Короленко Владимир Галактионович - Письма

p;   Повторяю - чувствуем себя отлично, желательно было бы, чтобы вы этому поверили и представили себе это настолько ясно (говорю это мамаше), чтобы чувствовать и себя за нас хорошо. Даже теперешнее место заключения несравненно лучше всех питерских. Комната большая, светлая, воздух чистый, вид из окон великолепный. А в пути-то еще лучше. Впечатлений куча. Правда, хочется, очень хочется поскорее быть на месте; и мы бы с радостию променяли и отличную комнату и великолепный вид - на почтовую телегу и на пыльную почтовую дорогу, но это, конечно, оттого только, что хотелось бы поскорее окончательно определить положение, да еще поскорее бы узнать, что с кем из знакомых делается. Обнимаю всех их. Надеюсь, крепко надеюсь, что дорогой мой Вася⁴ читает вместе с вами это письмо. Неужели еще нет?

   Едем экономно. Деньги есть. Вообще, повторяю еще раз, и Перец⁵ также: заботьтесь о себе, не посылайте нам денег (помните, что я говорил на свидании), пока не напишем. Если получите от Трубникова⁶ и за статью ⁷, то лучше обратить хоть часть на некоторые из долгов (хотелось бы Вол. отдать). Кстати, вот маршрут: из Питера в Москву - сутки, из Москвы в Ярославль, часов 12, из Ярославля в Кострому почта ходит часов 5, но надо считать часов 12 (так как пароходы идут только вечером), да из Костромы в Вятку трои сутки (почта; нам придется ехать на лошадях, а не на пароходе; дней, пожалуй, 5 проедешь). Да. Итак, до Вятки почта идет не менее 5 суток, а оттуда до места нашего назначения, пожалуй, тоже еще сутки 3. Итого 8. Говорю это, во-первых, затем, чтобы вы могли хоть приблизительно рассчитать время переписки, а, во-вторых, затем, чтобы вы сообразили, стоит ли посылать мне статью. Пишите поподробнее, как вы устраиваетесь, между прочим и в материальном отношении. Деньги, деньги! Никогда еще денежные вопросы не интересовали меня так сильно. Есть ли работа? На свиданьях вы все как-то глухо говорили: "есть, да, довольно". Пишите все: какая работа, сколько платят и т. д. Нашлись ли уроки, кроме того временного, о котором вы говорили? Каково-то бедняге Мане: ей ведь пришелся хороший сюрприз. Ну, до следующего письма. Обнимаю всех, всех; не стану перечислять, знаете сами, кого хотелось бы обнять покрепче (надеюсь, никто не обидится за фамильярность). Эх, если бы хоть вы могли обнять побольше. Пишите, пишите, пишите! Веля, пиши правду. Обо всех знакомых подробно. Надеюсь, Юлиан уже вышел и устроился ⁸.

   Впервые опубликовано в книге: "Владимир Короленко. Письма 1879-1887", кн. 1, Госиздат Украины, 1923.

   Эвелина Иосифовна Короленко - мать, Эвелина Галактионовна Короленко и Мария Галактионовна Лошкарева - сестры В. Г. Короленко (см. 5 том наст. собр. соч., прим. к стр. 23 и 14).

  

   ¹ Владимир Галактионович Короленко и младший брат его, Илларион Галактионович, были высланы 10-11 мая 1879 года из Петербурга в Вятскую губернию в административном порядке. В Москве пробыли лишь одни сутки. Содержались в Рогожской части.

   ² Николай Александрович Лошкарев - зять В. Г. Короленко (см. 6 том наст. собр. соч., прим. к стр. 218). На стене камеры в Рогожской части Короленко увидел запись о том, что Лошкарев был здесь накануне.

   ³ Из Костромы братья Короленко выехали 25 мая 1879 года.

   ⁴ Василий Николаевич Григорьев (см. 6 том наст. собр. соч., прим. к стр. 137). Был арестован в Петербурге в апреле 1879 года.

   ⁵ Семейное прозвище И. Г. Короленко.

   ⁶ Константин Васильевич Трубников (1829-1907) - издатель газеты "Телеграф".

   ⁷ Статьей здесь Короленко называет свое первое беллетристическое произведение "Эпизоды из жизни искателя", напечатанное в июльской книжке журнала "Слово" за 1879 год.

   ⁸ Старший брат Короленко, Юлиан Галактионович, был освобожден из Литовского замка 11 мая 1879 г.

  

  

   Не знаю, дорогие мои сестрицы, где найдет вас это письмо. Вы пишете, что Маня собирается к родителям Николая¹, мамаша - в Кронштадт, Веля² же остается "ворочать" с Юлианом корректуру. И ничего больше! Когда это случится - раз. Адрес Мани - два. Где будет пребывать Веля (на старой квартире или где-нибудь в другом месте, - не у Веры же Константиновны³) - три. Три пункта, относительно которых мы оставлены в полнейшем неведении. Куда же писать? Ну, да, ладно,- пересылайте это письмо друг другу.

   Почему это вы так мрачно смотрите на вопрос о том - увидимся ли мы? "Едва ли!" - говорите вы. Почему же едва ли? Господи ты боже мой,- как говорит Василий Николаевич ⁴,- почему же нам и не увидаться? Я понимаю еще, что мамаша несколько преувеличивает,- но вы почему смотрите так мрачно (вся-то жизнь впереди и не увидаться!) - не понимаю. Впрочем, может быть, и понимаю немножко, тем не менее, отбросив шутки в сторону, говорю серьезно: да, да! увидимся, обнимемся крепко, побеседуем и все такое,- поживем (а почему же нам и не пожить?) - так как не увидаться!

