От души благодарю Вас за любезное письмо1 и рад, что дело мое с "Знанием" налаживается. Из "На край света" я возьму почти всего-навсего 1/3 книги2, так что думаю, что О. Н. Попова ничего не будет иметь против меня. Это дело, во всяком случае, улажу. На днях надеюсь быть в Птб. и поговорю с ней. Поэтому же не посылаю Вам и рукопись: передам лично и тогда же поговорим об условиях. Застану ли Вас в Птб.?
Предложить Вам, кроме рассказов, в настоящее время ничего не могу. Второе издание "Гайаваты" недавно продал3, - книга идет очень хорошо и издатель поспешил с покупкой второго изд. Есть у меня в настоящее время второй томик стихотворений, который хочу выпустить в начале будущего года или в декабре4, но Вам это, конечно, не интересно?
Итак - до скорого свидания.
Дорогой Антон Павлович, низко кланяюсь Вам за хлопоты
1 и прошу извинения, что отвечаю Вам так поздно. Хотя я и не гуляю больше на юбилеях, но дни идут по-прежнему - ужасно быстро - и многого не успеваешь сделать. Хотелось бы повеселить Вас новостями, но ведь все общеинтересное Вы, конечно, знаете? О Горьком, значит, тоже, за исключением разве того, что, проводив его, мы с Шаляпиным пили до 6 часов утра
2. Новая квартира Ваша в Звонарском переулке очень хороша
3, я был в ней уже два раза (один раз с Куприным), и мы занимались тем, что зажигали и тушили электричество: это очень занимает Вашу супругу и сестрицу. Обе они в добром здоровье и уже воспользовались близостью бань. В четверг 15-го я уезжаю в деревню на месяц
4 (адрес мой, впрочем, остается тот же - "Вестник воспитания"), а в конце декабря приеду в Крым
5. Издаю новый том стихов
6, написал 2 маленьких рассказа
7. Желаю Вам всего лучшего и прошу Вас передать мой поклон Вашей матушке и всем, кто меня помнит.
Дорогой Федор Иванович, позволь тебе напомнить, по общей просьбе моих товарищей, к которой, конечно, от всей души присоединяюсь и я, - о твоем обещании посетить наш
завтрашний вечер. Мы, т.е. небольшая компания пишущих, собираемся так еженедельно (по средам) на квартире Ник. Дмитр. Телешова (Чистые пруды, дом Терехова) для небольших чтений, разговоров и скромной выпивки и все будем чрезвычайно рады тебе. Если ты свободен весь вечер, поедем часу в 9-м. Могу заехать за тобой, или заезжай ты ко мне в Большую Московскую гостиницу (No 117). Если не свободен, - приезжай хоть попозднее, хоть на часок.
Многоуважаемый Константин Петрович!
Как мои дела? Будьте добры уведомить, если определились. Повторяю, - с Поповой можно устроить, да и устраивать-то не следует. Ведь возьму из "На край света" страниц 50 - два-три рассказа
1. Повторяю и свое желание выпустить книгу в январе-феврале
2, - ведь если дело решится, задержки ни в чем нет? Можно прямо и в типографию. В условиях сойдемся, хотя мне хотелось бы продать: нуждаюсь в деньгах. Адрес: Ефремов, Тульск. губ.
Митрич! У меня к тебе две просьбы. Во-первых, доктор Михаил Александрович Членов1 (Петровск<ие> линии, подъезд 3) просил меня через тебя спросить Алекс<андра> Андреевича, нет ли у них при фабриках места врача, осматривающего рабочих? Если что-либо подвернется, очень прошу тебя попомнить это. Во-вторых, (это уже важнее, серьезно прошу), поговори с женой, с Софьей Андреевной, с кем хочешь еще: нельзя ли устроить куда-либо одну поистине прекрасную, скромную и неглупую девушку из Ефремова2? Митрич, не будь свиньей, подумай! Кончила она курс гимназии в Туле, - и кончились ее золотые деньки. Вернулась к старухе-матери и старшей сестре в Ефремов, в лачугу на окраине, на оврагах, и вот все трое живут на то, что эта девушка зарабатывает 3 уроками - по 6 р. - 7 р. каждый, - работая часов 7 в сутки! И горько, брат, видеть эту милую молодость, тихую и молчаливую, прячущую ноги под стул, ибо башмаки совсем разваливаются. Помогите, если можно, - в контору, на уроки, на желез<ную> дорогу - все равно куда - лишь бы вон из Ефремова, где можно удавиться с тоски. Ведь помогаете же вы собакам и птицам!
