основываясь на этом примере, можно сказать о Крылове, что он басення от яблоня, а Хвостов - баснина от осина¹⁴.

   Туманский, издатель "Зеркала света" и "Лекарства от скуки и забот", с товарищем своим Богдановичем {(Ошибка! он ему не брат и даже не сродни).- Прим. Вяземского в тексте. Ошибка! Богданович этот не был дядя "Душеньки" и вовсе не родня поэту.- Прим. Вяземского внизу страницы.} - Et lui frere inconnud'un si glorieux frere! {И он - неизвестный брат такого прославленного брата (фр.).} заспорили однажды в ученом припадке о слове починить, т. е. исправить. Туманский говорил, что надобно писать подчинить. Богданович осмеливался уверять его, что пишется починить. Прибегнули к третьему лицу, решившему их ученое прение. Этот Туманский был после ценсором и входил в доносы на Карамзина¹⁵.

   Дмитриев, жалуясь на Пименова (переводчика La Rochefoucault [Ларошфуко] и последнего питомца к[нязя] Б. Голицына), который посещает его довольно усердно, сидит два часа и ни слова не промолвит, говорит, что он приходит держать его под караулом. Le Brun [Лебрэн] о парижских Пименовых сказал:

  

   О! la maudite compagnie

   Que celle de certaius facheux

   Dont la nullite vous ennuie:

   On n'est pas seul, on n'est pas deux {*} ¹⁶.

   {* О, будь проклято общество

   Неких несносных людей,

   Ничтожество которых вам досаждает:

   Вы не в одиночестве, но вы и не вдвоем (фр.).}

  

   Тончи, сей живописец-поэт, соединивший замысловатую игривость итальянского воображения с смелостию и откровенностию гения древних, хотел изобразить Ахилла невредимым, но однако же без всех принадлежностей его. Он на охоте: Харон толкует ему свойства разных трав; Ахилл слушает его, опершись локтем на острие стрелы. Острый конец стрелы дотрогивается его руки, но не уязвляет, не входит в тело¹⁷.

  

   За что многие не любят тебя? спрашивал кто-то у Ф. И. Киселева. За что же всем любить меня, отвечал он: ведь я не империал¹⁸.

  

   Критик Болтин был пасынок Кроткова, который по шалостям и от долгов объявил себя мертвым и выехал из Петербурга в Симбирск в гробе. Молодой Болтин поехал с ним и попечительным о воспитании его вотчимом был употребляем в хорах, составленных из кучеров и лакеев, которыми Кротков утешал свой слух на веселых и приятельских попойках. Природные склонности боролись в молодом Болтине с силой развратных примеров и победили ее. Он урывал от пьяных бесед и предавался трезвому пьянству Муз, перевел два полные тома Энциклопедии. Наконец, возвратясь в Петербург, посвятил он себя любимой науке Истории и едва ли не первый и не последний у нас вносил светильник критики в мрак невежества и предрассудков пристрастия {Слышал от Дмитриева.- Прим. Вяземского.} ¹⁹.

  

   Говоря о блестящих счастливцах, ныне окружающих государя, я сказал: от них несет ничтожеством²⁰.

  

   Баснописец Измайлов - пьяный Крылов²¹.

  

   Головы военной молодежи ошалели и в волнении. Это волнение: хмель от шампанского, выпитого на месте в 814-м годе. Европейцы возвратились из Америки со славою и болезнию заразительною: едва ли не то же случилось с нашею армиею? Не принесла ли она домой из Франции болезнь нравственную, поистине Французскую болезнь. Эти будущие преобразователи образуются утром в манеже, а вечером на бале²².

  

   Апраксина называет нынешних генерал-адъютантов военными камергерами, а флигель-адъютантов - военными камер-юнкерами царского двора.

   Волконской - Перекусихина нашего времени: он пробует годных в флигель-адъютанты²³.

  

   N. N. говорит пословицами, а действует виньетками²⁴.

  

   Желтый Карла может научить шутить забавно: наша молодежь учится по нем тайнам государственных наук. Это "Кормчая книга" наших будущих преобразователей²⁵.

  

   Куракина собиралась за границы. Как она не во время начинает путешествие,- сказал Ростопчин.- Отчего же?- Европа теперь так изнурена {Истощена.- Позднейшая приписка Вяземского.} ²⁶.

