Гаршин Всеволод Михайлович - Письма, Страница 5 - Книги

t;Молве", и за небольшие деньги буду сообщать корреспонденцию "с поля битвы". А то скучно стало. Скверно вокруг, невыносимо скверно. Много бы можно было рассказать вам, да теперь письмам нельзя вверять всего. Поболтаем при свидании, а оно во всяком случае недалеко.

Я дал уже пять уроков Кочубею. Что это за субъект! Интересный предмет наблюдения. И вообще обстановка-то замечательная.⁸³ Быть может, мне придется протянуть уроки до 27 апреля;, тогда я получу денег довольно много. Во всяком случае на май мне денег не посылайте, теперь я гораздо богаче вас; получаю 16 р. в неделю.

Комедия, устроенная Родичем, не удалась; Герцоговинцы еще выше подняли свое знамя, бог им на помочь! Зачем не могу я делать, что хочу, не могу быть там, где я сознавал бы, что приношу хоть каплю пользы, хоть кровью своею. А что здесь?

Хочется бросить им в глаза

Железный стих

Облитый горечью и желчью!

Да стих-то у меня вовсе не железный.

История с Старобельской прогимназией меня радует. Хочу снести ваше письмо в какую-нибудь редакцию, в виде корреспонденции.

До свиданья, дорогая мама! Крепко цалую вас и Женю.

Кланяюсь всем.

Ваш В. Гаршин

Хоть я и боюсь экзамена, но, сообразив, насколько я знаю курс, надо прийти к убеждению, что я наверно выдержу. Письмо Жени очень расстроило мне нервы, может быть, это и есть главная причина волнения.

В. Г.

55. Е. С. Гаршиной

14 апр. 76.

СПБ.

Дорогая мама!

У меня две радости: "Молва" меня тиснула,³⁴ а Тиме поставил сейчас только из математики 4. Вася тоже получил 4. Володя и Коновалов получили из м-ки вчера по 4. Словом, все благополучно.

Мой первый опыт на знакомых производит впечатление благоприятное. Сейчас иду в редакцию, попробую получить деньги. К иесчастию, Глушков, мой предшественник у Кочубея, приехал, и мои уроки кончились на 6 уроке, след. я получил 24 р.

След. экзамен, химия, будет через неделю, в среду 21 апреля. Теперь буду писать вам после каждого важного экзамена.

Егор Мих. поступил как свинья. Какая грязь! Влезть в эту пошлую компанию, действовать заодно с подобными П. Голодолинским и А. Шаповаловым и tutti quanti. Чорт знает, что такое!

У нашего Егорпа непреодолимое желание самому лезть в лужу.

Дорогая мама, разорвите мое прежнее письмо. Его скверный тон был следствием моего расстройства от одной причины, которую передам при свидании. Важного, впрочем, ничего нет.

Узнайте, пожалуйста, как зовут Горева. Матчинский здесь, публика его превосходно принимает, газеты хвалят. Свиньям харьковцам урок. Жаль, что Палечек лезет туда; ему наверно предпочтут фюрера, как предпочли Меншиковой и Мининой "Мылорадович".

Минину здесь тоже очень хвалят за концерты.

Что Женины экзамены? Кланяйтесь ему. Хочется мне посмотреть вас всех; да и недолго уж осталось.

Очень печально, что нам, быть может, не удастся учинить нашу Экскурсию. Жаль будет, я возлагал на нее большие надежды; она послужила бы мне темой для большого очерка. Прекрасный мотив, и форму дать можно приличную.

До свиданья. Крепко цалую вас. Всем поклон.

Ваш В. Гаршин

56. Е. С. Гаршиной

СПБ. 18 21/IV 76.

Дорогая мама!

Пишу вам, прийдя с бейефиса Петрова, пойти на который мне удалось благодаря Пр. Андр. (Латкиной), взявшей ложу у самого О. А. П<етрова>. Пошел я на бенефис после того, как выдержал экзамен из химии. Я получил 3 1/2, балл душевного спокойствия, но очень рад, ибо порезались многие и я сам едва спасся: на самом экзамене мне сделалось так дурно, что я, попросив поставить мне 1 (которую уже и поставили), удалился, но быв притащен Володей за шиворот, ответил очень хорошо. Если: бы не этот скверный казус, я наверно получил бы больше 4.

Спасибо Володе, он мне спас почти жизнь, потому что мои нервы были в страшном напряжении. Теперь самые трудные экзамены свалены с плеч, и я значительно успокоился.