Новостей, конечно, нет. Жду от тебя. Немедленно отвечай: Ефремов, Тульск. губ., Покровская ул., д. Шарова.
Целую тебя и всем кланяюсь.
27 ноября
1901 г.
Очень огорчен, дорогой Александр Андреевич, Вашим сообщением1 о медлительности Гербека2. Неужели он только на днях начал отливать шрифт? И нельзя ли начать набирать книгу во время этой работы?
Зато письмо Ваше прочел с истинным удовольствием и мысленно пережил весь банкет
3. Особенно хорош этот бутафорский король, Дмитрий Иванов, с своими крестьянскими детьми, воспитанными Потехиным! Где гуляли и чем наслаждались еще? Как прошла среда
4? Мне очень хотелось в тот вечер ко всем Вам. Я живу здесь смирно, почти нигде не бываю, рано ложусь спать, немного пишу, много читаю, раза два в день гуляю и очень радуюсь московским письмам. Пожалуйста, не забывайте. Сейчас пойду на почту относить письма, как делаю каждый вечер перед сном, буду идти по совершенно пустым улицам, среди хибарок, занесенных снегом, под звездным, морозным небом... Очень хорошо, хотя уже тянет в Москву. Надеюсь числа 10-12 там быть
5. Кланяюсь всем Вашим и с самым хорошим чувством крепко жму Вашу руку.
Ефремов, Тульск. губ.
Ответьте да или нет1 Бунин
Я виделся с прежним владельцем "Книжного дела" - Байковым1 (издатель Гайаваты), возвратил ему взятые мною деньги подо 2-ое изд., получил от него обратно условие на это издан. и купил у него все оставшиеся экз. первого издания. Следовательно, теперь я полный хозяин "Гайаваты" и Вы можете - когда Вам угодно - приступить к печатанию 2-го изд. - и роскошн<ого>, и дешевого2. Сегодня же я немного просматривал свой перевод и нахожу, что поправок в нем будет чрезвычайно мало - в пустяках. Завтра я поеду в "Труд"3 и узнаю точно - сколько именно осталось экз. - и вступив таким образом во владение ими форменно, оставлю их пока на комиссию в "Труде" же. Если окажется более 500 экз. - а это, кажется, так и есть - то я думаю поступить так: до выхода в свет Вашего изд. я все-таки оставлю в "Труде" все, что есть, а перед выходом в свет Вашего издания возьму из "Труда" все, что останется и продам Сытину по дешевке, но, конечно, не более 500, согласно нашему уговору: все превышающее эту цифру исчезнет из мира - переселится ко мне в деревню. Для печатания "Рассказов"4 послал Вам "Ант<оновские> яблоки". Завтра шлю еще неск<олько> рассказов и уезжаю в Одессу5, где и буду ждать корректуры.
Если Вы в своих каталогах печатаете отзывы журналов о книгах, не понадобятся ли Вам отзывы о "Гайавате"? Шлю пока отзыв "Вестника воспитания" и "Мира Божьего". Было еще в "Жизни" - сентябрь 1900 г. - в "Научн<ом> обозрении", "Одесском листке" (Дионео из Англии), "Ниве", "Неделе" и т.д.6. Прислать ли? Все чудесные отзывы.
Андрееву передал все, что Вы просили.