   Полно же, милые, дорогие мои,- особенно ты, Машинка ⁵, зачем "минуты полного отчаяния" (еще и "полного"). Справляйтесь, справляйтесь бодрее с своим теперешним положением, да и вперед в будущее заглядывайте прямее да смелее; лишним бы человеком не быть,- а тогда все хорошо и не отчаяние (полное-то, господи!) при всякой разлуке, а хорошее, бодрое чувство явится. Ведь и порознь вместе быть можно (помните?), коли любишь друг друга, да знаешь друг друга хорошо.

   Ну, чтобы вы знали хорошо, что с нами делается, какими глазами мы теперь на мир божий смотрим,- да чтоб не вздыхали вы о бедных ссыльных (каково-то им там? и т. д.) - сообщаю в общих чертах обстановку нашей ссыльной жизни.

   Глазов - уездный город Вятской губернии (что вам, впрочем, и без меня известно). Вот общий вид: река быстрая, берега круто размытые, зеленые, лес на них потянулся - ельник. У города берег высокий довольно. Церковь на нем торчит, другая тут же строится; несколько домиков лепится тут же, по берегу; все ниже, все меньше - домики переходят в хижинки - это слободка, в коей мы и проживаем. Небольшой, несколько покосившийся домик (двухэтажный, деревянный) - это жилище нашего хозяина (Бородин некто, Александр Павлович); тут же внизу слесарная мастерская хозяина. Во дворе флигелек, во флигельке комната с полатью, около флигелька - сеновал; полати или сеновал служат нам попеременно постелью (в другой комнате помещаются наши квартирные хозяева - некто Стольберг⁶, ссыльный же рабочий с женой,- Бородин - домовый хозяин); с нами же живут бывшие товарищи по заключению в тюремном замке, двое ссыльных, тоже рабочие⁷, знакомые Стольберга. Итак, река, лес, сеновал! Каково для здоровья-то после Питера! Харалуг⁸, да и только. Ну, будем ли мы здесь болеть? Забыл сказать - у хозяина лодка и невод. Катаемся и рыбу ловим (для чего приходится наряжаться особенным образом, между прочим, в лапти,- пришлю может быть, если удосужусь, несколько рисунков, в том числе и рыбную ловлю, -наверное не обещаю). Перчик пристрастился к рыбной ловле, чуть не каждый вечер "бродит" с "бреднем" (невод).

   Ну, теперь, в нравственном отношении; да что же говорить? Поставлю два вопроса: живем ли мы изо дня в день, как придется, или есть у нас желание и сила поработать, над собой хотя бы, есть цели впереди? - Есть. Можно ли работать над собой, стремиться и "достигать" в этом направлении в нынешней обстановке, в богоспасаемом граде Глазове? (Вятск. губ.).Можно, можно везде, где есть люди (а здесь даже библиотека имеется, и мы подписались), значит работаем, значит мы вовсе не "бедные" ссыльные и значит не остается места "сожалению" (каково им там? - Да хорошо, конечно). Вот взгрустнется когда об людях дорогих, захочется обнять, поспросить, как у вас, вам каково, что думается, что делается, ну, это дело другое, это бывает, будет, было и не может не быть.

   Ну, надеюсь, об нас "жалеть" не станете. Помню, когда я приехал из Вологодской губернии ⁹, Веля как-то говорила: "Пью чай и плачу: есть ли у него чай?" Теперь заплачешь - помни, что ругаться буду; во-первых, если бы не было - наплевать, а во-вторых - есть чай, вообще жизнь дешева (квартира - 1 р., телятина - 3-4 коп. фунт, говядина 4 к.- сообщаю этот прейскурант - для мамаши), не нуждаемся. Вот рубах ситцевых обещали - пришлите, спасибо скажем; денег Юлиан хочет прислать,- не надо,- самим бы хватило, нужды-то много. Платья также не надо, а сапоги в случае чего и сами вам еще послать можем, да еще какие,- с бересточкой, крепкие; насчет формы-то уж не взыщите, да деготком помазывайте и носите на здоровье.

   Ну, что еще об нас? Люди живут с нами, как уже писал в том письме, хорошие, не ссоримся. Правда, у меня есть-таки желание нанять отдельную комнатку,- поработать когда, уединиться, да и вообще больше по нраву, свободнее,- вероятно, сделаю это, когда установится положение, пока же, так как у новых наших товарищей денег нет, да и у хозяев немного,- приходится соображаться с общими финансами, которых, впрочем, вполне хватает, а в скором времени, так как все принимаются за работишку, да и будут нам и им выдавать деньги,- положение установится окончательно,- проживем и комнатку наймем.

