Гаршин Всеволод Михайлович - Письма

ете меня и не осудите за это новое проявление неосновательности.

   Писать я хочу уже года полтора тому назад продуманную, а теперь дополняющуюся и изменяющуюся (пока в моей голове, конечно) историю. Не написал я ее в свое время - хотя начинал - не из чего иного, как из какого-то рабства. Дело в том, что "направления" какого бы то ни было в рассказе совсем нет. Совершенно личная история с любовными делами и с очень кровавою развязкой.¹¹³ "О. З<аписки" наверно не напечатают, а все "Русское Бог." вознегодует, это я чувствую, а писать все-таки буду, потому что уж очень ходят все мои действующие лица в моей голове. Глаза у меня снова разболелись, так что я опять лечусь. Когда я отделаюсь, наконец, от этой болезни? Мешает постоянно. Вечером почти не могу читать.

   У Латкиных, кажется, дела плохи. После смерти отца всеми операциями заведывал Вас. Мих., который как-то так мило устроил, что почти все перевел в свои руки. Какая это подлая, гнусная гадина, если бы знали! Подлая во всех отношениях. А ведь если е. и. в. благоугодно будет повелеть, дабы Росс. имп. сделалась конституционной монархией, то В. М. наверно сделается "нашим уважаемым членом от Усть-Сысольска".

   Володя, вероятно, уедет в Баку: ему там "выходит" место.

   До свиданья, голубушка моя. Крепко цалую вас. Ах, если бы мне в месяц или два кончить свой рассказ (он должен быть порядочный, minimum листа в 4, поэтому я кладу такой долгий срок), то-то бы я воспрянул духом. Тогда я к вам бы приехал.

   До свиданья. Крепко цалую вас. Юрию Ник. собираюсь писать (я получил от него письмо).

  

   Жене и Жоржу, если приехал, поклоны. Что Саша?

   Чуть не забыл: адрес С. Л. не знаю. Думаю, что совершенно безопасно можете послать на курсы.

  

  

   Дорогая мама, простите, голубушка за то, что так давно не писал вам. Собирался я каждый день и, не знаю почему, откладывал. Деньги, 25 р., я получил. Деньги у меня еще есть, хотя могло бы быть их больше, если бы уменье с ними обращаться. Совсем не знаю, куда они выходят. Во всяком случае, не беспокойтесь на этот счет, бедствовать мне придется еще не скоро. Медленно, очень медленно я пишу теперь. Как ни верти, а нужно сознаться, что после такой передряги в мозгу, какая длилась у меня с августа, он очень плохо работает.

   Писал ли я вам, что здесь Вася Аф.? Совсем дикий какой-то человек этот Вася. Он возомнил, что должен вступить в права старшего брата относ<ительно> Маши, спасти ее от Малышева, и выделывает такие пошлости, что просто стыдно.

   Получил ли Юрий Ник. книги? Сообщите ему, что отдельного издания "Драматургии" здесь нет; поэтому я купил у Риккера том из собрания сочинений Лессинга. А Беранже вовсе нет: у Мелье мне сказали, что он запрещен, у Вольфа тоже. Книги стоили с пересылкой 2 р. 75 к.; т. обр. четвертак за мною.

   Бодрюсь я, мама: что ж делать, надо бодриться. Не убивать же себя, в самом деле. А все-таки в душе постоянное желание уйти куда-нибудь совсем "от всего этого". Чего "этого"? - и сам не знаешь. Больше же всего хотелось бы уйти от самого себя.

   Писать, право, больше нечего. Да вот разве что: Влад. Мих., вероятно, скоро уедет на место или в Баку или на Мурманский берег. Очень для меня будет тяжело прощаться с ним. Один я останусь, совсем один, несмотря на все свои знакомства.

   Которые, к слову сказать, по большей части мне до тошноты опротивели.

   До свиданья, голубушка моя. Крепко цалую вас. Хотелось бы перескочить к вам в X. денька хоть на три.

   Цалую вас и Сашу. Всем поклоны.

  

   Простите, голубушка, что пишу мало.

  

  

  

   Дорогая мама, опять прошу у вас прощения за долгое молчание. Но, право, живется так однообразно, что просто не знаешь, что писать. Писанье рассказа у меня идет очень медленно, главном образом потому, что в нем я вижу большую фальшь. Не знаю, выберусь ли я из нее.

   Перевод "птиц" почти уже кончен и скоро начнет печататься, для того чтобы к весне книжка могла поступить в продажу.¹¹⁴ После птиц будем составлять млекопитающих. Есть у меня в виду еще один перевод с французского, но еще наверно не знаю, прийдется ли переводить.

   Радуюсь за Юрия Николаевича. В пятницу пойду за его деньгами в ред. "Слова".