Между 1 и 4 января 1902. Москва
Благодарю Вас за деньги и обращаюсь к Вам с другой просьбой: прошу Вас как-нибудь загладить ошибку г. Оранского
1, - напечатать что ли поправку, - ошибку, возмутительную принципиально. Оранский напечатал у Вас заметку о двух моих книжках, о "Стихах и рассказах" и о "На край света", отнеся их
обе к числу книг для детей. Не говорю уже о том, что Оранский с необыкновенной снисходительностью толкует обо мне, точно мне не 30 лет, а 10 и точно я вчера начал печататься, - странно то, что он, видимо, не читал "На край света". Если уж он такой малосведущий человек в маленькой истории литературы последних лет, если он не видал ни одного из рассказов "На край света", когда они печатались в толстых журналах, если он не заметил, что книга издана
пять лет тому назад и на ней вовсе не значится, что это издание для детей, почему он не прочитал ее, прежде чем поощрять меня? В "На край света" вторым рассказом идет очень большой рассказ "На даче", изображающий толстовцев, полный интеллигентных споров и всего прочего, решительно дикого для детей. Почему же Оранский не рекомендовал и этот рассказ маленьким читателям? Одним словом, разъяснять всю эту ошибку мне нет охоты, но должен сказать Вам, что я очень обижен "Журналом для всех", и очень огорчен, встретив еще раз яркий пример той репортерской распущенности, которая царит у нас в "критике".
На днях уезжаю в Одессу2, но постоянный мой адрес такой: Москва, Арбат, Староконюшенный, дом Михайлова, редакция "Вестника воспитания".
Многоуважаемый Константин Петрович!
Тщетно жду корректуры!. Приехав сюда, прихворнул и потому только нынче посылаю еще 2 рассказа
2.
Завтра непременно все остальное. Решил поставить и "На край света". Всего, значит, я беру из прежней книги 5 маленьких вещей
3. Думаю, что это ничего, ибо предисловие в несколько строк необходимо написать
4. "На край света" - я поправил, эта вещь имеет своих читателей. Но все-таки прошу Вашего совета - ставить ли этот рассказ. Я думаю - да. Но окончательно решите сами.
Дорогой и глубокоуважаемый
Как поживаете? Не писал Вам и Марье Павловне потому, что все собирался из Москвы прямо в Крым, но пришлось по делам снова ехать в Птб., а затем ехать сюда
1. Теперь сижу, прикованный к месту корректурой - выпускаю томик нов<ых> стих<отворений>, книжку рассказов и 2-ое изд. "Гайаваты"
2. Издает "Знание". Здесь после Москвы очень приятно - точно начало апреля в России. Приедет ко мне в конце января или в феврале Андреев с молодой женой
3, и тогда мы вместе отправимся в Крым. Напишите мне о себе - буду очень рад. Поклон Вашей матушке.
P.S. По городу всюду развешаны большие афиши, извещающие, что в "Южном обозрении" пишут отныне Горький и Чехов. Что это значит?!4
12 или 13 января 1902. Одесса
Крепко жму руку за добрые пожелания успеха. Посылаю Вам корректуру, - поправок совсем почти нет, - а кроме того, еще один рассказ "Фантазер". Его нужно поставить 19-м No, a 20-м будут "Сосны". "На край света", насчет которого я сомневался, - ставить или нет, - решительно прошу поставить. Относительно "Золотого дна" вопрос остается открытым1: был большой рассказ, я стал его сокращать, изменять, испортил - ибо не умею спешить - и колеблюсь: верно, оставлю его в покое: будет 20 рассказов - и довольно2. Ведь все же книжка выйдет по величине приличная. Постараемся насчет второго тома! А если "Золотое дно" кончу - тотчас пришлю, и пойдет он последним, так что я Вас не задерживаю. Все это решится на днях. Нельзя ли мне присылать отпечатанные листы в 2-х экз. И корректуру тоже хорошо в 2-х экз. Вместо предисловия, я хотел сделать маленькую сноску при оглавлении3. Но ведь неудобно оглавление ставить в начале книги? По-моему, решительно неудобно. Не сделать ли так: обложка, потом титул, после титула чистая страница, на которой посредине: "Рассказы", а на обороте мелким шрифтом - это предисловие в 4-5 строк. Так Маркс издавал Достоевского4. Посылаю проект всего этого5. На нем есть и порядок рассказов.
Заставки... и говорить нечего! Это такая детская старина, что если уж ничего нельзя поставить в <и>ном стиле и попроще (Боже сохрани от пейзажей в заставках!), поставим лучше что-нибудь из этих самое простое. Лучшая, по-моему, та, что на стр. 35-й.
Вот и все.
Когда рассчитываете выпустить книгу6? Не сообщите ли Ваш расчет поточнее?
Желаю Вам от всей души всего лучшего. У нас нежная весенняя погода и лунные ночи, как в Москве в конце апреля.