   Дуне писал, буду ждать ответа. Другой двоюродной сестрице¹⁰ и хотел бы - не знаю куда. Поклон, пожатие, поцелуй; как живется-можется? Весточку Василию пишу вслед за этим письмом. Передайте непременно. Передали ли прошедшее письмо? Пусть напишет, хоть через прокурора; всем поклон. Викентию Антоновичу¹¹ передайте поклон и пожелание, чтоб не соврал, сдержал бы обещание написать. Машинка, увидишься с другой парой сестриц¹²,- передай поклон из Глазова, скажи, что очень, очень хочется знать, что с ними. Знаю из прошедшего письма внешнюю сторону их положения. Этого мне мало; думаю, не покажется назойливостью мое желание. Напомни Надежде Зосимовне наш разговор в один из вечеров за работой. Она рассказывала о том, как она уезжала в Питер. Я предложил тогда вопрос, что было бы, если бы ей не позволили ехать в академию (на курсы), или, вернее, в Питер. Теперь она приехала (или приедет) в Петрозаводск. Повторяю прежний вопрос, в несколько новой форме. Захочет - ответит: скажи, что меня это интересует живо, - даже сильнее, слова не подберу. Узнаешь человека хорошего, так нельзя же, невозможно не интересоваться вопросом, каково этому человеку при подобных условиях. Сообщи адрес мой и скажи, что если сестрицы напишут, большое и хорошее спасибо скажу (и отвечу, само собой разумеется; не пишу первый понятно почему - не знаю куда, а то написал бы). Очень уж много и, главное, очень интересных вопросов хочется предложить. Поинтересуются - дай это письмо, из него они узнают в общих чертах, что делается с их бывшим товарищем по корректуре.

   Ну, целую вас всех. Анне Егоровне¹³ поклон передайте и тысячу пожеланий всего хорошего.

   P.S. Пришлите краски и готовальню, да поскорее. Чертежи сдайте, как я просил. Юлиану поклон, еще раз: пусть денег не присылает. Кисточек не забудьте. Мои инструменты, нет особенной надобности присылать, если хлопотно¹⁴. Обзавелся уже здесь. Если Василий Николаевич уже на воле, то хорошо бы клещи и молоток.

  

   Впервые опубликовано в книге "Письма", кн. 1. Дата определяется предположительно по содержанию письма.

   ¹ Приемные родители Н. А. Лошкарева - Разумник Васильевич и Наталья Гордеевна Туркины - жили в Петрозаводске.

   ² Эвелина Галактионовна.

   ³ Знакомая Короленко.

   ⁴ Григорьев.

   ⁵ Машинка - семейное прозвище М. Г. Лошкаревой.

   ⁶ Карл Федорович Стольберг (см. 6 том наст. собр. соч., прим. к стр. 260).

   ⁷ Петербургские рабочие Александр Христофорович Христофоров и Иван Кузьмич Кузьмин.

   ⁸ Харалуг - имение в Ровенском уезде, Волынской губернии (см. 5 том наст. собр. соч., главу "Гарнолужское панство").

   ⁹ В Вологодскую губернию Короленко высылался в марте 1876 года за участие в студенческих волнениях в Петровской академии.

   ¹⁰ Из конспиративных соображений двоюродными сестрицами Короленко называет Александру Семеновну и Авдотью Семеновну Ивановских (см. 6 том наст. собр. соч., прим. к стр. 213 и 214).

   ¹¹ Викентий Антонович (Адольфович) Дмоховский - петербургский знакомый Короленко.

   ¹² Надежда и Вера Зосимовны Поповы ("корректурки"). Сестры Поповы были арестованы в апреле 1879 года, а затем высланы в Петрозаводск.

   ¹³ Знакомая Короленко.

   ¹⁴ Речь идет о сапожных инструментах. Сапожному делу Короленко обучился еще в Петербурге (См. 6 том наст. собр. соч., стр. 220).

  

  

   Надеюсь, что теперь ты действительно в лучшем настроении, чем то, которое сквозит так ясно в последнем письме. Да, дорогая моя, я знаю, представляю себе, как ты рвешься к Николаю, представляю, как тебе трудно отказаться от этой мысли; понимаю также, что и ему тяжело, однако послушай, что я скажу тебе с полным и искренним убеждением. Во-первых, ехать теперь невозможно, и это, признаюсь, как ни тяжело,- к лучшему. Что было бы, если б ты поехала, откуда средства приехать для окончания курса? Не ясно ли, что поехать теперь значило бы отказаться от всякой самостоятельной работы, от всякой собственной роли в жизни. Не так ли, моя милая, дорогая Маничка. Ведь ты не обвинишь меня в жестокости к тебе за то, что я ставлю вопрос резко и ясно. Итак, невозможно, значит не поедешь, значит надо отложить и работать, надо найти силы, и ты их найдешь. Далее,- письма Николая скоро, наверное, будут значительно спокойнее, и тогда тебе станет легче. Вообще, вероятнейшее будущее, как оно мне рисуется, следующее. Пока ты окончишь, Николай может рассчитывать на перевод, по крайней мере, в Европейскую Россию, тогда можно жить вместе и работать. Ты пишешь, что и тогда неизвестно, можно ли будет раздобыться деньгами на дорогу. Конечно, можно будет, если захотеть этого серьезно. Времени, моя бедная Машинка, еще впереди довольно, можем все постараться общими силами. Итак, береги силы, справляйся с настроением. Я, конечно, не стал бы повторять эти фразы, если бы не был глубоко убежден в том, что с "настроением" можно справляться, как и с зубной и головной болью. Невозможно,- нужно понять это слово, почувствовать его и затем перестать возвращаться мысленно к тому, что признано невозможным, и принять то, что остается, решительно и определенно.

   Поцелуй Борьку¹, тебя целую крепко, крепко. Пиши, пиши все откровенно.

  

  

   Впервые опубликовано в книге "Письма", кн. 1. Дата определяется предположительно. Письмо без подписи. На письме пометка глазовского исправника: "Рассмотрено".

   ¹ Сын М. Г. и Н. А. Лошкаревых.

  

  

   Спасибо, дорогие мои, что распорядились с вещами; квитанцию на посылку мы получили, придется только добывать их из Вятки. Ну, да случаи довольно часто представляются, и мы уже распорядились.