   Еще о переводах: к моему удовольствию, А. Я. очень доволен моей работой. Я, по правде сказать, не надеялся справиться с немецк. яз. и орнитологией даже удовлетворительно.

   На праздниках раза три посещал собрания съезда русских естествоиспытателей. В общем впечатление довольно противное. Взяли и чего-то обрадовались: нацепили бутоньерки, поехали во все места на извощиках, перепились, немного поругались, и всё это с важною миною жрецов науки. Володя был членом, А. Я. тоже. Впрочем о последнем вы, вероятно, уже знаете из газет. Могу прибавить, что за весь съезд никому не досталось таких аплодисментов и криков, как ему. Будто бы Савиной какой-нибудь. И то сказать, предложение его (порядком исковерканное в газетах) было дельное и прекрасно произнесено.

   Влад. Мих. еще сам не знает, куда поедет: в Баку или В. Сибирь. Места "выходят" туда и сюда. В Гейдельб. он поехал бы, если бы дела Латкиных были лучше. Теперь же, когда Вас. Мих. забрал все в свои руки, дела Пр. Андр. пошатнулись. Замечательная дрянь этот Вас. Мих.

   У Елисеевых я не был уже с месяц. Удерживает меня от хождения туда какое-то странное чувство, нечто вроде стыда, что я ничего не делаю. Сегодня понедельник, и нужно бы отправиться к ним, да не хочется.

   У Кривенки, у Глеба Ивановича <Успенского> тоже давно не был.

   До свиданья, дорогая моя мама. Крепко цалую вас. Сашку поцалуйте. Всем поклон.

  

  

   Дорогая моя мама!

   С чего начинать письмо, как не с сообщений о своем состоянии? Всё это время я очень много работал: кончил "птиц" и писал свой рассказ. Правда, нервы, проклятые нервы не особенно благоденствуют, но уж что с ними поделаешь. Последние два дня и сегодня я бегаю по художникам: Глеб Иванович предложил мне писать в "Русские Ведомости" об картинах, а я за последнее время поотстал насчет искусств.¹¹³ Поэтому посетил многих знакомых и незнакомых и даже, horribile dictu! заказал себе визитные карточки. Разговоров разговаривал множество: каждый несет свое и каждый более или менее говорит вздор. "Своих слов" ни у кого нет.

   Вчера была причина, порядочно разозлившая меня: разругался с Крачковским. Такой это свинья, мама. Не хочется писать даже, что он сделал, об этом чересчур много уже было говорено и надоело до смерти. Скажу только, что он гораздо хуже ее Дедова". Ничто так не портит человека, как дешевый успех.

   Передайте Юрию Николаевичу вот что: он знает, конечно, что "Слово" запрещено на 3 месяца.¹¹⁶ Его рассказ будет, по словам Коропчевского, у которого я был, в одной из первых после первой вышедших книжек. Денег теперь Кор. мне не дал и обещал написать об них через неделю. Так как хочет Ю. Н.? Взять ли статью и попытаться передать ее в "Р<ечь>", "В. Е." или "Дело", или ждать, пока "Слово" напечатает и выдаст деньги. Теперь оно всех денег, как мне кажется, выдать вперед не в. состоянии, так как подписка, само собой разумеется, остановилась.

   Пусть Юрий Николаевич напишет мне об этом.

   Влад. Мих. окончательно устроился с местом и едет в Баку в марте. Будет служить по нефтяному делу.

   Писал ли я вам, что как-то был у Пузино? О. Ор. тоже была там. Жалуется на то, что у нее нет 10 т. дохода. О<рест> П<оликарпович> консервативно-либеральничает и очень рад, что я его слушаю. Впрочем он такой добродушный старик, что с ним трудно не допустить себя до некоторой искренности.

   По ошибке начал писать на оторванном листке.

   Деньги от Строковых получил, 30 руб.

   До свиданья, голубушка моя мама, писал бы еще, да уж 12 часов. Нужно одеваться и итти в Академию к гг. профессорам: Якоби, Орловскому и Венигу и на квартиру к г. академику Мясоедову. Надоело мне ходить к ним, по правде сказать, да взялся за гуж.

   Крепко цалую вас. Всем поклоны.

  

   Миша кланяется.