  

   Смоленский входит победителем в Вильну: поляки бросаются к нему, цалуют его колени. Levez-vous, Messieurs,- говорит он им,- n'oubliez done pas, que vous etes de nouveau des Russes {Встаньте, господа,- говорит он им,- не забудьте же, что вы вновь стали русскими (фр.).}. Какое богатое слово! Колкая обида, благородная гордость и намек о том, что снова пришла пора русского владычества: все тут есть!²⁷

  

   Карамзин говорит, что в наше время промышляют текстами из Священного Писания. Он же говорил, что те, которые у нас более прочих вопиют против самодержавия, носят его в крови и в лимфе.

  

   (Les idees liberales) Свободные мысли бывают у многих последним усилием и последним промыслом рабства и лести. Смотри "Северную Почту"²⁸.

   Дмитриев переводит стих Вольтера:

   Nous avons les remparts, nous avons Ramponeau {У нас есть крепостные стены, у нас есть Рампоно (фр.).} следующим:

   У нас есть вал тверской, у нас есть и Валуев²⁹.

  

   Кажется, Полетика сказал: В России от дурных мер, принимаемых правительством, есть спасение: дурное исполнение³⁰.

  

   Как странна наша участь. Русской силился сделать из нас немцев: Немка хотела переделать нас в русских³¹.

  

   Общее и разница между Москвою и Петербургом в следующем: здесь умничает глупость, там ум вынужден иногда дурачиться - подстать другим.

   Фома Корнелий терял от брата Петра: от его имени ожидали совершенно великого. Глинка - русской офицер обязан брату, "Русскому вестнику": от его имени ожидали совершенно пошлого и ожидание не вовсе оправдано³².

  

   Алкивиад отрубил хвост у своей собаки, чтобы дать пищу толкам черни и отвлечь ее внимание от настоящих его занятий. Поступки и слова Суворова, которые он пускал по городу, были его собака без хвоста. Нет ли более хвастовства, чем ума в этой поддельной жизни некоторых умных людей? К чему уловки хитрости Геркулесу, вооруженному палицею? Постоянная мысль - все побеждающая палица умственного силача.

   Суворов говаривал: тот уже не хитрый, о котором все говорят, что он хитр.

  

   Тот, который из тщеславия выказывает свою хитрость, похож на человека, искусно замаскированного, но из хвастовства показавшего себя без маски и опять ее надевающего с надеждою обманывать.

  

   В свете часто скрытность называют хитростию. Разве можно назвать молчаливого лжецом, потому только что он правды не говорит?

  

   Дмитриев говорит, что с той поры, как у нас духовные писатели стараются подражать светским, светские просятся в духовные.

  

   Кажется, Шамфор говорил Рюльеру: дай срок, и мы ни одного слова невинным в языке не оставим. У нас Попов говорит князю Голицыну: дайте срок, ваше сиятельство, и мы ни одного текста живым не оставим³³.

  

   Не довольно иметь хорошее ружье, порох и свинец. Нужно еще искусство стрелять и метко попадать в цель. Не довольно автору иметь ум, мысли и сведения, нужно еще искусство писать. Писатель без слога - стрелок, не попадающий в цель. Сколько умных людей, которых ум вместе с пером притупляется. Живой ум на бумаге становится иногда вялым; веселый - скучным; едкой - <беззубым> приторным³⁴.

  

   Успех комедии "Мизантроп" - торжество развратного века. Молиер хотел угодить современникам и одурачил <добродетель> честного.

  

   Молиер писал портреты мастерскою кистью: о целых картинах его нельзя того сказать³⁵.

  

   Шишков говорит в своем предуведомлении о Тассовых бдениях: "Впрочем, сохранил ли я достоинство оных и умел ли погрузить в них ту высокоумную горячку, тот великолепный бред, какими преисполнен подлинник, о том не мне судить, но просвещенному читателю".- Унижение паче гордости, г-н переводчик! Будьте покойны! и горячка и бред- все найдешь у вас с избытком³⁶.

  

   Шаховской, когда кусает, только что замуслит³⁷.

  

   Хитрость - ум мелких умов. Лев сокрушает; лисица хитрит.

  

   Линде полагает весьма вероятную причину единству сходства, заметному во всех именах дней недели на всех языках Славянского племени, и, напротив, разнообразию и смешению в именах месяцев. Первые не зависят от климата и могли остаться как были. Вторые по рассеянию славянских народов должны были сообразиться у каждого из них с климатом той <земли> страны, на которой они поселились³⁸.