Опишу вам петровский бенефис, хоть вкратце. О воплях и говорить нечего; при появлении его на сцену буквально засыпали всю сцену букетами и венками. Кричали минут десять. Пел старик и играл превосходно. В антракте, после 3 д., занавес поднялся, и публике представилась зала, в которой собрались все труппы, артистический клуб, консерватория, оркестр и пр. ж пр. Всё это залито электрическим светом, всё хлопает и кричит. В середине Петров. Кондратьев произнес ему краткую речь. Публика орет. Петров выходит на авансцену и говорит публике едва слышно: "От всей души, господа, благодарю вас". Потом плачет. Потом опять кричат, и еще кричат.

"Чуют правду" спето было бесподобно, художественно. Опять подняли занавес, опять стоят все труппы. Начались поднесения: от р<усской> оп<еры> (альбом), р<усской> др<амы>, нем<ецкой> др., француз, др., балета, от харьковской труппы (адрес), от филармонического общ<ества>, от артистического клуба и пр. и пр. От Островского, как председателя "Общ. русских драм<атических> писателей" прочитали телеграмму. Потом от публики начались подарки: венки простые, серебряные, золотые, бриллианты, альбомы. Кричат: "на голову венок!" Надел, заплакал навзрыд бедный старик.

При выходе из театра толпа тысячи в полторы человек ждала его. В карету внесли, лошадей выпрягли, повезли руками. (Я не вез; но особенно отличались Вася Аф. и М. Малышев, которые, впрочем, в театре не были, а пришли только к концу). Довезли до дому, в Малой Подъяческой, дом иллюминован газом. Народу несколько тысяч собралось. Выволокли его из кареты, повели в дом, потом еще орали, потом Петров выходил па балкон кланяться, жена выходила. Потом я ушел домой, так как это обещало сделаться бесконечным, несмотря на накрапывавший дождь. (На бенефисе было ч-к 15 царской ф-и).

Вы, я думаю, уже получили "Молву". Я подписался у Жемчужникова же на полгода за четыре рубля, так как мне выдали за мою писульку 15 р. 8 коп. Не поверите, как приятно держать в руках эти деньги. На них я купил себе сапоги за 8 р.; башмаков с пряжками не куплю, так как они стоят 7 1/2 - 8 р. и их без рожка надевать невозможно: вещь крайне неудобная. Деньгами я страдаю: хоть я и получил от Коч<убе>я 24 р., но из них значительную часть пришлось отдать, так как во времена получения от вас денег небольшими суммами, они, деньги, выходили как-то необыкновенно быстро, и я несколько задолжал. А теперь еще, главное, обедать надо не даром, потому что к Пузино ходить почти нет возможности, потеря времени страшная. Если вас не стеснит, пришлите мне несколько, около 1 мая, а та совсем скверно.

Что Жоржева история?

Начались ли у Жени экзамены?

Пора спать, однако; уже 3-й час. До скорого, скорого свиданья, дорогая мама. Приеду к вам уже студентом второго курса, и юношей с надеждами. Жемчужников очень милый господину просто чудо, я сидел у него с час.

До свиданья, цалую вас.

Жене и всем прочим поклон.

Володя выдержал и 2-й экзамен из пробирного искусства. Вася тоже выдерживает. Словом, всё хорошо.

Цалую вас.

В. Гаршин

57. Е. С. Гаршиной

28 апреля <1876 г.>

Дорогая мама!

До сегодняшнего дня у меня все шло благополучно; сегодня споткнулся одновременно с Володей. После химии я получил за черчение, английский яз. и геодезию по 4. Сегодня был экзамен из начертательной геометрии, на которой срезалось нас больше половины, в том числе и я. Тиме поступил очень скверно, написав в программе таких вещей, которых нет ни в каких записках, даже и в некоторых подробных курсах. Самый предмет пустой, всего 6 листов литографир. записок, из-за этих добавлений сегодня многие провалились. Переэкзаменовки осенью бывают около 10 сентября.

Теперь остались только кристаллография (вторник 4 мая), ботаника (11), богословие (15) и физика (22). Я, кажется, еще не писал вам, что наши экзамены растянули на два дня. Предметы все очень не страшные, да и сегодняшний неуспех мена особенно не огорчает, так что опасности не предвидится ни со стороны предметов, ни с моей.

Володя тоже не выдержал сегодня экзамена из строительной механики.

Пожалуйста не беспокойтесь, дорогая мама, за исход экзаменов. Сегодняшняя двойка самая глупая случайность, возможная только с таким господином, как Тиме. Он бог знает что делал сегодня, как будто бы на него нашел припадок.

До скорого свиданья, дорогая мама. Писать больше нечего, да надо за кристаллографию садиться. После этого экзамена напишу вам (4 мая). Потом после ботаники, после богословия, а потом и писать нечего.

Цалую вас.

Ваш В. Гаршин

Не сердитесь на меня за неудачу; в ней я, по совести говоря, почти не виноват; готовился я очень добросовестно.

58. Е. С. Гаршиной

4 мая 1876

СПБ.

Дорогая мама!