P.S. Будьте добры прислать и корректуру обложки, титула и оглавления.
Я придаю значение заставкам, но откуда же их взять? Получил вчера от Вас1 несколько листов с этими заставками и пометил (обвел круг пером) те из них, которые сносны. Но не будут ли некоторые широки, а некоторые коротки? Распределить, какую заставку к какому рассказу - не берусь, - все равно. (Ведь эти заставки должны стоять в начале рассказов?) Я поставил только на одной "No 1-й" - эту, по-моему, надо поставить над "Перевалом", - она красивее других. Но затем вот главное: если эти заставки (их, кстати сказать, я отметил гораздо меньше 20, так что некоторые придется повторить) будут в начале рассказов, то что будет в конце? Если оставить некоторые из тех, которые уже поставлены в конце, то получатся очень разные стили. Например, в начале "Перевала" эта крепкая вязь (No 1 заставка), а в конце какой-то легкий свиточек с ландышами. Это не годится, по-моему. Ежели уж будете ставить что-либо из помеченного мною в начале рассказов, то в концы нужно будет что-нибудь другое, а не прежнее, - лучше всего самое простое: напр., так:
Это, конечно, рисунки ребенка или дикаря, но Вы, надеюсь, поймете стиль.
А за всем тем - поручаю мою Музу и душу Вашему вкусу.
Заставки посылаю бандеролью - только те два листа, на которых кое-что помечено.
Как где я? Конечно, в Одессе - и надолго1. Сюда шлют корректуру "Рассказов"2. Вы-то, господа, почему не пишете? Мне не о чем. Живу, наслаждаюсь весной, пишу, корректура. Вот и все. А из Москвы жадно жду вестей. Что же это Алекс<андр> Андр<еевич> со стихами-то? Скажи немедленно, пожалуйста. Жду корректуры3. Пиши, дорогой. Крепко целую.
Не просматривать корректуру не могу. Лучше уж запоздаем. Корректора очень благодарю за внимание. Прилагаю его заметки с своими ответами
1. Все первые 9 листов можно печатать. Завтра высылаю 10, 11 и 12. Заставки возвращу. Шлю еще рассказик - последний
2. Крепко жму руку.
Одесса, Софиевская, 5.
29 янв. 1902 г.
Дорогой Александр Андреевич! Тщетно жду корректуры. Что же Гербек над нами делает!? Добавлений к книге мне делать не хочется, и во всяком случае добавлений можно не ждать. Ведь если они и будут, то в конце книги. Присылайте корректуру - там видно будет, сделаю добавления или нет. Как поживаете и отчего никогда не напишете? Я сижу за корректурой рассказов и "Гайаваты"
2 и кое-что пишу. У нас весна. Новостей нет. Крепко жму Вашу руку и кланяюсь Вашим.
Одесса, Софиевская, 5.
1 февр. 1902 г.
Крепко и от всей души целую за великолепное письмо
1, милый и дорогой Митрич. Живу за корректурой. Адресы литераторов на редкость остроумны
2. Стихов бери, сколько хочешь и какие хочешь
3. Пиши, пожалуйста. Крепко жалею, что ты не творишь ничего
4. Прочти-ка Михайловск<ого> о Тимковском
5! Увидишь Собачий Домик
6 - скажи, что ругаю его на чем свет стоит! Будь здоров. Жене поклон, Андрюшу
7 целую.
Митрич! Горячо прошу о помощи в корректуре моей книги стихов1. Посылаю ее не в типографию, а тебе. Пусть Александр Андреевич извинит, что не пишу ему отдельно, ибо не тебя одного, но и его прошу об этой помощи в корректуре, и обоим Вам говорю: вручаю свою судьбу в Ваши руки, - посмотрите корректуру, измените, если можно, что-либо в ее внешности - даю Вам самые широкие полномочия, предоставляю Вам разрешить печатать и т.д., ибо посылать еще раз ко мне - это очень долго. А корректура меня сильно огорчила. Такой небрежно-говенной корректуры я еще не получал. Свинья Гербек! Прошу тебя, Митрич, после переговоров с Алек<сандром> Андр<еевичем> - отошли корректуру Гербеку заказной бандеролью или лучше - с посыльным немедля и потребуй и исправленный экз. и грязный - тщательно сверь - сделаны ли мои поправки и т.д. Не пишу подробностей, что надо сделать, ибо все это написано на корректуре, а остальное ты сам увидишь и поймешь. Только, голубчик, не медли, будь внимателен и т.д. Потом - как быть с рассылкой экз. для рецензий, в журналы и газеты? Сделает ли это Гербек? Напиши об этом, да и вообще напиши поскорее. Вообще известий из Москвы мало. Что сие значит?