  

  

   Дорогая мама, сейчас получил ваше письмо, и в нем прочел просьбу приехать в апреле. Эта просьба заставляет меня высказаться о предмете, о котором я не хотел вам писать, до тех пор пока дело не решится. Дело в том, что уже месяц тому назад я решил, а теперь решимость все более укрепляется - уехать из П. в деревню. Мне представляется и место: писаря при сельском ссудо-сберегательном товариществе. Жалованье маленькое, кажется 15 р. в месяц и готовая квартира - отдельный домик, - это материальная обстановка в том случае, если - что не вполне возможно и даже вполне невозможно - я в год не напишу ни строчки. Впрочем, зачем я пишу вам это? Я уверен, что материальная сторона в ваших глазах дело не особенно важное. "Место служения моего" - село в семи верстах от Самары. Ехать туда прийдется в марте, в начале или конце - не знаю. Дорога, конечно, на свой счет. Имея в виду это, а также то, что нужно сделать маленький взнос в редакцию "Р. Б." (получили ли вы книжку? я подписался для вас), я сегодня же пишу письмо Вс. Ал. с просьбой о деньгах. Я забыл No его дома; поэтому, пожалуйста, передайте это письмо в первый раз, как будет оказия. Я пишу в письме, что деньги нужны только для взноса в "Р. Б.", потому что не хотел бы, чтобы кроле вас кто-нибудь в X. знал о моей поездке, пока дело совсем не решится. Решение зависит от времени местного схода по вопросу о выборе нового писаря. Поэтому я серьезно, прошу вас никому не передавать о моем намерении до тех пор, пока не напишу вам. "Пропагандировать" я в деревне, конечно, не буду. Буду жить, потому что считаю это полезным для себя, а может быть, и сам пригожусь мужикам на что-нибудь. Об этом много нужно говорить. И не "цензурные" условия мешают мне, а то, что уж очень длинно выйдет.

   Все это я пишу вам вот зачем: не лучше ли будет, если бы вы приехали (конечно с Сашей) ко мне в деревню летом, на месяц или два? Право, мама, мне очень, очень хотелось бы этого.

   Не подумайте, чтобы я думал, что уезжаю из П. навсегда. Это, конечно, невозможно, да и не нужно мне... Побуду год, два и то хорошо. Даже фрей, у которого недавно я был для совета, говорит, что лучшего я выдумать не мог.

   Юрия Ник. статью немедленно беру от Коропчевского и тащу в "В. Евр". Вот не задача человеку, право. Добро бы основательные причины, а то просто глупая случайность.

   "Р. Б<огатство>" весьма нуждается в подписчиках, но вся честная компания унывает мало и надеется. Дней через пять кончу рассказ для "О. З". - не тот, большой, о котором я писал вам, а маленький, новый, почти уже написанный - и напишу еще сказку для "Р. Б.".¹¹⁷ Хотелось бы поспеть туда во 2-ю книжку; Ю. Н. будет ухмыляться по поводу Скабичевского и проч. в "Р. Б."., ну да бог простит ему, злобущему человеку. Господи, сколько, вероятно, теперь разговоров о том, как Линде сидел в кутузке! (я это узнал случайно).

   Мерзости о М. Д. <Дебур> так глупо лживы, что я не знаю, что вам и сказать о них. Христос ее разберет, эту Р. В., что она такое, m-me Koloudaroff тоже особа!

   До свиданья, голубушка моя, крепко цалую вас и Сашу. Братьям кланяюсь.

   Совсем забыл, что на векселе делает подпись не кредитор, а должник и написал зачеркнутое!

  

   Дорогая моя мама, вчера получил ваше письмо, а сегодня пойду за посылкой. Очень, очень благодарю вас, голубушка моя, За нее. Вы, конечно, уже получили мое предыдущее письмо; с нетерпением жду на него ответа. В вашем письме (вчерашнем) вы поздравляете меня с двадцатипятилетием и надеетесь, что второе будет лучше. Нужно бы, а то первое уж очень плохо. Начинаю я второе 25-летие своей жизни по-новому, совсем по-новому. Неужели и тут не удастся вывернуться и сделаться путным человеком? О моем личном счастии я теперь, право, не думаю. Чём больше живешь, тем яснее видишь, что в тебе сидит какой-то бес, который положил себе целью отравлять тебе всякую хорошую минуту в жизни. Что уж тут поделаешь? Значит нужно изменить все: забыть всякие претензии на личное благополучие и отдать себя "на съедение" хоть мужикам в деревне. Там, по крайней мере, времени не будет заниматься разными отчаяниями. Хоть какое ни на есть дело, а все-таки дело.

   Свой маленький рассказик я уже переписываю. Вышло нечто сумбурное, смутное, такое, что я и сам многого в нем не понимаю.¹¹⁸ Ну да все равно, понесу к С<алтыкову>! Должно быть напечатает.

   Я ошибся в прошлом письме: я буду жить не в 7, а в 50 в. от Самары, по Оренб. ж. д. Очень мне хочется поскорее уехать отсюда и засесть в деревню. Ведь это новое, мама, совсем новое, не испытанное еще: на мне будут лежать обязанности. Кажется смешно и говорить об таких "обязанностях". Но как подумаешь, что до сих пор их или не было, или, что вернее, они были (ох, и очень много, дорогая моя), да их не исполнял (по лени, по бесхарактерности), так и эти "жалкие" обязанности представляются чем-то серьезным.