  

   Слова - условленные знаки мыслей. Иные из них имеют в глазах наших существенную цену, приданную им временем и употреблением; другие вводятся насильственно и цена их условная. Государство не имеет довольно звонкой монеты; оно прибегает к ассигнациям. Язык не имеет довольно коренных слов; он прибегает к составным или мнимым словам. Возьмите слово добродетель; оно - мнимый знак той мысли, которую обязан выразить. Добродетель должно бы иметь равное значение со словом благодетель. Одно время определяет почитать ли слово фальшивою ассигнациею или государственною. Разумеется, что есть люди, предопределяющие определение времени. Пример их прав для современников и закон для потомства. Для монет есть монетный двор; для слов есть у нас академия, но, к сожалению, на ней выбивается одна фальшивая монета, не выдерживающая надлежащей пробы в горниле вкуса. Когда годится ассигнация? Тогда, как пустивший ее в ход за нее отвечает, и силою ли, убеждением ли или другим средством принуждает прочих почесть ее тем, чем он хочет, чтобы ее почитали. Или возьмем общество друг другу равных людей: они для облегчения своих торговых, договорных или иных сношений с общего согласия уговорились завести представительные знаки вещей. Представительный знак никакого знаменования не имеет вне общества, но внутри общества он имеет твердое и несомненное. Отчего же бы по этому примеру нельзя какому-нибудь народу дополнить свой язык звуками, преобразованными в слова, долженствующие в свою очередь образовать глазам и ушам такую-то мысль, коей выражение сделалось ей нужно. В финансах скудность представительных знаков в соразмерности с представляемыми вещами заменяют удвоением, утроением знаменования представительного знака: рубль делается двумя рублями и т. д. В языке того нельзя делать или по крайней мере не должно. Сохрани боже, когда одному слову дают двойной, тройной смысл. Но как же помочь? Иностранных слов брать не велят: от сего займа терпит народная спесь. (Заметим, однако же, что голландские червонцы у нас в ходу). Неужели лучше отказаться от выражения такого-то понятия потому только, что предкам нашим не приходило оно в голову и чуждо было их веку? Еще одно сравнение: каждая планета имеет свое имя. Хорошо! Но положим, что вздумается творцу явить нам еще несколько планет: астрономы, вероятно, не ограбят других планет, а придумают новые, которые были бы непонятны для прежних астрономов или для тех, которые будут обучаться по прежним наукам. В дипломатике употребляют же цифры вместо букв; она не заботится о том, что никакая азбука, никакая грамматика, никакой словарь не дал ее знакам права гражданства: дело ей в том, чтобы народ ее дипломатический понимал друг друга этим средством. Какое же вывести заключение из всего сказанного мною? То, чтобы в случае недостатка слов для выражения мыслей и понятий, свойственных нам, изобрели какие хотят звуки и без прочих околичностей внесли их в общий словарь русского языка. Выведенное заключение меня самого пугает. Оно отзывается "Беседою" или желтым домом. Я это вижу: но какое же найти другое средство?³⁹

  

   При Павле, тогда еще великом князе, толковали много о Женевских возмущениях: да перестаньте,- сказал он,- говорить о буре в стакане воды.- Павел мерил на свой аршин⁴⁰.

  

   Иные люди хороши на одно время, как календарь на такой-то год: переживши свой срок, переживают они и свое назначение. К ним можно после заглядывать для справок; но если вы будете руководствоваться ими, то вам придется праздновать Пасху в страстную пятницу.

  

   По первому взгляду на рабство в России говорю: оно уродливо. Это нарост на теле государства. Теперь дело лекарей решить: как истребить его? Свести ли медленными, но беспрестанно действующими средствами? Срезать ли его разом? Созовите совет лекарей: пусть перетолкуют они о способах, взвесят последствия и тогда решитесь на что-нибудь. Теперь, что вы делаете? Вы сознаетесь, что это нарост, пальцем указываете на него и только что дразните больного тогда, когда должно и можно его лечить ⁴¹.

  

   Законодатель французского Парнаса, и следственно, почти всего европейского сказал:

   Un sonnet sans defaut vaut seul un long poeme {Безупречный сонет стоит целой поэмы (фр.).}.