NB Шрифт оказался крупен, приходится ломать строки - как быть?
Затем Гербек набрал так, что в одних стих<отворениях> строчки расставлены на полдюйма, а в других - на четверть. Надо все одинако сделать и не лучше ли полдюйма, чем на четверть. Впрочем - твоя воля и Ал<ександра> Андр<еевича>. Хотел я, кроме того, добавить парочку сонетов - Гербек, оказывается, уже провел книгу через цензуру2 - значит, добавлять нельзя?
Относительно твоей книги не понял: ты вновь печатаешь, или сдираешь обложку3? И зачем ты не сделал так, <как> мы советовали, - истребить обе книги и напечатать вновь избранное? Ах, М<итрич>, М<итрич>! Жаден ты! Относительно "южн<ных> газет" сделаем4. Только пришли всюду для рецензий: "Одес<ский> лист<ок>", "Одес<ские> нов<ости>" и "Южи<ое> обозрение".
Крепко тебя целую, кланяюсь А<лександру> А<ндреевичу> и всем твоим. Жду с нетерпением известий о книге.
Никаких, даже задаточных 50 р. Федоров не получал. Курнин - скот5, и Федоров хочет написать о нем в газетах.
Дорогой Митрич, послал тебе корректуру "новых стихов"1. Теперь шлю тебе еще стихотворение "Чатырдаг" - вещь славная, которую мне весьма хотелось бы видеть в конце моей книги2. Посоветуйся с А<лександром> А<ндреевичем> немедленно и, если это не вызовет большой возни с цензурой, непременно передай этот "Чатырдаг" Гербеку, чтобы поставили в конец книги. Пусть лучше книга выйдет на неделю позднее из-за цензуры, но чтобы это стихотв<орение> было в книге. Если решишь ставить, будь добр сделать и другое: перепиши это стихотв<орение>, подпиши мою фамилию (Ив. Бунин) и отошли немедля в "Курьер" Фейгину. До выхода книги оно может пройти и в "Курьере"3. Если же вставить нельзя - не посылай и в "Курьер". Тогда все равно спешить некуда, напечатаю в журнале к<аком>-ниб<удь>.
Еще раз прошу - подумайте, как избежать ломания строк. Крупен, крупен вышел шрифт - горе!
Крепко тебя целую.
О французе похлопочу
4. Досточтимой Е<лене> А<ндреевне> целую ручку за милое письмо.
Дорогой Митрич! Великая просьба к тебе: если еще не поздно, поставь в моей книге "Новые стихотворения" заглавия над некоторыми стихотворениями1: над стихотворением "Стояли ночи северного мая..." - заглавие такое: "Элегия"; над стих<отворением> "Темный кедр растет среди долины..." - заглавие "Кедр"; над стихотворением "Полями пахнет..." - заглавие "Под тучей"; над стихотвор<ением> "Ищу я в этом мире сочетанья..." - заглавие "Ночь".
Кроме того: я уничтожил везде звездочки над стих<отворениями> без заглавий и черточки после стих<отворений> ввиду их безобразия. Прошу тебя решить: не возобновить ли, если будут черточки другие, и то и другое? Дорогой, похлопочи обо мне! Возобнови, если можно.
Был Андреев и уехал в Крым2. Я остался в Одессе до конца марта.
Софиевская, 5.
Дорогой друг, отчего ты совсем не пишешь ко мне? Неужели ты объясняешь мое молчание как-нибудь дурно? Ты знаешь, какой я корреспондент, - да и мои новости вряд ли интересны тебе. А лично я живу обыкновенно - читаю, пишу, держал корректуру. Пробуду в Одессе до конца марта, потом в Крым, потом в Москву
1. Пиши, дорогой, сообщи, как поживаешь. Поклон жене
2.