   Почему ты, Величка, ничего не пишешь о том, переданы ли мои письма к Василию Николаевичу. Неужели он их не получает и этим объясняется его молчание, которое, признаюсь, очень и очень меня мучит. Ведь я знаю, что он непременно бы написал, если бы знал адрес. Почему же он не пишет,- ведь я не получил от него ни полслова, и ничего об нем не знаю. Непременно напиши об участи моих писем к нему. Спасибо тебе за твои хорошие ободряющие слова. Да, моя дорогая, хорошая Величка, надеюсь и уверен в тебе. Ты счастлива, что в начале твоего пути ты не обременена такими тяжелыми условиями, как моя бедная Машинка. Помни же это и не потеряй сама добровольно этих преимуществ, дорожи ими, становись на ноги, пока свободна. Ну, еще немножко сдержанности посоветую и затем уверен, моя дорогая, что все будет хорошо. Пиши только о Василии Николаевиче, и мы с тобой не будем ссориться.

   От Дуни¹ получил два письма. К сожалению, то радужное впечатление, в каком вы представили ее положение, совершенно рассеялось при чтении ее второго письма (первое состояло из нескольких слов). Маленький городишко ², на берегу туманного озера, лес кругом, болота, холод среди лета - вот обстановка; нездоровье, смерть отца и хандра - вот настроение. Вдобавок, очевидно, недостаток средств. Особенно беспокоит меня болезнь; пишет, что лечится. Эх, плохо тут, а я-то за нее радовался.

   Вчера прочитал в "Новом времени" рецензию Буренина³. Воображаю, как мамаша, вероятно, возненавидела этого господина. Правду сказать, меня она задела так мало, что, право, мне самому удивительно. Когда, бывало, приходилось читать чепушистые рецензии Ч.⁴ чужих произведений, и то злился черт знает отчего. А теперь читал ругань по поводу моего, и смешно только. Хорошо бы,- если еще где-нибудь что-нибудь было,- прислать мне те нумера газет или указать нумера журналов, где будут отзывы. Тогда, быть может, пришлось бы ответить, теперь же не знаю, стоит ли. Думаю завтра получится "Слово" в нашей библиотеке, или присланное от вас (кстати, если бы Юлиан, вместо того, чтобы спрашивать, хочу ли я, чтобы он прислал отдельный оттиск моей статьи, выслал бы его прямо, то теперь я уже имел бы его и не приходилось бы недоумевать, откуда Буренин выдернул такие выражения, каких у меня вовсе не было. Якуб превращен в лакея, являются какие-то "стихотворения, смягченные (?!) цифрами" и т. д., которых совершенно нет в моей статье). Интересно бы знать и другие отзывы, если они есть, хотя, правду сказать, меня интересуют в них не столько отзывы о самой статье, сколько та сторона, которая так безобразно развернулась в рецензии Буренина. Неужели и другие разразятся тем же. Характерно! На это, пожалуй, и стоит ответить, даже нельзя бы не ответить, если найдется для этого ответа приют в какой-нибудь редакции. Вероятно, попробую с будущей почтой. Что касается собственно до статьи, то я сам очень невысокого об ней мнения; меня не очень удивляют преувеличенные отзывы редакции (если их еще и Юлиан не преувеличил) ; я никогда не считал редакцию "Слова" особенно компетентными критиками, и ее похвалы не перевесят, конечно, других отзывов (не Буренинских, понятно) ⁵. Даже то обстоятельство, что гг. Буренины разнюхали в ней нечто, приводящее их в исступление, не поднимет ее в моих глазах. Вообще, Машинка, ты напрасно считаешь это "началом моей литературной карьеры". Не говорю, конечно, что ничего не напишу более. Но "карьеры" тут делать, без сомнения, и не попробую.

   Ну, целую вас всех, всех, в том числе и Борьку. Помните, что я вам, мамаша, говорил, - ведь наверное крепко привязались вы к мальчишке,- не меньше, вероятно, чем к Оле. Ну еще раз - до свидания.

   Юлиану - поклон. Всем знакомым крепкое пожатие.

   P. S. Мамаша,- чуть-чуть пояснее пишите. Если книги еще не послали, когда придет это письмо,- прибавьте к ним Щедрина: "Как мужик двух генералов прокормил".

  

  

   Впервые опубликовано в книге "Письма", кн. 1. На письме пометка глазовского исправника: "Рассмотрено".

   ¹ Авдотья Семеновна Ивановская.

   ² А. С. Ивановская в то время находилась в ссылке в городе Повенце, Олонецкой губернии.

   ³ В. П. Буренин (1841-1927) - критик, сотрудник "Нового времени", ярый реакционер. Рецензия Буренина на повесть Короленко "Эпизоды из жизни искателя" напечатана в "Новом времени" 20 июля 1879 года.

   ⁴ Кого под буквой Ч. подразумевал Короленко - не установлено.

   ⁵ Речь идет, очевидно, об отзыве Салтыкова-Щедрина, который в редакции "Отечественных записок" вернул Короленко "Эпизоды из жизни искателя", сказав, что это "зелено очень".