Сейчас пришел из И-та, выдержав из кристаллографии. Я получил 4. Теперь осталось совсем мало экзаменов: ботан. (11), богослов. (15), физика (22). До нашего свидания не больше 3-х недель.

Благодарю Женю за то, что ищет мне уроки, так как они; будут весьма полезны, даже необходимы, при наших скверных делах. Простите меня только, что я не сумел обойтись с кочубеевскими деньгами и потребовал у вас еще.

Сейчас я переезжаю с моей квартиры к Дрентельну (адрес мой теперь будет: 7 линия, д. No 36, кв. 12). Он совсем захандрил и затосковал и, главное, сильно болен. Болезни описывать не стану, скажу только, что она требует постоянного чьего-нибудь присутствия. Мне это очень удобно, так как заставит сидеть па месте. Пишите письма (впрочем, их уже немного осталось) по новому адресу.

Писать, дорогая мама, больше, ей богу, нечего. Цалую вас и Женю.

До скорого свидания.

В. Гаршин

P. S. На всем нашем отделении выдержало из начертат. геом<етрии> из 66 человек 16 или 17.

59. Е. С. Гаршиной

18 11/V 76.

Дорогая мама!

Сейчас выдержал экз. из ботаники; получил, разумеется, 5. Письмо мое будет очень коротенькое, писать не о чем. Впрочем, вру, вещь очень важная - Володя нездоров. Семенова (будь ему пусто) болезнь, а потом долбня так расстроили его нервы и подорвали силы, что экзаменов держать он не может. Начальство не в пример прочим дозволяет ему держать экзамены после каникул.

Когда будете высылать деньги на поездку, шлите их по новому адресу (В. О., 7 линия, д. 36, кв. 12). Мне что-то странно, что вот уже две недели как от вас нет ни строчки.

Как Женины дела? Мне ничего не хочется писать вам, не хочется даже и думать о Харькове, потому что это только увеличивает нетерпение.

Покуда ни на чем не порезали из нашего отделения (66 чел.) только, кажется, 6 человек. Много уже окончили свое существование в Г. И. Я из очень счастливых, одна переэкзаменовка и то из самого пустого предмета.

До скорого, скорого свиданья.

Цалую вас и Женю.

В. Гаршин

Постараюсь выехать 22 вечером и, самое позднее, 23 утром. Не знаю, как быть с вещами - чемодан отсутствует.

60. Е. С. Гаршиной

<18 15/V 76.>

Дорогая мама!

Письмо это будет последним до нашего свидания. Сегодня я получил от Рудакова; как видите, если бы не глупый Тиме, то мои экзамены сошли бы очень хорошо; из одной химии только 3 1/2.

Писать сегодня решительно нечего. Старобельский скандал я рассказывал многим и все умирают со смеху. Хороши высокообразованные кандидаты! Экая всё это сволочь!

Завтра (воскресенье) Баталии будет защищать диссертацию нa доктора ботаники. Диссертация - эти самые насекомоядные растения, о которых я вам писал в прошлом письме. Надо непременно пойти, так как подарком своей брошюрки он ясно выразил желание видеть своих лучших учеников на диспуте.

До свиданья, дорогая мама!

Писать больше решительно нечего. Выеду я, если возможно будет, 22 же вечером, самое же позднее 24 (хлопоты по льготному билету всегда берут много времени). Из Курска буду вам телеграфировать; теперь это стоит самые пустяки по новому тарифу.

До свидания. Цалую вас и Женю.

В. Г.

Из 66 человек нашего отделения сегодня экзаменовалось из богословия 49. Остальные, кроме поляков и жидов, погибли!

61. Е. С. Гаршиной

22 мая 1876 СПБ.

Дорогая мама!

Сейчас кончил экзамены, по раньше среды (26) выехать не могу; до сегодня не давали отпускного билета, а завтра и послезавтра праздники и нигде не выдадут льготного, ни у Полякова, ни в Главн. обществе. Значит, мы увидимся через неделю, в субботу.

Павлу Михеичу <Новикову> скажите, что Евневича зовут Ипполит Антонович; Коркина же я еще не узнал, но непременно узнаю.

До скорого свиданья. Какая досада, что приходится сидеть три дня даром в этом паршивом городе. Можете представить, липы еще не распустились.

До свидания.

Цалую вас.

В. Гаршин

62. Н. С. Дрентельну

(Отрывок)

<18 2/VI 76.

Харьков>

Пишу я теперь с отчаяньем; вчера исписал несколько листов бумаги. Работа удовольствия не доставляет, скорее какое-то злобное, желчное чувство. Если это так пойдет всегда, то незавидная предстоит мне участь. А не писать не могу, да и что со мной будет без этого...

63. Н. С. Дрентельну

(Отрывок)

18 18/VI 76.