Одесса, Софиевская, 5.
Многоуважаемый Константин Петрович! Чрезвычайно раскаиваюсь что беспокоил Вас своей просьбой1. Было 90 шансов из 100, что книга выйдет к Пасхе2, когда мы с Вами виделись3; прося у Вас денег в средине февраля, я думал, что оно так и будет, - т.е. что америк<анское> изд. уже получено4 и что в 2 месяца, остающиеся до Пасхи, можно выпустить книгу. Всех тех затруднений, о которых Вы мне сообщаете, я не знал. В условии сказано, что 500 р. д<олжны> б<ыть> уплачены при начале печатания: я же думал, что для "Знания" не составит затруднения заплатить эти 500 р. на полмесяца раньше. "Дальше следует, - говорите Вы, - что до начала печатания д<олжен> б<ыть> доставлен оригинал в окончат<ельно> отделанном виде". Что ж, я и писал Вам, что могу выслать рукопись по первому требованию; я не думал, что нужно так строго держаться буквы условия. Пожалуйста, извините за эту ошибку. Главное же, что я могу сказать в свое оправдание, это то, что у меня и в помышлении не было требовать деньги, а тем паче заводить "препирательства". Не получая от Вас ответа в течение полумесяца, я телеграфировал конторе, чтобы так или иначе выяснить дело. Тон телеграммы был только телеграммный, если можно так выразиться, и я думаю, что контора не сочтет его грубым. Еще раз повторяю, что чувствую себя теперь весьма неприятно и извиняюсь и перед Вами, и перед конторой. Чек на 500 р. получил и благодарю Вас за них.
Послав Вам письмо с просьбой о деньгах, я снова сверял перевод с оригиналом, так что могу выслать его Вам. Высылать ли? Если можно, будьте добры сделать распоряжение выслать мне в Одессу
посылкой по почте не 10 экз. "Рассказов"
5, а
25. Остальные 75 экз. будьте любезны направить на имя
Юлия Алексеевича Бунина в
Москву. Арбат. Староконюшенный пер., дом Михайлова. Редакция "Вестника воспитания". Желаю Вам всего лучшего.
Одесса, Софиевская, 5. 8 марта 1902 г.
Дорогой Николай Дмитриевич, не сердись, что навязал на тебя корректуру, - к кому же мне обратиться, как не к тебе? А<лександра> А<ндреевича> мне совестно беспокоить. А что касается твоей боязни не "угодить" мне, то это, конечно, глупости1. Вполне полагаюсь на тебя, и ругаться нам не придется. Только еще низкая просьба: посоветуй, ради Бога, как быть с рассылкой экз. для рецензий? По-моему, нужно послать очень много. Но необходимо следующее: "Вест<ник> Евр<опы>", "Р<усская> м<ысль>", "Мир Божий", "Р<усское> богатство", "Новое дело", "Вестник всемирной истории", "Новости", "Новое время", "Р<усские> ведомости", "Курьер", "Нов<ости> дня", "Нижегородский листок", в Самару, "Орловский вест<ник>", три одесские газеты2, "Киевлянин", "Крымский курьер" (Ялта), "Образование"... вспомни еще что-нибудь необходимое. Чрезвычайно тебя прошу поговорить с Юлием - может быть, он возьмется разослать - дай ему списочек, - но он неаккуратен на просьбы донельзя. Поэтому говори горячо и нагло. Затем - надо же отдать книгу на комиссию. Я говорил с "Трудом" на Тверской - он согласен взять с удовольствием, но опять, кто это сделает? Ей-богу, ничего не придумаю, но даю Вам с А.А.Карзинкиным все полномочия распоряжаться как Вам вздумается. Паки и паки, Митрич, прошу - уж постарайся. Затем - как можно скорее вышлите мне хоть 10-15 экз. книги, остальные авторские отдайте Юлию.
Каков формат книги? Неужели маленький? Это меня страшит.
Если еще можно, вычеркни из стихотворения "Сон-Цветок"" четыре строки: "О когда бы я мог плакать в эти мгновенья" - и кончая словами: "молодого стремленья". Этот куплет глуп и плох и ненужен3.