   Бедный Викт. Андр.! Что это за несчастная судьба такая! Уж кому бы, кажется, не быть счастливым, как не ему, способному, симпатичному, трудолюбивому. Если Женя будет писать ему, пусть кланяется от меня.

   До свиданья, дорогая мама! Хотел было выслать вам к моему 25-летию карточку, да фотограф испортил, так что сегодня буду пересниматься.

   Юрию Николаевичу передайте прилагаемую записочку. Братьям кланяюсь.

   Цалую вас и Сашу. Любящий вас

  

  

   Дорогая мама! Пишу вам запоздалое письмо; по правде сказать, 5 февраля так взбудоражило все мое нутро, что эти дни ходил, как оглашенный, и ничего не делал, хотя лично чувствую себя очень хорошо, "личной хандры" (это мой термин для определения моего угнетенного состояния, когда таковое бывает) - личной хандры нет. Но эти трупы просто не дают думать. Дело ужасное и по некоторым соображениям принадлежащее не "партии", а каким-то мерзавцам совершенно с другой стороны.¹¹⁹

   Посылаю Жене программу для субстанции; как говорят, она годна и для будущего года. Греческого языка наверно не будут требовать. Относительно другого его поручения, могу сказать, что просил справиться у знатоков литературы (у Вейнберга). В Публичной же библиотеке узнать, есть ли перевод или нет его - нельзя, так как публика к большому каталогу не допускается. Как только мне сообщат ответ Вейнберга, сейчас же напишу.

   Юрия Ник. вещь снес 3 февраля к Стасюлевичу, которого не видал, ибо он болен; через "человека" или нечто подобное передали мне, чтобы зашел через 2 недели. Не удастся здесь, понесу в "Р. Речь" или "Дело", куда он хочет. Спросите его об этом.

   Свой рассказик во вторник снес к С.<алтыко>ву; о судьбе его ничего еще не знаю. Теперь ушел в воспоминания и хочу написать несколько эпизодов из войны.¹²⁰ Это будет настоящая проба пера, а то до сих пор все описывал, собственно говоря, собственную персону, суя ее в разные звания, от художника до . публичной женщины.

   Уезд из П. дело решенное, разве уж какие непредвиденные обстоятельства.

   Тургенев, как вы знаете, здесь. Кажется, удастся видеть его, чего мне очень хочется.¹²¹ От Гл. Ив. <Успенского> наслышался о нем много хорошего, как о человеке приободряющем.

   Уехал ли Жорж? Очень я рад за него. Кроме того, что место (должность), хорошо еще что Киев. Это не то, что старобельcкая тинища.

   Хорошо бы, голубушка мама, если бы вы приехали ко мне летом с Сашей. И ему хорошо было бы пожить в деревне, а то он до сих пор и воздуху-то не знал.

   До свиданья, дорогая моя, крепко цалую вас. Жоржу, Жене_? Ю. Н. и всем прочим кланяюсь.

  

   Дорогая мама! Ваше письмо так хорошо подействовало на меня... ошибся, не подействовало, а совпало с моим бодрым настроением духа, бодрым, несмотря на то, что чувствовать себя счастливым и довольным теперь, конечно, нет возможности; Нужно брать пример с вас, дорогая моя; вы и волнуетесь, и раздражаетесь, и скверно вам, а все-таки вы не мертвая вода. Голубушка моя, не подумайте, что я комплименты вам хочу говорить; право, это из сердца вылилось.

   Напишите мне непременно адрес Виктора. Буду к нему писать. У меня на совести грех против него, правда, бессознательный. Я с своим ковыряньем и хандрой, думаю, много содействовал его несчастью. Не мое бы тогдашнее общество нужно бы ему и не Ю. Н., конечно. Бедный, дорогой юноша. Да выкрутится он, не из таких он людей. У него такие мозги, что справится с меланхолией. Побольше моего и характера п смысла, а ведь и я не , всегда унываю. О Ег. Мих. молчу: что тут станешь говорить?

   Получили ли вы письмо с вложением программы? О "Дондеке" все еще не узнал, так как не видал Линочки Латкиной, а она именно обещала спросить Вейнберга. Завтра же увижу и спрошу; если она узнала, то завтра же и напишу.

   Рассказ мой Салтыков принял и даже написал, что находит его "весьма хорошим" (напечатают его в 3 книжке).¹²² Не знаю, право, точно ли он "весьма" хорош. Быть довольным своим рассказом мне в глубине души пока еще не удавалось. Знаешь, что хотел сделать, а это чт_о_ никогда не выходит так, как думалось во время писанья. Если не расходятся мои все те же нервы, то писать буду много. Писать чт_о_ - есть. "Много" - конечно, сравнительно с прежним.