Харьков

За сообщение новостей из профессорского мира весьма; благодарен. Хотя, по правде сказать, электрофорная машина Теплова и соединение химического и физического обществ интересуют меня гораздо меньше, чем то, что турки перерезали: 30000 безоружных стариков, женщин и ребят. Плевать я хотел на все ваши общества, если они всякими научными теориями никогда не уменьшат вероятностей совершения подобных вещей.

64. Н. С. Дрентельну

(Отрывок)

<Июль 1876 г.>

Харьков.

...Дражайший Н. С., пиши, пожалуйста. Ей-богу, я также нуждаюсь в чьих-нибудь письмах. Если бы ты знал, каково сбывает у меня на душе, особенно со времени объявления войны.³⁵Если я не заболею это лето, то это будет чудом.

Получил письмо от Alexander Heard, Esq-re из London'a. Тоже тоскует. Господи, куда же деваться? Разве в самом деле удариться в гартмановщину или еще в какую-нибудь, ерундищу? Не ударишься ни во что подобное; мозги все-таки так положительно устроены, что Гартман не соблазнит...

65. Н. С. Гаршиной

СПБ. 18 26/VIII 76.

Дорогая мама!

Вчера в 12 часов приехал в Петербург, но покуда добрался до Володи, было уже 1 1/2 часа, так что письмо все равно не пошло бы вчера. Пишу сегодня. Ехал я с двумя интересными встречами; во-первых, от Курска до Бахмача в нашем поезде ехало 38 человек волонтеров. (Между ними один пленный в <18>55 и обрусевший турецкий офицер - Кюсогло, рожа ужасная). Во-вторых, в Бахмаче я разговорился с одним господином, который сообщил мне, что едет в Староб<ельск> учителем математики. Я разругал Ст., не похвалив, конечно, и Стефана. Можете себе представить, при прощании таинственный учитель рекомендуется братом Ренчицкого. Он кончил курс на химическом отделении Техн. института и служил на сахарном заводе, но нашел более выгодным поступить под братнее крылышко.

Володя вам кланяется. Здесь много новостей, о которых буду писать постепенно. Фед. Капитонович (Долинин) прислал уже два письма: из Пешта и из Белграда. Он поступил в самый отчаянный отряд - "Черного знамени" (поле и мертвая голова). Чует мое сердце, что его уже убили. Да еще, может быть, попал в число тех 17 мучеников...

Дорогая мама, с тяжелым сердцем уезжал я от вас, потому что наши прежде хорошие отношения сильно пострадали. Если я своею раздражительностью виною тому - простите меня. Верьте только, что никогда, никогда я не переставал горячо любить вас. Если лето было так тяжело для нас обоих, то это, ей-богу, от того, что оба мы были крайне раздражены и расстроены. Было от чего!

До свидания. Писать теперь буду по четвергам, так что письма вы будете получать по воскресеньям. Кланяйтесь Жене.

Вас горячо любящий В. Гаршин

Переэкзаменовка у меня будет 10 сентября - времени еще довольно. Сегодня пойду к Пузинам, Малышевым et tutti quauti.

Пожалуйста пришлите ваш портрет. Я забыл его положить в чемодан. Он находится или в "Записках охотника Вост. Сибири", или в очерках Америки Славинского. Пожалуйста пришлите.

Мерку на шубу-то снять и забыли! Придется шить на Виллера.

P. S. Пишите в Институт.

66. Р. В. Александровой

< Около 29 августа 1876.>

Дорогая Р. В.!

Не поверите, как мне горько было уезжать, не повидавшись <5 вами, хоть на минутку, да делать нечего; пришлось опять отказаться от возможности видеть вас на полгода, а может быть и навсегда.

Навсегда в том случае, если наконец мои хлопоты увенчаются успехом и мне дадут заграничный паспорт. Если вы видели мою матушку, то она наверно сказала вам, как я хотел уехать в Сербию и как меня не пустили. Здесь, где у меня много знакомых и очень влиятельных, я, вероятно, добьюсь своего.

Если меня пустят, прощайте, моя дорогая; живой я, должно быть, не вернусь. Не поминайте дурным человека, который любил вас больше всего на свете, кроме, разве, одной правды.

О правде я вам скажу несколько слов. Как мне ни горько говорить вам резкие слова, я все-таки скажу, что вы залезаете в грязь. Смотрите, чтобы она вас не проглотила, Сколько я знаю, вы остаетесь у Н., несмотря на ваши обещанья. Если нельзя жить нигде кроме них - живите, что делать; только помните всегда, каждую минуту, что это за люди, и что вы живете с ними по необходимости. От вас нельзя требовать решительного поступка, чтобы вы покончили одним взрывом все разом: вы чересчур мягкая девушка: грубые люди вас могут мять как воск; умоляю только вас, живя в грязи, постарайтесь, чтобы она к вам не прилипла, чтобы вы сохранили вполне тот чистый образ, который представляется мне, когда я о вас думаю.