   Теперь и в школах уже не пишут сонетов. Слава их пала вместе с французскими кафтанами. Условная красота имеет только временную цену. Хороший стих в сонете перейдет и к потомству хорошим стихом; но сонет, как ни будь правилен, оставлен без уважения. Сколько в людях встречаешь сонетов! Острое слово, сказанное остряком, не состарилось, но сам остряк пережил себя и не имеет уже почетного места в обществе⁴².

  

   Увядшая красавица перед цветущею не так смешна, как старый остряк перед новым. Мне сказывали, что в Берлине, во время эмиграции, Ривароль так заметал в обществе старика Буфлера, что тот слова не мог высказать при нем. Батюшков говорит о Хвостове Александре: он пятьдесят лет тому назад сочинил книгу ума своего и все еще по ней читает ⁴³.

  

   Ne soyez pas envieux du temps {Не завидуйте времени (фр.).}, сказал Неккер в речи своей при открытии des etats generaux {генеральных штатов (фр.).} ⁴⁴.

  

   Вот доказательство истине замечания моего на слово добродетель. Сын Константина Павловича в чтениях своих сбивается в его смысле и всегда принимает в значении доброго человека, потому что слова благодетель, содетель, свидетель ему, вероятно, прежде стали известны⁴⁵.

   Татищев в своем словаре 1816 года говорит: Cartesianisme: Картезианизм - учение Картезия, его философия. Зачем не Декарта?

   Тут же folliculaire: издатель периодических сочинений, журналов, газет; страждущий желчью. Откуда он это взял? Разве с Каченовского⁴⁶.

  

   Везде обнаруживается какая-то филантропия, говорит Карамзин в статье: О верном способе и пр. Если хотеть бы с умыслом сказать на смех, то лучше нельзя.- Теперь везде обнаруживается какая-то набожность и какая-то свободномысленность⁴⁷.

  

   Мы видим много книг: нового издания, исправленного и дополненного. Увидим ли когда-нибудь издание исправленное и убавленное. Такое объявление книгопродавцев было бы вывескою успехов просвещения читателей. Галиани пишет: "чем более стареюсь, тем более нахожу, что убавить в книге, а не что прибавить. Книгопродавцам расчет этот не выгоден; они требуют изданий дополненных, и глупцы (потому что одни глупцы на перехват раскупают книги) того же требуют".

  

   Вы говорите о падении государств? Что это значит? Государств не бывает ни на верху, ни на низу и не падают: они меняются в лице <образе> (ils changent de phisionomie) {Они меняют лицо (фр.).}; но толкуют о падениях, о разрушениях, и сии слова и заключают всю игру обманчивости и заблуждений. Сказать фазы государств (изменения) было бы справедливее. Человеческий род вечен как луна, но показывает иногда нам то одну сторону, то другую, потому что мы не так стоим, чтобы видеть его в полноте. Есть государства, которые красивы в ущербе, как французское государство; есть, которые будут хороши только в нетлении, как турецкое; есть, которые сияют только в первой четверти, как езуитское. Одно государство папское и было прекрасно в свое полнолуние (Галиани. Письмо к г-же д'Эпине).

  

   О достоинстве человека его век один имеет право судить; но один век имеет право судить другой век. Если Вольтер судил человека Корнелья, то он нелепо завистлив; если он судил век Корнелья и степень тогдашнего драматического искусства, то мог он; и наш век имеет право рассмотреть вкус предыдущих веков. Я никогда не читал примечаний Вольтера на Корнелья, хотя они на парижских каминах торчали у меня

  

   в глазах, когда вышли. Но мне раза два приходилось, в забывчивости, раскрыть книгу, и каждый раз бросал я ее с негодованием, потому что попадал на грамматические примечания, уведомляющие меня, что такое-то слово или выражение Корнелья не по-французски. Также глупо было бы уверять меня, что Цицерон и Виргилий, хотя италианцы, не так чисто писали по-италиански, как Боккачио и Ариост. Какое дурачество! Каждый век и каждая земля имеют свой живой язык и все равно хороши. Каждый пишет на своем. Мы не знаем, что поделается с французским, когда он будет мертвым; но легко случиться может, что потомство вздумает писать по-французски слогом Монтанья и Корнелья, а не слогом Вольтера. Мудреного бы тут ничего не было. По-латыни пишут по слогу Плавта, Теренция, Лукреция, а не по слогу Пруденция, Сидония, Апполинария и проч., хотя, без сомнения, римляне были в 4-ом веке более сведущи в науках, астрономии, геометрии, медицине, литературе, чем во времена Теренция и Лукреция. Это зависит от вкуса; а мы не можем предвидеть вкусы потомства, если при том будет у нас потомство и не вмешается всеобщий потоп (Галиани к г-же д'Эпине).