  

   Получил ваше письмо от 7 числа октября. Несколько раньше получил также от Викентия¹ ответ на мое письмо (как видишь, Веля, твое сообщение о том, что он не получил моего письма, несколько запоздало). Я просил его, между прочим, сообщить, что ему известно о вас, о вашей жизни, так как я чувствовал, что вы не совсем искренни в ваших письмах, обо многом умалчиваете, многое скрываете. Он сообщил в общих чертах то же, что вы пишете, наконец, и сами или, вернее, что проглядывает, более или менее ясно,- в вашем последнем письме. Итак, скверно, видно, вам живется во всех отношениях, и в нравственном, и в материальном (уж чего тут, если на деньги из суда пришлось возлагать надежды!). Шила в мешке не утаишь,- зачем только вы скрываете. Даже о болезни Синкуса² не сообщили. Неужели же вы думаете, что легко убеждаться, как тебя стараются уберечь от знания истинного положения дел, которое ты имеешь право знать в настоящем виде. Наконец,- что же этим достигается? Вот теперь вы несколько времени не заикаетесь о Василии Николаевиче. Если бы я мог быть уверен, что вы сообщаете мне все, что случается,- дурное и хорошее,- я знал бы тогда, что ничего нового нет и потому вы молчите. Теперь же я в этом далеко не уверен и имею полное основание предполагать, что вы опять от чего-нибудь оберегаете меня в этом отношении. Понимаете, как приятна подобная неуверенность. Ради бога, пишите же правду, всю правду.

   Мамаша,- неужели и теперь вы все так же небрежно относитесь к своему здоровью? Впрочем,- что и спрашивать. Дело известное. А ведь теперь это особенно важно, важно для всех нас, подумайте об этом хоть. Хотелось бы, дорогая моя, удовлетворить вашему желанию относительно фотографии, но трудно обещать наверное. Во всяком случае не так-то скоро. Фотография здесь есть, хоть и больно плоха, да пока денег на это не найдется. Конечно, мы здесь живем, не испытывая нужды (можете мне верить,- я говорю правду),- но, повторяю, покамест расход в таких размерах еще нам не по карману. Денег нам казенных не выдают. Дело так затянулось, что, кажется, и совсем заглохнет. И бог с ними. Во всяком случае,- выдадут ли (что почти невероятно), или не выдадут (что почти не подлежит сомнению),- постараюсь со временем удовлетворить ваше желание, так как представляю себе, как оно сильно, и надеюсь, что буду в состоянии это сделать.

   Вы, мамаша, соболезнуете о том, что мы с Илларионом живем не на одной квартире. Что это за ребячество, право, моя дорогая, милая мамаша. Не огорчайтесь, что я употребляю это выражение,- я пишу это без всякой досады. Мне только смешно, что вы придаете значение подобным пустякам. Быть может, пришлось бы и в разных городах жить, а не то что на разных квартирах,- и это для нас имело бы мало значения. Не век же вместе.

   Бодрее, дорогая Величка. Не все же удачи. Главное - работу, будничную и тяжелую работу одолевай,- усидчивость приобрести надо, упорную энергию, а у тебя, кажется, пока все натиском. Ну, да ничего, перемелется все,- хорошая мука будет. Рад, очень рад, что, кажется, Машинка справляется. Действительно, в этих тяжелых, правда, условиях,- одолеваешь часто такие трудности, которые прежде казались бы неодолимыми, и это хороша я школа,- боюсь, что очень уж тяжела для тебя. Конечно, тяжела для всех вас, дорогие мои,- одно и хочется и можется только,- это указать на будущее.

   От корректурок - ничего. Дуня писала. Нерадостно, видно, живется.

   Илларион обещает писать,- да, по правде сказать, какое же влияние может иметь на его переписку то, что мы живем отдельно. Раньше писал изредка,- и теперь будет то же.

   Ну, я писал уже вам, что устроился на новом месте. Вообще доволен. Работается ничего, порядочно. Вся наша колония ходит в сапогах моей работы, в том числе и я сам. К сожалению, пока приходится этим и ограничиться. Заказов мало. Вообще к зиме здесь валенок вытесняет сапоги, и поэтому даже настоящие сапожники принимаются за шитье шапок. Теперь отчасти по этой именно причине перестал ходить к своему мастеру. Нельзя сказать, чтобы мое учение было окончено,- но сапоги, как уже сказал, могу сшить не особенно чисто и изящно, хотя в крепости, пожалуй, не уступят любым. Как бы то ни было, стараюсь помаленьку обзаводиться всем необходимым и начинаю карьеру сапожника.

   Ну, пока обнимаю вас всех, всех.

   От Николая - ничего. Знакомым поклон. Как поживает Анна Егоровна? Переписываетесь ли вы с корректурками? Каково им живется, каковы новые условия?

   Еще раз: насчет наших финансов не беспокойтесь (я - помните это - не надуваю, не то, что вы).

   Без сомнения, мой ответ Буренину уже запоздал. Бог с ним.

   Борьке собираюсь сшить сапоги. Мамаша, пришлите и вы свою мерку,- я думаю, вам будет приятно носить башмаки моей работы. Да все пришлите мерки. Не особенно скоро, но все-таки сошью, как только обзаведусь колодками. Правда, не по-питерски будет сшито, а по-глазовски. Не взыщите.

   Василию Николаевичу опять писал, прямо на имя прокурора судебной палаты. От него только одно письмо получил.

   Следующее письмо получите уже из другого места жительства. Меня переводят в другое место, того же уезда, чему я очень рад, впрочем. Это согласно с моим желанием. Напишу тотчас по приезде ³.

  

  

   Впервые опубликовано в книге "Письма", кн. 1. На письме пометка глазовского исправника: "Рассмотрено".

   ¹ В. А. Дмоховский.

   ² Синкус - семейное прозвище двоюродного брата Короленко Александра Казимировича Туцевича, психически заболевшего в тюрьме (см. 5 том наст. собр. соч., прим. к стр. 213).