Дорогая моя, ответьте мне на это письмо. Может быть, для меня это будет ваша последняя ласка. Не откажите в ней, напишите мне письмо, хоть маленькое, но искреннее, не о "тете" и "дяде", а о себе, о той, одно слово о которой мне ближе и дороже тысяч разных дядей и своих и чужих.

Что вам сказать о себе? Жил я в Харькове отвратительно. Писать к вам не мог, от вас получил всего одно письмо. С матерью отношения были дурные (относительно, конечно), т. к. оба мы всегда были раздражены.

Работать в моем настроении было невозможно...

До свиданья, если только оно будет. Писать не могу больше, взволновался. Да пора и на урок итти.

Прощайте, моя жизнь, моя радость.

Ваш Всеволод Гаршин

Пишите по следующему адресу: Офицерская ул., д. No 33, кв. 36. В. М. Г.

Пишите, бога ради.

67. Е. С. Гаршиной

1876, 29 августа.

СПБ.

Дорогая мама!

Писать так много матерьяла, что не знаю, с чего начать. Прежде всего мы (я и Вася) наняли себе квартиру за 18 р. в месяц (Офицерская, д. 33, кв. 36, В. М. Г.). Целых две (темная и светлая) комнаты. У Васи финансы в хорошем положении, поэтому я уплатил ему покуда только 5 р. Нашел себе уже уроки на 25 р. Три раза в неделю по 2 часа. Стало быть на первый раз обеспечен.

Пузино совершеннейшие скоты. Ор. Пол. посылает и жемчуги и бобры по 400 р. штука, а они, т. е. Ш. С., очевидно хотят опять запречь меня за свои обеды, возиться с онанистом мальчиком, которого, впрочем, я искренно люблю, а еще больше жалею. Жадны они до невероятности: издерживают, по 13 000 в год, а между тем ведут хлопоты о пособии на воспитание детей. Чорт знает что такое! Ей-богу я, кажется, разорву с ними всё.

Михаил Михайлович Латкин приехал сюда с женою, Марьей Васильевной. Она такая милая, что я редко видел симпатичнее женщин. Жаль только, что у нее плеврит, а у него ревматизм. Сошлась пара! Впрочем, оба веселы до бесконечности.

Елизавета Ивановна Латкина едет сюда в Медицинскую академию. Она расходится с мужем. Вот тебе и пятилетняя любовь. В разрыве виноват, впрочем, он, не отличаясь верностью. Бедная мисс! А кто знает, может быть, это ей к лучшему. Василий Михайлович ведь не бог знает что за находка, вы ведь его знаете.

Обещал писать много, а писать надоело. Кончу письмо к четвергу.

2 сентября.

Переэкзаменовка отложена до 1 или 2 октября, так как одного из профессоров нет. Все эти дни я бегал за паспортом. Уехать очень трудно. Во всяком случае пришлите известные документы; они могут пригодиться. Помогают мне Якоби, Черкесов; есть еще надежда на Ор. Миллера. В Сербию едут некоторые, кончившие курс у нас в Инст. в этом году по первому разряду (Курмаков, например). Если они едут, то нам и бог велел. Володя тоже едет, если я еду. Да и правда. Лучше "смерть, чем жизнь позорна". А жизнь, действительно, позорная. Латкин говорит Дорошенке (один из кончивших в этом году), что студенчество ему надоело, хочется, мол, жить. А. Д. отвечает, что пока он был студентом, тогда он жил хоть будущим, а теперь нет ничего, нечем жить. Отвешивай золото да кислоты на Монетном дворе.

Живем мы с Васей дружно (впрочем, всего-то неделю). У него бедняги грыжа, так что ехать в С. ему трудно. Да не знаю я, пустят ли еще и его. Миша может ехать хоть сейчас, да говорит, один не поеду. Это мне не нравится. Один или не один, а имей я возможность уехать, уехал бы завтра же.

Деньги на поездку соберу, если только паспорт будет. В воскресном (того дня, когда вы это письмо получите) No "Нового времени", может быть (если напечатают) будет мое маленькое произведение с подписью. Что это, говорить не буду, если напечатают, сами прочтете, если нет, то и не надо.³⁶

Прохаска до сих пор не был. Не знаю, что и подумать. Справлялся в адресном столе - не нашел. Попросите Женю, чтобы он зашел (когда будет у Фаусека. Это рядом) в д. Гончаров и спросил Пав. Григ. Гельфрейха. (Собаку, которая его будет кусать, зовут Пират.) Гельфрейх ему, должно быть, скажет Прохаскин адрес.