  

   В Париже философы растут на открытом воздухе; в Стокгольме, в Петербурге в теплицах; а в Неаполе взращивают их под навозом: климат им неблагоприятен (Галиани к г-же д'Эпине)⁴⁸.

  

   С поляками должно иметь мягкость в приемах и твердость в исполнении. Давайте поляку руку <учтиво> вежливо, но с ласкою руку его пожимая, прижмите ее так, чтобы он догадывался о силе вашей.- Они не умеют быть благодарными, а только энтузиастами. Главное <дело>: их заговорить. Не благотворите им на деле, а витийствуйте им о благотворении. Вот что с ними делал Наполеон: он не думал возвратить им независимости, а проповедывал им независимость и успевал. Они так дорожат честию слыть благородными и доблестными, что от одних слов о доблести, мужестве полезут на стену. В театре всякое пышное изречение, похожее на героическое чувство, приветствуется рукоплесканиями: и добродетели-то их все театральные! Оно не порок и показывает по крайней мере если не твердые правила, то хорошее направление. Робость, которая платит дань почтения мужеству, порок, который признает достоинство добродетели, не в совершенном упадке.- Наполеон надоел иным французам: как они ни легкомысленны, но часы рассудка приходят на них: в Польше Наполеон пролил бы до последней капли польской крови. Не оттого что они в клятвах своих вернее французов, но Наполеон совершенно по них. Они всегда променяют солнце на фейерверк. Речь, читанная государем на Сейме, дороже им всех его благодеяний. Бей их дома, как хочешь, только при гостях будь с ними учтив. Нельзя сказать, что они славолюбивы, а успехолюбивы. Им не в том, чтобы дома быть счастливыми, а в том, чтобы блеснуть пред Европою. Политические Дон-Кишоты. Мне один поляк говорил, что Бонапарте безрассудно вверился великодушию англичан. Одни мы устояли бы его.- И точно Польша дала бы себя разрубить на куски, но не изменила бы несчастью⁴⁹.

  

   Величайшим лирическим поэтом и лучшим полководцем у греков были беоциане, а, однако же, обвиняли этот народ в глупости! Оттого ли, что не умели оценить сих двух великих мужей? (Muller. Histoire Universelle) [Мюллер. Всеобщая история]⁶⁰.

   Пугливые невежды - счастливое выражение Ломоносова (Петр Великий).

  

   Подвигнуты хвалой, исполненны надежды,

   Которой лишены пугливые невежды ⁵¹.

  

   En donnant les places, on consultait moins Tinteret de Tetat, que les besoins du postulant {Раздавая места, они меньше учитывали интересы государства, нежели потребности просителя (фр.).}. Можно подумать, что Миллер не о персидской монархии говорит, а об нас. Сколько у нас мест для людей, и как мало людей на месте.

  

   Было волнение, но не было беспорядка, и обычайное брожение свидетельствовало только о жизни политического тела (Muller в статье о конституции] римской республики).

  

   Quiris: дротик сабинов, употребляемый после римлянами и доставивший им название квиритов (Muller)⁵².

   Не употребляйте никогда нового слова, если нет в нем сих трех свойств: быть нужным, понятным и звучным. Новые понятия, особливо же в физике, требуют новых выражений. Но заместить слово обычайное другим, имеющим только цену новизны, не значит язык обогащать, а портить (Вольтер).

   Излишнее подражание гасит гений (Вольтер).

  

   Иные думают, что кардинал Мазарин умер, другие, что он жив, а я ни тому, ни другому не верю.

  

   Вместо того, чтобы уничтожать страсти, стоикам надлежало бы управлять ими. Преподавая учение слишком недоступное для людей обыкновенных, стоическая нравственность образовала лицемеров и возбудила сомнения в возможности достичь до столь высокой добродетели. Метафизика сих философов была слишком холодна, они разливали большой свет на нравственные истины, но не умели запалить тот чистый пламень, который пожирает зародыш пороков. Учение стоиков, оковывая страсти молчанием, без сомнения, утверждало владычество рассудка; но оно не могло приверженцам своим внушить силу души, которая приводит в действие и гибкость, приучающую подаваться обстоятельствам; и варвары, завоевавшие Италию, нашли в ней людей, или ослабленных крайностию безнравственности, или граждан честных, но бессильных и несмелых (Muller).