   ³ Последний абзац приписан, по-видимому, вслед за объявлением Короленко об его высылке в Березовские Починки.

  

   Спешу, дорогие мои, тотчас по приезде на место нового моего жительства побеседовать с вами и успокоить вас относительно этого нового сюрприза. Начну с того, что опять-таки я нисколько не чувствую себя хуже в новом положении, а затем опишу совершенно правдиво все, что случилось со мной в эти несколько дней, что окружает меня в настоящее время и как это все на мне отражается. Нужно ли еще повторять, что я не оставлю, не скрою ничего и что вам нечего читать между строчек.

   Во-первых, излагаю только факты, так как причины неведомы мне самому. 25-го утром в мою маленькую комнатку на слободке явился исправник с другими лицами, произведен обыск и затем мне объявлено, что я буду переведен в другое место. "Куда?" - В Бисеровскую волость.- "Значит, в Березовские Починки?" - Что-то вроде утвердительного ответа. Итак, в Починки!

   Теперь о Починках. О географическом их положении сказать могу очень мало. Посмотрите на карту, найдите Глазов. От Глазова мне пришлось переехать через Вятку, затем через Каму у села Харина, затем еще через Каму у самого места. Если найдете на какой-нибудь карте реку Старицу ¹, впадающую в Каму, то будете иметь довольно точное представление о положении наших починков ². "Починок", от слова "почин", начало, это зарождающиеся поселения, будущие людные села, быть может, города. Но это в будущем. Теперь это нечто совершенно другое. Но ворочусь к началу.

   Час времени дают на сборы. Мало. Два часа. Извещаю наших, прощаюсь с знакомыми, укладываюсь. Хорошо, что этот сюрприз не застиг меня раньше. Теперь я выучился уже шить сапоги настолько, что моего искусства хватит для простых сапог,- хватило бы силы только. Инструментом кой-каким обзавелся. Не беда. Перевоз через Чепцу. Наши вышли провожать, да кой-какие знакомые со Слободки. Попрощались. Тронулись. Дело к сумеркам. Родная кучка, стоявшая на берегу, исчезает из глаз. Затем снежное поле, сугробы, кочки, лес. Вперед и вперед, на северо-восток еще 180 (214?) верст.

   Правду сказать, мне хотелось-таки тронуться из Глазова; засиделся, да и не особенно интересное место. Но в Починки! С этим, конечно, можно было примириться, как с неизбежностью, но радоваться было нечему. У нас в Глазове об этих местах составилось самое мрачное представление. Суровый климат, леса кругом, починок от починка в тридцати верстах, за деньги ничего не достанешь, народ суровый, грубый, ссыльные там без вести пропадают (вот какие ужасы!). Провожали меня, точно на тот свет, было даже и слез. Конечно, все это меня не очень пугало само по себе,- знал, что без вести не пропаду; "хлеба ржаного нет" - не беда, ячный есть станем, климат суровый,- я здоров, ничего, вынесу. А вот глушь, - это несколько-таки неприятно, тем более что глушь-то исключительная, без признаков (почти) общественности, это было самое неприятное.

   Итак, я ехал вперед, представляя себе Починки в том свете, как они кажутся глазовцам, однако ехал спокойно. Путь стоял недурной, и ехали мы без особых приключений, если не считать того, что я, по непривычке к дровням здешним, на всяком угоре выскакивал с дровней, точно мяч, и весь вывалялся в снегу. Раз сбились с дороги, проплутали по лесу часа два, да попали-таки на дорогу. Места здесь широкие, тихие. Снежные поля, мелкий ельник, порой хороший темный бор, пара полозьев - полузасыпанный снегом след редких проезжающих,- редко, редко попадается навстречу мужичок на лохматой клячонке (вятской мелкой породы), редкие деревни,- вот впечатления первой половины пути. Сначала дворы, куда приходилось заезжать, были довольно зажиточны. Только с Лупьевской (кажется так,- здесь произносят названия так неразборчиво, что немудрено ошибиться) глянула на меня неприветная, холодная беднота крестьянская. Широкая изба, какая-то пустая точно.- Нет ли поесть чего? - "Нету-ка".- Хлеб уродился ли? - "Плохо уродился, нету-ка".- А картофки? - "Нету-ка картофки ноне, совсем нету".- Рыбы нет ли? - "Нету-ка,- была ино рыба-то, да выдра всю поизбола" (изгрызла). - Чего же вы сами-то едите? - "А чего! Покормит баба чем,- покушаю, а не то, и так живу. Хлебец коли - лук вот есть..." И это правда. Нельзя думать, чтобы скрывал. Нет, - мед вот нашелся у него,- сам принес, угощает радушно, и денег брать не хочет.- "В починках еще хуже будет",- говорит провожатый.

   Переехали, через Вятку, затем и через Каму ночью перебираться пришлось. Со мной вещи - главное инструменты, перевоза нет, по льду переехать нельзя,- приходилось тащить вещи в руках, по обледенелым мосткам в две или порой в одну доску. Темно, ветрено, морозно, - внизу река темная, льдины плывут. Ничего, перебрались.

   За Хариным местность принимает тот характер, который присущ ей вплоть до Березовских Починок. Главная характеристическая черта собственно местности самой, это то, что, куда ни глянешь, особенно с возвышенности какой,- глаз встречает широкую, точно море, полосу лесной черни. Все темные оттенки - буро-зеленый, там бурый, затем черный, затем сизый, наконец, на самом горизонте, неопределенная, мглистая чернь лесная сливается с мглистым же небом. Ближе посмотришь,- холмы, снег, кой-где поросль мелкая или лес же сплошной. Кучи снега по временам принимают какие-то причудливые угловатые формы,- всмотритесь - кой-где среди этих куч проглянет сруб стены, окно. Это деревушка или починок.