Зачем я так рано уехал? Напишите мне о Р. В., приехала ли она? Что она? С этим письмом посылаю другое к ней в Муз. общество.

Марья Дмитриевна поступила в Мариинское родовспомог. заведение. Сообщу вам, кстати, ее историю вкратце. С 15 до 24 лет она жила с своим теперешним мужем, Дебуром. Два года назад он влюбился в какую-то другую барыню и она в него. Дебур, чтобы не изменить М. Д., женился на ней, но когда она узнала все, то решилась освободить его и уехала в Петерб. Она теперь часто вспоминает "жену своего мужа" и говорит, что это очень хорошая женщина. Видно, что Дебуры оба - не Кончаловские. Те бы устроились мирно и зажили общежительственным манером.

Урок мой довольно выгоден, но тяжел. Мальчишки онанисты, заниматься трудно. Имею в виду еще работу. Вообще, если останусь здесь, надеюсь не брать у вас ни копейки.

Пожалуйста пришлите ваш портрет, хоть вместе с документами.

Малышева Елиз. Ив. едет через два-три дня в Пермскую губернию учительницей. Храбрая, частная девушка. Дай ей бог только здоровья, а она принесет не мало пользы.

Посылаю вам карточку Черняева. В след. письме вышлю Ярошенку, а потом Киреева.

Цалую вас, дорогая моя.

Ваш Всев. Гаршин

Обрезал карточку, так как она не влезала в конверт.

68. Е. С. Гаршиной

8 сентября 1876. СПБ.

Дорогая мама!

Относительно намерения Жени я не имею сказать решительно ничего. Если действительно классицизм надоел ему - нечего сидеть в Х<арькове>, конечно, особенно в виду грозных туч, собирающихся со стороны Левандовского и С^о. История с ранцами возмутительна. Она показывает всю глубину подлодушия этих господ, которые в самопожертвовании (хотя бы и маленьком) усматривают "что-то".

"Новое время" не напечатало моих стихов. Я думаю, что просто за отсутствием хороших качеств, а другие, кому я их читал, говорят, что их нельзя поместить за подчеркнутый стих.³⁷

Друзья, мы собрались перед разлукой;

Одни - на смерть идут,

Другие с затаенной в сердце мукой

Прощанья часа ждут.

Зачем печаль, зачем вы все угрюмы,

Зачем так провожать...

Друзья, тоскливые гоните думы:

Вам не о чем вздыхать!

Мы не идем по прихоти владыки

Страдать и умирать,

Свободны наши боевые клики,

Могуча наша рать.

А не числом солдат, коней, орудий,

Не знанием войны.

А тем, что в каждой честной русской груди

Завет родной страны!

Она на смерть за братьев нас послала,

Своих родных сынов,

И мы не стерпим, чтоб она сказала

"Бежали от врагов"!

Мы победим или в бою погибнем,

Как вождь наш обещал,

И доблести славянской столп воздвигнем,

Какого мир не знал.

Здесь я начал опять писать.

Вчера бедный Володя срезался на аналит. механике. Его держали у доски два часа. Это его ужасно поразило, т. к. Институт надоел страшно, и каждый лишний год в нем очень тяжел.

Я вам писал уже, что получил уроки на 25 р. в месяц. Пузино покуда ничем не показывают, что хотят пригласить меня за деньги. Скупцы скверные.

О. Ор. целое лето, живя в Севастополе, подвергалась усиленному ухаживанью Н. Н. Раевского, и однажды наедине принуждена была дать ему пощечину. Может быть, она и была тогда права, но она мне сделалась за это ненавистна, тем более что смерть Н. Н. нисколько ее не взволновала, и она продолжает его ругать.³⁸

Вчера приехали Латкины, т. е. Пр. Андр. и Линочка, которая ужасно потолстела, и уже больше девушка, чем девочка. Вот у кого талант! Она пишет такие прекрасные (покуда, с точки зрения версификации, конечно) гладкие стихи, что у нас в толстых журналах никогда таких "затычек" не бывает.

У Латкиных тяжелая семейная история с Мих. Мих. Его жена, премилая особа, только больная очень. Мне кажется, она помрёт. Лизав. Ив. приедет дня через два, через три. Я ее очень хочу видеть.

Сегодня (я пишу утром), говорят, будет объявлен манифест. Тогда я, конечно, брошу мысль о Сербии. А эти дни мы с Володей употребляли все усилия, "доходили" до весьма высокопоставленных лиц, и всё безуспешно.

Программы Жене постараюсь выслать с первым письмом. Ваше письмо я получил только вчера (оно побывало в Институте, а потом явилось ко мне), так что я не успел съездить в Артиллерийское) уч., которое, как вы знаете, на Выборгской.

До свидания, дорогая мама. Цалую вас. Кланяйтесь Жене, Фаусеку и Селиванову.