   Юлий Кесарь говорил о неприятеле своем Цицероне, что расширить пределы человеческого ума славнее, чем расширить пределы владения тленного.

  

   "Будь счастлив, как Август, и добродетелен, как Траян" - было в продолжение двух веков обыкновенное императорам приветствие от Сената ⁵³.

  

   Государь поступил точно по-русски, жалуя всемилостивейше в свои генерал-адъютанты Красинского, избравши его в предводители Сейма. Наши предводители будут всегда рабами правительства, а не защитниками дворянских прав, пока не отменят пагубного обыкновения награждать их крестами и чинами. Милости должны бы быть в руке царя, награждения - в руке сограждан⁵⁴.

  

   И овцы целы и волки сыты - было в первый раз сказано лукавым волком или подлою овцою. Пословицы, как говорят, мудрость народов: тут нет мудрости, а или насмешка, или низость. Счастливо то стадо, вокруг коего волки околевают с голода⁶⁵.

  

   Один умный человек говорил, что в России честному человеку жить, не можно, пока не уничтожат следующих приговорок: без вины виноват, казенное на воде не тонет, а в огне не горит, все божие да государево.

  

   Необходимость в представительном правительстве и в уставе положительных законов заключается в следующей пословице: до бога высоко, до царя далеко.

  

   Близ царя, близ смерти. Честь царю, если сия пословица родилась, на войне! Горе, если в мирное время!

  

   Ум любит простор,- а не ценсуру⁶⁶.

  

   Сколько книг, которые прочитаешь один раз для очистки совести, чтобы при случае сказать: я читал эту книгу! Как делаешь иные годовые посещения, чтобы визитная твоя карточка была внесена в список при-воротника. Не все книги, не все знакомства по-сердцу. Как в тех, так и в других имеем много шляпочных знакомств. Лишнее знакомство вредит истинным связям и похищает время у дружбы; лишнее чтение не обогащает ни памяти, ни рассудка, а только забирает место в той и другом, а иногда и выживает действительную пользу. Теперь много занимаются экономическими (compactes) изданиями старых книг; но эта экономия относится только к сбережению бумаги: хорошо если бы нашли средство выжать сок истинных познаний и таким способом сберечь время чтецов, которое дороже бумаги.- Как досаден гость не в пору, которому отказать нельзя; как досадно появление книги, которую должно непременно прочесть, когда внимание ваше занято другим чтением или занятием, не имеющим никакой связи с нею!⁶⁷

  

   О девице N. N. говорят на всякий случай, что она замужем.

  

   Какие трудности представились Екатерине II при вступлении ее на престол по крутой кончине Петра III! Как она долго колыхалась! Малейшее дуновение с раза могло ее повалить. Она искренно и крепко оперлась на народ, и с той поры все грозы были бы против нее бессильны. Ее престол, поддерживаемый миллионами людей, убежденных в выгоде его поддержать, должен был быть неколебим и независим. Вот что княгиня Дашкова, ее приятельница, довольно забавно называла: обрезать помочи настоящим ножом (couper ses lisieres avec le vrai couteau). "La Minerve frangaise" ["Ла Минерв Франсез"]⁵⁸.

  

   Август, будучи в Египте, велел раскрыть гробницу Александра. Его спросили: не хочет ли он раскрыть и гробницы Птоломеев. "Нет! - отвечал он, - я хотел видеть царя, а не мертвецов!" ⁵⁹

  

   Сытый Сганарель думал, что вся его семья пообедала ⁶⁰.

  

   Феопомпий, Спартанский царь, первый присоединил эфоров к отправлению государствования; испуганное его семейство, говорит Аристотель, укоряло его в ослаблении могущества, предоставленного ему предками. "Нет!- отвечал он,- я передам его еще в большей силе преемникам, потому что оно будет надежнее!"⁶¹

  

   Цари не злее других людей. Доказательство тому, что обыкновенно обижают они тех, которых не видят, чтобы угодить тем, которых видят. Несчастье в том, что ими видимые составляют малое количество, а невидимые - толпу. Перенесите положение, и последствие будет иное. Царь посреди своего двора: он благодетельствует двору в ущерб народу. Поставьте его посреди народа, он будет покровительствовать народу на зло двора ("Minerve Francaise". Benj. Constant ["Минерв Франсез". Бенж. Констан.])⁶².