   Харино (волость) миновали, в Бисерово (тоже волость) приехали к утру. У самой волости Поплавский живет (ссыльный, поляк студент). Указали мне его жилище, дал хозяин лучину (здесь лучиной светят), вхожу в избу. Беспорядок невообразимый. Вообразите себе обстановку студенческой холостой комнатки где-нибудь на Васильевском острове и перенесите эту обстановку, или, вернее, ее беспорядок, в простую деревенскую избу. Табак, папиросы, книга, чайник, сапоги, газета, банка с варением, свечки - все это вместе. В углу, под иконой, кровать. Подношу лучинку. Бледное, худое, болезненное, но очень интеллигентное симпатичное лицо, чисто студенческое, с длинными волосами. Разбудил, поставили самовар, побалакали. Час, другой - приходится прощаться. Прощаемся, точно родные. Не удалось повидаться с другими товарищами. Нарядили лошадь. Катим. Где один (урядник на другой телеге сзади), где с десятниками, где с сотскими, углубляюсь в самую лесную сторону. Переночевал в пути, опять далее. "Какова Кама?" - Ходят ино.- "А на лошади?" - На лошади не переехать.- Вот и Кама. "Полая вода-то, гляди". Нашли место, пробуем топором, нет, не переехать. Лошадь выпрягли, сани спустили на лед, версты полторы на себе тащим; затем оставляем сани с вещами на берегу и идем к жилью за версту. Там берем лошадь и едем далее.

   Остановились в одном месте, в починке - бабы сошлись, на меня глядят с любопытством. "Опять ссыльный? что это, господи! Хоть бы от нас их увозить стали,- а то все к нам везут. Самим жить негде". Вообще, очевидно, недовольны ссыльными. Когда урядник советовался с сотским, куда меня поставить,- постоянно возникал вопрос: примет ли? Решили: "обязан принять, чего тут!" Итак, едем до места. Первый починок. Староста живет. Сотский заходит за старостой, я сижу на санях. Через минуту выходит высокий, почтенный, седой старик. "Пожалуй в избу". Захожу. Угощают брагой. Изба хорошая, светлая, встречают приветливо. Оказывается, жил у них Попов (студент из Харькова) и оставил по себе отличную память. Через полчаса собрались, едем со старостой. Старик и старуха (отец и мать старосты) едут тоже на другой телеге к моему будущему хозяину на пирушку. Приехали. Маленькое препирательство. Я вмешиваюсь. "Что, мол, вам, хозяин. Я не пью, не буяню, спорить не станем".- Ладно ино,- ты ученый?- Ученый. Сладились скоро. Разбираюсь с вещами.- Как имя? - Володимер. Окружают меня, смотрят вещи, инструменты. Как-то сразу мы познакомились, и я нашел свое место в простой хорошей семье. Вечер "пируем", то есть пьем брагу, бабы прядут, мужики беседуют. Гостья, мать старосты, все про Попова вспоминает, точно мать об отсутствующем сыне. У Попова так вот было, у Попова то, у Попова другое.

   Вышел из избы. Вечер поздний. Мороз, темно. Река (Старица) у самого двора прошла. Место пустое, тихое. Починок - один двор. Влево, за ельниками, за рекой, огонек виден. Вспыхнет, разгорится ярко и опять тухнет. Это лучина светится, разгорается, тускнет, и тогда зажигают новую. На душе спокойно, хорошо. Жить будет хорошо, даром, что изба черная, курная (без трубы), зато люди хорошие, условия интересные,- поземельный вопрос в самой первобытной форме,- отсюда и следует начинать "изучение".

   Итак, на душе хорошо. Только от вас, мои дорогие, еще дальше.

   Обнимаю вас всех крепко. Пишите, не горюйте, мамаша,- 180 верст немного прибавляют к расстоянию, нас разделявшему. Пишите почаще. Пришлите карточки Саши ³, Дуни, корректурок.

   Староста едет в волость. Надо кончать, поэтому некогда писать Василию⁴. Пишу ему несколько слов, а вы, когда прочитаете, перешлите ему все это письмо. Ну еще раз обнимаю вас крепко.

  

  

   Впервые опубликовано в книге "Письма", кн. 1.

   ¹ Очевидно позднее, против слов "реку Старицу" на полях письма приписано: "Старица - оказалось название протока, старое русло".

   ² В этом месте на полях письма Короленко нарисовал план местности с обозначением местонахождения починков.

   ³ А. С. Ивановская.

   ⁴ В. Н. Григорьев.

  

  

   Шлю вам, дорогие мои именинницы¹, запоздалое поздравление. Невесело прошел для вас в этом году канун рождества. Мане и Веле, пожалуй, пришлось провести его за работой, а каково-то вам было, моя дорогая мамаша.

   Оставляю нарочно работу, чтобы побеседовать с вами всеми. Здесь у нас рождество вовсе не считается особенным праздником и едва ли кто-либо особенно удивился бы, если бы я продолжал свою работу не только накануне, но даже в первый день. Кажется, в семье Гаври Бисерова (где я живу) чуть ли не для одного меня сегодняшний день имеет некоторое значение, конечно, потому что сегодня как-то особенно ярко представляю себе вашу квартирку в далеком Питере и вас, и ваши слезы (мамаша). Поэтому я с утра еще торопился докончить сапоги, чтобы вечер отдать вам и знакомым. Баню попросил истопить,- помыться, говорю, надо, дым обмыть да копоть с себя. Праздник ведь завтра.