Ваш В.

Посылаю вам хорошую карточку Н. А. Киреева.

Бабушке поклон,

Ив. Ив. Прохаске тоже.

69. Е. С. Гаршиной

9 сентября 1876.

СПБ.

Дорогая мама!

Пишу несколько строк. В Сербию уехать нет возможности; нелегальным путем я не хочу. К тому же скоро война; будет наверно. Уроки я действительно достал у кап.-лейтенанта Федора Степ. Булычева, учу двух детей, одного в Морское Уч., другого во 2 класс военн. гимназии.³⁹ Через день, по два часа, 25 р. в месяц. Если не верите, напишите Васе, который и передал мне этот урок; у него работы довольно. Дорогая моя, стану ли я вас обманывать! У Пузино тоже, кажется, устроился за деньги. Покуда денег нет; если вы по получении стипендии вышлете мне 10 р., буду очень благодарен, а дальнейшая высылка будет совершенно бесполезна; я думал бы дать деньгам, которые выз рассчитываете высылать мне, другое назначение, какое - буду писать.

От Р. В. получил сегодня такое хорошее письмо... Гинзбургам скажите, что поручение Б. М. постараюсь исполнить возможно скоро.

У Пузино кто-то, О. О. или Катя, не знаю - выходит замуж; за кого не знаю. Успел только вынюхать приближение свадьбы.

От Ф. К. Долинина получили письмо. Жив, здоров, невредим, весел; был в четырех битвах.

Прохаска объявился.

До свиданья, дорогая мама. Крепко цалую вас, Жене, Фаусеку и Селиванову - поклон.

Совсем забыл написать об Арт. У<чилище>. Поступить туда из штатской гимназии - ужасно трудно. Почти никого не пропускают, да и вакансий для штатских всего 10. Программы и подробные сведения все-таки вышлю. Скоро буду писать Жене о разных предметах.

Сегодня приехала Лиз. Ив. Латкина. Нисколько не изменилась.

Посылаю карточку Ерошенко.

В натуре он был гораздо хуже. Маленький и зеленовато-серый.

70. Е. С. Гаршиной

СПБ. 16 сентября 1876 г.

Дорогая мама! Писать теперь буду не в определенные дни недели, а тотчас же по получении вашего письма; так гораздо удобнее, по крайней мере ответишь на все, что вы спрашиваете, ничего не забудешь.

Деньги, 10 р., я давно получил, но они лежали в Институте, который я не посещал. Они, конечно, сейчас же почти все и выскочили, так что теперь жду получки за уроки, которых у меня на 40 р. в месяц. Булычевских 25, да Пузино, свинья, дает 15 за ежедневный час занятий. Право, если бы не Коля, ей-богу бы разругал, а то мне его жалко. В самом деле, командир паршивейшего маленького буксирного пароходика, ходящего только по Неве, Булычев, за 6 ч. в неделю платит мне 25 р. в месяц, а командир целого флота великой державы в Великом Океане за ту же работу - 15 р.

Длинная Катя выходит за худого Сашу Мартьянова. Не скажите этого бабушке; О. О. сказала мне это (они мне всё решительно говорят) по секрету. Пока это тайна.

Переэкзаменовку буду держать наверно и наверно выдержу. За это будьте покойны.

По Гинзбурговым поручениям уже ходил, но пока ничего не добился; это возня порядочная: чиновники - свиньи. Впрочем, обещанное исполню непременно. Матильда Борисовна хочет быть, кажется, энциклопедисткой, бог ей на помочь; только она дальше долбни не пойдет и больше выдолбленного не поймет. Это мое решительное мнение. Как она относится к своей благотворительной деятельности? Интересно было бы знать.

О войне что сказать вам интересного? Война считается повсюду, здесь делом решенным, если сербы не начнут сильно бить, турок. Интересные и довольно вероятные слухи: подлец Андрей Краевский, "дэ", получает денежки из турецкого посольства. Милый старичок! В каждом номере ругань на Сербию и имеющие быть обидными намеки на М. Г. Ч<ерняева>. Новикову скажите, пожалуйста, что "Впередом" восхищаться и жить его умом уже из моды вышло здесь, в Питере.⁴⁰ Можете сказать ему в виде комплимента, что его собственные афоризмы, если и не блестящие, то во всяком случае не столь уродливые, как заимствованные с чужого голоса. Катедр-социалист будущий! Пусть только приедет сюда, несмотря на его грядущую профессуру мы сумеем вогнать его в краску.