   Между прочим, в "Русских Вед." меня приняли.¹²³ Послал уже другую статейку об акварельной выставке. Предстоит академическая, передвижная, Верещагина. Все это в феврале и начале марта, так что я успею написать обо всем этом. Денег нужно много: главное - книг забрать с собою, а то совсем обалдеешь. Всеволод Александрович написал мне, что 50 р. вышлет 25 февраля, а 50-25 марта. И на том спасибо. Если увидите его, поблагодарите. Да вот что - непременно прошу вас сделать. Всев. Ал. передаст вам деньги для пересылки (он писал мне, что сделает так), так прошу вас, дорогая мама, снимите с себя портрет. Хоть кабинетную карточку, но чтобы было большое лицо. И пришлите мне. Если вы не сделаете этого, мне будет, право, обидно. Посылаю вам мое изображение в тот день, когда стукнуло мне 25 лет.

   Сознаюсь, мама, вам в том, в чем не хотелось бы сознаваться ни перед кем другим (впрочем, здесь это многим известно): первый толчок к моему впадению в меланхолию этой зимы дала любовь. "Да глу-упая", как говорит Федос Гавр. Глупая любовь, конечно, а не предмет оной, брожение, которое теперь вылетело с остатками. Даже и следа нет; право, радуюсь. Пишу вам это точно новость для вас, хотя давно знал, еще в Харькове, что вы не сомневаетесь в истине. Предмет - барышня не глупая и с достоинствами, но совершенно противуположная тому, что могло бы мне действительно понравиться. Дело, конечно, не в количестве достоинств, а в качестве, вернее в свойстве их. Когда-нибудь поговорим об этом.

   Вот еще что: Ю. Н. передайте записочку.

  

   Жене поклон. Ег. Мих. решительно не могу, даже пером. Господи, что он за искалеченный человек! А злобы к нему все-таки чувствовать не могу.

  

  

   Дорогой Женя! Очень благодарен тебе за посылку стихотв. Пушкова. В "О. З." я их по доброй моей воле не понесу; на это есть много причин, имеющих значение для самого Пушкова, а в Р.<усское> Бог.<атство> примем с радостью. Ручаюсь за себя и нескольких "артельщиков".¹²⁴ Но везде есть но - его нужно выправить совместными силами. Мысль не изменится, ручаюсь опять-таки за это. Дело в том, что постороннему и любящему взгляду резче бросаются в глаза неправильности стиха.

  

   Рыщет в тебе, || страна бесшабашная

  

   - уж очень цезуристая цезура. Не лучше ли написать.

  

   Рыщет в тебе сторона бесшабашная

  

   Во всяком случае прежде чем печатать - пришлю в исправленном виде на согласие автора: и пришлю оригинал. Можно даже перепис<ыв>аться через меня, так как нельзя же навязывать редакции возню с писаньем писем и т. д. Нужно только скорее, а то я уеду. {Впрочем, передам другому человеку.} Напиши, сколько ему лет: это очень важно для меня.

   "Р. Б." журнал новый, свежий, подписчиков мало - это правда. Но у нас есть надежда. Хочет Пушков разделять ее с нами - пусть соглашается, не хочет - пожалуй, я передам в "О. З.", но там сильнее оскорбят самолюбие человека, подверженного "личной хандре".

   Маме сегодня не пишу - некогда. Возни много.

   О П. Мих. <Новикове> сообщу, как только узнаю. II кн. "Р. Бог." составлена интереснее первой. Год дотянем - это верно, во что бы то ни стало, хотя бы подписка не перешла за 1000.

   Весьма важно: гонорар Пушкову будет выдан, но не теперь; а запишется в книгу. Прежде всего будут удовлетворены такие посторонние сотрудники.

   Женя, если было что мной сказано лишнего, прости меня: вспомни, каков я был тогда. А все-таки выковыривайся, голубчик, из своего я насколько возможно.

   Поскорее пиши о П-ве. Стихи вышлю завтра.

   Пожалуйста Ю. Н. о "надеждах" и пр. - ни слова. Пусть не глумится. Зачем доставлять человеку, и без того измученному, минуты раздражения.

   Мишу цалую. Сашу тоже. Поклон. Здоров ли Саша?

   Бедный Вячеслав.

  

  

   Ваше сиятельство, простите преступника!

   В Вашей власти не убить его, не убить человеческую жизнь (о, как мало ценится она человечеством всех партий!) - и в то же время казнитъ идею, наделавшую уже столько горя, пролившую столько крови и слез виновных и невиновных. [И] Кто-знает, быть может, в недалеком будущем она прольет их еще больше.

   Пишу Вам это не грозя Вам: чем я могу грозить Вам? Но любя Вас, как честного человека и единственного могущего и мощного слугу правды в России, правды, думаю, вечной.