О тебе в "Новостях Одесских" напишет Федоров, в "Южн<ом> обозр<ении>" и "Листке" тоже попрошу непременно4. Штука твоя с Сытиным меня все-таки радует. Дай Бог осенью выпустить настоящее издание5.
О французе говорили - здесь ничего нельзя для него сделать, честное слово. Поцелуй за меня ручку у милой Е<лены> А<ндреевны>, - прошу простить, что не пишу ей отдельно, а ее очень прошу мне написать. Она очень славно пишет.
Про "Мир Божий" ничего не знаю6.
Федоров рад деньгам7 и твоей похвале очень.
Затем: нельзя ли и мне сделать тоже на окне у Курнина, как он сделал тебе? Не купит ли он в "Труде" к Пасхе экз. 50-100? Тогда я напишу в "Труд", чтобы ему продали книгу не за 1 р. 25, а за 1 р. Или пришлю ему разрешение на такую удешевленную покупку через тебя. Непременно поговори с ним об этом.
Ну-с, еще что? Очень жалею, что не вижу "Сред". Всем-всем кланяюсь, а тебя крепко целую.
Шлю тебе и А<лександру> А<ндреевичу> рассказ8.
Дорогой Александр Андреевич! Очень прошу Вас извинить меня, что до сих пор я не выслал Вам мой долг - 800 р. "Знание" не рассчитало времени, потребного для исполнения 30 гравюр для "Гайаваты" и для разных других вещей, и, убедившись, что оно не может выпустить книгу к Пасхе, решило печатать ее летом1. По нашему условию, оно должно выпустить ее не позднее 1-го окт. тек<ущего> года и поэтому ни в каком случае не позднее сентября я уплачу Вам долг. Позволите ли отложить уплату до этого срока? Напишите мне2, пожалуйста, в Ялту, на дачу Чехова. Напишите, как поживаете и не едете ли куда-нибудь? Митрич пишет мне о злодеяниях Гербека3... Когда-то освободит нас Бог от этого издания4! Нравится ли оно Вам? - 25-го марта уезжаю в Ялту5.
До свидания в Москве, в апреле
6!
Поклон Вашему семейству.
Жаль мне тебя, Митрич, и стыдно мне1... Но что же я могу сделать? Дай Бог тебе сил на одоление этого подлеца. Как выйдет книга, вышли мне, дорогой, хоть десять экз. или 20 в Ялту почтой. Жажду видеть книгу. В Ялту пиши на Чехова. Еду туда 25-27-го2.
Книга твоя в "Од<есском> л<истке>" не получена3. В "Новостях" Федоров никак не может написать - там есть своего рода обидчивый Шулятиков - Геккер. Он напишет о тебе и о мне...4 Просил написать одного господина и в "Юж<ном> обозр<ении>". Обещал5. Горячо тебе желаю успеха.
Относительно "Надежды"...6 "Нет, Н<иколай> Д<митриевич>!.. Ты ошибаешься... красивая и тонкая штука!.." Не морщись, это не наглость, а просто искренность.
Передай письмо А<лександру> А<ндреевичу>
7. Поклон супруге.
Телеграмму для Белоусова8 послал Юлию {Приписано в начале письма.}.
Дорогой Антон Павлович! Рекомендую Вам подателя сего как человека вполне порядочного
1. Я его не знаю, но это близкий человек С. И. Лысенко (бывший секретарь Черниговск<ой> земск<ой> упр<авы>), которому я безусловно доверяю и который просит меня об этой рекомендации. Желаю Вам всего лучшего, кланяюсь Вашей матушке.
Будем вторник1 Бунин Нилус
Дорогой друг, погода все та же! Чувствую себя скверно. Как ты и семья? Поклонись жене, поцелуй ручку. Нилус уехал, не дописавши портрета - привезли Книппер больную1.
Пиши мне, пожалуйста, на Чехова. А книгу
жду2 - пришлите прямо: Ялта, мне, без Чехова. Целую тебя. Поклон А<лександру> А<ндреевичу> и Софье Андр<еевне>.
Горький едет в Нижний3.
20 апреля 1902.