И все заветные, отцовские поверья

Ты им рубил, рубил с плеча.⁴¹

Те поверья топором рубили, а этот не топором, а глупой болтовней, да и не "отцовские поверья", а все, что только может быть святого для всякого честного человека: родину, братство, свободу, честь, - жизнь человеческую самую, наконец, и ту считают ничем в виду "великого" дела. Пусть, дескать, режут детей; это не может помешать великому делу социальной революции, след. и мешаться в это не надо, мы лучше будем шпионские физиономии серной кислотой ошпаривать. Это - несравненно более великое дело. Чорт бы их побрал всех! Хоть бы Герцен с Бакуниным, честные люди, были живы; а то они галдят, подлецы, а прихвостни вроде Пав. Мих. с благоговением читают и с неменьшим распространяют.

Стихи мои, право, лучше многих, употребляемых на затычку в журналах, да противу рожна не попрешь.

Помните, дорогая моя мама, как вы сказали мне, что кое-что живет во мне только "по старой памяти"? Нет, не по старой памяти! Я слишком чувствую это теперь, и странное дело, нисколько не мучусь, как летом. Впрочем, что говорить об этом. Володя пророчит, что вся эта история скоро кончится, т. к. характер у меня живой, непостоянный.

Так как я имею 40 р. в месяц (да еще буду, должно быть, учить дражайшую нашу Лизавету Ивановну математике), то на жизнь мне решительно не присылайте! Шуба была бы желательна. До нее прохожу в Латкинском старом пальто. Да еще плата за лекции; в этом году срок короткий, до 20 сентября; ко мне это не относится, так как у меня 2-го октября переэкзаменовка, но от 2-го до аренды придется быть исключенным из Института. Пожалуйста не тревожьтесь этим. Придется только несколько дней не ходить в Институт: потеря не велика.

Уже два письма к Жене порвал. Хочется ему многое сказать, да не выходит.

Виллера поблагодарите за лестное обо мне мнение и скажите, что я с великою радостью получу от него письмо и с удовольствием отвечу. Ведь он совсем не феномен.

У нас в Институте строгости. Наблюдают за посещением лекций и тому подобное. На первом курсе оставаться нельзя.

До свиданья, дорогая моя. Жене со товарищи поклон. Р. В., v. конечно, тоже.

А Вол<одя> то, кажется, уедет в Сербию.

До свиданья. Цалую вас.

В. Гаршин

71. Р. В. Александровой

Петербург. 19 сентября 1876 г.

Ваше письмо, дорогой мой друг, и обрадовало меня и огорчило. Обрадовало, потому что оно такое хорошее, искреннее; огорчило, потому что я увидел, как вам скверно и тяжело. Господи, если б вы знали, как меня мучает полнейшая невозможность помочь вам чем-нибудь, кроме ободрения. Не смотрите так мрачно, подумайте, что ведь это долго тянуться не может, что у вас впереди непременно будет лучшее будущее, хорошая жизнь. Две-три капли воды, попав в гранитную скалу и не находя выхода, разрывают ее; неужели вы думаете, что ваше положение не такое же, как этих капель. Я всегда утешаюсь неудобным образом: это уже чересчур скверно, и поэтому должно" так или иначе кончиться. Логики тут мало, а правда есть.

Ходите, пожалуйста, к матушке: она искренно и горячо вас любит. Что касается до того, знает ли она о нашем объяснении, скажу вам, что она может догадываться обо всем. Да разве это и трудно? Шила в мешке не утаишь. Да если она и догадалась, то беды тут особенной нет.

Живу я вместе с В. Н. А<фанасьевым>. Лекций покуда еще нет. Хожу на урок; достали мы с А. еще чертежную работу. Живем понемножку; если еще бы из Харькова приходили хорошие вести, так было бы ничего. А то - вы пишете письмо печальное, матушка еще того скорбнее. В Сербию уехать оказалось решительно невозможным. Мы с Владимиром Мих. Л.<аткиным> бегали целую неделю по разным особам, влиятельным и невлиятельным, и ничего не добились. Да, правду сказать, я теперь уже не так и стремлюсь: вести оттуда приходят уже не такие печальные, справятся и без меня. Недавно М. писал к Суворину (Изд. "Нов. Врем.") письмо, спрашивая, ехать ему в С. или не ехать, и получил такой ответ: "М. Г., мое мнение ничего не значит, а вот мнение генерала Черняева: он говорит, что ему нужны только офицеры и солдаты".

Так что вы напрасно говорите, что лишитесь "дорогого и искреннего друга". Дорогая моя, спасибо вам за эту фразу. Когда вы так долго не писали мне из С., я думал уже, что лишился всех прав на это звание, которое дороже мне всех чинов. Мучительное было для меня это лето, и не в этом одном только отношении. Я чувствую, что я за эти три месяца ужасно постарел, не телом, конечно. Моя обыкновенная веселость куда-то исчезла; многие меня спрашивают ни с того, ни с сего: о чем вы, В. M., задумались?.. хоть я ни о чем и не задумывался.

Писать опять начинаю: в Х<арько>ве решительно не