   Вы - сила, Ваше сиятельство, сила, которая не должна вступать в союз с насилием, не должна действовать одним оружием с убийцами и взрывателями невинной молодежи. Помните растерзанные трупы пятого февраля,¹²⁶ помните их! Но помните также, что не виселицами и не каторгами, не кинжалами, револьверами и динамитом изменяются идеи, ложные и истинные, но примерами нравственного самоотречения.

   Простите человека, убивавшего Вас! Этим вы казните, вернее скажу, положите начало казни идеи, его пославшей на смерть и убийство, этим же Вы совершенно убьете нравственную силу людей, вложивших в его руку револьвер, направленный вчера против Вашей честной груди.

   Ваше сиятельство! В наше время, знаю я, трудно поверить, что могут быть люди, действующие без корыстных целей. Не верьте мне, - этого мне и не нужно, - но поверьте правде, которую Вы найдете в моем письме, и позвольте принести Вам глубокое и искреннее уважение

  

   Подписываюсь во избежание предположения мистификации

  

   Сейчас услышал я, что завтра казнь. Неужели? Человек власти и чести! умоляю Вас, умиротворите страсти, умоляю Вас [для] ради преступника, ради меня, ради Вас, ради Государя, ради Родины и всего мира, ради бога.

  

  

   Надежда Михайловна, приезжайте, пожалуйста, мне не совсем здоровится.

  

   На обороте: Литейная, д. 52, кв. 42.

  

  

   Дорогая мама!

   Мое благополучное настроение не проходит, да надо правду сказать, и вообще все стало хоть немного, да лучше. У нас ваш "благородный человек" и, кажется, действительно, лучше прежних.¹²⁷ Сегодня казнь, свалившаяся так удивительно неожиданно, точно с какого неба. Т. е. свалилась-то не казнь, а покушение, казнь - вывод, необходимый или нет - ей-богу, не знаю. Кровь возмущает меня, но кровь отовсюду. Казнят (сейчас прочитал в листовке) - на Семеновском плацу, вероятно, для большого стечения публики на приятное зрелище. Тоска, право. Хоть бы как-нибудь да кончить эту ужаснейшую трагикомедию. Будет об этом.

   "Р.<усское> Б.<огатство>" идет, подписчики прибывают. Что же Женя не пишет мне ответа на мое письмо о стих. Пушкова? Все силы употреблю, чтобы при поправке оно не потеряло, а выиграло; понесу к нескольким версификаторам. Талант есть: все сотрудники "Р. Б.", которых я спрашивал, сказали это положительно. Вышлю скоро письмо с поправленными стихами.

   Беда только в том, что цензура режет без милости. Вторая книжка - без пяти статей (со стихотвор.). Конечно, они будут заменены: матерьял есть, но книжка задержится. Мой рассказ на тему "Денщик Никита" пойдет. Там цензура не должна, кажется, ничего вырезать: даже гимн играют и солдаты чувствуют его. Чего ж им лучше? Ведь они всегда обращают внимание только на форму, а ведь самая-то суть, если она не [прямая] "революция", всегда может ускользнут чуть ли не по желанию цензора. Впрочем, у меня и суть законная.

   До свиданья, дорогая мама. Скоро увидимся. Еду во вторник и теперь к вам не заеду; а летом, т. е. даже весною, увидимся непременно. До свиданья, голубушка, крепко вас цалую. Писать больше некогда, да и нечего, разве вот: адрес редакции новый (я сам нанимал квартиру и устраивал ред.! представьте).

   Ямская, д. No 6/8, кв. 10, ред. "Р. Б.".

   Посылаю Саше картинки, накупил на рубль, ему и Кривен-киноп Надюшке и для посылок С. Хватит писем на пять.

   Думаю, что Жорж не обидится...

  

  

   Дорогой мой Юрий Николаевич!

   Сегодня суббота, 23; в воскресенье пойду к (Стасюлевичу) и если он не напечатает, то возьму в Р. Б<огатство>. У нас-то напечатают. Миросозерцание, против законности которого я в безумии спорил с вами, не должно быть вывеской, под которую подгоняются статьи, а должно из них вырабатываться.¹²⁸ Где же оно у нас? Всякий честный голос пусть говорит свое, пусть не соглашается с другими, но пусть говорит: пусть честные говорят что бы то ни было.

   Поэтому вы не откажетесь поместить у нас "Вязнова". Я, с своей стороны, употреблю всё, чтобы убедить прямо созерцающих жизнь ... и ... (пропущено два имени). Статья будет исправлена по возможности всеми (оригинал останется не тронутым) и будет прислана лам, чтобы вы согласились напечатать ее в исправленном виде. Если согласитесь - будем печатать. Вы сделаете, конечно, свои замечания. Повторяю, что подлинник останется не тронутым, я отдам его переписать.

   Подписка на Р. Б. идет хорошо: в последние дни только в одной библиотеке Эртеля (бывшая Засодимского) по 15 экз. в день. Так что гонорар вышлем раньше напечатанья статьи.