Сергей Александрович! Поедем в Никитский сад
1? Там дивно и две красивейшие в мире барышни. Поедем - очень просим. Поедет Софья Павл<овна>
2, ее сестра, Вы и я - в экипаже. Ждем ответа. Ехать думаем в 2-3 часа. Приходите к нам. Вернемся сегодня же.
Более месяца тому назад послал Вам "Гайавату" с поправками и просил Вас написать1, когда думаете приступить к печатанию. Снова прошу об этом же, чтобы мне заранее знать, в каком месяце придется читать корректуру (предполагаю летом проехаться кой-куда)2. Будьте также добры сообщить, как идут мои "Рассказы"3?
Завтра уезжаю домой, в деревню. Адрес: Почт. ст.
Лукьяново, Тульской губ., Ефремовского уезда. Где будете Вы летом? Крепко жму Вашу руку.
Митрич, дорогой, отдай или отошли Александру Андреевичу это письмо1 как можно скорее: не знаю его адреса. (Сообщи, кстати сказать). Это уже последнее беспокойство по поводу этой злополучной книги2.
Если будешь пересылать прилагаемое письмо по почте - пошли заказным. Боюсь, пропадет. Крепко тебя целую, кланяюсь жене. Напиши мне о себе - пожалуйста.
Лукьяново, Тульск. губ.
10 мая 1902.
Иванушка - не сердись, ради Бога. Я в Москве завертелся, а затем захворал и уехал больной
1. Буду в Москве в начале июня. Пиши мне, ради Бога.
Лукьяново, Тульск. губ.
Послал тебе письмо вместе с письмом к А<лександру> А<ндреевичу>
1. Почему молчишь? Как поживаешь? Очень желаю тебе здоровья и вдохновенья, кланяюсь Е<лене> А<ндреевне>. Думаю приехать к тебе в начале июня
2, а пока все-таки прошу написать
3.
Лукьяново, Тульск. губ., Ефремовск. у.
20 мая 1902.
Дорогой Сергей Александрович, где Вы? Неужели все еще в Казани? Откликнитесь и расскажите про себя. Я в деревне, в полном одиночестве, исключая родных, кое-что пишу, читаю... Очень буду рад, если напишете.
Лукьяново, Тульск. губ.
23 мая 1902 г.
Дорогой Вася, я не умею писать писем, за это бранят меня все. Разве ты не знал кое-каких новостей, ялтинских и одесских1? У Чехова была серьезно больна жена - скинула и захворала, - теперь поправилась, сам он ничего себе; Нилус писал с него портрет и не кончил, именно из-за этой болезни2 - будет кончать осенью... Одесские приятели пребывают все в прежнем состоянии и время мы проводили обычно, только больше обыкновенного гуляли за городом весной. Федореско3 уехал на пароходе Добровольного флота во Владивосток... Но это ты, конечно, знаешь. Что же касается меня, то я уже писал тебе4 - сижу в деревне и пишу. Зимой себя чувствовал старым и злым, теперь помолодел. Ей-богу, сейчас не помню - послал ли я тебе "Рассказы"5? Сообщи при случае - вышлю. "Нов<ые> стихотворения" не могу выслать пока еще потому, что их у меня еще нет: было в Москве экз. пять, я их послал критикам. Скоро буду в Москве, получу и вышлю. А что же твой роман6? Говорят, ты писал роман? И почему ты в Птб. и где же будет летнее времяпрепровождение? Не увидимся ли в Крыму осенью?
От души целую тебя и желаю здравия М<арии> К<арловне>. Почему ты ничего не написал мне о 50 р., которые я просил у "Мира Б<ожьего>"
7 и отчего и Ангел Иван<ович> об этом не пишет
8? Очень нужны деньги. Напиши еще.
29 мая 1902.
616. В КОНТОРУ ИЗДАТЕЛЬСТВА "ЗНАНИЕ"
Очень прошу Контору сообщить мне, где Конст. Петр. Пятницкий или передать ему, если он в Птб., что я писал ему1, прося ответить, когда он намеревается приступить к печатанию "Гайаваты" и когда я буду занят корректурой. Мне это нужно знать, чтобы распределить свое время и занятия.
Москва, Арбат, Староконюшенный пер., д. Михайлова, ред. "Вестника воспитания".
Дорогой друг, простите, что не писал. Сидел в деревне у своих и "творил". Теперь еду под