  

   Нелединский говорит, что при дворе завтра не есть последствием сегодня. Он же в 1812-м годе после Бородинского сражения отвечал в Ярославле Екатерине Павловне в разговоре о преданности и любви русских к государю: "Любовь народа к царю родится от доверенности, а доверенность от успехов" ⁶³.

  

   Беклешов толковал таким образом происхождение слова таможни, там можно.

  

   О некоторых государственных образователях говорил он забавно: "они лунатики! Посмотреть на них, так диво: один ходит по крышке, другой по крутому берегу, но назови любого по имени, очнется и упадет" ⁶⁴.

  

   Французская острота шутит словами и блещет удачным прибором слов, русская - удачным приведением противуречащих положений. Французы шутят для уха - русские для глаз. Почти каждую русскую шутку можно переложить в карикатуру. Наши шутки все в лицах. Русский народ решительно насмешлив: подслушайте разговор передней, сеней, всегда есть один балагур, который цыганит других. При разъезде в каком-нибудь собрании горе тому, коего название подается на какое-нибудь применение: <сто> десять голосов в запуски перекрестят его по-своему. Прислушайтесь в ареопаге важных наших сенаторов и бригадиров: они говорят о бостоне или о летах и всегда достается несколько шуток на (часть) долю старшего или проигравшего; шуток не весьма ценных, но доказывающих по крайней мере, что шутка - ходячая монета у этих постных лиц, кажется, совсем не поместительных для улыбки веселости. Острословие крестьян иногда изумляет. Менее и хуже всех шутят наши комики.

  

   Разговорные прения в гостиных, за круглым столом, в толпе слушателей нетерпеливых не выслушать, а перебить вас, сказать свое мнение, где часто поборник ваш не только вас не слушает, но и не слышит, несмотря на то можно назвать полезным словесным движением. Вы пускаетесь не так, как в дорогу, чтобы от одного места дойти до другого, но как в прогулку. Дело не в том, чтобы дойти до назначенного места, а в том, чтобы ходить, дышать свежим воздухом, срывать мимоходом цветы. На бумаге ставишь межевые столбы, они свидетельствуют о том, что вы тут уже были, и ведут далее. В разговоре иль по прихоти, или с запальчивости переставляешь с места на место и от того часто по долгом движении очутишься в двух шагах от точки, с коей пошел, а иногда и в ста шагах за точкою⁶⁵.

  

   Бенжамена укоряли в непостоянстве (правил) политического поведения. Он оправдывался. Наконец, сказали ему о 19 и 20-м [июне?]. Правда, отвечал он подумавши: я слишком круто поворотил. J'ai tourne trop court. Впрочем, можно, изменяя людям и правительствам, почитая их за орудия, не изменять своим правилам. Если все государственные люди шли бы по следам Катона, то во многих случаях общественные дела сделались бы добычею одних бездельников. "С большею гибкостию, говорит Миллер, он был бы отечеству полезнее, но хартиям истории не доставало бы характера Катона". Мы должны служить не тому и не другому, но той нравственной силе, коей тот или другой представителем. Я меняю кафтан, а не лицо. И если Benjamin переносил свои мнения от двора Наполеона ко двору Людовика и обратно, то может избежать он осуждения; но дело в том, чтобы переносил мнения, а не слова. Передаваться частно из видов собственной корысти есть признак {В записи недостает конца, так как следующий лист отсутствует.} ⁶⁶.

  

   Крестьяне Мостовского, министра внутренних дел в Польше, говорят о его хозяйстве: мы сеем траву, а покупаем хлеб ⁶⁷.

  

   Г-жа Сталь, говоря о поляках, сказала: в них есть блеск, но ничего нет основательного. Я их скоро докончиваю. Мне нужно по крайней мере двух или трех поляков на неделю (Je les acheve vite; il m'en faut au moins deux ou trois par semaine) ⁶⁸.

  

   Свечина говорила, что она на Варшаву смотрит, как на представление "Лодоиски". В самом деле, все даже до бытия народа кажется здесь обманчивым⁶⁹.

  

  &n