   Почти у всех нас стремление сделать артель матерьяльною и нравственною. Т. е. исправлять не автора, а его произведение, советуясь при том с ним. Ваш рассказ пройдет через меня, и вы, думаю, поверите мне, что я буду, сколько хватит сил, добросовестным относительно вас, себя, журнала и правды. Господь с ними, с толстыми журналами. Очень уже они держатся за свое "миросозерцание", полагая, что это какой-то бронзовый палладиум или просто вывеска с надписью: "сдесь продаеца революция", или "принимаются заказы на лучшего достоинства консервативно-радикально-религиозно-прогрессивно-научно-прогрессивно-патриотические-западнические статьи", или, наконец, просто: "покупка и продажа ненужных вещей". По смыслу (не по направлению, конечно), ей богу я не вижу никакой разницы между "М<осковскими> В<едомостями>" и "Черным переделом". Оба врут и ругаются, а для человечества будто не все равно, из какой бочки кричит Диоген.

  

  

   Дорогой Женя! Посылаю исправл. стих. Пушкова. Переписал наскоро; поэтому перепиши начисто и отдай ему. Там, где знаки |||, там будет красная строка. Пусть еще поправит. А талант у него есть, все говорят! Стихи без рифм лучше подходят к памяти "Некрасова".

   Пусть пишет. Нам разгромили 2 кн., и нужно иметь матерьялу побольше. Пусть не обижается, что поправляют. Если ему не нравится, то можно переписываться, пока не прийдем к соглашению. Нужно заботиться не о редакции, не о авторе, а о самом стихотворении, и чем лучше оно, тем лучше вообще.

   Социалисты примут, конечно, намек на месть на свой счет. И прекрасно. Поделом вору и мука.

  

  

   Маме, конечно, покажи это письмо, оторвав, если хочешь, стихи. Кланяйся ей: писать ей-богу же некогда.

  

  

   Надя, голубчик мой, приходи, если можно, вечерком в четверг. Никого у меня не будет. Очень хочется поболтать на свободе.

   Если нельзя, напиши записочку.

  

   На конверте: Литейная, д. No 52, кв. 42. Надежде Михайловне Золотиловой. В городе.

  

  

   Дорогая мама, пишу коротенькое письмо. Заеду в О. Г. (завтра же выезжаю отсюда) и в конце 1-й недели буду у вас. Крепко цалую вас. Всем поклоны. Скоро, скоро увидимся. Везу хорошие вести. О, как долго их не было!

  

  

  

   Голубушка мама, простите, что не писал долго; право, было но горло некогда; приеду - все расскажу.¹²⁹ Сейчас еду в Рыбинск, оттуда вернусь послезавтра и, не останавливаясь в Окуневых горах, промахну прямо к вам. В Рыбинск еду для получения денег, которые наконец, все-таки вышли. Крепко цалую вас. Всем поклон.

  

  

  

   Сегодня приехал в Тулу после двухнедельного житья в Москве и поездки в Рыбинск (мне нужно было быть в полку за получением моего Офицерского "содержания", которое "вышло", как говорят солдаты, только два месяца назад). Я послал вам из Москвы только одно письмо, да и то о постороннем деле, так как дел всевозможных было по горло. Нужно было разругаться с "Русскими Ведомостями", сойтись с "Русским Курьером" (газета, имеющая будущность, как мне кажется, хорошую), найти кучу знакомых и пр., и пр. А писать вам и именно вам - просто нужно, это потребность. Вам, а не Володе, не Наде я пишу именно потому, что вы уже пережили, и может быть не раз, страшный кризис, который я испытал в эту зиму. Не знаю, вам, может быть, не приходилось в минуту отчаянья найти правду, к которой я стремился, что было сил, всегда, как только начал сознавать и понимать; вам, может быть, не приходилось надевать себе петлю на шею и потом, - что всего страшнее,- снимать ее. Я не знаю, доходили ли Вы в острые периоды развития до таких минут, но я верю, да пожалуй даже чувствую, пожалуй и знаю, что не легко далось вам то сравнительное, душевное спокойствие, каким вы обладали всегда, когда я знал вас. Володя старше меня на полгода, но жизнь текла его все-таки ровнее, чем моя. Она не давала ему medicamenta heroica, как мне. Этим и только этим я объясняю то обстоятельство, что даже Володя, который понимает меня с полуслова, почти ничего не понял из моего поведения 15-25 февраля. Он думал даже, что со мною повторяется старая история 1872 года, что я схожу с ума... Господи! да поймут ли, наконец, люди, что все болезни происходят от одной и той же причины, которая будет существовать всегда, пока существует невежество! Причина эта - неудовлетворенная потребность. Потребность умственной работы, потребность чувства, физической любви, потребность претерпеть, потребность спать, пить, есть и так далее. Все болезни, А. Я., решительно все, и "социализм" в том числе, и гнет в том числе, и кровавый бунт вроде пугачевщины в том числе.