   "У нас,- равнодушно говорит хозяин,- никакой праздник нет-то. У рожественьцёв праздник". Здесь праздниками считают чуть ли не одни храмовые. Так, у нас величайший праздник - Фролов день, так как в нашей часовенке, которая теперь стоит пустая, вся занесена снегом, служат молебен. Хозяин молодой уехал с извозом и праздник проведет в дороге, дома ничего необычного тоже незаметно. Один я только работу оставляю не в обычное время. "Володимер, видно, праздновать задумал",- говорит хозяйка.

   Пожалуй, что и так. Действительно, эти минуты, когда оставляешь будничную работу и весь отдаешься далеким и дорогим впечатлениям, действительно составляют нечто вроде праздника. Ничего, что эти впечатления далеко не розовые, что праздник скорее грустный, чем веселый. Все-таки - праздник, и эти грустные минуты очень и очень дороги. А там опять будни и опять работа пойдет, и пойдет хорошо.

   Эх, если бы и от вас услышать, что будничная работа идет хорошо. Что это ты, Машинка, так уж сомневаешься в своих способностях к делу? Ведь не святые же горшки лепят, и Анна Егоровна ведь такой же человек. Правда, нелегко, - но ведь и вообще всякое дело в жизни не так уж легко. Необходимо одно - уверенность, что рано или поздно, коротко ли, долго ли,- а нужно выучиться,- и выучишься. Я не стану, конечно, советовать тебе что-либо вроде терпения и т. д. Советы не помогут. Помни только, что теперь у тебя в руках случай выучиться самостоятельному делу, случай, который никогда, быть может, не повторится в жизни.

   Ты, Величка, все обещаешь написать побольше и все не пишешь. Всякое твое письмо как-то писано, так сказать, "на отлете". Соберись-ка.

   Дуне пишу также. Уже около двух месяцев от нее ни слова. Что там с ними деется со всеми?

   Надежде и Вере Зосимовнам - при случае пошлите от меня поклон и сообщите, что я послал им письмо (25 ноября) в ответ на их письмо ко мне. Получили ли?

  

   Еще несколько слов пишу вам, мои дорогие, так как письмо лежит еще неотправленное, да и еще, вероятно, пролежит некоторое время. Перчик писал уже вам, вероятно, как мы распорядились с вашими деньгами. Пожалуйста, не присылайте больше,- ведь мы теперь богаче вас, - кормовые получаем, да и работаем. Если Перчику не представилось особенной необходимости в этих деньгах, то я просил ту часть, какую он оставил для меня, отослать Дуне. Ее здоровье меня сильно беспокоит. В одном из писем ко мне она писала, что уже сама сознала необходимость лечения². А обстоятельства, к тому же, плохи.

   Пришлите ваши мерки, я непременно хочу сшить вам башмаки (маме и Веле), а Мане сапоги, на манер мужских для будущего пути. Не взыщите,- выйдет не щеголевато, зато крепко. Если немного обширны выйдут, тоже не взыщите. Я еще плохо знаком с меркой. Здесь просто на глаз шью, без мерки,- побольше лишь бы, а об остальном не заботимся. Пока пришлете мерки, я уже успею настолько обернуться с делами, что, конечно, на товар у меня хватит. Поскорее присылайте.

   Что-то с Василием Николаевичем деется в то время, когда я пишу? Кстати,- едва ли его предположения о причинах моей высылки сюда верны. Сильно сомневаюсь.

   Смотрите,- не присылайте больше денег. Честное слово - отошлем назад. Повторяю - мы теперь богаты.

   Обнимаю вас всех, мои дорогие. О ком вы писали в прошлом письме, как о единственном человеке, который вас поддерживал нравственно? О ком пишет Василий Николаевич (его cousin³). Теперешний круг ваших близких знакомых для меня начинает быть все более и более неизвестным.

   Ване ⁴ поклон, Анне Егоровне также, да и всем, всем, всем.

  

   Перчик заразился от вас беспокойством о моем здоровьи, и мне приходится в его письмах встречать советы - беречь себя, не отморозить нос, уши и т. д. Теперь он хлопочет о башлыке. Не нужно решительно. Я одет очень тепло и ничего не поморозил и не поморожу.

   29-го декабря письмо все еще не отправлено,- нет случая. Наши мужики почти все в извоз уехали. В другое время случаи бывают чаще.

  

  

   Впервые опубликовано в книге "Письма", кн. 1. На письме пометка глазовского исправника: "Рассмотрено".

   ¹ Мать и младшая сестра Короленко, Эвелина, были именинницами в сочельник.

   ² Авдотья Семеновна Ивановская в это время находилась в ссылке в Повенце, Олонецкой губернии, и сильно болела.

   ³ Кузеном В. Н. Григорьев назвал К. А. Вернера (см. 6 том наст. собр. соч., прим. к стр. 137).

   ⁴ И. И. Петров, ученик Короленко.

  

  

   Сейчас получил ваше письмо (от 12 декабря), мои дорогие. Давно жданная и довольно-таки редкая теперь для меня радость. Я знаю, что вы, вероятно, пишете часто и что если и вам, и мне приходится долго ждать писем и неаккуратно получать их, то виной этому не лень, а главнее всего,- наша глушь, наши леса и наши дороги. Делать с этим нечего.

   Впрочем, должен сказать, что вы уж слишком мра