   Так было и со мною.

   Я все отклоняюсь в сторону. Я хотел писать вам о себе, о своем (хотел написать "внутреннем", но тут это слово не идет: вместо него нужно было поставить "всяком") состоянии. Я никогда за 20 лет не чувствовал себя так хорошо, как теперь.

   Работа кипит свободно, легко, без напряжения, без утомления. Я могу всегда начать, всегда остановиться. Это для меня просто новость. Не знаю, отчего не видно II кн. "Русского Богатства"? Читали ли вы ее? Там у меня нет почти ничего, но в мартовском No начинается большая, большая вещь. Для III кн. уже набрано, вчера я послал уже последние странички.¹³⁰ Вы увидите по первому отрывку в l 1/2 печатных листа, что это только начало. Написано у меня (вполне) их уже 6-7, а заготовлено на клочках всего с написанным до 15, и книга все еще не кончена...

  

  

   Дорогая, мама, пишу из Тулы, куда попал по "корреспондентским" делам.¹³¹ Завтра выеду в Орел, там пробуду время между поездами, значит, послезавтра буду у вас.

   Крепко цалую вас и всех.

  

  

   Дорогая мама! Я в Туле с разными целями, между прочим, познакомиться с Л. Н. Толстым. Отправлюсь к нему завтра.¹³² Голубушка, вышлите мне сюда немедленно рублей 30-40. Очень нужно (наверно, можно занять: я сейчас же отдам).

   Адрес: Тула, Киевская ул. Старо-Московская гостиница. Всев. Мих. Гаршину.

  

   Если Володя приехал, пусть подождет меня три дня, т. е. до 19-го. Прошу его об этом весьма.

  

  

  

   Я имел бы резон серьезно обидеться на вас за ваше молчание, а особенно за подозрение в сумасшествии, которое только причинило беспокойство у нас дома и очень рассердило меня на Володю. Он выкинул удивительную штуку. Ничего не понимая в моем поведении, сразу решить, что я помешан (хороша логика!), напугать мать, налгать (конечно, незлонамеренно) на меня, на себя и на всех, вообще заварить такую кашу, что брат должен был ехать отыскивать меня в Орловскую губернию. Матушка чуть не заболела, деньги истрачены даром, и я недели две был взбешен, что со мною случается редко...¹³³

   Понемногу продолжаю "Люди и война", которые выросли до двух порядочных томов. Для апрельской книжки "Русского Богатства" уже послано, для июля, августа и сентября уж совсем готово, а для мая и июня еще нет, так как прежде нужно съездить в Бердичевский уезд на старые квартиры (зима 76 - 77 г.) нашего полка. А без этого писать невозможно......

  

  

   X. В!

   Дорогой Александр Иванович!

   Слышал я, что вы плохо ведете себя, болеете; что этот сон означает? Плюнули бы вы на Питер на годик да махнули бы в Крым. Деньги найдутся, да не грех и задолжать хоть и "Русскому Богатству".

   Прошу вас передать артели:

   1) что после выхода мартовской кн. через 2 недели вышлю продолжение "Людей и войны", в том случае, если мне удастся после X. съездить в Кишинев, без чего писать невозможно.

   2) Вопрос: нужны ли сейчас же 150 р.? Надежда Мих., вероятно, передала вам причину невысылки мною денег. Если они сейчас же нужны, вышлю, только я сильно сомневаюсь в этом. Требования от Жук_а_ не прошу.

   3) Предложение. Если артель хочет, я устрою здесь в X. (120-150 т. жителей) нечто вроде конторы "Р. Б." Пусть присылают мне на первый раз [30] 20 экз. журнала [что они разойдутся в три дня я] - по почте, а на обертке напечатают: в Харькове в Публичной библиотеке А. А. Иозефовича, д. 7 р. 50 коп. Не 8 р. потому, что пересылка тюком очень не дорога. Впрочем, о цене - как знает артель.

   Затем до свиданья, дорогой мой. Крепко цалую вас и желаю вам выздоровленья.

   Всей артели низкий пренизкий поклон, кроме Жука, конечно. Пусть докопаются до него, что это за ферт.¹³⁵

  

   P. S. В июньской "Люди и В." непременно будут и пойдут, вероятного декабря, а м. б. и дальше.

   P. S. Статью Ладыженской отдайте Николаю Сергеевичу: он привезет ее ко мне.

  

   Пле<щее?>ву сказать: наши редакторы находятся, с одной стороны, между ухом, а с другой между рылом -и ни того, ни другого не видят. Это по поводу статьи Л-ской.¹³⁶

   Пишите, пишите, пишите.